Текст книги "Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953"

Автор книги: Джеффри Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Кампания против Запада.

В сталинской речи, посвящённой выборам, отражена вера в силу и будущность советской системы. Сходные сантименты высказывались и в предвыборных речах основных сталинских приближённых. Однако, в рассуждениях раннего послевоенного периода не предсказывалось ничего хорошего: считалось, что роль СССР в достижении победы не будет признана за границей в достаточной степени, что будут предприняты международные усилия, чтобы лишить Советский Союз плодов победы. Наиболее ясной речью такого рода во время предвыборной кампании была речь Георгия Маленкова, заместителя Сталина (по партаппарату):

«В истории много случаев, когда победы уходили из рук победителя. Этого с нами не случится. Мы должны, в первую очередь, консолидировать и дополнительно усилить наше советское социалистическое государство… И мы должны помнить, что наши друзья будут уважать нас до тех пор, пока мы будем сильны».

В своей предвыборной речи Андрей Жданов, сталинский идеологический начальник, предупреждал, что «даже среди миролюбивых наций есть реакционные элементы, которые враждебны Советскому Союзу… вы знаете, что наша политика мира и безопасности… не всегда приветствуется. Мы не ждём благодарности от всех, но мы будем особо бдительны». Жданов вернулся к этой теме в ноябре 1946 года, когда произносил речь по поводу очередной годовщины революции. Он также резко прокомментировал трактовки Советского Союза и советского народа в западной прессе:

«Читаю и удивляюсь, как быстро русские изменились. Когда проливалась наша кровь на полях сражений, они восхищались нашей храбростью, мужеством, высокой моралью и безграничным патриотизмом. И сейчас, когда мы пожелали, при сотрудничестве с другими нациями, получить равные права в международных делах, они начали обвинять нас в злоупотореблениях и клевете, очернять, и ругать нас, говоря в то же время, что у нас невыносимый, и подозрительный характер».

То, что говорил Жданов публично, столь же жёстко излагалось Советами при международных переговорах. В конце войны Совинформбюро, правительственный пропагандистский орган, подготовил серию документов о своей активности и о западных контрдействиях. Согласно Совинформу, идёт война между советской и западной пропагандой за границей, борьба весьма тяжёлая, поскольку реакционные круги на западе ведут массированную антикоммунистическую клеветническую кампанию.

В этой антисоветской кампании, поддержанной и спонсируемой информационными агентствами Англии, и США, особенно вредную роль играют социал-демократические элементы в рабочем движении. Подобные темы освещались в закрытом издании Центрального Комитета «Вопросы внешней политики». Статья за статьёй указывали на возрождение и рост реакционных кругов в западных странах, на развивающуюся борьбу между про– и анти-советскими силами, особенно внутри европейского рабочего движения.

Большинство подобных анализов было опубликовано в «Новом времени» (Послевоенный наследник издания «Война и рабочий класс») и во всей советской прессе. В марте 1946 года Сталин лично вмешался в драку, опубликовав длинный ответ на речь Черчилля про «железный занавес», где изобразил британского экс-премьера, как антибольшевистского реакционера, который является сторонником войны с СССР. Советскому народу хватило маленькой подсказки в этой полемике. Как отметил чехословацкий коммунист Зденек Млинер, учившийся в Советском Союзе после войны:

«Фундаментальным посылом было то, что Советский Союз, решив судьбу человечества в ходе войны, понёс громадные потери. И, таким образом, получил право на особое уважение всех наций. Этот народ рассматривает любую критику, как оскорбление памяти погибших. В этом они едины со своим правительством, однако критикуют их совсем по другому вопросу».

В ответ на западное возросшее возмущение Советами и подозрительность, в России развернулась ура-патриотическая, и националистическая кампания, подчёркивавшая уникальное достоинство СССР. Последствием этой кампании явились сталинские претензии на место, которое должен занимать СССР, как победитель, в послевоенном мире. Сталин расчитывал на значительно бОльшее признание и уступки со стороны своих партнёров по Великому Альянсу, чем в действительности получил.

Особенно раздражало Сталина отстранение СССР от послевоенной оккупации Японии, и признаки того, что Британия, и США нарушают договорённости Ялты, и Потсдама по советской сфере влияния в Восточной Европе. Сталин ответил жёстким подходом к переговорам с англо-американцами, обругав их тесное сотрудничество по любым вопросам, назвав его «подобострастным» (лакейским – со стороны англичан?). Более всего пострадал от этого Молотов, чаще контактировавший с иностранцами и наделавший достаточно ошибок. В ноябре 1945 года, например, Сталин покритиковал Молотова, допустившего публикацию речи Черчилля в СССР:

«Я думаю, публикация черчиллевской речи, восхваляющей Россию и Сталина… это ошибка. Черчилль нуждался в этом панегирике, чтобы успокоить свою виноватую совесть и замаскировать враждебное отношение к СССР, и, особенно, замаскировать тот факт, что он, и его ученики в лейбористской партии являются организаторами англо-американо-французского блока против СССР. Мы только помогаем этому джентльмену, публикуя речи такого рода.

У нас достаточно много функционеров высокого ранга, которые впадают в дурацкий восторг, когда хвалят черчиллей, трумэнов, барнсов… На мой взгляд, такой настрой является ошибочным… Тяжёлую борьбу придётся вести с пресмыкательством перед иностранцами. Но если мы продолжим публиковать речи, подобные этой, мы только будем культивировать пресмыкательство и низкопоклонство. Я не упомянул тот факт, что советские вожди не нуждаются в похвалах иностранных лидеров. Лично меня это раздражает».

Возможно, как полагают некоторые, что вспышки, подобные этой, планировались Сталиным для поддержания дисциплины среди коллег из Политбюро, и для подтверждения своего превосходства над ними после войны. Однако, Сталинское негодование выглядит подлинным, и сомнительно, что он чувствовал угрозу иначе, нежели Молотов. Война укрепила сталинскую диктатуру внутри политбюро, и его роль в достижении победы Советами неоспорима с политической точки зрения.

Если элемент расчёта в сталинской кампании против низкопоклонства перед западом и присутствовал, то это было вызвано его беспокойством о влиянии на советское общество контактов с капиталистическим миром. Война и Великий Альянс открыли Советский Союз для потока иностранного политического, культурного, и экономического влияния, и это дало великие надежды на продолжение процесса в мирное время. Летом 1944 года, например, советский писатель Всеволод Вишневский представил яркую картину культурного сосуществования после войны:

«Когда окончится война, жизнь станет очень приятной. Великая литература возникнет, как результат нашего опыта. Расширятся контакты с западом. Все смогут читать, что им нравится. Будут обмены студентами, заграничные поездки советских граждан облегчатся».

В конце войны Сталин был уверен в советской системе и своей власти, но это не означало, что он отказался от собственных предвоенных взглядов, что классовая борьба продолжится при социализме, или от опасения негативного влияния на советский народ капиталистического воздействия. Именно это вызвало суровое обращение с советскими гражданами и военнопленными, репатриированными из оккупированной нацистами Европы.

Все вернувшиеся подверглись допросам в транзитных лагерях НКВД. Около 4 миллионов было репатриировано. Из них 2.660.906 были отпущены домой, 801.152 были возвращены в вооружённые силы, 608.095 были зачислены в рабочие батальоны министерства обороны, 272.867 были признаны виновными в различных проступках и преступлениях, и переданы для исполнения наказания в НКВД, 89.468 оставались в транзитных лагерях, как обслуживающий персонал, при проведении процесса репатриации до начала 50-х годов.

Процесс расследования был спланирован так, чтобы с корнем вырвать предателей и шпионов. Беспокоило то, что около миллиона советских граждан служили в армиях стран Оси в ходе войны, половина в военных формированиях, остальные, как гражданские служащие – считалось, что часть из них была захвачена немцами в плен, или вывезена для рабского труда. Для офицеров высокого ранга попадание в плен признавалось допустимым только после тяжёлого ранения, при котором они уже не могли сражаться. Но главной целью создания транзитных лагерей было не выявление и наказание предателей, но проверка лояльности граждан, возвращающихся из-за рубежа.

Ждановщина.

Летом 1946 года сталинская кампания против западного капиталистического влияния приняла новый радикальный поворот, когда ЦК партии принял указ, нанёсший удар по ленинградским журналам «Звезда» и «Ленинград» за публикации, «культивирующие дух, враждебный советскому народу, низкопоклонство перед модернистской буржуазной культурой запада». Через два дня, 16 августа, Жданов произнёс речь на заседании ленинградского отделения союза писателей, осудив сатирика Михаила Зощенко и поэтессу Анну Ахматову.

Зощенко позорил советских людей, описывая их, как «лентяев и моральных выродков, полных, и примитивных дураков». На Ахматову было указано, как на индивидуалистку, которая представляет собой «смесь монашки и шлюхи». Без лишних разговоров обоих писателей изгнали из союза, в то время, как редколлегия «Звезды» была реорганизована, а журнал «Ленинград» закрыт совсем.

В сентябре 1946 года ЦК издал постановление об идеологически невыдержанных фильмах, включая вторую часть «Ивана Грозного» Сергея Эйзенштейна, который был назван искажающим прогрессивную роль грозного царя в российской истории. Культурная чистка прошлась по театрам и музыке. В феврале 1948 года композитор Шостакович был раскритикован, как антисоветский формалист. Годом позже советская театральная критика была обвинена в отсутствии патриотизма. Главным форумом для этих обвинений служил новый журнал «Культура и жизнь», издававшийся ждановским департаментом.

Этот разворот в культурной политике, известный, как ждановщина, был инициирован и отдирижирован Сталиным, который проверял, и редактировал все главные публичные заявления на эту тему. Сталинские мотивы стали ясны из одного рассказа Жданова в августовской речи 1946 года:

«Некоторые наши литераторы считают себя не учителями, а учениками (и)… угодливо сползают к раболепному тону перед филистёрской иностранной литературой. Пристало ли это нам, советским патриотам, которые построили советскую систему, в сотни раз лучшую и более высокую, чем любая буржуазная система? Пристало ли нашей передовой советской литературе… раболепствовать перед филистёрской буржуазной литературой запада с её узкими взглядами?»

В своих мемуарах Константин Симонов рассказал об эпизоде, произошедшем в мае 1947 года, когда он, вместе с несколькими чиновниками из союза писателей, беседовал со Сталиным, желая обсудить выплаты роялти, но советский вождь заговорил о недостаточном воспитании интеллигенции в духе патриотизма. «Если вы возьмёте нашу среднюю интеллигенцию – научную интеллигенцию, профессоров и докторов, они конечно не имеют развитого чувства советского патриотизма. Они заражены неоправданным восхищением зарубежной культурой… Эта старая традиция берёт начало при Петре Великом… пресмыкаться перед иностранщиной, перед дерьмом».

Hе только артисты подвергались критике за низкопоклонство. В 1947 году прошло публичное обсуждение книги об истории западной философии под председательством начальника пропаганды. Он обвинил авторов в недооценке русского вклада в историю философии и отсутствие ссылок на идеологический разрыв марксизма с западной традицией. Жданов не объяснил, почему в таком случае книга получила Сталинскую премию после публикации в 1946 году.

Другим советским интеллектуалом, подвергшимся нападкам в 1947 году был Евгений Варга. Его грехом была публикация книги, в которой утверждалось, что радикальные изменения в характере капитализма в результате войны увеличивают роль государства в управлении экономикой, и что эти изменения повышают уровень трансформации западных государств в сторону социализма.

Когда книга была опубликована в 1946 году, взгляды Варги вполне соответствовали концепции Сталина о послевоенной народно-демократической Европе, вставшей на путь социально-экономических реформ и мирной политической борьбы. Но возникновение атмосферы холодной войны в 1947 году поставило Варгу в тяжёлое положение оппонента в коммунистической партии и советской академии с началом критики его книги. В конце концов Варга публично покаялся в своих неортодоксальных взглядах, но его исследовательский институт и журнал, где он публиковался, были закрыты.

В естествеенных науках кампания против пагубного западного влияния приняла своеобразную форму «суда чести». Первыми жертвами этого процесса стали учёные-медики Нина Клюева и её муж Григорий Роскин. Летом 1946 года их лабораторию посетил новый посол США Уолтер Беделл Смит. Впоследствии Клюева и Роскн направили копию рукописи своей книги по лечению злокачественных опухолей для получения учёной степени доктора наук в США. В начале 1947 года это привлекло внимание Сталина.

По его инициативе правительство издало резолюцию по формированию судов чести во всех центральных аппаратах советского государства для проверки наличия антипатриотических, антигосударственных и антисоциальных действий тамошних чиновников, и работников. Во исполнение постановления суд чести министерства здравохранения проверил случай Клюевой и Роскина, действовали ли они корректно, или нет, передав секреты советской медицинской науки иностранцам. В своём представлении суду чести Жданов указал, что двое учёных действовали индивидуалистически и без согласования с вышестоящими.

Но обвинений в преступных действиях Клюевой и Раскину не предъявлялось. Решением так называемого суда чести было указано, что этот случай должен стать политическим и идеологическим уроком опасности сношения с иностранцами. (Этот судебный процесс прошёл публично, перед аудиторией в 800 человек). Цнтральный Комитет дал закрытый циркуляр для членов партии: «О деле профессоров Клюевой и Роскина». Документ критиковал «раболепие и пресмыкательство перед иностранцами», призвав «воспитывать советскую интеллигенцию в духе советского патриотизма», и предостерегая против «низкопоклонства, и раболепия перед западной буржуазной культурой».

Патриотический императив был очевиден также в так называемом деле Лысенко. Трофим Лысенко, советский биолог, специализировавшийся на растениеводстве, полагал, что на пробретение новых свойств растений может влиять наследственность и окружающая среда. Его взгляды привели к конфликту с советскими генетиками, которые утверждали, что наследование, это функция генов, а не влияние изменений окружающей среды, или научных манипуляций над природой.

Продолжительные дебаты между этими двумя фракциями в советской биологии закончились неожиданным разворотом событий в аперле 1948 года, когда Юрий Жданов, сын Андрея, стоявший во главе научной секции ЦК, выступил с лекцией, критикующей взгляды Лысенко. Лысенко написал Сталину жалобу. Результатом было официальное одобрение позиции Лысенко, давшее дорогу публикации в «Правде» материалов конференции от июля-августа 1948 года, где излагались взгляды Лысенко и были разгромлены генетики, критиковавшие его. Лысенко возможно был слабым учёным, но ловким политиком, и постарался выставить свою позицию, как «советскую», в противоположность «западной» науке, и «материалистическую, пргрессивную, и патриотическую биологию» противопоставил «реакционной, схоластической, и иностранной» биологии.

Лысенко стал триумфатором, так как Сталин поддержал его взгляды и высказал порицание Юрию Жданову за проталкивание своего личного мнения на наследственность в ходе дебатов по генетике. «В партии у нас нет персональных мнений, или персональных точек зрения», – говорил ему Сталин. «Есть только взгляды партии». Сталин поддержал взгляды Лысенко потому, что они во всём совпали с его собственными, с марксистской философией, призывавшей к радикальной трансформации мира.

В соответствии с этими взглядами советская пресса в октябре 1948 года анонсировала «Великий сталинский план преобразования природы», проект массовой высадки деревьев, засевания травой и создания 44.000 новых прудов, и водохранилищ. «Капитализм», – писала «Правда»: «не способен не только планировать преобразование природы, но и предотвращать грабительское использование её богатств».

В речи на выборах в феврале 1946 года Сталин сказал, что он был «уверен, что если мы поможем нашим учёным, то они вскоре превзойдут достижения заграничной науки». Двумя годами позже тон публичных рассуждений сместился к триумфальным заявлениям, что советские, и конечно русские достижения превосходят западные. «За всю историю великий русский народ обогатил национальную и мировую технику выдающимися открытиями, и изобретениями», – провозглашал обозреватель газеты «Правда» в январе 1949 года. Причиной, вызвавшей этот комментарий, стала сессия советской академии наук, посвящённая истории российской науки.

В том же месяце, в «Комсомольской правде» (газета молодых коммунистов) можно было прочесть заголовок: «Самолёт – российское изобретение». Согласно автору этой статьи:

«Невозможно найти хотя бы одну область, где русские люди не проложили бы новых дорог. А.С. Попов изобрёл радио. А.Н. Лодыгин создал лампу накаливания. И.К. Ползунов построил первую в мире паровую машину. Первый паровоз изобрели Черепановы… Крепостной крестьянин Фёдор Блинов полетел над русской землёй на самолёте тяжелее воздуха, созданном гениальным Александром Фёдоровичем Можайским за 21 год до братьев Райт».

Эта цитата показывает русификацию советской патриотической кампании. На всех официальных cталинских портретах исчезли все признаки его грузинского происхождения. Классический послевоенный портрет Сталина в полной парадной форме стал моделью для всех остальных. Сталин также предложил оказывать особое внимание русскому народу и его культуре, как бастиону против запада. 110-я годовщина смерти Пушкина отмечалась с большой помпой в 1947 году. В сентябре 1947 года было опубликовано поздравление, посвящённое 800-летней годовщине основания города Москвы:

«Величие Москвы состоит не только в троекратном освобождении нашей страны от иностранного угнетения – от монгольского ига, от польско-литовских интервентов и от французского вторжения. Величие Москвы состоит прежде всего в том факте, что она стала базисом объединения раздробленной России в единое государство с одним правительством, с одним вождём». В 1950 году Сталин опубликовал серию статей в «Правде» по марксизму и лингвистике (языкознанию), в которых защищал особые преимущества русского языка.

Возврат репрессий.

Ждановщина усилилась с ухудшением советско-западных отношений. Начало кампании против запада было инспирировано недовольством Сталина отношениями с Британией и США, и беспокойством о проникновении западного влияния в советское общество. Культурная чистка 1946-1947 годов совпала с опасением Москвы, что будущему «великого альянса» угрожает рост влияния анти-советских сил в западных странах.

Развитие советского и русского ура-патриотизма совпало с началом холодной войны в 1947-1948 годах, и с началом идеологического соперничества с западом. Окончательно, в конце 40-х и начале 50-х годов, когда холодная война достигла своего пика, советская внутренняя политика развернулась к ксенофобии. Гражданам запретили контактировать с иностранцами, западные журналисты, работавшие в Москве, стали подвергаться грубой цензуре, иностранный туризм строго ограничили даже для советских чиновников, драконовские наказания были введены за предательствоо и выдачу государственной тайны.

В результате вернулся изоляционизм и менталитет осаждённой крепости, который характеризовал советское общество в 30-х годах. В этом контексте Сталин организовал новую волну судебных процессов, арестов и репрессий. Уровень сталинского послевоенного террора не достиг уровня и интенсивности ежовщины 1937-1938 годов, но это был горький удар по надеждам интеллигенции, что с победой начнётся эра либерализации.

На уровне руководства наиболее известным событием было так называемое «ленинградское дело» 1949 года. Повторная чистка ленинградского руководства последовала за обвинением, что оно дистанцировалось от Центрального Комитета и действовало самостоятельно. В оборот попал Наколай Вознесенский, глава государственной планирующей организации, Госплана. Он имел личные связи с ленинградскими вождями и попал под огонь при проведении заседания Совета Министров всвязи с недостоверностью информации, и утерей секретных документов государственной важности.

Арестованным очень быстро были предъявлены обвинения в шпионаже. Ленинградские вожди были арестованы в августе 1949 года, а Вознесенский в октябре. В закрытом суде в Ленинграде, годом позже, всех признали виновными и расстреляли. Репрессии захватили чиновников среднего уровня в Ленинградской области, и более 200 человек были в результате приговорены к смерти, тюремному заключению или ссылке.

Истинные мотивы этой сталинской чистки остались неизвестны, но видимо он действительно был раздражён независимостью, выказанной ленинградскими вождями, и наказал их, как пример для других партийных лидеров, которые могли бы соблазниться на самостоятельные действия. Возможно также, что Сталин беспокоился о предложениях и планах, исходящих от ленинградцев, создать российскую компартию, аналогичную национальным партиям в других советских республиках. Такое движение всегда встречало сопротивление в советской коммунистической партии, так как существовала опасность поощрения великорусского шовинизма.

Сталин всегда предпочитал русский национализм и патриотизм, подготовленный так, чтобы он оставался под строгим контролем. В случае с Вознесенским сыграл роль элемент каприза Сталина, «бросившего его волкам». Вознесенский считал себя одним из сталинских доверенных лиц по экономическим делам. Когда Сталин решил, что Вознесенский злоупотребляет доверием и поставляет вводящую в заблуждение информацию, он был исключён из партии и передан в руки службы безопасности, невзирая на его жалкие уверения в вечной лояльности.

Очень маловероятно, что Сталин считал Вознесенского и других шпионами, и предателями. Скорее всего, как и в 1930-х годах, Сталин вероятно думал, что он, как и другие, мог переметнуться во враждебный лагерь, если не предпринять превентивных мер. Такая фантазия стала плодом холодной войны с западом и активизации западных разведок, действовавших посредством шпионских, и саботажных операций. На западной Украине и в прибалтийских странах они действовали совместно с местными силами сопротивления советскому правлению.

Опасение западного проникновения было даже более сильным при чистке еврейского антифашистского комитета (JАFС). Этот комитет был одним из ряда антифашистских организаций, созданных Советами в ходе Великой патриотической войны. Их работой были поездки для организации поддержки СССР среди советских евреев и евреев за границей. Комитет, возглавлявшийся Соломоном Михоэлсом, знаменитым актёром и театральным директором, включал много выдающихся советско-еврейских артистов, интеллектуалов, и учёных.

Комитет организовал (публичные) поездки в Москву, сбор средств за границей. Спонсировал еврейские издания, помогал евреям, попавшим в трудное положение после стремительного вторжения нацистов. В Советском Союзе он организовывал поддержку еврейской культуры и идентичности, предавал гласности факты об уничтожении евреев нацистами, проталкивал образование Еврейской Советской Социалистической Республики в Крыму.

В результате его активности за границей, члены комитета развили широкое сотрудничество с еврейскими организациями, включая сионистские, работавшие над образованием государства Израиль. После войны Михоэлс выступал за развитие JАFС в прогрессивную организацию, действующую за рубежом в поддержку Советского Союза. В аппарате коммунистической партии, однако, планировали свернуть комитет после войны. Недовольство аппаратчиков заключалось в том, что внутри организации важную роль в ходе войны играли националисты и даже сионисты.

Комитет, как указывали критики, освещает жизнь евреев в СССР, но не культуры других национальностей, таких, как русская, и не выказывает достаточную степень советского патроитизма. Комитет энергично опровергал эти утверждения, подвергающие сомнению его лояльность Советскому Союзу. В январе 1948 года, однако, Михоэлс был убит в Минске, официально в результате дорожного происшествия, но вероятно подстроенного советскими секретными службами.

В марте 1948 года к событиям добавился зловещий поворот всвязи с представлением Сталину доклада Абакумова, главы советского министерства безопасности, утверждавшего, что «лидеры еврейского антифашистского комитета, будучи активными националистами про-американского направления, в сущности проводят антисоветскую националистическую кампанию». После приведения многочисленных примеров, подтверждающих его вывод, Абакумов в заключение подчеркнул, что его министерство обнаружило ряд американских и английских шпионов среди недавно арестованных еврейских националистов.

Несмотря на это ужасное предупреждение начальника службы безопасности, Сталин не предпринял немедленных действий по закрытию комитета. Некоторые аналитики предполагают, что комитету покровительствовал Жданов до своей смерти в августе 1948 года, но другие объясняют эту сдержанность влиянием послевоенного альянса Сталина с сионистами.

После войны фактически развился альянс между Советским Союзом и нарождающимся государством Израиль, хотя формально он оформлен не был. Главным советским мотивом был собственный интерес, однако существовали и некоторые симпатии вследствие бедствий, которые случились с европейским еврейством по вине нацистов. Советы не доверяли арабскому национализму, так как он идентифицировался с британским и американским влиянием, и они видели в сионизме полезное противопоставление западному влиянию на Среднем Востоке.

Московский предпочтительный выбор для решения палестинской проблемы основывался на учреждении независимого государства, которое будет отвечать интересам как евреев, так и арабов. Однако, когда наступил решающий момент, Советы были готовы голосовать за раздел Палестины на еврейское и арабское государства. Речь Андрея Громыко в ООН от мая 1947 года объявляла советскую позицию, которая почти что была учебником сионистской пропаганды:

«В ходе последней войны еврейский народ перенёс исключительное горе и страдания… Евреи на территориях, где хозяйничали гитлеровцы, подверглись почти полному физическому уничтожению. Большое количество выживших евреев Европы было изгнано из своих стран, своих домов и лишилось крыши над головой… Опыт прошлого показывает,… что западно-европейские государства были в состоянии предоставить адекватную помощь для еврейского народа, для защиты его прав и, что очень существенно, для жизни… Этот непростительный факт… объясняет стремление евреев образовать собственное государство. Будет несправедливо не принять это во внимание и отказать в праве еврейскому народу реализовать это стремление».

После образования Израиля в мае 1948 года последовало быстрое установление дипломатических отношений с Советским Союзом. В сентябре первый посол из Тель-Авива прибыл в Москву. Голда Мейерсон (более известная, как Голда Мейер, позднее ставшая премьер-министром Израиля) сообщила домой 12 сентября, что 20.000 человек отпраздновали декларацию об образовании Израиля в московской синагоге. 6 октяря Мейерсон сообщила, что на Рош Хану (еврейский новый год) огромная толпа окружала большую синагогу в Москве и, что на улице её встретили громовыми приветствиями и возгласами на иврите.

Другие сообщения от неё свидетельствуют о развитии контактов между израильским посольством и JАFС. По всей вероятности эти события повлекли разворот Сталина против JАFС. Ни при каких условиях он не стал бы поддерживать независимую политическую активность. Только те проявления национализма и патриотизма, которые были разрешены, одобрялись, и спонсировались советским государством.

В ноябре 1948 года Политбюро окончательно приняло решение распустить JAFС, как центр антисоветской пропаганды, который регулярно поставлял антисоветскую информацию зарубежным разведагентствам. Хотя резолюция уточняла, что «никто не будет арестован», прошло немного времени до того, как ведущих членов JАFС взяли в оборот. Среди этих обвиняемых в еврейском национализме, сионизме и шпионаже был С.А. Лозовский, бывший заместитель комиссара по иностранным делам, который имел несчастье отвечать за деятельность JАFС после войны, несмотря на то, что он лично содействовал закрытию комитета.

На суде Лозовский, политическая карьера которого, как большевика, включала руководство секцией рабочих профсоюзов в Коминтерне, отказался от своих признаний и решительно отверг обвинения, выдвинутые против него. Статус Лозовского и красноречие повлияли на судью Александра Чепцова, который попытался повторно расследовать дело JАFС. Даже после, испытывая давление, чтобы приговорить Лозовского и 12 других к смертной казни (один из обвиняемых умер в тюрьме, в то время, как другие были признаны виновными и приговорены к 3,5 годам заключения в трудовой лагерь с последующими пятью годами ссылки), Чепцов обжаловал решение суда и просил смягчить приговор – нечто немыслимое для сталинского суда в 30-х годах.

Одним из активистов JAFC была Полина Жемчужина, еврейка, жена Молотова. Её арестовали вместе с другими в январе 1949 года, но советские следователи в конце концов решили выделить дело из основного суда над JAFC, и её приговорили к ссылке в Казахстан. Когда вопрос об исключении его жены из партии был поднят на Политбюро, Молотов воздержался, но вскоре отрёкся, и согласился на сталинскую просьбу развестись с ней. (Оба не воссоединились после смерти Сталина).

Наказанием Молотова было увольнение в марте 1949 года с поста министра иностранных дел, но это было лишь видимостью. Он продолжал играть центральную роль в формировании советской внешней политики и оставался членом комиссии политбюро по иностранным делам. Прежний заместитель министра иностранных дел Андрей Вышинский, став министром, часто советовался со своим предшественником. Среди других важных задач, стоявших перед Молотовым в тот период, была подготовка сталинской корреспонденции военного времени с Черчиллем, Рузвельтом, Трумэном и Эттли для публикации.