Текст книги "Чужая роль"
Автор книги: Дженнифер Уайнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
41
Мэгги вышла из душевой кабинки, наскоро вытерлась и торопливо натянула чистую одежду. Стянула волосы в хвост и огляделась, прежде чем закрыть дверь. Скорее, скорее, пока она не успела окончательно сдрейфить. Сегодня она собиралась рассказать Чарлзу свою историю. Вернее, преподнести ее как набросок пьесы, которую думает написать.
Жила-была когда-то девушка, решившая сбежать в колледж…
Она поймет по его лицу, о чем он думает, и если не увидит осуждения, наберется мужества признаться, что говорила о себе.
Она выбежала в коридор и наткнулась на мужчину. Джоша. Джоша из ее первой ночи в Принстоне, Джоша, который стоял в темноте, размахивая рюкзаком и свирепо пялясь на нее.
У Мэгги перехватило дыхание. Попятившись, она прижалась к стене. Джош не походил ни на пьяного, ни на влюбленного и уж точно не был в игривом настроении. Скорее выглядел так, словно собирался прикончить ее или по крайней мере поколотить.
Что ж. Любые сомнительные связи обязательно этим кончаются. Но как он оказался здесь, ведь библиотека закрыта! Должно быть, дожидался ее, и это означает, что в подвальных залах библиотеки нет никого, кроме них Двоих…
О Господи, плохи ее дела! Хуже некуда!
– Привет, – мягко начал он, проведя пальцем по татуировке со словом «мать», вероятно, той самой, которую умудрился вспомнить после единственной ночи в его постели. – Маленькая Эм. По-моему, ты кое-что мне задолжала.
– Я отдам деньги, – прошептала Мэгги, когда он подступил так близко, что их носы почти соприкоснулись. – Они у меня в рюкзаке; я не потратила ни цента… сейчас отдам…
Он крепко держал ее. Мэгги вздрогнула и едва сдержала крик.
Несчастье. Совсем как в стихотворении. Вот она, беда.
Мэгги принялась извиваться, пытаясь вырваться, убежать, но он оказался сильнее и продолжал шептать ей ужасные вещи:
– Что ты здесь делаешь? Тебе у нас не место! Втируша! Как ты пробралась сюда?!
– Я отдам тебе деньги. Только отпусти, – пробормотала Мэгги, но он еще крепче прижал ее к ледяной гранитной стене. И продолжал говорить… нет, не говорить, а бросать ей в лицо оскорбления. Голос так и не повысился, но тон из наставительного стал обвиняющим.
– Может, стоило бы заставить тебя загладить вину другим способом? – спросил он, обшаривая глазами ее тело. Кожа Мэгги загорелась под его взглядом, словно ошпаренная кислотой. – Не помню точно, что произошло той ночью, но, кажется, мы не успели закончить начатое. И мы здесь одни, так что теперь можно и закончить.
Мэгги застонала и принялась извиваться с удвоенной силой.
– Отпусти меня, – повторила она.
– С чего бы это? – ухмыльнулся Джош. Его обычно бледное лицо раскраснелось, светлые волосы свесились на лоб, а изо рта летели брызги слюны. – Ты попалась. На этот раз попалась. Я обыскал твой рюкзак. Три студенческих билета. Очень мило. Мои кредитные карточки, конечно, и куча наличных. Откуда бы? И сколько еще парней ты обчистила? Живешь прямо здесь? Понимаешь, что будет, если я позову охрану лагеря? Или копов?
Мэгги отвернула голову и тихо заплакала. Не смогла удержаться. Каким-то образом его слова, прикосновения рук, сковавших ее запястья, были еще хуже, унизительнее, чем вольности парней, лапавших ее тогда ночью на автостоянке. Позор, стыд… и слова, хлещущие ее как ураганный ветер, обжигавшие лицо. Все это было так несправедливо! В чем ее преступление? Что она взяла? Немного еды, которой здесь было полным-полно! Книги, владельцы которых были либо слишком богатыми, либо слишком ленивыми или глупыми, чтобы заботиться о том, где их оставляют. Кое-какую одежду из коробок с потерянными или забытыми вещами? Несколько раз заняла пустые места в задних рядах аудиторий, где профессора и без того собирались читать лекции.
Наконец Мэгги вскинула подбородок и широко раскрыла глаза.
– Ладно, – бросила она. – Хватит!
И вынудила себя улыбнуться. Распустить волосы и разметать по плечам.
– Ты выиграл. Я сделаю все, что захочешь.
Она призвала на помощь все свое обаяние, всю сексапильность, которую держала в узде на протяжении этого семестра, и одарила мерзавца улыбкой, такой же влекущей и зазывной, как карамельный завиток на рожке с ванильным мороженым.
– Хочешь попробовать? – спросила она, слыша дрожь в собственном голосе и молясь, чтобы Джош этого не заметил. Чтобы видел только ее тело.
Тот инстинктивно вытер руки о джинсы, и Мэгги с облегчением вздохнула. Значит, получилось!
Вцепившись в лямку рюкзака, она размахнулась и ударила его по лицу. Парень пошатнулся. Она изо всех сил лягнула его в коленку. Джош охнул, согнулся, и Мэгги ринулась прочь.
Слетела с лестницы, протолкнулась в тяжелые стеклянные двери, не обращая внимания на вопли сигнализации за спиной, схватив рюкзак за порванную лямку. В голове не было ни единой мысли, но неги двигались, а в крови пел адреналин. На улице стояла роскошная весенняя ночь. Студенты в шортах и футболках гуляли по тротуарам, сидели под плакучими ивами, перекликались в раскрытые окна. Мэгги чувствовала себя то ли голой, то ли заклейменной, словно невидимая рука повесила на нее табличку: «МНЕ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО».
Она бежала все быстрее и быстрее, морщась от боли в боку, – за границу кампуса, на тротуар, к автобусной станции на Нассау-стрит.
– Пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, – взмолилась она, завидев автобус. Прыгнула на ступеньку, выхватила из кармана горсть мелочи, сунула в автомат, плюхнулась на сиденье и обхватила руками рюкзак. Сердце не унималось.
Нужно добраться до Коринны. Добраться до Коринны и придумать, как уговорить ее, чтобы впустила, хотя сейчас середина ночи, а она должна была прийти только утром.
Мэгги откинулась на спинку, закрыла глаза и поняла, что попала в переплет – такой же, как до появления здесь. Необходимо было найти выход. Как раньше.
Она выудила из кармана сотовый, прерывисто вздохнула и набрала номер сестры. Сейчас поздно. Роуз наверняка дома. Она знает, что делать.
Только вот Роуз дома не оказалось.
– Привет, вы позвонили Роуз Феллер из фирмы «Роуз. Забота о домашних животных», – сказал автоответчик голосом ее сестры.
Что?!
– Пожалуйста, сообщите свое имя, номер телефона, кличку вашего любимца, услугу, которая вам необходима, и я перезвоню вам.
Не тот номер. Наверняка не тот.
Мэгги еще раз набрала телефон сестры и получила тот же ответ, только на этот раз после гудка она открыла рот.
– Роуз, я…
Я – что? Снова в беде? И прошу, чтобы ты меня выручила? Опять?
Мэгги захлопнула крышечку мобильного и зажмурилась. Она сама что-нибудь придумает.
– Мэгги? – растерянно спросила стоящая в дверях Коринна. – Который час? Что вы здесь делаете?
– Сейчас ночь. Видите ли… я… она судорожно втянула в себя воздух.
– Я хотела спросить, нельзя ли остаться у вас на несколько дней. Я заплачу за квартиру, буду бесплатно убирать…
Коринна придержала дверь бедром.
– Что случилось?
Мэгги замялась, не зная, что ответить. Сказать, что поссорилась с соседкой по комнате? Говорила ли она Коринне о соседях? Сейчас и не вспомнить. А если этот ужасный тип проследил, куда она поехала? Если он узнал, что она ночевала в библиотеке, возможно, пронюхал и о Коринне.
– Мэгги? – переспросила Коринна, наморщив лоб. На ней не было обычных темных очков, голубые глаза бегали как испуганные рыбки.
– Случилось кое-что, – тихо сказала Мэгги.
– Это мы уже установили, – кивнула Коринна и, впустив Мэгги, направилась на кухню, легко касаясь стены кончиками пальцев.
Мэгги уселась за стол, а Коринна включила газ, поставила чайник и, сняв с полки две кружки, бросила в них чайные пакетики.
– Может, объяснишь подробнее?
– Это очень трудно, – прошептала Мэгги, повесив голову.
– Наркотики? – резко спросила Коринна, и Мэгги от неожиданности рассмеялась.
– Нет. Не наркотики. Просто мне нужно лечь на дно дней на пять…
Ляпнув это, она сообразила, что говорит как закоренелая преступница, но это было первое, что пришло ей в голову. «Лечь на дно…»
– У меня что-то вроде стресса, – поправилась она. – А здесь так спокойно.
Очевидно, она произнесла волшебные слова, потому что Коринна просияла и, насыпав сахара в чай, поднесла чашку к губам.
– Тяжело дается сессия, верно? – сочувственно спросила она. – Помню, как сама готовилась к экзаменам. В общежитиях вечный шум, в библиотеке полно народу. Не волнуйтесь. Можете располагаться в любой комнате на третьем этаже, там везде чисто, верно?
– Верно, – кивнула Мэгги.
Она отхлебнула чаю, стараясь успокоиться и унять стук сердца. План. Ей нужен план. Она поживет здесь немного. Купит себе кое-что: в рюкзаке только смена одежды и немного белья. Остальное в библиотеке, и ей туда не попасть. А потом – куда потом? Назад к отцу и Роуз? Примут ли ее они? И хочет ли она возвращаться?
Она закрыла глаза и увидела себя сидящей в заднем ряду аудитории. Объясняющей профессору Клапам смысл стихотворения Элизабет Бишоп. Представила лицо Чарлза, с непокорной прядью, падавшей на лоб, в те моменты, когда он говорил о Шекспире и Стриндберге и о том, как однажды видел на сцене Джона Малковича. Никто в Принстоне не знал, что она жалкая неудачница, ничтожество, черная овца и позор семьи. Никто в Принстоне не знал, что она другая. Не такая, как остальные.
До сегодняшней ночи.
Пока не появился этот Джош.
Мэгги усиленно заморгала. Она не заплачет. Она выпутается. Только надо держаться тише воды ниже травы. Выход найдется. Она не могла оставаться здесь, пока мальчишка еще в кампусе, а когда студенты уедут, тоже не сможет здесь жить, потому что нельзя будет слиться с толпой. И что тогда?
– Мэгги? – спросила Коринна. Мэгги подняла глаза. – У вас есть семья? Может, позвонить кому-то?
Мэгги шмыгнула носом и больно прикусила губу. Ужасно хотелось плакать. Но чем это поможет?
– Нет, – пробормотала она дрожащим голосом. – Никого.
Коринна склонила голову набок.
– Уверены?
Мэгги подумала о деньгах. Купюры были перетянуты резинкой и спрятаны во внутренний карман рюкзака на молнии. Она услышала голос Джоша: «Я обыскал твой рюкзак…»
Рывком открыла рюкзак. Деньги исчезли. Кредитные карточки и студенческие – тоже. Ничего, кроме одежды, книг и…
Пальцы коснулись истертой открытки. Мэгги вытащила ее, развернула. Перечитала в сотый раз. И поздравление, и подпись, и телефонный номер.
– Бабушка, – выдохнула она. – У меня есть бабушка.
Коринна удовлетворенно кивнула.
– Идите спать. Устраивайтесь в любой комнате. Завтра утром можете ей позвонить.
Утром Мэгги стояла посреди залитой солнцем кухни с сотовым в руке и набирала номер, написанный бабушкой двадцать лет назад. Телефон звонил и звонил. Мэгги скрестила пальцы на обеих руках. «Господи! – взывала она, сама не зная, чего желает. – Только бы кто-нибудь ответил».
И кто-то ответил.
Роуз Феллер проснулась в пять утра, в чужой постели. Сердце тревожно колотилось. Мэгги. Ей снилась Мэгги.
– Мэгги, – сказала она вслух, но, произнося это и уже выплывая из сна в реальность, все же не была уверена, что видела именно Мэгги. Молодую женщину, бегущую по лесу. Вот и все. Женщину с перепуганными глазами и раскрытым в вопле ртом, продиравшуюся сквозь зеленые ветви, тянущие свои сучья-пальцы, чтобы схватить ее.
– Мэгги, – повторила Роуз. Петунья подняла голову, но, решив, что ничего срочного нет, а подачки тоже не предвидится, снова закрыла глаза. Роуз свесила ноги на пол. Саймон положил руку на ее бедро.
– Ш-ш-ш. – И он притянул ее к себе, прижался всем телом и поцеловал в затылок. – Что стряслось? Дурной сон?
Он провел губами по ее шее.
– Мне снилась мама, – отозвалась Роуз более глубоким и хриплым, чем обычно, голосом.
Но так ли это? Ее мать? Мэгги? А может, она сама бежала в чаще, спотыкалась о корни, падала на колени, поднималась и бежала снова? Но от кого? И куда?
– Моя мать умерла… я говорила? Не помню. Умерла, когда я была маленькой.
– Сейчас вернусь, – прошептал Саймон, вставая. Роуз слышала, как он протопал на кухню, босиком, в дурацкой полосатой пижаме, и вернулся со стаканом воды. Роуз благодарно припала губами к прохладной влаге, а Саймон лег, выключил свет и снова прижался к ней, положив одну ладонь на ее лоб, а другой поддерживая голову словно ценное произведение искусства.
– Обидно, что твоя ма умерла так рано. Хочешь поговорить?
Роуз покачала головой.
– Можешь рассказать все. Я о тебе позабочусь. Обещаю.
Но в ту ночь Роуз ничего ему не сказала. Только закрыла глаза, удобно устроилась в его объятиях и позволила себе снова уплыть в сон.
Элла сидела за столом, перелистывая блокнот и пытаясь составить список бесплатных медосмотров для следующего номера «Голден-Эйкрс газет», когда зазвонил телефон.
– Алло? – сказала она в трубку. Молчание… кто-то дышал ей прямо в ухо.
– Алло, – повторила Эмма. – Миссис Лефковиц, это вы? Вы не заболели?
– Это Элла Хирш? – спросил молодой женский голос. «Телемаркет», – подумала Элла.
– Да, это я.
Короткая пауза.
– У вас была дочь Кэролайн?
Элла затаила дыхание.
– Есть, – выдавила она. – То есть да, была.
– Видите ли, вы меня не знаете. Я Мэгги Феллер.
– Мэгги! – ахнула Элла, ощущая знакомую смесь надежды, облегчения, возбуждения и ужаса. – Мэгги! Я звонила. То есть звонила твоей сестре… она получила мое сообщение? Это она тебе сказала?
– Нет, – сказала Мэгги, немного помедлив. – Послушайте, вы меня не знаете и не обязаны выручать. Но я в беде…
– Я помогу, – немедленно пообещала Элла и зажмурилась изо всех сил, пыталась поверить во все это, отчаянно надеясь.
Часть третья
Я сердце твое в своем сердце ношу
а
в
42
Никогда еще Роуз Феллер так горько не жалела о смерти матери, как в период помолвки с Саймоном Стайном. Их первое свидание было в апреле. К маю они уже встречались едва ли не каждый вечер. К июлю Саймон фактически перебрался в квартиру Роуз. А в сентябре снова повел Роуз в «Приют придурков», полез под стол, якобы подбирая упавшую салфетку, и вынырнул с черной бархатной коробочкой в руках.
– Слишком скоро. – Роуз не могла поверить своим глазам, но Саймон спокойно взглянул на нее и ответил:
– Я в тебе уверен.
Свадьба была назначена на май следующего года, на дворе уже был октябрь, а это означало, как в один голос твердили продавщицы, что Роуз опоздала выбрать свадебное платье.
– Знаете ли вы, как долго мы ждем очередную партию платьев? – спросила женщина в первом же магазине.
«Знаете ли вы, как долго я ждала подходящего парня?» – едва не выпалила Роуз, но все же решила промолчать.
– Настоящая пытка, – рассердилась она, пытаясь натянуть колготки, по которым мгновенно поползла дорожка шириной в дюйм, стоило только сунуть в них ногу.
– Позвонить в «Международную амнистию»? – осведомилась Эми. Роуз покачала головой и швырнула кроссовки в угол завешенной кружевными шторами раздевалки свадебного салона, где в воздухе разливался аромат сушеной лаванды, а из музыкального центра лились исключительно любовные песни.
Роуз затянули в бюстье, вздернувший ее груди едва не до подбородка, и, как она обнаружила позднее, оставивший пакостные синяки на боках, велели надеть корсет, который продавщица охарактеризовала как «трусики-утяжки», но Роуз, слава Богу, не слепая и прекрасно видела, что ей подсунули. Корсет благополучно перекрыл подачу воздуха, но продавщица настаивала на полном обмундировании.
– Прежде всего необходимы формирующие фигуру предметы одежды, – твердила она, глядя на Роуз с таким видом, словно желала добавить: «И все остальные невесты уже успели это усвоить!»
– Ты просто не знаешь, что мне приходится терпеть, – простонала Роуз.
Продавщица сунула ей в руки платье, расстегнула молнию и велела нырять. Роуз прижала руки к бокам, наклонилась, морщась от боли в нещадно стиснутой талии, и сунула голову в вырез. Широкая юбка развернулась и упала до щиколоток. Роуз просунула руки в рукава, и продавщица сделала первую попытку застегнуть платье.
– И что тебе приходится терпеть? – поинтересовалась Эми.
Роуз закрыла глаза и пробормотала имя, терзавшее ее все два месяца помолвки. Имя особы, которая будет изводить ее до самой свадьбы.
– Сидел.
– Ой!
– «Ой» – это еще слабо сказано! Злая мачеха решила стать моей лучшей подругой.
Роуз ничуть не преувеличила. Когда они с Саймоном приехали в Нью-Джерси сообщить радостную новость, Майкл обнял дочь и хлопнул Саймона по спине. Сидел же не двинулась с места словно громом пораженная.
– Как чудесно, – выдавила она наконец, едва шевеля тонкими губами, хотя негритянские ноздри разверзлись неестественно широко, грозя втянуть журнальный столик. – Как я рада за вас.
На следующий день она позвонила Роуз и пригласила ее на чай, чтобы, как она выразилась, «отпраздновать» событие и предложить свои ус нуги по организации свадьбы.
– Не хочу хвастаться, дорогая. Но люди до сих пор говорят о свадьбе Моей Марши, – заявила она.
Роуз нашла последнее утверждение вполне естественным, учитывая склонность мачехи при каждом удобном и неудобном случае упоминать о свадьбе дочери. Но при этом была так потрясена сдержанностью Сидел, впервые в жизни не язвившей над ее манерой одеваться и пренебрегать диетой, что сдуру согласилась и, надев новенькое кольцо, к которому так и не успела привыкнуть, отправилась на чай в «Ритц-Карлтон».
– Это был кошмар, – призналась Роуз. Эми кивнула и разгладила кружевные перчатки до локтя, которые в этот момент примеряла.
Роуз сразу заметила мачеху. Та сидела одна перед чайником и двумя чашками с золотой каймой и выглядела, как всегда, устрашающе величественно. Прическа залачена так, что ни один волосок не шевельнется. Кожа блестящая и туго натянутая, словно целлофановая обертка. Косметика, как всегда, кукольно-безупречна, золотые украшения – внушительны, кожаная коричневая куртка – та самая, на которую Роуз с завистью глазела в витрине «Джоан Шепп» по пути в отель.
– Роуз, – проворковала Сидел, – ты прекрасно выглядишь.
Однако взгляд, которым она окинула армейскую рубашку и хвостик Роуз, свидетельствовал об обратном.
– А теперь, – объявила мачеха, едва они обменялись приветствиями, – поговорим о деталях. Какую цветовую гамму ты предпочитаешь?
– Э… – протянула Роуз, чего, очевидно, и дожидалась Сидел.
– Синий! – объявила она. – Последний крик моды. Самый шик. Современно. Я вижу… – Она закрыла глаза, предоставив Роуз любоваться искусно наложенными коричнево-розовато-фиолетовыми тенями. – …подружек невесты в простых синих прямых платьях…
– Никаких подружек. Только Эми. Она будет единственной, – отрезала Роуз. Сидел подняла идеально выщипанную бровь.
– А как насчет Мэгги?
Роуз уставилась на розовую скатерть. Несколько месяцев назад она получила от Мэгги очень странное сообщение.
Только имя Роуз и слово «я». Ничего больше. Ни звука, хотя Роуз каждые две-три недели набирала номер ее сотового и, услышав голос сестры, вешала трубку.
– Сомневаюсь, – коротко ответила она.
Сидел вздохнула.
– В таком случае поговорим о столиках. Я вижу темно-синие скатерти с белыми салфетками, туго накрахмаленными, в морском стиле, и, разумеется, нам понадобятся дельфиниумы для букетов, и эти великолепные герберы или… нет. Нет, – повторила Сидел, покачивая головой, будто Роуз с ней спорила. – Розовые розы. Представляешь? Массы и массы розовых роз, переполнивших серебряные чаши.
Сидел самодовольно улыбнулась.
– Розы для Роуз! Ну разумеется!
– Звучит здорово! – искренне восхитилась Роуз. – Но… э… насчет подружек…
– И конечно, – продолжала Сидел, словно не слыша, – моя Марша тебе тоже понадобится.
Роуз задохнулась. Вот уж кого она не хотела бы видеть, так это Маршу. Ни видеть, ни слышать.
– Она, разумеется, будет на седьмом небе, – сладко улыбалась Сидел.
Роуз стиснула кулаки.
– Э… – снова начала она. – Я… то есть… думаю… «Ну же», – подстегнула она себя.
– Только Эми.
Сидел поджала губы и раздула ноздри.
– Может, Марша захочет прочитать стихотворение новобрачным? – робко спросила Роуз, отчаянно выискивая кость, которую могла бы швырнуть мачехе.
– Как пожелаешь, дорогая, – холодно процедила Сидел. – В конце концов, это твоя свадьба.
Именно эту фразу Роуз и повторила ночью Саймону.
– Это действительно наша свадьба, но… – она закрыла лицо ладонями, – почему меня одолевает ужасное предчувствие, что дело кончится Моей Маршей и ее пятью приятельницами в синих платьях прямого покроя, провожающими меня к алтарю?!
– Не желаешь Мою Маршу? – с невинным видом осведомился Саймон. – Такая стильная дама! Знаешь, я слышал, что, когда она выходила замуж, купила платье от Веры Вонг шестого размера и велела забрать в швах.
– Я тоже слышала что-то в этом роде, – кивнула Роуз. Саймон сжал ее руки.
– Любимая, это действительно наша свадьба. И мы отпразднуем ее так, как пожелаем. Столько подружек, сколько ты решишь. Или вообще ни одной.
Этой ночью Роуз и Саймон составили короткий список пожеланий (шикарная еда, зажигательная музыка) и еще один – вещей, совершенно для них неприемлемых: куча малознакомых гостей, шумный праздник, чикен-данс [41]41
Вид брейк-данса с полуспущенными штанами.
[Закрыть]Моя Марша.
– Кстати, у нас будут розы! – крикнула Роуз в его обтянутую голубым пиджаком спину – Саймон отправлялся на работу. – Серебряные чаши в розовой пене роз! Ну не прелесть ли?
Саймон не оборачиваясь крикнул что-то, подозрительно похожее на «аллергия», и поспешил к автобусной остановке. Роуз вздохнула и пошла звонить Сидел. К концу беседы она согласилась одеть родственников и подружек в синее, положить на столы белые салфетки, позволить Моей Марше прочитать стихотворение по ее выбору и встретиться с личным флористом Сидел на следующей неделе.
– Что это за женщина, имеющая личного флориста? – не выдержав, спросила Роуз Эми. Она сосредоточенно копалась в витрине со свадебными венками. Выбрав один, украшенный крупными жемчужинами, принялась вертеться перед зеркалом.
– Претенциозная дура, – заключила Эми, примеряя Роуз длинную фату, расшитую крохотными хрусталиками. – Очень мило! Интересно, а мне пойдет?
Она немедленно водрузила на голову такую же и, одобрительно прищурившись, потянула Роуз к зеркалу.
Роуз оглядела себя в седьмом и последнем из отобранных платьев. Вокруг ног топорщились ярды кружев. Сверкающий лиф, негнущийся от нашитых бусин, заковал приблизительно две трети ее торса, но отставал на спине. Жесткие вышитые рукава сковали руки. Роуз покачала головой.
– О Боже, – с отвращением прошептала она, – я похожа на карнавальную лодку!
Эми взорвалась смехом. Продавщица нахмурилась.
– Может, туфли спасут положение? – предложила она.
– Скорее уж зажигалка, – пробормотала Эми.
– Думаю… – начала Роуз и осеклась. Господи, как ей нужна была мать! Мама смогла бы разрешить любую трудность. Взглянуть на платье и спокойно отказаться едва заметным покачиванием головы. Мать сказала бы: «Моя дочь не любит вычурности». Или: «Ей пойдет покрой трапеция (или баска, или юбка по косой, или что там еще?)». В таких вещах Роуз никогда не разбиралась. Наверное, проучись она сто лет, все равно не смогла бы уловить, в чем тут разница, не говоря уже о том, чтобы сообразить, какой фасон пойдет ей больше. Мать немедленно вытряхнула бы ее из колючего торнадо этого платья, из душного корсета, из бесконечной череды чаев, приемов, коктейлей и ужинов, в которых Роуз терялась, тонула без надежды выплыть. И уж конечно, мать смогла бы вежливо посоветовать Сидел Феллер взять ее предложения и сунуть в свою тощую задницу.
– Ужасно! – выпалила наконец Роуз.
– Что же, мне очень жаль, – выговорила продавщица, чьи чувства Роуз так жестоко ранила.
– Может, что-нибудь построже? – предложила Эми. Продавщица, поджав губы, исчезла в задней комнате. Роуз устало опустилась на стул, непристойно-громко шурша платьем.
– Нам следовало бы просто сбежать, – решила она.
– Ну… я всегда любила тебя, но не настолько, – отказалась Эми. – Даже не думай, что я дам тебе улизнуть! Где же я еще покажу свой бант на заднице? Ты лишаешь меня такой возможности!
На следующий день после того, как Роуз рассказала лучшей подруге, что выходит замуж – еще прежде, чем Сидел вынесла приговор о свадьбе в синих тонах, – Эми посетила самый большой магазин подержанных вещей в Филадельфии, где откопала воздушное платье цвета сомон с многослойной тюлевой юбкой, гигантскими пряжками из стразов на плече и бантом сзади шириной с городской автобус, а в качестве подарка на помолвку – белую свечу толщиной в шесть дюймов, усаженную искусственными пластмассовыми жемчужинами и украшенную затейливо выведенной золотом надписью: «Сегодня я отдаю замуж лучшую подругу».
– Ты это не всерьез, – ахнула Роуз, но Эми объяснила, что именно так она понимает свою роль почетной подружки и свидетельницы: в этот день невесте полагается быть лучше всех, – а себе она купила это платье с туфлями в тон, чтобы завоевать победу на ежегодном Балу подружек в Филадельфии, где устраивался конкурс на самый безобразный костюм.
– Кроме того, – добавила она, – с бантом на заднице я чувствую себя неотразимой!
И теперь Эми нежно обняла подругу за плечи.
– Не волнуйся. Мы подберем платье. Мы еще только начали. Как по-твоему, будь это легко, неужели они издавали бы тридцать миллионов журналов на тему, как разыскать свадебное платье?
Роуз вздохнула, поднялась и краем глаза заметила приближавшуюся продавщицу. Бедняга с трудом тащила очередную охапку шелка и атласа.
– Может, то, что на мне, не так уж плохо? – с надеждой спросила невеста.
– Нет, – решительно отрезала Эми, – действительно ужасно.
– Сюда, пожалуйста, – позвала продавщица, и Роуз потащила за собой шлейф.
