Текст книги "Шестьдесят рассказов"
Автор книги: Дональд Бартельми
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
ЗОМБИ
Порывистый ветер срывает с деревьев листья. Зомби толкутся на площади и говорят, говорят, говорят. «Прекрасный день!» – «Что да, то да!» Зомби пришли сюда за женами, на многие мили вокруг только эта деревня продает своих женщин им в жены. «Прекрасный день!» – «Что да, то да!» Зомби привели в деревню уйму скота. Цена известна наперед – с зомби берут за невесту ровно в два раза больше, чем с обычного человека. Скот, приведенный зомби, тоже зомби, зомби страшно боятся, как бы деревенские жители не прознали об этом.
Эти зомби хорошие. Так сказал Грис Гру. Они сплошь выкрашены белым. Плохие зомби некрашеные и плачут из носа, их ноздри источают слезы. Местный вождь предлагает зомби обратить внимание на превосходные кирпичные здания, среди которых есть и очень большие, до тысячи кирпичей в высоту. Из окон выглядывают дочери, в одних окнах зеленые растения, в других – дочери. «Вы должны обещать, что не скажете епископу, – говорят зомби,– обещайте, что не скажете епископу, прекрасный день, вот уж что да, то да».
Выбеленные зомби оглашают деревенскую площадь безумолчной болтовней, веселые ребята, да и только. «Купил себе пальто!» – «Ну да?» «Да, новое пальто, вот это пальто, что сейчас на мне. Прекрасное пальто, как мне кажется!» – «Что да, то да, что да, то да, я тоже так думаю!» Приведенные зомби животные бьются в проволочную стенку загона. Поцелуй умирающего животного – умирающей лошади или собаки – превращает обычного человека в зомби. У торговца мороженым две дочери. У фермера, разводящего раков, пять дочерей, у капитана футбольной команды, чьи родители уже умерли, есть сестра. Грис Гру отсутствует. Он отправился в дальние края, за эликсиром против отравления ядовитым пасленом. Некий зомби с ректальным термометром в руке ползает в загоне под животами крупных, иссиня-коричневых коров и быков. Кто-то говорит, что кто-то видел машину епископа, на полной скорости несущуюся к деревне.
Если до вас доберется гадкий зомби, он наплачет на вас, или отберет у вас виски, или нашлет вашим дочерям ломоту в костях. Дочерей на площади много, слишком много, чуть не в каждом окне по дочери, а мужей мало, на всех не хватит. Если до вас доберется гадкий зомби, он примется сдирать вашу побелку шильями и скребками. Хорошие зомби суетятся и приплясывают. «Ты видел эту леди? Эта леди, она пойдет за меня замуж? Я не знаю! О, сколь прелестна эта леди! Пойдет ли эта леди за меня? Я не знаю!» Торговец пивом водрузил посреди площади пивную бочку. Местный учитель пения поет. Зомби говорят: «Чудесное время! Прекрасный день! Великолепное пение! Отличное пиво! Пойдет ли за меня эта леди? Я не знаю!» Порывистый ветер срывает с деревьев листья, с деревьев листья…
Кумир всех зомби Грис Гру сказал: «Зомби бывают хорошие и бывают плохие – точно так же, как обычные люди». Грис Гру сказал, что многие из знакомых ему зомби безусловно принадлежали к первой разновидности, а потому – в его глазах – вполне достойны заниматься ремеслами и торговлей, возглавлять большие фирмы, исправлять государственные должности и принимать участие в таинствах Крещения, Конфирмации, Рукоположения, Бракосочетания, Покаяния, Причастия и Соборования. Епископ сказал «нет». Зомби послали епископу много голов скота. Епископ сказал: все, что угодно, только не Рукоположение. Если до тебя доберется гадкий зомби, он сделает тебе камни в мочевом пузыре. Как-то ночью плохие зомби побили машину епископа дохлой коровой. Утром епископу пришлось вытаскивать дохлую корову из остатков лобового стекла машины, где ее оставили зомби, и он порезал себе руку. Грис Гру решает, какой зомби хороший, а какой – плохой; когда он в отъезде, право решать переходит к его теще. Зомби подходит к кучке субтильных дочерей в цвету и описывает, активно жестикулируя, на какой завтрак могут они рассчитывать в его доме, в доме зомби.
– Понедельник! – говорит он. – Апельсины ломтиками вареная кукуруза жареная треска картофельные фрикадельки редиска спаржа цыпленок-гриль блинчики с топленым маслом и кафэ-о-лэ! Вторник! Виноград мамалыга жареное филе форели бифштекс жареная картошка сельдерей булочки масло и кафэ-о-лэ! Среда! Винные ягоды на льду морские окуньки с соусом тартар картофельные чипсы жареный окорок омлет французские тосты и кафэ-о-лэ! Четверг! Бананы со сливками овсяные хлопья печеный окунь жареная печенка с беконом яйца пашот на тостах вафли с сиропом и кафэ-о-лэ! Пятница! Клубника со сливками жареные устрицы на тостах сельдерей жареный окунь картофель по-лионски маисовый хлеб с сиропом и кафэ-о-лэ! Суббота! Охлажденная мускусная дыня мамалыга тушеный рубец омлет с травами маслины перепела на тостах оладьи с сиропом и кафэ-о– лэ! – Зомби набирает побольше воздуха.– Воскресенье! – возглашает он.– Персики со сливками пшеничные хлопья с молоком жареная скумбрия с соусом метрдотель куриный суп-пюре пресные бисквиты жареный вальдшнеп с английскими булочками рисовые оладьи картофель а-ля дюшес яйца по-бенедиктински устрицы на половинках ракушек отбивные из молодого барашка паундкейк с сиропом и кафэ-о-лэ! И импортное шампанское! – Зомби озабоченно смотрит на женщину – привлекает ли ее подобная перспектива.
Хунган (делатель зомби) хватает человека за волосы и прижимает его губы к губам умирающей кошки. Десять лет тяжелой работы на хунгана, и ты обретаешь свободу, но все равно остаешься зомби. Машина епископа работает как часы. На памяти жителей этой деревни ни одна из их дочерей не имела настоящего мужа – или там не мужа, а вроде. Дочери устали целовать друг друга, хотя есть и такие, что не устали. Отцы деревни устали оплачивать швейные машины, комоды и полотенца своих дочерей. Лысый зомби говорит: «О, какая прелестная леди! Я буду к ней добр и ласков! Да, обязательно! Я так думаю!» Плохие зомби стоят, привалившись к стенам кирпичных зданий, и смотрят. Закон позволяет плохим зомби спариваться исключительно с овечьими кровососками. Женщины не хотят зомби, но зомби – их удел. Женщина говорит друтой женщине: «Эти парни, они же зомби!» – «Да,– говорит другая женщина,– я видела симпатичного мужчину, его снимок был в газете, но здесь его нет». Ползающий по загону зомби находит температуру в сто десять градусов
Жители деревни стучат метелками по огромным барабанам. Влетает огромный автомобиль епископа, на его крыльях развеваются белые епископальные флаги. «Запрещаю, запрещаю, запрещаю!» – кричит епископ, Появляется Грис Гру на серебряных санях, он кладет свои ладони епископу на глаза. Когда солнце касается горизонта, пары, одна за другой, сочетаются браком. Коровы и быки безжизненно валятся на землю, загон содрогается. Жены поворачиваются к своим новообретенным му
жьям и говорят: «Ничего страшного. Вот что нам нужно сделать. Когда придет время ложиться в постель, мы заклеим ваши лица фотографиями симпатичного мужчины из газеты. А теперь давайте разрежем свадебный пирог». Хорошие зомби говорят: «Как вам угодно! Как вашей душе угодно! Да, я так думаю! Несомненнейшим образом!» Плохие зомби подкидывают епископу в машину овечьих кровососок. Если до вас доберется гадкий зомби, он раздерет вам шкуру стамесками и граблями. Если до вас доберется гадкий зомби, он сделает так, что вы пройдете мимо прекрасной груди не заметив ее, даже глазом не поведете.
КОРОЛЬ ДЖАЗА
Вот я и король джаза, сказал себе Хоки Моки, смазывая кулису своего тромбона. Много, много лет ни один тромбонист не был королем джаза. Но теперь, когда Спайси Мак-Ламермур, прежний король, умер, кто же, как не я, займет его место. Пожалуй, я возьму пару нот перед этим окном, чтобы вселить в себя уверенность.
– Улет! – сказал некто, стоявший на тротуаре.– Ты слышал?
– Слышан,– сказал его компаньон.
– Ты умеешь различать наших великих отечественных американских джазовых исполнителей, одного от другого?
– Да вроде умел.
– Тогда кто это играет?
– Похоже на Хоки Моки. Зти немногие, но безупречно подобранные ноты обладают истинным эпифани– ческим сиянием.
– Зпи-чем?
– Истинное зпифаническое сияние, доступное лишь художникам такого калибра, как Хоки Моки, уроженец городка Пасс Крисчен, штат Миссисипи. Он король джаза – теперь, когда Спайси Мак-Ламермур умер.
Хоки Моки уложил свой тромбон в футляр и пошел на джем. На джеме все перед ним расступались, почтительно кланяясь.
– Хай, Баки! Хай, Зут! Хай, Фрэдци! Хай, Джордж! Хай, Тад! Хай, Рой! Хай, Декстер! Хай, Джо! Хай, Вилли! Хай, Гринз!
– Что мы будем играть, Хоки? Ты теперь король джаза, тебе и решать.
– Как насчет «Смоук»?
– Улет! – сказали все.– Вы слышали? Хоки Моки, он может вырубить одним своим прононсом. Это ж застрелиться, какие интонации! Господь во Славе!
– Я не желаю играть «Смоук»,– сказал кто-то.
– Ты не мог бы повторить это, незнакомец?
– Я не желаю играть «Смоук». «Смоук» – тоска зеленая. Мне не нравится эта примитивная гармоническая прогрессия. Я отказываюсь играть «Смоук».
– Он отказывается играть «Смоук»! Но ведь Хоки Моки – король джаза, и он сказал «Смоук».
– Чувак, ты что, иногородний или что? Это в каком же смысле ты отказываешься играть «Смоук»? Да и вообще, как ты попал на этот джем? Кто тебя нанял?
– Я Хидео Ямагучи, из Токио, Япония.
– О, так ты из этих японских лабухов, так что ли?
– Да, я лучший тромбонист всей Японии.
– Что ж, добро пожаловать, а там мы послушаем, как ты играешь. Скажи мне, а чайная «Теннесси» так и остается главной джазовой тусовкой Токио?
– Нет, теперь главной джазовой тусовкой Токио стал «Квадратный ящик».
– Вот и ладушки. О'кей, а теперь мы слабаем «Смоук», как и сказал Хоки. Ты готов, Хоки? О'кей, начнем по счету «четыре». Раз! Два! Три! Четыре!
Два парня, стоявшие под окном Хоки Моки, последовали за ним в клуб. Теперь они хором сказали:
– Боже милостивый!
– Да, это «Английский восход», знаменитая манера Хоки. Он играет так, что от тромбона расходится масса лучей, красные лучи и синие лучи, и зеленые лучи, и зеленые лучи, исходящие из фиолетовой сердцевины, и оливковые, исходящие из бежевой сердцевины.
– А этот японский мальчонка, он тоже совсем неплох.
– Да, он совсем неплох. И он держит свою дудку очень необычным образом. Это зачастую является признаком классного исполнителя.
– Так перегнулся, что голова между коленками.
– Боже милостивый, он великолепен!
Он великолепен, думал Хоки. Возможно, мне придется его убить. Но тут в дверях показался некто, толкавший перед собой маримбу на четыре с половиной октавы. Да, это был Толстый Джонс, и он начал играть даже прежде, чем успел полностью протиснуться в комнату.
– Так что играем?
– «Билли'с Баунс».
– Как я и думал, как я и думал. И в чем?
– Фа.
– Как я и думал, как я и думал. А ведь ты вроде играл с Мейнардом?
– Да, я играл с этой бандой, пока не слег в больницу.
– С чем?
– Да просто устал.
– Чем можем мы дополнить фантастическую игру Хоки?
– Как насчет дождя или звезд?
– А не будет ли это чрезмерным нахальством?
– Спроси его, как он, не против?
– Спрашивай сам, я боюсь. С королем джаза шутки плохи. А этот японский парнишка, он тоже совсем неплох.
– Он великолепен.
– Думаешь, он играет по-японски?
– Да уж не по-английски.
Сколько лет, думал Хоки, у меня чуть не лопались жилы от этого тромбона. Ну как смогу я выдержать еще одно противостояние, в таком-то возрасте?
– Слышь, Хидео…
– Да, мистер Моки?
– Ты хорошо себя показал и в «Смоук», и в «Билли'с Баунс». Я с сожалением должен признать, что ты почти не хуже меня. Более того, я решил, что ты лучшеменя. Страшно подумать, но против фактов не пойдешь. Я продержался в королях джаза всего двадцать четыре часа, но безжалостная логика нашего искусства требует, чтобы мы склонились перед Истиной, когда слышим ее своими ушами.
– Может быть, вы ошибаетесь?
– Нет, у меня ведь есть уши. Я не ошибаюсь. Хидео Ямагучи – новый король джаза.
– Вы желаете сохранить положение почетного короля?
– Нет. Я попросту сложу свою дудку и удалюсь. Этот джем – твой, Хидео. Ты можешь выбрать следующую тему.
– Может, «Крим»?
– О'кей, вы слышали, что сказал Хидео, играем «Крим». Ты готов, Хидео?
– Хоки, вам совсем не нужно уходить. Вы можете тоже принять участие. Только подвиньтесь немного, вот сюда…
– Спасибо, Хидео, это очень великодушно с твоей стороны. Пожалуй, можно и вправду немного поиграть, раз уж я здесь. Sot to voceконечно же.
– Хидео просто великолепен в «Крим».
– Да, пожалуй, это его лучшая тема.
– А что за звук доносится с той стороны?
– С какой стороны?
– С левой.
– Ты это про звук, который звучит как острое лезвие жизни? Который звучит как белые медведи, пересекающие ледяные просторы Арктики? Звучит как неудержимо мчащееся стадо мускусных быков? Звучит как моржи-секачи, ныряющие на дно океана? Звучит как фур– маролы, дымящиеся на склонах горы Катмай? Звучит как дикая индюшка, пробирающаяся сквозь лес, мягко ступая по толстому слою опавших листьев? Звучит как бобры, гложущие деревья в аппалачских болотах? Звучит как опяга, прорастающие на стволе осины? Звучит как горный олень, бродящий по склонам Сьерра-Невады? Звучит как целующиеся суслики? Звучит как несущийся по– ветру шар перекати-поля или извивающаяся река? Звучит как ламантины, жующие морскую траву у мыса Сейбл? Звучит как стада носух, пересекающие Арканзас? Звучит как…
– Боже милостивый, это же Хоки! Даже с сурдиной он буквально сдувает Хидео с эстрады!
– Хидео упал на колени, но продолжает играть! Боже милостивый, его рука тянется к поясу, к длинному стальному мечу… Остановите его!
– Полный улет! Так потрясающе «Крим» еще не играли и вряд ли сыграют. Как там Хидео, в порядке?
– Да, кто-то побежал принести ему стакан воды.
– Преклоняюсь, Хоки! Это была самая распродолбу– чая штука, какую я видел!
– Ты снова король джаза!
– С Хоки Моки не соскучишься!
– Да, сэр, мистер Хоки, я должен это признать, вы буквально сдули меня с эстрады. Теперь я вижу, что мне все еще предстоят долгие годы прилежной работы и учения.
– Все путем, сынок. Не придавай значения подобной ерунде. Такое случается и с лучшими из нас. Или почти случается с лучшими из нас. Теперь я хочу, чтобы все оттянулись в полный рост, потому что мы будем играть «Флэте». Следующая тема – «Флэте».
– С вашего разрешения, сэр, я вернусь в гостиницу и начну складывать вещи. Я в высшей степени благодарен за все, чему я здесь научился.
– Все путем, Хидео. Желаю тебе хорошо завершить этот день. Хе-хе. Ну, а теперь – «Флэте».
УТРО
– Скажите, что вы боитесь.
Признайте это.
– В Колорадо – гор. В Калифорнии – моря. И везде – бьющегося стекла.
– Скажите, что вы боитесь. Сознайтесь.
– Пугливый, как газель. К моей простыне прицепили датчик. Я не знаю, что он там выдает. Мне платят доллар за ночь. Резко просыпаясь, я замечаю, что он тут, никуда не делся. Я смотрю, как дряхлеет моя рука, пою песенку.
– Вы получили приглашение на вечер?
– Да, получил. Стоял там и улыбался. Я думал, брюки в обтяжку, как мило с ее стороны. Задавался вопросом, какая она под ними, оранжевая? Так что мы будем делать? Позвоним Маугли? Попросим его прийти? Вы любите язык? Ломтиками? С грибами? Это интимный вопрос? Скрябин, он действительно такой крутой, как можно подумать с виду? Он же дурак, чего ты с ним разговариваешь? Да, одежда у него интересная, но внутри – скучные, тусклые кости.
– Этот серый свет, не понимаю, как ты его терпишь?
– Везде, куда ни бросишь взгляд, бушует пожар порнухи – оранжевые образы, барханы, пустыни. Взрывы ссоры за стеной. Интересно, кто эти люди? Я пробовал Cuisine Minceur, не понравилось. О, выглядит это вполне привлекательно.
– Скажите, что вы боитесь.
– Я боюсь. Боюсь флейты, девочек-цветочниц и воя сирены. Мы часто слышим сирену, из-за этой больницы. Боюсь кофе, увядших вьющихся растений, людей, соображающих слишком быстро, церковных риз и колоколов.
– Купи витамин Е. Я принимаю по восемьсот единиц.
– Звук бьюшегося стекла. Господи, подумал я, неужели снова. Последний раз утащили велосипед, хитрый японский велосипед, оставленный кем-то в холле. Мы сменили замок. Парень забыл свою фомку. Собственно, это была не фомка, а ручка от домкрата.
– Я не боюсь преступлений как таковых, преступления есть и всегда будут, но вот способ, манера… я хочу сказать, если кто-то может обчистить твой банковский счет, попросту нажав пару кнопок, или как там это делается…
– Я не боюсь змей. Где мы отдыхали летом, там есть такая компания, общающаяся со змеями, руками их берут и по всякому. Я захожу иногда на их сборища, тоже немного общаюсь.
– Не боюсь почтового ящика, во всяком случае – не так, как когда-то, все эти письма с угрозами, я просто говорю бодливой корове, бодливой корове, это еще кто кого.
– Это только если вдруг задуматься. Я и не задумываюсь.
– Не боюсь ураганов, потому что они у нас часто бывали, где я раньше жил, не боюсь тарантулов, их там тоже хватало, они прыгают, приходилось рубить их тяпкой, только лучше длинной тяпкой, а не этой, коротенькой, для работы внаклонку.
– Природа в целом не видится враждебной. Так же, как и другие люди, за исключением тех, кто норовит шарахнуть тебе по уху, не представив предварительно разумно обоснованных, внятно сформулированных угроз.
– Поведение в целом это волшебное море, в котором мы можем плавать, или скакать, или спотыкаться.
– Она встала с кровати и такими маленькими, аккуратными шажками прошагала в ванную. Я страшился того дня, когда я увижу, как она ходит в действительности.
– А на закате стреляет пушка. Это значит, что мы можем скинуть напряжение и стать этакими рубаха-парнями. Думаешь, нам отколется что-нибудь из этих казенных денег?
– Я заказал бланки. Весело, весело встретим Новый год.
– Думаешь, нам отколются приличные суточные?
– Если решишь делать ноги, так лучше всего автобусом. Никто не сидит напротив тебя. Окна теперь стали больше, а водители чаще всего надежные.
– Вот уж чего мне бы очень не хотелось. Я насчет бежать. Слишком смахивает на капитуляцию.
– Но когда я приезжаю во все эти необыкновенные места, они кажутся пустыми, покинутыми. На улицах – никого, а я к такому не привык. Во всех тамошних ресторанах подают одно и то же: филе, серф-н-терф
[70]
[Закрыть], бифштекс на ребрышке. Проторчал несколько дней в гостинице и съехал, оставив доллар-другой чаевых горничным.
– Толкался без толку туда-сюда, пытаясь устроиться.
– Искать комнату, чтобы с ней переспать. А что, если она вдруг согласится?
– Со мной такое случалось, и не раз. Тут нужно просто быть честным.
– Корыстолюбие ненасытно. Это старая истина.
– Чего вы боитесь? Утра, дня, ночи?
– Утра. Я рассылаю уйму открыток.
– Сфотографируйте это поразительно грязное окно. Его серые тона. Пожалуй, я смогу добыть вам рыцарское звание, я знаю одного парня. Так что там насчет вечного возвращения
– Все это не скоро, не скоро, не скоро. Спасибо, что пригласили Джима, было очень приятно с вами поговорить.
– Они играли «Уан о'клок джамп», «Ту о'клок джамп», «Три о'клок джамп» и «Фор о'клок джамп». Отлично работали. Я видел их по телевизору. Теперь они все уже на том свете.
– Это вас пугает?
– Не-а, это меня не пугает.
– Это вас пугает?
– Не-а, это меня не пугает.
– Что вас пугает?
– Меня пугает моя рука. С ней что-то не так.
– Слышал? Это волчий оклик
[72]
[Закрыть]. Неплохо, верно?
– Едва успел перезарядить, как на тебе – черный носорог, самка, как потом выяснилось, стоит и пьет себе воду.
– Позвольте мне сделать небольшую подсказку: найдите хоть одно животное, способное к личной дружбе.
– Так что я решил, что пора бы нам и встряхнуться. Я сменил пластинку, это сразу помогло, затем поколдовал с освещением…
– Позвонить Бомбе, который еще «Бесхвостый обезьян»? Получить его взнос?
– Зарядил пунш одной такой дурью, как раз под рукой была. Усложнил декор продуманно расположенными предметами садовой мебели, птичьими ванночками, солнечными часами, зеркальными шарами на подставках…
– От этого невольно начинаешь пристукивать ногой в такт, ты заметил?
– Они были очень довольны. Мы танцевали под «Инвенции и Симфонии». Получилось совсем неплохо. Здорово получилось.
– Именно это должны были отметить новые портреты.
– Затем из другого люка появилась невеста. Не задерживаясь ни на секунду, она прогарцевала, взбрыкивая, через всю арену.
– Я знал ее. Я ее очень любил. Я ее очень люблю. Я желаю им счастья.
– Я тоже. Она очень отважная.
– Думаешь, нам перепадет что-нибудь из этого сим– патичненького гранта?
– Если мы сумеем сделать так, чтобы нас поняли. Если я аплодирую, артисты понимают, что я доволен. Если я беру иголку и обжигаю ее кончик на спичке, ты понимаешь, что я занозил ногу. Если я спрошу: «А были жертвы среди живущих англичан?» – Ты поймешь, что я осведомлен о мятеже туземцев. Если я вручу тебе два
экземпляра реферата диссертации, переплетенные в черную ткань, ты поймешь, что я забочусь о своем росте. Призывы к патриотизму, предупреждения мелким плавсредствам.
– Скажите, что вы боитесь.
– Я боюсь. Только, пожалуй, не сегодня.
– Вот уж чего мне бы очень не хотелось. Вместо этого можно попросту прийти в бешенство. Я пришел в бешенство, в самое доподлинное бешенство.
– Искусственно распалять себя. Методика управляющих.
– Пришел в такое бешенство, что мог, пожалуй, перекусить долото.
– И очень любезно. Божественная кожа, следы краски, красные царапины, пятна от травы. Мы смотрели «Шестьдесят минут». Питались ирисами, диким чесноком, сердцевиной алоэ, соком акации. Она уже улетела, самым ранним рейсом. Как я себя чувствую? Великолепно.
– И снова великолепный солнечный день. Как вы себя чувствуете? Вы пробовали заказать в этом новом поезде выпивку? Это проще пареной репы. У вас есть что-нибудь, чем заделать окна? Толь или там доски? Вы хотите прослушать «Боевой гимн республики»? Там осталось еще красное?
– Навалом, вон сколько бутылок. Хватит двух недель. Две недели на фольксвагене «кролике».
– Домой.
– Нет, благодарю вас.
– Вы этого боитесь?
– Ну а правда, живу я еще или нет?
– Чего вы боитесь?
– Один старик наедине в комнате. Два старика наедине в комнате. Три старика наедине в комнате.
– Ладно, может быть, вам удастся поговорить с ними завтра или там еще как.
– И говорит: приветик, ты слыхал, что есть такая штука, удовольствие? А про веселье слыхал? Давай поедем в город, поставим на уши какой-нибудь бар, в кои– то веки. Что ты задумал, какие у тебя планы? Все еще
ворочаешь железо? Я всю ночь пилился, а как ты? «Мне счастье по душе!»
– Знаешь, я об этом не очень задумываюсь.
– Смиренность босиком, Распущенность физически привлекательна и держит в руке побег рапса, Час это колесо, а Доблесть душит льва, засовывает в львиную глотку бронированный кулак.
– Как закончилась вечеринка?
– Меня там уже не было. Мне пора линять, сказал я, пора уходить, пора сматывать удочки, ведь времени-то уже сколько, ночь. Матфей и Марк, Лука, Иоанн, благословите мою постельку.
– Скажите, что вы боитесь.
– Все меньше и меньше. У меня есть детектор дыма и билеты всюду, куда угодно. У меня есть ангел-хранитель, слепой от рождения, а также пакетик семян репы сорта «Белый шар с красной верхушкой», для крыши.
– Ты хочешь посмотреть мою коллекцию басовых кларнетов? Ты хочешь посмотреть мою коллекцию ушей художников? Этот серый свет, не понимаю, как ты его терпишь?
– Я сам его сделал серым. Прекрасно оттеняет оранжевый.
– Прекрасный человек. Пошел на экзамен по пожарной безопасности и сдал его с блеском. И это только один случайный пример.
– Все женщины смертны, объяснила она, а Кай – женщина.
– Скажите, что ьы не боитесь. Вдохновите меня.
– А потом стало совсем темно, и они прекратили поиски.
