Текст книги "Все девочки взрослеют"
Автор книги: Дженнифер Уайнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
– Так что мне наложили бандажное кольцо в Пуэрто-Вальярта. Я села в самолет и вернулась домой. Все шло хорошо. Лодыжки немного распухли, но я решила, что это нормально...
Я кивнула. Судя по СРЗ-маячку, Джой сидит в гостиной, возможно, именно там, где я ее оставила. Или по телефону изливает душу Брюсу, умоляет спасти от матери-чудовища и познакомить с любящим дедом, которого от нее преступно скрывали всю жизнь. Я зажмурилась. Нельзя плакать. Мне хотелось вскочить с кресла, сбежать по лестнице и вернуться домой. Нельзя. Надо как можно скорее ехать в ресторан, чтобы не обидеть гостью. Может, купить кварту лимонного льда в «Ритас»? Джой его обожает. В любом случае, я отведу ее в гостиную и все спокойно объясню. О суррогатной матери, о возможном ребенке, о том, спала ли я с парнями в старшей школе и колледже, об Элли, о себе и о своем отце. Да, я была глупой, неуверенной в себе и несчастной. К тому же более толстой, чем обычные матери. Да, моя сестра лечилась от алкоголизма, а мать порочно развлекалась в джакузи. Да, мой отец попросил у меня шестизначную сумму в долг, а биологический отец Джой бросил нас и сбежал в Амстердам. Но мы выжили. Мы все преодолели. Разве это ничего не значит?
– ...я проснулась в ужасных мучениях. «Позвони в девять-один-один!» – велела я мужу. Бедняга побелел как полотно. Он всегда был против операции. Убеждал, что надо просто меньше есть и заниматься спортом. Ха! Будто это помогло бы. В общем, он набрал Службу спасения, приехала «скорая», и не успела я оглянуться...
Я кивала и вздыхала в нужных местах, пока женщина излагала историю заражения крови, отмирания тканей и спасительной хирургической операции, проведенной моим мужем.
– Так что дело пошло на лад, – закончила она. – Медленно и постепенно, конечно. Но бандажированные пациенты ходят в те же группы поддержки, что и шунтированные. Судя по всему, шунтирование эффективней. Так что я подумываю о повторной операции.
Питер выглянул из кабинета.
– Миссис Леффертс? Почему вы до сих пор здесь?
Счастливо прооперированная миссис Леффертс ответила, что ждет машину. Питер кивнул и улыбнулся мне.
– Все готово?
– Да, – ответила я, вставая с кресла.
Миссис Леффертс перевела взгляд с Питера на меня.
– Вы знакомы?
– В некотором роде, – отозвалась я.
– Мы женаты. – Питер строго на меня посмотрел.
Миссис Леффертс оглядела меня сверху донизу.
– Везет же некоторым.
Она взяла свою сумочку и помахала дочери в окно.
Через пять минут мы с Питером спускались в лифте без трупов, и я сообщила последние новости о Джой.
– Не думаю, что она всерьез собралась к Губерманам, – заключил он.
Мы быстро шли по Тридцать четвертой улице. Вокруг сновали толпы отвратительно юных студенток в кожаных сандалиях с бисером. Этой весной их нацепили все, кто младше тридцати.
– Я спросила, будет ли она скучать по арахисовому маслу.
В паре дюймов от нас пронесся велосипедист, крикнув: «Слева!»
– Может, сводить ее к психотерапевту? Или послать в детский лагерь строгого режима в Вайоминге?
– Я считал, это лагеря для юных наркоманов.
На обочине притормозило такси. Питер открыл дверцу, я забралась на сиденье и подвинулась к окну. Муж назвал водителю адрес ресторана.
– Воровать кредитные карточки и уезжать из штата без ведома родителей – ничего себе невинное развлечение! Утром я найду ей психотерапевта. Ей надо с кем-нибудь поговорить.
Такси громыхало мимо лавок с восточными коврами, кафе и кирпичных домиков с крашеными дверьми и яркими цветочными ящиками. Когда мы пересекли Тридцать третью улицу, я заставила себя задать вопрос.
– Как по-твоему, я зря не рассказала ей о...
Я все еще не могла произнести «о ребенке».
– Суррогатной матери? Своем отце? Что он ее видел?
Нет, не зря...
Я не дала Питеру возможности закончить мысль.
– Я поступила правильно. Мой отец – ничтожество. Он не заслужил Джой.
Питер взял меня за руку.
– Мы найдем ей психотерапевта, если хочешь. Но все и само собой уладится. Она подросток. Все подростки одинаковы.
Мы миновали Брод-стрит, проехали мимо большой красной вывески Университета искусств, которая огибала здание. Питер посмотрел на часы и сжал мои ладони. Один за другим загорались фонари.
– Итак, что вас интересует?
БЕТСИ82, в миру Бетси Бартлетт, улыбалась нам с другой стороны стола, покрытого белой скатертью. Горели свечи, розовели щеки гостьи, мерцала тонкая золотая цепочка на ее шее. У Бетси были вьющиеся каштановые волосы, длиннее, чем на снимках в Интернете, высокий лоб и открытая улыбка.
Я подняла бокал сангрии, пытаясь отделаться от ощущения, что у нас свидание с этой решительной и добродушной медсестрой и суррогатной матерью. После долгих споров мы с Питером решили отвести Бетси в «Уно мае» – мой любимый ресторан. Мы обменялись фотографиями детей (я запаслась старым снимком Джой, на котором дочь улыбается), посудачили о погоде (сырой, как и положено, с грозами чуть ли не каждую ночь), президентской кампании и последнем скандале (голозадая старлетка занялась сексом в общественном месте). Затем заказали графин белой сангрии с малиной и ломтиками персиков и полдюжины закусок: жареные оливки, крошечные телячьи фрикадельки, теплый салат с конскими бобами и лимской фасолью, блестящие белые и кремовые ломтики сыра, мед и джем. Бетси попробовала всего понемножку, восклицая, что в Хоршеме такой еды не найти.
Также я попросила официанта принести лепешек. Бетси улыбнулась и наклонилась ко мне.
– Полагаю, у вас куча вопросов.
Это правда, целых три печатные страницы. Но первым делом я выпалила:
– Почему вы этим занялись?
– Хотела отблагодарить судьбу. Мне очень повезло в жизни. Здоровье, удачный брак, прекрасные дети. Денег у нас немного, свободного времени и того меньше, так что благотворительность отпадает.
– И на что это похоже? – спросила я. – Как вы себя чувствовали?
– Немного странно, – ответила Бетси. – В первый раз, с Илаем, я переживала по поводу того, что говорить людям. Конечно, мальчики мне помогли, в кавычках. – Она улыбнулась и произнесла детским фальцетом: – У мамы в животе чужой ребеночек!
В этот миг гостья была очень похожа на своего сына.
– И как, люди нормально это восприняли? – вклинился Питер.
Бетси пожала плечами.
– Ничего плохого в свой адрес не слышала.
– А потом? – продолжала я. – Вам было тяжело, когда настало время... В смысле, когда вам пришлось...
– Отдать ребенка? Думала, что будет тяжело, но ошибалась. Мне казалось, что я тетя, а не мать, если вы понимаете, о чем я. Но не няня, как иногда говорят другие суррогатные матери. Мне словно доверили ребенка на время. Срок вышел, и его забирают родители. А я остаюсь со своими детьми.
– Наверное, отцы были очень благодарны, – предположил Питер.
– Они плакали.
Я опустила глаза. Бетси потянулась через стол и взяла меня за руку.
– О нет! Они плакали от счастья! Все в комнате плакали! Когда я увидела лица отцов...
– Простите, – пробормотала я и промокнула глаза салфеткой.
Я вспомнила, как мне впервые показали Джой. Растерянная и ошарашенная, я взяла ее на руки. Посылка, которую не заказывала. Дар, которого не ожидала.
Бетси сжала мою ладонь.
– Знаете, – робко начала она, – наверное, не стоит об этом, но я читала вашу книгу.
Я перестала плакать.
– Правда?
– Ага. Когда училась в старшей школе. Мои родители разводились. Сестра привезла из колледжа подружку. Отцу пришлось нелегко. Прежде я никогда не читала о подобном. Не думала, что чья-то мать или сестра тоже может однажды проснуться и заявить: «Угадайте, что случилось? Я совсем не та, за кого меня принимали!» – Бетси подняла бокал сангрии. – Мне казалось, я ни с кем не могу поделиться. Ваша книга подвернулась очень вовремя.
– Ух ты. Спасибо. Мне... приятно слышать.
Я тоже взяла бокал. Никогда не умела вести беседы о своей книге.
Питер почувствовал, что мне не по себе, и наполнил бокал Бетси, затем мой.
– Итак, что бы вы хотели выяснить о нас?
Пока они общались, я разгладила салфетку на коленях. Если бы это было свидание, оно бы оказалось успешным. Никто не сидел дома, не волновался, не ждал телефонного звонка, понимая, что ожидание напрасно. «Ребенок, – подумала я. – Маленький мальчик». Почему-то я была уверена, что у нас родится мальчик. На глаза вновь набежали слезы. Я вспомнила неповторимую приятную тяжесть младенца на руках, запах мыла и теплого хлопка, невесомое прикосновение крошечного кулачка к щеке. Идеальный мальчик под стать моей идеальной, хотя порой невыносимой девочке.
30
Я сидела на диване. Чемодан у ног, телефон в руках. Двадцать семь минут девятого. Мать ушла два часа назад.
Можно просто поймать такси, которое подбросит до станции, и уехать к Брюсу, как обещала. Но Брюс не отвечает на звонки, а ночевать на улице в Нью-Джерси не хочется. Я застонала и открыла мобильный. Мне некому позвонить. Моя жизнь разрушена. Мать – лгунья, родители втайне планируют завести второго ребенка, бат-мицва Эмбер Гросс уже завтра, но мне нечего надеть.
Я смотрела на экран телефона. Тетя Элль? Саманта? Бабушка? Все не то.
– Хочу сбежать, – поделилась я с пустой комнатой. – Хочу сбежать и поступить в цирк.
В ладони зазвонил сотовый, это была мама. Я сунула телефон в карман, не отвечая. Отец однажды водил меня в цирк. Помню запах попкорна и опилок. Над нашими головами крутилась красивая воздушная гимнастка. В серебристо-розовом трико, расшитом блестками, она была похожа на ангела.
В голове появился план... пока смутный, неотчетливый и, может, даже совершенно невозможный. Я подошла к лестнице, потом вернулась на диван. Нужны деньги... билет на самолет... но если получится, я напугаю мать до полусмерти. Она пожалеет. Возможно, я даже найду часть ответов на свои вопросы. Из первых рук узнаю правду, которую от меня скрывали. На семинаре по бар-мицве для разведенных родителей говорилось, что мы сами будем отвечать за свои поступки. Если все получится, я докажу, что взрослая. Я отправлюсь в большой мир и получу то, что мне нужно. К тому же это семейная традиция. Мать, она же Элли, сбежала в Лос-Анджелес. Брюс – в Амстердам. Теперь моя очередь.
Я бросилась в мамин кабинет, залезла в стол и нашла то, что искала. Затем я взяла чемодан, заперла за собой дверь и быстро зашагала к Южной улице, где можно поймать такси.
Через десять минут, затаив дыхание, я позвонила в дверь Мармеров. Если откроет миссис Мармер – дело плохо. Если Тамсин – еще хуже. Но мне повезло: дверь открыл Тодд.
– Представительница «Эйвон»? – произнес он, уставившись на меня.
– Можно войти? – прошептала я.
Он поднял тонкие дуги бровей.
– Что, села на колеса?
– В смысле? – не поняла я. – Тамсин дома?
Тодд открыл дверь, поднял мой чемодан и указал на лестницу. Мне показалось, что я поднималась по ней целый час. Комната Тамсин – в конце коридора. Дверь заперта. Я затаила дыхание и постучала.
– Это Джой. – Я не стала дожидаться ответа. – Можно войти?
Минутная тишина. Я решила, что подруга откажет или промолчит. Но через минуту заскрипели кроватные пружины, дверь отворилась, и на пороге появилась Тамсин.
– Привет, – поздоровалась я.
На Тамсин была старая белая кофта и пижамные штаны. Я опустила взгляд и увидела, что ногти на ее ногах покрыты розовым лаком. Когда она успела? Пытается тайно подражать Эмбер? От вида розовых ноготков на длинных белых ступнях у меня чуть не разорвалось сердце.
– Чего тебе? – спросила Тамсин.
Я смотрела на нее, пытаясь сформулировать ответ. Подруга вздохнула, открыла дверь шире и вернулась к кровати.
У Тамсин маленькая комната. И кажется еще меньше из-за того, что каждый дюйм стен заклеен картинками из комиксов: обычные девочки вперемешку с супергероями. Часть мне известна по книгам, которые читала Тамсин: «Пшеничная блондинка» и «Джейн-артель», «Забавный дом» и «Мир призраков». Кое-что подруга нарисовала сама. На одном рисунке мы с ней и Тоддом сидели рядышком на скамейке и обедали. На другом я и Эмбер Гросс, обе с идеально прямыми волосами, шли по коридору Академии Филадельфии. Мы казались вдвое старше, чем на самом деле, и походили друг на друга как близнецы.
Тамсин поняла, куда я смотрю, и попыталась заслонить рисунок. Я указала на него.
– Здесь я вылитая Лайла Пауэр.
На рисунке мы с Эмбер выглядели опасными, высокими, сильными и безжалостными, готовыми раздавить любого, кто не уберется с нашего пути.
Тамсин опустила голову, но развивать эту тему не стала.
– Почему ты с чемоданом?
– Я сбежала из дома.
Лишь в этот миг я осознала, что так и есть. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
– Ты пропустишь бат-мицву Эмбер.
– Плевать.
Тамсин отвернулась к стене, к своим рисункам.
– Что случилось? – наконец поинтересовалась она. – Зачем ты пришла? Эмбер тебя бросила?
Не слишком дружелюбно.
– Нет, – отозвалась я. – Знаешь что? Можешь не беспокоиться.
Я схватила чемодан за ручку.
– Не надо было мне приходить, – добавила я.
И уже почти вышла за дверь, когда Тамсин сказала:
– Чего ты хочешь?
Она села на кровать, застеленную покрывалом, которое мы прошлым летом сшили из красных и розовых кусков старых джинсов и концертных балахонов.
– Помоги мне. Пожалуйста!
Я опустилась на кровать напротив Тамсин. Подруга деловито застегнула молнию на кофте и убрала волосы назад.
– Как именно?
– Сама я не смогу добраться до Лос-Анджелеса без ведома родителей.
– Тебя пригласили на очередную бар-мицву?
– Нет, дело... Дело в другом. В моем дедушке. Мамином отце. Я написала ему по электронной почте и теперь хочу с ним встретиться.
Тамсин взяла ноутбук, лежавший на прикроватном столике рядом с лампой, украшенной красными и золотистыми крышками от бутылок, и открыла его.
– Где ты будешь жить? У Макси Райдер?
– Нет! Нет, ей нельзя говорить. Никому ни слова. Поселюсь в гостинице.
Я покатала чемодан ногой туда-сюда. В груди нарастало возбуждение.
– А денег тебе хватит? – осведомилась Тамсин.
– Нет. Но у меня есть кое-что.
Я залезла в карман и достала то, что взяла из стола матери: кредитную карту, которую мать ни разу не использовала, даже не активировала. Карта по-прежнему лежала в плотном кремовом конверте, к нему был прикреплен квадратик бумаги с золотыми буквами: «Ваша белая карта». Я протянула конверт Тамсин, подруга посмотрела сначала на него, затем на меня.
– У тебя есть белая карта?!
– Это мамина, не активированная. Наверное, эта кредитка уже просрочена. Просто я...
– Погоди.
Тонкие пальцы Тамсин запорхали по клавиатуре.
– Сейчас посмотрю в «Википедии»... Здесь написано, что белые карты вечны. У них неограниченный срок использования и нет лимита. Тебя обслужат по высшему разряду на семнадцати международных авиалиниях, в шестидесяти трех группах отелей по всему миру...
– Как ее активировать?
– Наверное, понадобится номер социального страхования и дата рождения твоей мамы.
– Нет проблем.
Тамсин уставилась на меня.
– Ты знаешь ее номер социального страхования?
Я самодовольно улыбнулась. Наконец-то мамина параноидальная опека принесла плоды. В переднем кармане рюкзака я уже много лет таскаю медицинскую карту. В ней указано мое имя, дата рождения, адрес, состояние здоровья, информация о страховке и та же информация об обоих родителях, включая их даты рождения и номера социального страхования. Тамсин с минуту глядела на медицинскую карту, затем покачала головой.
– С ума сойти. Хорошо, что ты ее не теряла. Кража личностной...
Я отмахнулась.
– Тебе может понадобиться что-нибудь еще, – предупредила Тамсин. – Что-то, чего чужие не знают, например имя домашнего любимца или девичья фамилия матери.
– Попробую угадать.
Сердце пело в груди. «Нифкин, – думала я. – Волшебное слово – Нифкин».
– Тогда набери номер на обороте, активируй карту, и согласно этому... – Тамсин застучала по клавиатуре. – Тебя соединят с личным менеджером.
– Отлично! – воскликнула я. – Хорошо. Спасибо, Тамсин, серьезно, огромное спасибо!
Тодд торжественно принес телефон и положил его между нами как тотем, а сам продолжил смотреть конкурс модельеров. Мы с Тамсин сидели друг напротив друга, скрестив ноги. У меня на коленях находилась белая карта. Тамсин опиралась спиной на стену, в руках она держала список: старые адреса, номера социального страхования, фамилия бабушки Энн.
Я позвонила по бесплатному телефону и ввела номер карты. Я ожидала услышать компьютер, но на звонок ответила женщина с приятным голосом.
– Добрый вечер, мисс Шапиро. Меня зовут Райли. Чем могу помочь?
– Здравствуйте! Я, гм, никогда не активировала карту, – начала я.
– Карта была активирована, когда вы расписались в ее получении, – пояснила Райли. – Однако в целях безопасности не могли бы вы назвать свой домашний телефонный номер и номер социального страхования?
Я отбарабанила номера, впервые в жизни радуясь, что у меня низкий голос. Так я кажусь старше, чем на самом деле. Тамсин, наблюдавшая за мной, показала большой палец.
– Ваша дата рождения?
Сердце сжалось в груди. Одно ужасное мгновение я не могла найти нужное число на медицинской карте. Тамсин указала на дату, и я прочла ее вслух, вздохнув от облегчения, когда Райли не стала возражать.
– Чем могу помочь?
– Завтра утром моя дочь, Джой Крушелевански, должна вылететь в Лос-Анджелес.
– Одна? – уточнила Райли.
– Да.
– Ей тринадцать лет?
– Да.
«Откуда ей это известно?» – одними губами произнесла я. Тамсин пожала плечами.
– Если хотите, мы забронируем билет для несовершеннолетнего без сопровождения. Большинство авиалиний предоставляет такую возможность для путешественников тринадцати лет и даже младше.
«Неужели все так просто?» – размышляла я, пока Райли перечисляла варианты времени вылета. Я заказала билет в одну сторону, вылет завтра в десять утра. В Лос-Анджелесе разберусь, как вернуться в Филадельфию.
– Разумеется, полет пройдет по высшему разряду, – добавила Райли. – А вам заказать билет?
Я не сразу сообразила, что она думает, будто говорит с моей матерью.
– Мне... гм... нет. Я вылетаю в Лос-Анджелес вечером. Мне нужно отредактировать...
Как же это называется? Совсем вылетело из головы.
«Сценарий», – прошептала Тамсин.
– Сценарий! Так что билет только для Джой. Да, в гостиницу она поселится самостоятельно, мне еще надо откорректировать свое расписание на завтра. Разумеется, я дам ей карту...
– Вы приедете к ней? – перебила меня Райли. – Дело в том, что, к сожалению, большинство гостиниц не селит несовершеннолетних без сопровождения взрослых.
– Гм... ну да, рано или поздно.
– Я сделаю пометку и позвоню в гостиницу. По какому номеру можно с вами связаться?
Я продиктовала номер Тамсин.
– У Джой есть удостоверение личности?
– У меня... в смысле, у меня припасен паспорт для нее. У меня припасен для нее паспорт.
Тамсин отчаянно стучала ребром ладони по горлу. Черт! Может, Райли решит, что английский для меня не родной? Или что после получения карты меня ударили по голове?
– Я позвоню в гостиницу, – Райли на секунду умолкла. – Полагаю, Джой – серьезная юная леди?
– Очень, – заверила я.
– Что-нибудь еще? Прислать за вашей дочерью в аэропорт машину с водителем?
– Конечно, – беспечно ответила я. – Конечно, почему бы и нет?
И еще найти дедушку! Наверное, сотрудники банка могут и это. Видимо, они все на свете могут.
– Рада помочь.
Я повесила трубку и улыбнулась Тамсин. Подруга опустила голову, не глядя мне в глаза.
– Что? – спросила я.
– Ты должна узнать кое-что.
Какое-то время я ждала. Наконец Тамсин продолжила.
– Помнишь ту историю в Интернете, насчет твоей мамы и книг про Лайлу Пауэр?
Я кивнула, начиная догадываться. Тамсин вздохнула.
– В общем, это я рассказала.
Я уставилась на нее.
– Ты? Но зачем?
– Я ужасно на тебя злилась, – уныло сообщила Тамсин. – Ты все время гуляла с Эмбер. И тогда я нашла сайт, куда можно послать анонимный намек... – Подруга почти шептала. – Я надеялась, ты решишь, что это Эмбер растрепала, и снова станешь со мной дружить.
– Но я всегда с тобой дружила!
Я тут же поняла, что это неправда. По крайней мере, для Тамсин.
– А как же Эмбер? – напомнила подруга.
– С ней интересно поболтать о платьях и скатертях.
Тамсин хохотнула, затем посмотрела на меня.
– Ради бога, прости! – Она снова вздохнула. – Наверное, я должна покаяться перед твоей мамой.
– Пока забудь об этом, по крайней мере до завтра.
Я спрыгнула с кровати и аккуратно засунула кредитку в рюкзак. Затем мы с Тамсин оторвали Тодда от телевизора, чтобы посоветоваться насчет одежды и укладки чемодана, распечатать адреса и карты и собрать в путешествие все необходимое.
31
– Пропала?
В равнодушном голосе Брюса таилось презрение.
В субботу в шесть вечера я расхаживала перед «Временами года», прижав сотовый к уху. Мне хотелось выскочить на проезжую часть, останавливать машины, дергать ручки дверей и вопить: «Где моя дочь?» Толпы людей в смокингах и вечерних платьях текли мимо и поднимались по красной ковровой дорожке ко входу, охраняемому двумя надувными золотыми десятифутовыми «Оскарами». Полдюжины фотографов, нанятых на роли папарацци, щелкали камерами и выкрикивали имена гостей-подростков. «Мэдисон! Мэдисон, сюда, пожалуйста!» «Улыбочку, Гэвин!»
Я присела на кадку с петуниями и объяснила ситуацию, пытаясь перекричать шум.
– Я думала, она у вас.
Вчера вечером мы с Питером вернулись после ужина в пустой дом. Джой оставила на автоответчике короткое сообщение, что переночует у Тамсин. Я набрала Мармеров.
– Да, они наверху, в очередной раз смотрят «Классный мюзикл», – бодро подтвердила Шари.
Я попросила ее передать, чтобы Джой перезвонила мне утром, но не слишком встревожилась, когда дочь этого не сделала. В десять утра – бат-мицва у Эмбер. Возможно, Джой проспала, спешила и, разумеется, в синагоге выключила сотовый.
В полдень я попала на голосовую почту Джой и оставила сообщение с просьбой связаться со мной. Затем набрала ее в час и в два. По-прежнему ничего. СР5-маячок не работал, но так и должно быть, когда телефон отключен. В два я снова позвонила Мармерам.
– Ничем не могу помочь, увы. Джой ушла утром, – отозвалась Шари.
Тревога подкатила к горлу. Я позвала к трубке Тамсин.
– Я не видела ее с утра, – ответила девочка.
– Ты не знаешь, где она может быть? – спросила я.
Раньше беспокойство лишь слегка покалывало, теперь оно разрослось, вызывая тошноту и панику.
– Может, с Эмбер, или Тарой, или Сашей? – предположила Тамсин. – Кстати, у Эмбер сегодня вечеринка.
«Эмбер, Тара, Саша». Я записала имена и отыскала в столе список класса. С трех до половины пятого я сидела в кабинете и звонила всем на свете: матерям, отцам, мачехам, отчимам; на домашние и мобильные. У Эмбер никто не подошел к телефону. Тара заявила, что Джой не было на службе, но «там, типа, пришли шестьдесят детей, так что, может, она с кем другим сидела». В Академии Филадельфии учатся три Саши. Ни у одной из них не нашлось моей дочери, а третья Саша – та самая – не видела Джой на бат-мицве.
Я с трудом втянула в себя воздух (казалось, дыхательное горло сузилось до размеров карандаша). Затем повернулась к Питеру, который стоял в дверях, засунув руки в карманы и хмурясь.
– Пора обращаться в полицию, – сказала я.
– Джой не было всего часов шесть, – возразил муж. – Не уверен, что нас воспримут серьезно.
– Ей всего тринадцать лет, – настаивала я. – Они у меня забегают.
Я смотрела на мужа. Сейчас он начнет: «Только не паникуй», «Ничего страшного». Я чуть не упала в обморок от благодарности, когда он предложил:
– Вот что. Вечеринка в шесть. Пойдем во «Времена года» и подождем ее там.
– Она будет в восторге, – пробормотала я, представив лицо Джой, когда она увидит родителей у дверей лучшего клуба в городе. – Так ей и надо, – поспешно добавила я.
За следующий час я переставила фарфор в шкафчике (без необходимости), пересадила лилии в саду, накрасила губы и выпрямила волосы утюжком. Ни к чему унижать Джой еще и неряшливым видом.
Ровно в шесть мы стояли напротив гостиницы. К половине седьмого гости в смокингах и вечерних платьях закончились, фальшивые папарацци зачехлили камеры, но Джой так и не появилась.
– Сейчас, – бросил Питер.
С колотящимся сердцем я наблюдала, как он переходит улицу. Через минуту он вернулся. В руке у него был рулончик кинопленки с именем Джой.
– Ее карточка, – пояснил муж, ничего не уточняя. И так ясно, что Джой здесь не было.
Я раскачивалась на краю кадки, обхватив грудь руками. Достала сотовый и позвонила Элль – ничего, Джошу – то же самое. Тогда я набрала номер матери.
– Привет, вы попали к Энн и Моне Шапиро-Пастернак, – произнес спокойный мамин голос.
Я покачала головой при виде опоздавшей гостьи в облегающем платье с высокими разрезами и голой спиной. Девчонка выскочила из такси и побежала к дверям. Интересно, когда это мать и Мона успели объединить фамилии?
– К сожалению, сейчас нас нет дома.
Автоответчик предложил несколько вариантов действий.
Можно нажать «один» и оставить сообщение Моне. Можно нажать «два» и оставить сообщение Энн. Можно нажать «три» и оставить сообщение обеим. Можно нажать «четыре» и послать в Белый дом требование уважать однополые семьи. Я не стала ничего нажимать, просто позвонила маме на сотовый.
– Привет! Джой не объявлялась?
В трубке что-то скандировали.
– Что? – крикнула мать.
– Джой! – Я перекрыла вопли активисток, – Джой пропала!
– Погоди, найду место потише.
Шорох. Наверное, мать положила телефон в карман. Я вонзила ногти в ладони.
– Алло! Кэнни? Ты меня слышишь? Я в кофейне.
– Где?
– В Вашингтоне. Мы с Моной маршируем за справедливость.
Какую еще справедливость? Ладно, неважно.
– Джой сегодня ночевала у Тамсин. Должна была связаться со мной утром, но не связалась. Должна была прийти на вечеринку, но не пришла, и я не знаю, где она!
– Ой, – встревожилась мать. – Сейчас подумаю. С нами ее нет, и сегодня она не звонила. Где, по-твоему, она может быть?
– Не знаю! – повторила я.
– Гм. – Мать помолчала. – А это не может быть связано с отцом?
– Я уже общалась с Брюсом, и он...
– Не с ее отцом, – перебила мать. – С твоим.
По коже побежали мурашки.
– Не может быть, – выдохнула я.
Я не верила, что Джой способна укатить в Нью-Джерси или украсть кредитку. Но она легко проделала и то и другое.
– Вернусь домой и проверю, не было ли звонков, – мягко продолжила мать. – Или приехать к тебе?
Я облокотилась на мини-вэн. Меня подташнивало.
– У тебя есть телефонный номер... номер...
– У меня есть номер его адвоката, – заявила мать. – Надеюсь, он возьмет трубку. Сегодня суббота, но я попытаюсь.
Я пообещала позвонить, как только что-нибудь выясню.
Питер выжидающе смотрел на меня. Я отрицательно покачала головой и снова набрала Брюса.
– Дом Губерманов.
– Привет, Эмили. – Я старалась быть как можно любезнее. – Это Кэндейс Шапиро. Брюс дома?
– Джой еще не нашлась? – поинтересовалась Эмили.
– Можно поговорить с Брюсом? – нетерпеливо сказала я.
Эмили вздохнула. Последовала пауза.
– Кэндейс? – раздался голос Брюса.
– Нет никаких известий?
– Нет. Что же нам делать? – Его тон смягчился.
Мне на глаза навернулись слезы, в горле запершило от неожиданной доброты Брюса и внезапно нахлынувшего воспоминания, что когда-то мы действительно были «мы».
– Вы поссорились? – спросил Брюс. – Что происходит?
– Она злится, – пояснила я, не упоминая причин. – Ты не мог бы не выключать сотовый, вдруг Джой попытается с тобой связаться...
– Конечно, – Брюс помолчал. – Кэнни, поверь, мне очень жаль.
Я вытерла глаза.
– Ты не виноват. Сообщу, как только что-нибудь узнаю.
– Я тоже.
Потом Питер подбросил меня до дома и отправился прочесывать соседние кофейни, школу Джой, книжный магазин и Дом Роналда Макдоналда. Я достала список класса Джой и начала обзванивать семьи. Может, кто-нибудь ее видел, кто-нибудь с ней разговаривал, кто-нибудь знает, где она.
32
Я спустилась по трапу в яркий, шумный аэропорт Лос-Анджелеса, крепко сжимая в потной ладони ручку чемодана. Поверить не могу, что все получилось и я действительно здесь!
Рейс отложили на два часа. Все сто двадцать минут в зале ожидания я провела как на иголках. Казалось, вот-вот заявится разъяренная мать или полиция. Наконец нас пустили на борт. Я села, пристегнула ремень и уставилась перед собой. Сосед любопытно посмотрел на меня, допил «Кровавую Мэри», поставил пустой пластиковый стаканчик и похлопал меня по плечу.
– Некоторым страшно летать. А вы чего боитесь? Взлета?
– Чего-то в этом роде.
Я заставила себя немного расслабиться. Пассажиры шли по проходу. Мы еще двадцать минут провели на летном поле. Капитан время от времени объявлял об очередной задержке. Каждый раз мне казалось, что дело в матери, которая выяснила, где я и куда собираюсь.
Утром я облачилась в наряд, который подобрал Тодд. Пока Тамсин стояла на стреме у двери спальни, Тодд рылся в платьях, юбках и свитерах своей матери. Он выбрал темные прямые джинсы («Клеш слишком моден»), простую кремовую футболку и темно-коричневый кардиган, а также серебряные бусы. («Я не могу надеть украшения вашей мамы!» – возразила я. Тодд закатил глаза и ответил: «Во-первых, это комплект, во-вторых, она не узнает, в-третьих, еще как можешь».) На ногах у меня были простые коричневые школьные туфли. Волосы свободно падали на плечи и вились над ушами. («Без обид, Джой, но прямые волосы – вчерашний день», – заявил Тодд.) Он заставил меня сменить рюкзак на коричневую замшевую сумку его матери («С рюкзаками ходят дети, а дамы ходят с сумками), но смирился с розовым чемоданом на колесиках («В следующий раз проси кожаный. Намного практичнее»), Тодд добавил в мой гардероб несколько кофточек и запасное белье. Затем помог прокрасться мимо закрытой двери родительской спальни, спуститься по лестнице и выйти на улицу.
В итоге я покинула дом Тамсин и Тодда в восемь утра, до того как мистер и миссис Мармер проснулись. Я пошла к Южной улице, волоча за собой чемодан и поминутно оглядываясь. Вдруг миссис Мармер заметит, что я взяла ее сумку и одежду? Из дома выбежала Тамсин.
– Подожди!
Она протянула мне коричневый шарф в мелкий белый горох и солнечные очки в белой пластмассовой оправе.
– Тодд велел завязать шарфом волосы. Говорит, это в духе Сиенны Миллер в роли Эди Седжвик[84]. Понятия не имею, о чем он. Да, и еще... – Тамсин достала из кармана свой сотовый. – Давай поменяемся. Тогда маячок будет показывать, что ты у нас.
Я отдала подруге свой мобильник, сунула ее телефон в сумку и вытянула руку, подзывая такси.
Когда водитель тронулся с места, я завязала волосы шарфом и положила солнечные очки в сумку рядом с «Большими девочками». В книге есть сцена: Элли улетает из Филадельфии на запад.
Я смотрела, как мир в иллюминаторе наклоняется и исчезает. Самолет поднялся над облаками, и мое сердце запело. Я покрепче затянула ремень безопасности и подумала: «Может, я найду то, что искала, то, что невозможно передать словами, то, что мне нужно».
