Текст книги "Все девочки взрослеют"
Автор книги: Дженнифер Уайнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Я снова отчаянно моргнула и постаралась собраться.
– Хочу поделиться с вами тем, что узнала за этот год, готовясь стать взрослой. Речь у меня готова. Она посвящена моему отрывку из Торы, долгу и исправлению ошибок. Но самое главное, за последний год я поняла: жизнь – тяжелая штука.
Мать крепче сжала мое плечо.
– Хорошие люди умирают ни с того ни с сего. Маленькие дети болеют. Любящие оставляют своих любимых.
В горле застрял комок. Я с трудом сглотнула и продолжила.
– Я представляю, что чувствовал Исав. Он не виноват, что родился косматым, не виноват, что проголодался, и, наверное, не виноват, что его мать больше любила Иакова. Иаков был хитер и получил отцовское благословение. Его потомки умножились, как звезды небесные. – Я опустила глаза и перевела дыхание. – Но Исав не сдавался. Он не получил отцовского благословения. Ему пришлось жить мечом. И все же – жить! Исаак посоветовал сыну питаться плодами тучной земли и пить небесную росу.
Я сложила страницы и надавила на них ладонями.
– Когда не получаешь желаемого, приходится брать что есть и не унывать. В Торе написано, что у Исава было две жены. Возможно, они помогли ему. Мои мама и бабушки очень помогли мне в этом году. И тетя Элль, и дядя Джош, и мой... и Брюс. Даже когда я поступала неправильно или ошибалась с выбором, семья была рядом. Наверное, за этот год я поняла то же, что и Исав, хотя в истории евреев он всего лишь второй брат, о котором мало что известно. Горести неизбежны. Не все можно исправить.
Я взглянула на листок бумаги, на важные слова, написанные моей рукой.
– Все знают, что такое страдание, что такое долг. Никто не должен сдаваться. Надо полагаться на тех, кто тебя любит. Не сдаваться и не унывать.
Я снова сложила страницы и попыталась засунуть их в карман, но вспомнила, что на моем модном платье нет карманов. Равви Грюсготт подняла брови, как бы спрашивая: «А где та речь, которую мы составили вместе?» Затем она кивнула матери. Мама шагнула к микрофону, шурша красным платьем. Казалось, она вот-вот разрыдается.
– Джой, доченька, любимая, – начала она.
За спиной заплакала бабушка Энн.
– Я так горжусь тобой сегодня. Ты стоишь перед нами и чудесно говоришь, такая красивая и такая взрослая.
Мама не плакала. Ее глаза сияли. Наверное, потому, что она была счастлива. Я сумела произвести на нее впечатление, действительно оказалась особенной.
– Отец гордился бы тобой не меньше. Он всегда гордился тобой. Ты была и остаешься самой лучшей дочерью на свете. Хотя иногда я злюсь на тебя... – Мама помолчала. – А ты на меня – еще чаще.
Я улыбнулась, мама тоже.
Она осторожно вытерла под глазами подушечкой пальца, как учила Элль.
– Ты – главное, что я сделала в жизни. Воплощение всех моих грез. Уверена, ты станешь «доблестной женой», как сказано в Торе, подобно Саре, Рахиль, Ревекке и Лие, твоей тезке. Даже если ты не получишь именно того, чего хочешь, и когда хочешь, ты будешь сильной и умной. И красоты тебе не занимать. Тебя ждет замечательная жизнь, поскольку ты уже получила один из самых важных ее уроков.
– Не смотри, – потребовала я, когда мы подошли к бальному залу Коллегии врачей.
Я закрыла маме глаза ладонями, чтобы она точно ничего не увидела, и провела внутрь.
– Сейчас... открывай!
Мама с минуту молчала, затем захлопала в ладоши.
– Ах, Джой, поверить не могу!
А придется! Наконец-то пригодились годы создания декораций для дюжины разных пьес и мюзиклов в Академии Филадельфии. И конечно, помощь друзей. Мы смогли превратить большой бальный зал в волшебную страну «Звуков музыки» – самого приторного мюзикла на свете. Разумеется, мама его обожает. Столы мы украсили в духе песни «My Favorite Things». Вот «капли на розах»[89] (мы с Тамсин каждое воскресенье делали цветы из папье-маше и клеили на них круглые стразы). Вот «усы у котенка» (детский стол с грудой мягких игрушек, которые можно забрать домой). Вот «чайник сияюще-звонкий» (тетя Сэм взяла его напрокат у знакомого организатора вечеринок) и варежки (спасибо бабушке Энн и Моне). Каждый подарок завернут в «сверток бумажный с бечевкой простой», а на десерт – яблочный штрудель. Правда, «шницель большой с вермишелью» я вычеркнула: не знаю, что это, но звучит отвратительно.
– «Девочки в платьях из белого ситца», – процитировала мама.
Тамсин просияла и гордо покружилась.
– «Мягкий снежок на носу и ресницах», – добавила я и подвела маму к главному столу, украшенному дюжиной «снежных шаров» с видами Филадельфии и рамками для фотографий, которые будут сделаны на празднике.
– «Диких гусей перелет под луной»?
– Увы... Распорядитель банкета запретил. Сказал, что нельзя выпускать диких животных в общественном месте ради... ну... развлечения.
– Что ж, – отозвалась мама. – По крайней мере, ты пыталась.
Подошел Тодд в серебряном костюме. Он тащил за собой скейтборд с мотком бечевки.
– Угадайте, кто я? – обратился он к нам.
– «Иголка тянет нить»? – недолго думая, ответила мать.
– Вот видишь? – Тодд повернулся к сестре. – Это очевидно для любого, кто знает мюзикл.
– И все-таки шорты на лямках смотрелись бы лучше, – возразила Тамсин.
Тодд протянул скейтборд сестре и вытащил меня на пустой танцпол.
– Идем, Джой. Потанцуем!
Вечеринка была не такой роскошной, как у Тайлера, и не такой громкой, как у Тамсин и Тодда, но все мои друзья веселились. На десерт был шоколадный фонтан, его выключили после того, как Макс попытался в него запрыгнуть. Не обошлось и без небольшого скандала. Мать вывела тетю Элль в вестибюль и шепотом обругала за грязные танцы с Джеком Кореи. («Парню тринадцать лет, Элль!» – возмущалась она. Тетя Элль ухмыльнулась и заявила: «Что ж, сегодня он стал мужчиной».)
Я танцевала с Тоддом. Танцевала с Брюсом. Держала Макса под мышки, поставив его маленькие черные туфли на свои серебряные босоножки. Даже немножко покружила с Карой. Вскоре та фыркнула и вернулась за столик. Когда Дункан Бродки похлопал меня по плечу и спросил: «Не хочешь потанцевать?», я улыбнулась и взяла его за руку. Мое сердце запело.
После разрезания торта, зажигания свечей и речей, когда музыка начала затихать, я ушла в сад с лекарственными травами, села на скамейку и вспомнила отца. Мы с ним бродили по огромному сердцу в Институте Франклина и разглядывали скелеты динозавров в Академии естественных наук. Ездили на велосипедах по тропе вдоль реки от Манаюнк до Вэлли-Фордж, где нас ждала мать с корзинкой для пикника. Покупали на рынке черничные блинчики, бекон и все, что казалось интересным, например ногу ягненка или цесарку, затем несли домой и пытались приготовить на ужин.
Скамейка заскрипела – рядом опустилась мама.
– Все нормально?
Я кивнула. Я хотела объяснить, что скучаю по папе, но это и так было ясно как божий день.
– Мой... твой, гм, отец. Он ведь не остался на службу? – уточнила я.
Мама вздохнула.
– По-моему, нет. По крайней мере, я его не видела.
Я вытащила из сумочки серебряный доллар и протянула ей. Мать покрутила монету в руках.
– Отец бросал их в бассейн, а мы за ними ныряли, – сообщила она.
– Знаю. Прочитала в твоей книге.
Мать вздохнула и кивнула.
– Приятно, что он хотя бы появился, – заметила я.
Мать промолчала.
– Может, он не такой уж плохой?
– Не бывает законченных негодяев, как и святых. – Мать вздохнула и вытерла глаза. – Хорошо, что он пришел.
– Хорошо, – согласилась я и уткнулась носом в мамино плечо.
Вернувшись домой, я повесила свое прекрасное платье в шкаф, зная, что больше никогда его не надену. Может, отдам Каре. Хотя, наверное, мода изменится за ближайшие три года. К тому же у Кары свои представления о прекрасном.
Из сумочки я достала серебряный доллар, из книжного шкафа – шкатулку для украшений, которую мне подарила Макси на восемь лет. Пластмассовая балерина кружилась под «Beautiful Dreamer». В шкатулке почти ничего не было. Вот серебряный браслет, подаренный отцом на последний день рождения, две банкноты по двадцать долларов за работу няней, снимок Дункана Бродки. Я стащила его из стопки неудачных фотографий, оставшихся от подготовки ежегодника «Лучше, чем ничего», – подумала я. Серебряный доллар и «Я горжусь тобой». Мать, которая меня любит, иногда даже слишком. Отец, который любил меня. У многих детей нет и этого.
Я порылась в шкатулке и нашла то, что искала: свою старую серебряную погремушку с гравировкой « ДЖОЙ». «Пригодится для братика», – решила я. Сунув игрушку в карман, я отправилась на поиски полировочной пасты.
41
Дни складывались в недели, недели превращались в месяцы, осень сменилась зимой. Я поняла о горе кое-что важное. Можно хотеть исчезнуть, мечтать о забвении, вечном сне, бегстве в придуманную реальность или о прогулке с полными карманами камней до реки, темная вода которой сомкнется над головой. Но если у тебя есть дети, паутина мира держит крепко и не дает упасть, как бы страстно ты не желал падения.
Френчи поскреблась в дверь. Я выпустила ее на улицу и впустила, когда она заскулила. Туфли стали малы Джой, и я сводила ее в магазин за новой парой, а также зимними ботинками и новой зимней курткой. Когда она выпьет все молоко, я пойду и куплю новое... и если кто-то заметит под моим длинным пальто голубой мужской халат, то промолчит. Я готовила ужины, загружала посудомоечную машину, разгружала ее, снова готовила и снова загружала машину. Падали листья – я сметала их с тротуара. Шел снег – я убирала его лопатой и посыпала солью крыльцо. Я старалась не плакать, доставая лопату из кладовки, и не вспоминать, как мы с Питером пререкались из-за очередности.
Декабрь оказался настоящим кошмаром. Я всего избегала: магазинов с мишурой, гирляндами и рождественскими песнями; счастливых пар, державшихся за руки перед витринами ювелирных магазинов на Сансом-стрит; семей в торговом центре. В конце концов мне пришлось отправиться за пластиковыми контейнерами и бумажными полотенцами, губками для мытья посуды и влажными салфетками. Я благоразумно обошла магазин по периметру, обогнула отдел видео и музыки, где мы часто бывали с Питером, но застыла при виде хлебопечки.
И застонала вслух.
– Надо купить хлебопечку, – предложил как-то Питер. – Свежий хлеб изумительно пахнет.
– Да, но он просто резиновый, – ответила я.
– Ничего, поджарим в тостере, – настаивал он.
Я сказала, что на кухне нет места, и Питер придумал убрать машинку для приготовления капучино, раз мы все равно ею не пользуемся. Тогда я возразила, что машинка для приготовления капучино намного симпатичнее угловатой пластмассовой хлебопечки. Когда мы вернулись домой, я приготовила пенный капучино. Питер вздохнул и сдался до следующего визита в магазин. Он с тоской смотрел на ряды хлебопечек, как на бывших подружек. Иногда проводил пальцем по экранчику и тяжело вздыхал. «Забудь», – говорила я и толкала тележку к туалетной бумаге и сокам.
В динамиках песня «O Holy Night» Мэрайи Кэри сменилась «Grandma Got Run Over by a Reindeer». Я прислонилась к стенду с долговарками, слезы потекли по щекам. Почему я не купила эту чертову хлебопечку? Питер был бы счастлив. Свежий хлеб изумительно пахнет. И вовсе он не резиновый, если немного поджарить в тостере. Что на меня нашло? Почему я не...
– Мэм?
Я вытерла глаза. Передо мной стоял клерк в синтетическом переднике. Я достала из кармана упаковку салфеток (в рождественские дни я без них как без рук) и указала на долговарку.
– Я думала, на них скидка, – пробормотала я.
Клерк отвел меня, по-видимому, в комнату отдыха – унылое помещение без окон, с белой плиткой, красными пластмассовыми столами, холодильником и микроволновкой.
– Он никогда не вернется, – мысленно произнесла я.
Вернее, мне казалось, что мысленно, поскольку клерк меня услышал.
– Мэм? Вы точно хорошо себя чувствуете? Может, кому-нибудь позвонить?
– Все нормально, – выдавила я и поспешила на кассу, а затем к своей машине, где можно было спокойно поплакать.
Шло время. Я прочла брошюру «Что увидишь, то получишь», выданную сестрой, и попыталась представить желаемый результат: не только казаться, но и быть нормальной. В марте я, как обычно, испекла «Уши Амана» для парада дошколят в Пурим. Я не стала звонить в синагогу и отказываться. Трубку мог взять незнакомый человек, и я не в силах была бы объяснить, что это любимые пирожки моего покойного мужа. В апреле я посадила фиолетовые и желтые анютины глазки, и наши оконные ящики перестали быть единственными пустыми на улице. Я подрезала розы. Поливала лилии. Подметала и пропалывала, чтобы все выглядело прилично. Надеялась, что смогу хотя бы казаться нормальной и счастливой, даже если никогда больше не буду таковой.
Я гуляла с матерью, завтракала с Самантой, навещала сестру в Нью-Йорке и звонила Макси по телефону. Сидела на трибунах, когда Джой играла в софтбол. Отводила глаза от тренера, сменившего Питера: рыжеватого незнакомца, отца близнецов. Я нашла для Джой психотерапевта – мужчину, как дочь и просила. Каждую среду я возила к нему Джой и ничего у нее не спрашивала, хотя видела по опухшим глазам, что дочь плакала. Надо же ей было где-то плакать. Дома она составляла списки, искала в Интернете, где дешевле подгузники, читала статьи о развивающих игрушках. Джой даже записала нерожденного младенца на музыкальные курсы, которые начнутся – поверить не могу, – когда ребенку будет три месяца.
По ночам я мучилась бессонницей и сочиняла роман, воображая, что снова стала молодой матерью. Рядом с ноутбуком остывал чай в кружке, на подушке под боком посапывала Френчи в свитере Питера, который еще хранил остатки запаха мужа иногда, просыпаясь, я словно чувствовала присутствие Питера. Он здесь, со мной! Сейчас открою глаза и увижу его голову на подушке, глаза, улыбку, услышу свое имя.
Бетси звонила раз в неделю. Она прислала по электронной почте сканированное двадцатинедельное УЗИ, фотографии живота и сыновей, которые гордо его гладили. Я заметила, что на снимках не было мужа Бетси. То ли он держал камеру, то ли Бетси боялась нанести мне психологическую травму.
К концу января я закончила черновик книги, начатый в неделю похорон Питера, и робко показала его Ларисе. Книгу я назвала «По-семейному». Это повествование о судье из пригорода, богатом, изначально надежном и верном мужчине. В пятьдесят лет он влюбился в молоденькую, женился на ней и завел семью, бросив жену и детей. Рассказ ведется от трех лиц: уже умершего мужчины, первой жены героя и ее старшей дочери, называющей мать Оригинальным Рецептом, а молодую новобрачную – Хрустящей Новинкой. Полагаю, роман был моей попыткой переписать жизнь своего отца заново. Вскрыть его, подобно устрице, разгадать его тайны, создать похожего и непохожего на него героя, найти смысл.
Может, это настоящая книга, а может, триста пятьдесят страниц соплей, которые мне нужно было высморкать, прежде чем снова начать писать хорошо. Я не могла быть объективна. Оставалось сидеть и ждать. Так или иначе, роман успокоил и поддержал меня. Мне было о чем думать кроме Питера; было что делать, кроме как плакать.
В пятницу в десять вечера, накануне Дня святого Валентина, зазвонил телефон. Я поговорила с Бетси и уселась по-турецки посреди огромной пустой кровати. Тишина давила.
– Мы справились, – сказала я в пространство.
Нет ответа. Я немного поплакала, прижимая подушку к животу. Хоть бы раз в жизни у меня все вышло как положено: сначала муж, потом ребенок. «Бери, что дают», – напомнила я себе. То же самое я говорила Джой, когда дочь была маленькой и плакала, если я резала жареный сыр на квадратики, а не на треугольники, и надевала ей кеды, а не зеленые резиновые сапоги. «Бери, что дают; здесь слезы не льют!» Полагаю, вскоре мне придется вспомнить эту присказку.
Я умылась и причесалась. Прошла по коридору. Сейчас я увижу Питера у шкафа в поисках шерстяного одеяла, с корзиной грязного белья на пути к стиральной машине.
Я постучала в дверь дочкиной спальни.
– У нас мальчик, – сообщила я.
42
Мать вела мини-вэн по Южной Второй улице. Голые ветки деревьев смыкались над нами, превращая мостовую в тоннель с танцующими тенями. Мы проехали мимо автозаправки и маленького китайского ресторанчика, вызвавшего шумиху при открытии. Живущие рядом люди раздавали листовки с опасениями, что ресторан привлечет нежелательную публику. «Это кого же? – поинтересовалась Саманта, бросив листовку на маминой кухне. – Евреев?» Я улыбнулась воспоминанию.
Мама повернула на Делавэр-авеню, потом на шоссе. Было тепло и ветрено, в воздухе пахло весной. Безоблачное ночное небо освещала луна. На заднем сиденье лежало детское автомобильное кресло. Я дважды проверила по списку, все ли мы взяли: подгузники, влажные салфетки и крем, полотенце для отрыжки, бутылочки и молочную смесь, смену одежды, мягкий тряпичный мячик с резиновыми вставками разного цвета и текстуры – хорошую развивающую игрушку. Я нашла его в коробке на чердаке. Наверное, раньше он был моим.
– Все нормально? – спросила мать.
Дорога должна была занять всего два часа, но мама набила сумку-холодильник едой: сырные палочки, крекеры, яблоки и сок.
– Как мы его назовем?
– Меня осенит, – Мама не сводила глаз с дороги. – Как с тобой. Раз – и меня осенило.
Я промолчала, просто достала из рюкзака книгу «Тысяча и одно детское имя». Кажется, мать улыбнулась.
– Не Питер, – пробормотала я себе под нос.
Мама отрицательно покачала головой. Я стала читать имена на «П»:
– Пабло. Падриак. Патрик. Пол. Паке. Паз. Пейс.
– Пейс?
– От латинского слова «мир», – прочла я.
– Значит, не «Пейс», а «Паце».
– Ладно, – отозвалась я, подумав, что ни за что не позволю назвать невинное дитя «Паце».
– Как насчет Чарльза? И второго имени Питер?
– Пожалуй, неплохо.
– Можно сократить его до Чарли. А еврейское имя будет Хаим – «жизнь».
– Чарли Крушелевански, – произнесла я для пробы. – Звучит неплохо. Посмотрим сначала. Может, он не похож на Чарли.
Я еще раз провела пальцем по перечню.
– Может, он покажется нам Падриаком.
Мать фыркнула. Я привалилась плечом к дверце и, должно быть, задремала. Когда я открыла глаза, мать уже парковалась под мерцающим фонарем на просторной парковке. Мы вошли в больницу и вдохнули знакомый запах.
– Где роженицы? – осведомилась мать в регистратуре.
– Пятый этаж, – сообщила женщина, после чего выдала нам наклейки с надписью «Гость».
Я налепила свою на джинсы; мать, разумеется, на самую выдающуюся точку бюста.
Мы поднялись на лифте. Медсестра на пятом этаже нажала кнопку, и мы открыли тяжелые двери. В больницах пахнет рвотой и мочой, едким дезинфицирующим средством и страхом. Но на этом этаже пахло еще и цветами. Мы шли мимо палат, и в каждой я замечала букет цветов, лилий или роз либо связку розовых или голубых воздушных шариков у потолка.
У палаты пятьсот четырнадцать мать остановилась так резко, что я бы налетела на нее, если бы находилась сзади, а не рядом.
– Ах, – вздохнула мать. – Ах.
Бетси в полосатом хлопковом халате лежала на кровати и улыбалась.
– Привет, красавицы!
На запястье у нее был пластмассовый браслет, в руках – бело-голубой сверток. Из-под бело-голубой шапочки ребенка виднелся темный пушок. У малыша был носик с горбинкой и такая бледная кожа, что на веках и щеках проглядывали голубые венки. Я на цыпочках приблизилась к кровати. Кажется, брови мамины, а лоб и подбородок – папины. Одну крошечную ручку ребенок засунул под одеяльце, другой неуклюже размахивал в воздухе. Он сжимал и разжимал пальцы, сжимал и разжимал. Разумеется, я немедленно протянула ему мизинец. Он вцепился в него.
– Чарли, – заявила я. – Вылитый Чарли.
– Хотите подержать? – спросила Бетси.
Она выглядела усталой, измотанной, как будто всю ночь провела на беговой дорожке. Но счастливой.
– А можно? – робко уточнила я.
– Конечно, старшая сестренка, – ответила Бетси.
Я наклонилась, и она положила мне на руки ребенка. Малыш по-прежнему держался за мой палец.
Мама все еще маячила в дверях, словно боялась войти. Бетси посмотрела на нее.
– Хорошо себя чувствуешь?
– Хорошо. – Мама покачала головой и, судя по всему, собралась с силами. – Куда важнее, как ты себя чувствуешь.
Мать присела на стул и завела разговор о родах, шкале Апгар и эпизиотомии. На слове «плацента» я отошла к окну. Незачем малышу это слушать.
– Гляди-ка. – Я стала покачивать его, повернув лицом к ночному небу.
Брат смотрел на меня серовато-карими глазами.
– Чарли, – сказала я и прижала младенца к груди. Мать обняла меня за плечи и с нежностью взглянула на ребенка. Ее глаза сияли. Она поцеловала меня и малыша. В окне отражалось мамино тайное лицо, прежде известное только мне.
Благодарности
Эта книга не увидела бы свет без тяжелого труда и контроля моего агента, Джоанны Пульчини. Я благодарна ей за неослабевающий энтузиазм и скрупулезное внимание к деталям. Ее попытки отыскать в моих книгах грязные шутки и неприличные аллюзии ужасно забавны.
Терпение, доброта и чувство юмора моего редактора, Грир Хендрикс, как всегда, на вес золота.
Я благодарна помощницам Джоанны: Элизабет Картер и Тринх Труонг, помощнице Грир Саре Уолш – за внимание к деталям, а также Сюзанне О’Нил и Нэнси Инглис за усердную работу над рукописью. Помимо этого, мне повезло найти сказочную, неутомимую и добросердечную помощницу Меган Бернетт.
Джудит Карр из «Атриа» и Кэролин Рейди из «Саймон энд Шустер» неизменно заботились обо мне и Кэнни, как и все сотрудники «Атриа»: Гэри Урда, Лиза Кейм, Кэтлин Шмидт, Кристина Дюплесси, Крейг Дин и Джин Ли.
Я благодарна Джессике Фи и ее команде из «Грейтер тэлент нетворк», а также Марси Энгельман, Дэйне Гидни и Джордане Таль – моим чудесным нью-йоркским пиарщицам.
Куртис Ситтенфилд оказалась восприимчивой и великодушной читательницей.
Проводя исследования для книги, я посетила бар-мицву Чарли Сачера и бат-мицвы Саманты Владис из Черри-Хилл и Эбби Кален из Симсбери, Коннектикут. На их торжествах не произошло ровным счетом ничего предосудительного. Я благодарна Чарли, Саманте и Эбби, а также их родителям, друзьям и семьям за оказанную любезность и гостеприимство.
Многочисленные друзья и родственники продолжают снабжать меня любовью, поддержкой и материалом. Джейк и Джо Вайнеры не просто мои братья; они замечательно ведут мои дела на побережье. Молли Вайнер – неиссякаемый источник вдохновения и радости. Я благодарна Фэй Фрумин, Фрэнсис Фрумин Вайнер и Клэр Каплан за помощь и поддержку; за то, что смеялись вместе со мной и порой сами являлись поводом для смеха.
Что касается моих домашних, Уэнделл остается лучшим псом на свете. Муж, Адам, по-прежнему путешествует со мной. С кем, как не с ним, смотреть «Большого Лебовски»? Дочь Люси Джейн – мой свет в окошке, а ее новая сестричка Фиби Перл любезно постаралась не слишком толкаться и пинаться, пока я писала эту книгу. Спасибо всем им... и читателям, которые остаются со мной.
[1] Бар-мицва, бат-мицва – в иудаизме праздник в честь достижения совершеннолетия мальчиком или девочкой. Как правило, отмечается по достижении тринадцати лет. (Здесь и далее – примечания переводчика.)
[2] Хора – молдавский, румынский, еврейский хороводный танец.
[3] «Студия 54» – легендарный ночной клуб 1970-х годов; «В мире морском» – песня из диснеевской «Русалочки».
[4] Донна Саммер – «королева диско», одна из наиболее успешных певиц 1970-х годов.
[5] Линейный танец – групповой танец, при котором танцующие располагаются в линию и синхронно исполняют одну и ту же последовательность фигур.
[6] Латке – национальное еврейское блюдо (картофельные оладьи).
[7] Глория Гейнор – американская певица в стиле диско.
[8] Барри Гибб – лидер-вокалист рок-группы «Би Джиз», в 1970-х годах обратившейся к диско.
[9] «Музыка вместе» – музыкально-танцевальная программа раннего развития.
[10] Рик Джеймс – американский фанк-музыкант. В начале 1990-х годов был осужден за нападение на двух женщин и провел пару лет в тюрьме.
[11] Уайклеф Жан – американский музыкант гаитянского происхождения, бывший участник хип-хоп трио «Фьюджис».
[12] «Many Rivers to Cross» – песня Джимми Клиффа, ямайского певца и композитора в стиле регги.
[13] Прас – двоюродный брат Уайклефа Жана, также участник «Фьюджис».
[14] Джеймс Браун – американский певец, одна из самых влиятельных фигур в поп-музыке XX века.
[15] «Сайпримс» – американское девичье трио, считается самой успешной женской группой 1970-х годов.
[16] «Мир призраков» – сборник сатирических комиксов о жизни двух девочек-подростков.
[17] «Плоды ислама» – военизированная группа американских мусульман, защищающая собратьев по вере.
[18] Gross (англ.) – большой, крупный; толстый, тучный.
[19] Лэпэм Льюис (р. 1935) – американский писатель, в 1976-1981 и 1983-2006 гг. редактор журнала «Харперс».
[20] «Ом шанти шанти шанти» – мантра, призыв к миру и покою. Индуистские учения, как правило, заканчиваются этими словами.
[21] Намасте – индийское приветствие. Дословно означает «поклон тебе».
[22] «Сезам-плейс» – парк развлечений для детей (создан по мотивам сериала «Улица Сезам»).
[23] «Маленькие американки» – серия обучающих кукол, представляющих различные периоды американской истории.
[24] «Классный мюзикл» – музыкальный молодежный телефильм. На данный момент вышло три серии (в 2006, 2007 и 2008 гг.).
[25] Футбэг – небольшой мячик, набитый песком или другим наполнителем, используется в ряде игр. Также объединенное название различных видов спорта, где используется этот мяч.
[26] «Лига плюща» – ассоциация восьми старейших привилегированных высших учебных заведений на северо-востоке США.
[27] «Доктор Кто» – научно-фантастический телесериал производства Би-би-си.
[28] Кассат Мэри (1844-1926) – американская художница и график.
[29] «Возрождая Офелию: Как спасти девочку-подростка» – бестселлер Мэри Пайфер, американского клинического психолога.
[30] «Arbeit macht frei» (нем. «Труд делает свободным») – фраза, размещенная над входом многих нацистских концентрационных лагерей.
[31] Киддуш – еврейская молитва освящения субботы и праздников.
[32] Борщковый пояс – сеть еврейских отелей в горах Катскилл. Назван по еврейскому блюду «борщок» (жидкому свекольному супу).
[33] «Бриолин» – знаменитый бродвейский мюзикл о жизни школьников-подростков в Америке 1950-х гг. В 1978 г. был снят одноименный фильм с Джоном Траволтой.
[34] Гафтара – избранные отрывки из Книг пророков, которые публично читаются в синагоге в ходе религиозной службы.
[35] «Звездный крейсер “Галактика”» – американский научно-фантастический телесериал.
[36] Клинтоны – инопланетная цивилизация из научно-фантастической вселенной «Звездного пути».
[37] Алия (ивр. «восхождение») – публичное чтение свитка Торы от имени тех, кого вызвали к Торе.
[38] Во время обряда «одевания» Торы свиток Торы перевязывается лентой и помещается в богато украшенный футляр.
[39] «Лак для волос» – музыкальная комедия, а также бродвейский мюзикл на ее основе (2002). В 2007 г. вышел римейк с Джоном Траволтой.
[40] «Ведьма» – бродвейский мюзикл по роману Грегори Магвайра «Ведьма. Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз», весьма своеобразной интерпретации «Удивительного волшебника из страны Оз».
[41] «Promiscuous Girl» – песня Нелли Фуртадо и Тимбаленда.
[42] «Времена года» – сеть роскошных пятизвездочных гостиниц.
[43] «Антропология» – сеть магазинов повседневной женской одежды класса люкс.
[44] «Бергдорф Гудман» – дорогой престижный магазин одежды и мод на Пятой авеню в Нью-Йорке, существующий с 1901 г.
[45] Ццака (мер. «оказание справедливости») – религиозная обязанность совершать добрые дела.
[46] Йонг Эрика – американская писательница, феминистка, сторонница сексуальной свободы. Четыре раза выходила замуж. Автор эротического бестселлера «Я не боюсь летать».
[47] Уорд и Джун Кливер – персонажи американского ситкома «Предоставьте это Биверу», образцовые родители.
[48] Крокодильчик – логотип французской компании «Лакост», производящей одежду, обувь, парфюмерию и др.
[49] Хупа – навес, символизирующий будущий дом, в который жених вводит невесту. Представляет собой ткань, накинутую на четыре столба.
[50] Джабба Хатт – персонаж «Звездных войн», громадный слизняк, один из самых могущественных королей преступного мира в Галактике.
[51] Аннапурна – горный массив в Гималаях на территории Непала.
[52] Zaftig (идиш) – приятно округлый, пышный.
[53] Джеффри Дамер – известный американский серийный убийца и каннибал.
[54] Рок Крис – американский комедийный актер.
[55] Специалисты по лечению ожирения.
[56] Франклин Арета – американская певица в стилях ритм-энд-блюз, соул и госпел.
[57] Анатовка – еврейская деревушка в дореволюционной России, место действия повести Шолом-Алейхема «Тевье-молочник» и поставленного по ней бродвейского мюзикла «Скрипач на крыше».
[58] Шекспир У. Цимбелин. Акт IV, сцена 2. Перевод А. И. Курошевой.
[59] «Персеполис» – автобиографический комикс Маржан Сатрапи, в котором она описывает свое детство в Иране до и после революции.
[60] «Цирк дю Солей» (фр. «Цирк солнца») – основанный в 1984 г. знаменитый канадский цирк.
[61] Уоллес Дэвид Фостер – американский писатель. Известен, в частности, широким применением сносок, порой занимающих не меньше места, чем текст.
[62] «Барнс энд Ноубл» – известная сеть крупных книжных магазинов.
[63] Религиозные замужние еврейки должны прятать волосы под париками или головными уборами.
[64] «Хай таймс» – ежемесячный журнал, полностью посвященный конопле.
[65] «Лейн Брайант» – сеть магазинов женской одежды нестандартных размеров.
[66] Седер – ритуальная трапеза на Песах у евреев.
[67] Ниар Холли – американская певица и актриса; феминистка и бисексуалка.
[68] Фосет Фарра – американская актриса, секс-символ 1970-80-х гг.
[69] Лэндерс Энн – ведущая колонки советов во многих американских газетах.
[70] «Уши Амана» – треугольные пирожки со сладкой начинкой, непременный атрибут Пурима.
[71] Обыгрывается текст популярной в 1980-х годах рекламы средства для спринцевания.
[72] Тапенад – паста из измельченных оливок, анчоусов, каперсов и оливкового масла.
[73] Старение мяса – выдерживание мяса после забоя с целью улучшения вкуса. Сухой способ старения мяса более трудоемок и долог, чем влажный, поэтому такое мясо ценится наиболее высоко.
[74] «Продюсеры» – бродвейский мюзикл на основе одноименного комедийного фильма Мела Брукса. Главные герои мюзикла – продюсеры Макс Бьялосток и Лео Блум.
[75] Талит – покрывало, которым евреи покрывают голову и плечи во время молитвы.
[76] Ашрей – литургический текст в иудаизме.
[77] Киш – открытый пирог из песочного или слоеного теста с разнообразной (первоначально сырной) начинкой.
[78] Тройной скрининг и амниоцентез – методы диагностики хромосомных аномалий у плода.
