Текст книги "Старше (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Хартманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Он перестал качать ногами.
Но в ушах все еще стучало, и я поняла, что это все-таки мое сердце.
Я застыла, мгновенно пожалев о своем депрессивном монологе.
– Боже, прости меня. Я не хотела говорить все это. – Я начала яростно мешать говяжий фарш, борясь со слезами.
Рид опустил подбородок на грудь, его челюсть напряглась, а пальцы обхватили край столешницы, и он тяжело вздохнул.
– Расскажи мне о своих мечтах, – мягко сказал он.
Я покачала головой.
– Это не имеет значения.
– Это имеет значение. Похоже, тебе нужно с кем-то поговорить.
Я хотела поговорить с ним, но это была ужасная идея.
Проводить время наедине с Ридом, впуская его на свое кладбище призраков и сломанных костей, вынужденная при этом смотреть ему в глаза, которые будут преследовать меня до скончания веков?
Это больше походило на смертный приговор, как будто я сама окажусь погребенной на этом кладбище, когда все будет сказано и сделано.
Выключив плиту, я поднесла фарш к форме для запекания.
– Я не хочу взваливать на тебя все это. Как я уже говорила, я не твоя ответственность.
– Но это не значит, что мне все равно.
Я замялась, наклонила сотейник, и приготовленный фарш оказался в форме.
– Мы друзья?
– Я не знаю. – Он нахмурился, размышляя над этим термином. – Наверное.
Друзья.
Мне было восемнадцать, а ему почти тридцать пять.
Дружба казалась сомнительной, но я не возражала против этого ярлыка. В каком-то смысле это позволяло мне разговаривать с ним, проводить время вместе, не испытывая при этом ноющего чувства вины.
Медленно кивнув, я добавила к мясу слой измельченных чипсов из тортильи и потянулась за свеженатертым сыром.
– Я увлекалась фотографией в школе, – наконец сказала я ему. – У нашего директора в кабинете живет питомец. Нибблс. Это дружелюбная вислоухая крольчиха, немного полноватая и очень добродушная. – Я улыбнулась, вспомнив Нибблс и ощущение ее мягкого темно-серого меха. – Когда я была маленькой девочкой, к нам во двор попал раненый кролик. Он истекал кровью, и все, что я хотела сделать, – это позаботиться о нем.
Рид слушал, напряженно наблюдая за тем, как я выкладываю слои запеканки.
– И ты?
Мое сердце сжалось от пережитого горя, когда я вспомнила запах приготовленного кролика тем вечером. Жестокое послание от отца.
– Я пыталась, – сказала я, прижав ладонь к груди, чтобы ослабить душевную боль. – Отец застал меня, когда я пыталась ему помочь, весь пол его дорогого гаража был в крови. Он ударил меня ремнем десять раз. А потом приготовил из кролика ужин.
– Господи. – Лицо Рида стало суровым, что контрастировало с успокаивающим, умиротворяющим взглядом его глаз. Он спустился со стойки и приблизился ко мне, на долю секунды подняв руку, прежде чем осознать, как именно он собирался меня утешить. Поэтому он просто встал рядом, его плечо касалось моего, и этого было достаточно. – Мне жаль, Галлея.
То, как он произнес мое имя, было способно собрать воедино все мои разбитые кусочки, но я старалась этого не показывать.
– Как бы то ни было, – продолжила я, размазывая ложкой сметану и выкладывая на запеканку последний слой сыра. – Я фотографировала Нибблс для школьной газеты. Наш директор очень милый и разрешает мне выпускать ее из клетки во время обеда. Было бы здорово когда-нибудь зарабатывать на жизнь чем-то подобным. – Я пожала плечами и открыла дверцу духовки. – Но мне лучше не верить в то, что это действительно возможно.
– Так и будет, – сказал он.
– Сомневаюсь.
– Увидишь. В тебе горит огонь. Тебе просто нужно найти искру, чтобы разжечь его.
Я издала самоуничижительный вздох и поставила запеканку на решетку. Когда я закрыла дверцу, то повернулась к нему лицом и обнаружила, что взгляд его глаз стал еще светлее, превратившись в нечто почти игривое.
– Что?
– Мы можем заключить пари.
Я фыркнула.
– Нет.
– «Камень, ножницы, бумага». Если я выиграю, ты отправишься в погоню за своей мечтой – расправив крылья, устремив взгляд в небо, не оглядываясь назад. Если выиграешь ты… – Его лицо вытянулось. – Тогда, наверное, ты права.
Мои щеки вспыхнули, внутри все затрепетало, словно забились мои крошечные, ослабевшие крылышки.
– Хорошо.
– Хорошо.
Его улыбка вернулась, и наши руки заняли позицию.
На этот раз я не стала думать слишком много.
Раз, два…
Я показала «ножницы».
Рид показал «камень».
Мои глаза нашли его, они светились победой.
Он ударил кулаком по моим пальцам, сложенным как ножницы, затем пальцы разжались, и его рука накрыла мою маленькую ладошку. Прикосновение затянулось. Мы зависли, как всегда происходило с нашими взглядами, пока он водил большим пальцем вверх и вниз по моему указательному пальцу.
Я с трудом сглотнула, дыхание застряло у меня в горле. Я смотрела на наши соединенные руки и думала, почему судьба оказалась такой жестокой и нам пришлось расстаться. Его прикосновение было теплым, большой палец мозолистым, но нежным.
Все внутри меня превратилось в солнечный свет.
Огненный шар, пламя.
И тут хлопнула дверь на веранду, отрывая его от меня.
Рид отскочил назад, развернулся и провел рукой по волосам, прочищая горло. Уитни вошла в кухню с пустым бокалом для вина.
Ее глаза блестели от выпитого мерло, она широко улыбалась нам.
– Пахнет потрясающе, Галлея.
Я повернулась обратно к стойке и принялась за уборку.
– Спасибо. Теперь, когда у меня есть две руки, это намного легче, – ответила я, демонстрируя свою руку без бандажа.
Впрочем, это была ложь.
У меня не было двух рук.
Одной я вытирала с прилавка капли сметаны тряпкой для посуды…
А вторую все еще покалывало от воспоминаний о том, как он только что ее сжимал.
Наступил вечер, и я на цыпочках вышла на террасу после того, как Уитни и Тара ушли спать. Рид был снаружи и наблюдал за тем, как Божья коровка бегает кругами за брошенным ей резиновым мячиком, а гирлянды на веранде освещали его мягким желтым светом.
Он сидел, согнувшись, на пластиковом стуле, опершись локтями на колени, когда я подавила волнение и подошла к нему.
Рид посмотрел на меня, когда дверь во внутренний дворик открылась и закрылась. Он моргнул, нахмурив лоб.
– Привет.
– Ты все еще здесь? – На мне была новая помада и футболка «Gin Blossoms», а руки нервно сжимали подарок, спрятанный за спиной.
– Уезжаю через несколько минут. Я выпил немного вина за ужином и ждал, пока оно выветрится, прежде чем ехать домой. – Он наблюдал за тем, как я придвигаюсь ближе, и его взгляд медленно прошелся по мне, прежде чем остановиться на моих губах цвета сливы. – Ты куда-то идешь?
– Нет.
Его лоб пересекли морщины замешательства, когда его взгляд переместился на мои глаза. Он снова моргнул, ожидая, что я озвучу свои намерения.
– Ты хотела поговорить?
Я покачала головой.
– У меня есть кое-что для тебя.
– Правда?
– Да. – Мой ответ подхватил весенний ветерок. – Я так и не поблагодарила тебя за подарок, который ты сделал мне в канун Рождества. – Потерев друг о друга свои матовые губы, я изучала его реакцию, пока он продолжал смотреть на меня. – Деньги, которые ты положил мне в карман.
При воспоминании об этом его светло-зеленые глаза смягчились в свете ламп.
– В этом не было ничего особенного.
– Было. Ты не должен был этого делать, но сделал. И это много для меня значит.
Рид кивнул и опустил взгляд на деревянные доски под ногами, протирая их носком ботинка.
– Не за что, Галлея.
Я сделала еще один шаг, и его голова медленно поднялась, а глаза прошлись по моему телу. Мой пульс участился, и я сдерживала волнение, пока стояла перед ним, а слова вертелись у меня на языке. Прежде чем я успела что-то обдумать, я глубоко вздохнула и вытащила руку из-за спины.
– Это для тебя.
Я протянула ему видеоигру.
Его глаза покинули мое лицо не ранее, чем через секунду. Они задержались на нем в той опасной манере, которую я так старалась избегать, и точно так же, как его ладонь задержалась на моей ранее.
Но когда они медленно опустились на мою протянутую руку, его плечи напряглись. Застыли. У него перехватило дыхание, и секунды тянулись в тягостном молчании.
– Вот. – Я с улыбкой придвинула ее ближе к нему. – Это для тебя.
Его голос стал жестким.
– По какому поводу?
– Потому что я хотела сделать для тебя что-то приятное. Ты сказал мне, что она тебе нравится.
Его голова качнулась, он провел ладонью по затылку и вздохнул.
– Нет. Я не могу это принять.
Моя улыбка померкла.
– Что? Почему нет?
Рид встал со стула, его ножки заскрежетали по доскам, словно ржавые ворота, закрывающиеся в моем сердце. Он пронесся мимо меня, направляясь к двери во внутренний дворик, но остановился, не доходя до нее.
Сжимая рукой шею, он повернулся ко мне лицом.
– Ты сказала, что экономишь. Ты не должна покупать мне подарки.
– Уитни дала мне немного денег в торговом центре. И, кроме того, мы друзья. Ты сам так сказал.
– Мне не следовало этого говорить.
Гнев и смятение бурлили в моей крови, пока я шла к нему по террасе.
– Нет, – ответила я. – Ты не имеешь права так поступать. Это нечестно.
– Я не пытаюсь быть мудаком. – Он сцепил пальцы под подбородком. – Ты мне небезразлична. Я хочу быть для тебя плечом, на которое ты можешь опереться, когда тебе нужна поддержка. Ты прошла через ужасные вещи, которые никто не должен испытывать. Но мне кажется, что я подаю тебе смешанные сигналы.
– Не надо меня опекать. – Слезы навернулись мне на глаза, а подбородок задрожал. – Я просто пытаюсь быть милой.
– Почему ты так наряжаешься, когда собираешься ложиться спать? Зачем ты покупаешь мне дорогие видеоигры? Сегодня не мой день рождения. Это просто случайный гребаный день, а я тридцатичетырехлетний отец твоей лучшей подруги. Ты еще подросток, Галлея.
– Я взрослая. И какое отношение к этому имеет мой возраст?
– Прямое. Если бы тебе на самом деле был двадцать один год, как ты мне сказала, ты бы… – Он резко замолчал.
У меня перехватило дыхание, сердце забилось так, что грозило сломать хрупкие ребра.
– Я бы что?
Я ждала, затаив дыхание.
Его глаза сверкали, такие же дикие, как и его развевающиеся на ветру волосы, и он просто смотрел на меня, остальные его слова были заглушены ударами моего бешено колотящегося сердца.
– Ничего. – Он отвел взгляд. – Неважно.
– Рид… скажи мне.
– Иди спать.
Я уставилась на него, ярость разгоралась в моей груди. В легких. Везде. Его тон был снисходительным, словно я была ребенком, которого прогоняли в свою комнату.
Сжав руки в кулаки, я сделала еще один осознанный шаг к нему, пока он смотрел куда-то в сторону, избегая моего взгляда.
– Что ты собирался сделать той ночью?
Пролетело несколько томительных секунд.
А затем его голова медленно повернулась ко мне.
Каждый его мускул напрягся. Его пальцы сжимались и разжимались, бицепсы подрагивали. Он покачал головой, словно пытаясь стереть заданный ему вопрос.
– Не спрашивай меня об этом.
– Почему?
– Никогда не спрашивай меня об этом, – повторил он, произнося слова так, словно они были крошечными иголками, впивающимися в его горло. – Пожалуйста.
– Мы должны поговорить.
– Нам не о чем говорить.
– Нет, есть. Может, нам стоит…
– Ты, черт возьми, солгала мне!
Он бросился вперед, как хищник в ночи, со сжатыми кулаками и гневом в глазах.
Во мне включились предательские инстинкты.
Воспоминания пронеслись перед глазами. Флешбэки атаковали меня.
Я сжалась перед ним, отступив назад, подняв руки, чтобы закрыть лицо.
Рид застыл.
Замер на месте.
– Господи, – выдохнул он.
Я медленно опустила руки, мои глаза расширились и остекленели, когда реальность обрушилась на меня.
О Боже.
Я покачала головой, чувствуя, как меня охватывает унижение.
– Я не собирался причинять тебе боль. Я бы никогда не сделал этого.
– Я… я знаю. Мне очень жаль, – заикаясь, пролепетала я, и мое покачивание головой превратилось в неистовый кивок. – Я знаю.
Он потянулся ко мне, осторожно протягивая обе руки, в его взгляде светились мука и раскаяние.
– Черт. Иди сюда, Комета.
Мое прозвище.
Он произнес его всего один раз, и я не до конца понимала, почему он перестал.
Я судорожно вздохнула.
Этот извиняющийся взгляд, которым он посмотрел на меня, уничтожил все, что мной овладело. Образы злых глаз и жестоких кулаков отца растворились, когда я подошла ближе, потом еще ближе, пока тепло его тела не растопило остатки моего неуместного страха.
Его руки обняли меня.
Нежно. Осторожно.
Адреналин улетучился, и я обмякла в его объятиях. Его теплое дыхание коснулось моей макушки, а запах окутал меня, словно заключив в кокон покоя.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, прижимаясь к его груди. – Я чувствую себя такой идиоткой.
– Нет. Не извиняйся. – Его большая ладонь гладила меня по спине, вверх и вниз, медленно и нежно. – Прости, что напугал тебя. Клянусь, тебе ничего не угрожает.
Я хотела объяснить, сказать ему, что это не он напугал меня, но не могла описать свой иррациональный страх. Я не могла облечь свою глубокую травму в слова, которые имели бы смысл.
Но он уже все понял.
Он догадался.
Рид прижался щекой к моей макушке и прерывисто вздохнул. Я вздрогнула, прильнув к нему так близко, как только могла, и слушая биение его сердца сквозь футболку «Screaming Trees». С ним я чувствовала себя в полной безопасности. Словно он – последний человек в мире, который может причинить мне вред.
Мы стояли вместе под светом луны на веранде, мои руки были опущены вниз, потому что я слишком боялась обнять его. Слишком боялась, что мои руки никогда не ослабят хватку, как только обхватят его за талию или я прижмусь к его груди. Я бы никогда не согласилась отпустить его.
Но мне пришлось это сделать.
Рид никогда не будет принадлежать мне.
Отступив назад, я посмотрела на него, подняв подбородок, в глазах у меня блестели слезы.
– Оставь себе игру, – сказала я, прижимая диск к его груди, пока он наконец не взял его. – Это не будет ничего значить.
Он тяжело сглотнул, уставился на меня, губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать.
Я не дала ему шанса.
Я ушла, открыла дверь во внутренний дворик и бросила на него последний взгляд, прежде чем направиться к лестнице.
Он держал игру обеими руками, опустив голову и закрыв глаза.
Он выглядел таким же измученным, как и я.
ГЛАВА 11
Я пристально посмотрел на парня со шрамом от прыща посередине лба, когда припарковал машину на подъездной дорожке, выпрыгнул из нее и закрыл за собой дверь.
Парень был высоким и худощавым, лишенным мышечной массы и обаяния, и он смотрел на Галлею так, будто хотел ее сожрать.
Она посмотрела в мою сторону, когда я подошел, и я постарался скрыть свою усталость.
Я только что закончил изнурительную серию занятий, которые проходили одно за другим, и размышлял, не пора ли нанять еще одного тренера. Моей клиенткой сегодня была мать-одиночка, восстанавливающаяся после абьюзивных отношений, из которых ей едва удалось вырваться. С ней была ее маленькая дочь, напомнившая мне Тару в том же возрасте. Болтающиеся каштановые косички и очаровательная улыбка. Эта женщина была хрупкой, испуганной и одинокой, отчаянно пытавшейся снова обрести силу, чтобы стать лучшим и здоровым примером для подражания для своей маленькой девочки. Часть меня хотела предложить свои услуги каждой жертве, каждому выжившему после побоев, пережившему трагедию, бесплатно. Но мне тоже нужно было зарабатывать на жизнь. Я был всего лишь одним человеком, делающим все возможное, чтобы изменить ситуацию к лучшему.
Переведя дыхание, я сделал паузу, чтобы напряжение спало с меня, а затем двинулся вперед.
Подойдя к Галлее, я поприветствовал ее быстрым кивком, а затем посмотрел на подростка, который выглядел отчаявшимся.
Она перевела взгляд обратно на прыщавого парня.
– Мы можем пойти куда-нибудь, – сказал он. – Есть одно место на обрыве, куда иногда ходят мои друзья.
Она напряглась, ее рука сжала поводок Божьей коровки. Я придвинулся ближе и потянул поводок из ее хватки, ее щеки розовели в угасающем дневном свете.
Когда я мягко улыбнулся ей, она отпустила поводок.
Галлея вздрогнула и повернулась к прыщавому парню.
– Нет. Извини, у меня другие планы на вечер.
– Ну, тебе стоит их отменить. Ты бросила меня на танцах. – Он перекатился с носков на пятки своих кроссовок, пожав плечами. – Ты вроде как в долгу передо мной, Фостер.
Я пришел в бешенство, но притворился, что занимаюсь своими делами, и позволил Божьей коровке обнюхать участок свежескошенной травы. Апрельский ветерок был почти прохладным, но моя кровь кипела.
Галлея прочистила горло.
– Я заболела. Я ничего не могла поделать.
– Мой приятель сказал мне, что ты не хотела идти.
– Да, я не очень люблю школьные танцы.
– Ну давай вместо этого пойдем на обрыв.
– Она сказала «нет». – Я не смог сдержаться. Обернувшись и продолжая сжимать кожаный поводок, я посмотрел на Галлею, потом снова на парня. – Не похоже, чтобы ее заинтересовало твое предложение.
Он нахмурился.
– Ты здесь живешь?
– Нет.
– Ты ее отец или что-то в этом роде?
Я вздрогнул.
– Нет.
– Тогда иди своей дорогой, крутой парень.
Галлея выглядела потрясенной и подалась вперед, вставая между нами, когда прыщавый парень попытался противостоять мне.
– Все в порядке, – вмешалась она. – Эрик, может, мы сможем выпить кофе в следующие выходные? Сегодня я действительно занята.
Она не хотела пить с ним кофе.
А мне хотелось разбить ему лицо за то, что он на нее давит.
– Как скажешь. – Он попятился назад, сплюнув на газон рядом с нашими ногами. – Я позвоню тебе.
Парень наконец-то отступил и пошел с недовольным видом по тротуару в своих джинсах JNCO. Я смотрел, как он исчезает за углом, а потом медленно обернулся к Галлее.
Она удивленно смотрела на меня.
– Прости, – пробормотал я.
Мне не было жаль.
Он был мудаком.
– Я бы справилась с ним. – Она сверкнула на меня глазами, собираясь сложить руки на груди, но вместо этого опустила их на бедра. – Тебе не нужно распугивать моих парней.
– Его намерения не были чистыми.
– Ну… – Она язвительно рассмеялась. – Его намерения тебя не касаются.
– Я присматриваю за тобой. Чего твой отец никогда не делал.
Ее лицо покраснело в лучах заходящего солнца.
– Ты ничего не знаешь о моем отце.
– Я знаю достаточно.
Мой взгляд упал на ее левую руку, все еще хрупкую и заживающую, а затем снова поднялся к глазам. Мы смотрели друг на друга, ее медовые волосы рассыпались по плечам, словно жидкое золото. Ее глаза вспыхнули, но это был не просто гнев. Не просто раздражение.
В ее радужных оболочках плескалась боль – взгляд, с которым я был уже слишком хорошо знаком.
Сначала тот катастрофический массаж плеча.
Потом ссора на террасе, когда она решила, что я собираюсь всадить кулак ей в лицо.
Черт.
Это преследовало меня.
Массаж плеча был ошибкой, и логическая сторона моего мозга, очевидно, в тот момент выпрыгнула в окно, бросив меня в трудную минуту. Интимные объятия на террасе тоже были ошибкой, но тогда я не знал, что еще можно сделать. Она испугалась меня. В ужасе и панике она прижалась ко мне, как раненый зверь, которого вот-вот настигнет убийца.
Это был чистый инстинкт, естественная реакция ее тела на неуравновешенного мужчину, оскалившего на нее зубы.
Я чувствовал себя дерьмово.
Галлея Фостер впилась мне под кожу, как заноза. Болезненная заноза, которую было все труднее игнорировать. Конечно, мое постоянное присутствие в этом доме не позволяло держать столь необходимую дистанцию, поэтому мне пришлось довольствоваться тем, что я выковыривал ее из себя тупым пинцетом. Остаточная боль не проходила, и она была полна решимости заползти обратно.
Галлея высунула язык между губами, когда ее взгляд остановился на Божьей коровке, и ее плечи опустились.
– Ты останешься на ночь?
Я почесал затылок.
– Нет. С чего бы?
– С Уитни.
Нахмурившись, я покачал головой.
– Мы с Уитни не вместе. Не были и никогда не будем. – Я восхищался матерью Тары, уважал ее и заботился о ней, но мы не подходили друг другу в романтическом плане. Десять лет назад мы превратились в масло и воду, и я не собирался пробовать снова. – Ты идешь куда-то с Тарой сегодня вечером?
– Нет. У меня свидание.
Мой взгляд скользнул по ней, от пальцев ног до макушки. Она была разодета в пух и прах, волосы уложены локонами, ее стройное тело обтягивала черная кожа, подчеркивающая ее изгибы. Глаза были подведены углем, губы цвета темных ягод сложились в печальную линию, напомнив мне о той ночи, когда мы познакомились.
– Свидание? – спросил я. – Как его зовут?
– Он друг Джея. Какое это имеет значение?
Это не имело значения, поэтому у меня не нашлось для нее ответа.
– Джею за двадцать.
– И что? – Она сжала губы. – У меня были парни и постарше.
Я стиснул зубы.
Я отказывался вспоминать ту ночь на кровати Джея, когда мой язык был у нее во рту, а пальцы глубоко внутри нее. Она была полностью мокрая. Она хотела меня. Возбужденная, дерзкая и совершенно готовая. Она казалась опытной, и хотя в тот момент эта мысль подстегнула меня, сейчас она лишь теплилась где-то на задворках моего сознания, периодически дразня меня мрачными, ядовитыми мыслями.
Со сколькими мужчинами она была?
Господи. Это не имело ни малейшего значения.
Никакого.
Мы стояли друг напротив друга в напряженном молчании, а Божья коровка дергала поводок, стремясь сбежать от нашего молчаливого противостояния.
Галлея вздохнула и, развернувшись, направилась к входной двери.
– Я приготовила запеканку из индейки, – сказала она через плечо. – Приятного аппетита.
Затем она вошла в дом.
Я тяжело вздохнул и позволил Божьей коровке сделать свои дела, после чего зашел в дом и отстегнул поводок. Может, я и переборщил с прыщавым парнем, но со мной такое дерьмо не пройдет. Уговаривать девушку идти к обрыву – место, печально известное наркотиками и свиданиями, – здесь я проводил черту.
Может быть, это сработали мои защитные, отцовские инстинкты.
А может быть, я испытывал обостренную потребность защитить ее после инцидента на террасе. Это был способ исправить свои ошибки.
Независимо от причины, это было для ее же блага.
Галлея уже не было видно, когда я снял ботинки и обнаружил Уитни на кухне, помешивающей соус в кастрюле.
– Привет, – поприветствовал я.
Она подняла голову.
– Привет. Сегодня мы будем втроем. У Галлеи свидание.
Я сжал зубы, гадая, куда они идут и что планируют делать. Галлея жила здесь уже почти два месяца, и я не замечал, чтобы она часто куда-то ходила, если не считать прогулок в торговом центре с Тарой и нескольких встреч в парке. Не то чтобы я чем-то отличался. Я оставил всех своих друзей и знакомых в Чарльстоне, и мне было нелегко заводить новые связи. Я был слишком занят, слишком осторожен.
– Хорошо. – Я окинул взглядом множество тарелок с едой на стойке. – Выглядит неплохо.
– Я приготовила соус к картофелю, а запеканку сделала Галлея. Она талантлива. Признаюсь, я буду разочарована, когда она съедет.
Я не должен был чувствовать то же самое, но какая-то часть меня задавалась вопросом, буду ли я также разочарован. Галлея хорошо готовила, и моя дочь никогда не выглядела счастливее. Они вместе играли в игры, вместе смотрели фильмы и болтали до рассвета. Уитни тоже казалась счастливее.
Видимо, мне нравились занозы.
– Ты уходишь после ужина? – поинтересовалась она.
– Да. Не могу остаться надолго. Мой брат в городе, приехал в отпуск из Японии.
– Мм. – Она напряглась, на лице появилось беспокойство, и она крепче сжала ручку ложки. – Как дела у Рэдли?
– Хорошо. Военная жизнь ему подходит. – Я переминался с ноги на ногу, глядя на плитку цвета слоновой кости, размышляя, не стоило ли мне промолчать о своих планах.
В конце концов, Рэдли был одним из факторов, способствовавших разрушению наших отношений.
Мой идиот-брат влюбился в нее.
Она была на три года старше его, но он был сражен наповал. Это было предметом разногласий на протяжении всей последней части наших с Уит отношений, а затем вылилось во взрывоопасную конфронтацию однажды ночью возле дома ее родителей.
Я обвинил ее в измене.
Она дала мне пощечину.
Я умчался в ярости.
В последующие недели общение между нами сошло на нет, а напряжение, вызванное нелепой влюбленностью Рэдли, стало слишком сильным, чтобы выдержать его. В конце концов мы с Уит решили сделать перерыв, надеясь, что время, проведенное порознь, позволит нам пересмотреть наши приоритеты.
Но по мере того как недели превращались в месяцы, мы с Уитни все больше отдалялись друг от друга. Стало совершенно ясно, что наши отношения исчерпали себя, а присутствие моего брата в качестве настойчивой третьей стороны только все усложняло. В конце концов Уитни призналась, что переспала с Рэдли, и это откровение стало последним ударом по всем надеждам на примирение.
Я был в ярости, и потребовались годы, чтобы восстановить отношения между нами тремя.
И хотя их отношения не продлились долго, я все равно чувствовал, что меня предали. Прошло пять лет, прежде чем я помирился со своим единственным братом. Единственным оставшимся членом семьи. Потеряв в подростковом возрасте обоих родителей, мы были друг для друга всем, что у нас осталось.
Но он был доволен тем, что находится за границей и служит нашей стране. И хотя мне нравилось иногда встречаться с ним, расстояние сыграло нам на руку.
Проведя рукой по волосам, я прочистил горло.
– Я передам ему привет.
Заявление прозвучало слишком напряженно, и глаза Уит вспыхнули, когда она подняла голову. Она моргнула, и по ее лицу пробежало выражение сожаления.
– Спасибо. Какие у вас планы?
– Просто выпить и наверстать упущенное. – Я облокотился плечом на стену. – Я не видел его с тех пор, как переехал в Чарльстон. Прошли годы.
Брат пригласил меня в популярный паб в городе, и хотя я не очень любил такие места, я с нетерпением ждал встречи с ним.
Наши отношения были сложными, но мне было уже за тридцать. Я не был приверженцем долгих обид, особенно после того, как ощутил, как быстро летит время. Быть отцом – это как выливать на себя ведро ледяной воды с каждым прошедшим годом.
Тара на моих глазах превращалась в молодую женщину. Она становилась старше с каждым днем.
И я тоже.
Уитни накрыла на стол, и мы сели друг напротив друга, ожидая, когда Тара спустится вниз. Пять минут спустя моя дочь в клетчатой пижаме и убранными в высокий хвост волосами, села рядом со мной и поцеловала меня в щеку.
– Привет, папа. Ты выглядишь нарядно, – поддразнила она. – Горячее свидание?
– Я иду на свидание с твоим дядей Рэдом.
– О, веселый брат Мэдсен. Когда-нибудь он поделится с нами своими секретами.
Мое лицо помрачнело.
– Он ничему не будет тебя учить.
– Почему нет? Он как Питер Пэн с примесью сарказма.
– Я передам ему, что ты хочешь, чтобы он носил колготки.
Она фыркнула и похлопала меня по плечу.
– Просто передай ему привет от его любимой племянницы.
Ужин продолжался, Тара и ее мать смеялись над шутками и строили планы на выходные. Напряжение спало, пока мы поглощали запеканку.
Я старался быть внимательным.
Я пытался уловить каждое слово, которое произносилось за столом.
Но все, что я слышал, – это диск «Oasis», безостановочно играющий у нас над головой.
ГЛАВА 12
В баре было накурено, пахло выдержанным виски и смесью различных духов и одеколонов. Я оглядел тускло освещенное пространство, заполненное людьми, в поисках знакомого обладателя черных волос и широких плеч.
Когда я заметил его в угловой кабинке, потягивающего янтарную жидкость из бокала со льдом, я протиснулся через группу смеющихся девушек и направился к брату.
Он встретился со мной взглядом прежде, чем стакан коснулся его губ. Широкая улыбка, полная узнавания и озорства, расплылась по лицу.
– Рид, – поприветствовал он, откинувшись в кабинке. – Давно не виделись, старший брат.
Моя улыбка была не такой яркой, но я тоже был рад его видеть.
– Привет. – Я опустился на сиденье напротив него. – Хорошо выглядишь.
– Целых два дня трезвости. – Он усмехнулся, подняв бокал.
– Блестящее достижение.
– Как поживает герой?
Рэдли подвинул через стол второй бокал, наполненный пивом. Уставившись на пену, я обхватил запотевший бокал рукой.
Я не считал себя героем.
У меня была работа, и я хорошо с ней справлялся. В моем мире настоящими героями были люди, с которыми я сталкивался каждый день, – выжившие. Те, кто боролся и преодолевал все самое худшее, что преподносила им жизнь.
– С работой все хорошо. Занимает меня и приносит удовлетворение.
Рэдли выдал свою фирменную улыбку, от которой его глаза всегда сверкали нефритом и весельем.
– Я горжусь тобой, знаешь ли. Но не удивлен. – Он провел подушечкой большого пальца по темной щетине, украшавшей его верхнюю губу. – Ты всегда был таким. Делал значимые вещи, менял жизни.
– Я не святой. – Я сделал глоток пива. – Даже близко нет.
– По сравнению со мной, ты – носящий нимб отпрыск матери Терезы.
– Это совсем не сложно.
Он рассмеялся.
– Да. Похоже, я где-то свернул не туда и попал прямо в ад. – Взяв в руки бокал с виски, он покрутил его в руках и опустил глаза. – Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Нет. – Я покачал головой. – Счастлив в одиночестве.
– Значит, просто трахаешься и сбегаешь? Старший брат Джея сказал мне, что не так давно тебя поймали с блондинкой в его спальне. Сказал, что она была чертовски сексуальная и у нее ноги бесконечной длины.
Господи.
Меньше всего я хотел, чтобы об этом ходили слухи.
Чертовы маленькие города.
Закрыв глаза, я провел рукой по губам и вздохнул.
– Ей было семнадцать. Джей и его брат – идиоты.
Он пожал плечами, как будто это ничего не значило.
– Тебе за это ничего не будет. Возраст согласия – семнадцать лет, – сказал Рэдли, делая глоток и усмехаясь. – Старый добрый Иллинойс. Ты не можешь купить фейерверк, но можешь трахнуть семнадцатилетнюю.
Мои глаза снова открылись, и я бросил на него жесткий взгляд.
– Твоей племяннице семнадцать. Повтори это еще раз.
Он не повторил.
Состроив кислую мину, он вернулся к своему виски.
Возраст согласия не имел значения. Галлее было восемнадцать, так что по закону я мог за ней ухаживать.
Но морально?
У меня была дочь всего на год младше, и я никак не мог с этим справиться.
Разговор потек дальше, и мы перешли к военной жизни в Японии. Истории о службе, наградах, кровопролитии. Я рассказал ему о Таре – ее достижениях в волейболе, дружбе и расцветающем интересе к макияжу и дизайну причесок. Имя Уитни ни разу не прозвучало, и, хотя сейчас все произошедшее потеряло свою остроту, я все равно был благодарен за молчание.
Прошел час, и меня настигла усталость. Расплатившись за выпивку, мы вышли из бара и задержались на тротуаре, пока Рэд затягивался сигаретой.
Я взглянул на часы. Переступил с ноги на ногу. Подумал о том, как заберусь в постель и просплю двенадцать часов. А может, и вдвое больше.
И тут до меня донесся знакомый мягкий смех, прервавший мое прощание. Я замер, отвернулся от брата и посмотрел вдоль тротуара в сторону соседнего здания.
