Текст книги "Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953"

Автор книги: Джеффри Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

28 января Хебранг снова встретился со Сталиным. В это время прибыла болгарская делегация, и один из её членов, коммунист В. Коларев, записал несколько сталинских комментариев, высказанных во время беседы. Его главной целью было обсуждение отношений между Болгарией и Югославией, и Сталин повторил своё мнение о том, что объединение двух стран должно быть постепенным, и справедливым. Более конкретно Сталин сказал:

«Капиталистический мир разделяется на два враждебных блока – демократический и фашистский. Советский Союз вовлечён в борьбу против наиболее опасного для славян – немецкого. Но даже после поражения Германии опасность её вторжения будет существовать. Германия – великое государство с развитой индустрией, сильной организацией, кадрами, традициями. Это никогда не позволит ей смириться с поражением, и она всегда будет представлять опасность для славянского мира, так как воспринимает его, как врага. Империалистическая опасность угрожает нам и с другой стороны.

Кризис капитализма сегодня заключается главным образом в загнивании и взаимном крушении обоих враждебных лагерей. Это выгодно для победы социализма в Европе. Но мы должны помнить мысль, что победа социализма может быть реализована только в форме Советов. Они могут быть представлены ввиде самых разных политических систем – например демократии, парламентской республики и даже конституционной монархии».

Сталинская ремарка о двух флангах (кликах) капитализма часто интерпретируется так, что он якобы думал о неизбежности конфликта с демократической фракцией капитализма. Но, как показывают обе цитаты, истинным сталинским мнением была уверенность в долговременной немецкой угрозе и необходимости для славян объединяться для противостояния ей. Сталинское послание болгарским и югославским товарищам гласило, что славяне должны полагаться только на себя в отношении немцев, не расчитывая ни на какой альянс с демократическим капитализмом.

Он был уверен, что Великий Альянс с Британией и США станет последним. Следовательно совершенно ясно, что коммунистическая стратегия Сталина заключалась в умеренности политического курса, что ставило во главу угла постепенность реформ, в противоположность революционному перевороту в России 1917 года. Такова была сталинская политика относительно коммунистического движения на два-три следующих года. Затем стало ясно, что стратегия постепенных преобразований провалилась, и радикальные тенденции в югославской, и других коммунистических партиях возобладали.

Но Ялтинская конференция приближалась, и «знамения» для тройственного сотрудничества были хороши. Ни сталинская дипломатия, ни его политическая стратегия не предвещали никаких крупных конфликтов с Британией и США, по меньшей мере в ближайшем будущем. Момент для серьёзных переговоров с Черчиллем и Рузвельтом позволял принять решения по ряду текущих вопросов, и заложить основу для прочного Великого Альянса мирного времени.

Крымская конференция.

Ялтинская или Крымская конференция, как называли её Советы, была гораздо более значительным делом, чем Тегеранская. Делегации были более многочисленными и включали больше важных персон. Сталин, например, привёз на конференцию Молотова, Антонова – заместителя начальника Генерального штаба, наркома адмирала Кузнецова, заместителя наркома иностранных дел Вышинского, и Громыко, Гусева, и Майского. Обсуждения простирались очень широко, и было принято намного больше решений, чем в Тегеране. На предшествовавшей беседе Большой Тройки главной темой дискуссии была война, в Ялте три лидера главным образом сфокусировались на установлении послевоенного порядка.

Окружающая обстановка была немного нереальной: великолепный пятидесятикомнатный Ливадийский дворец царя Николая-II в курортном городе Ялта на Чёрном море. Он был значительно повреждён немцами во время оккупации Крыма, но русские отреставрировали дворец настолько, насколько это было возможно. Одна проблема места сбора была острой – недостаток ванных комнат, к большому неудовольствию американской делегации. Этот недостаток повлиял на Большую Тройку положительным образом. Кэтлин Гарриман, сопровождавшая своего отца на конференции, написала Памеле Черчилль, что однажды, во время перерыва, Сталин покинул зал заседаний конференции очень быстро, видимо «по-нужде»:

«Дядя Джо быстренько помчался в туалет. В это время «посадочное место» было занято. Оккупировавший его наш посольский бой Джон послал Сталина «подальше», к следующему ближайшему туалету. Сталинские «генералы от НКВД» зашуршали и задёргались. Возник хаос, все вокруг зашептали. Я думаю, что они решили, будто американцы готовят трюк с похищением, или нечто подобное. Через несколько минут дядя Джо показался в дверях и порядок восстановился».

Подобно Тегерану, на конференции были организованы как беседы с глазу на глаз, так и трёхсторонние пленарные заседания. Первая встреча Сталина с Черчиллем состоялась 4 февраля 1945 года. Советские и западные силы в это время сражались в Германии, и два лидера обменялись мнениями о развитии этой битвы. Затем Сталин встретился с Рузвельтом. Разговор с президентом был более широким, собеседники покритиковали де Голля, как и в Тегеране. Первая пленарная сессия началась в 17.00. Сталин пригласил Рузвельта открыть конференцию, что тот и сделал, сказав, что участники хорошо знают друг друга, и будут искренни в ходе дискуссий на конференции. Заседание продолжилось: стороны обменялись информацией и взглядами на военную ситуацию на фронтах.

Первая политическая дискуссия в Ялте произошла на втором пленарном заседании 5 февраля. Темой было будущее Германии, и Сталин очень жёстко настаивал на уточнении обстоятельств по расчленению Германии. «Очевидно, что мы все за расчленение Германии», – сказал он Черчиллю и Рузвельту. «Но необходимо оформить это ввиде решений. Он, товарищ Сталин, предлагает принять такие решения на сегодняшнем заседании». Исходя из своей беседы с Черчиллем в Москве в октябре 1944 года, Сталин заметил, что отсутствие Рузвельта не дало тогда возможности принять решение по расчленению Герпании, но «не пришла ли пора для решения этого вопроса?»

В ходе обсуждения Сталин перебил Черчилля, спросив: «Когда вопрос о расчленениии будет поставлен перед народом Германии? Об этом вопросе нет упоминания в условиях капитуляции. Возможно, предложения по расчленению Германии будут объявлены в условиях сдачи?» Обратившись за советом к Рузвельту о том, как рассудить трёх министров иностранных дел, которым было поручено рассмотреть и изучить план проекта, Сталин сказал, что пока принято одно «компромиссное предложение», «нужно сказать прямо, что мы считаем необходимым расчленение Германии, и что мы сделаем всё для этого». Сталин сделал заключение:

«Второй пункт решения должен содержать условия расчленения Германии, но без указания, на сколько частей. Товарищ Сталин считает, что решение о расчленении Германии нужно сообщить группе лиц, которым будут предъявлять условия безоговорчной капитуляции. Для союзников важно, чтобы «группы людей», генералов, или других лиц, узнали, что Германия будет расчленена. Для товарища Сталина план Черчилля – не сообщать лидерам немцев о расчленениии Германии, кажется рискованным. «Сказать об этом заранее будет выгодно. Для нас, союзников, будет выгодно, если группы военных, или правительство, не только подпишут усовия капитуляции, подготовленные в Лондоне (ЕАС), но также подпишут условия расчленения Германии, что будет увязано с населением. После этого и население спокойно воспримет расчленение».

В конце концов Сталин уступил, что разумнее будет не публиковать заранее информацию о расчленении, но продолжал настойчиво убеждать внести ясность в союзническую позицию и включить расчленение в условия капитуляции: «Товарищ Сталин в дальнейшем способствовал принятию решения, чтобы в первый пункт было записано: «Расчленение Германии и учреждение комиссии для разработкие конкретного плана по расчленению». Второй пункт решения должен читаться: «Объявить условия о безоговорочной капитуляции, в пункте о расчленении Германии без упоминания частей, на которые будет производиться это расчленение».

Обсуждение затем перешло к вопросу, предоставлять, или нет Франции зону оккупации в Германии. Сталин противостоял с утверждением, что Франция не заслуживает этого, и что такое решение породит требование от других союзных стран для получения их доли в оккупации. Сталин смягчился только тогда, когда стало ясно, что Франции будет выделена доля из территорий, оккупируемых британцами и американцами. Но он оставался в оппозиции включению Франции в Союзную контрольную комиссию (АСС) по Германии, несмотря на британские аргументы, что это не логично, выделить Франции оккупационную зону, но отказать ей в представительстве в контрольной комиссии.

Сталин, не ожидавший, что дискуссия, которую Майский, сидевший рядом с ним, затеял в советских интересах, повернётся в таком направлении, быстро сменил тему и перешёл к обсуждению репараций. Это было новым для Майского, который зашептал Сталину, что они ещё не согласовали размеры советских репарационных требований. Молотов, сидевший с другой стороны от Сталина, вмешался в этот разговор и заявил, что требовать 10 миллиардов долларов в уплату репараций лучше, чем 5 миллиардов, эта окончательная цифра приводилась в советских международных переговорах до конференции.

Майский своевременно подал свой доклад, изложив принципы советского репарационного плана. Первое, репарации будут выплачиваться Германией не ввиде денег. Второе, Германия будет платить репарации в форме изъятия заводов, машин, транспорта и инструментов из национального достояния по окончании войны, и ежегодных поставок товаров впредь. Третье, Германия будет экономически обезоружена репарациями, у неё останется не изъято только 20% предвоенной тяжёлой индустрии. Четвёртое, репарации будут выплачиваться в течении 10-летнего периода.

Пятое, осуществляя репарационную политику, немецкая экономика будет находиться под строгим контролем Британии, США и СССР в течении продолжительного периода. Шестое, все союзные страны, которым Германия причинила ущерб, будут получать репарации по принципу, чем больший нанесён вред, тем больше должны быть платежи для возможно бОльшей компенсации. Изложив свой взгляд на репарации для Советского Союза, в заключение Майский привёл общую сумму в 10 миллиардов долларов. Он закончил предложением учреждения англо-американо-советской репарационной комиссии, которая должна будет собраться в Москве и обсудить детали плана.

В ходе дискуссии Черчилль и Рузвельт напомнили, что опыт 1-й мировой войны подвергает сомнению разумность получить репарации от Германии, но они согласились на учреждение репарационной комиссии. В конце сессии Черчилль сострил: он думает, что репарационный план будет основан на принципе «каждому – по потребностям, а для Германии – согласно её возможностям (платить)». Сталин ответил, что он предпочитает другой принцип: «Каждому – по заслугам». В итоговый протокол конференции был включён советский план репараций, но, по настоянию Черчилля, придерживавшегося уклончивой позиции по вопросу о сумме в 20 миллиардов долларов (из которых Советы запросили половину), только в качестве основы для дальнейшего обсуждения в Репарационной комиссии.

На третьем пленарном заседании 6 февраля, Большая Тройка обсуждала порядок голосования Великих Государств в предложенной организации объединённых наций. Сталин настаивал, что процедура согласования должна быть спланирована так, чтобы избегать расхождений между Великими государствами, и целью создания организации должно быть обеспечение мира на следующие 50 лет.

Это первое обсуждение стало безрезультативным, но вопрос о голосовании был разрешён поднее на конференции с принятием для Великих государств права «вето», которое Совет Безопасности сохраняет по сей день. Также договорились, что приглашения на конференцию по учреждению ООН в Сан-Франциско получат только те государства, которые объявят войну Германии до конца месяца. По плану, предложенному Черчиллем, предполагалось допустить присутствовать Турцию (Анкара объявила войну Германии 23 феврала 1945 года), но исключить нейтральные государства, такие, как Ирландия, которые не участвовали в сотрудничестве, по мнению британского премьер-министра.

В прениях, начатых Черчиллем на сессии 6 февраля, был вопрос о Польше – специальный вопрос о признании просоветского люблинского правительства, как временного правительства Польши. Это название перестало быть правильным, так как правительство переехало в Варшаву. Черчилль и Рузвельт вдвоём думали заменить это правительство широким представительством польского общественного мнения, коалиционным правительством.

В ответ Сталин жёстко отстаивал польскую политику Советского Союза, указывая, что восстановление сильной и независимой, но дружественной Польши является жизненно важным для безопасности СССР. Он отметил также, что «новое варшавское правительство… имеет не менее демократическую основу, чем, например, правительство де Голля», – что Черчилль оспорил, скзав, что оно поддерживается менее, чем третью польского населения.

После третьего пленарного заседания Рузвельт написал Сталину послание, разъясняющее, что США не признают люблинское правительство и предлагают взамен сформировать новое правительство, включающее поляков, находящихся в Польше, и тех, кто находится в изгнании, включая членов лондонского правительства в изгнании, таких, как Миколайчик. В ответ, на четвёртом пленарном заседании 7 февраля, Советы внесли предложение по Польше, состоявшее из трёх главных пунктов: а) признание линии Керзона; б) польские западные границы установить вдоль Одера и Нейсе; в) расширить люблинское правительство включением «демократических лидеров» из Польши, живущих за границей.

Это предложение было в сущности вариацией позиции Советов, проталкиваемой уже год или больше. Это спровоцировало дискуссию, продолжавшуюся на нескольких пленарных заседаниях Большой Тройки и трёх министров иностранных дел – Идена, Молотова, и Эдварда Щетиниуса(Stettinius), который замещал гос. секретаря США, участвовавших в обсуждениях как отдельно, так и совместно, на общих заседаниях.

В конце концов договорились, что «правительство, которое существует сейчас в Польше», будет «реорганизовано на широкой демократической основе, с включением демократических лидеров из Польши и поляков из-за границы». Это новое правительство будет называться «правительством национального единства». Линия Керзона была определена границей Польши на востоке, но детали западной границы с Германией должны были быть определены в последующих обсуждениях на будущей мирной конференции.

Договор по формированию правительства освобождённой Югославии можно будет обсудить тогда, когда Тито и югославские политики, находящиеся в изгнании, сформируют объединённое правительство. Равно близкими по духу были дискуссии о советском участии в войне на Дальнем Востоке, вопрос, обсуждавшийся Сталиным и рузвельтом на двусторонней встрече 8 февраля. Договорились, что Советский Союз разорвёт советско-японский пакт о нейтралитете от апреля 1941 года и вступит в войну на Дальнем Востоке через 2-3 месяца после разгрома Германии.

Советскому Союзу будут возвращены территории и концессии императорской России, отошедшие к Японии в результате поражения России в русско-японской войне 1904-1905 годов. Южный Сахалин будет возвращён, и Курильские острова также отойдут к Советскому Союзу. Порт-Артур, принадлежащий Китаю, будет передан СССР в аренду, как военно-морская база, в то время, как Дарьен (Дальний) станет открытым городом, и советские интересы в этом порту будут защищены.

Будет учреждена совместная советско-китайская компания для обеспечения московских транзитных железнодорожных перевозок через Манчжурию. На этих условиях Китай предоставит концессию, о чём будут проведены переговоры и заключено соглашение с Китаем. Но ни Сталин, ни Рузвельт не предвидели больших затруднений по этим вопросам, и оба считали, что китайцы будут весьма благодарны Советам за вступление в войну, и никаких проблем не возникнет.

11 февраля 1945 года Большая Тройка встретилась в последний раз для подписания коммюнике об окончании конференции. Согласование текста не составило больших затруднений, и документ был принят в тот же день за подписями Черчилля, Рузвельта, и Сталина. В нём анонсировалась политика Большой Тройки по Германии, Объединённым Нациям, Польше и Югославии. Он также включал текст декларации об освобождении Европы, которое совершили Британия, Советский Союз и США, разгромив нацизм, и фашизм, и учредив демократическую Европу, основывавшуюся на свободных выборах.

В соглашении три лидера обещали сохранить единство военного времени и создать условия для безопасного, и продолжительного мира. Так же, как и это политическое соглашение, был принят секретный протокол по решениям конференции Большой Тройки, которые нельзя было публиковать. Например, о вступлении СССР в войну на Дальнем Востоке.

Сталин имел все причины быть довольным результатами Ялты. Почти все политические цели, стоявшие перед Советами, были достигнуты. Большая Тройка снова «сработала», и Сталин показал себя эффективным переговорщиком так же, как и в Тегеране. Главной уступкой западным пожеланиям была декларация по освобождению Европы. Но советская интерпретация документа подчёркивает скорее антифашистский, чем демократический характер декларации, и, другими словами, Сталин был уверен, что его коммунистические союзники по всей Европе будут входить в коалиционные правительства, сформированные на широкой основе согласно декларации, и получат хорошее представительство в результате выборов, которые вскоре последуют.

Советская пресса, освещая конференцию, была, вполне предсказуемо, в экстазе. Майский составил для Молотова черновик конфиденциальной информационной телеграммы, отправленной посольствам, в которой говорилось: «В общем атмосфера на конференции носила дружественный характер, и чувствовалось общее стремление договориться по обсуждаемым вопросам. Мы оцениваем конференцию очень позитивно, особенно в отношении польского и югославского вопросов, а также вопроса о репарациях».

В личном письме Александре Коллонтай, советскому послу в Швеции, Майский писал, что «Крымская конференция была очень интересной. Особенно впечатляющим было то, что наше влияние стало решающим, и то, что Сталин, как личность, проявил себя необычайно великим. Решения конференции были на 75% нашими решениями… Сотрудничество Большой Тройки сейчас очень тесное, и Германии нечему радоваться ни в ходе войны, ни после неё».

Тем не менее, уже через шесть недель после Ялты настроение Сталина было испорчено отношениями с западными союзниками. На приёме чехословацкой делегации в конце марта 1945 года Сталин снова заговорил о необходимости славянского единства перед лицом немецкой угрозы, но был заметно пессимистичен, когда упомянул о роли Британии и США в этом вопросе:

«Мы являемся новыми славянофилами-ленинцами, славянофилами-большевиками, коммунистами, которые стоят за единство и объединение всех славянских народов. Мы считаем, что невзирая на социальные и этнические различия, все славяне должны объединиться. Все, как один, против общего врага – немцев. История славян учит, что альянс между ними необходим для защиты славянского мира. Возьмите две последних мировых войны. Почему они начались? Из-за славян. Немцы хотели поработить славян. И кто страдал больше всех от этих воин? В первой мировой войне, так же как и во второй, славянские народы пострадали больше: Россия, Украина, Белоруссия, Сербия, словаки, поляки…

Сейчас мы громим немцев, и многие думают, что немцы уже никогда не смогут угрожать нам снова. Это не так. Я ненавижу немцев. Но это не должно влиять на наше суждение о немцах. Немцы – великий народ. Очень хорошие техники и организаторы. Хорошие, храбрые от природы солдаты. Невозможно избавиться от немцев, они останутся. Мы сражаемся с немцами и будем делать это до конца. Но мы должны иметь ввиду, что наши союзники постараются сберечь немцев и пойдут на соглашение с ними. Мы долны быть беспощадны по отношению к немцам, но наши союзники пойдут с ними на сговор. Таким образом мы, славяне, должны готовиться к тому, что немцы снова пойдут против нас.

Именно поэтому мы, новые славянофилы-ленинцы, так настойчиво говорим об объединении славянских народов. Говорят, что мы хотим навязать советскую систему славянским народам. Это пустые разговоры. Мы не хотим этого, так как мы знаем, что советская система не может экспортироваться за границу, как вы того хотите. Для этого необходимо создать условия. Мы не можем установить советскую систему в Болгарии, если они не захотят этого. Но мы и не хотим делать этого. Мы хотим, чтобы в дружественных славянских государствах были установлены подлинно демократические правительства».

Сталинская ссылка на «джентльменское» обхождение своих союзников с немцами отражает его разочарование сопротивлением Черчилля и Рузвельта в Ялте политике расчленения Германии. После Ялты Сталин подверг переоценке собственную позицию, и, в свете западного нерасположения, отбросил идею расчленения. 24 марта Молотов телеграфировал Гусеву, советскому представителю в тройственной комиссии по расчленению в Лондоне, информируя его, что Москва более не считает себя связанной ялтинскими решениями по расчленению Германии. Телеграмма Молотова была отправлена в ответ на доклад Гусева, что британцы предлагают понизить степень расчленения Германии, и остановиться на одном из вариантов из многих возможных.

Гусев совершенно правильно отверг это неудовлетворительное предложение, так как оно в принципе подрывало ялтинское соглашение по расчленению Германии. Возможно, что Молотов проинструктировал Гусева не возражать на британские предложения, объясняя, что Британия и США постараются «подставить» СССР, порицая расчленение впоследствии. Сталин очевидно решил, что если расчленения не произойдёт, то его не станут осуждать за его проталкивание. Следовательно Сталин заявил публично и частным образом, что должна быть единая Германия – разоружённая, демилитаризованная, денацифицированная и демократизированная, но не расчленённая.

Другим случаем проявления сталинского мрачного настроения стала пост-ялтинская язвительность в отношении Польши. В Ялте было решено, что комиссия по Польше, включающая Молотова, Гарримана и Кларка Керра, будет инструментом по поиску решения по реорганизации люблинского правительства, и образованию нового польского временого правительства. Комиссия провела своё первое заседание в Москве 23 февраля в совершенно дружественном тоне, но на последующих совещаниях дискуссия переросла в продолжительные процедурные споры.

С советской точки зрения в Ялте договорились, что так называемое люблинское правительство будет расширено включенеием других польских лидеров. Советы также настаивали, что только поляки, упомянутые в Ялтинских соглашениях, могут быть включены в новое правительство. Это правило оставляло политиков типа Миколайчика, который отказался поддержать линию Керзона, как советско-польскую границу, вне сферы дальнейших переговоров.

Со своей стороны британцы и американцы выбрали истолкование ялтинской декларации по Польше, означающее, что комплектование нового временного правительства будет основано на прозападных польских политиках, которых они подберут из своих фаворитов. В начале апреля члены комиссии зашли на переговорах в тупик. Рузвельт аппелировал к Сталину, призвав его снести все преграды, но советский лидер на это не пошёл.

Он принял решение, что Польша будет иметь правительство, дружественное Советскому Союзу, и стало совершенно ясно, что впредь только московская интерпретация ялтинского договора должна быть принята британцами, и американцами. Если это будет принято, сказал Сталин Рузвельту, «польский вопрос может быть решён в короткий срок». Другой страной, в которой произошёл правительственный кризис в это время, стала Румыния.

В конце февраля 1945 года заместитель наркома иностранных дел Андрей Вышинский, прибыв в Бухарест, потребовал, чтобы существующее правительство было заменено другим, созданным на базе прокоммунистического Национального демократического фронта. Этот кризис, последний в серии внутренних кризисов в Румынии, произошедший по велению Вышинского, в результате привёл к формированию четвёртого правительства страны с тех пор, как она капитулировала летом 1944 года.

Советы полагали, что они действуют для того, чтобы обуздать и стабилизировать внутреннюю стуацию в Румынии для безопасного осуществления договора о перемирии, для максимального увеличения вклада страны в продолжающуюся войну с Германией. Следуя этим умеренным курсом, Советы игнорировали как постоянные требования коммунистических союзников в стране о более решительном вмешательстве, так и одновременно интриги румынских политиков, решивших прибегнуть к британской, и американской дипломатической поддержке.

Положение осложнялось британскими и американскими протестами, что вмешательство Вышинского не соответствует декларации по освобождению Европы. В ответ Молотов указал, что румынское правительство не выполняет условия договора о прермирии и не искореняет фашистские, и нацистские элементы в стране. Сталин не стал напрямую впутываться в споры, так как он был хорошо информирован о событиях в Румынии, получая информацию от советской разведки.