Текст книги "Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953"

Автор книги: Джеффри Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

Глава 9: «Последние сражения: Сталин, Трумэн и конец второй мировой войны».

Красная Армия продолжила своё продвижение к Берлину в январе 1945 года. В наступлении, известном, как Висло-Одерская операция, советские армии вымели до конца Польшу и вошли в Восточную Пруссию и восточную Германию. К тому времени, когда наступление выдохлось, в феврале 1945 года, частям Красной армии оставалось пройти 50 миль до немецкой столицы. Висло-Одерская операция была наиболее широкомасштабным единовременным советским наступлением второй мировой войны.

Два главных фронта, вовлечённых в операцию, развернули 2,2 миллиона солдат и обладали бОльшим количеством танков и самолётов – 4500 и 5000 соответственно, чем вся Красная Армия в мае 1942 года. С одиннадцатикратным превосходством в пехоте, в семь раз бОльшим количеством танков и в двадцать раз большим числом самолётов, и артиллерии, Красная Армия была в состоянии продвигаться от 15 до 20 миль в день, взяв 147.000 пленных, и разгромив, или почти разгромив 50 немецких дивизий.

Планирование Висло-Одерской операции началось осенью 1944 года, во время затишья наступательных действий в центральном секторе, после провала попытки Красной армии взять Варшаву. По расчётам генерального штаба лучше было перегруппировать войска и использовать паузу для подготовки генерального наступления, чем продолжать атаки истощёнными войсками при растянутой линии снабжения.

Между тем, наступательные операции должны были проводиться на флангах – на юге, в Венгрии и Австрии, и на севере, в Восточной Пруссии, в направлении Кёнигсберга – с целью оттянуть немецкие войска от центрального направления Варшава – Берлин. Генеральный штаб планировал проведение операции в две фазы в новом году, чтобы через 45 дней взять Берлин. По плану Генерального штаба переход от первой фазы ко второй дложен был протекать непрерывно, но решениие о нанесении финального удара по Берлину следовало принять, только если будет просматриваться прогресс операции.

Операция должна была проводиться 1-м Украинским фронтом, при поддержке 2-го и 3-го Белорусских фронтов. 1-й украинский фронт был поручен маршалу Коневу. Командующим 1-го Белорусского фронта был маршал Рокоссовский, заменённый в ноябре 1944 года Жуковым. Задачей 1-го Белорусского фронта было продвинуться в центре и захватить Берлин – обязанность, и честь, которую Сталин возложил на Жукова, своего заместителя. Рокоссовский был переведён на 2-й Белорусский фронт, но Сталин заверил его, что это не второстепенный сектор фронта, но часть главного наступления.

«Если вы и Конев не продвинетесь», – сказал ему Сталин: «Не сможет и Жуков». Для маршала Василевского в планируемой операции была отведена вспомогательная роль. Он стал координатором 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов, и потому в его отсутствие в Москве роль начальника Ген. штаба была доверена его заместителю, генералу Алексею Антонову, который помогал Сталину на Ялтинской конференции в феврале 1945 года. Это не означало, что Василевский попал в опалу.

Скорее Сталин ценил способности Василевского, как координатора на трудном участке фронта. Более важно, что советский вождь имел на него виды для перевода на Дальний Восток, в Манчжурию, для нападения на японские силы. Сталинские планы были нарушены, однако, всвязи с гибелью генерала Черняховского, (еврейского) командующего 3-м Белорусским фронтом, в феврале 1945 года. Василевский стал его сменщиком и сыграл непредусмотренную заранее роль в финале завоевания Гемании.

Основной план Висло-Одерской операции предусматривал охват и оккупацию земель межд двух великих рек, которые делят на две части восточную Польшу и восточную Германию соответсвенно. Задачей Рокоссовского было нанесение удара через северную Польшу в направлении на Данциг. На юге Конев должен был брать Бреслау и важнейший индустриальный район Силезию, который Сталин очень хотел захватить как по экономическим, так и по стратегическим причинам. Он описывал эту территорию Коневу, как «золотую», и инструктировал его не уничтожать индустриальные ресурсы этого региона.

Задачей Жукова был захват Варшавы, затем продвижение на Познань и Берлин. Целью Черняховского был разгром сильной немецкой группировки в Восточной Пруссии, захват Кёнигсберга и соединение с войсками Рокоссовского в совместном продвижении вдоль балтийского побережья. В отсутствие Жукова и Василевского в Москве, координатором Ставки в их комплексном, многофоронтовом наступлениии стал Сталин, на первое время он взял на себя такую роль. Он помогал Антонову и генералу Штеменко, начальнику оперативного отдела Ставки.

О времени начала Висло-Одерской операции существует много различных версий. 6 января 1945 года Черчилль писал Сталину, спрашивая, можно ли надеяться на советское наступление в Польше, чтобы оказать помощь западным союзникам, попавшим под удар немецкого контр-наступления в Арденнах, в декабре 1944 года (так называемая «битва на выступе»). Сталин ответил на следующий день, сказав, что несмотря на неблагоприятную погоду, советское наступление начнётся раньше.

Черчилль был весьма экспансивен в выражении своей благодарности, и Сталин обыграл этот факт, отметив в своём февральском 1945 года приказе, что Висло-Одерская операция стала спасением для Запада. Очевидно однако, что операция с самого начала планировалась на 8-10 января, но была отложена из-за плохой погоды. Возможно, что Сталин преследовал цель поднять кредит доверия западных союзников. С другой стороны, Конев совершенно определённо пишет в своих мемуарах, что его фронтовая операция должна была начаться 20 января, но 9 января Антонов попросил его ускорить подготовку и начать наступление, как только это станет возможным.

Конев начал своё наступление 12 января, 14 января Жуков и Рокоссовский также задействовали свои силы. Жуков и Рокоссовский достигли успеха. 17 января 1-м Белорусским фронтом была взята Варшава, а 19 января Конев захватил Краков. В конце месяца силы Жукова и Конева достигли поставленных целей, выйдя к реке Одер. 2-й Белорусский фронт Рокоссовского оказался менее удачливым. 20 января он повернул свой правый фланг на север в Восточную Пруссию, чтобы оказать содействие 3-му Белорусскому фронту Черняховского при наступлении на Кёнигсберг.

Результатом оеазалось замедление собственного наступления Рокоссовского в направлении северного течения Одера, при этом его левый фланг оказался открытым, так как армии Жукова быстро продвигались в центральном секторе. Это подвергло войска Жукова, наступавшие на Берлин, опасности контратаки со стороны сильной группировки вермахта в Померании (северная область Германии, примыкающая к Восточной Пруссии). Сначала ни Жукова, ни Ставку это не беспокоило.

Когда в конце января Жуков и Конев внесли предложение продолжить их наступления с целью захватить Берлин в середине февраля, Сталин одобрил и поддержал такие планы, хотя сам находился в это время в Ялте на конференции. В середине февраля, однако, стало ясно, что с померанской группировкой надо что-то делать. Была поставлена задача части 1-го Белорусского фронта поддержать усилия Рокоссовского в этом районе. Это означало конец любых попыток Жукова взять Берлин в марте.

Тем временем, на юге наступление Конева было также медленным. В начале февраля его войска вторглись в нижнюю Силезию западнее Одера, но наступление замедлилось, и 4-й Украинский фронт, прикрывавший левый фланг Конева, также испытывал затруднения. При этом гигантском наступлении на всех фронтах накопилось много обычных проблем: усталость войск, недостаток резервов и трудности снабжения. В конце февраля Висло-Одерская операция закончилась, тогда как свирепые сражения в Восточной Пруссии и Померании продолжались.

Неудача Красной Армии в достижении Берлина в феврале 1945 года была последним из длинного рядя сверх-оптимистичных великих планов, которые пошли на смарку. Перефразируя Клаузевица можно сказать, что советский план не выдержал столкновения с врагом. Но не все согласны, что Сталин и Ставка пытались, но неудачно, захватить Берлин. По одной из теорий Сталин преднамеренно уклонился от возможности раннего захвата Берлина по политическим причинам.

Он не хотел афишировать напряжённость внутри советско-западного альянса, в частности в то время, когда Ялтинская конференция была передвинута с 4 на 11 февраля. Кроме того были политические причины для наступлений на флангах – на Венгрию, Чехословакию, Австрию и Данию, с более быстрым темпом, чем на Берлин. Такое предположение не прдтверждается документами: только после Ялтинской конференции идея немедленно взять Берлин была окончательно отвергнута. Также не существовало никакой повышенной напряжённости в советско-западном альянсе в то самое время. Другое истолкование было выдвинуто Чуйковым в его мемуарах, опубликованных в 1964 году.

Чуйков, герой Сталинграда, был командующим 8-й гвардейской армии (бывшей 62-й армии) и служил вместе с Жуковым на 1-м Белорусском фронте в ходе марша на Берлин. Чуйков утверждал, что Жуков хотел взять Берлин в феврале, но был остановлен Сталиным. Жуков, вместе со многими упомянутыми начальниками, опроверг утверждения Чуйкова и настаивал, что отсрочка наступления на Берлдин была результатом проблем снабжения и угрожающего положения немецких сил в Померании, и Восточной Пруссии. В последующих изданиях своих мемуаров Чуйков вырезал оскорбительный пассаж и согласился с официальной линией, что Берлин не мог быть взят в феврале 1945 года.

Различные истолкования советской стратегии при рассмотрении действий в начале 1945 года вызваны эволюцией взглядов Сталина на военную ситуацию. Ключ к ним можно подобрать, изучив взаимодействие Сталина с западными военными и политическими лидерами в этот период. В середине декабря 1944 года Сталин провёл длинную беседу с послом Гарриманом о военной ситуации на восточном и западном фронтах. Гарриман говорил Сталину об англо-американских планах наступательных действий на западе и спросил, какую поддержку они могут оказать для начала советского наступления на востоке.

Хотя планы Ставки по Висло-Одерской операции были хорошо проработаны, скрытный Сталин не раскрыл советских намерений. Он только успокоил Гарримана, что генеральное наступление будет скоро, но отметил, что превосходство Красной Армии в воздушных силах и артиллерии вернее, чем превосходство в количестве солдат, и для эффективного использования этих видов оружия требуется хорошая погода. В то время, пока погода оставалась плохой, «русские готовили свои войска для больших операций», сказал Сталин. Перспективы в южном секторе были лучше. Однако, он предложил британцам и американцам объединиться в наступлении на Вену.

Эта беседа происходила как раз перед немецким контрнаступлением в Арденнах, событием, которое ликвидировало перспективу раннего пересечения Рейна силами западных союзников. Англо-американские военные затруднения имели важное значение для советских амбиций, побуждая предпринять наступление, так как большое количество немецких войск было связано на западном фронте. Это соображение было очевидно в беседе с маршалом авиации Теддером 15 января 1945 года, в ходе которой советский вождь спросил озабоченно о немецких заявлениях, что их действия в Арденнах сорвали наступательные планы западных союзников минимум на два месяца и максимум на шесть.

Теддер был в Москве в качестве представителя верховного командующего союзников на западе генерала Эйзенхауэра, и его миссией было получать информацию о советских стратегических планах. Сталин говорил Теддеру о советском наступлении, что оно скоро начнётся, называя целью выход к Одеру, хотя и не был уверен, что эта цель будет достигнута. Он также утверждал, что погодные условия (т. е. весенние дожди и грязь) затрудняют наступательные действия на восточном фронте, и будет досадно остановиться с середины марта до конца мая. Сталин не думал, что война закончится до наступления лета, особенно отметив, что с этого момента немцы будут голодать. В заключение он сказал:

«Немцы смогут посадить картофель, но, по их мнению, им требуется зерно (которого нет в наличии) для продолжения войны… Не нужно забывать, однако, что немцы бережливы и терпеливы. У них больше упорства, чем мозгов. Фактически они не должны были предпринимать Арденнское наступление, они поступили по-дурацки. Даже сейчас немцы должны перебросить силы с запада. Если они не сделают этого, то не смогут сопротивляться на востоке. Мощь наступления Красной Армии такова, что невозможны местные переброски резервов на востоке».

Из этих двух бесед очевидно, что Сталин глядел с осторожностью на перспективу советских наступательных действий. Он не расчитывал на быстрое продвижение, не делал намёков, что Берлин является достижимой целью в ближайшем будущем. Штеменко в своих мемуарах также это подтверждает. На этой стадии войны поражение Германии не определялось падением Берлина. Немцы имели большие силы в Венгрии, Западной Европе и Восточной Пруссии/Померании, и вполне можно было говорить о переходе Гитлера в «Альпийский редут» – расколоть этот орех было бы трудно.

На первом пленарном заседании Ялтинской конференции 4 февраля Большой Тройке был представлен доклад генерала Антонова о ходе советского наступления. В нём очень часто указывалось на то, что наступление началось раньше по просьбе западных союзников и подчёркивалось, что это вызвало значительные переброски сил с запада на восток, включая войска для обороны Берлина вдоль линии Одера.

Из этого Антонов сделал заключение, что западные союзники могут начать своё наступление в середине февраля, и что они могут предпринять шаги для того, чтобы немцы начали переброску сил на западный фронт. Со своей стороны Сталин, вступив в обсуждение, указал, что начав своё выступление раньше, Советы превысили свои обязательства, принятые в Тегеране, по координации военных действий с западными союзниками, намекая, но не утверждая, что он расчитывает на взаимность Черчилля и Рузвельта.

Согласно американской записи первого пленарного заседания: «Он прощупывал важный для (военного) командования вопрос о летнем наступлении против Германии, так как не был уверен, что война закончится до лета». В ходе обсуждения с британским и американским начальниками штабов Антонов совершенно ясно заявил, что советское наступление будет прервано весенней погодой, которая сделает дороги непроходимыми, и что главные наступательные действия не закончатся до лета.

Возможно, что Антонов был проинструктирован Сталиным, чтобы одурачить западных союзников в отношении советских намерений по Берлину, но более вероятно, что оба они действительно думали, что наступление Красной Армии постепенно выдохнется. Так всегда было при советских наступательных действиях в 1942, 1943 и 1944 годах: зимнее наступление проходило хорошо, но теряло энергию весной, и вновь начиналось летом.

Относительный сталинский пессимизм по поводу хода военных действий должен был усилиться прерванным маршем Красной Армии на Берлин в середине февраля. Естественно, Сталин восхвалял достижения своих войск, продвигавшихся так быстро от Вислы к Одеру. Однако, он не устанавливал жёсткого срока для окончательной победы, избегая говорить, что она будет скоро и опасаясь, что в конце сражение будет особенно тяжёлым:

«Полная победа над немцами приближается. Но победа никогда не приходит сама – она одерживается в тяжёлых сражениях и требует огромных усилий. У своего дома враг бросает в сражение последние силы, отчаянно сопротивляется, старается избегнуть сурового возмездия. Он идёт и будет идти на крайние, и грязные способы борьбы. Победа близка, именно поэтому необходимо помнить о высочайшей бдительности усиливая наши удары по врагу».

В течении марта, в то время, как Красная Армия громила немцев в Восточной Пруссии и Померании, Сталин был поглощён политическими проблемами, такими, как споры с западом о реконструкции польского правительства, и правительственный кризис в Румынии. В конце марта Сталин получил сообщение от Эйзенхауэра, информировавшего его об англо-американских стратегических планах. Эйзенхауэр сообщил Сталину, что его непосредственной задачей был разгром немецких сил, обороняющих Рур.

Затем он намеревался захватить Эрфурт, Дрезден и Лейпциг, и соединиться с советскими силами в этом районе. Существовала вероятность, что западные силы будут введены при последующем продвижении к Регенсбургу-Линцу, с целью сорвать немецкие планы установить редут на юге страны. Отвечая на вопрос Сталина о его планах, Эйзенхауэр заключил, что Восток и Запад должны координировать действия против Германии.

Послание Эйзенхауэра было передано Сталину вечером 31 марта в его кабинете Гарриманом,Кларком Керром, британским послом и генералом Дином, американским военным представителем в Москве. Двенадцатью минутами позже, когда они ушли, Сталин поговорил с Жуковым, Антоновым и Штеменко, вероятно знакомя их с содержанием (письма). На следующий день Сталин ответил американскому командующему, что западные и советские стратегические планы совпадают.

Он согласился, что советские и западные войска встретятся на линии Эрфурт-Лейпциг-Дрезден, и сказал, что главное наступление Красной Армии будет в этом направлении. Что касается Берлина, Сталин сказал, что «его потеря имеет в первую очередь стратегическое значение. Следовательно советское командование думает выделить только второстепенные силы для Берлина». Главное советское наступление, сообщил Сталин Эйзенхауэру, начнётся во второй половине мая, включая, если обстановка не изменится, второстепенный удар на юге, в направлении на Линц и Вену.

2 апреля Сталин встретился с Жуковым, Антоновым и Штеменко снова. К беседе присоединился Конев, и она продолжалась два часа. Четыре генерала вернулись 3 апреля для короткой беседы. В этот же день Сталин подписал директиву Жукову и Коневу. Задачей Жукова было начать наступление для захвата Берлина и выхода на реку Эльба (договорная линия раздела Германии на советскую и западную части) через 12-15 дней после начала операции. Задачей Конева было нанесение удара южнее Берлина и выход к Дрездену через 10-12 дней, и затем продолжение наступления на Лейпциг.

Разграничительной линией между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами было зафиксировано направление на Люббен, городок в 50 милях юго-восточнее Берлина. Двойное наступление началось 16 апреля. Основной план для Жукова: нанести удар в направлении немецкой столицы и обойти город с севера, в то время, как силы Конева окружат город с юга. Поддерживающую роль должен был сыграть 2-й Белорусский фронт Рокоссовского, который начал своё наступление в направлении Берлина 20 апреля с целью защиты правого фланга Жукова от немецкой контратаки с севера.

Многие историки доказывают, что Эйзенхауэр был введён в заблуждение Сталиным, и, что Берлин был основной целью, которую советский диктатор желал захватить раньше западных союзников. Однако, с точки зрения Сталина, это было совершенно не обязательно. В 1948 году он привёл довод о берлинской операции в беседе с Беделлом Смитом, тогдашним послом США, который был, в своё время, начальником штаба Эйзенхауэра. Согласно Сталину, Берлин был вторичной целью, и поэтому только силы Жукова получили задачу взять немецкую столицу.

Но наступление Жукова было задержано немцами, тогда как Конев и Рокоссовский ему помогли. Это превратило Берлин из второстепенной в главную мишень. Сталин показал Смиту приказы из военных архивов, отданные им на Берлинскую операцию. Сталин объявил, поскольку Берлин находится по договору в советской зоне оккупации Германии, то с моральной и стратегической точки зрения правильно, чтобы Красная Армия взяла город.

Cталинская версия событий в основном совпадает с ходом операции. Первоначально планировалось взятие Берлина только силами Жукова, но 1-й Украинский фронт продвигался быстрее, и 17 апреля возник удобный случай перенацелить часть войск Конева для атаки Берлина с юга. Так как советские войска пробивались к центру Берлина, то было запланировано водрузить красный флаг над руинами здания рейхстага, недалеко от которого Гитлер совершил самоубийство в своём бункере.

Удачно для Сталина, три солдата, которые установили флаг над рейхстагом 30 апреля 1945 года были: грузин, русский и украинец. Позднее советский фотограф Евгений Халдей повторно снял сцену водружения Знамени Победы с двумя другими солдатами, создав памятную картину завоевания Берлина Красной Армией, аналогично подъёму «звёзд и полос» американскими солдатами на Иводзиме парой месяцев раньше.

Победа досталась не дёшево. Красная Армия потеряла 300 000 человек, включая около 80 000 убитых в ходе финального штурма Берлина. Наиболее дорогую цену пришлось заплатить на подступах к Берлину – больше, чем в самом городе. Но обширное длительное сражение на улицах города, имевшее место в Сталинграде в 1942 году, не повторилось, в отличие от Будапешта, который был взят после свирепого продолжительного боя.

Советские потери были даже меньше, чем у немцев, но теневой стороной триумфального марша Красной Армии стали зверства и грабежи, совершённые «меньшинством» советских солдат. Особенно ужасающим было большое число изнасилований бойцами Красной Армии. По приблизительной оценке было совершено от десятков тысяч до миллиона таких преступлений. Истинная цифра лежит где-то посередине, но наибольшее число изнасилований имело место в Большом Берлине, городе, где в 1945 году было очень много женщин. Берлинки были не одиноки, страдая от массовых изнасилований. В Вене было от 70 000 до 100 000 изнасилований. В Венгрии по приблизительным оценкам от 50 000 до 200 000 женщин были изнасилованы солдатами Красной Армии. Такие случаи были в Румынии и Болгарии, а также в освобождённых странах: Польше, Югославии и Чехословакии, хотя и в меньших количествах.

Трудно выяснить, знал ли Сталин обо всём, что происходило в это время, но он был склонен извинить поведение своих мужчин. В марте 1945 года он говорил прибывшей с визитом чехословацкой делегации:

«Все хвалят нашу Красную Армию; да, она заслужила эти похвалы. Но я попросил бы наших гостей не разочаровываться в шарме Красной Армии в будущем. Сейчас в Красной Армии служат около 12 миллионов человек. Эти люди далеко не ангелы. Эти люди ожесточены войной.

Многие из них прошли 2000 километров в битвах, от Сталинграда до середины Чехословакии. В пути они видели много горя и много зверств. Не удивляйтесь, если некоторые из наших людей в вашей стране не будут вести себя так, как должно. Мы знаем, что некоторые солдаты малоинтеллигентны и обижают женщин, и девушек, и ведут себя недостойно. Пожелаем нашим чехословацким друзьям, чтобы их похвала Красной Армии не обернулась разочарованием».

Сталин был даже более точен, когда говорил с Тито и югославскими товарищами об их проблемах в апреле 1945 года:

«Вы конечно читали Достоевского? Вы видите, какая сложная вещь душа мужчины, его психика? Хорошо, затем вообразите мужчину, который сражался от Сталинграда до Белграда – за тысячи километров от своей разорённой земли, видя мёртвые тела своих товарищей и любимых людей. Как может такой мужчина реагировать нормально? И что такого ужасного в его желании пошутить с женщиной, после таких ужасов? Вы думаете, что Красная Армия идеальна. Она не идеальна, не может быть такой… Важно то, что она сражается с немцами…».

Но сталинская индульгенция была ограниченной, особенно, когда буйства Красной Армии наносили ущерб ценной экономической инфраструктуре в Германии, оборудованию, которое Советы собирались изъять, как часть репарационных платежей. Одним из путей, которые выбрал Сталин, чтобы остановить возмездие, была публикация в «Правде» от 14 апреля 1945 года статьи, критикующей советского писателя Илью Эренбурга, ставшего знаменитым в ходе войны своей мощной антинемецкой жёсткой пропагандой, наиболее часто выступавшего в газете Красной Армии «Красная Звезда».

Под заголовком «Товарищ Эренбург упрощает», начальник советской пропаганды Георгий Александров писал, что является ошибочным взгляд на всех немцев, как на единое целое; необходимо отличать Гитлера и нацистов от немецкого народа. Советский народ, указал Александров, не враждебен немцам, и говорить иначе означает играть на руку нацистской пропаганде, которая пытается расколоть советско-западный альянс. Эренбург не раскаялся и написал частным образом Александрову:

«Читая вашу статью, любой придёт к выводу, что я говорил о полном уничтожении немецкого народа. Тогда как, естественно, я никогда такого не говорил: это немецкая пропаганда приписывает мне подобное. Я не мог написать такого, поэтому я должен разъяснить это недоразумение тем или иным способом… Это мой принцип, как писателя и интернационалиста, которому расистская теория отвратительна…».

В настоящее время общественное и политическое воздействие изнасилований, в которых обвиняют Красную Армию, не преувеличивается. В 1945 году Красная Армия вызывала едва ли не всеобщий восторг в мире союзников, как спасительница Европы от нацистского варварства. Она вела войну против жестокого врага, но большинство людей вовсе не критиковало, а было благодарно ей за это.

Общественное внимание привлекли не обвинения нацистских пропагандистов в массовых изнасилованиях, которые они выдвигали ещё до вступления Красной Армии в Германию, а кадры кинохроники, показывавшие лагеря смерти и уцелевших истощённых людей, «освобождённых» Советами, прошедшими через Польшу в начале 1945 года. Первым нацистским лагерем смерти, захваченным (не «освобождённым» – автором применён термин «набег») в июле 1944 года Красной Армией, был Майданек. В конце января 1945 года Красная Армия захватила Аушвиц, и затем лагеря Бельзен, Челмно, Собибор и Треблинку – несомненно самый чёрный список ужасов за всю историю человеческого существования.

Без сомнения это было время великого триумфа для Сталина, но не удовлетворения. Когда Гарриман поздравил его с захватом Берлина, он напомнил послу, что «царь Александр брал Париж».

7 мая немцы окончательно сдались, хотя Жуков подписал акт о капитуляции Берлина только на следующий день. Следовательно день Победы был отпразднован в Советском Союзе на день позже, чем в Британии и США. Александр Верс описывает эту сцену в Москве 1945 года:

«9 мая стало незабываемым днём в Москве. Стихийная радость двух или трёх миллионов человек, которые столпились на Красной площади в тот вечер, была неподдельной и глубокой, какой я никогда не видел до сих пор в Москве.

Они танцевали и пели на улицах; обнимали и целовали всех солдат и офицеров… Они были так счастливы, что могли даже не выпивать; и под пристальным, но сдержанным взглядом милиции молодые люди даже мочились у стен гостинницы «Москва», затопив широкий тротуар. Ничего подобного этому до сих пор не случалось в Москве. Для этого Москва отбросила всю сдержанность напрочь. Показанный фейерверк был наиболее грандиозным из тех, что я видывал».

В своём заявлении о Великой Победе Сталин подчеркнул, что поражение Гитлера означает свободу и мир между народами, указав, что целью немцев было расчленить Советский Союз, отделив Кавказ, Украину, Белоруссию, балтийские страны и другие территории. Сталинское отношение к этому намерению немцев по отношению к СССР, как многонациональному государству, возможно контрастировало с его следующим публичным заявлением, в котором он особенно высоко оценил вклад русского народа в победу.

На приёме в Кремле 24 мая 1945 года, специально для военных, Сталин поднял бокал за здравие советского народа, но «прежде всего за здравие русского народа, не только потому, что это – народ лидер, но и потому, что он имеет общность чувств и выносливость. Наше правительство сделало много ошибок, мы были в отчаянном положении в 1941-1942 годах… другой народ мог сказать: убирайтесь в ад, вы предали наши надежды, мы организуем другое правительство, которое заключит мир с Германией и даст нам передышку…

Но русский народ не сделал этого, не пошёл на компромисс, он оказал безусловное доверие нашему правительству. Я повторяю, мы наделали ошибок, наша армия была вынуждена отступать, потеряв контроль над событиями… Но русские люди поверили, проявили упорство, ждали и надеялись, что мы возьмём действия под контроль. За это доверие в наше правительство, оказанное русским народом, мы говорим вам большое спасибо».

Сталинское указание на ведущую роль русских в войне впоследствии многократно обсуждалось. То, что русские были лояльным бастионом советского государства в ходе войны, совершенно очевидно, и сталинское публичное признание этого факта было только частью превознесения русского человека и обоснованием политических переломов, происходивших с 30-х годов. Использование русских пропагандой военного времени типично также, как и советской патриотической темы. Ключевой сторфой нового государственного гимна, принятого Советами в январе 1941 года (вместо коммунистического «Интернационала»), было:

«Нерушимый союз свободных республик

Объединила навеки Великая Россия.

Долгой жизни объединённому и могучему Советскому Союзу,

Созданному волей народов!»

24 июня на Красной площади состоялся Парад Победы. Принимал парад Жуков, верхом на коне. Сталин обозревал парад, стоя на мавзолее и глядя на тысячи немецких военных знамён, брошенных перед ним. Той ночью Сталин принял 2500 генералов и офицеров в Кремле, но его речь перед ними была несколько неожиданной: в своём тосте, опубликованном в газетах, Сталин похвалил не своих генералов, но миллионы простых людей, зубчиков великой государственной машины, от которых зависела его, и его маршалов победа в войне.