Текст книги "Конвоиры зари"

Автор книги: Дон Уинслоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Глава 6

Ба-бах – это клево.

Особенно если ты Бун Дэниелс и живешь ради огромных шумных волн.

Он всегда был таким. С самого рождения и даже раньше, если верить во всю эту ерунду насчет влияния звука на развитие зародыша. Некоторые мамы всю беременность слушают Моцарта, стараясь привить своим детям хороший вкус еще до рождения. А вот мама Буна, Ди, всю беременность провела на пляже, слушая ритм волн и поглаживая себя по животу, так что для Буна, не успевшего родиться, шум океана был неотделим от сердцебиения матери. Шестипалый часто говорил,что океан ему вроде как папаша, а Бун чувствовал это всем нутром. Ему и двух лет не исполнилось, когда отец, Бретт Дэниелс, привел его на пляж и поставил на лонгборд. Затем он вывел доску в океан, посадил сына себе на плечи и начал кататься, как обычно.

– Да вы же его уроните! – тут же завопили случайные свидетели – туристы, конечно же.

– В мои планы это не входит, – с улыбкой ответил им отец Буна.

И до трех лет, пока Бретт намеренно не уронил сына в буйные волны, просто чтобы тот почувствовал, каковы они на вкус, ничего плохого с ним так и не приключилось. Маленький Бун тотчас всплыл, хохоча без остановки, и попросил, чтобы папа бросил его в воду еще разочек.

И каждый раз находился какой-нибудь возмущенный прохожий, грозивший позвонить в Службу защиты детей, на что Ди неизменно отвечала:

– Мой муж как раз и озабочен защитой нашего ребенка.

И ее слова были чистейшей правдой.

Если вы растите ребенка в Пасифик-Бич и знаете, что рано или поздно гены приведут его к сёрф-доске, то следует заранее рассказать и показать ему, что может сделать с человеком океан. И научить его жить, а не умирать в воде, и чем раньше вы это сделаете, тем лучше. Вы обязаны рассказать ему про быстрины и глубинные течения. Научить его не паниковать.

Оберегали ли они своего сына?

Ну, например: когда Бретт и Ди обитали в жилом комплексе с общим бассейном и устраивали вечеринки, разумеется, они приглашали и малолетних приятелей Буна. Пока дети плескались в воде, Бретт Дэниелс спокойно восседал в кресле у кромки бассейна и на все вопросы гостей отвечал:

– Вы только не обижайтесь – веселитесь, пейте, ешьте, – но я буду сидеть тут и молчать.

И он действительно сидел у воды, в которой бултыхались ребятишки, и не отрываясь глядел на дно бассейна. Просто Бретт понимал, что на поверхности воды никогда ничего не случается. Почему-то дети предпочитают тонуть, когда ни единая душа не смотрит в их сторону.

А вот Бретт смотрел. Он сидел, сосредоточившись, словно завзятый дзен-буддист, и не поднимался со своего места, пока последний из посиневших от холода малышей не вылезал из бассейна. Его тут же заворачивали в махровое полотенце, и он убегал за своей порцией пиццы и газировки. Только тогда Бретт вставал и отправлялся есть и общаться с остальными родителями. И его вечеринки никогда не заканчивались непоправимыми трагедиями и муками совести на всю жизнь («Я отвернулась всего на секундочку»).

Когда Бретт и Ди впервые отпустили семилетнего сына одного покататься на мелководье у берега, сердце у обоих так и ухнуло в пятки. Словно коршуны, следили они за Буном, хоть и знали, что каждый спасатель и сёрфер на пляже точно так же наблюдает за передвижениями маленького Буна Дэниелса, и, случись что, вызволять его кинется целая толпа.

Это было непросто, но Бретт и Ди стояли и смотрели, как их сын падал и снова вставал на доску, снова падал и снова вставал, и отплывал подальше к волне, и повторял этот цикл снова и снова, пока наконец очередная волна не подчинилась ему, и все это время множество людей на пляже старательно делали вид, будто вообще не смотрят в его сторону.

Еще труднее им стало, когда Буну исполнилось десять и он высказал желание ходить на пляж с приятелями, а не с родителями, которых начал стесняться. Трудно было решиться и отпустить его, трудно было сидеть дома, сходя с ума от беспокойства за него, но они шли на это, чтобы защитить сына, не испортить его и не сделать инфантильным. Родители Буна хотели верить, что они справились со своими обязанностями и научили его всему необходимому.

Так что к одиннадцати годам Бун стал типичным грэмми.

Грэмми – это возмездие матушки-природы всем нам.

Грэмми – это длинноволосые, дочерна загорелые малолетние сёрферы, достающие всех и вся. Грэмми – это кармическое наказание за все те гадости, гнусности и мерзости, что ты творил в их возрасте. Грэмми воруют у тебя отличные волны, мешают кататься, в пляжном баре лезут без очереди и при этом разговаривают так, как будто хотя бы приблизительно понимают, о чем говорят. Что еще хуже, грэмми передвигаются исключительно группами – как Бун, который вечно тусовался с маленьким Джонни Банзаем и юным Дэйвом-пока-еще-не-Богом Любви. Вся троица отличалась одинаково отвратительной заносчивостью и невероятным нахальством. Если они не катались на сёрфе, значит, катались на скейтборде, если не катались на сёрфе или скейтборде, значит, читали комиксы, тянулись грязными ручонками к порнухе и пытались – разумеется, безуспешно – закадрить настоящую девчонку, пускались на хитрости, чтобы выманить у взрослых денег на пиво, и мечтали разжиться травкой. Знаете, почему родители разрешали им без конца барахтаться в океане? Потому что это было самым безопасным из всех занятий.

Грэмми Бун не раз получал по шапке от взрослых сёрферов, но все же к нему относились снисходительно – ведь он был сыном Бретта и Ди Дэниелс или попросту сатанинским отродьем, как называли его некоторые невоздержанные на язык люди.

Конечно, Бун перерос все это. Почти все грэмми рано или поздно превращаются в нормальных людей, ну а если нет, то скатываются на самое дно. Кроме того, каждому было ясно, что Бун – не обычный грэмми. Сначала он вытворял трюки, невероятные для своего возраста, потом трюки, невероятные для любоговозраста. Вскоре его заметили лучшие сёрферские команды города и пригласили в юношескую сборную. Казалось, еще несколько месяцев, и он завалит свою комнату призами и трофеями, а потом заключит выгодный контракт с какой-нибудь компанией, выпускающей оборудование для сёрфинга.

Вот только Бун на это не согласился.

Паренек четырнадцати лет отказался от всего этого.

– Почему? – спросил его отец.

– Я же сёрфингом не ради этого занимаюсь, – пожал плечами Бун. – А ради… не, не знаю.

Он так и не смог подобрать слов, но Бретт и Ди все равно его отлично поняли. Они связались со старыми приятелями из мира сёрфинга и в двух словах поставили их в известность:

– Спасибо за предложения, но он на это не пойдет. Наш сын просто хочет кататься на сёрфе.

Он правда хотел.

Глава 7

Петра Холл повернула ключ зажигания в BMW, припаркованной в западной части Гарнет-авеню.

Она тронулась с места и покатила, время от времени бросая взгляд на зажатый в руке клочок бумажки и сверяясь с адресом.

Согласно справочнику, в доме номер 111 по Гарнет-авеню располагалась контора «Буна Дэниелса, частного детектива». Как ни странно, здание оказалось не офисным, а скорее торговым – на нем красовалась вывеска магазина «Сёрфинг на Пасифик-Бич» с простеньким, но красноречивым рисунком, изображающим морские волны. И точно: заглянув в витрину, Петра разглядела доски для сёрфинга, бодиборды [7]7
  Бодиборд– доска для катания по волнам; легче и короче, чем доска для сёрфинга; спортсмен плывет на бодиборде, лежа на груди.


[Закрыть]и купальники. Учитывая, что дом номер 111 по Гарнет-авеню от пляжа отделял какой-нибудь квартал, сомневаться не приходилось: это действительно был магазин принадлежностей для сёрфинга.

Вот только справочник утверждал, что здесь должна находиться контора частного детектива Буна Дэниелса. При чем тут магазин?

Петра выросла в городе, где солнечные дни были редкостью. Ее бледная тонкая кожа казалась почти прозрачной, особенно на фоне угольно-черных волос. Строгий пепельно-серый костюм ясно давал понять, что перед вами серьезная и крайне деловая женщина, однако даже он не мог скрыть стройную и соблазнительную фигуру. Но больше всего в ее облике привлекали глаза.

Неопределенного цвета, не то голубые, не то серые.

Как у океана, их цвет зависел исключительно от настроения Петры.

Она припарковала машину перед «Вечерней рюмкой» и направилась в «Сёрфинг на Пасифик-Бич». За стойкой обнаружился бледный парень, похожий на белого растафари, яростно рубившийся в приставочную игру.

– Простите, – обратилась к нему Петра. – Мне нужен мистер Дэниелс.

Шестипалый оторвался от экрана и, обернувшись, увидел ее перед собой. Пару секунд при виде сногсшибательной девушки он не мог вымолвить ни слова; затем набрал в легкие побольше воздуха и заорал куда-то в сторону лестницы:

– Эй, Живчик, бра, тут какая-то бизнес-леди Буна ищет!

В проем двери тут же высунулась голова Бена Каррутерса, окрещенного работниками магазина Живчиком. Лет шестидесяти, с белоснежно-седой шевелюрой, он ухмыльнулся и рявкнул в ответ:

– Еще раз назовешь меня бра, язык оторву!

– Извиняюсь, забыл, – откликнулся Шестипалый. – Моана [8]8
  Моана– прозвище океана, распространенное на Гавайях.


[Закрыть]сегодня просто охренительная. Я сёрфил и налетел на волну, попробовал оседлать, но она оказалась той еще сукой, так что я капитально облажался. Приложился мордой об воду! Меня до сих пор колбасит. Ты уж прости, братан.

– Иногда я ни слова не понимаю из наших, безусловно, интересных бесед, – ответил Живчик, взглянув на Петру. И, повернувшись к Шестипалому, добавил: – Ты тут что-то вроде кошки. Так что не серди меня, не заставляй заводить настоящуюкошку. Пойдемте, – бросил он Петре и двинулся к лестнице.

Пока Петра поднималась наверх, Живчик – худой мужчина почти двухметрового роста, одетый в красную рубашку, заправленную в камуфляжные штаны, – успел усесться за стол. Во всяком случае, она предположила, что за стол, потому что ни одного сантиметра свободной поверхности на этом сооружении не просматривалось – все было заставлено чашками из-под кофе, завалено бумажками, обертками от тако, газетами и журналами. Однако, поскольку довольно мрачный Живчик сидел перед старомодной счетной машинкой, Петра решила, что это, должно быть, все-таки стол.

Так называемый «офис», не вполне заслуживающий столь громкого названия, выглядел как настоящая помойка, она же мусорная свалка. Единственным исключением казалась задняя стена комнаты, чистая и аккуратная. На укрепленной на ней стальной вешалке висело в ряд несколько черных гидрокостюмов, а к самой стене были приставлены доски для сёрфинга, отсортированные по размеру и форме.

– Сорок с чем-то лет назад, – начал Живчик, – я регулярно выключал бра, чтобы не мешали развлекаться с девочками, а теперь вот выясняется, что это я – бра. Как все-таки отвратительно стареть. Чем могу вам помочь?

– Вы, должно быть, мистер Дэниелс? – предположила Петра.

– Если бы я должен был быть кем-нибудь, кроме себя самого, я бы выбрал Шона Коннери, – усмехнулся Живчик. – Но он уже занят. Как и Бун. Хотя как раз им я не захотел бы быть ни за что на свете.

– Вы не в курсе, когда появится мистер Дэниелс?

– Нет. А вы? – переспросил Живчик.

– Нет, раз я вас спрашиваю, – покачала головой Петра.

Живчик оторвался на секунду от своих вычислений. Девица казалась совершенно непрошибаемой. Ему такие нравились.

– Дайте-ка я вам кое-что объясню: Бун не носит часов. Единственные часы, которые он признает – солнечные.

– Я так понимаю, мистер Дэниелс человек расслабленный, верно? – протянула Петра.

– Если бы он расслабился еще немножко, то окончательно перешел бы в горизонтальное положение, – хохотнул Живчик.

Глава 8

Бун и Санни вышли с пляжа и побрели в сторону Гарнет-авеню.

В этом не было ровным счетом ничего особенного – они более или менее тесно общались почти десять лет.

Санни ворвалась в жизнь конвоиров зари, словно молния. Она влилась в их компанию так, как будто была с ними всегда. В тот день Бун как раз готовился поймать хорошую трехметровую волну, когда вдруг, откуда ни возьмись, возникла Санни и отобрала волну себе. Бун от такого нахальства оторопел, а бесстыжая блондинка как ни в чем не бывало пронеслась мимо него как мимо буйка на воде.

– Чувак, да эта крошка только что вырвала у тебя сердце и скормила его тебе же! – заржал Дэйв.

Но Буну было не до смеха. Поймав следующую волну, он заметил, что девица гребет к берегу.

– Эй, блондиночка! – окликнул ее Бун. – Ты сперла мою волну.

– Во-первых, меня зовут не «блондиночка», – ответила Санни. – А во-вторых, с каких это пор ты скупил все волны в море?

– Я уже собирался ее поймать! – возмутился Бун.

– Опоздал, – коротко парировала девушка.

– Да хрена лысого я опоздал!

– И хрен твой тоже опоздал, – улыбнулась Санни. – Да что с тобой такое, не можешь пережить, что девчонка увела у тебя волну?

– Могу пережить, – буркнул Бун. Даже он понял, насколько по-идиотски и неправдоподобно это звучит.

– Значит, не можешь.

– А мы раньше не встречались? – спросил Бун, присмотревшись к ней внимательнее.

– Не знаю. Встречались?

Санни улеглась на доску и погребла в сторону океана. Буну ничего не оставалось, кроме как присоединиться к ней. Угнаться за Санни было нелегко.

– Ты ходила в местную школу? – поинтересовался Бун, поравнявшись с ней.

– Да, раньше. Но я уже в колледже.

– И я в той школе учился, – заметил Бун.

– Я в курсе.

– Серьезно?

– Конечно. Я тебя помню, – откликнулась Санни.

– Хм. А вот я тебя, кажется, не очень.

– Знаю, – ответила девушка и начала грести быстрее.

На протяжении следующего часа она только и делала, что надирала Буну задницу. Она обращалась с океаном, словно он был ее собственностью. Да, собственно, так в тот день оно и было.

– Вот ведь штучка, – присвистнул Дэйв, когда они с Буном следили за девушкой с пляжа.

– Руки прочь, – шикнул Бун. – Это моя.

– И она не возражает? – хихикнув, усомнился Дэйв.

Выяснилось, что все-таки она этого хотела. Она надирала Буну задницу до самого заката, а потом, когда он с видом побитого щенка тащился к выходу с пляжа, дождалась его.

– Может, когда-нибудь я к этому и привыкну, – пробормотал Бун.

– К чему?

– К тому, что меня обставляет какая-то девчонка.

– Меня зовут Санни Дэй, – грустно представилась она.

– Я не смеюсь, – предусмотрительно отреагировал Бун. – Меня самого зовут Бун Дэниелс, [9]9
  Дэниел Бун– первопоселенец, легендарный герой фронтира, чьи приключения прочно вошли в американский фольклор.


[Закрыть]так что я понимаю.

После пляжа они отправились в ресторан, а после ресторана – в постель. Это было неизбежно и абсолютно естественно – оба знали, что к этому идет, и не могли ничего изменить. Да и не хотели.

С того дня они не расставались.

– Вам с Буном нужно пожениться и обзавестись потомством, – заметил несколько недель спустя Джонни Банзай. – Вы просто обязаны это сделать, хотя бы ради мира сёрфинга.

Как будто их ребенок получился бы каким-нибудь супермутантом. Но ради этого вступать в брак? Ни за что на свете.

Когда речь заходила о женитьбе, Санни всегда использовала одну и ту же аббревиатуру – КСКР – Классический Синдром Калифорнийского Ребенка.

– Я уверена, что для таких, как я, даже есть какие-нибудь благотворительные фонды, – шутила она.

Хиппующий папа Эмили Уэнделин бросил ее хиппующую маму, когда малышке было всего три года. Мама так от этого и не оправилась, как и сама Эмили, которая слишком рано поняла, что нельзя доверять свое сердце мужчине – все равно он уйдет.

Мать Эмили замкнулась в себе и стала, как выражаются психотерапевты, «эмоционально недоступной». Так что воспитывала девочку бабушка – мамина мама. Элеанор Дэй вложила в Эмили все, чем обладала сама, – силу духа, изящество манер, доброту. Именно благодаря Элеанор к девочке прилипло прозвище «Санни», ведь внучка, словно солнышко, озарила ее жизнь. Когда Санни исполнилось восемнадцать, она тут же сменила свою фамилию на Дэй, несмотря на то что в сочетании имя и фамилия звучали до ужаса хиппово.

– Я возьму фамилию по материнской линии, – объяснила свое решение Санни.

Именно бабушка настояла на том, чтобы она отправилась в колледж, и ровно год спустя, когда Санни решила, что высшее образование не для нее, бабушка опять же все поняла и не стала спорить.

– Это моя вина, – каялась Элеанор.

Их дом находился всего в полутора кварталах от пляжа, так что Элеанор каждый день брала внучку с собой к океану. Когда восьмилетняя Санни заявила, что хочет научиться кататься на сёрфе, именно Элеанор положила ей под рождественскую елку доску. И именно Элеанор стояла на пляже и смотрела, как внучка покоряет одну волну за другой, а затем терпеливо улыбалась, когда, уже на закате, Эмили умоляюще показывала ей указательный палец, что означало: «Пожалуйста, бабуля, ну еще одну волну». И именно Элеанор ездила с девочкой на соревнования и сидела с ней в больницах, уверяя, что швы на подбородке не оставят шрамов, а если и оставят, то смотреться это будет очень пикантно.

Когда Санни призналась, что не хочет ходить в колледж, и разрыдалась, бормоча, что подвела бабушку, Элеанор сказала, что это ее вина – ведь именно она привела Эмили на пляж.

– И что ты будешь делать? – спросила она.

– Я хочу стать профессиональным сёрфером.

Элеанор не выказала ни капли удивления. Она не рассмеялась, не рассердилась, не стала насмехаться над внучкиной мечтой. Просто сказала:

– Ну что ж. Тогда постарайся стать лучшей в этом деле.

То есть не выходи замуж за сёрфера, а сама стань отличным сёрфером.

Не то чтобы эти два понятия были взаимоисключающими, но тем не менее ни Санни, ни Бун не хотели не то что жениться, но даже жить вместе. Их вполне устраивало все как есть – кататься, общаться, заниматься любовью и снова кататься. Дни и ночи сливались для них в одну бесконечную мелодию.

Хорошее было времечко.

Санни тогда работала официанткой, параллельно пытаясь сделать карьеру в сёрфинге; Бун был копом и с удовольствием выполнял обязанности патрульного в местном отделении полиции.

И все это рухнуло, когда в его жизнь вошла Рэйн Суини.

Все изменилось. После того, как она исчезла, Бун так и не стал прежним. С тех пор между ним и Санни словно разверзлась пропасть. Глубокая и темная, со временем она только разрасталась.

И вот теперь они с нетерпением ждали прихода огромных волн – оба чувствовали, что с ними придет что-то новое, неизведанное.

Бун и Санни остановились у дверей конторы Буна.

– Ну… уже поздно, я пойду, – произнесла Санни.

– Да. Поздно, – согласился Бун.

«А может, уже и правда слишком поздно?» – уходя, задумалась Санни. Словно она потеряла что-то, даже не подозревая, что это что-то может ей понадобиться.

Глава 9

Бун открыл дверь «Сёрфинг на Пасифик-Бич» и вошел в контору.

– Там наверху тебя цыпочка из городских дожидается, – сказал Шестипалый, оторвавшись на секунду от «Grand Theft Auto 3». [10]10
  GTA – серия компьютерных игр про угонщика автомобилей.


[Закрыть]– А Живчик чего-то больно злобный сегодня.

– Да он всегда злобный, – отмахнулся Бун. – Иначе не был бы Живчиком. Так что там за девица меня хочет?

– Не в курсе, – пожал плечами Шестипалый. – Но цыпочка жуть до чего горячая. Офигительно.

Поднявшись по лестнице, Бун увидел посетительницу, Конечно, в чем-то Шестипалый был прав – девушка действительно была офигительная. Офигительно холодная.

– Мистер Дэниелс? – осведомилась Петра.

– Виновен по всем пунктам, – улыбнулся Бун.

Она протянула руку, и Бун уже собрался было ее пожать, когда понял, что она предлагает ему визитку.

– Петра Холл, – представилась девушка. – Из юридической компании «Бёрк, Шпитц и Калвер».

Буну было знакомо это название. Офис фирмы располагался в одной из башен из стекла и бетона в центре Сан-Диего, и в последние несколько лет они переправили Буну немало дел.

Кроме того, Алан Бёрк еще и занимался сёрфингом.

Если не каждый день, то в выходные почти наверняка Бун видел его на доске в так называемый «час джентльменов», когда на пляж выползали пожилые ветераны сёрфинга и занятые бизнесмены. Так что он был знаком с Аланом Бёрком, но эту миниатюрную красавицу с волосами цвета полуночи и голубыми глазами встретил впервые.

Или все-таки с серыми глазами?

– Вы, видимо, недавно у них работаете, – предположил Бун.

Петра с ужасом и восхищением смотрела, как Бун выбирается из своего гидрокостюма – сначала он извернулся и расстегнул молнию на спине, затем аккуратно высвободил от влажной ткани правую, потом левую руку и скатал костюм до талии. Петра поспешила отвернуться, как только Бун начал стягивать костюм дальше, но все же краем глаза заметила яркие плавки в цветочек, столь популярные среди сёрферов северного побережья.

Перед ней стоял мужчина лет тридцати, хотя по мальчишескому лицу в обрамлении длинных, лохматых, выгоревших на солнце каштановых волос – то ли задумка стилиста, то ли просто лень – точно судить о его возрасте было трудно. Высокий, всего на пару сантиметров ниже своего угрюмого коллеги, все еще копавшегося со счетной машинкой, Бун мог похвастать широкими плечами и накачанными мышцами тренированного пловца.

Сам Бун, казалось, совершенно не обращал внимания на то, с каким пристрастием его оглядывала девушка.

В ту минуту его волновали только большие волны, приближающиеся к Сан-Диего.

– К нам тут от алеутов пресимпатичнейшие волны идут, – заметил он, скатав мокрый костюм до щиколоток. – Докатятся досюда не сегодня-завтра. Прибой считает, продержатся всего несколько часов. Самые крутые волны за последние четыре года. Да и на следующие четыре, наверное, тоже. Невообразимые волны.

– Просто ПОМ, – добавил Шестипалый, тоже поднявшийся на второй этаж.

– А за магазином что, вообще никто не следит? – риторически вопросил Живчик.

– Да там никого нет, – успокоил его Шестипалый.

– ПОМ? Что это такое? – поинтересовалась Петра.

– Плавки Обосрать Можно, – любезно разъяснил ей Шестипалый.

– Какая прелесть, – пробормотала Петра. Лучше бы не спрашивала. – Благодарю.

– Короче говоря, – продолжил Бун, заходя в крошечную ванную комнату и включая душ – чтобы аккуратно ополоснуть костюм, а вовсе не самого себя, – никто такого шанса не упустит. Джонни Банзай собирается объявить, что у него депрессия, Прибой просто возьмет больничный, Бог Любви Дэйв в любом случае будет торчать на пляже, а Санни… Ну, вы сами понимаете, это же Санни, она такого не пропустит. В общем, все наши страшно переполошились.

Увы, Петра принесла им не самые лучшие вести.

Работу для Буна.

– Наша фирма, – начала она, – защищает интересы «Прибрежной страховой компании» в деле против Даниэля Сильвьери, так же известного как Дэн Сильвер, владелец стрип-бара «У Дэна Сильвера».

– Никогда там не бывал, – пожал плечами Бун.

– Да был ты там, был! – воскликнул Шестипалый. – Вы с Дэйвом отволокли меня туда на мой день рождения.

– Мы тебя в «Чаки Чиз» [11]11
  «Чаки Чиз»– сеть кафе-ресторанов, пользующаяся популярностью у семей с детьми.


[Закрыть]водили, дурень, – отмахнулся от него Бун.

– Ты не собираешься представить меня даме? – заволновался Шестипалый. Удивительно, подумал Бун, в присутствии привлекательных девушек Шестипалый мгновенно переключается на чистейший литературный английский.

– Петра Холл, Шестипалый, – вздохнув, представил их друг другу Бун.

– Еще одна идиотская кличка? – спросила Петра.

– Нет, просто у него по шесть пальцев на ногах.

– Какие еще шесть пальцев на ногах?! – взорвалась Петра и гневно уставилась на сандалии Шестипалого. – Хм. И вправду шесть.

– На каждой ноге, – уточнил Бун.

– Зато на доске я лучше всех держусь, – похвастался Шестипалый.

– Стрип-клуб в общем-то тут ни при чем, – продолжила Петра. – Мистер Сильвер владеет также несколькими складами в Висте, один из которых пару месяцев назад сгорел дотла. Страховщики расследовали этот случай и, основываясь на вещественных доказательствах, пришли к выводу, что это был поджог, и отказались выплачивать ему страховку. Мистер Сильвер в ответ подал на страховую компанию в суд, обвинив ее в недобросовестности, и потребовал возместить ему материальный ущерб. Он хочет стрясти с них пять миллионов долларов.

– Я поджогами не занимаюсь, – выслушав все это, ответил Бун. – Если хотите, могу дать вам телефон…

– Мистер Сильвер спал с одной из своих стриптизерш, – перебила его Петра. – С некой мисс Тамарой Роддик.

– Владелец стрип-клуба пялит одну из стриптизерш, – пробормотал Бун. – Боже мой, вот это новость, куда катится мир…

– Не так давно мистер Сильвер разорвал отношения с мисс Роддик и предложил ей искать себе новую работу.

– Давайте я за вас закончу, – перебил Бун. – У отвергнутой дамочки вдруг взыграла совесть, она поняла, что больше не в силах нести на себе груз вины, и заявилась в страховую компанию, утверждая, что видела, как Сильвер самолично поджег свой склад.

– Ну, что-то в этом роде, да, – кивнула Петра.

– И вы что, всерьез купились на такую чушь? – удивился Бун.

Неужели Алан Бёрк настолько глуп, что пустит эту стриптизершу в зал суда, задумался Бун. Да ее адвокаты обвиняемого в клочки разорвут, как и все дело против Сильвера.

– Она уверенно прошла тест на детекторе лжи, – добавила Петра.

– О-о, – протянул Бун. Больше ничего в голову ему не пришло. – Ну, и в чем тогда проблема?

– Проблема в том, что мисс Роддик завтра должна давать показания.

– Она что, тоже сёрфер? – уточнил Бун.

– Нет, насколько мне известно.

– Тогда не вижу тут никакой проблемы, – пожал плечами Бун.

– Когда я пыталась вчера с ней связаться, чтобы подготовить ее к процессу и заодно передать ей пристойного вида одежду для выступления в зале суда, у меня ничего не вышло. Она не отвечала.

– Стриптизерша-обманщица? Опять-таки, никогда о таком не слышал, – улыбнулся Бун.

– Мы несколько раз пытались с ней связаться, – продолжила Петра. – Она не подходит к телефону, не отвечает на сообщения. Я даже позвонила ей на новую работу, в «Абсолютно голых цыпочек». Менеджер сообщил, что она уже три дня не появлялась на месте.

– А морги вы проверили?

Пять миллионов – это все-таки немало.

– Конечно.

– Значит, она пропала, – заключил Бун.

– У вас просто дар схватывать на ходу очевидное, – заметила Петра. – Следовательно, вы, наверное, уже догадались, чего мы от вас хотим.

– Чтоб я нашел ее.

– Садитесь, пять, – ехидно произнесла Петра.

– Я немедленно возьмусь за это дело. Как только волны сойдут.

– Боюсь, так у нас ничего не выйдет.

– Вам нечего бояться, – улыбнулся Бун. – Просто эта… как ее…

– Тамара, – подсказала Петра.

– Эта Тэмми может быть где угодно. Я не удивлюсь, если она сейчас греется в джакузи в Кабо с Дэном Сильвером. Так это или нет, не важно – все равно на поиски уйдет много времени, и не имеет ровным счетом никого значения, когда я приступлю – завтра или послезавтра.

– Это важно для меня, – возразила Петра. – И для мистера Бёрка.

– Вы, должно быть, не совсем поняли меня, когда я говорил про те волны…

– Я все прекрасно поняла. В океане появились какие-то волны, и кучка людей с идиотскими прозвищами по совершенно непонятным для меня причинам пришла в восторг и переполошилась.

Бун в изумлении уставился на нее.

– Слушай, Пит, – наконец изрек он тоном, каким отец уговаривает неразумного ребенка, – давай я все-таки попробую доступно объяснить: очень-очень большие волны – такие волны бывают обычно не чаще одного раза в президентский срок – скоро докатятся до нашего пляжа и пробудут тут всего один день. И весь этот день, все двадцать четыре часа я проведу в океане. А теперь иди-ка обратно к Алану и передай ему, что я найду эту вашу стриптизершу, как только волны уйдут.

– Знаете, жизнь вообще-то не замирает из-за каких-то идиотских волн! – возмутилась Петра.

– Именно что замирает, – покачал головой Бун и исчез в ванной, закрыв за собой дверь. Вскоре оттуда донесся звук льющейся воды. Живчик взглянул на Петру и пожал плечами, словно говоря: «Ну что с ним поделаешь?»