Текст книги "Старше (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Хартманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Сердце замерло.
Я нахмурился, заметив копну светло-медовых волос, перекинутых через плечо.
Рэдли проследил за моим взглядом.
– М-м-м. Я тоже ее заметил. – Он прищелкнул языком. – Сексуальная.
– Я знаю ее.
– Везучий ублюдок.
Я метнул свирепый взгляд в его сторону, мои мускулы напряглись, а грудь сжалась.
– Она одна из подруг Тары.
Он прищурился.
– Она не выглядит ровесницей Тары.
– Да. – Я немного понаблюдал за ней. Ее заслоняли несколько групп людей и незнакомый мне парень с грязными светлыми волосами длиной до плеч и квадратной челюстью. Он возвышался над ней, пока она стояла с одноразовой камерой в руках, прислонившись спиной к кирпичному фасаду мексиканской забегаловки по соседству.
Она щелкала маленьким фотоаппаратом, закусив губу и переминаясь с одной ноги на шпильке на другую. Я хорошо разбирался в языке тела, регулярно используя его в качестве ориентира для своих клиентов, и инстинкт подсказывал мне, что ей не по себе. Напряженные плечи, настороженный взгляд. Суетливая и беспокойная. Парень придвинулся, упершись массивной рукой в стену позади нее, словно загоняя ее в клетку.
Еще один сдавленный смешок вырвался из ее рта, когда она отвернула голову в сторону и сильнее прижалась к стене, словно пытаясь стать частью каменной кладки.
После предыдущего инцидента я не решался вмешиваться и снова ставить ее в неловкое положение. Она была взрослой. Они были на людях.
С ней все было в порядке.
Сглотнув, я вернул внимание к брату, который рассказывал о недавнем возвращении домой одного из своих военных приятелей. Но я почти не слышал его, мои чувства были сосредоточены на Галлее в нескольких футах от меня. Мой взгляд то и дело устремлялся в ее сторону, проверяя, все ли с ней в порядке. Одетая в черную кожу и освещенная желтым светом фонарей, она медленно отодвинулась от парня и нырнула под его руку.
– Я немного устала, – сказала она.
– Еще рано.
Рэдли затянулся сигаретой, бросил ее на тротуар и затоптал окурок.
– Хочешь выпить еще? – спросил он меня.
– Я… – Мое внимание было рассеяно, а беспокойство усилилось, когда я увидел, как Галлея уходит. Прочистив горло, я покачал головой. – Мне нужно домой. Завтра рано вставать.
– Мы должны повторить. В следующий раз, когда я буду в городе.
Я рассеянно кивнул, уже двигаясь в противоположном направлении.
– Да. Обязательно.
– До скорого, старший брат. Обними Тару за меня.
Кивнув ему через плечо, я подошел поближе к Галлее, когда она сделала несколько шагов по тротуару.
– Я что-то неважно себя чувствую. – Ее голос был едва слышен сквозь шум разговоров курильщиков, стоящих у ресторана.
– У меня квартира в миле отсюда, – ответил парень. – Мы можем посмотреть фильм и расслабиться.
– Может быть, в другой раз.
Парень преградил ей путь, мускулистая рука обвилась вокруг ее талии, когда он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо с кривой ухмылкой. Я не смог разобрать, что он сказал, но увидел ее реакцию. Она напряглась, уперлась ладонью в его широкую грудь и толкнула его назад.
Он не отступил, прижал ее к стене и провел носом по ее шее, а его хватка на ее талии стала еще крепче.
Галлея выронила камеру.
Начала бороться.
На ее лице был тот же неконтролируемый страх, что и в ту ночь на террасе, когда на одно жуткое мгновение она вспомнила жестокие кулаки и злые глаза.
Рванувшись вперед, я проталкивался сквозь толпу сгрудившихся тел, пока она не заметила меня. Галлея встретилась со мной взглядом и на мгновение замерла, лицо придурка все еще было прижато к изгибу ее шеи.
– Эй! – Я схватил парня за плечо и оттащил от нее. – Не трогай ее.
Галлея высвободилась, откинула назад распущенные волосы и попыталась отдышаться, грудь вздымалась под облегающим лифом. Она смотрела на меня так, словно сомневалась в своем зрении. Вероятно, гадая, в качестве кого я здесь нахожусь – белого рыцаря или преследователя.
– Что… что ты здесь делаешь? – Ее дыхание было таким же неуверенным, как и равновесие, ее ноги подкашивались.
Я сглотнул.
– Ты в порядке?
Парень смотрел на меня исподлобья, оценивая.
– Я могу чем-то помочь?
Игнорируя его, я встал между ним и Галлеей, сосредоточив свое внимание исключительно на ее испуганном лице. Распахнутые пораженные глаза смотрели на меня, каждая ее конечность тряслась, когда она скрестила руки на груди, чтобы унять дрожь.
Покачав головой, она нагнулась, чтобы подобрать упавшую камеру, и торопливо направилась прочь.
– Галлея.
Ее шаги ускорились, длинные волосы развевались за спиной.
Этот придурок бормотал ругательства на тротуаре за моей спиной, а я побежал вперед, догнал ее и схватил за запястье.
Она вскрикнула. Маленькая мышка, едва увернувшаяся от голодного ястреба.
– Рид, я в порядке. Ты можешь идти. – Она вырвалась из моей хватки и устремилась вперед. – Мне нужна минутка.
Я замер на мгновение, изучая ее, а она в это время скользнула в темный переулок между двумя зданиями. Что-то было не так. Угроза миновала, но она все еще была напугана. Я не хотел загонять ее в угол и усугублять ситуацию, но беспокойство грызло меня. Это было неприятное чувство.
Решившись, я забежал за угол и обнаружил Галлею, прислонившуюся к испещренной граффити стене. Прижавшись лбом к кирпичной кладке, она тяжело дышала, ее сумочка и фотоаппарат валялись у ее ног, а пальцы цеплялись за углубления.
– Галлея. – Мой тон был мягким. Успокаивающим.
Она снова покачала головой, дыхание участилось.
– Уходи, – прохрипела она.
– Я никуда не пойду. Ты не в порядке.
– Уходи… пожалуйста. – Каждое слово дрожало, пока она поворачивалась, хватаясь за вырез своего топа. – Со мной все хорошо. Со мной все будет хорошо.
Ее действия звучали громче слов. Она сползла вниз по стене, ее движения были резкими и беспорядочными. Я с растущим беспокойством наблюдал за тем, как она дрожит, а ее дыхание становится быстрым и неглубоким. Галлея прижала обе руки к горлу, ее глаза расширились от страха, она отчаянно пыталась справиться с невидимой тяжестью, давившей ей на грудь.
Паническая атака.
Моя подготовка парамедика сработала, и я пересек переулок, опустившись на колени напротив нее и потянувшись к ее рукам.
– Эй, эй, тише. – Я пытался успокоить ее, мой голос был размеренным, а прикосновения нежными. – Галлея, послушай меня. Ты в безопасности. Ты не одна. Я здесь, рядом с тобой.
Каждый неровный вдох, казалось, не приносил облегчения, только еще больше разжигал панику. Слезы катились по ее щекам, а тело содрогалось.
Я вытянул и раскрыл ладони, безмолвно приглашая ее взять меня за руку.
– Почувствуй землю под собой. Почувствуй меня. – Сжав ее руки, я придвинулся ближе по грязному тротуару, переплетя наши пальцы. Она сжала ладони в ответ, и ее полный ужаса взгляд встретился с моим.
Я ничего не мог сделать, кроме как сохранять спокойствие и держать ее за руку, пока приступ не пройдет.
– Ты можешь сосредоточиться на моем голосе? – Я позволил ее ногтям впиться в тыльные стороны моих ладоней, в то время как камешки и осколки стекла вонзились в мои коленные чашечки.
Когда она кивнула, ее глаза расширились и наполнились слезами, я продолжил говорить, направляя ее с помощью успокаивающих дыхательных упражнений, которым научился во время своего медицинского прошлого. – Хорошо. У тебя все хорошо получается. Дыши медленно и глубоко. Вдох и выдох, вдох и выдох.
Грудная клетка Галлеи вздымалась при каждом напряженном вдохе, ее легкие хрипели, а взгляд был прикован к моему лицу. В ее глазах кружились призраки прошлого, оттенки серого, освещенные лунным светом.
– Вот и все. – Я медленно кивнул, поглаживая большим пальцем костяшки ее пальцев. – Я здесь. Я с тобой. – Я повторял свою мантру, сохраняя ободряющую улыбку и наблюдая за тем, как напряжение начинает спадать. Машины и прохожие с визгом проносились мимо переулка, рев моторов и смех были лишь фоновым шумом. Когда Галлея наконец сделала полный, наполняющий легкие вдох, она с резким криком упала вперед в мои объятия.
Я разжал наши пальцы и обнял ее, прижимая к себе. Вытянув ноги, я позволил ей заползти ко мне на колени, и мы сидели на асфальте, пока я гладил ее по волосам.
– Я сожалею, – заикаясь, пролепетала она, уткнувшись лицом в мою грудь. – Я сломлена.
– Ты не сломлена.
– Он сказал то, что обычно говорил мой отец… и я запаниковала. Он назвал меня ягненком. Это было похоже на обрыв нити. Как спусковой крючок. И это глупо и стыдно, и все, чего я хочу, – это быть нормальной, но я не могу избавиться от этого ужасного чувства беспомощности. – Ее слова слились воедино, превратившись в сплошную муку. – Куда бы я ни пошла, я вижу его, скрывающегося в тени. Каждый раз, когда мои мысли блуждают, я слышу его голос, чувствую прикосновение его кожаного ремня к своей коже. Мне всегда страшно. Я всегда бегу. Но я бегу по кругу, и это изматывает, и кажется бесконечным, а я просто хочу освободиться от этого.
Я обнял обеими ладонями ее лицо, вытирая слезы большими пальцами. Покрасневшие глаза смотрели на меня, помада и тушь размазались.
– Послушай меня. Когда тебя что-то ломает, ты собираешь осколки и создаешь себя заново. Может быть, с помощью швов и клея, но этого достаточно, чтобы продолжать жить. Никто не должен оставаться сломленным.
– Я не знаю, как с этим справляться. – Всхлипнула она сквозь дрожь. – И ты – последний человек, перед кем я должна распадаться на части.
– Может быть. – Я вытер ее мокрые щеки. – Но я единственный, кто оказался рядом.
Галлея уставилась на трещины в асфальте, напряжение в ее теле спало, дыхание пришло в норму.
– С тобой такое случается?
– Конечно.
– Я не могу этого представить, – прошептала она. – Ты сильный. Стойкий.
– Я человек. Такой же, как и ты. – Я отодвинулся, давая ей возможность прийти в себя. Разобраться в себе. – Я не подпускаю к себе людей. Если я кажусь сильным, то это потому, что я возвел вокруг себя стены. Это тоже не очень здорово. У меня крайне мало близких отношений, потому что большинство из них привели к душевной боли.
Она слизнула с губ слезы и снова посмотрела на меня.
– Я больше не хочу быть слабой.
– Ты не слабая. – Я снова потянулся к ее лицу, сжимая ее щеки еще крепче, чем раньше. – Поверь мне. Выбрось это дерьмо из головы.
– Это так. Ты только что стал свидетелем.
– Я стал свидетелем психологических последствий жестокого обращения в семье, – твердо сказал я, заставив ее посмотреть на меня. – Клянусь тебе, Галлея, ты не слабая. Ты выздоравливаешь. А выздоровление требует времени. Я буду рядом, если тебе нужно с кем-то поговорить.
Глаза Галлеи подернулись пеленой, она смотрела на меня, слезы блестели в свете уличного фонаря. Прерывисто вздохнув, она подняла руку и накрыла мою, ее прикосновение было мягким. Как нежная ласка.
Благодарность.
Она кивнула, впитывая мои слова, мою правду, и улыбнулась.
– Ты здесь, чтобы спасти меня?
Она задала мне тот же вопрос в доме Джея, в ту ночь, когда мы встретились, прижавшись спинами к выцветшему голубому дивану.
Ты здесь, чтобы спасти меня?
Наши глаза не отрывались друг от друга еще минуту, и теплое, сбивающее с толку чувство разлилось по моей крови. В тот момент я так ясно увидел ее. Ее боль, ее агонию. Ее непреодолимую потребность в силе. Ей нужен был кто-то рядом, кто боролся бы за нее. И Галлея была права – это не мог быть я.
Но я был прирожденным бойцом, и защищать было в моей природе. Оберегать. Я хотел превратить ее боль в упорство, в нечто достойное и похвальное.
Я хотел превратить ее в человека, способного постоять за себя.
Галлея сжала мою руку.
– Отвези меня домой, – сказала она и снова трогательно улыбнулась. Это смягчило мои острые углы. Пробралось внутрь, как назойливый захватчик.
Опасный. Смертоносный.
Пробило брешь в моей твердой решимости.
Встав, я протянул ладонь и кивнул, помогая ей подняться.
Помог ей встать на ноги.
И отвез ее домой.
ГЛАВА 13
Сентябрь 1996 года
Фейерверки раскрашивали небо, и я наблюдала, как черное пространство надо мной оживает изумрудными и фиолетовыми полосами. Выходные в честь Дня труда официально подошли к концу, и лето завершилось красочными проводами.
Если для большинства восемнадцатилетних конец лета означал, что впереди новые приключения – колледж, переезд, планирование карьеры, – то для меня он означал лишь повторение пройденного.
Я возвращалась назад.
Из-за ухудшающегося психического состояния и плохих оценок наверстать упущенное оказалось непреодолимой задачей. Это было унизительно, но я приняла решение остаться на второй год обучения в старшей школе. У меня были цели. Планы. Я не хотела оканчивать школу с таким плачевным результатом.
И единственным плюсом второго года обучения было то, что мы с Тарой теперь учились в одном классе. При условии, что больше не будет никаких провалов, мы окончим школу вместе.
Тара, сидевшая рядом со мной в садовом кресле, радостно вопила, выбрасывая кулак в воздух. Я потягивала свой лимонад через соломинку, свернувшись калачиком на соседнем стуле.
Уитни стояла перед нами, устремив взгляд в небо, когда все затихло.
– Эти фейерверки просто потрясающие, – задумчиво произнесла она, оглядываясь на нас. – Я каждый раз снова чувствую себя ребенком.
У меня не было таких эмоций.
Мое детство было наполнено фейерверками, но не такими красивыми. Вместо ярких вспышек в ночном небе, в моих наполненных слезами глазах вспыхивали звезды от резких ударов кожаного ремня по спине. Это были искры неуверенности и страха, которые до сих пор определяли меня. Взрывы были эхом громких голосов и жестоких слов, которые рисовали совсем другие картины, те, что оставили болезненные следы на холсте моих воспоминаний.
Но я все равно заставила себя улыбнуться.
– Да, это здорово.
– Хочешь пойти со мной на костер на пляже? – Тара поднялась со своего стула.
– Ты идешь? – Уитни повернулась к Таре. – Уже поздно.
– Да ладно, мам, мне уже почти восемнадцать. Что может случиться?
– Хочешь, я составлю список?
Тара хмыкнула.
– Я попрошу Джоша забрать нас.
– Я останусь дома, – сказала я ей, снова натягивая на лицо слабую улыбку. – Развлекайся. Фотографируй.
– Ты же знаешь, что у меня это плохо получается, Галс. Каждый раз, когда я пытаюсь сделать снимок, получается странное, размытое пятно, которое не сойдет даже за абстрактное искусство.
Я усмехнулась.
– Это потому, что ты не можешь перестать двигаться. Тебе нужно сосредоточиться на моменте.
– Следующий момент всегда лучше, чем тот, в котором я нахожусь.
И снова я не могла с этим согласиться.
Когда ты не знаешь, что принесет тебе следующий момент, то, как правило, начинаешь ценить то хорошее, что у тебя есть.
Уитни вздохнула, собрала волосы в хвост и закрепила его фиолетовой резинкой.
– Ты позвонишь мне, когда приедешь?
– На пляже нет телефонов, мама.
– Тогда напиши мне. Я просто хочу знать, что ты в безопасности.
– Да-да, обязательно. – Тара повернулась ко мне. – Ты уверена, что хочешь остаться дома?
– Уверена. – Мне нужно было еще кое-что сделать сегодня вечером.
– Оки-доки. Я, наверное, останусь на ночь у Аманды.
– Обязательно отметься, – крикнула Уитни, когда Тара, помахав на прощание, направилась прочь.
– Не могу дождаться завтрашнего ужина с папой. – Остановившись у двери во внутренний дворик, она бросила взгляд на мать. – Но я лягу спать пораньше, чтобы вы могли побыть наедине.
Уитни покраснела, и Тара скрылась в доме.
Я спряталась за стаканом с лимонадом, пытаясь скрыть свои вспыхнувшие щеки.
Смущенно рассмеявшись, Уитни опустилась в кресло, в котором сидела Тара.
– Прости. Она вбила себе в голову, что мы с ее отцом собираемся воссоединиться или что-то в этом роде.
Потягивая лимонад, я чуть не подавилась кубиком льда.
– Правда? – пискнула я.
– Нет. Этот корабль уплыл.
– Почему?
– Долго рассказывать. Я облажалась. – Что-то мелькнуло на ее лице. Что-то похожее на печаль. – А потом я его потеряла.
– Потерянные вещи не обязательно должны оставаться потерянными навсегда. Их можно найти. – Мне хотелось в это верить. А может, я просто хотела верить, что меня можно найти.
– Иногда так и есть. Но я предала его доверие. А когда ты теряешь что-то из-за предательства, это все равно что пытаться поймать дым голыми руками. Как бы ты ни старался, он ускользает сквозь щели, оставляя после себя лишь горькое послевкусие, – сказала она. – И оно очень похоже на сожаление.
У меня внутри все сжалось.
– Сожаление – это тяжелое бремя.
– Да, – пробормотала она, ее взгляд был отрешенным. – И самое страшное – осознавать, что единственный человек, который может снять это бремя, – это тот, кого ты потерял.
Я почти почувствовала вкус дыма, то самое горькое послевкусие, которое было в ее словах.
– Что произошло?
Хотя за последние несколько месяцев я сблизилась с матерью Тары, раньше мы не заходили на эту опасную территорию. Тара намекала, что хочет, чтобы ее родители помирились, но я не хотела лезть не в свое дело. К тому же это приносило боль. Больно было осознавать, что у меня есть эти глупые, тайные чувства к мужчине вдвое старше меня.
С которым, как отчаянно желала моя лучшая подруга, ее мать должна восстановить отношения.
Я чувствовала себя предательницей.
Человеком, наносящим удар в спину.
Тара и ее мама приютили меня, подарили мне безопасность, любовь и семью, и вот я здесь, тоскую по единственному мужчине в мире, которого не должна желать.
Уитни провела пальцами по своим волосам, собранным в хвост, и откинулась на спинку садового кресла.
– Если я расскажу тебе, ты подумаешь, что я ужасный человек.
Не хуже, чем я.
– Я бы никогда так не подумала. – Я сглотнула. – Ты для меня как мать.
Она тепло улыбнулась, ее карие глаза блестели в свете звезд. А потом ее улыбка сползла, сменившись остатками сожаления.
– Я переспала с его братом.
У меня открылся рот.
– О.
– Да. – Она сжала губы в тонкую линию и медленно кивнула. – Я была молода и глупа. Это, конечно, не оправдание, и я была старше, чем вы с Тарой сейчас, но я определенно была идиоткой. Я была очень похожа на Тару, считая, что лучшие моменты еще впереди. Я не ценила то, что у меня уже было.
– Это… – Я вздохнула, отставляя пустой бокал. – Я сожалею.
– Не стоит. Я усвоила этот урок на горьком опыте. – Она посмотрела на меня. – По-моему, это единственный способ по-настоящему что-то понять, верно? Это должно быть больно.
– У тебя… все еще есть чувства к нему? – Я не была уверена, что хочу знать ответ, но мое любопытное сердце украло мой голос.
Она задумалась над вопросом, но покачала головой.
– Я всегда буду что-то чувствовать к нему. Он отец Тары, и он хороший мужчина. Достойный. Но, как я уже сказала, этот корабль уплыл. – Она тихо рассмеялась, сморщив нос, отчего ее веснушки ожили. – На самом деле, этот корабль затонул. Затоплен на дне океана. Нам лучше жить отдельно.
Я молча теребила потрепанные края своей сандалии, обдумывая ее слова.
– Как дела у тебя, Галлея? – поинтересовалась она.
Как бы мне ни хотелось сменить тему, эта была ничуть не лучше.
– У меня все хорошо. Физически я сильна как никогда. Бег стал для меня отличной отдушиной.
– А психологически?
Я приподняла подбородок, и наши глаза встретились. Все, что я смогла сделать, – это покачать головой.
В ее взгляде блеснули слезы, когда она опустила руку на мое предплечье.
– Я рядом. Мы все рядом с тобой. Я, Тара, даже Рид. Мы теперь твоя семья. И твой отец в тюрьме. Он больше не сможет причинить тебе вред.
Это было правдой.
После нескольких месяцев судебных слушаний, начатых Уитни Стивенс, мой отец был арестован и приговорен к пяти годам тюрьмы за бытовое насилие. Мне пришлось давать показания.
Он не смотрел мне в глаза. Ни разу.
А моя собственная мать просто отсутствовала.
Хотя приговор принес небольшое облегчение, темные воспоминания все еще владели моим сознанием. Воспоминания о том, как я рассыпалась на части в отвратительном переулке после того, как посторонний парень прошептал мне на ухо отвратительное прозвище, которое вернуло меня в тот забытый богом дом – ягненок.
Я не была в порядке.
Черная хватка отца крепла с каждым днем, и он твердил мне на ухо, что я больше никогда не буду в порядке.
В тот вечер Рид оказался рядом, потому что встречался с братом. Я не знаю, было ли это ужасным поворотом судьбы или именно тем, что мне было необходимо в тот момент. Я все еще вспоминала, как он обнимал меня, утирал мои слезы, гладил по волосам и шептал нежные слова. Невозможно было не влюбиться в него еще сильнее. Никогда прежде меня не обнимали так нежно две сильные мужские руки – ни отец, ни бойфренды. Только Рид. Его рукам не суждено было стать моей опорой, и все же они были самым надежным убежищем посреди моего разрушающегося разума.
Панические атаки – не шутка. Мне казалось, что я умираю, задыхаюсь, тону.
На мгновение мне захотелось этого.
Было бы так легко позволить себе опуститься под поверхность и уплыть, вырваться из преисподней и найти более спокойное пристанище.
Но потом моя голова прижалась к его груди, и биение его сердца стало мелодичной колыбельной, возвращающей меня на берег.
Моя новая любимая песня.
Люди чертовски живучи. Мы видим цвета ускользающим зрением, цепляемся за надежду в безвыходных ситуациях и любим каждым поврежденным осколком наших разбитых сердец. Рид сказал мне, что я не останусь сломленной. Все, что мне нужно было сделать, – это приложить усилия, чтобы склеить свои разбитые части.
И именно так я и собираюсь поступить.
Выпрямив ноги, я встала с кресла и вытянула руки над головой, собираясь с духом. Я взглянула на Уитни, которая сидела рядом со мной, подтянув колени к груди.
– Я собираюсь пробежаться.
Она прикусила губу.
– Ты уверена?
– Да. Мне нужно проветрить голову.
– Возьми с собой перцовый баллончик. На всякий случай.
Я мягко улыбнулась, тронутая ее заботой. Моя собственная мать никогда не беспокоилась о моей безопасности, никогда не интересовалась моим местонахождением. Никогда не проведывала меня по ночам. Я смирилась с этим. Некоторые матери не были способны заботиться или оберегать ребенка, или делать что-то, выходящее за рамки их собственного самосохранения. Кому-то любовь давалась легко, а для кого-то она была далекой иллюзией, совершенно недосягаемой. Но, стоя здесь, я почувствовала проблеск того, что долгое время считала недостижимым – материнской любви. Это было яркое напоминание о разительном контрасте между любовью, которой я так жаждала, и реальностью моего собственного взросления. Я увидела образ матери, о которой всегда мечтала, – той, что прижмет меня к себе, успокоит мои страхи и яростно защитит от бед.
– Спасибо. – Мои глаза подернулись пеленой слез. – За все.
Она улыбнулась.
– Всегда.
– Я скоро вернусь.
С бьющимся в горле сердцем и пульсом, барабанящим в ушах, я спустилась с террасы, молясь, чтобы у меня хватило сил защитить их от беды.
Одной любви не всегда достаточно, чтобы уберечь нас.
Иногда она становится нашей погибелью.
Было почти одиннадцать вечера, когда я обнаружила, что стою перед дверью квартиры Рида. Дождавшись, пока кто-то выйдет из главного входа, с благодарной улыбкой я проскользнула внутрь и направилась к квартире номер семнадцать. Я уже была здесь однажды с Тарой, вечером в середине июня. Я ждала в дверях, а Тара забежала внутрь, чтобы забрать забытую сумочку после выходных, проведенных с ним, пока Уитни была за городом по работе.
Теперь я смотрела на деревянное полотно двери и табличку с номером, а внутри у меня все сжималось.
Я постучала три раза.
И стала ждать.
С той стороны двери послышались тяжелые шаги, и я вздохнула, набираясь храбрости. Но этот вздох превратился в невнятный писк, когда Рид открыл дверь, без рубашки, в одних серых спортивных штанах и с ошеломленным выражением лица.
Инстинктивно мой взгляд опустился вниз, отмечая рельефный пресс, твердую грудь и мышцы, блестевшие от пота.
Моргнув, я снова подняла взгляд.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
– Привет. – Замешательство на его лице никуда не делось, и я прочистила горло, сцепив руки перед собой. – Могу я войти?
– Что ты здесь делаешь?
Рид прижался к дверному косяку, его волосы были в прекрасном взъерошенном беспорядке, который передавал чувства, охватившие меня, пока я топталась в коридоре.
– Я хотела поговорить с тобой кое о чем, – сказала я ему.
– А Уит знает, что ты здесь?
Я покачала головой.
– Она пошла спать.
– Тара?
– Нет. Она на костре.
Он еще мгновение смотрел на меня, его взгляд прошелся по всему моему телу, прежде чем он кивнул и отошел в сторону.
– Входи.
Я вошла в квартиру, задев плечом его обнаженную руку, и перекинула копну спутанных волос через плечо. Распутывая кончики, я оглядела стерильное помещение, вбирая в себя нейтральные черные и серые цвета. Тара была права – здесь не хватало ярких красок.
Когда дверь со щелчком закрылась, я обернулась и увидела, как Рид прислонился к косяку и скрестил руки. Мой взгляд снова опустился к его груди, и в животе у меня запылал жар, а затем устремился вниз. Я задержала взгляд на неровном шраме, тянущемся вдоль его живота, которого никогда раньше не видела. Меня охватило любопытство, я хотела узнать, как он его получил.
Но он пришел в себя прежде, чем я успела заговорить.
– Извини. Не ждал гостей.
Когда Рид вышел в смежную комнату и поднял футболку с голубого коврика, расстеленного возле кухни, до меня донеслось сочетание запахов: кедр от угасающего пламени свечи на журнальном столике, пикантный аромат от кастрюли на плите и запах чего-то синтетического. Похожего на резину.
– Ты голодная? – поинтересовался он, натягивая через голову помятую белую футболку. – Я приготовил суп.
– Я в порядке. Спасибо.
Он кивнул, проводя длинными пальцами по волосам.
– Галлея…
– Я хочу тренироваться с тобой, – выпалила я.
Все, что он собирался сказать, оборвалось. Рид остановился в нескольких футах от меня, его рука медленно опустилась.
Я подняла подбородок, нахлынувшая решимость прогнала волнение.
– Я больше никогда не хочу чувствовать себя беспомощной, – продолжила я. – Я хочу, чтобы ты научил меня всему, что знаешь. Не сдерживайся. Преврати меня в кого-то сильного, смелого, уверенного в себе. – Шагнув вперед, я наблюдала за тем, как он нахмурил брови и в его глазах мелькнуло сомнение. – Кого-то, кто сможет превратить страх в силу. Уязвимость в способность выживать.
Губы Рида приоткрылись, из них вырвался резкий вздох.
Его охватила нерешительность, когда он стоял передо мной, безмолвный и неуверенный.
Он чего-то боялся.
И я знала, чего именно.
Меня.
Прочистив горло, он опустил взгляд в пол и потер лоб.
– Я не знаю, Галлея, – выдохнул он. – Не думаю, что это хорошая идея.
Я изучала его, наблюдая за тем, как на его красивом лице разворачивается конфликт.
Он чувствовал, как тяжесть моей просьбы обрушивается на него. Слышал тревожный звон колокольчиков в глубине невинной интонации моего голоса.
Рид знал.
Я тоже знала, но доверилась нашей силе воли гораздо больше, чем следовало.
– Пожалуйста. – Собрав всю свою решимость, я подняла подбородок выше. – Я найду способ заплатить тебе за занятия. Я только что устроилась на работу в местную клинику для животных. Это всего лишь должность зоотехника, и платят там не очень много, но это уже что-то. Если я не смогу заплатить тебе сейчас, я заплачу позже. Обещаю, я…
– Дело не в деньгах.
Я сглотнула.
Он был прав. Дело было вовсе не в деньгах.
Рид провел ладонью по лицу, от лба до подбородка, и почесал щетину на челюсти. Его взгляд был устремлен куда-то за мое плечо, рукава футболки обтягивали его бицепсы.
Я облизнула губы, придвигаясь ближе. Отчаянно желая убедить его.
– Мой отец уничтожил меня, – сказала я, мой голос дрогнул. – Он сломил мой дух, мою силу, мое чертово сердце. Я даже не знаю, кто я теперь. Все, что я знаю, – это кем я хочу быть… и это не то, кем я являюсь сейчас. Не эта тень, не этот испуганный ягненок, постоянно оглядывающаяся через плечо в ожидании нападения большого плохого волка. Который хочет откусить от меня еще кусочек. Я отказываюсь жить в страхе и не хочу, чтобы меня когда-нибудь еще спасали.
Он тяжело вздохнул, его глаза закрылись, челюсть сжалась.
– Галлея…
– Я хочу этого, Рид. – Я умоляла, выталкивая слова сквозь зубы. – Пожалуйста. Я думаю, это хорошая идея.
Я смотрела, как он медленно открывает глаза, как его взгляд снова встречается с моим.
Его челюсть сжалась, мышцы подрагивали.
– Мне нужно это сделать.
Долгое время стояла тишина, которую нарушали только шум транспорта за окном и стук моего сердца, бьющегося о ребра.
– Да, – наконец сказал он. – Хорошо. – Он медленно выдохнул, бросив на меня укоризненный взгляд, и кивнул, сдаваясь. – Мы будем тренироваться.
Что-то подсказывало мне, что это плохая идея.
И мы оба достаточно скоро в этом убедимся.
ГЛАВА 14
Она упала на мат.
– Попробуй еще раз, – сказал я. Легкий блеск пота проступил вдоль линии роста моих волос, гулкий удар эхом разнесся по залу. Она сказала мне не сдерживаться, и я так и сделал. – Вставай.
Скотти наблюдал за нами со стороны, он сидел у дальней стены с подтянутыми к груди коленями. Он потягивал «Gatorade», не сводя с меня глаз, пока я кружил вокруг Галлеи, лежащей на синем мате.
Галлея оставалась неподвижной, только ее грудь вздымалась, на лице застыло выражение покорности судьбе, когда она смотрела в высокий потолок.
– Давай. – Я наклонился вперед, упершись руками в колени. – Мы еще не закончили.
– Я не могу.
– Можешь. Вставай. – Я не собирался щадить ее, поэтому потянулся вниз, взял ее за запястье и поднял на ноги. – Попробуй еще раз.
Она устало вздохнула, влажные волосы выбились из хвоста и болтались у нее перед глазами. Откинув пряди назад, она встряхнула руками и встала в стойку.
Я бросился на нее.
Схватив за запястья, прижал ее к мягкой стене.
Галлея боролась, пыталась вырваться из моей хватки.
– Локоть на предплечье, – подсказал я.
– Я… я не могу этого сделать, – прохрипела она, ее щеки раскраснелись, руки дрожали в моей хватке.
– Неправильный ответ. – Я надавил сильнее, и она инстинктивно начала брыкаться. – Используй плечи. Двигай бедрами. Твоя сила в верхней части тела.
– Рид…
– Ты хочешь умереть сегодня? – Оборвал я, не отпуская ее. – Я плохой парень. Я монстр. Я твой гребаный отец, который хочет закончить начатое. Старайся. Бл*дь. Сильнее…
Галлея зарычала, звук зародился в ее груди, поднялся по горлу и разорвал воздух, как громовой боевой клич. В яростном порыве она повела бедрами и плечами внутрь и вырвалась из моего захвата, быстро повернувшись и освободившись из моей хватки.
Позади нас раздались неторопливые аплодисменты, я сдержал улыбку, а Галлея в изнеможении рухнула на задницу.
Скотти встал и подошел к нам, продолжая хлопать.
