Текст книги "Чужая роль"

Автор книги: Дженнифер Уайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Иисусе, да что это с тобой? – прошипела Мэгги, демонстративно потирая плечо.

– Подвинься, – раздраженно скомандовала Роуз, хватая бумажник и вынимая пачку банкнот. – И вообще оставь меня! Сходи в кино.

– Уже почти десять, – напомнила Мэгги.

– Иди на ночной сеанс, – бросила Роуз, распахнув дверь. На пороге стоял Джим с дюжиной красных роз в руках. От него слабо пахло одеколоном и чуть сильнее – виски.

– Привет, дамы.

– О-о-о, как мило! – воскликнула Мэгги, хватая букет. – Роуз, поставь это в вазу. Можно взять ваше пальто?

Иисусе! Роуз скрипнула зубами и пошла на кухню. А когда вернулась в гостиную, Мэгги и Джим сидели рядом на диване. Мэгги, похоже, и не думала уходить… а деньги, которые дала ей Роуз, исчезли как по волшебству.

– Итак, Джим, – жизнерадостно начала Мэгги, – как прошел день?

– Мэгги, – напомнила Роуз, присаживаясь на подлокотник дивана – единственное свободное место, – у тебя, кажется, были кое-какие планы на вечер?

– Абсолютно никаких, – ухмыльнулась сестра. – Посижу дома.

7

В понедельник утром Мэгги Феллер выскочила из автобуса, закинула на плечо рюкзак и, ловко лавируя между пешеходами, прошла через Порт-Оторити. Было уже девять тридцать, а пробы начинались в девять. Она приехала бы раньше, только никак не могла выбрать между сапогами от Нины Узст из кожи цвета карамели (с укороченными джинсами) и туфельками с перекидным ремешком от Стюарта Вайцмана (с прямой юбкой и сетчатыми чулками).

Она свернула за угол на Сорок вторую улицу, и сердце упало. Перед студией MTV собралось не меньше тысячи человек. Претендентки запрудили весь тротуар и маленькую полоску травы в центре Бродвея.

Мэгги остановила девушку в ковбойской шляпе.

– Вы на пробы?

Девушка скорчила гримасу.

– Собиралась. Но они запустили первые три тысячи и велели остальным расходиться по домам.

Мэгги стало плохо. Так не пойдет. Ни в коем случае!!!

Не щадя каблуков, она стала пробираться сквозь толпу, пока не обнаружила замученную женщину с уоки-токи, планшетом, в куртке с логотипом MTV на спине.

«Уверенность», – напомнила себе Мэгги и тронула женщину за плечо.

– Я пришла на пробы, – объявила она.

– Простите, милочка, – бросила женщина, не поднимая глаз от бумаг, – двери закрыты.

Мэгги сунула руку в рюкзак, вытащила украденный из аптечки сестры пузырек мидола и потрясла перед лицом сотрудницы MTV.

– Медицинские показания, видите!

Женщина присмотрелась и вскинула брови. Мэгги поспешно прикрыла пальцем этикетку, но было поздно.

– Мидол?

– У меня изнуряющие спазмы. Вы, конечно, знаете, как относятся к американцам, признанным нетрудоспособными, не так ли?

Женщина с любопытством уставилась на нее.

– Вы не смеете отказывать мне из-за дисфункций матки, – продолжала Мэгги. – Это дискриминация!

– Вы серьезно? – проворчала сотрудница компании, без особого, впрочем, раздражения. Мэгги поняла, что лед тронулся.

– Послушайте, дайте мне шанс, – умоляюще попросила она. – Я приехала из Филадельфии!

– Здесь есть люди, приехавшие из самого Айдахо.

Мэгги закатила глаза.

– Айдахо? А что, там тоже есть кабельное телевидение? Послушайте, я прошла специальную подготовку, чтобы попасть сюда.

Женщина снова подняла брови.

– Если вам интересно знать, – продолжала Мэгги, – весьма важная часть моей фигуры вмонтирована в логотип MTV.

На какой-то головокружительный момент Мэгги показалось, что женщина вот-вот спросит ее, какая именно часть. Но та рассмеялась, нацарапала что-то на планшете и поманила Мэгги.

– Я Робин. Следуйте за мной.

Едва она повернулась, Мэгги подпрыгнула, щелкнула каблуками и тихонько взвизгнула от радости. Есть! Что же, полдела сделано. Остается убедить жюри, и можно ехать домой.

В коридорах негде было яблоку упасть. Тут были что-то бормотавшие себе под нос парни с заплетенными в косички волосами, в банданах и джинсах, спадавших на пол, роскошные девушки в мини-юбках и топах с низким вырезом, смотревшиеся в ручные зеркальца. Мэгги тут же сообразила, что большинству едва за двадцать, и скостила себе пять лет, прежде чем заполнить выданную Робин анкету.

– Откуда ты? – спросила стоявшая перед ней девушка, загримированная под Джинджер Спайс [16]16
  Одна из первых участниц группы «Спайс герлз». Покинула группу в 1998 г.


[Закрыть].

– Филадельфия, – ответила Мэгги, рассудив, что на это раз не мешает быть повежливее. – Я Мэгги.

– Кристи. Нервничаешь?

Мэгги лихим росчерком подписала анкету.

– В общем, нет. Я даже не знаю, что нужно делать.

– Тридцать секунд говорить на камеру. Жаль, что не надо играть или петь. Я брала уроки танцев с четырех лет. Могу танцевать чечетку, могу петь джаз, даже выучила монолог…

Мэгги тихо охнула. Она тоже брала уроки танцев, двенадцать лет подряд. Но играть? А единственное, что она помнила наизусть, – адрес Роуз, чтобы MTV было куда послать цветы, когда она выиграет.

Кристи пригладила волосы.

– Никак не решу, – пробормотала она, поднимая локоны и тут же позволяя им рассыпаться по плечам. – Как лучше?

Мэгги критически оглядела Кристи.

– Как насчет «ракушки»? – спросила она, доставая из рюкзака щетку, лак для волос, шпильки и резиновые колечки.

Очередь медленно подвигалась вперед. К тому времени, когда Мэгги оказалась у самой двери, пролетело три часа. Она успела причесать Кристи, наложить косметику себе, обновить золотистые тени на глазах восемнадцатилетней Кэре и одолжить стоявшей за ней Летише сапожки Роуз от Нины Уэст.

– Следующий, – скучающе бросил молодой человек за камерой.

Мэгги глубоко вздохнула и, не чувствуя ни малейшего волнения, не чувствуя вообще ничего, кроме невероятной уверенности и безумной радости, шагнула в крошечную, устланную голубым ковровым покрытием клетушку, в круг слепящих раскаленных огней. Робин, маячившая за спиной оператора, расплылась в улыбке и выставила большие пальцы.

– Назовите свое имя, пожалуйста, – попросила она. Мэгги тоже улыбнулась.

– Я Мэгги Мэй Феллер, – ответила она, четко выговаривая слова. Боже, она видела себя на висящем над головой мониторе!

Мэгги украдкой взглянула наверх, и вот вам! Смотрится она потрясающе!

– Мэгги Мэй? – переспросила Робин.

– Мать назвала меня в честь песни. Думаю, она всегда знала, что мне предназначено стать знаменитой на музыкальном поприще.

Робин пробежала глазами анкету Мэгги.

– Здесь сказано, что вы работали официанткой.

– Верно, – кивнула Мэгги, облизывая губы. – Думаю, это занятие – идеальный тренинг для общения с рок-звездами.

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли, если вы сумеете ставиться с мальчишками, затеявшими кидаться друг на друга вафлями, значит, справитесь с кем угодно. Официантки ежедневно встречаются с самыми различными людьми. Чего стоят видящие на диетах девушки, у которых от постоянного недоедания развиваются самые невероятные аллергии. – Повысив голос, Мэгги манерно сказала в нос, передразнивая: – Как, тут есть арахис?.. И все бы ничего, но они имеют привычку спрашивать это о любом блюде. Включая чай со льдом. Приходят разборчивые вегетарианцы и просто строгие вегетарианцы, поклонники раздельного питания и питания по группам крови, диабетики, сторонники диетики долголетия, люди с диабетом и гипертонией, которым запрещена соль…

И она продолжала разливаться соловьем, игнорируя «юпитеры», конкурс, не обращая внимания даже на Робин и парня в бейсболке. Все окружающее исчезло. Только она и камера. Как и должно быть.

– Если вы когда-нибудь выплескивали кофе со льдом на колени очередному типу, пытавшемуся засунуть чаевые вам за лифчик, стоит ли пугаться молодежного рока?

– А какая музыка нравится вам? – спросила Робин.

– Всякая, – откликнулась Мэгги, облизнув губы и откидывая назад волосы. – Но мой идол – Мадонна. Правда, медитативная музыка и всякая там йога до меня не доходят. Ну не врубаюсь я. Да, и еще пою. В группе «Уискид бискит».

Парень за камерой подавился смешком.

– Может, вы знакомы с нашим будущим хитом «Ты там лизни меня, где розовая я»? – поинтересовалась Мэгги.

– А вы не могли бы нам его напеть? – попросил оператор.

Мэгги просияла. Настал тот миг, которого она столько ждала! Она вытащила из рюкзака щетку для волос, поднесла ко рту наподобие микрофона и, тряхнув головой, завыла:

Ты там лизни меня, где розовая я,

Потом налей вина и выпей все до дна,

Проблемы, говоришь? На кой все это фиг?

Кто я тебе, милок, какой-то вшивый шринк?

Она запнулась было, размышляя, уместно ли слово «вшивый» на MTV, но рассудила, что теперь все равно ничего не исправишь.

– Что еще вы можете сообщить о себе? – спросила Робин.

– Только то, что я готова к прайм-тайму. И если Карсон Дейли [17]17
  Американский певец, звезда 50-60-х гг. XX века.


[Закрыть]снова окажется холостым, мой номер у вас есть.

Она послала в камеру воздушный поцелуй и шутливо высунула язык, демонстрируя свой пирсинг.

– Вот это да! – прошептала Кристи. Летиша зааплодировала, Кара подняла большие пальцы, а Робин; выйдя из кабинки, похлопала Мэгги по плечу, улыбнулась и потащила в коридор, где уже переминались человек десять, отобранных после первого прослушивания.

– Поздравляю, – прошептала она. – Вы прошли первый тур.

– Ты где? – раздраженно допытывалась Роуз.

– В Нью-Йорке! – кричала Мэгги в сотовый. – MTV прослушивает кандидатов в виджеи, и угадай, кто прошел первый тур?

Молчание.

– Ты сказала, что у тебя собеседование, – выдавила наконец Роуз.

Мэгги вспыхнула от ярости.

– А это, по-твоему, что?!

– Глупая, сумасбродная затея.

– Господи, неужели не можешь хоть раз в жизни порадоваться за меня?

Стоявшая рядом девушка, шестифутовая амазонка в кожаном комбинезоне, раздраженно нахмурилась. Мэгги ответила пренебрежительным взглядом и перешла в угол приемной.

– Я порадуюсь, когда ты найдешь работу.

– А я ее и найду!

– Как? На MTV пообещали тебя взять? И сколько там платят?

– Много, – буркнула Мэгги. Честно говоря, она не имела ни малейшего понятия, сколько платят на телевидении… должно быть, немало. В конце концов, это вам не адвокатская контора! – Куда больше, чем тебе! И знаешь что? Думаю, ты просто завидуешь.

– Не завидую, – вздохнула Роуз. – Просто хочу, чтобы ты оставила все эти идиотские мечты о славе и нашла работу, вместо того чтобы тратить деньги на поездку в Нью-Йорк.

– И стала такой, как ты, – добавила Мэгги. – Нет уж, спасибо.

Сунув телефон в сумочку, она яростно уставилась в пол. Уж эта гребаная Роуз! Почему она вообразила, что сестра будет рада за нее или удивится, услышав, как ловко Мэгги пробралась на пробы и какой имела успех?

«Что ж, – подумала она, выуживая помаду, – придется показать Старшей Дерьмосестрице, на что я способна! Пройду пробы, получу работу, и Роуз не успеет оглянуться, как увидит меня на телеэкране, в натуральную величину и вдвое красивее, чем в жизни!»

– Мэгги Феллер?

Она глубоко вдохнула, подкрасила губы и направилась назад, ловить мечту. На сей раз ее завели в комнату побольше и поставили под слепящий свет трех «юпитеров», установленных на высоких ножках. Робин улыбнулась Мэгги и показала на монитор.

– Вы когда-нибудь считывали с «телесуфлера»? – спросила она.

Мэгги покачала головой.

– Ну, это легко, – утешила Робин и, подойдя к метке на полу, встала лицом к экрану. – Далее следует, – жизнерадостно объявила она, – знойный дебют «Спайс герлз»! И не смейте даже притронуться к пульту, потому что в этом же блоке – Бритни Спирс!

Мэгги тупо уставилась на экран. По нему бежали слова, исчезая, возвращаясь и снова исчезая. Мэгги стало нехорошо. Почему-то закружилась голова. Она умела читать! Прекрасно читала! Только не так быстро, как обычные люди. И не такой текст, где слова несутся по экрану!

Она вдруг сообразила, что Робин смотрит на нее.

– Все о'кей?

– Еще бы! – бросила Мэгги и, шагнув к метке, едва не упала: так сильно дрожали ноги.

– Далее следует, – прошептала она себе. Тряхнула волосами, облизала губы. – Что тут у нас?

Она уставилась на экран. Буквы задрожали и снова поползли, извиваясь как змеи.

– Дебютный видеоклип «Спайс герлз». И… О черт!

– Дебют, – прошептала она. – Дебют, – сказала она, и в миллионный раз задалась вопросом, почему слова пишутся не так, как произносятся.

Оператор снова засмеялся, но на этот раз недобро, издевательски.

Мэгги пялилась на экран и молилась от всего сердца: «Пожалуйста, Господи, помоги мне прочитать это правильно».

Что-то начинающееся на «Б». «Б» и еще «й». Что бы это могло быть?

Да, Мотаун Филли снова вернулся! И…

Оператор уже не скрывал любопытства. Впрочем, как и Робин.

– Вы в порядке? – участливо спросила она. – Может, экран плохо виден? Хотите попробовать еще раз?

– Далее следует… – объявила Мэгги чересчур громко. «Пожалуйста, Господи, – в отчаянии умоляла она, – я никогда больше ни о чем не попрошу тебя, только дай мне справиться».

Она смотрела на экран, она старалась изо всех сил, но «б» вдруг стало «д», а «щ» почему-то переворачивалось…

– Сразу после следующего рекламного ролика вас ждет океан забойной музыки…

Буквы превратились в загадочные иероглифы, а Робин и оператор уставились на нее с хорошо знакомым выражением. Жалость.

– Далее вы услышите то же дерьмо, которое слушали вчера, – рявкнула Мэгги, прежде чем резко развернуться, забыв о каблуках – каблуках Роуз, – и устремиться к двери, вытирая на ходу слезы.

Пробежала через приемную, едва не сбив с ног мисс Кожаный Комбинезон, и выскочила в коридор, но еще успела услышать голос Робин:

– Следующий! Соберитесь, у нас полно работы!

8

Льюис Фелдман стоял на лестничной площадке с букетом тюльпанов в одной руке и коробкой конфет в другой. Плечи сгибались под грузом дурного предчувствия, таким же тяжелым, как его зимнее пальто. «Перестану я когда-нибудь нервничать?» – гадал он, тяжело вздыхая у двери Эллы Хирш.

«Самое худшее, что она может сделать, – это сказать "нет"», – напомнил себе Льюис, перекладывая тюльпаны в левую руку, а конфеты – в правую и уныло рассматривая брюки, которые, несмотря на все его труды в прачечной, так и остались помятыми и с подозрительным пятном под карманом, словно протекла шариковая ручка.

Льюис мрачно подумал, что, вероятнее всего, именно так и было.

Он напомнил себе, что не стоит бояться отказа. Это его не убьет. Если уж микроинфаркт, случившийся три года назад, не убил, то Элла Хирш тем более.

Конечно, в море плавала и другая рыба, рыба, готовая выпрыгнуть из воды прямо в его лодку еще до того, как ему придет в голову насадить наживку. Но его не интересовала Лоис Зифф, ввалившаяся к нему через две недели после похорон Шарлы с кугелем [18]18
  Национальное еврейское блюдо – лапша с гусиным жиром, залитая взбитыми яйцами.


[Закрыть]и в блузке, расстегнутой на лишнюю пуговицу, обнажавшей три дюйма морщинистой ложбинки между грудями. Его не интересовала Бонни Бегелман, подсунувшая под дверь конверт с двумя билетами в кино и запиской, в которой говорилось, что она «будет счастлива присоединиться к нему, когда он пожелает».

Почти сразу же после смерти Шарлы начались ежедневные визиты особ, прозванных им Бригадой Запеканки: дам с озабоченными лицами и пластиковыми контейнерами с подношениями. Но он видеть их не мог, хотя Шарла перед смертью благословила его на новый брак.

– Найди кого-нибудь, – велела она, когда лежала в больнице в последний раз. Оба знали, что это в последний раз, хотя никогда не говорили на эту тему. Льюис держал ее руку, ту, в которую не была воткнута игла капельницы. Он подался вперед, чтобы откинуть со лба жены поредевшие волосы.

– Шарла, давай не будем говорить об этом.

В ответ она упрямо качнула головой и взглянула на мужа, знакомо блеснув голубыми глазами. Правда, эти искорки появлялись не слишком часто с того дня, когда он вернулся домой и увидел ее сидящей на диване. Тогда Льюис посмотрел на нее и понял все еще до того, как Шарла подняла голову. Еще до того, как сказала ему: «Он вернулся. Рак вернулся».

– Не хочу, чтобы ты жил один, – произнесла она, – и превратился в одного из этих занудливых вдовцов. Будешь есть слишком много натрия…

– Это все, что тебя волнует? – поддел он. – Мой натрий?

– Такие люди просто отвратительны, – пробормотала она. Ее глаза закрывались. Льюис поднес соломинку к ее рту, дал напиться.

– …Самоуверенные и сварливые. Не хочу, чтобы такое произошло с тобой.

Голос Шарлы постепенно слабел, отдалялся…

– Найди себе кого-нибудь.

– Ты имеешь в виду кого-то конкретно? – осведомился он. – У тебя есть на примете кандидатура?

Шарла не ответила. Льюис показалось, что жена спит: веки опущены, худая грудь медленно вздымается и опускается под свежими бинтами, – но она снова заговорила, едва слышно, выталкивая с каждым вздохом по одному слову.

– Хочу, чтобы ты был счастлив.

Льюис наклонил голову, боясь, что если посмотрит на нее, свою жену, женщину, которую любил, с которой прожил пятьдесят три года, то расплачется и не сможет остановиться.

Поэтому он просто сидел у ее постели, держал за руку и шептал на ухо, как сильно он ее любит. И думал, что, когда Шарла умрет, в жизни не сможет посмотреть ни на одну женщину. Соседки, с их кугелем и грудями, были для него все на одно лицо. Никто не привлекал его. До этого момента.

И не то чтобы Элла походила на Шарлу – по крайней мере, не внешне. Шарла была маленького роста, а с годами еще усохла. Круглые голубые глаза, стриженые светлые волосы, слишком большой нос и слишком большой зад, приводивший ее в отчаяние. Она обожала коралловую губную помаду и бижутерию: бусы из цветного стекла, длинные серьги, блестевшие и побрякивавшие на ходу. Жена напоминала ему крошечную экзотическую, нежно щебечущую птичку с радужным плюмажем.

Элла была совсем другой: выше, с тонкими чертами лица, острым носиком, твердым подбородком и длинными рыжеватыми локонами, забранными в «ракушку», хотя все остальные женщины в «Голден-Эйкрс» предпочитали стричься. По его мнению, она немного походила на Кэтрин Хепберн, еврейскую Кэтрин Хепберн, не столь величественную и вселяющую ужас. Скорее погруженную в некую меланхолию.

– Хепберн, – пробормотал он, покачал головой, изумляясь собственной глупости, и стал подниматься по ступенькам. Жаль, что его рубашка так помята. И жаль, что он не догадался надеть шляпу.

– О, кого я вижу!

Льюис так растерялся, что даже подскочил и уставился на женщину, чье лицо показалось ему незнакомым.

– Мейвис Голд, – представилась женщина. – А куда это вы, такой разодетый?

– Я… только…

Мейвис Голд хлопнула в ладоши так энергично, что полные загорелые руки мелко задрожали.

– Элла! – прошептала она так громко, что, кажется, слышал весь город, и осторожно провела пальцем по чашечке тюльпана. – Как красиво! Вы настоящий джентльмен! – просияв, воскликнула она, поцеловала в щеку и заботливо стерла след помады. – Удачи вам.

Льюис кивнул, набрал в грудь воздуха, в последний раз переложил подарки из одной руки в другую и повернул колесико звонка. Прислушался, не играет ли радио, но расслышал только легкие шаги Эллы.

Она открыла дверь и озадаченно уставилась на гостя.

– Льюис?

Он, неожиданно засмущавшись, кивнул. На ней были голубые джинсы из тех, что доходят до середины икр, свободная белая рубашка и никаких туфель. Голые длинные незагорелые ноги прекрасной формы, с жемчужным лаком на ногтях. При виде этих ступней хотелось зацеловать ее. Вместо этого Льюис громко сглотнул в надежде смочить вдруг пересохшее горло.

– Привет, – выдавил он.

Ну вот, это уже что-то. По крайней мере начало. Меж бровей Эллы появилась вертикальная морщинка.

– Стихотворение оказалось чересчур длинным?

– Нет, с ним все в порядке. Я пришел потому, что… ну… подумал, что, если…

«Давай, старик», – приказал он себе. Он был на войне, похоронил жену, не сломался, когда единственный сын стал республиканцем, и приклеил на задний бампер микроавтобуса стикер с предвыборным лозунгом Раша Лимбо [19]19
  Американский радиожурналист, ведущий популярного политического шоу.


[Закрыть]. Довелось ему пережить моменты куда хуже, чем этот.

– Не согласитесь поужинать со мной?

И сразу понял: сейчас она отрицательно качнет головой.

– Не… не думаю.

– Почему? – вырвалось у него.

Элла вздохнула. Льюис воспользовался ее замешательством.

– Ничего, если я войду?

Она не слишком охотно открыла дверь и впустила его. Квартира оказалась не захламленной, как большинство небольших помещений в «Голден-Эйкрс», обитатели которых пытались втиснуть накопленные за всю жизнь вещи в маленькое пространство. Полы были вымощены плиткой, стены выкрашены в кремовый цвет. У стены стоял белый диван из тех, что, по мнению Льюиса, хороши больше в рекламе, чем в жизни, особенно если у вас есть внуки и эти внуки любят виноградный сок.

Он сел на один конец дивана, Элла устроилась на другом и поспешно подобрала под себя босые ноги.

– Льюис, – начала она. Он немедленно встал. – Пожалуйста, не уходите. Дайте мне объяснить.

– Я никуда не ухожу. Просто хотел бы найти вазу, – пожал плечами Льюис.

– Подождите, – попросила Элла, явно встревожившись при мысли о том, что он будет копаться в ее вещах. – Я принесу.

Она поспешила на кухню и вынула из шкафчика вазу. Льюис наполнил ее водой, поставил тюльпаны, вернулся в гостиную и водрузил вазу в центр журнального столика.

– Ну вот, – удовлетворенно вздохнул он, – теперь, если вы мне откажете, придется каждый день смотреть на цветы и чувствовать себя виноватой.

Какое-то мгновение женщина, казалось, была готова улыбнуться, но глаза тут же вновь стали грустными, и Льюис так и не понял, показалось ли ему.

– Видите ли… – начала она.

– Погодите, – остановил ее Льюис, открывая коробку конфет. – Выбирайте.

– Но я не хочу, – отмахнулась она.

Льюис надел очки и развернул красиво разрисованный вкладыш.

– Сейчас узнаем, что тут лежит. Значит, так: эти шоколадные сердечки – с вишневым ликером. А кругленькие – нуга.

– Льюис, – твердо сказала она, – вы чудесный человек и…

– «Но», – поправил он. – Я слышу «но» в вашем голосе.

Он снова поднялся, пошел на кухню и поставил кипятить чайник.

– Где ваш праздничный фарфор? – крикнул он. Элла, охнув, поспешила за ним.

– Не волнуйтесь. Я просто хочу заварить чай, – уверил он.

Элла перевела взгляд с Льюиса на чайник.

– О'кей, – кивнула она, доставая две кружки с рекламой публичной библиотеки округа Броуорд. Льюис бросил в них чайные пакетики, поискал сахарницу (наполненную пакетиками подсластителя) и поставил на стол вместе с пинтой обезжиренного молока.

– Вы всегда такой хозяйственный? – удивилась она.

– Далеко не всегда.

Он открыл холодильник, отыскал лимон в ванночке с овощами и принялся нарезать.

– Но когда моя жена заболела и поняла, что… не важно. Словом, она поняла. И стала давать мне уроки.

– Вам ее не хватает? – спросила Элла.

– Очень. Я думаю о ней каждый день.

Он поставил ее кружку на блюдце и понес к столу.

– А как насчет вас?

– Видите ли, я не знала вашу жену и не могу сказать, что тоскую по ней…

– Шутка!

Льюис захлопал в ладоши, уселся рядом с ней и осмотрел стол.

– Все же чего-то не хватает. Можно? – осведомился он, открывая морозилку.

Элла, с несколько ошеломленным видом, кивнула. Он порылся в морозилке нашел предмет знакомой формы, в котором тут же узнал замороженный торт от Сары Ли. Любимый десерт Шарлы. Часто он просыпался ночью и обнаруживал ее перед телевизором. Жена смотрела новости и увлеченно жевала размороженный торт. Обычно подобные ночи знаменовали очередное окончание диеты из грейпфрутов и тунца, на которой она сидела дважды в год. «Поцелуй меня, – шептала Шарла, натягивая на плечи ночную рубашку. – Давай сожжем еще немного противных старых калорий…»

– О'кей? – спросил он, вручая торт Элле.

Она кивнула, поставила торт в микроволновку. Льюис прихлебывал чай и следил за ее движениями. Похоже, тазобедренные суставы у нее свои собственные.

И едва не рассмеялся, поймав себя на дурацких мыслях, когда, один из его внуков, во время последнего приезда сказал, что может с одного взгляда отличить, настоящая ли у женщины грудь. Льюис решил, что обладает тем же талантом в отношении бедер.

– Чему вы улыбаетесь?

Льюис слегка пожал плечами.

– Подумал о внуке.

Ее лицо сморщилось, как смятый бумажный пакет. Элла немедленно взяла себя в руки, и Льюис так и не понял, видел ли он в самом деле то, что успел увидеть? Отчаяние. Ему хотелось сжать пальцы Эллы и попросить рассказать, что произошло, кто так сильно ранил ее. Он уже положил руки на стол, но тут вдруг заметил, что у нее такой вид, словно из замороженного торта вдруг вылез таракан.

– Что? – переполошился он. Она взглядом показала на манжеты его сорочки. Льюис присмотрелся. На одной не хватало пуговицы, другая обтрепалась и слегка порыжела.

– Вы ее подпалили? – спросила Элла.

– Должно быть. Я не слишком ловко управляюсь с утюгом.

– Вот как… Я могла бы…

Она поспешно сжала губы и, досадливо морщась, пригладила волосы. Льюис немедленно воспользовался представившейся возможностью и ухватился за нее как утопающий за соломинку.

– Дадите мне пару уроков? – смиренно попросил он.

Прости меня, Шарла…

Наверное, теперь придется спрятать все инструкции, которые она ему оставила, коробочки и пузырьки с надписями: «Для цветного белья»; «Для белого белья»…

Элла явно сдавалась.

– Ну…

Звякнула микроволновка. Льюис вынул торт, отрезал кусок Элле. Не забыл и себя.

– Знаю, что веду себя нахально, навязываюсь, тем более что вы – человек занятой. Но с тех пор как умерла жена, у меня все из рук валится. Да я никогда и не питал пристрастия к ведению хозяйства. На прошлой неделе всерьез задумался, не лучше ли просто покупать новую одежду каждый месяц или два…

– О, не стоит, – перебила Элла. – Я вам помогу. Видно было, что соглашается она без особой охоты, что происходит некая внутренняя борьба, сочувствие и долг спорят с яростным желанием остаться в одиночестве.

– Сейчас посмотрю свой ежедневник.

Ежедневник оказался чудом методичности: книжечка в четыре дюйма толщиной была заполнена лабиринтом строчек, стрелок, телефонных номеров и клейких листочков с записями.

– Посмотрим, – пробормотала Элла, пробегая глазами страницы. – В среду я в больнице.

– Что-то случилось?

– Помогаю нянчить детишек. В четверг – кухня для бедных, потом хоспис, в пятницу – «Милзон-уилз»…

– Суббота? – нашелся Льюис. – Не хочу пугать вас, но запас чистого белья подходит к концу.

Элла издала горлом странный, подозрительно похожий на смешок звук.

– Суббота, – согласилась она.

– Прекрасно. Пять часов? А потом поедем ужинать.

И выскочил за дверь прежде, чем она успела ответить. Насвистывая, спустился вниз, где без особого удивления обнаружил Мейвис Голд, заверившую, что она как раз собиралась в прачечную. Грязного белья у нее с собой, впрочем, не было.

– Ну, как все прошло? – шепнула она.

Льюис оттопырил большие пальцы и улыбнулся ее детскому восторгу. Мейвис еще хлопала в ладоши, а он уже спешил домой. Ему не терпелось пролить чернила на брюки и оторвать пару пуговиц от своей любимой рубашки.