Текст книги "Дурная слава"

Автор книги: Джанет Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Иден смотрела, как они вошли в дом, потом перевела взгляд на ключи в левой руке. После минутного колебания она повернулась и пошла к пикапу Киннкэйда.

Квартира на верхнем этаже была типичной берлогой холостяка: разнокалиберная мебель и дешевые гравюры в рамках на голых стенах давно уже нуждались в общении с тряпкой и пылесосом, кофейный столик перед телевизором был завален пустыми жестянками из-под пива и грудой картонок из-под пиццы; в углах, под столами и стульями лежали пушистые шарики пыли. Киннкэйд не разглядывал обстановку. Его взгляд, обежавший комнату, остановился на огоньке, светящемся на телефонном аппарате, скрытом под номером «Спорте иллюстрейтид».

– Моя одежда и вещи в гостевой комнате.

– С этим можно не торопиться. Сначала тебе надо сделать телефонный звонок.

Киннкэйд подошел к телефону и скинул с него газету.

– Телефонный звонок? – Винс, хмурясь, обернулся. – Кому я должен звонить?

– Де Парду. Ты ведь не явился на свидание с Шихэном, припоминаешь? А сейчас Де Пард теряется в догадках, почему ты с ним не связался.

Киннкэйд уже снял трубку и держал ее, предлагая Винсу.

– В это время он уже будет спать, – запротестовал Винс.

– Разбудить его.

– И что я ему скажу?

– Правду. Скажешь, что твоя сестра еще никого не нашла, чтобы перегнать свой скот на рынок, а учитывая, что все работы на ранчо свертываются и вы будете далеко от дома, тебе не с руки поддерживать с ним связь регулярно. Но если появится что-то новенькое, ты найдешь способ сообщить ему. Скажешь только это и ничего больше.

– А что мне сказать, если он спросит, почему я тогда не встретился с Шихэном?

– Придумай что-нибудь сам. Соври. Ты ведь мастер на такие штучки. – Киннкэйд толкнул к нему телефонный аппарат. – Звони.

Винс неохотно взял трубку и набрал номер.

Дьюк Де Пард сидел на краю постели, одетый только в нижнее белье. Рука его все еще покоилась на черном телефонном аппарате на тумбочке. В свете лампы серебрилась седина, голова его была низко опущена – он был погружен в размышления.

Он ненавидел, когда телефонные звонки раздавались среди ночи. Они всегда напоминали ему о гибели Джефа. Тогда его тоже разбудил телефон.

После минуты раздумья Дьюк снова снял трубку и набрал номер Шихэна.

– Это Де Пард, – услышав хриплый со сна голос десятника, представился Дьюк. – Мне только что звонил Винс Росситер.

– Росситер? – Последовала пауза, полная изумления, потом реплика: – Боже, как это случилось, что он позвонил в такой час? Среди ночи?

– Знаю…

– Чего же он хотел?

– Уверял, что это первый за все время случай, когда ему удалось улизнуть. Сказал, что этот малый Киннкэйд все время наблюдает за ним, поскольку заподозрил, что Винс поставляет нам сведения о действиях сестры. Винс обеспокоен, боится, что он расскажет ей, а она замкнется, как устрица, и не будет посвящать его в свои планы.

– Это похоже на правду.

– Винс хочет на время вести себя поосмотрительнее. Просит не беспокоиться, если какое-то время от него не будет известий. Сказал, что свяжется с нами, только если узнает что-нибудь важное.

– Вы ему верите? – спросил Шихэн.

– В его словах есть смысл, – мрачно признался Дьюк, – по что-то тут не вяжется, и я это чую.

– Что?

– Не знаю. Просто чувствую, но что именно…

– А как быть мне?

– Остается только держать открытыми глаза и уши и ждать. Завтра позвони кое-кому и попытайся разведать что сможешь.

– Считайте, это уже сделано, – ответил Шихэн. Де Пард повесил трубку.

Киннкэйд и Винс сидели на заднем сиденье пикапа Росситера, когда на парковочную площадку въехала Иден. Капот грузовика Винса был поднят. Расти Уокер возился с мотором. Иден припарковалась рядом, выключила мотор и вышла.

– Твои вещи в машине, – сказала она Киннкэйду.

– Хорошо.

Расти опустил капот, похлопал по нему, проверяя, закрыт ли он на защелку, вытер тряпкой жирную смазку с рук.

– Теперь он поедет, – довольно ухмыляясь, констатировал он.

Киннкэйд кивнул, потом поглядел на Винса:

– Поедешь следом за мной, но не воображай ничего. Расти всю дорогу до ранчо будет сзади и не спустит с тебя глаз.

– И ты думаешь, этот его драндулет дотянет? – Винс бросил пренебрежительный взгляд на пикап Расти.

– Не спеши с оценками, Винс: по одежке встречают, по уму провожают, – посоветовал Киннкэйд. – Под капотом у этого грузовичка мощный модифицированный двигатель. Он догонит и перегонит тебя в один момент, ты и глазом моргнуть не успеешь.

Киннкэйд сделал знак Иден, чтобы она села к нему в машину.

– Поедем.

– Минуточку, – запротестовал Винс. – Почему это она поедет с тобой?

– Потому что я так хочу.

Двадцатью минутами позже трио пикапов ехало по шоссе, соединяющем штаты, строго на восток – огни Рино все еще маячили позади. С момента когда они тронулись. Иден не обменялась с Киннкэйдом ни единым словом.

– Зачем ты это затеял? – спросила она наконец.

– Затеял – что?

– Зачем везешь Винса обратно на ранчо?

– Ты же его слышала – он сказал, что ненавидит это место. Для него это равносильно тюремному заключению.

– И все?

Иден старалась не выказать своего огорчения.

– Богом клянусь, мне очень хочется, чтобы на этом дело и кончилось, – пробормотал Киннкэйд, чувствуя, как злость на самого себя закипает у него в жилах. – Я хотел бы, чтобы у меня была причина запретить тебе вмешиваться во все это. Но ты ведь уже вмешалась. Я не могу позволить твоему братцу выйти сухим из воды, легко отделаться, но и тебя обижать тоже не хочу.

Он говорил правду. В нем больше не было свирепой ненависти, которую он испытывал раньше. Улетучилась, и, судя по всему, безвозвратно, вся его жесткость и решительность. Теперь, глядя на Винса, он думал об Иден, а не о Марси. И это заставляло Киннкэйда чувствовать себя виноватым.

– Черт знает как все запуталось, верно? – вздохнул он. – Черт бы меня побрал, если я хочу причинить тебе зло, и черт бы меня побрал, если не хочу наказать его.

Киннкэйд взял Иден за руку. Фары их машины отбрасывали в ночь снопы света, сливаясь в один мощный пучок, и это был единственный свет на мили и мили окружавшего их мрака.

Глава 22

Незадолго до полудня следующего дня они въехали на территорию Большого лесистого каньона и оказались в разбитом там лагере. Дикий Джек затрусил на своих кривых йогах встретить их. Его седые космы при каждом шаге падали ему на плечи.

– Черт возьми, ты опять здесь. – Он хмуро оглядывал Иден, придерживая под уздцы ее лошадь и помогая ей слезть. – Все думали, что на этот раз ты не вернешься, что Де Парду удалось-таки тебя задавить.

– Это случится, когда коровы начнут летать. – Иден зацепила стремя за луку седла и ослабила подпругу, чтобы лошадь могла свободно вздохнуть.

– Я видел, как летают коровы. Четыре, – заявил Дикий Джек; – Я видел своими собственными глазами, как летели четыре коровы.

– Да, а как ты был пьян в то время, помнишь? – усмехнулся Винс.

Повар негодующе запыхтел:

– Я не был пьян. В тог день я был трезв, как баптистский проповедник. В тот день они погрузили четырех призовых телок на самолет, и я видел, как взлетел самолет с четырьмя коровами внутри.

– Да, тут он тебя уел, Росситер, – осклабился Расти.

– Черта с два. Летел-то самолет, а не коровы.

– А что же делали коровы? – горячился Дикий Джек. – Ведь они были не на земле. Самолет летел. Коровы были на самолете. Коровы летели.

Закончив свою речь, он улыбнулся во весь рот, уверенный в том, что его логика непобедима. Потом поглядел на Расти и нахмурился.

– Кто вы?

– Это Расти Уокер, новый работник. Только что подписал договор. – Иден взяла в руки поводья. – А это наш повар. Все зовут его Дикий Джек.

– Привет. – Расти коснулся шляпы, отдавая ему салют.

Повар хрюкнул, стараясь самым правдоподобным образом сымитировать реакцию дикого индейца, и занялся изучением густо присыпанного веснушками лица Расти.

– Твое индейское имя должно быть Многопятнистый, – заметил он.

– Но у меня нет индейского имени, – возразил Расти, отвечая повару столь же пристальным взглядом и скептически поднимая брови, после того как отдал должное представшему перед ним зрелищу.

– Теперь оно у тебя есть, – объявил повар. Внезапно с хмурым видом он обернулся к Иден: – Привезли припасы?

– Они на вьючной лошади.

Повар тут же подскочил к лошади и, обращаясь к ней на каком-то птичьем языке, взял ее под уздцы. Лошадь с явной неохотой двинулась вперед. Повар подвел кобылу к Иден, остановил ее и, похлопывая рукой по тюку, спросил:

– Вы привезли ванильный экстракт? – Он бросил на нее быстрый проницательный взгляд. – У нас мало осталось.

Иден улыбнулась:

– Не волнуйся. Теперь у тебя его много.

– Это чертовски славная вещь, – объявил Джек, одарив при этом всех присутствующих одним из самых многозначительных взглядов, на которые он только был способен. Затем он внимательно посмотрел на Иден: – Ты выглядишь иначе, чем прежде.

– Хочешь сказать, что выгляжу усталой?

– Не усталой, а другой. Тебя не было так долго. И ты изменилась.

Иден бросила на повара сердитый взгляд, потом перевела его на Киннкэйда.

– С твоими глазами творится что-то неладное, старина. – Иден повернулась и направилась к фургону, ведя в поводу лошадь.

– У меня глаза как у орла, – объявил повар. – Смотрят далеко. Видят много. – Он заковылял вслед за Иден, таща за собой вьючную лошадь. – Эти глаза видели пыль от копыт твоего коня, когда ты была еще по ту сторону долины.

– Хватит! – перебила Иден. – Забери припасы и распакуй их.

– Никакого уважения к старшим. Это просто стыд и позор. – По обыкновению ворча, повар удалился.

Винс последовал за ним.

– Нет ли у тебя этого горького черного отвара, который ты называешь кофе? Я бы выпил немного…

Проводив глазами старика, Киннкэйд подошел к Иден.

– Ты знаешь, что он пьет этот ванильный экстракт?

– У нас никогда еще не было непьющего повара. По крайней мере, прикладываясь к ванильному экстракту, Джек может готовить. Но если у него не будет этого пойла, он перейдет на виски и запоя не миновать.

Подъехал Боб Уотерс.

– Где вы были? – спросил он. – Мы все гадали, что с вами стряслось. Я и понятия не имел, что вы вместе с Киннкэйдом и Винсом. И почему вы так задержались?

– Виновата, но не было возможности послать вам весточку. Кстати, я наняла нового работника. Его зовут Расти Уокер.

Услышав свое имя, Расти подошел к Иден.

– Это мой главный ковбой Боб Уотерс, – сказала она. – Вы будете работать с ним.

– Расти знает, как обстоят дела с Де Пардом? – спросил Боб.

Иден кивнула:

– Прежде чем снова прыгнуть в седла, следует выпить немного кофе. Ты тоже можешь к нам присоединиться и просветить нас насчет тех территорий, которые мы еще не осматривали. Я поеду вместе с вами. Нам надо кое-что осмотреть и проверить.

Теперь Иден снова стала Боссом с большой буквы. И вся во власти забот и дел – отметил про себя Киннкэйд. И это та самая женщина, которая каталась с ним на карусели, слизывала сладкую пудру от сахарной ваты со своих пальцев, восхищаясь утками, так страстно предавалась любви… Теперь она снова замкнулась в себе.

Меньше чем через тридцать минут они уже сидели в седлах и обшаривали окрестные холмы в поисках скота. Исконный и неизменный порядок их жизни восстановился.

Их поднимали с постели, когда небо было еще черно; они шли к фургону, чтобы быстро умыться. Мужчины брились, если у них хватало на это сил, и выпивали по первой, столь важной для них чашке кофе.

Подкрепившись сытным завтраком, они седлали своих лошадей в сумеречном предрассветном жемчужном освещении и выезжали до того, как на горизонте появлялось солнце.

Как правило, возвращались они за полночь. Единственным, кто жаловался, был Винс, но он свел свои стенания до минимума; особенно это чувствовалось, когда рядом оказывался Киннкэйд: в каждом ожесточенном взгляде, который он бросал на него, сквозило раздражение. Однако под двойным надзором Киннкэйда и Расти Винс вел себя тихо и не доставлял хлопот. Впрочем, Киннкэйд не особенно об этом задумывался.

По мере того как шли дни, он ловил себя на том, что все меньше и меньше его мысли были заняты Винсом и все больше и больше он думал об Иден. Она снова стала боссом. К тому же боссом, который не только отдает распоряжения, но и подает пример. И если она понукала своих работников, то и себе спуску не давала.

Каждое утро Иден первой поднималась с постели, первой приходила на кухню, первой направлялась к лошадям и первой оказывалась в седле. Но последней возвращалась в лагерь, последней спешивалась, последней выбирала лошадь на завтра, последней ужинала и отправлялась спать.

Киннкэйд видел, как временами она валилась с ног от усталости, но тотчас же овладевала собой, встряхивалась и принималась за следующее дело.

Киннкэйд восхищался бы ею, если бы в нем не росла досада на то, как она вела себя по отношению к нему. Ни словом, ни взглядом, ничем в своем поведении, ни одной репликой Иден не показывала ему, что он когда-либо был для нее чем-то иным, чем просто работником с ранчо. Она вела себя с ним точно так же, как со всеми остальными. Ничуть не дружелюбнее, но и не холоднее.

Он убеждал себя, что все хорошо. Возможно, при сложившихся обстоятельствах иначе нельзя. И все же чем дольше это продолжалось, тем больше ему становилось не по себе. На исходе второй недели терпение его лопнуло.

С первыми проблесками света Киннкэйд начал седлать своего гнедого и услышал, как чуть поодаль под весом всадника скрипит кожаное седло. Он обернулся на звук и увидел Иден, заставляющую свою лошадь пятясь отъехать от импровизированной ограды из канатов.

Киннкэйд торопливо подтянул подпругу и вскочил в седло. К Иден тем временем подъехал Боб, и они с увлечением занялись обсуждением планов на предстоящий день.

На Иден была короткая джинсовая куртка, небрежно наброшенная на плечи, и ее всегдашняя шляпа, из-под полей которой виднелось несколько прядей волос, наспех перехваченных на спине лентой. Она уверенно сидела в седле, прямая и стройная; в посадке ее чувствовалась гибкость, сила и властность.

Но Киннкэйд слишком хорошо помнил ту, другую Иден, способную смеяться, любить и ненавидеть с одинаковым рвением. Помнил и не хотел, чтобы забыла она…

Сегодня Иден должен был сопровождать Эл Бендер. С трудом оседлав коня, он было направился к ней, но Киннкэйд повернул своего гнедого и перехватил его.

– Нынче с Иден поеду я, – сказал он.

Эл смотрел на него непонимающим взглядом, глаза его опухли от недосыпа.

– Она так сказала? – спросил он, не доверяя собственной памяти.

– Нет, это я так говорю. Эл пожал плечами:

– А мне-то что? Я мог бы немного передохнуть, но тебе она не даст поблажки. Помни об этом, если хочешь ехать с ней.

Увидев Киннкэйда, направившего свою лошадь в ее сторону, Иден сразу все поняла. Она ждала и боялась этой минуты. Но быть может, он передумает и повернет назад? Нет. Слишком уж непреклонен и решителен был его взгляд…

Иден запаниковала: вспыхнувшие вдруг разом раздражение, радость и сожаление терзали ей душу. Отчаянным усилием воли она взяла себя в руки.

– Сегодня с тобой поеду я, – подъехав, сообщил Киннкэйд. – Эл отправится с Расти и Винсом.

Казалось, он ждал возражений, но Иден не собиралась с ним спорить.

– Ладно. Если ты готов, поехали.

Первые минут пять ни он, ни она не проронили ни слова. Чувствуя, как между ними нарастает напряжение.

Киннкэйд собирался было нарушить молчание, но Иден опередила его.

– У основания пика Кобблера есть естественный водоем, в том широком каньоне. Известно, что в прошлом году там долго держалась вода. Вчера я видела несколько дорог, ведущих в этом направлении, – сказала Иден, после того как они проехали некоторое расстояние. – Сначала мы проверим это место и осмотрим весь путь, ведущий к нему.

– Ну что ж, прекрасный план, – отозвался он. Снова нависло молчание.

– И что ты об этом думаешь? Что собираешься делать? – заговорил Киннкэйд.

– Ты о чем?

– О нас.

– «Нас» не существует.

Голос ее звучал на удивление спокойно.

– Вот как?

Киннкэйд замолчал, стараясь не дать воли вспыхнувшему в груди гневу. Он и не предполагал, что она сможет так быстро вывести его из себя.

– Значит, надо считать, что времени, которое мы провели вместе в Рино, и всего остального не было вовсе?

– Конечно же, было. – Иден старалась говорить как можно естественнее. – В высшей степени приятное и забавное приключение. Но теперь все кончено. – Она с нарочитой небрежностью махнула рукой.

– Ах, приключение? Так вот как ты это называешь?

– Не думаю, что стоит относиться к случившемуся иначе, – с едва заметным упреком спокойно сказала Иден, Она искоса посмотрела па Киннкэйда и молча поздравила себя с тем, что так умело новела разговор.

– Фантастика! – воскликнул задетый за живое Киннкэйд. – Как это у тебя лихо получается!

– Похоже, ты разочарован, что я не вздыхаю и не бросаю на тебя томных взглядов. Если бы я извинилась, ты чувствовал бы себя лучше?

– Можешь не беспокоиться. Мне давно следовало понять, что ты трусиха.

– Я не трусиха, – тотчас же вспыхнула Иден. Киннкэйд, резко осадив свою лошадь, развернулся к ней. Их колени соприкоснулись, и он, ловко ухватившись за луку ее седла, перехватил у нее поводья.

– Ты до смерти напуганная, жалкая маленькая трусиха!

– Это ложь! Наглая ложь! – с жаром запротестовала Иден. – Признаю, что я рассказала тебе о себе слишком много. Даже Винс лишь отчасти посвящен и эту историю… Но это не дает тебе права судить меня. А то, что ты спал со мной, не дает права оскорблять меня. Я не хочу заводить романа ни с тобой, пи с кем-либо другим. Тебя это обижает? Или тебе не дает покоя, что инициатива принадлежит мне? – Горячась все больше и больше, она почти что кричала.

– Нет! – Киннкэйд гордо выпрямился и в упор посмотрел на Иден. – Меня оскорбляет то, что нашу близость ты свела к простой и пошлой интрижке, к эпизоду на одну ночь.

Она мгновенно побледнела.

– Какое значение имеет, была это одна, две или дюжина ночей? – Иден вдруг стало откровенно стыдно за свою горячность да и, что греха таить, трусость. – Черт бы тебя побрал… – признавая правоту его слов, пробормотала она.

Киннкэйд уже спрыгнул с седла и, прежде чем Иден успела приготовиться к обороне, рывком стащил ее на землю.

Обе лошади отпрянули от сражающейся пары – Иден пыталась вырваться из его объятий. Но тщетно. Мгновение спустя она уже не понимала, с Киннкэйдом ли ей бороться или с нарастающей в ней самой страстью… Но сопротивление ее становилось от этого еще яростней, еще отчаянней, еще упорней.

После очередной неудачной попытки вскочить на ноги Иден оказалась лежащей на спине. Киннкэйд же навалился на нее всем своим телом, чуть ли не намертво прижав к земле.

– Это было нечто большее, чем интрижка на одну ночь, и ты это знаешь, – из последних сил прохрипел он. – Это не было просто сексом, это не было насилием. И вообще я не Джеф.

Услышав это, Иден вдруг оцепенела. Потом слезы брызнули из ее глаз.

– Но ведь дело не только в Джефе. Верно? Каждый раз, когда к тебе приближается мужчина, каждый раз, когда ты испытываешь искушение, ты вспоминаешь о тех мужчинах, которых знала всю жизнь. Об отце, бросившем тебя и ни разу не приехавшем навестить, о никчемном братце, который появляется, только когда ему нужны деньги, и о наемных работниках, ковбоях, нанимающихся к тебе только на несколько месяцев.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не понимаешь? – Киннкэйд пристально посмотрел ей в глаза. – Ты можешь ненавидеть их, если хочешь. И Бог свидетель – есть за что. Но будь я проклят, если ты посмеешь сравнивать меня с кем-нибудь из них.

– И даже с Де Пардом? Киннкэйд помрачнел.

– Винс. Вот в чем дело. Верно? Ты решила, что у нас ничего не получится из-за моей ссоры с ним, которая в конце концов разрушит отношения между нами.

– А разве не так? – вытирая слезы, с вызовом спросила она.

– Только если мы позволим этому случиться.

– Ты дурак.

– А ты трусиха. Боишься проверить правоту моих слов.

– Нет!

– Докажи это.

Тотчас же его рот приблизился к ней, и он поцеловал ее, но не с нежностью и не со страстью, уже знакомыми ей, – это был жадный, свирепый, требовательный поцелуй, полный жажды обладания.

Иден не удалось избежать его. Пытаясь не замечать, как кровь ее закипела от этого поцелуя, она закрыла глаза. Когда наконец он, разгневанный, оторвался от нее, она решила, что ее единственное спасение – равнодушие. Главное – не показать, как волнительна для нее его близость.

– Конец, верно?

– Да…

Он почувствовал в ее голосе нотки отчаяния.

– Нет, любовь моя, до конца еще далеко. Ты воображаешь, что твое сердце так стучит от гнева? Думаешь, двое могут пережить то, что случилось с нами, а готом расстаться и забыть?

Вконец измученная раздиравшими ее душу сомнениями, Иден молчала.

– Я уверен, что это невозможно, – продолжал Киннкэйд. – Да и ты тоже не веришь.

И снова его жадный, требовательный рот прильнул к ее губам.

Решив про себя ничего ему не давать и ничего не брать, Иден словно спала. Но под его натиском долго так продолжаться не могло. Очень быстро ее дыхание участилось, а губы стали нежными и мягкими.

Киннкэйд не соблазнял ее. Он сокрушал волю Иден и бросал ей вызов. Отвечая на этот вызов, Иден была столь же страстной, но его ничто не могло удовлетворить.

Он стянул с нее куртку и рубашку. В его прикосновениях уже не было нежности их первых объятий. Его руки легли на обнаженную грудь, он ласкал, дразнил и целовал ее, пока соски не стали твердыми. Разгоряченная, ощущая потребность в нем, она, извиваясь всем телом, застонала.

И средь белого дня, при ярком сиянии солнца их окутала темнота, черная бархатная темнота этого головокружительного вихря. Воздух вокруг них сгустился и стал тяжелым. Каждый раз, когда Иден делала попытку вздохнуть, он застревал где-то в горле и она стонала.

Полная нетерпения и желания делать то же, что и он, так же дразнить и возбуждать его, Иден рванула его рубашку. Не прерывая ни на мгновение своих жарких влажных поцелуев и торопливых ласк, они разделись.

И в прошлый раз Иден узнала силу всепоглощающей страсти. Но по сравнению с тем, что она ощущала сейчас, прежнее знание казалось детской игрой. Теперь все ее тело содрогалось от столь похожего на боль наслаждения. Обезумев от переполнявших ее чувств, она впилась ногтями ему в плечо.

И вот, оказавшись совсем близко, он задрожал, проникая в нее все глубже и глубже. Она изогнулась, чтобы встретить его. По их коже струился пот, источавший аромат страсти, острый и пронзительный, как сломанные стебли полыни.

Киннкэйд чувствовал, как изнывает его плоть, как стремительны движения ее бедер, как невыносимее становится ожидание конца этого безумного, страстного и несказанно прекрасного единения.

Чувства его были на пределе. Он видел солнечные блики, слепившие глаза, слышал шелест одежды, вкушал жар ее тела. Но реальность бытия, казалось, исчезла, растаяла словно дым. И вдруг будто взрыв, будто огненный всполох – наступило мгновение жгучего, потрясающего все тело, расплавляющего наслаждения.

Когда протяжный крик Иден эхом зазвенел у него в ушах, он прижал ее к себе еще крепче. Его рука в забытьи блуждала по ее влажному телу, по талии и бедрам, и в этой ласке была разделенная близость, от которой сердце постепенно приходило в себя, а дыхание становилось медленным и ровным.

– Кажется, я готова тебе подыгрывать, – пробормотала Иден, нарушая молчание.

– О чем ты?

– «Старейшие грехи свершать на новый лад». Киннкэйд хмыкнул:

– Я уже цитировал тебе из «Генриха IV».

– Правда? – Слегка вскинув голову, она прищурилась.

– Правда. Ты бы удивилась, насколько далеко можно зайти с женщиной, процитировав всего одну возбуждающую строчку из Шекспира, – заметил он с умным видом. – Вот эта всегда срабатывала. Но есть и еще одна, которая тоже приносит успех.

– И какая же?

– «Позволь спуститься мне на петлю ниже», – театрально прошептал он, изображая приступ похоти.

Иден рассмеялась, придя в восторг от этой строчки.

– Из какой это пьесы?

– Ты мне не поверишь, – предупредил он.

– И все же.

– «Бесплодные усилия любви».

– Ты шутишь! – смеясь воскликнула Иден и опустила голову ему на плечо.

– Я соскучился, – глубоко вздохнув, признался Киннкэйд.

– По чему соскучился?

– По твоему смеху.

Иден нежно потрепала его по плечу и посмотрела в небо.

– Если мы будем продолжать на таком солнцепеке, то обгорим. – Она села и потянула из-под него свою рубашку. – Привстань, пожалуйста, я хочу одеться.

– Да, если обгорим, объяснить это будет нелегко.

Когда они оба оделись, от Киннкэйда не укрылось, что Иден стала чересчур молчаливой. Он застегнул молнию на джинсах и смотрел теперь, как Иден заправляет рубашку. Рассеянный взгляд Иден казался вполне невинным, но он чувствовал, как она пытается восстановить стену между ними, которую ему только что удалось низвергнуть. Он поднял с земли ее шейный платок и подал ей.

– Благодарю.

Она взяла у него платок. Теперь ее взгляд обратился к нему.

– Иден… – начал Киннкэйд.

– Не надо, – перебила его она.

Иден тряхнула головой и глубоко втянула воздух. Она старалась не смотреть ему в глаза. Лицо исказила гримаса страдания.

– Я не могу позволить себе менять свою жизнь, – тихо, но твердо сказала она.

– Полагаю, это некоторый прогресс, – заметил Киннкэйд. – По крайней мере теперь ты смотришь на меня куда серьезнее.

– Не надо шутить. Я… Я не могу позволить себе завести роман. У меня и так полно дел… Придется самой перегонять скот. Позволить себе слабость в такой ситуации было бы последним делом.

– Ого! Теперь я уже стал помехой в делах. Ну что же, мои шансы растут. Может, на дюйм или два выше? – Киннкэйд вдруг развеселился.

– Прекрати, пожалуйста. В этом нет ничего смешного. – Иден нахмурилась.

– Согласен.

– Хорошо. Тогда попытайся меня понять. Я должна сражаться с Де Пардом. И я не могу позволить себе ошибиться.

– А тебе не приходило в голову, что я могу тебе помочь?

– Это мое ранчо, а значит, и проблемы мои, – отрезала Иден.

– Но все становится проще, когда рядом друг.

– Лучше рассчитывать только на себя, – возразила она.

– И оставаться одной, черт возьми! Жизнь и так слишком часто вынуждает нас оставаться в одиночестве. Зачем же форсировать события, создавать стену между собой и другими?

– Ты не понимаешь. – Иден вздохнула. Она чувствовала досаду и раскаяние.

– Понимаю лучше, чем ты воображаешь. И ключевое слово в этом случае – доверие.

– Это нелегко. – Иден еще выше вскинула голову.

– Ничто стоящее не дается легко.

– Ты забыл о Винсе? – с горечью в голосе спросила она.

– Нет, я не собираюсь сбрасывать его со счетов, – возразил Киннкэйд. – Почему не принимать все как есть? День за днем, шаг за шагом?

– Ты не оставляешь мне выбора. – Иден подняла с земли шляпу, отряхнула с нее пыль, и это помогло ей собраться с силами, преодолеть ощущение поражения. – Речь идет о моей жизни, и я сама должна иметь право решить, хочу я пустить в нее тебя или нет.

– Теперь слишком поздно. – Он взял ее за подбородок и уткнулся носом в уголок ее рта, стараясь заставить поцеловать себя в ответ. – Я уже есть в твоей жизни. Даже принимая в расчет твоего брата, я здесь.

Она ощутила тепло его губ, и сердце ее дрогнуло.

– Ты стараешься подтолкнуть меня к решению, да? И не отстанешь, пока я не соглашусь. У меня нет времени сражаться с тобой.

Иден хотела, но не могла сказать ему, чтобы он уехал, – ей нужна была его помощь. Киннкэйд это знал.

– На какое-то время мы попытаемся сделать так, чтобы все было по-твоему, – продолжала она.

– Узнаю мою девочку. – Киннкэйд улыбнулся. Услышав эту реплику, Иден, разъяренная, повернулась к нему.

– Я не твоя девочка. И давай договоримся, ты не должен похваляться своими подвигами перед моими работниками. Я не хочу слушать их шуточки и знать, что они перемигиваются и хмыкают за моей спиной. Слышишь?

Весь ее гнев был напускным – она старалась замаскировать свой страх перед новыми в ее жизни ощущениями и, что еще хуже, перед утратой уважения к себе. Киннкэйд это понял.

– Иден, я никогда не похвалялся своими любовными успехами.

– И лучше тебе этого не делать и впредь. А иначе, клянусь, я свяжу тебя, как хряка, и кастрирую так быстро, что ты и опомниться не успеешь.

– Думаю, я мог бы похвастаться, – сдерживаясь изо всех сил, чтобы не расхохотаться, пробубнил он.

– Перед ребятами ты не должен проявлять никакой фамильярности, не должен ко мне прикасаться, не должен подходить ко мне близко, – предупредила Иден.

Киннкэйд посерьезнел.

– Хочешь сказать, что я не имею права навещать тебя в твоей палатке?

– Нет!

– И мы не сможем совершать прогулки при луне?

– Нет.

– И я не смогу посылать тебе воздушные поцелуи, когда мы будем сидеть по разные стороны костра?

– О Боже! – Резко повернувшись, она всплеснула руками и решительно направилась к лошадям. Киннкэйд, посмеиваясь, последовал за ней.

Как ни противилась Иден, она не могла не признать, что с появлением Киннкэйда дело пошло намного легче и скорее. Когда наконец они повернули к лагерю на исходе дня, гоня впереди стадо, ее мышцы болели от напряжения и усталости, но она осознала, что наслаждалась каждой минутой этого дня.

Иден никогда ни с кем не испытывала ничего подобного, даже с братом ей не работалось так легко. В отличие от Винса Киннкэйд не жаловался, не ворчал, пеняя на однообразие и скуку, не проклинал жару и пыль. Один раз Киннкэйд пустился в безумную, дикую погоню за годовалым бычком. Когда примерно получасом позже, гоня впереди бычка, он вернулся на взмыленной лошади, на лице его сияла усталая, но счастливая улыбка.

Однажды Киннкэйд взобрался на вершину холма.

– Вот так страна! – глядя вниз, восторженно прошептал он.

Не столько слова, сколько эта восторженность потрясли Иден до глубины души. Для Винса этот край всегда был чертовым диким и бесплодным местом. Он никогда не замечал его богатства, простора, его дикой красоты.

Лагерь был уже виден, солнце било прямо в лицо. Иден задумчиво глядела вдаль.

– Надеюсь, ты не думаешь, что это войдет в привычку? – вдруг встрепенувшись, спросила она Киннкэйда.

– Конечно, нет.

Ее удивила его готовность согласиться. Иден ждала возражений, к тому же, мягко говоря, отчаянных. С некоторым замешательством она посмотрела на своего возлюбленного, а затем продолжила:

– Кто-нибудь наверняка заподозрит, что между нами что-то произошло или происходит, но мы не можем этого допустить, верно?

– Не можем. – Киннкэйд усмехнулся. – Как сказал бы Дикий Джек, это чистый стыд и срам.

В скором времени они добрались до лагеря. После того как пригнанное стадо поставили в загон, Иден немедленно отправилась разыскивать своего главного ковбоя. Киннкэйд же решил «проведать» Винса. А для этого в первую очередь надо было разыскать Расти. Впрочем, Расти, словно читая его мысли, подошел сам.