Текст книги "Старше (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Хартманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Из груди вырвалось страдальческое всхлипывание.

– Галлея… – Рид сидел рядом со мной, крепко сжав пальцы на руле, его взгляд метался между мной и лобовым стеклом. – Комета, эй. Все будет в порядке.

– Я подвела их, – пробормотала я сдавленным голосом. – Я потеряла их собаку. После всего, что они для меня сделали, я потеряла одного из членов их семьи.

Он помолчал немного.

– Это не твоя вина.

– Это моя вина. Я должна была проверить забор, прежде чем выпускать ее на улицу.

– Это случайность.

Я покачала головой, отвергая его слова, и сосредоточила свое внимание на окне, по которому ветер продолжал бить косыми порывами снега.

– Я остановлюсь ненадолго, – сказал он мне после нескольких напряженных секунд молчания. – Я вижу отпечатки животного на снегу. Возможно, это лиса или что-то в этом роде, но стоит проверить.

Когда грузовик медленно остановился, я проследила за его взглядом и заметила след, размером похожий на собачий, который вел к крутому оврагу.

– Я пойду с тобой.

Он оставил ключи в замке зажигания и перевел рычаг переключения передач в положение парковки.

– Нет. Жди здесь.

Черт возьми.

– Рид…

Дверь захлопнулась. У меня перехватило дыхание от волнения, когда я смотрела, как он идет по обочине пустой дороги, освещенной одиноким уличным фонарем и последними лучами дневного света.

Мои ноги нервно барабанили по коврику машины, зубы стучали.

Его очертания растворились в метели, скрыв его из виду.

Нет. Я не могла оставаться на месте – это была моя вина.

Глубоко вздохнув, я выскочила из машины и помчалась туда, где он исчез в метели, следуя за отпечатками его шагов. Я догнала его как раз в тот момент, когда он свернул к холму, окаймленному плотной линией деревьев, мои ботинки скользили.

Он обернулся, когда почувствовал, что я приближаюсь справа.

– Что за хрень? – прокричал он сквозь гул ветра. – Почему ты не делаешь, что я говорю?

Мои глаза прищурились до щелочек, отчасти защищаясь, отчасти из-за снега, летящего в лицо.

– Возвращайся в грузовик. Я сам разберусь с этим. – Он зашагал вперед.

Я пошла за ним.

– Я никуда не пойду. Мы вообще оказались здесь из-за меня, в этой глуши…

– Господи, Галлея. – Его брови были нахмурены от разочарования, волосы намокли. – Это моя чертова собака, и я собираюсь ее найти. Тебе небезопасно здесь находиться.

– Она и моя собака тоже, – ответила я. – Она мой друг.

Его глаза окинули меня напряженным взглядом.

– Где твоя шапка? Где твои перчатки?

– А где твои?

– Ты ведешь себя безответственно.

– Ты ведешь себя как придурок. Перестань разговаривать со мной, как с маленьким ребенком.

Мы шли вдвоем, воздух между нами был наполнен напряжением и множеством невысказанных слов, крутящихся на языке. Он провел рукой по лицу, откидывая назад волосы, на кончиках которых блестели капельки замерзшей воды, и мы приблизились к краю обрыва.

– Как дела со Скотти? – спросил он меня, его тон был таким же незаинтересованным, как камень, наблюдающий за рекой.

Я смотрела прямо перед собой, мой ответ был холоднее, чем мои пальцы.

– Фантастически.

– Серьезно? – выдохнул он.

– Да. Он милый, добрый и внимательный. Обращается со мной как с равной. – Я сжала челюсть. – А как насчет тебя? У тебя были подруги в последнее время?

– Несколько.

– Рада за тебя. – Горячий всплеск обжег мне глаза, но я сдержала хрупкую плотину слез.

Он смотрел прямо перед собой, его профиль был напряжен, руки едва заметно покачивались по бокам. Мы не произнесли больше ни слова, пока преодолевали последний участок до обрыва, и я затаила дыхание, а мой желудок скрутило в тугой узел, когда я наклонилась, чтобы заглянуть за край.

Передо мной возникла рука, удерживая меня.

Рид посмотрел мне прямо в глаза, выражение его лица смягчилось, в отличие от бури.

– Я посмотрю.

Я моргнула и молча кивнула. Губы дрожали.

Потом он повернулся и наклонился, а я зарылась сапогами в снег, сжала руки в кулаки и зажмурила глаза. Время двигалось в замедленном темпе, биение моего сердца звучало безрассудным саундтреком. Я слышала свой пульс в ушах, пока ждала. Ждала, что он разобьет мне сердце или подарит надежду.

К этому чувству я уже привыкла, когда дело касалось Рида.

– Ее здесь нет, – наконец сказал он, его слова были произнесены шепотом, но достаточно громко, чтобы пробиться сквозь плотную стену моего страха. – Давай вернемся. Слишком темно, слишком опасно.

Я резко вдохнула, когда он обошел меня и направился обратно к грузовику.

– Что?.. Нет. Рид… нет, мы должны продолжить поиски.

– Нет смысла, Галлея. Скорее всего, ее подобрали соседи или служба контроля за животными. Сейчас мы больше ничего не можем сделать.

Последовав за ним, я тихо всхлипнула, и этот звук унесло ветром. Я не знала, что сказать, глядя на его удаляющуюся спину, на белый снег, в котором постепенно терялась черная кожа его куртки.

Когда мы вышли на темную улицу, я обошла грузовик спереди, мои глаза застилали злые слезы и снег, падающий с еще более злого неба.

– Знаешь, я действительно…

Мои слова оборвались, когда крепкая рука потянула меня назад, и мои ноги чуть не подкосились. Сбитая с толку, я выпрямилась и подняла глаза, как раз в тот момент, когда мимо пронеслись мутные фары движущейся зигзагами машины, изо всех сил пытающейся держаться прямо на скользком снегу.

Раздался сигнал.

Я подавила вздох.

Быстро моргнув, я вскинула подбородок и встретилась с пылающим взглядом Рида, на мгновение замерев в его безопасных объятиях.

– Черт возьми, – тихо прорычал он, сверкая глазами в свете уличных фонарей. Он прижал меня еще крепче, обхватив за плечи. – Я же сказал тебе оставаться в этом чертовом грузовике.

Его голос перекатывался как гравий. Страх победил его ярость, хватка ослабла, и одна рука медленно провела по моему плечу вверх и вниз. Он закрыл глаза и выдохнул через нос.

Я на мгновение расслабилась, растворившись в его прикосновениях.

А потом стряхнула его с себя.

Посмотрев по сторонам, я осторожно подошла к пассажирской двери и забралась в машину. Он последовал за мной. Мы сидели в молчании, пока двигатель не взревел, не заработали стеклоочистители, и Рид осторожно выехал на дорогу.

Из динамиков полилась музыка – популярная песня восьмидесятых. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на его близость, пытаясь отогнать ужасные образы Божьей коровки, потерянной или раненной в этой метели, пока дворники скрипели, а мой желудок сжимался.

Я открыла глаза только тогда, когда мы остановились, и двигатель замолчал, а звук вынимаемых из замка зажигания ключей вернул меня к жизни.

Мое внимание привлек знакомый жилой комплекс перед нами, и я нахмурилась.

– Зачем ты привез меня сюда?

Он расстегнул ремень и убрал ключи в карман.

– Дороги сейчас хреновые. Мой дом был ближе.

– Но… – Я не успела договорить, как он выскочил из машины и захлопнул дверь.

У меня не было другого выбора, кроме как последовать за ним.

Мы шли по коридорам, не говоря ни слова, и я занервничала еще больше, когда мы добрались до квартиры номер семнадцать. Он отпер дверь и посторонился, чтобы пропустить меня.

Я нерешительно переступила порог, дрожа с головы до ног.

Я останусь на ночь?

Где я буду спать?

Дверь с тихим щелчком закрылась, и Рид стянул куртку и скинул ботинки в прихожей.

– Надо тебя согреть, – сказал он, глядя, как я приплясываю перед ним.

Мои легинсы промокли насквозь, а носки впитали растаявший снег, который попал внутрь ботинок.

– У меня… нет сменной одежды.

Его глаза скользнули по мне, лениво пройдясь сверху вниз.

– Тара оставила здесь кое-какую одежду.

Я кивнула, убирая мокрые волосы со лба.

– Можно мне принять душ?

– Пока нет. Тебе нужно согреваться постепенно.

Мое горло обожгло, но я заставила себя кивнуть еще раз.

– Хорошо. Спасибо.

Наши взгляды сцепились на мгновение, прежде чем он исчез в одной из спален и, вернувшись через минуту, застал меня на графитово-сером диване дрожащей и поджавшей под себя ноги.

Рид заколебался, а затем двинулся вперед, держа под мышкой сверток с одеждой и полотенце.

Я следила, как он опустился передо мной на колени и потянулся к моим лодыжкам. Его пальцы были еще холодными, когда он осторожно стягивал с моих ног влажные носки.

Я смотрела на него, не двигаясь.

– Что ты делаешь?

– Согреваю тебя.

Мои губы приоткрылись, чтобы возразить, но с них не сорвалось ни слова. Я не привыкла, чтобы обо мне заботились, нежно прикасались и гладили. Поэтому я просто наблюдала за тем, как он вытирает влагу с моих замерзших ступней и икр банным полотенцем.

Затем он провел руками по моим бедрам и потянулся к поясу моих легинсов.

Мое сердце заколотилось, дыхание сбилось.

Не было никаких колебаний, никаких неловких движений. Он стянул мокрую ткань с моих ног, продолжая вытирать меня насухо, а затем надел на мои ноги сухие пижамные штаны. За ними последовали два пушистых носка, проглотившие мои пальцы, выкрашенные малиновым лаком.

Схватив штаны, я натянула их до конца, Рид придвинулся ближе к моим ногам и потянулся к краю футболки.

Его глаза поднялись к моим.

В них светилась горячая смесь нежности и чего-то еще. Я уставилась на него, прикрыв веки, а воздух покидал мои легкие клубами нервной энергии.

Я медленно подняла руки над головой.

Рид сглотнул, его движения стали еще медленнее, когда он опустился на колени между моих раздвинутых ног, и футболка потянулась вверх за движением его рук. Спутанные волосы падали вниз прохладным водопадом на обнаженные плечи и бретельки бюстгальтера. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, дыхание было неглубоким и прерывистым. Стиснув зубы, он избегал моего взгляда, пока натягивал на меня сухую футболку и помогал просунуть руки в рукава.

Я вытащила волосы из-за ворота и опустила глаза.

– Это не Тары.

Это была его футболка «Soundgarden».

Опустив взгляд на мою грудь, он моргнул на логотип.

– Да, – это все, что он сказал.

Аромат амбры и землистой мужественности окутал меня теплыми объятиями, когда Рид потянулся, чтобы взять шоколадно-коричневый плед рядом со мной. Он накинул его на мои плечи, укутывая меня в уютный кокон, его руки задержались на бахроме, пока он крепко сжимал его.

– Спасибо. – Я прижала ладонь к костяшкам его пальцев, чтобы удержать его рядом. Его рука была холодной и сухой, поэтому я нежно погладила кончиками пальцев его кожу, возвращая тепло. – Ты тоже замерз.

– Я в порядке. – Он устроился у меня между ног, голос был шершавый, как песок. – Тебе лучше?

– Да.

Он слегка кивнул в ответ, когда нашел мой взгляд.

– С ней все будет в порядке, – мягко сказал он. Затем протянул руку и заправил прядь мокрых волос мне за ухо. – Когда она была щенком, постоянно убегала со двора. Она умеет находить путь назад. Еще лучше она умеет найти безопасное место, где можно спрятаться, пока ее не найдут.

Я прикусила губу.

– Я чувствую себя ужасно.

– Это потому, что у тебя чертовски большое сердце. – Рид потянулся к моим рукам, высунувшимся из-под одеяла, обнял их своими большими ладонями и начал растирать. – Ты все еще не согрелась.

Мне не было холодно. Я чувствовала себя тающим кусочком сладости.

– Это приятно.

Он поднял наши соединенные руки к своим губам и согрел горячим дыханием мои ладони, прежде чем снова потереть их. Покалывание расцвело в кончиках моих пальцев, словно в них впились крошечные иглы, и побежали марафон по всей длине рук. Рид снова подул на них, а затем полностью обхватил мои медленно согревающиеся ладони, поднес их к подбородку и оставил там. Его глаза закрылись с протяжным вздохом, и мы просто сидели.

Неподвижно и молча.

Я молчала, наслаждалась моментом, а момент наслаждался нами.

Существует разница между молчанием и тем, когда нечего сказать. У меня были слова. Их было много. Но я хотела этого состояния покоя, и иногда для этого нужно было выложить все, что на душе, а иногда – помолчать. Сейчас я выбрала намеренную тишину.

Покой таился в невысказанном.

Когда его глаза наконец снова открылись, он подпер подбородок нашими сцепленными руками и стал изучать меня в тусклом освещении своей квартиры.

– Прости меня за то, как я разговаривал с тобой раньше, – сказал он, и хотя слова прозвучали мягко и непринужденно, в буйной зелени его глаз отразилось смятение. – Я знаю, что ты напугана. Я не хотел сделать еще хуже.

Мои ресницы затрепетали от его нежного прикосновения и покалывающего следа, который оставлял его большой палец, растирающий мою ладонь. Я посмотрела на него, сидящего в нескольких сантиметрах от меня, и подтянула колени ближе, чтобы они касались его бедер.

– Ты боишься?

Я сама не понимала, имею ли я в виду Божью коровку или что-то еще.

Может, и то и другое.

Его ладони медленно разжались, он опустил подбородок и положил руки на диванные подушки по обе стороны от меня. Когда он снова поднял глаза, в его взгляде плескались новые волны, новое смятение.

– Галлея, я…

Зазвонил телефон.

Я подскочила на месте, сбрасывая оцепенение. Рид пристально посмотрел на меня, и все, что готово было сорваться с его языка, осталось невысказанным.

Он вздохнул и опустился на корточки. Проведя рукой по лицу, он бросил на меня последний взгляд, прежде чем подняться с пола и пройти в дальний угол кухни, где на стене висел телефон василькового цвета.

Я невольно подумала, что это женщина… одна из его подружек.

– Алло? – ответил он резким тоном. Затем, спустя несколько секунд, его брови поползли вверх, а глаза вспыхнули. – Правда? Черт… да, спасибо. – Он кивнул. – Хорошо. Я скоро приеду.

Он повесил трубку, и я вскочила с дивана, одеяло упало с моих плеч. Пижамные штаны были мне коротки и не достигали щиколоток, а футболка Рида болталась на моей стройной фигуре. Я скрестила руки на груди, словно защищаясь.

– Все в порядке?

Рид сделал шаг ко мне, его лицо не выражало никаких эмоций.

– Это была местная больница для животных.

Сердце подпрыгнуло между ребер, и ужас сжал грудь.

Я ждала.

И тут он улыбнулся.

– Божья коровка у них. С ней все в порядке.

ГЛАВА 18

Божья коровка влетела в дверь моей квартиры и устремилась прямо к Галлее, вскочившей с диванных подушек.

– Божья коровка!

Я не мог сдержать улыбку, когда наблюдал за их воссоединением. Золотистый мех сливался с золотистыми волосами. Две загорелые руки вытянулись вперед в ожидании, когда собака бросится в их нетерпеливые объятия. Галлея упала на колени, а Божья коровка набросилась на нее с радостными поцелуями и так сильно виляющим хвостом, как будто они не виделись много лет.

Стянув куртку, покрытую снегом, я повесил ее на крючок на стене, а затем уставился на них, потерявшихся в моменте, как и я сам. Это было мило, невинно.

Чертовски чисто.

Визжа от радости, Галлея опрокинулась на мой светло-серый ковер.

Оказалось, что пожилая пара заметила собаку бесцельно бродящей в парке во время метели и отвезла к себе домой в надежде найти хозяина. Они позвонили по номеру, указанному на жетоне, но Галлея уже ушла на поисково-спасательную операцию. После нескольких часов безуспешных попыток дозвониться они отвезли ее в клинику для животных, чтобы она была в безопасности и подальше от их кошек.

Галлея оказалась права – она была в том парке.

Микрочип был зарегистрирован на мое имя, поскольку именно я забрал Божью коровку из приюта пять лет назад, после того как Тара решила взять ее домой.

Спасибо, черт возьми, за это.

Галлея села и откинулась назад, прислонившись к передней части моего дивана, а собака устроилась у нее на коленях. Восемьдесят фунтов любви обрушились на девятнадцатилетнюю девушку, сидевшую в моей гостиной, одетую в мою любимую футболку и клетчатые пижамные штаны моей дочери.

Темное чувство пронзило меня насквозь.

Темное, скребущее и болезненно эйфорическое. Я уже представлял себе подобную сцену в конце июня, полтора года назад, только без собаки и всей этой внешней ерунды.

Галлея.

В моей квартире.

С той же улыбкой и в одной из моих футболок после ночи горячего и бурного блаженства.

Фантазии.

Это было все, что мне осталось – фантазия, которая так и не воплотилась в реальность и которая в долгосрочной перспективе не будет иметь никакого значения. Она была выдуманной, неосязаемой, и чем скорее я с этим смирюсь, тем скорее смогу освободиться от этой восхитительной мечты, которая продолжала отравлять мой разум.

Уперев руки в бока, я двинулся вперед, а Галлея вздернула подбородок, не переставая улыбаться.

– Ты голодна? – Мне нужно было вырваться из того смертельного водоворота, в который нас затянуло до того, как зазвонил телефон. – Я могу приготовить что-нибудь для тебя.

Ее ореховые глаза мерцали в тусклом освещении моей маленькой квартирки, придавая ей дополнительный блеск.

– Я могу что-то приготовить?

– У меня ничего нет. Чаще всего я разогреваю замороженный ужин.

– Держу пари, я смогу что-то придумать. – Галлея освободилась от лап Божьей коровки и встала с пола, ее наряд был таким же несочетаемым, как и мы с ней. – Можно я посмотрю?

Я пожал плечами.

– Чувствуй себя как дома.

Черт.

Нет, пожалуйста, не делай этого.

Мягко кивнув, она пронеслась мимо меня, пахнущая персиковым нектаром, зимним морозом и мной. Я несколько секунд смотрел ей вслед, пока она рылась в моих нижних шкафах, а потом выкинул этот образ из головы и направился во вторую спальню.

Тара спала здесь, когда оставалась на ночь. На стенах висели плакаты мальчишеских групп, на комоде и тумбочке громоздились безделушки, а воздух был пропитан запахом дешевых ванильных духов и затхлого ковра. Расправив свежевыстиранное одеяло, я взглянул на фотографию в позолоченной рамке, которая стояла прислоненной к настольной лампе. На ней мы с Тарой были запечатлены в парке около года назад, сражаясь возле баскетбольного кольца. Это был естественный снимок, но прекрасно схваченный: идеальное освещение, заходящее солнце, пробивающееся сквозь ветви деревьев, Тара, занявшая позицию и улыбающаяся от уха до уха, и я, стоящий напротив нее с едва заметной улыбкой и взглядом, отражающим чистую любовь.

Я взял рамку с тумбочки и стал рассматривать ее, удивляясь, как я не замечал этого раньше.

Бесценный момент, застывший во времени.

Фотографом, без сомнения, была Галлея, и мое восхищение ею возросло до опасных высот.

Я отложил фотографию.

Потратив несколько минут на то, чтобы переодеться в сухую домашнюю одежду, я вернулся на кухню, где на плите уже почти закипела кастрюля с водой. Галлея, приподнявшись на цыпочки, доставала продукты из верхнего шкафа. Множество ингредиентов загромождали мою узкую столешницу.

– Что ты выбрала? – спросила я.

– Паста в виде сборной солянки.

– И что дальше?

Она улыбнулась мне.

– Увидишь.

Она была в приподнятом настроении, благодаря тому, что Божья коровка нашлась живой и здоровой, но любое ее состояние находило отклик во мне.

Когда она была веселой и счастливой, меня привлекали ее сверкающие смехом улыбки и беззаботная походка. Когда она была угрюмой и склонной к самоуничижению, мне отчаянно хотелось оттереть сажу с ее кожи и вернуть ее к жизни. Это были чертовы качели разрушительных эмоций, и они разрывали меня пополам.

Двадцать минут спустя она поставила на стол огромную миску пасты пенне с поджаренным хлебом и маслом. Я настороженно посмотрел на блюдо.

– Там что-то зеленое.

– Зеленая фасоль. Ты должен ее съесть, – игриво приказала она, зажигая спичкой одну из моих свечей с кедровым ароматом. – Ты должен знать, что овощи полезны, учитывая то, что ты отец.

Я нахмурился.

Я ненавидел зеленую фасоль.

Но поскольку это был один из немногих овощей, которые любила Тара, я держал в морозилке замороженное овощное ассорти, смешанное с морковью и кукурузой.

– Единственным белком, который нашелся у тебя в холодильнике, была курица, поэтому я обжарила ее в масле, добавила приправы, пармезан и немного сливочного сыра. – Она пожала плечами, выдвинула стул и пригласила меня сделать то же самое. – Лучшее, что я могла придумать.

Пахло очень вкусно, и я собирался съесть все до последней крошки – и зеленую фасоль в том числе.

Пока мы усаживались за стол, в свете свечи и витающего запаха кедра, а Божья коровка лежала под столом и ждала своего угощения, я старался не думать, насколько это похоже на свидание. Галлея выглядела так непринужденно в своей неформальной одежде, ее волосы были в прекрасном беспорядке, лицо чистым и без косметики, а улыбка не сходила с ее идеальных губ. Казалось, что ее место здесь, в моей квартире, за моим кухонным столом.

Прочистив горло, я запихнул в рот вилку с едой и с трудом сдержал стон.

– Черт, – пробормотал я, проглотив немного.

– Вкусно? – Ее глаза были широко раскрыты в ожидании, вилка свободно лежала в ее руке, пока она ждала моей реакции. – Тебе нравится?

– Мне нравится.

Для нее было важно готовить для людей. Это много значило, и это смягчало все те острые края, которые терзали меня в последнее время. Чем больше времени я проводил с ней, тем больше меня к ней тянуло. Чем больше росло мое влечение, тем больше я ненавидел себя.

И чем больше я ненавидел себя, тем больше переносил это чувство ненависти к себе на нее.

Но потом случались моменты, подобные этому, нежные и теплые.

Искренние улыбки, легкие разговоры и связь, которая, казалось, основывалась не только на физическом влечении. По мере того как сексуальное влечение расцветало, росло и это сводящее с ума защитное чувство, будто я готов свернуть горы ради нее, будто мне будет достаточно просто обнимать ее и противостоять ее боли, пока она не найдет абсолютное утешение в моих объятиях.

Черт побери.

Это было еще хуже. Нежелательное влечение само по себе было опасным, но оно было естественным. При дерьмовом стечении обстоятельств такое случалось – я знал это по собственному опыту, учитывая мой личный опыт с Рэдли и Уит.

Но представить себе какое-то гребаное будущее с ней было настоящим кошмаром, способным повалить нас обоих на землю.

Что бы подумала Тара? Уитни?

Они были бы в ужасе, в этом я не сомневался. Тридцатипятилетние мужчины не влюбляются в подростков. Это было извращенным и неправильным, и иногда мне приходилось задумываться, все ли со мной в порядке.

– Ты слушаешь?

Моргнув, я поднял голову и посмотрел на Галлею, только что отправившую в рот вилку. Взглянув на свою тарелку, я понял, что каким-то образом закончил есть. И нет, я определенно не слушал.

– Прости, я задумался, – пробормотал я, потянувшись за куском хлеба.

– Не хочешь поделиться о чем?

Черт возьми, нет.

– Не особо.

– Ну, я рассказывала тебе о своем фотопроекте в школе.

Школа.

Она все еще училась в школе. Формально, конечно, но…

Я снова отключился.

Шлепнув меня по руке, чтобы вывести из оцепенения, Галлея опустила локоть на стол и подперла щеку рукой.

– Тебя что-то беспокоит.

– После всего этого времени на холоде, – сказал я, отгоняя мрачные мысли, – у меня разболелась голова.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет… расскажи мне о своем увлечении. Я слушаю.

Ее улыбка снова расцвела.

– Итак, я изучаю культуру гранж, андеграундную музыкальную сцену. Мои фотографии направлены на то, чтобы передать необузданную энергию нашего времени, изобразить борьбу и страсти поколения, стоящего на пороге нового тысячелетия. Я сосредоточилась на неочевидных моментах – переполненных концертах в тускло освещенных залах, друзьях, тусующихся в винтажных магазинах, и тонком бунтарстве, запечатленном в повседневных проявлениях. Это своего рода визуальное повествование о годе, который кажется одновременно бурным и освобождающим… запечатленным в кадрах моего объектива. Понимаешь?

Я снова потерялся, но не в своих навязчивых мыслях. Я потерялся в ее словах, в их магии. В магии, которую она нашла в увлечении, к которому я ее подтолкнул. Сглотнув, я кивнул, мои глаза впитывали испытываемую ею радость.

– Я думаю, это потрясающе. Рад, что ты нашла занятие по душе. – На ее лице снова заиграла улыбка, искренняя и настоящая. – Ты талантлива.

Она улыбнулась в ответ, еще шире, ее щека по-прежнему лежала на ладони.

– Спасибо. Думаю, когда-нибудь я захочу сделать из этого карьеру. Портреты, животные, события. Может быть, я смогу путешествовать по миру.

– Ты не хочешь остаться в Иллинойсе? – Я вытер рот салфеткой.

– Не знаю. Мне кажется, что у меня странствующая душа, – размышляла она, глядя куда-то поверх моего плеча. – Есть так много моментов, которые я хочу пережить. Мне кажется, что это неестественно – вечно оставаться на одном месте.

Я изучал ее, медленно кивая.

Она не хотела пускать корни в том месте, которое пыталось ее задушить, и это было логично. Когда корни, с которыми ты родился, сохнут и разлагаются, остается только пустить новые. Построить новый дом, подальше от мертвой почвы, которая губила тебя.

– Все это прекрасно, – сказала она, отгоняя грезы. – Но пора прибраться.

– Я займусь этим. – Я отодвинул стул и задул свечу.

Когда я двинулся на кухню, чтобы убраться, я почувствовал, как две руки обхватили меня сзади. Я напрягся, когда ее ладони сомкнулись на моей груди, и ее теплое дыхание обожгло мою спину.

– Я просто хотела поблагодарить тебя, – тихо произнесла она.

Я тяжело сглотнул, ощущение того, как она прижимается ко мне, воспламенило меня.

– За что?

– За все. За то, что ты тратишь свое свободное время на мои тренировки, ничего не получая взамен. За то, что превратил меня в бойца, сделал сильной и уверенной в себе. За то, что верил в меня, когда даже я не верила. – Прижавшись ближе, она продолжила, крепче сжимая меня в объятиях. – За то, что помогал мне искать Божью коровку, а потом поехал за ней в эту метель. За то, что дал мне безопасное место для ночлега. – Она вздохнула. – Просто… за все.

Я вдохнул, рассчитывая почувствовать остатки дыма от затушенной свечи, но в меня проник только ее аромат. Ваниль, персиковый пирог и волосы, пахнущие медом – рецепт катастрофы.

Когда я поднял руку к ее соединенным ладоням, она не отпустила меня. Она хотела катастрофы. Она обхватила меня двумя тонкими руками за талию и с хриплым всхлипом поцеловала в спину, отчего у меня мурашки побежали по спине.

Я был близок к ней, как никогда, и мне не хотелось отстраняться.

– Хочешь посмотреть фильм? – предложила она, наконец, отодвигаясь, расплетая руки и направляясь к дивану в моей гостиной, а я остался стоять в центре кухни.

– Да, – выдавил я, проведя рукой по волосам. – Хорошо.

Поставив кассету, я устроился рядом с ней на диване, оставив между нами пространство для Божьей коровки, что уменьшило мое желание заключить ее в свои объятия и приласкать, чтобы она уснула под поглаживания моей руки и биение моего сердца.

Она смотрела фильм.

Я смотрел на нее.

Что-то заставило меня проснуться.

Взглянув на часы рядом с кроватью, я потер глаза тыльной стороной ладони и попытался разогнать пелену, после чего перед глазами появились мутные цифры.

2:15.

Я вздохнул, уставившись в темный потолок. Прошло несколько сонных секунд, прежде чем я услышал шум, доносящийся из гостиной. Я сел. Там горел свет, а я помнил, что выключил его, прежде чем лечь в постель три часа назад.

Когда мои органы чувств окончательно проснулись, я различил звуки музыки, доносившиеся из-под двери, – что-то ритмичное и слишком оживленное, чтобы играть в два часа ночи.

Я спустил ноги с кровати, обеими руками взъерошил волосы и встал с матраса. В одних пижамных штанах я пересек комнату и, открыв дверь, выглянул в коридор.

Галлея занималась на моем голубом коврике, одетая в одну лишь футболку, она отжималась, ее длинные волосы скрывали румянец на щеках.

Какого черта?

Нахмурившись, я двинулся по коридору, пока мои босые ноги не оказались в поле ее зрения, и она замерла.

Она рухнула на живот, а затем поднялась на колени, на ее лбу выступил пот.

– Черт. Я тебя разбудила.

– Да, – признал я.

– Прости. Я не могла уснуть.

Я нахмурился, сложив руки на груди.

– Ты всегда занимаешься кардио, когда не можешь уснуть?

Слизнув капельку пота с верхней губы, она тяжело вздохнула.

– Нет. Я живу в одной комнате с Тарой, поэтому обычно борюсь с этим по старинке, просто уставившись в потолок.

– Мм. – Я сделал небольшой шаг вперед, все еще глядя на нее сверху вниз. – Хочешь потренироваться?

Ее глаза округлились от этого предложения.

– Серьезно?

– Мы оба уже проснулись.

– Уже поздно, – мягко сказала она. – Или… рано. Я даже не знаю.

– Сейчас два часа ночи. Но время есть время, и если мы не спим, мы можем заполнить его чем-то продуктивным.

Она обдумывала мой ответ, словно убеждала себя в правильности сказанных слов. Наконец согласившись, она подняла голову выше, оказавшись лицом ко мне, ее пальцы вцепились в край голубого коврика, постеленного между кухней и гостиной, на расстоянии шага от моих босых ног.

– Хорошо, конечно. – Она смахнула с глаз прядь волос. – Я постараюсь быть помягче с тобой, раз уж ты такой вялый и сонный.

Я бросил на нее суровый взгляд, притворившись оскорбленным, но это заявление только усилило мое возбуждение.

Спарринг с ней был почти так же хорош, как секс.

Волнующий, возбуждающий и граничащий с эротикой.

А так как у меня уже позорно давно не было секса, то я получал кайф там, где мог.

Когда Галлея сделала движение, чтобы встать, я остановил ее.

– Нет. Оставайся на месте.

В ее глазах мелькнуло замешательство.

Я ступил на коврик, обошел ее кругом, глядя на нее сверху вниз, как на добычу. Галлея снова попыталась подняться, но я покачал головой.

– Оставайся на месте.

Ее грудь вздымалась, отчего приподнималась ее свободная футболка, едва прикрывающая бедра. Мое сердце стучало в такт басам песни, а я не сводил с нее пристального взгляда.

Я рванулся вперед, и она отреагировала, подняв обе руки и выставив блок, после чего я снова отступил и продолжил неторопливо кружить вокруг нее. Галлея попыталась нанести удар, но я увернулся, пригнувшись, после чего она опустилась на задницу и стала двигаться синхронно со мной, отслеживая мои движения.

Мы делали это целую минуту. Я проверял ее концентрацию, рефлексы, время реакции.

Она была сосредоточена. Просчитывала каждый мой шаг, следила за каждым движением руки и задержкой дыхания.

Я сделал выпад вперед, имитируя удар, который она тут же отразила. Когда она переместила свой вес, я зашел ей за спину, но Галлея предвидела этот маневр и развернулась лицом ко мне, наши движения стали синхронным ритмом боя и стратегии.

Без предупреждения я схватил ее за волосы.

Потянул к себе.

Прижал ее голову к груди, а она подняла руку, чтобы обхватить меня за шею, пытаясь взять верх и опрокинуть меня.

Я не ослабил свою хватку, только опустился на колени и не двигался, когда ее ноги обхватили мой торс. Она упала на спину, и я последовал за ней, переместившись на нее. Упираясь лодыжками в центр моего позвоночника, она всем своим весом пыталась перевернуть меня, удерживая в шейном захвате.