Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
Даже в тусклом свете ее лоно, припухшее и розовое между бледными изгибами ягодиц, блестело от влаги.
Великолепное зрелище.
Син был рад, что они задержались здесь.
Глава 37
– Да, мне нужна помощь.
Ну разумеется, подумал Бутч. И он не должен был задавать Мэл этот вопрос.
Проглотив проклятье, он отступил назад, к тому месту, где она стояла у медленно заполняющейся ванны. Он обернулся только по необходимости, и, расстегивая бюстье, смотрел исключительно на крючки. Он не касался ее кремовой кожи и не был возбужден… и, Боже, он надеялся, что она сама не потянется к нему. Какой бы красивой Мэл ни была, он не поддавался искушению, и ему действительно не хотелось унижать ее отказом.
Она не нуждалась в такой концовке этой ночи…
Бюстье скользнуло с тела Мэл и приземлилось в наполняющуюся ванну.
Она испуганно вскрикнула, наклонилась, схватила его и быстро выпрямилась. Ее груди свободно качнулись…
Бутч развернулся и вернулся к стойкам с одеждой, пересекая все пространство апартаментов или как там называлось это жилье. Мгновение спустя кран перекрыли, послышался плеск, с которым тело погрузилось глубокую чашу… и шипение раненой женщины, когда она опустила свои больные кости в теплую воду.
– Извини, если я заставила тебя почувствовать себя неловко.
Мэл сказала это мягко, в ее словах слышалось раскаяние.
– Неловкость тут не при чем, – Бутч вытащил черную юбку в пайетках и с подолом в рюшах. – Я в себе уверен.
– Что ты имеешь в виду?
– Я люблю свою жену, и она единственная, кто вызывает у меня сексуальный интерес. – Он вернул юбку на место и продолжил движение вдоль вешалки. – Так что я в порядке… вау, это же «МакКуин».
– Большинство знакомых мне мужчин не настолько дисциплинированы.
Бутч посмотрел на ванну. Мэл вытянулась в чаше, ее голова покоилась на краю, густые темные волосы свисали прядями практически до пола. Она от усталости закрыла глаза, и это встревожило его, но, по крайней мере, на ее щеках снова вспыхнул румянец.
– Здесь дело не в дисциплине, – сказал он. – Ты – великолепная женщина, и дело не в тебе. А в том, кто ждет меня дома.
Мэл открыла глаза и на мгновение уставилась в пространство. Затем повернула голову и посмотрела на него через расстояние, которое он проложил между ними.
– Могу я задать один вопрос? – тихо сказала она.
Бутч сосредоточился на одежде, вытаскивая черную кожаную юбку размером с салфетку.
– Конечно.
– Что она сделала?
Он нахмурился и посмотрел в сторону ванны.
– Что, прости?
– Что такого сделала твоя жена, что ты влюбился в нее? Был ей настолько предан? Я про то, что даже в ту первую ночь, когда я увидела тебя, когда у меня не было синяков… ты оставил меня в клубе. Любой другой мужчина пошел бы со мной, и мы… мы бы были вместе, и не потому, что ты заплатил мне.
Повесив юбку обратно, Бутч подошел к сумкам и туфлям, хотя глазами не видел дорогие предметы роскоши. Даже когда его пальцы коснулись «Эрмеса» и «Луи», он вместо этого вспоминал тот первый раз, когда увидел свою Мариссу. Их первая встреча произошла в доме Дариуса, тогда там еще базировалось Братство. В элегантной гостиной он ждал решения о своей судьбе… смерти от рук, как он полагал, наркоторговцев… когда – бам! – его жизнь изменилась раз и навсегда.
Марисса прошла через арку, одетая в шифоновое платье, достойное королевы, ее длинные светлые волосы спадали до бедер, чистый, морской аромат дразнил его обоняние. Она была так прекрасна и одновременно так грустна, как эфемерная богиня, на которую он не был достоин смотреть.
А затем она посмотрела на него.
– Ничего, – сказал он хрипло. – Моей жене не пришлось ничего делать. Она просто оказалась в поле зрение, и я все понял. Для меня все в ней было идеально, и абсолютно ничто – вообще ничего – не заставило меня усомниться в ее совершенстве с тех пор.
– Как долго вы вместе?
– Три года.
Послышался тихий звук воды, как будто она двигалась в ванне.
– И вы никогда не ссорились?
– На самом деле, нет. У нас возникают разногласия, но мы не злимся друг на друга. Мы оба просто ищем компромисс, чтобы избавиться от напряженности.
– Она одевается для тебя? Ну, так она поддерживает твой интерес? Она часто меняет нижнее белье? Вы играете в ролевые игры?
Бутч рассматривал стойки одежды, разнообразие цветов и тканей, стилей и фасонов, эпох, представленных в коллекции.
Он пожал плечами.
– На ней может быть мешок из ткани. Старинная футболка. Панталоны или спортивный костюм из полиэстера. Дело не в том, что на ней. Что до ролевых игр? Я хочу ее. Все уступает перед ней, так зачем ей одеваться для меня?
– Она должна что-то делать. Ее волосы… как выглядят ее волосы?
– Ты ищешь физическое объяснение. Что-то материальное. Ты не найдешь его, потому что это не главное. – Он коснулся креста под своей футболкой. – Это как с верой. Это просто данность.
Когда Мэл не ответила, он порадовался, что можно закрыть эту тему. Только вот запах слез привлек его внимание.
Он снова посмотрел в сторону ванны. Мэл все еще смотрела прямо, плача в тишине, ее слезы капали в воду.
– Мэл, – тихо сказал он. – Пожалуйста, позволь мне позвонить доктору, моему другу? Это женщина, и она очень хорошая.
– Нет. – Она вытерла лицо и посмотрела на кончики своих пальцев. – Меня просто оказалось недостаточно, наверное. Для того, кого я люблю… в конечном итоге, он просто не хотел меня. Тяжело принять такую правду. И ты прав, я ищу внешние оправдания, потому что предпочла бы, чтобы причиной его нелюбви была моя внешность. И в меньшей мере – мое внутреннее Я. Можно изменить одежду и прическу, нанести другую помаду, сделать другой маникюр. Но дело в том, кто ты есть на самом деле, с этим ничего не поделаешь, понимаешь?
– Но, возможно, дело было в нем. Может, он не был готов. Может, с ублюдком что-то не так.
– Та, кого он выбрал, совершенно на меня не похожа.
– Тогда он просто не сумел сделать правильный выбор, – Бутч сел в кресло, повернутое в сторону от ванны. В огромном зеркале слева он все еще видел ее отражение. – Я знаю, что это сложно. Но ты винишь себя в том, что, возможно, не имеет к тебе самой никакого отношения. Я знаю, звучит как полная чушь, но это его потеря, и я надеюсь, что он будет жалеть об этом до конца своей жизни.
– Я просто не знаю, что делать с собой. Я бесцельно брожу по городу по ночам. Таскаюсь по клубам и не нахожу ничего интересного. Я… питаюсь эмоциями других. Я не живая. Я просто не здесь.
Бутч подался вперед и потер лицо.
– Я был там, где ты, Мэл. Я знаю, на что это похоже.
– Правда?
– Да. И это тяжело. – Движимый сочувствием, он поднялся на ноги и обернулся. – Мне очень жаль, Мэл. Я не хочу этого для тебя. Я не хочу ничего из этого для тебя.
Слезы потекли из ее глаз, исчезая в чистой воде, которая укрывала ее тело. Когда она посмотрела на него, Мэл выглядела невероятно грустной и хрупкой, несмотря на свою красоту.
Всхлипнув, она хрипло сказала:
– Ты действительно меня понимаешь, да?
– Да. – Бутч подошел бы ближе, будь на ней одежда, но он держался на расстоянии. – Мэл, мне нужно, чтобы ты верила, что все будет хорошо, понимаешь. Если я встретил свою любовь, это случится и с тобой. Ты – хороший человек. Ты – красивая женщина. Любой мужчина будет горд, если ты будешь его половиной. Тебе просто нужно осознать, что ты самодостаточна, независимо от того, что какой-то мудак думает обратное.
– Я не идеальна, Бутч.
– Идеальных нет среди нас.
– Я делала ужасные вещи.
– Мы все грешники, и все же наш Создатель любит нас. А если бы обязательным условием для настоящей любви являлось безгрешное прошлое и закаленный характер? Никто бы из нас не познал ее. Ты достойна любви. Ты заслуживаешь уважения и заботы, и для этого тебе не нужно быть кем-то другим. Ты была создана не просто так. Ты здесь не напрасно. У тебя есть предназначение, и нужно верить, что ты найдешь кого-то, кто поможет тебе в этом. А пока это не произошло? Все, что тебе действительно нужно знать – тебе не требуется ничье одобрение, кроме своего собственного. Этого достаточно.
Она прижала ладони к щекам, по ним стекала вода.
– Но каково мое предназначение? Раньше я думала, что знаю. А теперь я такая пустая. Во мне ничего нет.
– Что делает тебя счастливой? – Он огляделся. – Ну, кроме шоппинга. Я думаю, мы оба согласимся, что в этом ты эксперт, как и я. Но это поверхностно. Что действительно питает твою душу?
На лице Мэл застыло отрешенное выражение.
Когда зазвонил телефон Бутча, он опустил руку в карман кожанки.
– Тебе действительно нужно ответить? – спросила она отстраненно.
Он отключил звук, не отвечая на звонок.
– Нет. Только ты сейчас имеешь значение. Они могут подождать.
Мэл глубоко вздохнула. Затем прикрыла грудь руками и села. Ее глаза были серьезными, когда их взгляды встретились.
– Ты правда так считаешь?
– Да. Иначе я бы не стал тратить свое время на пустые слова.
– Как я узнаю, – прошептала она тихим голосом.
– Ты имеешь в виду, что человек правильный? – Когда она кивнула, он улыбнулся. – Ты посмотришь на него и не сможешь отвести взгляд. Как и он. Это в глазах, Мэл. Они ведь зеркало души, верно?
Она долго смотрела на него. А потом кивнула один раз.
– Ты можешь идти, – тихо сказала она. – Со мной все будет в порядке.
– Будет, я обещаю. – Бутч достал свой телефон. – Хочешь, я позову к тебе кого-нибудь?
– Нет. – Она покачала головой. – Тебя одного более чем достаточно.
– Могу ли я хотя бы оставить твой номер сотрудникам ЦРЖН[55]55
Центр реабилитации жертв насилия
[Закрыть]? На случай, если ты вдруг захочешь сообщить о случившемся?
– Я сама найду их номер в интернете, если понадобится.
Бутч кивнул. Затем подошел к крепкой двери. Взглянув в последний раз на Мэл, он сказал:
– Береги себя, Мэл.
– И ты себя тоже, Бутч О'Нил. Ты хороший человек.
– Стараюсь им быть.
На этой ноте он повернул ручку, и защитные засовы сдвинулись с обеих сторон. Затем он толкнул тяжелую дверь и вышел. Повернувшись, чтобы закрыть ее, он посмотрел на ванну. Мэл смотрела на него.
Подняла руку в прощальном жесте.
– Просто верь в себя, – сказал он ей. – И ты вольна делать что угодно и быть той кем хочешь.
Бутч закрыл за собой дверь. И уходя, выдохнул.
Но он не ушел далеко. Остановившись, он нахмурился и посмотрел через плечо… хотя он понятия не имел, что привлекло его внимание или чего он ждал.
И все же прошло какое-то время, прежде чем он смог заставить свои ноги снова идти вперед и вывести его из здания.
Странно.
Глава 38
Джо прижалась к стене заброшенного общежития, и дышала так тяжело, словно глотала шпаги. Ее это не заботило. Даже не обратила на это внимание. Ее мысли были заняты коротким списком: ее спортивные штаны в районе лодыжек. Ее согнули в талии. И выставили лоно на полное обозрение.
Стоп, было кое-что еще.
Расстегиваемые пуговицы кожаных штанов. Звуки были тихими по своей природе, но звучали в ее голове громче реактивного самолета.
Сложно поверить, что подобное можно услышать.
Когда массивная рука опустилась на стену рядом с ее рукой, Джо вздрогнула, и разница в размерах их ладоней, длине пальцев и толщине запястий вызывала у нее дрожь. Но не от страха.
А затем Син исследовал ее лоно другой рукой, кончиками пальцев разжигая страсть, скользя по ее плоти… потирая. Она охнула и выгнула спину, толкаясь навстречу его пальцам. Двигаясь ближе к нему. Умоляя о том, что вот-вот случится.
Голос Сина прозвучал рядом с ее ухом.
– Сейчас я тебя трахну.
Она кивнула, ее волосы покачивались в воздухе, глаза то открывались, то закрывались, ноги ослабли, хотя бедра были сжаты в тиски.
Его пальцы оставили ее. Затем их сменило что-то гладкое и толстое.
Из горла вырвался ни на что не похожий стон. А затем она выкрикнула его имя … когда твердый, горячий ствол проник глубоко, наполняя ее и растягивая. В тот момент, когда она обмякла и едва не упала, Син второй рукой обхватил ее под живот, поддерживая, толкая навстречу своему напору. Пронзая ее, он толкал ее бедра к себе и от себя, затем снова впечатывался в нее, используя стену в качестве опоры.
Син держал ее так, словно она ничего не весила, и Джо отдалась сексу, толчкам, тому, как стучали зубы, и груди покачивались под одеждой. В отличие от Сина, она уже не могла держаться за стену. Руки падали, волосы путались, дыхание сбилось, она была полностью в его власти… но он давал ей желаемое, необходимое, вместо того, чтобы что-то просто брать.
Первый оргазм пронзил ее подобно молнии, удовольствие раскололось и рассыпалось искрами по всему телу. Второй последовал незамедлительно за первым. Тем временем, Син не сбивался с ритма, и она сжималась вокруг его эрекции. Его сила ошеломляла, и все же Джо хотела еще и еще… и, как будто читая ее мысли, Син продолжал, пока из головы не вылетели последние мысли, все заменили собой невероятные ощущения.
Но потом он без предупреждения остановился, вышел из нее, и развернул к себе. Глядя на него лихорадочными глазами, она понятия не имела, что он делает, когда Син встал перед ней на колени.
Твердой рукой он схватил ее лодыжку.
– Подними ногу.
– Что?
Вместо того, чтобы повторить приказ, Син сам поднял ее ногу, и потом Джо ощутила, как с нее сняли штанину и ботинок.
– Дай мне, – прорычал он.
Джо совсем ничего не соображала, но он устранил путаницу в мыслях, расположив ее так, как хотел. Перекинув ее ногу через свое плечо, Син подался вперед, склонил голову…
– О, Господи, – выкрикнула она.
Когда ее возглас отразился эхом по холодному, заваленному мусором коридору, Джо откинулась на стену. Раскинув руки, она вжалась ладонями в поверхность, когда Син ртом коснулся ее лона. Начал посасывать. Облизывать. А потом он подтолкнул ее выше, положив руки ей на бедра, разведя их по обе стороны от своего лица, и полностью оторвал ее от пола, усаживая себе на плечи.
Он ласкал ее, толкая ее тело взад и вперед, его язык проникал везде, в самые потаенные местечки ее тела, скользя своим жаром по ее разгоряченной и влажной плоти.
Джо посмотрела вниз, и ее глаза загорелись при виде открывшегося зрелища, его ирокез между ее бедер, ноги раздвинуты и закинуты на его огромную спину, ее ступни, одна в носке, другая в ботинке, свисали по обе стороны.
Когда удовольствие стало невыносимым, Джо закрыла глаза.
Она понятия не имела, где находится. Но точно знала, что с ней делают и кто.
Син дал больше, чем обещал.
Она ощущала его одного, и больше ничего не имело значения.
Ничего другого не существовало.
***
Син мог продолжать вечно. Но он знал, что в заброшенном общежитии было не так безопасно, как ему хотелось, и его телефон снова зазвонил во внутреннем кармане. Одному Богу известно, что там случилось.
И все же…
Пархая языком по лепесткам ее плоти, он уделял особое внимание чувствительной горошине, его язык порхал, облизывая ее по кругу. Син мечтал взять ее голой в ее теплой квартире, чтобы впереди их ждала целая вечность, а не час. Четверть часа. Десять минут…
Пять минут.
Одна.
Когда она снова выкрикнула его имя, он неохотно выпустил ее плоть. Затем осторожно, очень осторожно снял ее с плеч и поставил на ноги на холодный пол.
Он мгновенье наслаждался ее видом, ее рыжие волосы великолепным беспорядком лежали на плечах, одежда помялась, бедра дрожали. Ему особенно понравилось то, как раскраснелось ее лицо и светились ее глаза.
– Давай, – сказал он тихо. – Позволь мне позаботиться о тебе.
– М-м?
Джо была настолько расслаблена, что не могла даже говорить, и от этого он чувствовал прилив мужского удовлетворения по всему телу.
– Позволь мне, – повторил Син, надевая на нее спортивные штаны.
Не хотелось ее одевать, и, надев на нее трусики, натянув хлопчатобумажную вещицу, он наклонился и целомудренно поцеловал то место, которая ласкал до этого. Затем он надел спортивные штаны на кремовые бедра.
Сев на пятки, он положил ладони на ее колени.
– Спасибо.
Когда Джо посмотрела на него, он демонстративно провел языком по губам.
Ее стон заставил его улыбнуться.
– Ты в порядке? – спросила она севшим голосом.
– В идеальном.
Не совсем ложь. Да, ему было больно. Да, будут последствия. Да, он вставал со стоном. И поморщился. Ругнулся, когда отвернулся от Джо и натянул кожаные штаны.
Да, засунуть прибор в штаны – сущая пытка.
Но он не пожалел об одном движении члена. Языка.
Когда он снова повернулся к ней, Джо выглядела встревоженной.
– Нет, – сказал он спокойно. – У нас договоренность.
– Серьезно?
– Ага. Ты обо мне больше не беспокоишься. – Он взял ее за руку. – А теперь мы отвезем тебя домой.
Они вместе прошли по коридору, спустились по лестнице и вышли к машине. Когда он попросил у нее ключи, Джо слабо запротестовала, а затем он усадил ее на пассажирское сиденье и закрыл дверь. Садясь за руль, он отвез их обратно к воротам школы. Там он затормозил и посмотрел на нее.
Джо повернула голову в сторону, прислонившись лбом к окну, глаза закрыты, дыхание выровнялось. Румянец, что он вызвал, задержался на ее щеках, а на губах сияла улыбка, означавшая, что ее сны будут такими, какими он хотел.
Счастливыми. Безопасными. Умиротворенными.
Син не включил поворотник, опасаясь, что тиканье разбудит ее. И он спокойно справлялся с тормозом и газом, облегчая им путь домой, двигаясь как можно плавнее. Когда он остановился у ее дома, ему было ненавистно при мысли о том, чтобы разбудить ее.
Он все еще смотрел на нее, двигатель работал, теплый воздух обдувал их, когда ее веки открылись. Глаза Джо, сонные и довольные, немного смущенные, сосредоточились на нем.
– Привет, – сказала она.
Син протянул руку и коснулся ее щеки кончиком пальца. – Привет, красавица.
– Спасибо.
– За что?
– За все.
Син никогда не был джентльменом. Но он выключил двигатель и чуть ли не бегом обогнул машину, чтобы открыть ей дверь. Протянув ладонь, он помог Джо выйти, будто сам был в смокинге, а она в бальном платье, и проводил ее до самой двери, словно здание, в котором она жила, было замком.
Син даже открыл дверь в ее квартиру, притворяясь, что использует ключ на связке, хотя сам повернул замок силой разума.
Но он остановился на пороге.
– Здесь я тебя оставлю.
– Ладно. – Она вошла внутрь и обернулась. – Я не покажусь навязчивой, если спрошу, когда увижу тебя снова?
Син посмотрел на диван за ее спиной, на котором они занимались сексом прошлой ночью, и решил, что им нужно снова проверить эти подушки на прочность. Ее кровать. Пол. И душевую кабину.
Столешницу на кухне.
– Вовсе нет, – пробормотал он, фокусируясь на ее лице. – Потому что я собирался спросить у тебя то же самое.
– Завтра вечером? После работы?
– Да. Я приду к тебе…
– Вот блин. Автобусы так поздно не ходят. Нам нужно отвезти тебя в центр города…
– Все в порядке. Я припарковал свою машину неподалеку.
– Ладно. Хорошо. – Она на секунду посмотрела вниз, туда, где его ботинки и ее, что были намного меньше, почти соприкасались носами. – Ты уверен, что все в порядке, ну, после того как мы…
В ответ он притянул ее к себе и накрыл ее рот своим. Глубоко поцеловав Джо, он наклонил ее назад так, что ей пришлось ухватиться за его плечи. Когда у них закончился кислород, он выпустил ее губы.
– Похоже, что со мной что-то не так? – протянул он.
Джо покачала головой.
– Нет… вовсе нет.
– До завтра. – Сину пришлось заставить себя оторваться от нее тела. – Закрой дверь и запри замок. Я не уйду, пока не услышу, как засов вернулся на свое место.
– Ты настоящий – защитник.
– Твой? Можешь не сомневаться.
Улыбка Джо заставила его почувствовать себя состоятельным мужчиной… странное ощущение, учитывая, что до этого он никогда не заботился о материальном. Опять же, деньги и активы не позволяли в полной мере оценить чье-то богатство.
Прежде чем она исчезла в своей квартире, Джо поднялась на цыпочки и прижалась его губам. А потом закрыла дверь.
Через секунду он услышал сдвиг и щелчок замка.
Отвернувшись, Син начал насвистывать себе под нос и направился к выходу. Несмотря на то, что в паху звенели яйца, он чуть не в вприпрыжку миновал почтовые ящики и вышел в ночь.
Удивительно, что может с мужчиной сделать правильная женщина.
Глава 39
Сестра моя.
Два божества договорились встретиться на нейтральной территории, как обычно, в величавой и прекрасной публичной библиотеке Колвелла. Второй этаж. Мраморная колоннада, ведущая в секцию раритетных изданий, где для входа всегда запрашивали удостоверение личности и ученой степени.
Но это правило действовало для людей. Для иных сущностей? Если ты – субстанция из воздуха, звука, выхваченного в тишине, света, который не мог отбрасывать тень, и темноты, которая ее отбрасывала?
Тогда тебе открыты все двери.
Брат мой.
Выказав приветствие, Дева Летописеца сдержано посмотрела на своего брата. Она сделала кое-какие выводы, но старалась не держать их в своих мыслях. Они, как и многие близнецы, были связаны на глубоком уровне, и некоторые вещи ему не положено знать.
Омега парил прямо перед ней, выписывая круги над белым и черным мраморным полом, тенью, что составляла его сущность, струилась из-под одеяния, которое раньше всегда сверкало чистотой, но теперь было грязным и рваным.
Она с удивлением испытывала грусть при виде его разложения.
Как поживаешь, Брат?
Ты знаешь ответ на этот вопрос. Омега остановился, капюшон, укрывающий его лицо, повернулся в ее сторону. Почему мы всегда встречаемся именно здесь?
Когда тебе разрешили выбрать место, ты выбрал морг.
Из-под грязного белого капюшона донесся смешок. Так и было.
А потом место убийства.
По правде, я хорошо постарался той ночью.
И, наконец, место автокатастрофы.
Это было совершенно уместно. Омега пожал плечами. Отец всегда говорит, что мы должны проводить больше времени вместе.
Речь не о том, чтобы находиться в машине, когда та срывается с обрыва.
У нас было полно времени для разговора, пока мы не нырнули в океан. Водитель был пьян, он бы нас не услышал. И места на заднем сидении того внедорожника было предостаточно.
Это было абсолютно не уместно.
Ты такая неуступчивая, Сестра моя.
Расскажи мне, как твои дела, Брат.
Омега проплыл до мраморной балюстрады, которая опоясывала величественную, театральную лестницу. Основные лампы были выключены, поскольку помещение закрыли на ночь, но настенные бра и люстра из кованого железа, висевшая на тяжелой цепи над мраморными ступенями, излучали мягкий свет.
У меня все очень хорошо, спасибо.
Ты можешь остановить это, ты же понимаешь. Дева Летописеца приблизилась, сохраняя при этом дистанцию. Эта война, начатая так давно, может быть добровольно прекращена с нашего согласия.
Разве? Грязный капюшон качнулся взад-вперед, когда Омега, казалось, посмотрел вниз по лестнице, на широкое и красивое фойе со статуями на пьедесталах и выгравированными на них умными посланиями. Я не верю, что это возможно.
Просто перестань сражаться. Прекрати ради забавы убивать моих созданий. И тогда все будет кончено.
Ах, Сестра, но я занят этим не ради забавы. Моя природа – разрушать. Уравновешивать твою силу и все такое, мы оба созданы Отцом с определенной целью. Мы – Альфа и Омега, Аналисс. Разве ты сама не говоришь об этом с определенной частотой? Мне ли учить тебя этому спустя столько веков.
Дева Летописеца отступила назад и сама принялась вышагивать, пока не достигла закрытых двойных дверей, ведущих в помещение с редкими изданиями. Сквозь стеклянные вставки, покрытые проволочной сеткой, она смотрела на собрание томов в кожаных переплетах и чувствовала притяжение к старым дубовым полкам и мирному созерцанию бесконечных страниц, заполненных множеством слов.
Она всегда любила библиотеки. Сборники прозы. Истории, основанные на реальной жизни. И если бы эта встреча с братом проходила при других обстоятельств, она бы коснулась стекла печальным, полным тоски жестом. Но она слишком хорошо знала своего брата. Ни о чем нельзя рассказывать, нельзя демонстрировать слабость.
Тебя уничтожат, произнесла она, повернувшись лицом к своему брату.
Ты говоришь так, словно будешь сожалеть обо мне.
Ты – мой брат. Конечно, я буду оплакивать тебя.
Я – твой враг. Омега обернулся, они словно приняли боевую стойку на полированному полу, две противоположные шахматные фигуры на доске в натуральную величину, на черных и белых мраморных квадратах. Так было всегда… и, кроме того, я не могу существовать без тебя. И ты не можешь существовать без меня.
Это не так. Так гласит Пророчество.
Нет, поправил ее Омега. В той строфе говорится, что есть тот, кто увидит мой конец. В формулировке отсутствует упоминание о тебе, но это не значит, что тебя это не коснется. Признай сама: сейчас ты побуждаешь меня прекратить наше противостояние скорее для того, чтобы защитить себя, а не из какой-то родственной любви ко мне.
Нет, я бы так не сказала.
Тогда ты лжешь. В тебе есть я, как во мне есть ты. Сестра, ты можешь быть коварной, как и я. Что подводит меня к цели нашей встречи. Голос Омеги изменился, упав на октаву. Я ожидал, что ты останешься в стороне от конфликта. По нашему соглашению.
О чем ты сейчас говоришь, Брат? Я и так в стороне.
Ты, безусловно, не безучастна. Или ты думаешь, что я не знаю о вашем маленьком разговоре с Разрушителем в церкви этим вечером?
Дева почувствовала, как в ней закипает гнев. Мне разрешено взаимодействовать с моими творениями.
Тебе не позволено влиять на них, если это влияет на наше противостояние. Состязание должно быть честным – ты сама заявила об этом давно, когда настаивала на том, чтобы мы четко определили наши роли и обязанности. И этим вечером ты предупредила Разрушителя о том, чтобы он забрал твоего кровного сына с поля боя. Несправедливо, Сестра.
Дева Летописеца намеренно прикрывала свои мысли. Ты знаешь, что я отошла в сторону?
Отошла в сторону каким образом?
Я оставила свою роль присматривающего за своими творениями другому. Разве ты этого не знал?
Учитывая последовавшую долгую паузу, было очевидно, что Омега был не в курсе.
Я так и сделала, Брат мой. Я покинула свое Святилище. Передала свои полномочия другому, я ушла.
Капюшон двинулся, будто Омега отпрянул. Но зачем?
Миллиарды лет я считала, что моя сила в моем творении. Но не в поддержке силы этого творения. Она подумала о своих сыне и дочери. Акт рождения смертных – многих из них – не то же самое, что воспитание. Однако узнаешь это, лишь когда становится слишком поздно. Когда уже причинен непоправимый ущерб, о котором впоследствии сожалеешь.
Сказать правду вслух было облегчением, но она остановила себя. Ее Брату едва ли можно доверять, а она, вероятно, уже рассказала ему слишком много.
Тем временем, Омега склонил голову и проплыл мимо балюстрады, глядя на лестницу, на то, что было внизу. Когда он вернулся к ней, она приготовилась к какому-то заявлению. Или триумфальному оскорблению по поводу отсутствия у нее крепости духа.
Где ты пребываешь сейчас? – Вместо этого спросил он.
Я провожу время с Отцом. Но в основном проплываю сквозь века и изучаю свои действия и поступки. Пытаюсь понять, где ошиблась. В этом отношении мне есть что пересмотреть. Страстное желание изменить ход мыслей своего брата почти заставило ее приблизиться к нему, но она оставалась на своем месте. И поэтому я говорю тебе, прекрати. Откажись. Оставь поле конфликта и спаси себя.
Омега пожал плечами под своей потрепанной одеждой. И чем тогда заниматься?
Существуй. Учись… Когда Омега пренебрежительно хмыкнул, Дева Летописеца придала твердости голосу. Лучше так, чем не существовать вообще.
Я все еще могу выиграть, это ты понимаешь? Капюшон повернулся к ней. Ты принимаешь свою возможную победу как должное.
Конечно, лучше уступить, чем рискнуть всем и потерпеть крах.
Один из рукавов запятнанного халата поднялся, и черная тень ее брата, казалось, подняла указательный палец. О, не забывай о моей природе.
Даже если уничтожат именно тебя? Глупое проявление твоего характера.
По крайней мере, это и есть моя цель, и большего я не могу сказать тебе сейчас.
Дева Летописеца покачала головой. Творение связано с воспитанием. Или, по крайней мере, так должно быть. Я преуспела в первом и стремлюсь освоить навыки второго. Я бы сказала, это стоящее занятие.
Мы с тобой такие разные.
Да, Брат мой. Мы разные.
Злость прозвучала в тоне Омеги. Я бы предпочел быть уничтоженным, чем просто исчезнуть.
Это, конечно, твое решение.
И я заберу тебя с собой. В любом случае, выиграю я или проиграю, ты не будешь свободна. В первом случае потому что придется оплакивать смерть своего драгоценного творения, ты будешь заперта в тюрьме своей боли, в вечности Дхунда. А я буду вечно удовлетворен, зная, что смог возвыситься. В последнем случае потому что ты распадешься на атомы вместе со мной. Вселенная не может существовать без равновесия. Отец не допустит этого, и пожертвует твоим существованием, чтобы сохранить Свое наследие, поверь мне. Если я уйду, ты уйдешь вслед за мной.
Бессмертному было странно бояться своей смерти. Страшиться уничтожения. Стремиться избежать смертельного исхода. И Дева Летописеца держала все эти чувства далеко, далеко от острия копья ее сознания.
Не нам это решать, сказала она. Отец определит последствия, если таковые будут, если ты перестанешь существовать.
Что ж, он определит еще одну вещь. Удовлетворение Омеги окрашивало его слова высокомерием, что было еще одной свойственной ему чертой характера. Ты нарушила наше соглашение, и, следовательно, мне причитается компенсация. Ты повлияла на ход игры, поэтому мне положено возмещение ущерба.
Когда я это сделала? Когда поговорила сегодня вечером с Бутчем? Ничего я не меняла. Брат мой, ты неразумен.
Отец всегда был нашим посредником, по твоей же просьбе. Поэтому я буду искать его аудиенции, пусть он рассудит нас по справедливости.
Дева Летописеца сдерживала свои эмоции, внутри нее росло раздражение.
И это заявление – причина, по которой ты привел меня сюда?
Да. Так и есть.
Оспаривание тобой моих действий – ничто иное как притворство. Ничто не изменилось в ходе войны…
В результате твоего вмешательства, твой кровный сын теперь находится вне поля боя и под сильной защитой, и мы оба знаем, что он является неотъемлемым элементом конечного результата, учитывая его уникальную важность для Разрушителя. Таким образом, произошел серьезный сдвиг в раскладке сил, который играет в твою пользу и заслуживает компенсации.
Дева Летописеца понимала природу проецируемой на нее агрессии: нападки того, кто сильно ослабел и сейчас старался убежать от реальности. Конец был близок, и потери ее брата росли. Он бился в агонии, и значит, был намного опаснее.
Но она доверяла Отцу.
Делай, что должен, Брат мой, сказала она спокойно.
Как и всегда.
Это все, что тебе нужно от меня в этот раз?
Последовала пауза, словно Омега ожидал другой, более сильной реакции. Рассчитывал на нее. С нетерпением ждал протеста и споров. Он всегда любил конфликты.
