Текст книги "Чужая роль"
Автор книги: Дженнифер Уайнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Сидел покачала головой.
– Нет, – отрезала она. – Нет, нет, нет.
– Любимое слово, – вздохнула Мэгги, и Роуз снова рассмеялась, вспомнив их первую встречу с мачехой.
К тому времени отец встречался с ней уже месяца два и в честь торжественного обеда оделся в лучший костюм. Он сильно нервничал, то и дело поддергивал рукава пиджака спортивного покроя и поправлял галстук.
– Ей не терпится познакомиться с вами, – сообщил он девочкам. Тогда Роуз было двенадцать, а Мэгги – десять, и обеим Сидел показалась самой шикарной дамой на свете. В тот день на ней были золотые браслеты, и серьги-подвески, и босоножки из позолоченной кожи. В волосах играли пепельно-медные отблески, выщипанные брови круглились золотистыми скобками. Даже помада имела золотистый оттенок. Роуз была ослеплена. И поэтому далеко не сразу заметила куда менее привлекательные черты Сидел: вечно поджатые в недовольной гримасе губы, глаза цвета мутной лужи и ноздри, разверзшиеся, подобно сдвоенному туннелю Линкольна [4]4
В Нью-Йорке под р. Гудзон. Соединяет Манхэттен со штатом Нью-Джерси.
[Закрыть], в самом центре ее лица.
За ужином Сидел отодвинула корзинку с хлебом подальше от Роуз.
– Нам такое ни к чему, – пропела сна, изобразив нечто вроде заговорщического подмигивания, и проделала такой же фокус с маслом.
Когда Роуз совершила ошибку, попытавшись взять вторую порцию картофеля, Сидел привычно поджала губы.
– Желудку требуется двадцать минут, чтобы послать мозгу сигнал сытости, – наставляла она. – Почему бы не подождать и не определить наверняка, хочешь ты еще есть или нет?
Отец и Мэгги получили на десерт мороженое. Перед Роуз поставили блюдце с виноградом. Себе Сидел не взяла ничего.
– Не люблю сладкое, – объяснила она.
От всего этого спектакля Роуз затошнило… очень затошнило… едва не вырвало… Желание тайком подобраться к холодильнику и стащить мороженое стало невыносимым. Насколько помнила Роуз, именно так и закончился вечер.
И теперь она умоляюще смотрела на Сидел, отчаянно желая поскорее покончить с делом, оставить Мэгги и вернуться к Джиму… если он все еще ее дожидался.
– Мне очень жаль, – заявила Сидел таким тоном, что сразу стало ясно: ни черта ей не жаль. – Но если она пила, значит, сюда не войдет.
– Но я-то не пила. Позвольте мне поговорить с отцом.
Сидел снова покачала головой.
– Ты не несешь ответственности за Мэгги, – торжественно произнесла она, вне всякого сомнения, цитату из книги «Суровая любовь». Или, вернее, из рецензии на «Суровую любовь». Сидел не очень любила читать.
– Я должна поговорить с ним, – повторила Роуз, зная, что это безнадежно. Сидел загородила собой дверь, словно опасаясь, что Роуз и Мэгги могут каким-то образом прокрасться мимо нее в дом. А от Мэгги толку ждать не приходилось.
– Эй, Сидел, – прокричала она, отталкивая сестру. – Выглядишь отпадно! Опять сделала что-то новенькое? Подтянула подбородок? Имплантаты щек? Немного ботокса? Поделись секретом?
– Мэгги, – прошептала Роуз, хватая сестру за плечи и мысленно умоляя заткнуться. Но та продолжала:
– Неплохой способ растратить наше наследство!
Сидел наконец соизволила взглянуть не в пространство между девушками, а непосредственно на них. Роуз видела ее насквозь. И точно знала, о чем та думает. О том, что ее доченька, драгоценная Марша, никогда бы не стала вести себя подобным образом. В то время, когда отец и Сидел поженились, Марше, более известной как Моя Марша, исполнилось восемнадцать. Первокурсница университета в Сиракузах, Моя Марша успела стать членом комитета по организации встреч бывших выпускников, вступила в самое престижное женское студенческое общество, получила диплом с отличием, проработала три года помощником одного из лучших нью-йоркских дизайнеров по интерьеру, до того как выйти замуж за зазевавшегося мультимиллионера и благосклонно согласиться стать матерью и хозяйкой шикарного особняка с семью спальнями на Шорт-Хиллз.
– Вам лучше немедленно уехать, – заключила Сидел и закрыла дверь, оставив сестер на улице.
Мэгги задрала голову, вероятно в надежде, что отец сбросит свой бумажник, чего, разумеется, не дождалась. В ярости она направилась к подъездной дорожке, выдрала по пути куст живой изгороди и метнула к порогу, где он и приземлился в фонтане грязных брызг. Не успела Роуз опомниться, как Мэгги стащила с ног ворованные туфли и швырнула в нее:
– Получай!
Пальцы Роуз сжались в кулаки. Ей бы следовало лежать в собственной кровати рядом с Джимом, а она торчала тут, в Нью-Джерси, посреди подмороженного газона, пытаясь помочь этой дуре.
Мэгги пересекла газон и босиком похромала по дороге.
– Интересно, куда это ты? – окликнула Роуз.
– Куда-нибудь. Не волнуйся, выкручусь.
Мэгги успела добраться почти до угла, прежде чем сестра ее догнала.
– Можешь переночевать у меня, – грубо бросила Роуз. Слова не успели сорваться с губ, как в душе завопил, завыл, завизжал сигнал тревоги. Пригласить Мэгги к себе – все равно что впустить ураган, это Роуз на собственной шкуре испытала пять лет назад, когда Мэгги прожила с ней три кошмарные недели. Мэгги в твоем доме означает пропажу денег, лучшей губной помады, любимых серег и самых дорогих туфель. Машина исчезает на несколько дней и появляется с пустым бензобаком и переполненными пепельницами. Ключи от квартиры испаряются, одежда слетает с вешалок и растворяется в воздухе. Мэгги в доме – это суматоха и беспорядок, драматические сцены, слезы и скандалы. Мэгги в доме – это конец покою, на который Роуз имела глупость рассчитывать.
И, вполне вероятно, это конец всяким отношениям с Джимом…
От этой мысли Роуз вздрогнула.
– Идем, – повторила она.
Мэгги с видом упрямого ребенка молча помотала головой.
– Всею на одну ночь, – вздохнула Роуз, кладя руку ей на плечо.
Но Мэгги резко развернулась.
– Не на одну!
– Что?
– Меня снова выселили, ясно?
– Что случилось? – спросила Роуз, едва удержавшись, чтобы не добавить «на этот раз».
– Я запуталась, – пробормотала Мэгги. – Запуталась.
Роуз давным-давно усвоила, что этим термином Мэгги обозначала те многочисленные способы, которыми окружающий мир сбивал ее с толку, озадачивал, наносил очередной удар. Полнейшая неспособность к обучению подрезала крылья и сводила на нет все усилия сестры. Числа приводили Мэгги в ужас, и подведение итогов в чековой книжке было обречено на провал. Чем бы она ни начинала заниматься, в итоге непременно оказывалась в баре, где собирала вокруг себя толпу подозрительных типов… а потом Роуз являлась ей на выручку.
– Прекрасно. Все уладим утром, – решила Роуз.
Мэгги зябко обхватила себя руками и встала, тощая, синяя. Дрожа от холода. Ей действительно следовало бы стать актрисой. Жаль, что такие драматические таланты тратятся на выклянчивание денег, туфель, а иногда и приюта у родственников.
– Со мной все о'кей, – заверила Мэгги. – Постою здесь, пока не рассветет, а потом… – Она шмыгнула носом. Руки и плечи покрылись гусиной кожей. – Потом решу, куда пойти.
– Пойдешь со мной, – отрезала Роуз.
– Я тебе не нужна, – печально вздохнула Мэгги. – Никому не нужна.
– Садись в машину.
Старшая сестра повернулась и зашагала по дорожке, ничуть не удивившись, когда Мэгги, помедлив, двинулась следом. Кое-что в жизни никогда не меняется, например, Мэгги, нуждающаяся в помощи, Мэгги, нуждающаяся в деньгах, Мэгги, просто нуждающаяся.
Всю дорогу до Филадельфии Мэгги молчала. Двадцать минут. Роуз тоже было не до разговоров: она ломала голову, как сделать, чтобы сестра не заметила голого мужчину в ее постели.
– Ляжешь на диване, – прошептала она, едва они вошли в квартиру, и попыталась незаметно убрать с пола костюм Джима.
К сожалению, от Мэгги ничего не ускользало.
– Так-так! – протянула она. – Что тут у нас?
Ее рука нырнула в охапку одежды прижатую к груди Роуз, и секунду спустя показалась снова, торжествующе сжимая бумажник Джима. Роуз попыталась выхватить его, но Мэгги ловко увернулась.
«Начинается», – подумала Роуз.
– Немедленно отдай!
Вместо ответа Мэгги открыла бумажник.
– «Джеймс Р. Денверс, – громко прочитала она. – Сосасти-Хилл-Тауэрс, Филадельфия». Очень мило.
– Ш-ш-ш, – прошипела Роуз, бросив встревоженный взгляд на стену, за которой в настоящее время мирно почивал Джеймс Р. Денверс.
– Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый, – стальным голосом продолжала Мэгги. Роуз так и видела, как вращаются шестеренки в ее голове: всякие вычисления, как уже было сказано, были для сестры каторжным трудом.
– Тридцать пять? – спросила она наконец. Роуз все-таки удалось отобрать бумажник.
– Ложись спать, – прошипела она.
Мэгги вытянула майку из груды одежды, валявшейся на тренажере, и ловко стянула платье.
– Не смей ему этого говорить, – предупредила она.
– Какая ты тощая, – вырвалось у Роуз, шокированной видом острых ключиц, казавшихся еще более жалкими по сравнению с нелепо огромными грудями, оплаченными бывшим бойфрендом.
– А ты так и не пользовалась тренажером, который я тебе купила, – парировала Мэгги, натягивая майку и плюхаясь на диван.
Роуз открыла рот, но тут же закрыла снова.
Не надо спорить. Чем скорее заснет, тем лучше.
– Ничего, у тебя бойфренд симпатичный, – одобрила Мэгги и зевнула. – Не принесешь стакан воды с двумя эдвилсами [5]5
Жаропонижающее и болеутоляющее средство.
[Закрыть]?
Роуз поморщилась, но принесла таблетки и воду и проследила, как Мэгги принимает лекарство, запивает и, не подумав поблагодарить, спокойно закрывает глаза. Роуз поскорее отвернулась и вошла в спальню. Джим по-прежнему лежал на боку, тихо сопя. Она нежно положила руку ему на плечо.
– Джим…
Он не пошевелился. Может, забраться к нему в постель, накрыться с головой одеялом и забыть обо всех проблемах до утра?
Роуз оглянулась на дверь, посмотрела на Джима и поняла, что не сможет. Не сможет лежать рядом с голым мужчиной, когда за стеной спит сестра. Ее долг был, есть и будет – показывать Мэгги пример, а не валяться чуть ли не в ее присутствии с мужчиной, который все же кто-то вроде босса… нет, так не пойдет. А если он снова захочет секса? Мэгги наверняка начнет подслушивать или, что еще хуже, ввалится в комнату и уставится на них.
И засмеется…
Роуз взяла с кровати еще одно одеяло, подняла с пола подушку, прокралась в гостиную и устроилась в кресле, думая, что во всех анналах истории романтических встреч ни одна ночь до сих пор не заканчивалась подобным образом.
Она вертелась из стороны в сторону, безуспешно пытаясь улечься поудобнее. Ну с какой стати, спрашивается, она уступила Мэгги диван? Та вполне могла бы обойтись и креслом.
И тут послышался голос Мэгги.
– Помнишь Хани Бана [6]6
Лапушка (англ.).
[Закрыть]?
Роуз закрыла глаза.
– Помню.
Хани Бан появился весной, когда Роуз было восемь, а Мэгги – шесть. Как-то в четверг Кэролайн, мама Роуз и Мэгги, разбудила их раньше обычного.
– Ш-ш-ш, только не проговоритесь, – прошептала она, поспешно натягивая на дочерей праздничные платьица, а сверху заставила надеть свитера и пальтишки. – Сюрприз! Большой сюрприз!
Они попрощались с отцом, все еще сидевшим за кофе и изучавшим деловой раздел газеты, пробежали мимо кухни – столы были завалены коробками конфет, а в раковине горой громоздилась грязная посуда – и залезли в машину. Но вместо того чтобы повернуть к школьному подъезду, как всегда, Кэролайн поехала дальше.
– Мама, ты пропустила поворот! – окликнула Роуз.
– Никакой школы, детка, – улыбнулась мать не оборачиваясь. – Нас ждет особенный день!
– Ура! – завопила Мэгги, которой тогда досталось заветное переднее сиденье.
– Почему? – удивилась Роуз, не желавшая пропускать школу. Сегодня был библиотечный день, и она собиралась поменять книги.
– Просто случилось что-то очень хорошее, – пояснила мать.
Роуз до сих пор помнила ее лицо: карие глаза сияют, бирюзовый шарф, повязанный на шее, развевается от ветерка. И тут Кэролайн начала говорить, очень быстро, слишком быстро, так, что слова мешались, путались:
– Новые сладости. То есть помадка. Нет, не совсем. Лучше. Просто божественно. Вы когда-нибудь ели такое?
Сестры покачали головами.
– Я читала в «Ньюсуик» о женщине, которая пекла творожные торты, – тараторила Кэролайн, лихо обогнув поворот, но остановившись на светофоре. – Все ее друзья просто бредили этими тортами. Сначала она предложила их в один супермаркет, потом договорилась с оптовым поставщиком, а сейчас ее торты продаются в одиннадцати штатах. Одиннадцати!
Сзади нестройно загудели машины.
– Мама, – напомнила Роуз. – Зеленый свет.
– Ладно, ладно, – отмахнулась Кэролайн, нажимая на педаль газа. – Так вот, вчера вечером я подумала, что если не могу печь творожные торты, то уж с помадкой справлюсь. Моя мать готовила лучшую помадку в мире, с грецкими орехами и суфле, так что я позвонила ей, попросила рецепт и всю ночь не спала, готовила. Пришлось дважды бегать в супермаркет за ингредиентами. Но я справилась.
И, резко повернув руль, въехала на заправку. Только сейчас Роуз заметила, что ногти у матери поломаны и выпачканы чем-то темно-коричневым, словно она несколько часов рылась в грязи.
– Вот! Попробуйте!
Сунула руку в сумку и достала два квадратных кусочка, завернутых в вощаную бумагу.
– «Помадка "Р и М"», – прочли они. По мнению Роуз, лакомство сильно походило на карандаш для подводки глаз, но девочка мудро промолчала.
– Пришлось взять то, что было под рукой, упаковку, конечно, поменяют, не вздумайте только сказать, что это не лучшая помадка в мире!
Сестры развернули конфеты.
– Потрясающе, – промычала Мэгги с полным ртом.
– Вкусно, – вторила Роуз, пытаясь проглотить застрявший в горле липкий комок.
– «Р и М» – в честь Роуз и Мэгги, – пояснила мать, снова включив зажигание.
– А почему не «М и Р»? – закапризничала Мэгги.
– Куда мы едем? – осведомилась Роуз.
– К «Лорду и Тейлору», – весело пояснила мать. – Я, конечно, подумывала о супермаркетах, но решила, что, поскольку это деликатес, а не какая-то бакалея, его и продавать нужно в дорогих магазинах!
– А папа об этом знает? – не унималась Роуз.
– Сделаем ему сюрприз. Снимайте свитера и проверьте, чистые ли у вас лица. Начинаем торговать, девочки.
Роуз перевернулась на бок, вспоминая, что было дальше. Вежливую улыбку менеджера, когда мать водрузила на прилавок с бижутерией свою сумку и высыпала дюжины две тюбиков с надписями «Р и М» и еще два с надписями «М и Р», которые Мэгги успела исправить в машине. Как мать потащила их в отдел товаров для девочек и купила две кроличьи муфты. Как они обедали в кафе «Лорд и Тейлор», ели сандвичи со сливочным сыром и оливками, крохотные пикули, размером с мизинец Роуз, и ломтики светлого бисквита с клубникой и взбитыми сливками. Какой красивой казалась тогда мать, с горящими щеками и сверкающими глазами! Руки Кэролайн порхали как птички и, забыв о собственном ленче, она увлеченно излагала идеи обогащения, бизнес-планы, уверяя, что помадка «Р и М» будет так же популярна, как «Киблер» или «Набиско» [7]7
Продукция известных кондитерских фирм.
[Закрыть].
– Начнем с малого, девочки, но всем приходится с чего-то начинать, – повторяла она. Мэгги кивала, снова и снова хвалила помадку и под шумок выпросила вторую порцию сандвичей и торта, а Роуз молча мучилась, пытаясь впихнуть в себя еду и гадая – неужели она единственная заметила вскинутые брови и чересчур вежливую улыбку менеджера, когда на прилавок обрушился град сладостей?
После ленча они погуляли по торговому центру.
– Каждая может получить по одному подарку, – объявила мать. – Все, что захотите. Все на свете.
Роуз хотела книгу о Нэнси Дру [8]8
Персонаж серии детских книг писательницы Кэролин Ким, юная детектив-любитель.
[Закрыть]. Мэгги попросила щенка. Мать ни на секунду не задумалась.
– Конечно, щенка! – громко воскликнула она. Роуз обратила внимание, как остальные покупатели смотрят на них, двух девочек в нарядных платьицах и женщину в юбке, расписанной красными маками, с бирюзовым шарфом на шее, высокую, красивую, с полудюжиной магазинных пакетов в руках, говорившую слишком громко. – Нам давно нужен щенок!
– У папы аллергия на собак, – напомнила Роуз, но мать либо не услышала, либо предпочла пропустить мимо ушей. Просто схватила дочерей за руки, и они помчалась в зоомагазин, где Мэгги выбрала маленького рыженького кокер-спаниеля, которого назвала Хани Бан.
– Ма была с тараканами в голове, зато веселая. Ужасно забавная, верно? – глухо, словно из-под воды, спросила Мэгги.
– Да, – вздохнула Роуз, вспоминая, как они вернулись домой, нагруженные покупками и картонной переноской для собак, и увидели сидевшего на диване отца, все еще в костюме и галстуке.
– Девочки, идите к себе, – велел он и, взяв жену за Руку, повел в кухню. Роуз и Мэгги, подхватив щенка, потихоньку поднялись наверх, но даже через закрытую дверь в спальню доносился голос матери, постепенно поднявшийся до визга.
– Майкл, это была хорошая идея, вполне прибыльная, и она наверняка сработает, а я всего лишь немного побаловала детей. Я их мать и могу делать все, что хочу, и ничего плохого в том, что они один раз пропустили школу, это не важно, и мы провели чудесный день, Майкл, особенный день, который они запомнят навсегда, и прости, что забыла позвонить в школу, но тебе незачем было волноваться, они были со мной, и Я ИХ МАТЬ… Я ИХ МАТЬ… Я ИХ МАТЬ…
– О нет, – прошептала Мэгги, когда щенок жалобно заскулил. – Они ругаются? Из-за нас?
– Ш-ш-ш, – сказала Роуз, беря кокера на руки. Большой палец Мэгги сам собой прокрался в рот. Девочки, прижавшись друг к другу, со страхом прислушивались к воплям матери, сопровождаемым глухими ударами, звоном бившейся посуды и увещеваниями отца, похоже, состоявшими из одного слова: «Пожалуйста».
– Сколько пробыл у нас Хани Бан? – спросила Мэгги. Роуз заворочалась в кресле, стараясь вспомнить.
– Не больше дня. Да, точно, всего день.
Наутро Роуз встала пораньше, чтобы выгулять собаку. В коридоре было темно. Постояв перед закрытой дверью спальни родителей, Роуз спустилась в кухню. Отец сидел за столом.
– Мама отдыхает, – сообщил он. – Позаботишься о собаке? Сможешь приготовить завтрак себе и Мэгги?
– Разумеется, – кивнула Роуз, вопросительно глядя на отца. – А ма… она в порядке?
Отец вздохнул и перевернул газетный лист.
– Она просто устала, Роуз. И сейчас спит. Постарайся не шуметь. Не стоит ее будить. И присмотри за сестрой.
– Обязательно, – пообещала Роуз, а когда пришла из школы, собаки уже не было. Дверь родительской спальни оставалась закрытой.
И вот теперь, двадцать два года спустя, все оставалось по-прежнему. Она держала слово. Приглядывала за сестрой.
– А помадка вправду была вкусная. Верно? – спросила Мэгги. В темноте ее голос звучал совсем как у той шестилетней, счастливой, полной надежд девчонки, так желавшей верить всему, что говорила мать.
– Восхитительная, – подтвердила Роуз. – Спокойной ночи, Мэгги.
Тон ее не оставлял сомнений в том, что дальнейшие разговоры бессмысленны.
Открыв глаза, Джим Денверс обнаружил, что лежит в постели один. Он сладко потянулся, почесался, встал и, обернув полотенце вокруг бедер, отправился на поиски Роуз. Из-за закрытой двери ванной доносился шум воды. Джим постучал тихо, осторожно, вкрадчиво, воображая Роуз под душем. Розовое, исходящее паром тело. Голая грудь в капельках воды…
Дверь распахнулась, и порог переступила девушка, ничуть на Роуз не похожая.
– Привы, – пробормотал Джим, ухитрившись соединить в весьма странном слове «Привет» и «Кто вы?».
Незнакомка оказалась стройной, с длинными, сколотыми на макушке рыжевато-каштановыми волосами, тонким личиком сердечком и полными розовыми губами. Помимо этих достоинств она обладала двадцатью накрашенными ногтями, загорелыми ногами, росшими прямо от ушей, и твердыми сосками – этого он просто не мог не заметить! – ясно обозначившимися под изношенной майкой.
Девушка уставилась на него и сонно моргнула.
– Это такой английский? – осведомилась она.
Черт, какие глаза! Огромные, карие, обведены тушью и смазанной косметикой: жесткие, наблюдательные, такого же цвета, как у Роуз, но совсем, совсем другие.
Джим сделал вторую попытку:
– Привет. А… э… Роуз дома?
Незнакомка ткнула пальцем в направлении кухни и, прислонившись к стене, коротко обронила:
– Там.
Джим вдруг почувствовал, что на нем ничего нет, кроме полотенца. Девушка согнула ногу в колене, прижала ступню к стене и медленно осмотрела его с головы до ног, не пропустив ни единой детали.
– Вы тоже здесь живете? – предположил он, так и не вспомнив, говорила ли Роуз, что делит с кем-то квартиру.
Девушка покачала головой, и тут появилась уже одетая и причесанная Роуз с двумя чашками кофе в руках. Увидев Джима, она остановилась так резко, что кофе выплеснулся на руки и блузку.
– Ой, вы уже познакомились?
Джим молча покачал головой. Девушка не произнесла ни слова, уставившись на него с легкой, загадочной улыбкой сфинкса.
– Мэгги, это Джим. Джим, это Мэгги Феллер, моя сестра.
– Привет, – в третий раз повторил Джим, тряся головой как болванчик и крепко держась за края полотенца. Мэгги коротко кивнула. Они постояли еще немного: Джим чувствовал себя ужасно нелепо в своем полотенце, Роуз с тоской взирала на капавший с манжет кофе, Мэгги по очереди оглядывала обоих, не теряя, впрочем, спокойствия.
– Она приехала вчера ночью, – пояснила Роуз. – Была на вечере выпускников и…
– Не думаю, что его интересуют подробности, – перебила Мэгги. – Может, как все остальные, подождать выхода «Настоящей голливудской истории».
– Прости, – сказала Роуз.
Мэгги фыркнула, развернулась и шагнула в гостиную. Роуз только вздохнула.
– Прости, – повторила она, – с ней всегда так. Для нее все игра.
Джим понимающе улыбнулся.
– Слушай, я тоже хочу узнать, в чем дело. Только дай мне минуту. – Он кивком показал на ванную.
– Ой… извини, конечно…
– Не волнуйся, – прошептал он, потершись щетиной о ее щеку и нежную кожу шеи. Роуз затрепетала, и остаток кофе в чашках опасно плеснулся.
Еще до ухода Роуз и Джима Мэгги вернулась на диван. Из-под одеяла выглядывали ступня и гладкая голая икра. Роуз была уверена, что сестра не спит, что все это – изгиб загорелой ноги, алые ногти на пальцах – лишь спектакль, не слишком тонкий расчет.
Поэтому она поскорее вытолкала Джима в коридора размышляя о том, что сама была бы не прочь оказаться на месте сестры: изобразить классическое, кошачье, голливудское пробуждение, когда косметика смазана, а ты сама выглядишь фантастически роскошной – заспанная, с чуть трепещущими ресницами и улыбкой. И вот теперь Мэгги, перепачканная косметикой, выглядит роскошной и сексуальной, пока сама она суетится, как Бетти Крокер [9]9
Автор книг по кулинарии.
[Закрыть], предлагая всем кофе.
– Ты сегодня работаешь? – спросил Джим. Роуз кивнула.
– Работа по выходным, – задумчиво протянул он. – Я уже и забыл, что такое быть помощником адвоката.
Поцеловал ее на прощание – короткий дружеский клевок в щеку, – поискал в бумажнике квитанцию на парковку.
– Ха, – нахмурясь, буркнул он, – я мог бы поклясться, что здесь была сотня.
«Мэгги! – подумала Роуз, нашаривая в бумажнике двадцатку. – Мэгги, Мэгги, Мэгги, которая всегда заставляет платить меня».