Текст книги "Чужая роль"
Автор книги: Дженнифер Уайнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Дженнифер Уайнер
Чужая роль
Часть первая
На ее месте
1
Посвящается Молли Бет.
– Беби, – простонал тип… как его… Тед? Тад?.. что-то в этом роде… прежде чем впиться губами ей в шею и притиснуть лицом к стенке туалетной кабинки.
«Бред какой-то», – подумала Мэгги, ощутив, как он задирает ей подол. Но за последние полтора часа она успела проглотить пять порций водки с тоником, и в этом состоянии вряд ли имела право отзываться о ком-то подобным образом. Мало того, она не была вполне уверена, правильно ли выбрала слово.
– Ты такая страстная! – воскликнул Тед или Тад, добравшись до ремня, недавно приобретенного Мэгги.
«Я хочу ремень. Красный», – сказала она тогда.
«Цвета пламени», – уточнила продавщица магазина «Тайны Виктории».
«Что-то в этом роде. Узкий. Самый узкий из тех, что у вас есть», – потребовала Мэгги и бросила короткий пренебрежительный взгляд на девушку, дав знать, что если та не способна различать цвета, ее, Мэгги Феллер, это абсолютно не волнует. Пусть она не окончила колледж, пусть не имеет престижной работы, да что уж там – вообще никакой с прошлого вторника. Пусть общий итог опыта работы в большом кино сводится к трем секундам: именно столько мелькала на экране часть ее левого бедра в предпоследнем видео Уилла Смита. Пусть она едва сводит концы с концами, в то время как некоторые, вроде сестрицы Роуз, пулей пролетают через колледжи «Лиги плюща», попадая прямиком в юридические школы, затем в адвокатские конторы и роскошные апартаменты на Риттенхаус-сквер, причем с такой скоростью, словно пролетели на санках с ледяной горки жизни. Зато она, Мэгги, обладала кое-чем настоящим, редким и драгоценным, достающимся от природы весьма немногим и служащим предметом зависти и чаяния миллионов – сногсшибательной фигурой. Ровно сто шесть фунтов, пропорционально распределенных по пяти футам шести дюймам, каждый из которых умащен душистыми маслами, деодорантами, увлажнителями, духами, подвергся воздействию ультрафиолетовых ламп в солярии, щипчиков для выдергивания волос, пинцетов, пилочек и всех остальных инструментов и средств для того, чтобы сделать тело совершенным.
Она даже украсила себя тату: маргаритка на талии, надпись «РОЖДЕННАЯ БЫТЬ СКВЕРНОЙ» вокруг левой щиколотки и пухлое, пронзенное стрелой красное сердце со словом «МАТЬ» внутри на правом бицепсе (подумывала было добавить дату смерти матери, но по какой-то причине эта татуировка болела больше, чем другие).
Кроме того, у Мэгги имелись груди размера Д, подарок женатого бойфренда, изготовленные по новой методе из чистейшего силикона, но последнее особого значения не имело.
«Это вложение в мое будущее», – сообщила Мэгги расстроенному и озадаченному отцу. Сидел – Почтенная Мачеха, – только раздула ноздри, зато старшая сестрица Роуз не преминула спросить этак высокомерно – голос звучал так, словно ей уже исполнилось все семьдесят:
«Не будешь так добра уточнить, какого рода будущее ты имеешь в виду?»
Но Мэгги ничего не хотела слушать. Ей было наплевать. Ей уже стукнуло двадцать восемь, сегодня десятая встреча выпускников средней школы, и лучше ее в этом зале не выглядела ни одна девушка.
Собравшиеся во все глаза уставились на Мэгги, когда та вошла в «Черри-Хилл Хилтон» в облегающем черном платье для коктейлей, с тонкими бретельками, на шпильках от Кристиана Лабутена, позаимствованных еще в прошлый уикэнд из шкафа сестрицы. Хотя Роуз позволила себе растолстеть – вот уж действительно старшая… не старшая, а старая, – размер ноги, слава Богу, у ниx по-прежнему оставался одинаковым. Под жаркими взглядами Мэгги расцвела и, улыбаясь, скользящей походочкой проследовала к бару: бедра покачивались как бы в такт неслышной музыке, на запястьях позвякивали браслеты. Она хотела, чтобы бывшие одноклассники хорошенько рассмотрели то, чего в свое время лишились. И это девочка, которую все либо дразнили умственно отсталой, либо игнорировали. Та самая, которая слонялась по коридорам школы, утопая в широченной армейской куртке отца, жалась к шкафчикам в раздевалке. Что же, пусть полюбуются, как расцвела прежняя Мэгги! Марисса Нусбаум, и Ким Пратт, и особенно та сучка, Саманта Бейли, с ее грязновато-блондинистыми волосами и пятнадцатью фунтами, которые она накопила на бедрах, с тех пор как окончила школу! И все чирлидеры [1]1
Члены группы поддержки школьных спортивных команд: девушки в коротеньких платьях, с султанами из перьев в руках, подбадривающие игроков криками и прыжками.
[Закрыть], те самые, которые издевались над Мэгги или в лучшем случае смотрели сквозь нее. Вот именно, сквозь нее! Пусть теперь пожирают ее глазами… а еще лучше предоставим это их лысеющим мужьям-занудам!
– О Боже, – простонал Тед Головастик, расстегивая брюки.
В соседней кабинке кто-то спустил воду в унитазе.
Мэгги покачнулась на каблуках, Тед – или Тад? – нацелился и промахнулся, и снова нацелился, слепо тычась в ее бедра и зад. «Как будто слепая змея нападает», – подумала Мэгги со стоном, который Тед, очевидно, принял за проявление страсти.
– О да, беби. Тебе нравится, да? – оживился он, принимаясь пихать ее еще энергичнее.
Мэгги подавила зевок и оглядела себя, с удовольствием отметив, что бедра, упругие и твердые после долгих упражнений на тренажере, гладкие, как пластик, после недавней обработки восковым карандашом, даже не дрогнули, несмотря на неистовые толчки Теда. А педикюр – само совершенство. Она была не совсем уверена насчет этого оттенка красного, сначала ей показалось, что лак недостаточно темный. Но теперь, глядя на блестящие ноготки, Мэгги убедилась в правильности выбора.
– Иисусе! – взвыл Тед тоном, где странно смешались экстаз и разочарование человека, как бы узревшего божественное видение и не совсем понявшего, что же оно означает.
Мэгги познакомилась с ним в баре где-то через полчаса после приезда, и оказалось, что он вполне соответствует ее стандартам: высокий блондин, хорошо сложен, не растолстел и не облысел, как парни, бывшие в школе королями вечеринок. Он давал бармену на чай по пятерке за каждую очередную порцию спиртного, хотя напитки были бесплатными, хотя он вовсе не был обязан это делать, а кроме того, он говорил Мэгги именно то, что она хотела слышать.
«Чем занимаетесь?»
«Я артистка», – с улыбкой призналась Мэгги, что было чистой правдой. Последние полгода она работала бэк-вокалисткой в группе «Уискид бискит», исполнявшей ремейки диско-классики в стиле треш-метал. Пока что им удалось заполучить ангажемент ровно на одно выступление, поскольку на исполнение «Макартур-парк» в стиле треш-метал особенного спроса не наблюдалось. Мэгги вполне отчетливо сознавала, что держится в группе исключительно из-за каприза солиста, надеявшегося, что она с ним переспит. Но все же это было что-то: крохотная зацепка, микроскопическая надежда на осуществление мечты. Шаг к славе. К карьере звезды.
«Мы не были одноклассниками, – говоря, он непрерывно обводил ее запястье указательным пальцем, – иначе я наверняка бы вас запомнил».
Мэгги опустила глаза, играя со своим рыжеватым локоном и размышляя, что лучше: провести босоножкой по его ноге или вытащить шпильки и дать волосам рассыпаться по спине? Нет, они не учились в одном классе. Ее держали в «специальных классах» вместе с недоумками и наркоманами. Даже напечатанные крупным шрифтом учебники были совсем другими: чуть-чуть длиннее и тоньше, чем обычные. Хоть заворачивай их в оберточную бумагу, хоть сунь в рюкзак – другие, нормальные ученики все равно их узнавали. А, да хрен с ними! Хрен с ними со всеми! Пошли они на хрен, эти смазливые чирлидеры и парни, охотно обжимавшиеся с ней на задних сиденьях родительских машин, но не замечавшие ее в упор при встрече о школьном коридоре.
– Иисусе! – снова заорал Тед. Мэгги открыла рот, чтобы посоветовать ему вести себя потише… и неожиданно ее вырвало прозрачной струей из водки с тоником – как отстраненно отметила она, словно это произошло с кем-то посторонним – плюс несколько полупереваренных макаронин. Она ела спагетти… когда? Прошлой ночью?
Мэгги попыталась было припомнить последний обед, но тут Тед стиснул ее бедра, грубо развернул, так что она оказалась лицом к дверце кабинки и больно стукнулась бедром о железный барабан с туалетной бумагой.
– Аххх, – выдохнул он, кончив ей на спину.
Мэгги молниеносно вывернулась, стараясь не поскользнуться в луже из водки с тоником и макаронами.
– Только не на платье, – прошипела она.
Тед продолжал стоять в спущенных до колен штанах, моргая от неожиданности, все еще держась за свой член и глупо ухмыляясь.
– Фантастика! – воскликнул он. – Потрясающе! Как, говоришь, тебя зовут?
А у находившейся в пятнадцати милях от сестры Роуз Феллер имелся свой секрет: секрет, в настоящее время развалившийся на спине и громко храпевший; секрет, ухитрившийся измять и сбить аккуратно постеленную простыню и сбросить на пол три подушки.
Роуз приподнялась на локте, чтобы получше рассмотреть любовника в неярком свете уличных огней, проникавшем сквозь щели жалюзи, и улыбнулась милой улыбкой – такой ее не узнал бы ни один из коллег в адвокатской фирме «Льюис, Доммел и Феник». Наконец-то! Именно этого она всегда хотела. Всю жизнь. Мужчина, который смотрел на нее так, словно она была единственной женщиной не только в этой комнате, но и в мире. Единственной существующей на свете. И он был так красив… куда красивее без одежды. Нельзя ли его сфотографировать? Нет, шум его разбудит. И кому она будет этот самый снимок показывать?
Роуз окинула любовника взглядом: сильные ноги, широкие плечи, губы, полураскрытые, чтобы было удобнее храпеть.
Роуз повернулась на бок, спиной к нему, подтянула одеяло к подбородку и улыбнулась, вспоминая.
Они допоздна работали по делу Видера, такому занудному, что Роуз умерла бы от скуки, не будь ее партнером Джим Денверс, в которого она была влюблена. Влюблена так, что с радостью провела бы неделю над документами, лишь бы быть рядом и вдыхать, вдыхать запах дорогой шерсти его костюма и одеколона. Часы протикали восемь, потом девять… Наконец они вложили последнюю страницу в чемоданчик рассыльного, опечатали документы, Джим взглянул на нее с ослепительной улыбкой кинозвезды и спросил:
– Хочешь что-нибудь перекусить?
Они отправились в бар в подвале ресторана «Ле Бек Фин». Стаканчик вина превратился в бутылку, толпа посетителей постепенно рассосалась, и свечи догорели, и оказалось, что уже полночь, и они остались одни, и беседа постепенно замерла. И пока Роуз пыталась сообразить, что бы еще сказать… может, что-то насчет спорта, – Джим, потянувшись к ее руке, произнес:
– Неужели не понимаешь, какая ты красивая?
Роуз покачала головой, потому что в самом деле не понимала. Никто и никогда не говорил, что она красива, разве что отец, да и то давно, и было это всего один раз. Глядя в зеркало, она видела ничем не примечательную девушку, этакую серость, толстушку-простушку, книжного червя с приличным гардеробом: размер четырнадцатый, каштановые волосы, карие глаза, густые прямые брови и слегка выдающийся подбородок, словно его обладательница строго спрашивала: «И что вам угодно?»
Все так, если не считать вечной и тайной надежды на то, что когда-нибудь кто-нибудь непременно скажет, что она красива. Мужчина, который распустит ее конский хвост, снимет с нее очки и уставится на Роуз как на Елену Прекрасную. Эта мечта была одной из причин, по которой она не носила контактных линз.
И вот теперь она подалась вперед, преданно уставившись на Джима, ожидая новых слов, тех, которые так жаждала услышать. Но Денвере лишь схватил ее за руку, заплатил по счету и потащил наверх, в ее квартиру, где стащил с нее туфли, блузку, проложил дорожку поцелуев от шеи до живота и провел следующие сорок пять минут, делая с ней все, о чем она раньше только мечтала и видела в сериале «Секс в большом городе».
При одном лишь воспоминании тело Роуз пронизала приятная дрожь. Но, снова подтянув одеяло к подбородку, она напомнила себе, что неприятностей не избежать. Близость с коллегой шла вразрез с ее личными этическими принципами – правда, нужно признать, соблазна было легко избежать до сей поры, поскольку ни один коллега не выражал желания переспать с ней. Гораздо хуже другое: подобные отношения между сослуживцами были строжайшим образом запрещены правилами фирмы. Им обоим несдобровать, если эта история выплывет наружу. Ему грозит взыскание. Ее, возможно, уволят. Придется искать другую работу, начинать все сначала: бесконечные собеседования, утомительные часы, проведенные в повторении одних и тех же ответов на те же вопросы: «Вы всегда хотели быть адвокатом? Какая область юриспруденции привлекает вас больше всего? В какой области желаете специализироваться? Каким образом собираетесь влиться в нашу фирму?..»
Джим не такой. Это он беседовал с Роуз, когда та три месяца назад устраивалась в «Льюис, Доммел и Феник». Был прекрасный сентябрьский день. Она в темно-синем деловом костюме, который купила специально для собеседований, вошла в конференц-зал, прижимая к груди папку с рекламными проспектами фирм.
После пяти лет работы у Диллерта Маккина Роуз решила сменить обстановку и искала фирму поменьше, где могла бы получать более ответственные задания. Это было ее третье собеседование на неделе, и синие лодочки от Феррагамо невыносимо жали, но одного взгляда на Джима Денверса оказалось достаточно, чтобы вытеснить из головы все мысли о ноющих ногах и других фирмах. Она ожидала стандартных вопросов и стандартной внешности партнера: лет сорок, лысеющий, очкастый, неизменно и подчеркнуто снисходительный к потенциальным коллегам женского пола. Но увидела Джима, стоявшего у окна; когда он повернулся, солнечный свет дня превратил его волосы в золотистую корону. Совсем не стандартный тип. Тридцать пять – максимум. Младший партнер, всего лет на пять старше и так хорош собой! Этот подбородок! А глаза! А витающий вокруг дразнящий аромат дорогого парфюма! Он был из породы суперменов, абсолютно недоступных для Роуз, тех, о ком она мечтала, пока денно и нощно зубрила учебники в средней школе, колледже, юридической школе, добиваясь высоких оценок и не поднимая головы от книг. Но когда он улыбнулся, она уловила блеск серебристых скобок на зубах, и на сердце стало легче, а в груди робко расцвела надежда. Может, он не так уж совершенен? Может, и у нее есть будущее?
– Мисс Феллер? – заговорил он, и Роуз кивнула, не доверяя собственному голосу. Джим снова улыбнулся, тремя широкими шагами пересек комнату и взял ее за руку.
В этот момент все и случилось разом: солнце за его спиной, тепло его пальцев, посылавших электрические разряды, которые почему-то разрывались прямо между бедрами Роуз. Она испытала то, о чем раньше только читала и в существование чего, нужно сказать, до сих пор не совсем верила: страсть.
Страсть была точно такая же жгучая и бурная, как в ее романах серии «Арлекин». Она сжимала горло и мешала дышать.
Роуз уставилась на загорелую шею Денверса и мечтала ее лизнуть. Прямо здесь. В конференц-зале.
– Я Джим Денверс, – представился он.
Она откашлялась. Но ее голос все равно оказался грудным, хрипловатым. С распутными интонациями.
– Я – Роуз.
Черт! А фамилия? Какая же у нее фамилия? Ах да!
– Феллер. Роуз Феллер. Привет.
Все между ними начиналось медленно: взгляд, длящийся на одно мгновение дольше, чем полагалось бы, пока не пришел лифт, рука, задержавшаяся на ее талии, его глаза, ищущие Роуз в толпе спешащих на совещание коллег и партнеров. Тем временем мисс Феллер старательно собирала сплетни.
– Холостяк, – сказала ее секретарь.
– Убежденный холостяк, – добавила одна из помощниц.
– Профессиональный бабник, – шепнула новенькая коллега, подкрашивая губы перед зеркалом в дамской комнате. – И я слышала, хорош…
Роуз вспыхнула, поскорее домыла руки и улизнула. Она не хотела, чтобы Джим имел репутацию. Не хотела, чтобы его обсуждали в туалетах. Хотела, чтобы он принадлежал ей одной. Чтобы снова и снова повторял, как она прекрасна.
В квартире наверху кто-то спустил воду. Джим застонал во сне и, перевернувшись, задел ногой ее коленку. О Господи!
Роуз на всякий случай провела пальцем ноги по икре. Так и есть. Печально!
Она собиралась, правда собиралась, побрить ноги… вот уже несколько дней. Пообещала себе, что непременно сделает это перед очередным занятием по аэробике, но в последний раз была на занятиях три недели назад, и все время носила на работу колготки, и…
Джим снова перевернулся, столкнув Роуз на самый край кровати. Она расстроенно оглядела гостиную, которая вполне заслуживала музейной таблички на стене: «Незамужняя девушка. Одинока. Конец 90-х».
Дорожка из его и ее одежды протянулась по полу рядом с пятифунтовыми ярко-желтыми гантелями, стоявшими рядом с записью «Те Бо», так и не вынутой из пластиковой упаковки, в которой Роуз принесла ее от шринка [2]2
Психоаналитик (жарг. англ.).
[Закрыть].
Тренажер, купленный, чтобы претворить в жизнь новогоднее решение обрести форму, был завален доставленными из химчистки вещами. Полупустая бутылка легкого вина покоилась на журнальном столике, четыре обувные коробки из «Сакса» громоздились у шкафа, с полдюжины дамских романов валялось у постели.
Кошмар! Может, встать затемно и придать квартире вид жилья, где обитает некто, живущий интересной насыщенной жизнью? Существует ли ночной магазин, где продают специальные подушки для пола и книжные шкафы? Может, еще не слишком поздно что-то сделать с ногами?
Роуз со всеми предосторожностями дотянулась до радиотелефона и прокралась в ванную. Эми ответила после первого же звонка.
– Ну что? – пробормотала она. В трубке раздавались завывания Уитни Хьюстон, а это означало, что лучшая подруга в сотый раз смотрит «В ожидании выдоха».
– Ты не поверишь, – прошептала Роуз.
– Тебя трахнули?
– Эми!
– Так трахнули или нет? Иначе с чего это ты вдруг звонишь в такой час?
– Собственно, – вздохнула Роуз, включая свет и рассматривал в зеркало свое раскрасневшееся лицо, – собственно говоря, да. И это было…
Она помолчала.
– Это было классно!
– Отлично, подруга! – радостно завопила Эми. – А кто счастливчик?
– Джим, – выдохнула Роуз.
Эми завопила еще громче.
– Это просто невероятно! Это было… то есть это так…
В трубке пронзительно запищало: очевидно, кто-то не мог дозвониться.
– О, да ты пользуешься успехом! – усмехнулась Эми-Перезвони!
Роуз попрощалась и взглянула на часы. Почти час ночи. Кто бы это мог быть?
– Алло?
В уши ударила громкая музыка, перебиваемая криками. Бар? Вечеринка?
Роуз устало прислонилась к двери. Мэгги. Сюрприз…
Но голос на другом конце был молодым, мужским и абсолютно незнакомым:
– Роуз Феллер?
– Да. С кем я разговариваю?
– Э… видите ли… я Тодд.
– Тодд, – повторила Роуз.
– Да. И… э… видите ли… я здесь с вашей сестрой, то есть полагаю, она ваша сестра. Мэгги, верно?
В качестве подтверждения тут же раздался пьяный выкрик Мэгги:
– Младшая! Младшая сестренка!
Роуз поморщилась, схватила флакон шампуня (особенно хорош для редких тонких и слабых волос) и зашвырнула в тумбочку под раковиной, рассудив, что, если Джим захочет принять душ, ему совершенно ни к чему знать о ее проблемах с прической.
– Она… э… думаю, ей нехорошо. Слишком много выпила, – продолжал Тодд, – и… то есть… она… Не знаю, что еще она делала, но я нашел ее в туалете и мы вроде как пообщались… а потом она вроде как отключилась… и теперь… э… вроде как… выступает. Велела позвонить вам… до того как отключилась.
Роуз услышала вопль сестры:
– Я – повелитель мира!
– Как мило с ее стороны, – заметила она, швыряя вслед за шампунем прописанный дерматологом крем от угрей и коробку с прокладками. – Но почему бы вам просто не отвезти ее домой?
– Не хотелось бы впутываться в это…
– Скажите, Тодд, – вкрадчиво начала Роуз с интонациями, приобретенными в юридической школе, теми самыми, которые в ее воображении неотразимо действовали на дурачка-свидетеля, готового мигом выложить всю подноготную, – когда вы и моя сестра общались в туалете, что именно там происходило?
Ответа она не дождалась.
– Нет, подробностей я не требую, – заверила Роуз, – просто хочу указать, что вы уже, как вы сами выразились, «впутались» в это дело. Итак, почему бы вам не быть последовательным и не отвезти мою сестру домой?
– Послушайте, думаю, она нуждается в помощи, а мне в самом деле пора ехать. Я… Я взял машину у брата, нужно вернуть…
– Тодд…
– Может, позвонить еще кому-то? Вашим родителям? Матери?
Роуз почувствовала, как остановилось сердце, и закрыла глаза.
– Вы где?
– «Черри-Хилл Хилтон». Встреча выпускников.
Щелчок. Тодд растворился в эфире.
Роуз обмякла. Вот она – реальная жизнь. И сознание того, кто она есть на самом деле, надвинулось на нее как автобус с неисправными тормозами. Вот она, правда: Роуз не из тех, в кого мог бы влюбиться Джим. Она не та, какой хотела бы быть: жизнерадостной, свойской, нормальной девчонкой, любящей красивую обувь, девчонкой, у которой нет других забот, кроме как пойдет ли на этой неделе повтор «Скорой помощи». Правда крылась в кассете с 17 упражнениями, которую она не нашла времени развернуть, не говоря уж о самих упражнениях. Правдой были ее волосатые ноги и уродливое нижнее белье. И хуже всего, что правдой была ее сестра, ее роскошная, сбившаяся с пути сестра, фантастически несчастная и поразительно безответственная. Но почему именно этой ночью? Почему Мэгги не могла позволить ей насладиться этой единственной ночью?
– Мать твою, – тихо простонала Роуз. – Мать твою, мать твою, мать твою!
Прошлепала босиком в спальню, ощупью отыскала очки, спортивные штаны, сапоги и ключи от машины. Нацарапала записку Джиму («Семейные неприятности, скоро буду») и поспешила к лифту, собираясь с силами, прежде чем мчаться куда-то в ночь и в очередной раз таскать из огня каштаны для сестрицы.
На входной двери отеля красовалась надпись:
«Добро пожаловать, выпуск-89!»
Роуз прошла через вестибюль: сплошной фальшивый мрамор и алое ковровое покрытие – в опустевший зал, провонявший табачным дымом и пивом. Столики были покрыты дешевыми бумажными скатертями в красно-белую клетку. В углу обосновалась пьяная парочка. Роуз присмотрелась. Не Мэгги. Пришлось идти к бару. Мужчина в грязном белом костюме убирал стаканы, а ее сестра, в коротеньком, узеньком, абсолютно неподходящем для ноября, как, впрочем, и для любого появления на людях платьишке, скорчилась на высоком табурете, тупо глядя в пространство.
Роуз помедлила, стараясь выработать стратегию. Мэгги выглядела лучше некуда… если не брать в расчет смазанный макияж, запах перегара и блевотины, окружавший ее густым облаком, стоило только подойти поближе…
Бармен сочувственно кивнул Роуз:
– Она здесь недавно. Где-то с полчаса. Я тут за ней присмотрел. Не давал ничего, кроме воды.
«Потрясающе, – подумала Роуз. – Интересно, где ты был, когда ее трахали, судя по всему, целой компанией в туалете?»
– Спасибо, – коротко обронила она и не слишком деликатно тряхнула Мэгги за плечо. – Мэгги!
Та скосила один глаз и поморщилась?
– …ставьмня в пкое, – пробормотала она.
Роуз вцепилась в бретельки платья сестры и потянула. Зад Мэгги дюймов на шесть приподнялся над сиденьем.
– Праздник кончился.
Мэгги, покачиваясь, встала и носком серебряной босоножки проворно лягнула Роуз в коленку. Носком той самой серебряной босоножки на шпильке от Кристиана Лабутена, заветной, вымечтанной, купленной всего две недели назад и, как до сей минуты думала Роуз, мирно покоившейся в коробке. Вторая босоножка в чем-то липком – в чем именно, ей совсем не хотелось знать.
– Эй, это мои туфли! – возмутилась Роуз, дергая сестру за платье.
«Мэгги, – расстроилась она, ощущая, как ярость бурлит в крови, – способна захапать и загадить все».
– Твою ма-а-а-ать, – проблеяла вонючая красотка, извиваясь всем телом в напрасной попытке вырваться.
– Ты невыносима, – прошипела Роуз, цепляясь за бретельки.
Но Мэгги продолжала выкручиваться и отбиваться носками босоножек – босоножек Роуз!
– Оскорбление словами и действием, – пробормотала Роуз, представив синяки, которые непременно проявятся к утру. – Я ни разу их не надевала!
– Эй, вы, полегче! – окликнул бармен, оживившись и явно надеясь, что инцидент перерастет в бои без правил.
Но Роуз проигнорировала его и – где волоком, где толчками – вытащила сестру из бара и запихнула в машину.
– Если собираешься блевать, – предупредила она, рывком затягивая на Мэгги ремень безопасности, – постарайся предупредить заранее!
– Пошлю телеграмму, – промямлила Мэгги, нашаривая в сумочке зажигалку.
– Даже не думай курить!
Роуз включила фары, вывернула руль вправо, выехала с опустевшей парковки на шоссе и направилась в сторону моста Бенджамина Франклина и Белла-Виста, где находилась последняя по счету из бесчисленных съемных квартир Мэгги.
– Не туда, – объявила Мэгги.
– О'кей, – согласилась Роуз, стискивая руль. – Куда мы едем?
– К Сидел.
– С чего это?
– Отвези меня, и все, договорились? Иисусе! Мы не в полиции, нечего меня допрашивать!
– Не в полиции, – сухо подтвердила Роуз. – И я всего лишь твой личный таксист. Объясняться необязательно. Только набери номер, и я у твоих ног.
– Сука, – прошипела Мэгги. Откинутая на сиденье голова беспомощно моталась из стороны в сторону при каждом рывке руля.
– Знаешь, – заметила Роуз самым спокойным тоном, на который оказалась способна, – по-моему, вполне реально побывать на вечере выпускников, не вливая в себя столько водки, чтобы потом даже не заметить, как отключишься в туалете.
– А ты что, нанялась в полицию нравов?
– Достаточно, – продолжала Роуз, – просто приехать, пообщаться со старыми друзьями, потанцевать, поужинать, немного выпить и при этом носить одежду, купленную за собственные деньги, а не украденную из моего шкафа…
Мэгги открыла глаза, уставилась на сестру и ткнула пальцем в большую белую пластиковую заколку для волос.
– Эй, девяносто четвертый год передавал тебе привет, – хмыкнула она. – И просил вернуть прическу.
– Ты о чем?
– О том. Таких теперь никто не носит!
– Да ну? В таком случае, почему бы тебе не объяснить, что носят самые модные девушки, когда приходится среди ночи ехать невесть куда и забирать из баров пьяных сестер? Хотелось бы знать! Интересно, создали ли Версаче и Валентино коллекции специально для таких, как мы!
– Плевать, – заплетающимся языком возразила Мэгги, глядя в окно.
– И тебе это нравится? – не отставала Роуз. – Пить каждый день, путаться бог знает с кем…
Вместо ответа Мэгги опустила стекло.
– Ты могла бы вернуться в школу. Получить работу.
– И стать такой, как ты, – скривилась Мэгги. – И секса ноль… сколько там прошло? Три года? Четыре? Когда парень в последний раз на тебя посмотрел?
– Если б я нацепила такое же платьице, с меня половина улицы глаз бы не сводила, – бросила Роуз.
– Можно подумать, ты в него влезешь! Да одна твоя нога не уместилась бы в этом платье.
– Да уж, – кивнула Роуз. – Я и забыла, что самое главное в жизни – нулевой размер. Очевидно, именно это сделало тебя столь успешной и счастливой.
Она долго без особой необходимости давила на клаксон, чтобы заставить идущую впереди машину прибавить скорость.
– У тебя полно проблем, – заключила она, – и ты нуждаешься в помощи.
Мэгги расхохоталась, откинув голову.
– А ты просто идеал, так, что ли?
Роуз тряхнула головой, пытаясь сообразить, как заткнуть сестру, но к тому времени, когда наконец выстроила схему нападения, голова Мэгги уже покоилась на подголовнике, а глаза были плотно закрыты.
Роуз подъехала к дому. По двору носилась Шанель, золотистый ретривер, собачка Сидел. Как раз в тот момент, когда Роуз, ухватив сестру за бретельки, подняла на ноги, сначала в верхней спальне, потом в прихожей зажегся свет.
– Вставай! – скомандовала Роуз. Мэгги споткнулась и, безвольно пошатываясь, побрела по двору, пока не добралась до входной двери современного здания весьма странных очертаний, которое отец и мачеха называли домом. Несчастные кусты живой изгороди по воле Сидел были безжалостно искромсаны, превратившись в причудливые завитушки, на коврике перед дверью краснела надпись: «Добро пожаловать, друзья».
Роуз всегда считала, что коврик купили вместе с домом – мачеха не была особенно гостеприимна, не говоря о дружелюбии.
Мэгги поковыляла к крыльцу, нагнулась. Роуз показалось, что сестру сейчас вырвет, но та сунула руку под плиту дорожки и выудила ключ.
– Можешь идти, – выдавила Мэгги, прислонясь к двери и пытаясь вставить ключ в скважину. – Спасибо, что подвезла, а теперь исчезни.
Не потрудившись повернуться, она прощально взмахнула рукой, но тут двери распахнулись и порог переступила сама Сидел Левин-Феллер: губы поджаты, халат туго перехвачен поясом, обтягивая тощую фигурку, лицо блестит от крема. Несмотря на бесчисленные тренировки, тысячи долларов, вбуханные в инъекции ботокса [3]3
Средство для разглаживания морщин.
[Закрыть], и недавно сделанную тату – подводку на веках, красивой эту даму назвал бы разве что слепой. В дополнение к крошечным тусклым карим глазкам природа наградила ее огромными раздувающимися ноздрями – дефектом, который, по мнению Роуз, пластические хирурги исправить не могли, поскольку Сидел наверняка замечала, что может легко запихнуть в каждую по еврейской колбаске, и уж, конечно, не пожалела бы никаких денег, чтобы приобрести приличный вид.
– Она пьяна! – завопила мачеха, раздувая ноздри. – Ах, какой сюрприз!
Как обычно, она адресовала наиболее язвительные реплики в пространство, словно сообщая свои наблюдения некоему невидимому зрителю, который, несомненно, примет ее точку зрения. Роуз помнила десятки, нет, сотни ядовитых стрел, свистевших мимо ушей ее… и сестры: «Мэгги, тебе следует уделять больше внимания урокам! Роуз, не думаю, что тебе так уж необходима вторая порция».
– Мимо тебя не проскочишь, верно, Сидел? – встрепенулась Мэгги.
Роуз невольно фыркнула, и на мгновение сестры снова стали одной командой, объединившись против общего грозного врага.
– Сидел, мне нужно поговорить с отцом, – бросила Роуз.
– А мне, – добавила Мэгги, – срочно нужно в ванную.
Роуз подняла глаза и заметила в окне спальни блеск отцовских очков. Высокая, тощая, чуть сгорбленная фигура в пижамных штанах и старой майке. Тонкие седые волосы дыбились вокруг лысины.
Когда он успел так постареть? Похож на привидение… За годы их брака Сидел словно налилась энергией: помада становилась все ярче, «перышки» в волосах золотились, а отец тускнел, выцветал, словно фотография, надолго оставленная на солнце.
– Эй, па! – позвала Роуз. Отец принялся открывать окно.
– Дорогой, я все улажу, – крикнула Сидел, подняв голову. Слова были ласковыми, да вот тон – ледяным! Майкл Феллер помедлил, сжимая раму, и Роуз словно видела, как его лицо морщится, трансформируясь в знакомую гримасу боли и горечи поражения. Свет тут же погас, и отец исчез.
– Черт, – буркнула ничуть не удивленная Роуз и снова крикнула, громко, беспомощно: – Папа!
