Текст книги "Чужая роль"

Автор книги: Дженнифер Вайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Не останавливайтесь, – велела Элла.

– А его дети? – не унималась старуха. – Они знают о вас?

– Думаю, да.

– Постарайтесь, чтобы узнали. Помните Флоренс Гудстайн?

Элла покачала головой.

– Ну, так вот, она встречалась с Эйбом Мелцером. Ходили в кино, в рестораны, и Фло часто возила Эйба к доктору. Как-то раз его дети позвонили ей узнать, как там отец, и Фло упомянула, что очень устала. Так они вообразили, будто она устала от Эйба и не хочет больше заботиться о нем. И на следующий же день…

Миссис Лефковиц выдержала эффектную паузу и взмахнула рукой.

– …прилетели сюда, собрали вещи, закрыли квартиру и перевезли его в Нью-Йорк под присмотр специально нанятой сиделки.

– Боже мой! – воскликнула Элла.

– Фло была вне себя. Хуже, чем палестинские террористы!

– Мне ужасно ее жаль. Продолжайте идти.

Миссис Лефковиц подняла очки и уставилась на Эллу.

– Готовы выслушать мое предложение?

– Разумеется. О чем вы?

– Ваши внучки, – объявила миссис Лефковиц, медленно продвигаясь к клубу.

Элла едва не застонала. Как ее бес попутал рассказать старухе о пропавших внучках?! Еще год назад она не поверила бы, что может вот так, запросто, поделиться с кем-то! Теперь же, похоже, она не способна держать рот на замке.

– У них есть Эмил? – строго спросила миссис Лефковиц.

– Эмил?

– Эмил, Эмил, – нетерпеливо повторила та. – На компьютере.

– О, е-мейл?

– Называйте как хотите, – раздраженно вздохнула миссис Лефковиц.

– Не знаю…

– Нужно узнать, проверить. В Интернете. Там можно разыскать все, что угодно.

Сердце Эммы больно стукнуло о ребра.

– У вас есть компьютер? – спросила она, едва смея надеяться.

Миссис Лефковиц пренебрежительно отмахнулась.

– У кого его нет? Сын подарил мне на день рождения. Мандаринового цвета. Совесть заела, – выложила она в ответ на не заданные вопросы Эммы «какого цвета» и «почему». – Он не слишком часто меня навещает, вот и купил компьютер, чтобы присылать по е-мейлу снимки моих внуков. Может, вернемся и поищем в Интернете ваших внучек?

Взгляд ее был полон надежды.

Элла прикусила губу. Тихий голос где-то в глубине души шептал: «Найди их», – но другой, гораздо более настойчивый, твердил: «Оставь их в покое», – а сквозь страх и тревогу пробивались ожидание счастья и робкая надежда.

– Мне нужно подумать, – сказала она наконец.

– Не думайте, – заявила миссис Лефковиц, выпрямляясь во все свои четыре фута одиннадцать дюймов и яростно вонзая наконечник палки в землю в полудюйме от ноги Эллы. – Не думайте, а делайте!

– Что?

– Йога, – объявила миссис Лефковиц, разворачиваясь и приступая к нелегкому процессу возвращения. – Идемте.

33

– Выйди из двери, как призрак – в туман, – процитировал тип в измятой белой льняной сорочке, когда Мэгги ровно в десять вышла из дверей Ферстоунской библиотеки в совсем не туманное утро.

Мэгги повернула голову. Парень, не смущаясь, выдержал ее взгляд и зашагал рядом. Рюкзак небрежно и, как показалось ей, стильно свисал с плеча. Длинное бледное лицо обрамляли вьющиеся волосы, а одежда – мятая сорочка с наглаженными льняными брюками цвета овсянки – разительно отличалась от джинсов и футболок, принятых в кампусе.

– Никакого тумана, – бросила сна. – И разве это не из песни?

– Хотя бы, – парировал он и указал на потрепанный экземпляр «Моей Антонии», который Мэгги несла под мышкой. – «Женщины в литературе»?

Мэгги неопределенно пожала плечами, решив, что в ее случае молчание – золото. Несколько недель, проведенных в кампусе, она отделывалась от случайных собеседников короткими «спасибо» или «простите», что, впрочем, ее нисколько не раздражало. Для разговоров у нее была Коринна. И еще книги. У нее появился любимый стул в солнечном читальном зале библиотеки, любимый столик в студенческом центре, куда она шла, когда чувствовала потребность в перемене декораций. Она успела прочесть Зору Нил Херстон, «Большие ожидания», а сейчас трудилась над «Сказкой о двух городах», перечитывала «Мою Антонию» и осваивала «Ромео и Джульетту», удивляясь, что пьеса оказалась значительно сложнее, чем фильм. Мэгги понимала – любые беседы со студентами только приведут к вопросам, а вопросы наверняка приведут к неприятностям.

– Я провожу вас, – заявил тип.

– Не стоит, – бросила Мэгги, пытаясь оторваться.

– Без проблем, – жизнерадостно заверил тип. – Это в «Маккоше», верно?

Мэгги понятия не имела, где собираются «Женщины в литературе» и что такое «Маккош», но снова кивнула и ускорила шаг. Парень без труда поравнялся с ней. Черт, до чего же у него длинные ноги!

– Я Чарлз, – представился парень.

– Простите, – выдавила она, – но у меня дела, ясно?

Чарлз остановился и улыбнулся ей. Мэгги решила, что он немного похож на портрет лорда Байрона, который она видела в одной из украденных книг: длинное лезвие носа, смешливый изгиб губ. Ни бицепсов, за которые можно подержаться, ни широких плеч. Не ее тип.

– Вы еще не слышали моего предложения. Заметьте, это деловое предложение.

– А есть и предложение? – расстроилась Мэгги.

– Естественно. Я… э… все это немного неловко… но, видите ли, получилось так, что мне нужна женщина.

– Не вижу ничего необычного. Как всем, так и вам, – съязвила Мэгги, замедляя шаг и рассудив, что, если не может спастись бегством, надо сделать так, чтобы «лорд Байрон» поскорее убрался на свои лекции.

– Нет-нет, не в этом смысле, – поспешно сказал он. – Я будущий драматург, и мы должны ставить сцены из пьес. Вот для этого мне нужна женщина… амплуа инженю… чтобы сыграть мою сцену.

Мэгги остановилась.

– Играть на сцене? – переспросила она. Хм, а он неплох собой. Высокий. И серые глаза тоже ничего.

– Именно, – кивнул Чарлз. – Я надеялся весной поставить одноактную пьесу в театре «Ин-тайм»[35]

.

Он произнес последнее слово как «Ин-тим», и Мэгги не сразу поняла, о чем идет речь. Она сто раз проходила мимо здания театра и всегда считала, что его название произносится так же, как пишется. А сейчас вдруг испугалась: сколько всего она не понимала или понимала неправильно, даже если об этом никто, кроме нее, не знал? Даже если все происходило только в ее голове?

– Видите ли, если постановка удастся, а она должна удаться, – это хорошее начало. Итак, хотите помочь брату в беде?

– Вы не мой брат, – резонно заметила Мэгги. – И откуда вам известно, что я смогу сыграть?

– Но можете же, верно? У вас именно такой вид.

– Какой именно?

– Театральный, – пояснил он. – Но вы слишком спешите. Я даже не знаю, как вас зовут.

– Мэгги, – выпалила она, мгновенно забыв желание зваться отныне исключительно Эм.

– Я Чарлз Вилинч. И я прав, верно? – спросил парень. – Вы актриса?

Мэгги просто кивнула, надеясь, что он не потребует подробностей, поскольку вряд ли ее работа на подпевках с «Уискид бискит» или появление знаменитого бедра в видео Уилла Смита произвела бы на Чарлза большое впечатление.

– Слушайте, я хотела бы помочь, но… вряд ли сумею, – с искренним сожалением призналась Мэгги. Чего бы только она не отдала, чтобы сыграть главную роль в пьесе, пусть даже это какая-то вшивая одноактная студенческая стряпня. Что же, он прав, это действительно могло бы стать дебютом. Принстон не так далеко от Нью-Йорка. Может, слухи о повой постановке и ее звезде дошли бы до города… А вдруг агент по отбору актеров или даже режиссер решит приехать взглянуть на нее? А вдруг…

– Почему бы вам не подумать над моим предложением? Хотя бы до вечера. Я бы вам позвонил, – уговаривал Чарлз.

– Нет, – наотрез отказалась Мэгги. – У меня телефон не работает.

– Тогда, может быть, выпьете со мной кофе?

– Я не…

– В таком случае чай без кофеина. В девять, в студенческом центре. Я буду ждать.

И он убежал, оставив Мэгги перед входом в лекторий, в двери которого вливался поток студентов, в основном девушек, все с той же «Моей Антонией» в руках. Мэгги немного постояла, подумала и в конце концов решила: почему бы нет? Куда легче дрейфовать за толпой, чем идти против течения. Ладно, никто не обратит на нее внимания, если сесть в последнем ряду. Кроме того, очень хочется знать, что скажет лектор о книге. Может, и она сумеет что-то усвоить.

34

– Ну, как ты? – спросила Эми утром за блинчиками с ежевикой в закусочной «Монинг глори». Сама Эми, в облегающих черных брючках и темно-синей блузке, спешила в аэропорт. Самолет должен был унести ее в командировку в глушь Джорджии, в медвежьи углы Кентукки, где она собиралась читать лекции о водоочистных сооружениях («которые ужасно воняют, – сказала Эми Роуз, – ты и представить себе не можешь как»).

Роуз, как обычно в последнее время, одетая в мешковатые штаны из армейского магазина, собралась за очередной порцией любовных романов, которые намеревалась поменять на имевшиеся в наличии, а потом вывести курцхаара по кличке Скип. И сейчас все ее мысли были заняты только этим.

– Я в порядке, – задумчиво жуя, ответила Роуз. Гибкие пальцы Эми ловко подцепили с ее тарелки кусочек бекона.

– Не скучаешь по работе?

– Только по Мэгги, – призналась Роуз с набитым ртом. К сожалению, это было правдой. «Монинг глори» находилась как раз за углом, если идти к ней от прежней квартиры Мэгги, откуда сестру вышибли как раз перед тем, когда она перебралась к Роуз. Когда Роуз училась, сначала в колледже, а потом на юридическом факультете, Мэгги раз-другой в семестр непременно приезжала на уик-энды. Потом, уже начав работать, Роуз сама добиралась до южной части города и везла сестру обедать, выпить по коктейлю или прогуляться по торговому центру «Прусский король». У Роуз сохранились теплые воспоминания обо всех квартирах Мэгги. Где бы та ни жила, стены рано или поздно непременно оказывались розовыми, в углу Мэгги устанавливала древнюю сушилку для волос, воздвигала импровизированную стойку бара с вечно стоящим наготове шейкером для мартини, приобретенным когда-то в магазинчике подержанных вещей.

– Ну и где она? – спросила Эми, вытирая салфеткой нож для масла и пытаясь, глядя в лезвие как в зеркало, определить состояние помады на губах.

Роуз покачала головой, ощущая знакомую, спровоцированную Мэгги смесь гнева, раздражения, ярости и сочувствия.

– Не знаю. И даже не знаю, хочу ли знать!

– О, я давно знакома с Мэгги и уже поэтому не сомневаюсь, что она появится. Как только ей понадобятся деньги, или машина, или машина, полная денег, твой телефон зазвонит, и она возникнет как из-под земли.

– Ты права, – вздохнула Роуз. Она действительно скучала по сестре… только «скучала» – не то слово. Да, ей не хватало общества. Не с кем было делить завтраки, делать педикюр и ездить в торговый центр. Ей, как оказалось, не хватало даже глупой трескотни, шумной музыки, манеры ставить термостат на восемьдесят градусов, доводя температуру в квартире до тропической, и способности превращать самую обыденную историю в волнующее приключение в трех актах. Она вспомнила, как Мэгги пыталась смыть в унитаз пачку измазанных косметикой бумажных салфеток и орала бачку: «Давай же, сука!», как закатывала истерику в аптеке, узнав, что краски для волос именно этого оттенка сейчас нет в продаже. Как повелительно щелкала пальцами, требуя, чтобы Роуз подвинулась, как громко пела, стоя под душем: «Так уж суждено… так уж суждено…»

Эми нетерпеливо постучала ножом по краю тарелки.

– Земля – Роуз…

– Я здесь, – отозвалась Роуз, вяло махнув рукой. Позже, переделав все дела, она остановила велосипед у телефона-автомата, выудила из кармана горсть мелочи и снова позвонила сестре.

– Алло? – бодро откликнулась Мэгги. – Алло, кто это?

Роуз повесила трубку, гадая, определится ли на ее телефоне код Филадельфии. Догадается ли Мэгги, кто звонит? И дрогнет ли ее сердце?

35

Может, за четырнадцать лет общения с мужчинами Мэгги Феллер не так уж много усвоила, но одно знала наверняка: сомнительные знакомые ужасно прилипчивы. Если хочешь, чтобы парень, которого ты раньше в жизни не видела, попадался тебе на каждом шагу – проведи с ним пару краденых минут в спальне, на заднем сиденье автомобиля или за запертой дверью туалетной кабинки. В этом случае он обязательно возникнет в кафетерии, в коридоре, в закусочной, где ты только начала работать, или под ручку с другой девушкой на следующей вечеринке. Эго своего рода закон Мерфи[36]

, только примененный к отношениям между людьми: парень, которого ты больше не хочешь никогда видеть, – именно тот парень, от которого тебе никогда не скрыться. И Джош, тот самый Джош, с которым она провела первую ночь в кампусе, к сожалению, не стал исключением.

Она не была уверена, что он вообще узнает ее: тогда парень был мертвецки пьян, стояла ночь, она только что сошла с поезда, и макияж-камуфляж был совсем не принстонским. Но Джош оказывался повсюду, и Мэгги казалось, что он вот-вот соотнесет ее лицо с пропавшими деньгами, спальником, фонарем и одеждой.

Сидя в библиотеке, она поднимала глаза от книги и успевала заметить его свитер и профиль. Наливала себе кофе в столовой, а он стоял у стола с салатами, рассматривая ее. И даже пытался заговорить с Мэгги в субботу вечером, когда она притащила украденную наволочку со своим нижним бельем в прачечную, ошибочно предположив, что никому, абсолютно никому не придет в голову стирать в субботу вечером.

– Эй! – фамильярно окликнул он Мэгги, пялясь на трусики и лифчики, которые та запихивала в машину.

– Привет, – бросила она, не поднимая головы.

– Как дела?

Мэгги слегка пожала плечами и насыпала в машину стиральный порошок из маленькой пачки, купленной тут же, в «автомате».

– Хочешь кондиционер?

Он помахал ей бутылкой и улыбнулся. Но глаза оставались холодными. Эти глаза пристально изучали ее лицо, волосы, тело, сопоставляя увиденное с тем, что хмельной мозг сумел запомнить за одну ночь.

– Нет, спасибо, – пробормотала она, проталкивая монетки в щель. И тут зазвонил ее сотовый. Вероятно, отец: он уже звонил, но она не хотела отвечать. Зато сейчас схватилась за телефон, словно утопающий – за спасательный круг, и поскорее отвернулась от Джоша.

– Алло!

Молчание. Слышалось только чье-то дыхание.

– Алло! – повторила Мэгги, взбегая наверх, мимо группы студентов, передававших по кругу бутылку шампанского и оравших песню футбольных болельщиков. – Кто это?

Вместо ответа послышался щелчок, и снова тишина. Мэгги пожала плечами, положила телефон обратно и вышла на улицу, на прохладный весенний воздух. Вдоль дорожки шла линия зажженных фонарей и стояли изогнутые деревянные скамьи. Мэгги выбрала ту, что в углу, и уселась. Наверное, пора линять отсюда. Кампус не слишком большой, она постоянно сталкивается с этим типом, и рано или поздно он сообразит, что к чему, если уже не сообразил. Пора, пора обналичить фишки, закончить игру и садиться на автобус, идущий в любом направлении.

Да вот в чем загвоздка: ей не хотелось уезжать. Ей здесь…

Мэгги подтянула колени к груди и уставилась на ветки, унизанные тугими зелеными почками, на фоне звездного неба.

Весело. Ну не весело, конечно, не как на вечеринке. Весело – это когда ты одета с иголочки, выглядишь на все сто и ловишь жадные взгляды мужчин – вот это да! А здесь… скорее вызов… тот самый вызов, которого никак не могли дать ей все те тупые, унылые занятия с минимальным жалованьем. Нечто вроде испытания воли, сообразительности и ума… да-да, именно ума. Все равно что быть звездой собственного, личного шоу.

И дело не только в том, чтобы оставаться незамеченной. Здесь было полно умных ребятишек, отличников, цвет молодежи, лучшие из лучших. И то, что Мэгги сумела оставаться невидимкой среди них, еще раз доказывало правоту миссис Фрайд! Разве не она всегда твердила Мэгги, что главное в любой ситуации – умение найти выход? Ну так вот: если Мэгги Феллер сумела выжить в Принстоне, пробираться в аудитории, слушать, о чем говорят лекторы, и, как ни странно, почти все понимать, разве это не означало, что она не глупее этих парней и девиц?

Мэгги стряхнула капли росы с джинсов и встала. Да и кроме того, у нее был Чарлз. Его режиссерский дебют, постановка одноактной пьесы Беккета! И она – в главной роли! Они уже несколько раз репетировали, то в студенческом центре, то в пустой аудитории факультета искусств на Нассау-стрит.

– Я живу в Локхарте, – сообщил он во время последней встречи. – И работаю допоздна. Кроме того, я живу с двумя однокурсниками, – добавил он, прежде чем Мэгги успела вопросительно поднять брови. – Так что со мной твоя добродетель в полной безопасности.

Кстати, сейчас довольно поздно. Интересно, он еще не лег? Может, согласился бы одолжить ей фуфайку?

Мэгги не раздумывая побежала в Локхарт. Если она правильно запомнила, это общежитие прямо рядом с университетским универмагом. Комната Чарлза была на первом этаже, и когда она постучала в окно, он отодвинул жалюзи, улыбнулся, узнав ее, и поспешил открыть дверь.

Комната Чарлза поразила ее. Такого она и представить не могла! Все равно что оказаться в другой стране! Стены и потолок были покрыты индийскими тканями и зеркалами в серебряных рамах. На полу лежал алый с золотом восточный ковер, а посреди комнаты вместо журнального столика стоял старый потертый сундук – наверное, в таких же хранились пиратские сокровища. Чарлз и его соседи по комнате отодвинули письменные столы к стене и разбросали вокруг сундука груды подушек, красных с золотой бахромой, фиолетовых – с красной, а еще зеленые, вышитые золотой-нитью и бисером.

– Садись, – предложил Чарлз, указывая на подушки. – Хочешь выпить?

В углу находился крошечный холодильник, на котором стоял автомат для варки капуччино.

– Вот это да! – восхитилась Мэгги. – Ты что, главный в гареме?

Чарлз рассмеялся и покачал головой:

– Нет. Просто мы любим экзотику. В прошлом семестре Джаспер побывал в Африке, и мы обставили комнату в стиле сафари, но головы животных на стенах выводили меня из равновесия. Это лучше.

– Очень мило, – похвалила Мэгги, медленно обходя комнату. В другом углу стоял маленький музыкальный центр. Рядом висела полочка с дисками, расставленными по жанрам: джаз, рок, классика. Был тут и узкий высокий столик, заваленный путеводителями: Тибет, Сенегал, Мачу-Пикчу. В комнате приятно пахло благовониями, одеколоном и сигаретами. Холодильник был забит бутылками с водой, лимонами, яблоками и баночками с абрикосовым джемом. Ни спиртного, ни даже пива.

«Гей, – решила Мэгги, закрывая холодильник и ощущая нечто вроде облегчения. – Вне всякого сомнения, он гей».

Она взяла со стола Чарлза фотографию в рамке. На ней он обнимал за плечи смеющуюся девушку.

– Твоя сестра?

– Бывшая подружка.

«Ха!» – подумала Мэгги.

– Я не гей, – смущенно усмехнулся Чарлз. – Понимаешь, все, кто приходит сюда впервые, так думают. И потом приходится изо всех сил доказывать, что я гетеросексуал.

– И каким же это образом? Почесываешься каждые пять, а не десять минут? Не такой уж тяжкий труд, – хмыкнула Мэгги, плюхаясь на подушки и принимаясь перелистывать путеводитель по Мексике. Чисто побеленные дома на фоне пронзительно-голубого неба, плачущие Мадонны в выложенных изразцами двориках, кружевные гребни волн на золотом песке. Странное разочарование поднималось в душе. До сих пор она знала только три типа мужчин: голубые, старики и те, кто хотел ее. Если Чарлз не голубой – и к тому же совсем не стар, – значит, скорее всего хочет ее. И потому Мэгги было чуточку грустно. Такое чувство, словно ее обманули. У нее еще никогда не было друга-мужчины, и она провела с Чарлзом достаточно времени, чтобы он полюбил ее за ум, способность все быстро схватывать, предусмотрительность и находчивость. Не за то единственное, чего всегда хотели от нее парни.

– Что же. Я рад, что мы это выяснили. И рад, что ты здесь. У меня для тебя стихотворение.

– Для меня? Ты его сам написал?

– Нет. На прошлой неделе у нас была лекция по истории поэтического искусства.

Он открыл антологию Нортона и начал читать:

      О, Маргарет, о чем тоскуешь ты?

      Об облетевшем золоте листвы?

      Как все живое, листья пропадают,

      Так свежесть чувств, поблекнув, угасает.

      Сердца стареют, холодеет кровь,

      Слабеют муки, страхи и любовь,

      Лишь легкий отклик пробудит в душе твоей

      Нагой, ветрам открытый лес людей.

      Но ты не внемлешь, ты грустить готова,

      Причину горестей находишь вновь и снова.

      Коль ум на разъяснит и не услышит слух,

      Познает сердце, сновиденьем явит дух.

      От века суждено нам так страдать.

      Об этом, Маргарет, и надо горевать.[37]

Чарлз закрыл книгу. Мэгги глубоко вздохнула и потерла руки, на которых выступили мурашки.

– Здорово, – прошептала она. – Мрачно. Безрадостно. Но я не Маргарет.

– Вот как?

– Я просто Мэгги. Мэгги Мэй, – сконфуженно усмехнулась девушка. – Моя мать любила Рода Стюарта. Это из его песни.

– А какая у тебя мать?

Мэгги поспешно отвела глаза. Обычно, в интимные минуты с очередным парнем на час, в какой-то момент она излагала собственную версию трагической смерти матери и выкладывала на колени парню как пакет в подарочной обертке. Иногда мать умирала от рака груди, иногда упоминалась автокатастрофа, но любая история излагалась подробно и красочно. Химиотерапия! Полисмен у двери! Похороны с двумя маленькими девочками, плачущими над гробом!

Но сейчас почему-то не хотелось врать. Мэгги чувствовала непонятную потребность рассказать Чарлзу что-то близкое к правде, что ее пугало: если сказать правду об этом, что еще она может выложить в очередном идиотском порыве?

– Да что тут рассказывать, – беспечно отмахнулась она.

– А вот это не так, – покачал головой Чарлз, пристально глядя на Мэгги. Она поняла, что сейчас будет: «Почему бы тебе не подойти ближе? Выпьешь что-нибудь покрепче?» И скоро его губы коснутся ее шеи, рука ляжет на плечи, а пальцы поползут к груди. Слишком часто она танцевала этот танец, чтобы не выучить наизусть все па…

Но на этот раз она ошиблась. Не было ни слов, ни рук, ни губ. Чарлз оставался там, где стоял.

– Может, все-таки расскажешь? – спросил он и улыбнулся дружеской, как показалось Мэгги, улыбкой.

На душе стало легче. Мэгги взглянула на старинные, мирно тикавшие на его письменном столе часы. Начато второго.

– Пора идти, – озабоченно сказала она. – Нужно вынуть белье из стиральной машины.

– Я провожу тебя, – вызвался Чарлз.

– Сама дойду.

Но он уже взялся за рюкзак.

– Не стоит так поздно ходить по улицам одной.

Мэгги чуть не засмеялась. Безопаснее Принстона нет на свете места! Здесь спокойнее, чем в бассейне для малышей, чем на детском сиденье машины! Самый большой переполох поднимался, когда кто-нибудь ронял поднос в столовой.

– Нет, в самом деле, я проголодался. Была когда-нибудь в «Пи-Джей»?

Мэгги покачала головой. Чарлз изобразил неподдельный ужас.

– Принстонская традиция. Превосходные блинчики с шоколадной крошкой. Идем, – пригласил он, придерживая для нее дверь. – Я угощаю.

36

Роуз Феллер подозревала, что этот день когда-нибудь настанет.

После трех месяцев выгуливания собак и беготни по поручениям клиентов – в химчистку, бакалейные и видеомагазины – она поняла, что рано или поздно увидит лица, знакомые по менее безмятежным, чем нынешние, временам. Своих коллег по «Льюис, Доммел и Феник». Поэтому когда Ширли, хозяйка Петуньи, как-то теплым солнечным апрельским днем вручила ей конверт со знакомым адресом и попросила завезти своему поверенному, Роуз только поежилась, молча кивнула, сунула конверт в наплечную сумку, села на велосипед и, энергично работая ногами, покатила в сторону Арч-стрит и знакомой сверкающей башни, куда еще так недавно ездила каждое утро.

Вполне возможно, рассуждала она, что никто ее не узнает. В контору она обычно надевала брючные костюмы и туфли на каблуках. Сегодня же вырядилась в шорты, гольфы с вышитыми сковородками, жареными яйцами и кофейными чашками (из мелочей, оставленных Мэгги) и велосипедные туфли с жесткими подметками. Отросшие волосы были заплетены в косички: Роуз обнаружила путем проб и ошибок, что эта прическа – одна из немногих, влезавших под велосипедный шлем. И хотя со времени своего отказа от занятий юриспруденцией она не похудела, фигура выглядела иначе.

От ходьбы и езды на велосипеде окрепли мышцы на руках и ногах, а бледность затворницы сменилась загаром. Щеки розовели румянцем, волосы блестели. Что же, хоть какая-то польза!

– Я должна пройти через это, – твердила себе Роуз, шагая к стойке регистратуры и громко стуча подошвами по плиточному полу. – Пройти через это. В конце концов, ничего тут сложного нет. Всего лишь отдать конверт, получить расписку и…

– Роуз?

Она затаила дыхание в надежде, что воображение каким-то образом сыграло с ней злую шутку, но на всякий случай повернулась и обнаружила рядом Саймона Стайна, энтузиаста софтбола. Имбирного цвета волосы казались непристойно-красными в огнях светильников, бордовый с золотом галстук подчеркивал мягкий изгиб круглого животика.

– Роуз Феллер!

«Что же, – подумала она, вымученно улыбнувшись и взмахнув рукой, – могло быть и хуже. Джим, например. Теперь главное – избавиться oт конверта и быстрее смыться…»

– Как дела? – спросил успевший подойти Саймон, оглядывая ее с таким видом, словно его недавняя коллега мутировала в доселе не известный природе вид. Может, так оно и есть? «Бывший адвокат». Сколько таких уже видел Саймон Стайн?

– Прекрасно, – спокойно ответила она, отдавая конверт секретарше, глазевшей на нее с неприкрытым любопытством и, очевидно, пытавшейся соотнести загорелую девушку в шортах со скромной молодой женщиной в скромных костюмах.

– Нам сказали, что ты в отпуске, – продолжал Саймон.

– Так и есть, – коротко бросила она, забирая у секретарши расписку и поворачиваясь к выходу.

Но Саймон последовал за ней, хотя Роуз мысленно умоляла его отвязаться.

– Кстати, – спросил он, – вы уже обедали?

– Мне нужно бежать, – извинилась Роуз.

В этот момент перед ними остановился лифт, откуда высыпала толпа бывших коллег. Роуз осторожно подняла голову, невольно выискивая среди них Джима, и смогла дышать спокойно, только когда ничего подозрительного не заметила.

– Угощаю, – уговаривал Саймон с чарующей улыбкой. – Соглашайтесь. Все равно нужно где-то перекусить. Найдем какое-нибудь шикарное место и будем разыгрывать из себя важных персон.

– Я очень подходяще для этого одета, – засмеялась Роуз.

– Никто ничего не скажет, – заверил Саймон и поплелся за Роуз в кабину лифта, словно одна из тех собак, которых она выгуливала каждый день. – И все будет отлично.

Десять минут спустя они уже сидели за столиком на двоих в «Ойстер-Хаус» на Сэнсом-стрит, где, как Роуз и спасалась, она была единственной женщиной в шортах и без колгот.

– Два чая со льдом, – заказал Саймон, ослабляя узел галстука и закатывая рукава на веснушчатых руках. – Любите суп из моллюсков? Едите жареное?

– Конечно, иногда, – кивнула Роуз, расплетая косички и пытаясь привести в порядок волосы.

– Две порции новоанглийского супа из моллюсков и большее блюдо с дарами моря. – Сказал он одобрительно кивавшей официантке.

– Вы всегда заказываете за других? – осведомилась Роуз. Она решила, что затея ее безнадежна, и старательно одергивала штанину, чтобы прикрыть ссадину на правом колене.

Саймон самодовольно кивнул:

– Всякий раз, как могу. Никогда не завидовали, глядя на чужую еду?

– Это как?

– Ну, приходите в ресторан, заказываете что-нибудь, а потом видите, как приносят еду кому-то еще, и она выглядит в десять раз лучше того, что заказали вы?

– Конечно, – согласилась Роуз. – Так всегда и бывает.

Саймон широко улыбнулся, вдруг став ужасно похожим на Роналда Макдоналда.

– А вот со мной – никогда!

– Никогда? – удивилась Роуз.

– Ну… очень редко. Я эксперт по ресторанным заказам. Гроссмейстер меню.

– Гроссмейстер меню, – повторила Роуз. – Вам следовало бы работать телеведущим. Хотя бы на кабельном канале.

– Знаю, звучит странновато, – согласился Саймон. – Спросите любого, кто ходил со мной в ресторан. Я никуда не ошибаюсь.

– Ладно, – приняла вызов Роуз, вспомнив о ресторане, в котором была не так уж давно, а именно полгода назад, с Джимом… после работы, так поздно, что ни один из них не опасался встретить знакомых. – «Лондон».

– Город или ресторан?

Роуз сдержалась и не подняла глаза к небу.

– Ресторан. Тот, что рядом с Музеем искусств.

– Конечно. Там отличные кальмары с солью и перцем, жареная утка со сладким имбирем и чизкейк с белым шоколадом на десерт.

– Поразительно, – довольно ехидно заметила Роуз. Саймон пожал плечами и воздел к небу маленькие руки.

– Послушайте, леди, не моя вина, что вы питаетесь одной вареной рыбой и печеным картофелем!

– Откуда вы знаете? – вырвалось у Роуз, которая заказывала в «Лондоне» именно паровую лососину.

– Догадался. Кстати, то же самое едят большинство женщин. Какая жалость! Давайте еще раз!

– Второй завтрак в «Полосатом окуне», – объявила Роуз, называя один из лучших ресторанов в городе. Давным-давно, по какому-то случаю, отец водил гуда ее и Мэгги. Роуз попросила тюрбо. Мэгги, если она не ошибалась, проглотила три порции рома с кокой и ухитрилась раздобыть телефон сомелье.

Саймон прикрыл глаза:

– Это у них в меню яйца «Бенедикт» с вареным омаром?

– Не знаю. Я была там всего раз и не заказывала завтрак.

– Мы обязательно сходим и закажем, – пообещал Саймон.

Мы?!

– Именно это там подают. Начинаете с устриц, если любите устриц… кстати, вы любите устриц?

– Разумеется, – кивнула Роуз. Она в жизни не ела устриц.

– А потом яйца, фаршированные вареным омаром. Очень вкусно, – заключил Саймон и улыбнулся. – Дальше?

– «Пинанг», – предложила Роуз. «Пинанг» был новым модным ресторанчиком малазийской кухни, только что открывшимся в китайском квартале. Она только читала о нем, но Саймон Стайн этого не знал.

– Слипшийся рис с кокосовой стружкой, жареные куриные крылья, говядина «Ренданг» и летние булочки со свежими креветками.

– Здорово! – вздохнула Роуз.

Официантка принесла суп. Роуз окунула туда ложку, попробовала и прикрыла от удовольствия глаза, ощущая на языке вкус густых сливок, океанской соли, свежих сладковатых моллюсков и разваренного картофеля.

– Мои калории за всю неделю, – вздохнула она.

– Если платишь не ты, а кто-то другой, то не считается, – утешил Саймон, предлагая Роуз устричные крекеры. – Попробуйте вот это.

Она съела половину тарелки супа, прежде чем произнесла вторую фразу.

– Восхитительно.

Саймон кивнул, словно ничего другого не ожидал.

– Не хотите рассказать немного больше об этом самом отпуске?

Роуз судорожно проглотила комок из моллюсков и картофеля.

– Э… я… это…

Саймон Стайн насмешливо приподнял брови:

– Вы больны? По крайней мере это одна из сплетен.

– Одна из сплетен? – повторила Роуз. Саймон кивнул и отодвинул тарелку.

– Одни утверждают, что у вас таинственный недуг. Другие клянутся, что вас переманили «Пеппер и Хэмилтон». Третьи…