Текст книги "Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953"

Автор книги: Джеффри Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

Советские планы наступательной войны.

Сказать, что Советский Союз готовился проводить наступательную акцию против Германии, это значит поддержать идею, что Сталин готовился к превентивной войне против Гитлера и намеревался нанести упреждающий удар. Сталинские политические и дипломатические манёвры показывают, что он был сторонником мира летом 1941 года. Не ясно, стал бы Сталин следовать курсом на войну, если бы в 1942 году появилась возможность взять инициативу в свои руки и ударить первым. Но его склонностью всегда было откладывать войну так долго, как только возможно. Он был уверен в военной доблести Красной Армии. Но он боялся последствий вовлечения Советов в большую войну, которая приведёт к опасности, что капиталистические враги СССР могут объединиться против общего коммунистического врага. Хотя Сталин и вёл игру в сохранение мира с Гитлером летом 1941 года, он нуждался в достаточно надёжной системе обороны на случай, если его расчёты окажутся ошибочными. Его генералы, однако, не собирались обороняться, и их собственные планы и подготовка были атакующими и контратакующими. Практически между сталинской дипломатической стратегией и военной стратегией его генералов возникли разногласия. Можно утверждать, что это опасное расхождение между политической стратегией и оперативной доктриной стало наиболее важным фактором в бедствии, которое постигло Красную Армию 22 июня 1941 года.

Источником этого разъединения была наступательно-направленная военная доктрина Красной Армии, принятая в 20-х годах. Совет высшего командования предполагал в следующей войне дать бой врагу атакуя и контратакуя, глубоко прорываясь, и вторгаясь на территорию противника. Эта политика обязательных наступательных действий была усилена между войнами развитием военной технологии – увеличением мощности и надёжности танков, самолётов, и артиллерии, которые сделали осуществимыми высокоманёвренные наступления, и быстрые фланговые продвижения, и прорывы даже хорошо подготовленной обороны. Этот доктринальный порядок приоритета был установлен после изучения немецких побед в Польше и во Франции, и собственного советского опыта прорыва сильной обороны линии Маннергейма в Финляндии в 1940 году.

В замечательной речи на конференции Высшего командования, проходившей в конце декабря 1940 года, нарком обороны Тимошенко, суммируя искусство советской стратегической мысли, посвятил большинство свои ремарок проблемам наступления. Тимошенко не игнорировал вопросы обороны – он утверждал, что «нет кризиса современной обороны» и выступил против идеи, что быстрое поражение Польши, и Франции показывает, что обороняющийся не может обороняться эффективно против современных средств поражения, и мобильности наступающего. Эффективная оборона возможна в современных условиях, заявил Тимошенко. Но это должна быть глубокая оборона, разделённая на несколько зон и эшелонов обороны. Однако, Тимошенко ясно высказался, что… «оборона не является решающим способом нанесения поражения противнику: только наступлением можно достичь окончательной победы. К обороне необходимо прибегнуть, когда не хватает сил для наступления, или когда это поможет в создании необходимых условий для подготовки наступления».

Другим выступающим был Георгий Жуков, бывший кавалерийский офицер и сторонник бронетанковых сил, который «сделал себе имя», как фронтовой командир, добившийся успеха в наступлении против японцев на Халхин-Голе в августе 1939 года, последовавшем за пограничным столкновением на монголо-китайской границе. Он сделал доклад о «характере современной наступательной операции». Эту тему пришлось изучать Красной Армии по опыту недавней европейской войны, изменившей подходы к наступательным действиям. После конференции, в январе 1941 года было проведено две военных игры для высшего командования. Обе игры базировались на наступательных действиях и маневрировании на западных границах Советского Союза. Победителем в каждом случае оказался Жуков, который стал после этого начальником Генерального штаба. Как сказал Иван Мудсли: «Трудно представить жуковское назначение, как нечто другое, кроме сталинской поддержки наступательных операций Красной Армии».

Сталин был сторонником доктрины наступательных действий. Как участник разработки стратегии, он готовился к активной обороне священной советской земли. «Мы не хотим ни одного «фута» иностранной территории»,-говорил он на 16 партсъезде в 1930 году: «Но не отдадим ни одного «инча» своей территории никому». Наступательная концепция и постоянные обращения к гражданской войне также превалировали в сталинской политической культуре, как способ решения социальных и политических проблем решительными методами классовой борьбы. Концепция сражений Красной Армии в будущей войне на территории вероятного противника также совпадала с мессианскими тенденциями советской идеологии. Сталин не верил в экспорт революции силой армии. Но он рассматривал Красную Армию, как освободительную силу при вторжении на иностранную территорию, как позитивный, с коммунистической точки зрения, политический удар. Как Сталин позднее сказал: «Кто бы ни оккупировал территорию, он тут же вводит на ней свою собственную социальную систему. Все вводят свою собственную систему там, куда может дойти их армия. По-другому не бывает». То, что имел ввиду Сталин, было ролью Красной Армии в поддержке руководства коммунистически ориентированных правительств народных фронтов в Восточной Европе в 1944-1945 годах. В 1939-1940 годах, однако, образец такой роли, сыгранной Красной Армией в «революцинизации», имел место в западной Белоруссии, западной Украине, Бессарабии, Буковине и балтийских государствах. Противоположным этому был пример провала «освободительной миссии» Красной Армии в Финляндии в ходе зимней войны. Но обязательство Красной Армии на наступательные действия и ответное вторжение на территорию противника были главным образом действиями по стратегическим, а не по идеологическим соображениям. Совсем просто: наступление рассматривалось, как лучший способ обороны. И потенциальные политические преимущества продвижения вперёд Красной Армии были не более, чем выгодой. Однако, общей частью подготовки Красной Армии к войне была «пропитка» её солдат идеей, что военные действия являются аспектом широкой политической борьбы между Советским Союзом и капиталистическим миром. В 1940-41 годах эта идеологическая пропаганда была усилена, так как Советская власть искала способ подпереть миф о непобедимости Красной Армии после неудач, имевших место в ходе войны с Финляндией.

Стратегически, наступательные операции Красной Армии были воплощением её военных планов. Эти планы содержались в документах, определявших потенциальных противников, оценивавших масштабы и возможное расположение сил врага, и предсказание направлений атак противника. Планы также обрисовывали «Большую» стратегию Красной Армии: как, в общем смысле, Советский Союз планировал противостоять вторжению врага. Семь таких планов было разработано между 1928 и 1941 годами. Последний из них составлялся под руководством начальника Генерального штаба маршала Шапошникова перед началом второй мировой войны и был подготовлен в марте 1938 года. Документ Шапошникова определяет Германию и её союзников, как главного противника в Европе, и Японию – на Дальнем Востоке. Таким образом Советские Вооружённые силы готовились сражаться в войне на двух фронтах, определяя Германию, как главного противника, и запад, как главный театр военных действий. Немцы, гласит документ, попытаются вторгнуться в Советский Союз севернее Припяти, двигаясь в направлении на Минск, Ленинград и Москву, или на юге, продвигаясь с целью захватить Киев, и покорить Украину. Какой маршрут будет выбран, зависит от ситуации в Европе и «курса», выбранного Германией и её союзниками в Восточной Европе против Советского Союза. Документ затем детализирует два варианта советского операционного плана по отражению немецкого вторжения. Если немцы нападут на севере, Красная Армия будет контратаковать в этом секторе и обороняться на юге. Если немцы нападут на юге, то Красная Армия контратакует на юге и обороняется на северею В обоих вариантах целью является остановить и уничтожить главные силы армии противника.

Следующая версия плана готовилась в значительно изменившейся ситуации летом 1940 года, при Тимошенко, который сменил Ворошилова на посту наркома обороны. План состоял из 1938 документов и был в чём-то подобен предыдущему. Однако версия 1940 года предсказывала нападение немцев на севере из Восточной Пруссии (после захвата Польши непосредственно соединившейся с основной Германией) на Литву, Латвию и западную Белоруссию (новую часть Советского Союза). Поэтому основная масса сил советской армии должна была сосредоточиться на севере, гласил план, для того, чтобы остановить и уничтожить главные силы врага.

Эта очередная версия военного плана была также разработана штабными офицерами Шапошникова. Однако, летом 1940 года начальник Генерального штаба заболел. Его сменил генерал Мерецков. Была проведена дополнительная работа над планом. Новый вариант подготовили к 18 сентября. Сентябрьский план повторял идею о немецкой атаке на севере, но не исключал возможности концентрации их главных сил на юге, что привело к необходимости иметь два варианта плана советского стратегического ответа. Если немцы концентрируются на юге, Красная Армия также будет сконцентрирована там, и контратака будет направлена на Люблин, и Краков в оккупированной немцами Польше, и затем на Бреслау в южной Германии, с целью отрезать Гитлера от балканских союзников, и от критически важных экономических ресурсов этого региона. Если немцы направят своё движение на север, Красная Армия будет вторгаться в Восточную Пруссию. Снова основной целью является обнаружение и уничтожение главных немецких сил.

Сентябрьский план был представлен Сталину и Совету вождей для обсуждения. Эти консультации закончились в конце октября с критическими замечаниями: главные ударные силы Красной Армии должны концентрироваться на юге, с задачей продвигаться на Люблин, Краков и Бреслау. Основные причины этого изменения не уточняются в меморандуме, который Тимошенко и Мерецков представили Сталину. Наиболее достоверное объяснение – расчёт был на то, что главная концентрация немецких сил будет на юге. Несомненно, в следующей версии военного плана, подготовленного в мае 1941 года, юг был обозначен, как наиболее подходящее место для сосредоточения немецких сил, хотя концентрация на севере и нападение из Восточной Пруссии не отбрасывались. С весны 1941 года доклады советской разведки подчёркивали, что Германия атакует главным образом на юге. Эта вводящая в заблуждение оценка отражает эффективность немецкой дезинформационной кампании, целью которой было прикрытие их реальных намерений: сконцентрировать своё вторжение на севере, на направлении Минск – Смоленск – Москва.

Решение сконцентрировать Красную Армию было смертельно опасным – это Жуков и другие «проницательные» объяснили в своих мемуарах. По их версии решение было принято Сталиным, который считал, что Гитлер стремится овладеть экономическими и природными ресурсами Украины, и юга России, включая нефть Кавказа. Действительно, борьба за сырьевые ресурсы должна была стать решающей в наступающей войне, да и «последнее слово» всегда оставалось за Сталиным. Габриэль Городецкий привёл другое объяснение: когда составлялся военный план 1940 года, советский вождь был одержим Балканами и сфокусировался на изоляции Гитлера от балканских союзников. Из этого следует, что решение о концентрации на юге могло быть принято скорее по политическим, чем по военным соображениям. Этот совет мог быть также подан маршалом Матвеем Захаровым, работавшим в то время в совете генерального штаба: то есть в принятии решения возможно сыграли решающую роль персональное влияние и бюрократические факторы. Основные ресурсы были направлены в Киевский военный округ. Мерецков и Тимошенко, в своё время, оба были командующими в Киевском военном округе, и Жуков занимал этот пост перед назначением начальником Генерального штаба в январе 1941 года. Часть офицеров Генерального штаба, привлечённых к составлению военного плана, также служили затем на Юго-Западном фронте. Несомненно Киевский военный округ стал очень активным поборником идеи о том, что немцы сосредоточатся для удара на юго-востоке, и активно проталкивал мысль об увеличении сил, которые необходимо противопоставить этому сосредоточению. Существует ещё последний вариант, наиболее радикальный и спорный, что Сталин, и его генералы выбрали концентрацию сил на юге потому, что Красная Армия якобы планировала предупредительный удар против Германии, и намечаемое в южной Польше наступление было провести легче, чем вторжение по маршруту, проходящему через реки, озёра, болота и леса Восточной Пруссии.

Ключевым доказательством поборников гипотезы упреждающего удара является новая версия военного плана, подготовленная в середине мая 1941 года. Статус этого особого документа, который был объектом обширной контрверсии в России – неясен. Это был рукописный документ, подготовленный генералом Василевским, на тот момент заместителем начальника Ген. штаба по оперативным вопросам. Возле фамилий Жукова и Тимошенко подписей нет. Это не значит, что Сталин видел этот документ, или слышал о нём.

В мае 1941 документ был слабо проработанной версией раннего военного плана. Как посоветовала считать Синтия А. Робертс (Cynthia A. Roberts) – «слабый план, скорее рабочий документ для него». Согласно этому документу, Германия и её союзники (Финляндия, Венгрия и Румыния) могут развернуть 240 дивизий против СССР. Главные немецкие силы, около 100 дивизий, будут вероятно развёрнуты на юге для атаки в направлении на Ковель, Ровно и Киев. Документ вдобавок отмечает, что немецкие армии находятся в стадии мобилизации, и что «возможен предупредительный удар при развёртывании и, тем самым, избавление от внезапного удара».

212 Документ продолжается:

«В порядке предотвращения этого (и разгрома немецкой армии), я считаю нет необходимости отдавать инициативу немецкому командованию в этих обстоятельствах, предупредить противника в развёртывании и атаковать немецкую армию в этот момент, когда она находится в стадии развёртывания и не сможет организовать фронт, или скоординироваться с остальными частями армии. Предварительной стратегической целью Красной Армии будет разгром главных сил германской армии, расположенных к югу от Демблина… Главный удар сил Юго-Западного фронта должен быть направлен на Краков и Катовице, отрезая немцев от их южных союзников. Поддержать удар должен левый фланг Западного фронта в направлении на Седлец и Демблин, с целью сдерживания варшавских формирований и помощи Юго-Западному фронту разгромить люблинские формирования противника. Активные действия вести против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии и Румынии, и произвести подготову для освободительного удара против Румынии при благоприятных условиях».

Документ включает несколько просьб к Сталину дать разрешение для действий, включая одобрение предлагаемого плана развёртывания в случае войны с Германией и, наконец, секретной мобилизации всех резервов Верховного командования.

Если проанализировать по порядку все военные планы, то в майском документе не будет ничего удивительного. Это простое логическое развитие идеи: на начальном этапе войны атаковать основные силы немецкой армии во время её развёртывания, в южном секторе. Предложения из документа – упредить противника на финальной стадии мобилизации и развёртывания, отражают без сомнения беспокойство, спровоцированное потоком донесений о массовой концентрации вермахта вдоль советской границы весной 1941 года, и осознанием того, что война начнётся скорее раньше, чем позже. Предлагался упреждающий удар в форме вторжения в южную Польшу и то же, что и в предыдущих документах: секретное перемещение резервных армий, и текущие мероприятия скрытой мобилизации.

Проблема с документами двойная. Первое, глубокая двусмысленность в выборе времени советского упреждающего удара. Если цель – уничтожение немецких армий, то лучший момент сделать это будет тогда, когда они не отмобилизованны совершенно, не развёрнуты, не сконцентрированны и не скоординированны. Но кто может судить уверенно, когда это будет? Второе, невозможно, чтобы Сталин принял новый план в то время, как он полагал, что есть шанс на сохранение мира, пока он был не убеждён, что советская оборона рухнет, если немцы нанесут удар первыми – и было вовсе не очевидно, что такое может произойти и с советской военной машиной. Только после происшедшего, после катастрофы 22 июня 1941 года, после войны и после сталинской смерти, главные советские военачальники начали говорить, что огромное внимание нужно было уделить обороне и отражению потенциального уничтожающего внезапного немецкого удара.

Говорили, что появление майского плана было связано со сталинской речью перед 2000 выпускников академий Красной Армии 5 мая 1941 года. Но в это время было принято все публичные и полупубличные высказывания Сталина широко распространять в Советском Союзе. В этом случае, однако, текст не был опубликован, только короткое сообщение в «Правде» на следующий день под заголовком «Мы готовы к любым неожиданностям»:

«В своей речи тов. Сталин указал… на глубокие изменения, произошедшие в Красной Армии за последние несколько лет, и отметил, что в накоплении опыта ведения современной войны также произошли важные изменения, как и в существенном переоснащении. Тов. Сталин пожелал офицерам, которые закончили военные академии, дальнейших успехов в их работе».

Не удивительно, что слухи начали циркулировать о том, что Сталин сказал выпускникам. Согласно одним, Сталин сделал предупреждение, что война с Германией неминуемо начнётся, согласно другим, он выступил сторонником наступательной войны для расширения социалистической системы. Версия о том, что Сталин договорился с Гитлером о новых компромиссах, просочилась в Германию. Правда, как особенно в этом случае, была более прозаической, чем любые слухи. Согласно тексту сталинской речи, рассекреченной в 1995 году, её главной темой были, как писала «Правда», реформы, реорганизация и переоснащение Красной Армии. Однако речь содержала ряд деталей о реформах и об усилении Красной Армии – информация, которая не могла быть опубликована до, и в начале войны. Сталин также говорил критически о немецкой армии, отрицая, что она непобедима, как это кажется, и утверждал, что она не достигнет успеха в будущем, если будет сражаться под знамёнами агрессии и завоеваний. Нужно отметить, что это не пубиковалось, так как Сталин старался убедить Гитлера в своих миролюбивых намерениях.

После церемонии выпуска был дан обед в Кремле, на котором Сталин, как обычно, произнёс несколько тостов. Часть его слов была сохранена для печати. Согласно Димитрову, например: «Сталин был в исключительно хорошем настроении», и сказал: «Наша политика мира и безопасности иногда заключается в подготовке к войне. Не бывает обороны без наступления. Армия должна воспитываться в духе наступательных действий. Мы должны готовиться к войне». Другой наблюдатель записал слова Сталина: «Хорошая оборона означает наступление. Наступление есть лучшая оборона». Согласно официальным записям Сталин также сказал:

«Политика мира, это хорошая мысль. Мы готовы сейчас… проводить линию (базирующуюся) на обороне… И сейчас, когда наша армия реконструирована, достаточно снабжена снаряжением для современной битвы, когда мы имеем силу, сейчас необходимо переходить от обороны к наступлению. Обороняя нашу страну мы должны активно наступать. От обороны переходить к военной доктрине наступательных действий. Мы должны трансформировать наше обучение, нашу пропаганду, нашу прессу в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, есть наступательная армия».

Было ли это заявление призывом к оружию, сплачиванием войск для превентивного удара, сигналом Ген. штабу подготовить необходимые планы? Невероятно, чтобы Сталин «давал сигналы» подчинённым о своих намерениях подобным образом, в публичных речах. Кроме того, заявление подобного содержания не отличалось от сталинских ремарок, сделанных годом ранее на конференции командного состава по опыту финской войны. Более правдоподобно, что Сталин хотел произвести впечатление на своих молодых офицеров, для которых наступательный дух был необходим, и, вероятно, высказал свои замечания, чтобы поднять моральный дух, взбодрить их перед лицом приближающейся войны с Германией. Но это слишком длинный путь для планирования и подготовки провокации такой войны.

После речи Сталина советские военные приготовления возросли. Но они не были полномасштабными и не носили характера необходимых для превентивного удара летом 1941 года. Сталин якобы провёл трёхчасовое совещание в своём кремлёвском кабинете с высшими военными командирами. На этом совещании якобы приняли решение о нанесении превентивного удара против Германии, что аргументируется полным отсутствием информации о теме обсуждения. Однако, согласно ежедневнику Сталина, он не встречался с Тимошенко, своим наркомом обороны, с Жуковым, начальником Ген. штаба и с другими генералами в течении 10 дней. Трудно себе представить, что таким образом было принято тяжелейшее решение о начале нападения на Германию. Более вероятно, что конференция 24 мая, была частью текущей оборонительной подготовки к войне.

В ретроспективе, наиболее важной чертой сталинского поведения в ходе последних недель советско-немецкого мира было не то, что он готовился атаковать, но то, что он отказывался привести армию в полную боевую готовность перед приближавшимся немецким вторжением. василевский в своих мемуарах поддержал сталинскую политику по сохранению мира так долго, как только возможно. Но отметил, что «вся проблема была в том, насколько длительное время мы могли продолжать эту политику. В конце концов нацистская Германия действительно совершенно открыто вела военные приготовления на советской границе, особенно в последний месяц. Это было время, когда мы проводили ускоренную мобилизацию и приводили пограничные округа в полную боевую готовность, создавали крепкую и эшелонированную оборону». В посмертно опубликованном интервью Василевский назвал главной проблемой то, что Сталин, подойдя к Рубикону войны в июне 1941 года, не решился сделать тяжкий следующий шаг вперёд. Жуков, однако, имел противоположный взгляд: «Мнение Василевского не полностью соответствует реальности. Я сторонник того, что Советский Союз был бы разбит раньше, если бы мы развернули все наши силы на границе в начале войны, так как немецкие войска были готовы выполнить свой план, окружить и разгромить их на границе… Затем гитлеровские войска продолжили бы кампанию, и Москва, и Ленинград были бы захвачены в 1941 году». Маршал Рокоссовский в своих мемуарах привёл этот аргумент дополнительно, когда сказал, что главные силы Красной Армии не были развёрнуты на границе целиком, но значительно дальше на советской территории. Этот метод ухода от разгрома, начатого немецким наступлением, состоял в проведении концентрированных подвижных контрударов против наступающего вермахта.

Идея, что лучший способ борьбы против операции «Барбаросса» заключался в мобильной стратегической обороне, была выбрана рядом западных аналитиков, таких, как Синтия Робертс. Или Красная Армия была способна осуществить эту стратегию, или она должна была разработать более подходящую для Советов – эта тема годится только для спекуляций. Но что утверждается совершенно справедливо, так это то, что концепции стратегической обороны не было места в доктринальном мире советского высшего командования в это время. Как Жуков признал в своих мемуарах: «В то время наша военно-теоретическая наука не рассматривала, как глубокую проблему, стратегическую оборону, ошибочно считая её не такой уж важной». Когда немцы напали 22 июня 1941 года, Тимошенко и Жуков отреагировали изданием приказа по осуществлению долговременных планов оборонительных действий. Даже когда немцы прорвались глубоко на советскую территорию и подошли к окраинам Москвы и Ленинграда, Красная Армия предпочитала в качестве контрмер использовать атаки когда и где только возможно. В конце концов Красная Армия научилась достойно обороняться, но только потому, что вынуждена была сделать это. Но доктрина наступательных действий сохранялась в ходе всей войны. С точки зрения стратегии Красная Армия вела полностью наступательную кампанию на Восточном фронте. Только в ходе Курской битвы летом 1943 года Красная Армия временно приняла положение стратегической обороны, «перехватывая» великое немецкое танковое наступление до перехода в решительную контратаку.

После войны отступления и поражения Красной Армии в 1941-1942 годах были переосмыслены, и мифологизированы, как часть плана завлечения немецкой армии внутрь России для уничтожения; так же, как царские генералы поступили с армией французов в ходе наполеоновской войны. После смерти Сталина начала проявляться более реалистическая и критическая картина катастрофы 22 июня 1941 года. Но появился новый миф, что это было сталинское пристрастие к наступательным действиям, что стало причиной для катастрофической атакующей тактики Красной Армии в течении первых месяцев войны. Фактически культ атаки и контратаки представлял консенсус в совете высшего командования, и ответственность за доктрину, и её последствия нужно возложить на всех.

Размер трагедии 22 июня с советской точки зрения можно суммировать, как уничтожение бОльшей части армии Сталина, собранной для противодействия немецкому вторжению. К концу этого года Красная Армия потеряла 200 дивизий в сражениях и около 4 миллионов человек. Среди потерь было 142000 офицеров (более 440 000?), включая 40 генералов убитых и 44 взятых в плен. Многие наблюдатели того времени ожидали, что закалённая в сражениях немецкая армия, которая легко завоевала Польшу и Францию, добъётся таких же результатов в России. Другие считали, что Советы могут сражаться лучше. Что удивило всех, так это то, что Красная Армия понеся огромные потери, причинённые Германией, затем нанесла ответный удар по величайшему нашествию в военной истории.