Текст книги "Чужая роль"
Автор книги: Дженнифер Вайнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Нет, какая несправедливость! Несправедливо, что умерла мать. Несправедливо, что все лучшие годы пришлись на младшую среднюю школу, а теперь она живет в тени сестры, обреченная видеть, как та получает все, о чем мечтала Мэгги, а у самой Мэгги ничего нет.
Она смяла пустой стаканчик из-под мороженого, сложила газету и уже хотела отправить все это в мусорное ведро, когда какая-то строчка привлекла ее внимание. Магическое слово «пробы».
Мэгги уронила стаканчик и впилась глазами в газету.
«MTV устраивает пробы на замещение должности виджея», – прочла она.
Возбуждение росло в ней огромным воздушным шаром, и вместе с ним росла паника. Что, если она пропустила пробы?
Она наспех пробежала глазами текст.
1 декабря. Пробное прослушивание. В Нью-Йорке.
Она может успеть! Скажет Роуз, что у нее собеседование, что, в общем, не слишком далеко от правды, попросит одолжить денег на автобусный билет и одежду. Нужно новое платье, это главное. В ее гардеробе не найдется ничего даже отдаленно подходящего.
Мэгги снова сложила газету, на этот раз куда аккуратнее, и поспешила к шкафу посмотреть, какие туфли можно надеть для путешествия в Большое Яблоко.
5
Льюис Фелдман пригласил миссис Собел в свой кабинет, переоборудованный из чулана, с надписью на стекле «Голден-Эйкрс газет», и плотно прикрыл дверь.
– Спасибо, что пришли, – начал он, вынув из-за уха красный маркер и положив его на стол. Миссис Собел примостилась на краешке стула, скрестила ноги и сложила руки на коленях. Крошечная женщина с голубыми волосами, в голубом шерстяном кардигане и с голубыми венами, пульсирующими на руках…
Фелдман расплылся, как надеялся, в ободряющей улыбке. Она робко кивнула.
– Прежде всего позвольте сказать, как я благодарен вам за помощь. Мы попали в цейтнот.
Это была чистая правда: с тех пор как предыдущий кулинарный критик, пишущий под псевдонимом Пирующий Гурман, пораженный сердечным приступом, свалился лицом в омлет, Льюису приходилось перепечатывать старые рецензии, что раздражало читателей.
– Прекрасный дебют, – продолжал он, раскладывая сигнальный экземпляр на столе так, чтобы миссис Собел могла видеть, как выглядит ее обзор.
«Итальянский ресторан дразнит вкусовые рецепторы», – гласил заголовок под рисунком подмигивавшей птички, вероятно, той самой, из пословицы, с потешным червяком, зажатым в клюве.
– У меня лишь несколько поправок, – заметил Льюис, и миссис Собел ответила очередным нерешительным кивком.
Редактор собрался с духом – управлять магазинами не так сложно, как раз в две недели ублажать авторское самолюбие пожилой дамы, – и начал читать:
– «Итальянский ресторан «Манджьям» находится в торговом центре на Пауэрлайн-роуд, рядом с тем местом, где когда-то располагался «Маршалл», напротив магазина замороженных йогуртов. На первый взгляд добраться до него очень легко, но моему мужу Ирвину с огромным трудом удалось сделать левый поворот».
Миссис Собел в очередной раз, уже гораздо увереннее, кивнула. Льюис продолжал читать:
– «Внутри довольно уютно: красный ковер, белые скатерти и небольшие свечки на столах. Но кондиционер включен на полную мощность, так что посетителям не мешает захватить с собой свитера. Суп-минестроне приготовлен совсем не так, как у меня дома. В него почему-то положили фасоль, которую ни я, ни Ирвин обычно не едим. Салат «Цезарь» был хорош, но в нем были анчоусы, так что если у вас аллергия на рыбу, лучше взять домашний салат».
Миссис Собел подалась вперед, кивая и повторяя едва слышным шепотом каждое слово.
– «На второе Ирвин заказал цыплят с соусом пармезан, но от сыра ему делается плохо, так что я попросила спагетти с фрикадельками, надеясь, что Ирвин сможет это съесть. Так оно и вышло: цыплята оказались для него чересчур жесткими. Поэтому он ел мои фрикадельки, которые были мягкими».
Льюис снова прервался и взглянул на миссис Собел, глаза которой азартно сверкали.
– Понимаете, в этом все дело, – заметил он, гадая, сталкивались ли с подобными проблемами Бен Бредли и Уильям Шон[13]
. – Наша главная цель – быть объективными.
– Объективными, – повторила миссис Собел.
– Мы пытаемся объяснить людям, стоит ли ходить в «Манджьям».
Миссис Собел недоумевающе кивнула и, разом сникнув, уставилась на Льюиса.
– Поэтому, когда вы говорите о левом повороте, который было трудно преодолеть, или о том, что у себя дома готовите суп иначе…
«Притормози», – сказал он мысленно, снова заправляя карандаш за ухо.
– Что же, все это написано весьма интересно и складно, но вряд ли поможет другим людям, которые прочтут эту статью, решить, стоит идти в ресторан или нет.
Миссис Собел резко выпрямилась, дрожа от негодования как хрупкий тростник под натиском ветра.
– Но все это чистая правда!
– Разумеется, – успокоил даму Льюис. – Я просто задаюсь вопросом, насколько полезна эта информация. Вот, например, упоминание о кондиционере и совет захватить свитер очень пригодятся читателям. Но вот насчет супа… не каждому интересно знать, какой суп готовится у вас дома.
Он улыбнулся в надежде смягчить сказанное. Его жена Шарла, блаженной памяти Шарла, умершая два года назад, всегда твердила, что с такой улыбкой ему все сойдет с рук. Да, он знал, что некрасив. И хотя глаза у него не те, что прежде, все же он смотрелся в зеркало и ясно видел, что гораздо больше походит на Уолтера Маттау[14]
, чем на Пола Ньюмена. Морщины были даже на мочках ушей. Но улыбка действовала все так же неотразимо.
– Уверен, что любой суп не выдерживает сравнения с вашим.
Миссис Собел фыркнула. Но выражение лица уже было далеко не таким оскорбленным.
– Почему бы вам не забрать текст домой? Еще раз хорошенько просмотрите и попытайтесь спросить себя, действительно ли поможет людям то, что вы пишете.
Он немного подумал, прежде чем назвать первое пришедшее на ум имя:
– Кстати, мистер и миссис Рабинович никак не могут решить, стоит ли им пообедать в этом ресторане.
– О, Рабиновичи никогда туда не пойдут, – отмахнулась миссис Собел. – Он ужасно скуп.
И пока редактор в замешательстве хлопал глазами, взяла сумочку, кардиган и экземпляр своей статьи и величественно поплыла к двери, мимо входившей в редакцию Эллы Хирш.
Льюис с огромным облегчением отметил, что Элла не тряслась и не кивала. Не выглядела такой древней или хрупкой, как миссис Собел. У нее были ясные карие глаза и рыжеватые, скрученные ракушкой волосы, мало того, он никогда не видел ее в полиэстеровых брюках, любимой одежде большинства обитательниц женского пола в «Эйкрс».
– Как поживаете? – начала она. Льюис чуть заметно повел плечами.
– Честно говоря, не вполне уверен, – отозвался он.
– Звучит зловеще, – вздохнула она, вручая ему аккуратно отпечатанное стихотворение. Интересно, увлекся бы он Эллой, не будь она лучшим автором «Голден-Эйкрс газет»? Возможно. Беда в том, что она не обращала на него внимания. Каждый раз, когда он приглашал ее на кофе, чтобы поговорить о новых сюжетах для рассказов, она с радостью соглашалась и с такой же радостью прощалась до новой встречи, когда кофе был выпит.
– Спасибо. – Он положил ее бумаги на стол. – Что собираетесь делать в этот уик-энд?
Льюис очень старался говорить небрежно, но, похоже, она все поняла.
– Завтра вечером я работаю в бесплатной столовой, а потом нужно еще начитать две книги для слепых, – сообщила Элла. Вежливый, но тем не менее отказ.
Неужели читала ту книгу, которую женщины пару лет назад передавали из рук в руки? Ту самую, в которой советуют разыгрывать недоступную недотрогу. Ту самую, прочтя которую восьмидесятилетняя миссис Ашер, объявив, что она не похожа ни на одну женщину на свете и как таковая чувствует себя обязанной никогда больше не звонить мужчинам, долго мешала ему своими приставаниями редактировать очередной выпуск.
– Ладно, спасибо за стихотворение. Вы единственная, кто сдает материалы в срок. Как обычно, – пробормотал он. Элла ответила слабой улыбкой и направилась к двери.
«Может, все дело во внешности», – мрачно подумал он. Как-то Шарла купила на годовщину свадьбы, которую они праздновали во Флориде, календарь с изображением бульдога, а он обиделся, увидев в этом намек, но Шарла громко чмокнула его в щеку и объявила, что хотя его карьера модели, вероятно, клонится к закату, она все равно любит своего милого муженька.
Льюис покачал головой, чтобы отделаться от воспоминаний, и взял в руки стихотворение миссис Хирш.
«Лишь потому, что я стара», – прочитал он, улыбнулся, дойдя до строки «НЕ НЕВИДИМКА Я», и решил, что Элла стоит еще одной попытки.
6
Роуз Феллер поставила локти на стол.
– Обычные условия, советник? – спросила она. Адвокат противоположной стороны, человек с бескровным лицом, в костюме неприятного зеленовато-серого цвета, кивнул, хотя Роуз могла бы поклясться, что о таинственных «условиях» ему известно не больше, чем ей. Но каждое снятие показаний под присягой начиналось именно с этой фразы, поэтому Роуз, как ведущий дело адвокат, не отступала от принятого протокола.
– О'кей, если все готовы, начинаем, – объявила она, словно снимала показания не в третий, а в сотый раз. – Меня зовут Роуз Феллер. Поверенный в фирме «Льюис, Доммел и Феник». Сегодня я представляю «Видер тракин компани» и Стенли Уиллета, контролера вышеуказанной компании, присутствующего здесь. Снимаются показания с Уэйна Легроса…
Она помедлила и взглянула на свидетеля, ожидая подтверждения того, что имя произнесено правильно. Но мистер Легрос старательно отводил глаза.
– Уэйн Легрос, – продолжала она, решив, что он поправит ее, если посчитает нужным, – президент «Мэджестик констракшн». Мистер Легрос, не назовете нам для начала свое имя и адрес?
Пятидесятилетний седеющий, коротко стриженный коротышка с тяжелым классным[15]
кольцом на толстом пальце, судорожно сглотнул.
– Уэйн Легрос, – громко ответил он. – Филадельфия, Такер-стрит, пять, тринадцать.
– Спасибо, – кивнула Роуз. По правде говоря, она испытывала к этому человеку нечто вроде жалости. До сих пор она снимала показания только в юридической школе, где свидетелей изображали сами учащиеся. – Какова ваша должность?
– Президент «Мэджестик констракшн», – выдавил словоохотливый мистер Легрос.
– Спасибо, – повторила Роуз. – Итак, как вам должен был объяснить ваш адвокат, мы пришли сюда, чтоб собрать информацию. Мой клиент считает, что вы должны ему… – Она наскоро просмотрела свои записи. – …Восемь тысяч долларов за аренду оборудования.
– Самосвалов, – поправил Легрос.
– Верно. Прошу вас ответить, сколько грузовиков было взято в аренду.
Легрос прикрыл глаза.
– Три.
Роуз подтолкнула к нему лист бумаги.
– Это копия соглашения об аренде, подписанной вами с «Видером». Я попросила секретаря суда обозначить его как «Вещественное доказательство истца, номер 15А».
Секретарь кивнула.
– Могу я попросить вас прочитать подчеркнутые абзацы?
Легрос глубоко вздохнул и, щурясь, присмотрелся к тексту.
– Здесь сказано, что «Мэджестик» обязался платить «Видеру» две тысячи долларов в неделю за три самосвала.
– Это ваша подпись?
Несколько секунд Легрос молча изучал фотокопию.
– Угу, – пробормотал он наконец с видом капризного ребенка, – моя.
И, сняв кольцо, принялся вертеть его на столе.
– Спасибо. Итак, объект в Райленде достроен?
– Школа? Угу.
– И «Мэджестик констракшн» заплатил за работу?
Легрос кивнул. Его поверенный вскинул брови.
– Угу, – буркнул Легрос.
Роуз передала ему еще один лист бумаги.
– Вещественное доказательство истца номер 16А – копия вашего счета в райлендский школьный совет, помеченная «оплачено». Этот счет действительно оплачен?
– Угу.
– То есть вам заплатили за работу на объекте?
Очередной кивок. Очередной злобный взгляд его поверенного. Роуз скрупулезно провела Легроса через толстую стопу проштемпелеванных счетов и уведомлений от инкассирующего агентства. Ясное дело, это вам не лихо закрученные процессы в триллерах Гришзма, но повезет, если удастся закончить сегодня.
– Итак, работа в Райленде была завершена и вы заплатили своим субподрядчикам, – подытожила она.
– Угу.
– Всем, кроме «Видера»?
– Они свое получили, – промямлил он. – Им заплатили за другое.
– Простите?
– Другое, – повторил Легрос, опустив голову. – Их долги другим компаниям. И моему диспетчеру, – произнес он, словно откусывая каждый слог. – Почему вы не спросите их о моем диспетчере?
– Обязательно спрошу, – пообещала Роуз. – Но пока что вы даете показания. И мы готовы выслушать вашу версию.
Легрос снова опустил глаза.
– Имя вашего диспетчера? – мягко допытывалась она.
– Лори Киммел.
– И где она живет?
Легрос упорно глазел на руки.
– Там же, где и я. Угол Пятой и Такер.
Роуз почувствовала, как застучал в висках пульс.
– Она ваша…
– Моя подружка, – подтвердил Легрос с видом, явно говорившим: «И что в этом такого? Попробуйте только подкопаться!» – Спросите его, – повторил он, тыча пальцем в Стенли Уиллета. – Спросите. Он все о ней знает.
Адвокат Легроса положил руку ему на плечо, но остановить клиента не сумел.
– Спросите, сколько сверхурочных она отработала. Спросите, почему ей ни цента не заплатили! Спросите, почему, когда она ушла из компании, он пообещал оплатить отпуск и больничные и ничего не дал?!
– Нельзя ли сделать перерыв? – спросил защитник Легроса.
Роуз кивнула. Секретарь подняла брови.
– Пятнадцать минут, – подтвердила Роуз.
Она проводила Уиллета в свой кабинет, а Легрос с поверенным устроились в коридоре.
– Что все это значит?
Уиллет пожал плечами.
– Имя вроде бы знакомое. Я мог бы позвонить и все выяснить…
Роуз кивнула на телефон.
– Выход в город через девятку. Я скоро вернусь.
Она поспешила в дамскую комнату. Снятие показаний всегда действовало ей на нервы, а когда она нервничала, хотела писать, а…
– Мисс Феллер? – окликнул ее поверенный Легроса. – Можно вас?
Он потащил ее в конференц-зал.
– Послушайте, мы хотели бы уладить дело миром.
– Что случилось?
Адвокат покачал головой:
– Вы, должно быть, обо всем догадались. Его подружка работала на вашего парня. Насколько мне известно, она ушла без предупреждения и вообразила, что ей за это полагаются оплаченный отпуск и больничные. Видер посоветовал ей забыть об этом, и думаю, что мой клиент ре шил таким образом возместить ее убытки.
– Вы этого не знали?
Адвокат пожал плечами.
– Я получил дело всего две недели назад.
– Итак, он…
Роуз многозначительно замолчала.
– Заплатит. Все.
– Плюс проценты. Дело тянется три года, – напомнила Роуз.
Адвокат поморщился.
– Проценты за год. Мы немедленно выписываем чек.
– Позвольте посоветоваться с клиентом. Я порекомендую, чтобы он согласился.
Сердце Роуз колотилось, кровь пульсировала в венах. Победа!
Ей хотелось танцевать. Но вместо этого она вернулась к Уиллету, который тем временем рассматривал ее дипломы.
– Они хотят уладить дело миром.
– Прекрасно, – обронил он не поворачиваясь.
Роуз постаралась скрыть разочарование. Конечно, что ему волноваться! Восемь тысяч для него – все равно что для нее восемь долларов! Но все же!
Ей не терпелось рассказать Джиму о своем успехе.
– Они готовы выписать чек сегодня, следовательно, вам не придется тратить время, гоняясь за деньгами. Рекомендую вам согласиться.
– Прекрасно, – буркнул он, не сводя глаз с диплома. – Выписывайте и присылайте счет. Кстати, неплохие тут у вас штучки.
Он растянул в улыбке тонкие губы.
– Утопили их в бумагах, верно?
– Верно, – согласилась Роуз, чувствуя, как сердце катится куда-то вниз. Да она просто супер… ну, может, внешне не очень эффектна, но свое дело знает. И компетентна. Чрезвычайно компетентна. Черт побери, да она собрала каждую памятную записку, каждый счет, каждый клочок бумаги, подтверждавший правоту клиента!
Проводив Стенли Уиллета до лифта, она поспешила к себе и набрала внутренний номер Джима.
– Они покончили дело миром! – торжествующе объявила она. – Восемь тысяч плюс проценты за год.
– Молодец! – воскликнул он. Удовлетворенно и рассеянно. В трубке слышалось щелканье компьютерной мышки. – Не могла бы ты написать мне отчет?
Роуз словно окатили ледяной водой.
– Конечно. Сегодня же.
Джим смягчился:
– Поздравляю. Уверен, ты была неотразима.
– Я утопила их в бумагах, – заверила Роуз, прислушиваясь к дыханию Джима и посторонним голосам.
– Ты о чем?
– Да… так просто.
Не прощаясь, Роуз повесила трубку, и на экране тут же появилось сообщение. От Джима. Она открыла письмо.
«Прости. Не мог говорить, – прочитала она, и на сердце сразу стало легче. – Можно я сегодня заеду?»
«ДА», – напечатала она и со вздохом облегчения откинулась на спинку кресла. Наконец-то в ее мире все хорошо и правильно! Она состоялась как профессионал! И не останется одна в пятницу вечером! У нее есть мужчина, который ее любит. Правда, диван оккупировала младшая сестра, но ведь это не навечно!
С этой мыслью Роуз принялась печатать отчет.
Эйфория продолжалась до четырех дня; счастье до шести, а к тому времени как пробило девять – Джим так и не появился, – настроение упало до нуля. Роуз направилась в ванную, где заботливая сестрица приклеила скотчем над зеркалом статью из «Аллюра». Заголовок гласил: «Лучшие брови этого сезона».
На раковине лежали щипчики.
– О'кей, – сказала себе Роуз. – Намек понят.
Если Джим все же приедет, пусть по крайней мере увидит ее идеально выщипанные брови.
Она посмотрелась в зеркало и решила, что жизнь была бы куда легче, родись она иной. Ну… не совсем иной, а немного красивее, изящнее, тоньше, чем сейчас. Беда в том, что она понятия не имела, как измениться. И не потому, что не старалась.
Ей было тринадцать лет, когда они переехали в дом Сидел.
– У меня куда больше места, – сладко улыбалась мачеха.
Претенциозное здание с четырьмя спальнями выглядело белой вороной среди домов в колониальном стиле, словно потерпевший катастрофу космический корабль, упавший в глухом тупике. Жилище Сидел – Роуз никогда не думала о нем как о своем доме – имело огромные окна, бесчисленное количество углов и комнаты странной формы (столовая была почти прямоугольной, спальня немного не дотягивала до квадрата), заставленные стеклянными столиками, мебелью из стекла и металла с острыми краями. Повсюду зеркала, включая зеркальную стену на кухне, безжалостно проявлявшую каждый отпечаток пальца, каждый глубокий вздох. В каждой ванной, включая ту, что внизу, имелись напольные весы. И куча магнитиков, придерживавших бесчисленные «диетические» лозунги. Каждая сверкающая, отражающая поверхность, каждый магнит и каждые весы, похоже, находились в заговоре с Сидел, поскольку дружно доносили, что Роуз некрасива, неженственна и чересчур толста.
Через неделю после переезда Роуз попросила у отца денег.
– Тебе что-то нужно? – сочувственно спросил Майкл. Старшая дочь никогда ничего не просила сверх еженедельных пяти долларов на расходы. Это Мэгги вечно всего не хватало: то куклы Барби, то новой коробки для завтраков, то душистых маркеров, голографических стакеров или постера с Риком Спрингфилдом на стене.
– Школьные принадлежности, – ответила Роуз.
Отец дал ей десять долларов. Она дошла до аптеки, купила маленький блокнот в фиолетовом переплете и до конца года записывала собственные соображения о том, что должна делать женщина. Она понимала, что Сидел будет счастлива объяснить, что женщины делают и что – нет, скажем, что носят и, важнее всего, что едят, но Роуз хотела все понять сама. Оглядываясь назад, она понимала, что в то время, должно быть, смутно догадывалась, будто должна неким волшебным образом почерпнуть необходимую информацию. И тот факт, что это не получалось, что Сидел считала своим долгом постоянно читать наставления по поводу ухода за кожей и подсчета калорий, казался очередным обвинением против умершей матери.
«Ногти не прямые, а овальные, – писала девочка. – И никаких глупых шуток».
Она упросила отца купить ей годовую подписку на «Севентин» и «Янг Мисс», накопила карманные деньга на книжку «Как стать популярной», которую рекламировали оба журнала. Изучила все это так же внимательно, как исследователь Талмуда священный текст. Исподтишка рассматривала учительниц, соседок, сестру, даже питавших пристрастие к сеточкам для волос посетительниц кафетерия, стараясь сообразить, какими должны быть настоящие женщины. Твердила себе… это нечто вроде математической задачи, и как только удастся ее решить, она, Роуз, поймет, как распутать уравнение из туфель, плюс одежда, плюс прическа, плюс правильно выбранный имидж – самое главное имидж! – и наконец добьется, что люди ее полюбят. И Роуз будет популярной. Совсем как Мэгги.
Конечно, все усилия шли прахом.
Мэгги вытерла запотевшее зеркало и взялась за щипчики.
Ни ее планы, ни заметки ничего не дали. Популярность была защищена паролем, который она не смогла взломать. И сколько бы страниц она ни заполняла, сколько бы ни воображала, как сидит с Мисси Фокс и Гейл Уайли в школьном кафетерии, повесив сумочку на спинку стула и запивая сырую морковь диетической кокой, мечтам так и не суждено было осуществиться.
Ко времени окончания младшей средней школы Роуз забросила косметику и модную одежду, забыла о ногтях и волосах. Перестала читать рубрику «полезные советы» и журнальные статьи, диктовавшие все, от манеры разговора с мужчиной до точного угла изгиба брови. Отказалась от надежды когда-либо стать хорошенькой и популярной и оставила себе одно увлечение – туфли, рассудив, что туфли нельзя носить неправильно. В них нет лишних деталей. Ни манжет, которые следовало подвернуть или оставить не подвернутыми, ни воротничка, который нужно поднять или опустить, ни прически, которая могла рассыпаться (с Роуз это происходило регулярно). Туфли – это туфли, и даже если надеть их не с тем платьем, все равно ноги будут превосходно обуты. И она будет выглядеть модно от щиколоток вниз, даже если от щиколоток вверх всегда будет казаться неудачницей.
Вполне естественно, что она в свои тридцать лет почти не имела понятия о моде, если не считать оценки сравнительных достоинств нубука по сравнению с замшей и высоты каблуков в очередном сезоне.
Роуз вздохнула и прищурилась. Криво.
– Черт! – прошипела она, поднимая щипчики. В дверь позвонили.
– Иду! – пропела Мэгги.
– О нет! – простонала Роуз, поспешила выйти из ванной и попыталась протиснуться мимо сестры, которая ее просто оттолкнула.
– Иисусе, да что это с тобой? – прошипела Мэгги, демонстративно потирая плечо.
– Подвинься, – раздраженно скомандовала Роуз, хватая бумажник и вынимая пачку банкнот. – И вообще оставь меня! Сходи в кино.
– Уже почти десять, – напомнила Мэгги.
– Иди на ночной сеанс, – бросила Роуз, распахнув дверь. На пороге стоял Джим с дюжиной красных роз в руках. От него слабо пахло одеколоном и чуть сильнее – виски.
– Привет, дамы.
– О-о-о, как мило! – воскликнула Мэгги, хватая букет. – Роуз, поставь это в вазу. Можно взять ваше пальто?
Иисусе! Роуз скрипнула зубами и пошла на кухню. А когда вернулась в гостиную, Мэгги и Джим сидели рядом на диване. Мэгги, похоже, и не думала уходить… а деньги, которые дала ей Роуз, исчезли как по волшебству.
– Итак, Джим, – жизнерадостно начала Мэгги, – как прошел день?
– Мэгги, – напомнила Роуз, присаживаясь на подлокотник дивана – единственное свободное место, – у тебя, кажется, были кое-какие планы на вечер?
– Абсолютно никаких, – ухмыльнулась сестра. – Посижу дома.
7
В понедельник утром Мэгги Феллер выскочила из автобуса, закинула на плечо рюкзак и, ловко лавируя между пешеходами, прошла через Порт-Оторити. Было уже девять тридцать, а пробы начинались в девять. Она приехала бы раньше, только никак не могла выбрать между сапогами от Нины Узст из кожи цвета карамели (с укороченными джинсами) и туфельками с перекидным ремешком от Стюарта Вайцмана (с прямой юбкой и сетчатыми чулками).
Она свернула за угол на Сорок вторую улицу, и сердце упало. Перед студией MTV собралось не меньше тысячи человек. Претендентки запрудили весь тротуар и маленькую полоску травы в центре Бродвея.
Мэгги остановила девушку в ковбойской шляпе.
– Вы на пробы?
Девушка скорчила гримасу.
– Собиралась. Но они запустили первые три тысячи и велели остальным расходиться по домам.
Мэгги стало плохо. Так не пойдет. Ни в коем случае!!!
Не щадя каблуков, она стала пробираться сквозь толпу, пока не обнаружила замученную женщину с уоки-токи, планшетом, в куртке с логотипом MTV на спине.
«Уверенность», – напомнила себе Мэгги и тронула женщину за плечо.
– Я пришла на пробы, – объявила она.
– Простите, милочка, – бросила женщина, не поднимая глаз от бумаг, – двери закрыты.
Мэгги сунула руку в рюкзак, вытащила украденный из аптечки сестры пузырек мидола и потрясла перед лицом сотрудницы MTV.
– Медицинские показания, видите!
Женщина присмотрелась и вскинула брови. Мэгги поспешно прикрыла пальцем этикетку, но было поздно.
– Мидол?
– У меня изнуряющие спазмы. Вы, конечно, знаете, как относятся к американцам, признанным нетрудоспособными, не так ли?
Женщина с любопытством уставилась на нее.
– Вы не смеете отказывать мне из-за дисфункций матки, – продолжала Мэгги. – Это дискриминация!
– Вы серьезно? – проворчала сотрудница компании, без особого, впрочем, раздражения. Мэгги поняла, что лед тронулся.
– Послушайте, дайте мне шанс, – умоляюще попросила она. – Я приехала из Филадельфии!
– Здесь есть люди, приехавшие из самого Айдахо.
Мэгги закатила глаза.
– Айдахо? А что, там тоже есть кабельное телевидение? Послушайте, я прошла специальную подготовку, чтобы попасть сюда.
Женщина снова подняла брови.
– Если вам интересно знать, – продолжала Мэгги, – весьма важная часть моей фигуры вмонтирована в логотип MTV.
На какой-то головокружительный момент Мэгги показалось, что женщина вот-вот спросит ее, какая именно часть. Но та рассмеялась, нацарапала что-то на планшете и поманила Мэгги.
– Я Робин. Следуйте за мной.
Едва она повернулась, Мэгги подпрыгнула, щелкнула каблуками и тихонько взвизгнула от радости. Есть! Что же, полдела сделано. Остается убедить жюри, и можно ехать домой.
В коридорах негде было яблоку упасть. Тут были что-то бормотавшие себе под нос парни с заплетенными в косички волосами, в банданах и джинсах, спадавших на пол, роскошные девушки в мини-юбках и топах с низким вырезом, смотревшиеся в ручные зеркальца. Мэгги тут же сообразила, что большинству едва за двадцать, и скостила себе пять лет, прежде чем заполнить выданную Робин анкету.
– Откуда ты? – спросила стоявшая перед ней девушка, загримированная под Джинджер Спайс[16]
.
– Филадельфия, – ответила Мэгги, рассудив, что на это раз не мешает быть повежливее. – Я Мэгги.
– Кристи. Нервничаешь?
Мэгги лихим росчерком подписала анкету.
– В общем, нет. Я даже не знаю, что нужно делать.
– Тридцать секунд говорить на камеру. Жаль, что не надо играть или петь. Я брала уроки танцев с четырех лет. Могу танцевать чечетку, могу петь джаз, даже выучила монолог…
Мэгги тихо охнула. Она тоже брала уроки танцев, двенадцать лет подряд. Но играть? А единственное, что она помнила наизусть, – адрес Роуз, чтобы MTV было куда послать цветы, когда она выиграет.
Кристи пригладила волосы.
– Никак не решу, – пробормотала она, поднимая локоны и тут же позволяя им рассыпаться по плечам. – Как лучше?
Мэгги критически оглядела Кристи.
– Как насчет «ракушки»? – спросила она, доставая из рюкзака щетку, лак для волос, шпильки и резиновые колечки.
Очередь медленно подвигалась вперед. К тому времени, когда Мэгги оказалась у самой двери, пролетело три часа. Она успела причесать Кристи, наложить косметику себе, обновить золотистые тени на глазах восемнадцатилетней Кэре и одолжить стоявшей за ней Летише сапожки Роуз от Нины Уэст.
– Следующий, – скучающе бросил молодой человек за камерой.
Мэгги глубоко вздохнула и, не чувствуя ни малейшего волнения, не чувствуя вообще ничего, кроме невероятной уверенности и безумной радости, шагнула в крошечную, устланную голубым ковровым покрытием клетушку, в круг слепящих раскаленных огней. Робин, маячившая за спиной оператора, расплылась в улыбке и выставила большие пальцы.
– Назовите свое имя, пожалуйста, – попросила она. Мэгги тоже улыбнулась.
– Я Мэгги Мэй Феллер, – ответила она, четко выговаривая слова. Боже, она видела себя на висящем над головой мониторе!
Мэгги украдкой взглянула наверх, и вот вам! Смотрится она потрясающе!
– Мэгги Мэй? – переспросила Робин.
– Мать назвала меня в честь песни. Думаю, она всегда знала, что мне предназначено стать знаменитой на музыкальном поприще.
Робин пробежала глазами анкету Мэгги.
– Здесь сказано, что вы работали официанткой.
– Верно, – кивнула Мэгги, облизывая губы. – Думаю, это занятие – идеальный тренинг для общения с рок-звездами.
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, если вы сумеете ставиться с мальчишками, затеявшими кидаться друг на друга вафлями, значит, справитесь с кем угодно. Официантки ежедневно встречаются с самыми различными людьми. Чего стоят видящие на диетах девушки, у которых от постоянного недоедания развиваются самые невероятные аллергии. – Повысив голос, Мэгги манерно сказала в нос, передразнивая: – Как, тут есть арахис?.. И все бы ничего, но они имеют привычку спрашивать это о любом блюде. Включая чай со льдом. Приходят разборчивые вегетарианцы и просто строгие вегетарианцы, поклонники раздельного питания и питания по группам крови, диабетики, сторонники диетики долголетия, люди с диабетом и гипертонией, которым запрещена соль…
И она продолжала разливаться соловьем, игнорируя «юпитеры», конкурс, не обращая внимания даже на Робин и парня в бейсболке. Все окружающее исчезло. Только она и камера. Как и должно быть.
– Если вы когда-нибудь выплескивали кофе со льдом на колени очередному типу, пытавшемуся засунуть чаевые вам за лифчик, стоит ли пугаться молодежного рока?
– А какая музыка нравится вам? – спросила Робин.
– Всякая, – откликнулась Мэгги, облизнув губы и откидывая назад волосы. – Но мой идол – Мадонна. Правда, медитативная музыка и всякая там йога до меня не доходят. Ну не врубаюсь я. Да, и еще пою. В группе «Уискид бискит».
Парень за камерой подавился смешком.
– Может, вы знакомы с нашим будущим хитом «Ты там лизни меня, где розовая я»? – поинтересовалась Мэгги.
– А вы не могли бы нам его напеть? – попросил оператор.
Мэгги просияла. Настал тот миг, которого она столько ждала! Она вытащила из рюкзака щетку для волос, поднесла ко рту наподобие микрофона и, тряхнув головой, завыла:
Ты там лизни меня, где розовая я,
Потом налей вина и выпей все до дна,
Проблемы, говоришь? На кой все это фиг?
Кто я тебе, милок, какой-то вшивый шринк?
Она запнулась было, размышляя, уместно ли слово «вшивый» на MTV, но рассудила, что теперь все равно ничего не исправишь.
– Что еще вы можете сообщить о себе? – спросила Робин.
