Текст книги "История Рай-авеню"

Автор книги: Дороти Уннак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Глава 23

Данте должен был встретиться с Меган Маги Келли в семь часов. В верхнем Истсайде у него была небольшая квартирка, где он расслаблялся, занимался, развлекался и встречался с разными людьми.

Готовясь к этой встрече, он просмотрел разные печатные издания, которые рекомендовала ему Меган. Ее пациентками были, в основном, женщины, и ее беспокоило увеличение случаев психических заболеваний среди умных, образованных и амбициозных женщин, которые обращались к ней, потому что она активно участвовала в движении, борющемся за права женщин.

В ходе своих исследований Меган обнаружила, что многие женщины страдали от того, что нарушались их основные гражданские права. В своей статье, которую она прислала Данте, Меган приводила в качестве примера случай, произошедший с одной женщиной-полицейской, несколько лет назад получившей повышение в звании. Через некоторое время эта женщина вышла замуж и ушла в декретный отпуск. Когда она вернулась на работу, ее из детективов опять перевели в простые полицейские, что означало не только падение ее престижа, но и понижение зарплаты. Ей сказали, что у нее есть, в конце концов, муж, который должен заботиться о ней. Хуже всего то, что женщины, работающие вместе с ней, не поддержали ее.

В конечном итоге эта женщина с большой неохотой согласилась на предложение Меган о политическом вмешательстве в дело, и, при помощи Фрэнки Маги, ее восстановили в прежней должности. В своей статье Меган писала о том постоянном унижении, которому подвергаются женщины.

Меган прибыла вовремя. Когда Данте открыл дверь, они улыбнулись друг другу улыбками старых знакомых.

Меган уже почти пятьдесят, но она еще полна энергии и энтузиазма. Выглядит замечательно. На ней шерстяной костюм синего цвета. По-прежнему рыжие и волнистые волосы обрамляют веснушчатое лицо. Меган провела по ним рукой, пытаясь сбросить со лба непокорную прядь, но у нее это не получилось. Данте был удивлен, что у его старой знакомой врача-психиатра такая юношески гладкая и свежая кожа.

Меган осмотрелась. То, что она увидела, произвело на нее впечатление.

– Так, значит, это твоя берлога. Представляю, чем ты здесь занимаешься.

– Развратничаю, конечно. Ты пьешь? – он сделал жест в сторону столика с напитками.

– О да. Ты же знаешь меня. Зельтерской воды, пожалуйста.

Данте покачал головой и улыбнулся:

– Зельтерской воды. Черт побери, Меган. И это девушка из Бронкса…

Меган села в кресло и стала покачивать здоровой ногой.

– Боже, я рассказывала тебе когда-нибудь эту историю про себя и Пэтси и про этого продавца зельтерской воды? Он разносил ее по квартирам дома, который стоял напротив нашего, и ставил бутылки у дверей. А мы с Пэтси отливали из каждой бутылки себе по бумажному стаканчику. Ну и упивались же мы этой зельтерской! Черт, не пойму, зачем мы это делали, ведь нам она не нравилась. Я думаю, мы просто любили шкодничать, вот и все.

Данте протянул ей бокал вина.

– Однажды мы выпили почти всю воду из бутылки, стоящей у квартиры миссис Штайнберг. Помнишь ее? Милая старушка, все ее три сына стали дантистами. Она была дома, но мы не знали об этом. Мы пили и громко разговаривали, спорили о чем-то, как обычно. Когда она открыла дверь, мы чуть не умерли со страха.

Миссис Штайнберг пригласила нас к себе в квартиру, достала два больших стакана и налила нам зельтерской. «Пейте, девочки, – сказала она, – если вы так любите эту зельтерскую, заходите ко мне и пейте сколько угодно».

Данте засмеялся:

– Великолепно. Старушка Штайнберг.

– Конечно же, мы заплакали и стали просить ее не говорить нашим родителям. «Нет, я никому не скажу, – пообещала она, – я только хочу сказать вам одну вещь: не делайте больше так никогда – это некрасиво».

– Вот тебе врожденный психолог.

– На этом наша воровская карьера закончилась.

Они оба улыбнулись, растроганные воспоминаниями о временах молодости и невинности. Меган посмотрела на Данте. Он ухожен, держится в хорошей форме. Волосы у него густые, только чуть тронутые сединой. Он был небрит, но это делало его еще более привлекательным. Выглядел усталым, однако в таком состоянии меньше похож на сенатора, и больше на Дэнни.

– Итак, девочка, давай поговорим о деле. Я прочитал все твои статьи. Не могу обсуждать их с тобой – нет времени. Но если в Конгрессе пройдет мой новый законопроект, то он откроет путь к соблюдению прав и свобод граждан.

– Сделай так, чтобы он прошел, Данте, пока у тебя есть возможность. Ко мне обращаются за помощью женщины всех возрастных групп, всякого уровня образования, имеющие профессию и те, у которых ее нет. Я хочу сказать, что…

Данте поднял руку вверх:

– О, Меган, не выступай. Здесь же никого нет, только ты и я. Мы – старые друзья. Я согласен с тобой. Полностью. Просто у меня нет времени. Предоставь это дело мне.

Он встал, налил себе белого вина в бокал:

– Классное вино.

Подошел к окну, некоторое время глядел в него, потом повернулся к Меган, но ничего не сказал.

– Данте, о чем ты думаешь?

– Да, психиатра не проведешь.

– У вас с Люцией все в порядке?

Он улыбнулся:

– Все отлично. Но, в сущности, ты права – мне нужна твоя помощь. Ты поддерживаешь дружеские отношения с Юджином? Ведь он теперь в Нью-Йорке?

– Ну, я бы не сказала, что это дружеские отношения. Ты же знаешь Джина. Он всегда держался особняком. Но он может помочь, если что. Да, я могу поговорить с ним, – она поставила на стол свой стакан с содовой и внимательно посмотрела на Данте: – Мы заключаем какую-то сделку? Услуга за услугу?

Его лицо исказила гримаса.

– Боже, я породил чудовище, – он сел напротив Меган. – Не совсем так. Скажем, да, я могу провести этот законопроект, касающийся положения о женских правах, но я ничего не обещаю. Я пока не уверен, что для него пришло время. Но попытаюсь заручиться должной поддержкой. Но это не должно иметь никакого отношения к тому, о чем я прошу тебя. Поэтому дело здесь не идет об услуге за услугу.

– Тем не менее.

Данте улыбнулся и пожал плечами:

– Тем не менее.

Он рассказал ей о давней мечте своего тестя стать рыцарем Священной гробницы. Он знал, что Джин мог бы помочь ему.

– Я хотел бы, чтобы ты устроила мне встречу с Джином. Только чтобы об этом никто не знал, – он окинул взглядом комнату. – Мы встретимся с ним здесь.

– Я поговорю с ним. Не могу ничего обещать, но попробую. По крайней мере, попытаюсь привести его сюда. Я расскажу ему в общих чертах о твоей просьбе, а потом уж беседуйте наедине.

– Великолепно, Меган. Я думаю, что было бы глупо с моей стороны звонить ему. Это ведь не политическое дело. Но старику это доставит такую радость.

Она окинула взглядом комнату:

– Слушай, отличная квартира. Класс.

– Давай я покажу тебе обе комнаты и потайную кухню. Хочешь экскурсию?

Он рассказал ей об истории здания. Оно построено в 20-е годы группой миллионеров, которые жили в Вестшире. В здании было десять квартир, в каждой по четырнадцать комнат. После Депрессии[17]17
  Депрессия – период резкого экономического спада в истории США.


[Закрыть] квартиры разделили на более мелкие помещения и стали сдавать их актерам, приезжающим сюда из Голливуда.

– Я купил квартиру с мебелью. Неплохо, да? И она мне дешево досталась. Знаешь, кто мне ее продал? Наш старый друг, кинорежиссер Уилли Пейсек.

– Ты шутишь. Эта квартира принадлежала Уилли?

– Да. Я встретил его пару лет назад в одной благотворительной организации. Он внес приличный взнос. Сказал, что большей частью живет в Европе, то во Франции, то в Италии. Там у него больше творческой свободы. Он собирался продавать эту квартиру. Вот так я и получил ее. Неплохо, да?

– Великолепно. Я слышала, что он там всех с ума свел, в Европе. Его фильмы завоевали все призы на всех кинофестивалях. Неплохо для хулигана из нашего района.

– Слушай, у него удивительная жизнь, – Данте взял Меган за руку. – Я думаю, о нас это тоже можно сказать, верно?

– Мы рано научились трудиться, Дэнни. Мы добились всего упорным трудом.

Он держал ее за руку и пристально смотрел на нее.

– Слушай, я тебе когда-нибудь говорил, что ты замечательная женщина? Твой отец всегда утверждал, что если бы ты была мужчиной, то стала бы президентом.

– Отец говорил, что мне нужно бы родиться мальчиком.

Они чувствовали, что нечто серьезное происходит между ними. Данте смотрел на ее губы – полные, улыбающиеся, манящие. Он наклонился к ней и прошептал:

– Эй, помнишь наш первый поцелуй?

Ее руки коснулись его лица. Он нежно поцеловал ее. Когда она освободилась из объятий, они оба поняли, что их влечет друг к другу. Раньше они практически никогда не были наедине. На этот раз Меган потянулась к нему. Они обнялись, оба удивленные тем электрическим притяжением, которое возникло между ними. Данте разомкнул объятия и повел ее в другую комнату – в спальню.

– Не совсем в моем вкусе, – он повернулся к ней, взял нежно за подбородок и поцеловал. – Сама решай, Меган. Ты хочешь этого?

Внезапно Меган начала смеяться. Данте сначала удивленно посмотрел на нее, затем увидел ее глаза и тоже разразился смехом. Они, не переставая смеяться, упали на кровать. По щекам Меган бежали слезы. Она подперла лицо руками, облокотившись о плечо Данте.

– О, Дэнни, если бы ты только знал, сколько раз я в течение этих лет…

Данте смотрел на нее и улыбался:

– Я тоже. Хочешь, я скажу тебе что-то? Всякий раз, когда я представлял себе, что занимаюсь с тобой любовью, все начиналось замечательно, а потом ты все портила своим смехом; я бесился, но вскоре начинал смеяться вместе с тобой. Прямо как сейчас. Так о чем это говорит?

Меган игриво ущипнула его за щеку.

– Это говорит о том, что мы давно знаем, приятель. Мы – друзья, и я не хочу все портить, кувыркаясь… – она опять засмеялась. – Кувыркаясь на кровати Уилли Пейсека. О Боже!

Глава 24

Несмотря на предостережения ее родственников о том, что Альберт Уильям Харлоу ничего не оставит тете Катерине после смерти, он завещал ей красивый дом во Флориде и шикарно обставленную квартиру на Риверсайд-Драйв в Нью-Йорке.

Мудрая Катерина пригласила сыновей Харлоу и предложила им взять то, что они хотят: картины, серебро, антиквариат, одежду. Хотя она и была во всех отношениях защищена завещанием, она не хотела никаких неприятностей. Все прошло благополучно.

Меган согласилась помочь тете собирать вещи перед ее поездкой на юг.

– Мне всегда там нравилось, и папочка знал это. У меня во Флориде много друзей, дорогая. Славно будет пожить там на склоне лет.

Тете Катерине было семьдесят, но она, несмотря на страшный кашель, вызванный курением, сохраняла интерес к жизни и бодрость. Она жила так, как хотела, не обращая внимания на то, что говорили ее родственники.

Она подшучивала над Меган:

– Похоже, что твой дружок с Рай-авеню метит в президенты, девочка. Думаешь, он пригласит тебя в Белый дом по старой дружбе?

– Мы хорошие друзья, тетя Катерина, и вы знаете об этом. Не думаю, что Дэнни уже решил насчет этого. Когда он решит, я уведомлю вас лично.

– Хорошо. Я буду голосовать и агитировать за него во Флориде. Многие мои друзья ведут такой же активный образ жизни, что и я. А сейчас давай-ка попьем чаю. У меня есть крепкий ирландский чай, который тебе всегда нравился.

Хотя тетя здорово пополнела за последние годы, лицо у нее было по-прежнему изящное, а темно-синие глаза напоминали Меган глаза ее отца. В старости Катерина и Фрэнки стали похожи друг на друга как близнецы.

Сидя за дымящимися чашками чая и пирожными, Катерина задумалась о чем-то. Все это время она болтала о своем переезде во Флориду и о том, что хочет отделаться от кое-каких старых вещей, предлагая Меган что-то из антиквариата, отвергнутого сыновьями Харлоу. Но теперь она расслабилась и заговорила о другом, как будто они видятся в последний раз:

– Ты знаешь, Меган, прошлой ночью мне приснился папочка – мой отец, твой дедушка. Странно, не правда ли? Я думаю, что смерть моего старика заставила меня вспомнить старое. Этот сон был такой ясный, прямо как наяву. Сны – это по твоей части, не так ли? Я никогда не говорила с тобой о папе. Он был такой красивый мужчина. Никто из нас, его детей, не похож на него. Пожалуй, лишь мой брат Тимми был похож на него, но Тимми умер в детском возрасте.

Меган что-то слышала о Тиме Маги, который давно умер. Голос тети стал громче, ее глаза сияли. Она вспоминала:

– Мама часто ругала Тимми. Она говорила, что он такой же бродяга, как и его отец. Тимми был совсем маленький, когда умер отец.

– А сколько лет было вам, тетя Катерина?

Она заморгала, глаза ее затуманились:

– Три года. Еще дитя. Но я помню его. Помню, как бежала по улице – тогда мы жили в Вестсайде, на 43-й улице, которая в ту пору была вся ирландская. Папа работал грузчиком в порту. Он был такой большой и сильный и такой красивый – черноволосый, синеглазый. Мама называла его «черный ирландец». На него находила тоска, ты знаешь. Вот от этого он и пил. А еще в голове у него была пуля.

– Пуля в голове?

– Да, еще с войны. Когда Америка воевала с испанцами. Когда папа вернулся с войны с этой пулей в голове, то врачи сказали, что лучше ее оставить там, чем пробовать извлекать оттуда. У него были сильные головные боли. Поэтому он и пил. Чтобы забыть про боль. Мама говорила, что он пустой человек и пьяница. А однажды он оступился в порту и утонул. Я помню, да, я помню.

Меган говорили, что ее дедушка умер от сердечного приступа, когда ему было за тридцать. Она никогда не слышала про пулю, про пьянство и про то, что он утонул.

– Мама вскоре опять вышла замуж. За другого портового грузчика, папиного знакомого. Это был плохой человек. Он постоянно ссорился с Фрэнки, который ни за что не хотел называть его папой. А Тимми вообще ушел из дома. Ему было лет четырнадцать, он на десять лет старше меня. А через год его убили в баре во время драки. Бедный Тим. Он так хотел походить на папу.

Она сжала руку племянницы:

– Вот почему твой отец и я никогда не прикасаемся к спиртному. Мы боялись. Ведь мама тоже запила: у нее были неприятности с Джонни. Потом она родила еще троих детей.

– У вас были сводные братья и сестры? Папа никогда не говорил мне об этом.

– О да. Они жили с нами. Мама умерла, когда ей не было еще и сорока. А мне вот уже семьдесят, а я все еще живу. Как ты это объяснишь?

– Может быть, потому что ты не пьешь? Меня всегда удивляло то, что ни ты, ни отец не прикасались к вину даже на Рождество.

– Мы дали зарок.

– Когда вы ушли из сиротского дома, тетя?

– Мне было тогда тринадцать лет. Твой отец как раз женился на твоей матери и взял меня оттуда. Я стала жить с ними. Твоей матери это не очень правилось, у нее как раз родился ребенок. Жили они очень бедно. Я должна была помогать по хозяйству, но меня трудно было заставить что-либо делать. Теперь-то я понимаю твою мать, она и сама тогда была почти подросток. Но твой отец, благослови его Господь, как-то все устраивал по-мирному. Сам он был большой труженик, работал на трех работах. Он помнит трудные времена, вот почему помогает нуждающимся людям. От меня Фрэнки тоже всякого натерпелся, можешь мне поверить.

– А как вы познакомились с вашим «стариком»? Это меня всегда интересовало. Почему вы не вышли замуж за какого-нибудь молодого человека? Боже, вы могли бы стать замечательной матерью. Я всегда так любила вас, даже больше, чем свою…

– Нет, не говори ничего о своей матери. Ей тоже досталось. Одни дети чего стоят. Старший сын Фрэнк умер в день родов, а твоя сестра Морин в десять месяцев. А потом Джеймс и Эдвард…

– Но потом она не беременела в течение четырех лет.

Тетя улыбнулась:

– Ты думаешь, только вы, современные женщины, знаете как избегать беременности?

– Вы хотите сказать, что моя мать делала аборт? Я в это не верю.

Тетя пожала плечами:

– Поверь. И она была не единственной женщиной, которая прибегала к такому средству. А я не помогала твоей матери ни в чем. Бросила школу и отказалась от должности секретарши в одном учреждении, куда пытался устроить меня твой отец.

– Помню, когда мать решила, что я должна поступить на курсы стенографии и машинописи, я закатила истерику, и она сказала, что я такая же сумасбродка, как и моя тетя Катерина. Я так гордилась этим.

– Ах, дорогая, у нее было столько забот. Мы с ней, конечно, ссорились, но, когда я оказалась в беде, она сразу же пришла на помощь. Я залетела, когда мне было семнадцать, и даже не знала толком, от какого пария. Я была так глупа тогда. Если бы твой отец узнал про это, он убил бы меня. Он, наверное, прикончил бы еще и нескольких ребят, с которыми я гуляла. Я хотела сама все уладить и обратилась к одному «мяснику».

Меган сжала зубы.

– И что же случилось?

– Случилось то, что твоей матери пришлось везти меня среди ночи в больницу. Я истекала кровью и думала, что умру. В семнадцать лет мне сделали хистеректомию. Представляешь, когда родилась ты, то была так похожа на меня, что у меня появилось чувство, будто я родилась заново. Я так любила тебя. С тех пор я уже не могла иметь детей.

– Но вы с мамой, конечно же, должны были все рассказать отцу.

– Твоя мать сказала ему, что у меня просто была какая-то женская болезнь, и он не задавал вопросов.

– Но как вы сблизились со «стариком»?

– Забавно, что все называли его именно так – «старик». Ну, я начала учиться стенографии и машинописи, а потом устроилась на работу в одной, компании. Эта компания принадлежала «старику». Когда разразилась война, компания получила заказы на пошив формы для военнослужащих и очень расширилась. На нее работало много людей. Я очень быстро продвигалась по службе и вскоре стала помощницей у одного начальника. А как раз секретарша «старика» заболела гриппом, а ему потребовалась срочно машинистка, которой оказалась я. Я тогда была красивой, рыжеволосой ирландочкой, к тому же очень неглупой. Он повысил мне зарплату.

А после войны у «старика» случился сердечный приступ. Он чуть не умер, но он был крепким мужиком, настоящим борцом, и даже не подумал о том, чтобы передать компанию сыновьям. Эти парни были настоящими болванами, несмотря на то, что учились в Гарварде.[18]18
  Гарвард – один нз самых известных университетов в США.


[Закрыть] Они прислали за мной автомобиль, на котором меня привезли прямо из Бронкса в его поместье, в Вестшестере. Его жена, очень милая леди, сама предложила мне пожить у них. Я могла бы прямо там делать свою работу, а в контору меня бы отвозили на лимузине. Это был великолепный дом. Мне отвели прекрасную комнату. У них имелась библиотека, много книг. Я могла читать все, что хотела. Это у тебя от меня, Меган, твоя любовь к книгам. А потом хозяйка умерла, а я продолжала жить там и работать на него. И стала ухаживать за ним. Он жил тогда совсем один – сыновья уехали, у них были свои семьи. Когда он ушел на пенсию, я продолжала жить у него. Мы путешествовали по всему миру, и он купил себе дом во Флориде, а потом еще один в Провиденсе.

– Что ж, рада, что он позаботился о вас. Все могло бы случиться и по-другому. Его сыновья могли бы опротестовать завещание, и у вас были бы неприятности.

– О, он обо всем позаботился. У него были хорошие адвокаты. Ах, Меган, что за жизнь мы с ним прожили!

– Вы занимались с ним любовью, тетя Катерина?

– О, в каком-то смысле, да. Но есть вещи, о которых я предпочла бы не говорить, девочка.

– Вы не казались мне такой счастливой. Родственники осуждали вас, а я считала, что им не следует лезть не в свое дело. Черт, вы жили так, как хотели.

Катерина налила в обе чашки темного крепкого чая, затем взглянула на Меган. Ее глаза сияли.

– Позволь открыть мне одну тайну, Меган. Пусть об этом будем знать только мы, хорошо?

– Боже, конечно, тетя Катерина.

Лицо тети светилось, она помолодела:

– Мы страстно любили друг друга. Он был единственным мужчиной в моей жизни, которого я любила. Я прожила отличную жизнь с Альбертом Уильямом Харлоу, и все эти разговоры моих родственников о том, что я «упустила свое счастье», для меня ничего не значат.

Меган кивнула. Чего еще можно хотеть в жизни? Самое большое счастье – это любить кого-то и быть любимой.

– Я не оплакиваю его смерть. Он был гораздо старше меня и жил полной жизнью. Я пообещала ему, что буду стараться не терять интереса к жизни, как бы долго ни жила. Во мне все еще есть жизненная энергия. Я хочу еще кое-что посмотреть в этом мире. Есть люди, которых я люблю. Я еще поживу, там, во Флориде. А ты ведь будешь навещать меня, дорогая, не так ли? Ты и твой дорогой Майк, Может быть, он сделает там иллюстрации к своей новой книге. Там такие краски!

Меган кивнула и улыбнулась:

– Непременно.

И она не шутила. Они были связаны с тетей еще одним обещанием.