Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Дон Харрис

Соавторы: Грэм Мастертон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

Пурга неутомимо завывала уже почти пять дней, когда Майкл ухватил меня за плечо и потряс, чтобы разбудить. В тусклом свете гаснущего фонарика блестели его покрасневшие глаза.

– Джеймс, нет никакой надежды, верно? Мы так и умрём здесь.

– Брось, не вешай носа, – ответил я ему. – Пурга не может тянуться очень долго.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Ты ведь так же хорошо, как и я, понимаешь, что всё кончено. Остаётся только одно.

– Ты же не станешь выходить наружу?

Он кивнул.

– Теперь я понял, кто он такой, этот шестой человек. Отс тоже это понял. Он – Отчаяние. Он – абсолютное отсутствие человеческой надежды. Эскимосы всегда утверждали, что в некоторых чрезвычайно холодных местах исключительно мощные человеческие эмоции могут обрести человеческий облик. Так говорили и индейцы-квакиутлы.

– Брось, Майкл, ты теряешь хватку.

– Нет, – возразил он. – Нет! Когда Скотт добрался до полюса и обнаружил, что Амундсен успел сюда первым, то впал в отчаяние. К тому же, вероятно, он понимал, что они не смогут вернуться живыми. И это обратилось шестым человеком, Отчаянием; и Отчаяние выслеживало их, одного за другим; и знаешь, что говорят об Отчаянии? Отчаяние срывает саму плоть, прямо с костей.

Майкл не казался сумасшедшим; но меня он сводил с ума. Он всё ещё улыбался, словно никогда не был счастливее. «Отчаяние нас настигнет», – так писал Отс, и Майкл оказался прав. В этом был некий вывернутый наизнанку смысл.

Он крепко меня обнял.

– Хочу, чтобы ты позаботился о Тане. Я знаю, как сильно она тебе небезразлична. – Затем Майкл открыл полог палатки и выбрался наружу.

Щурясь от обжигающе ледяного ветра, я видел, как он поковылял прочь, направляясь к вертолёту. Еле различая сквозь снег, я увидел рослого человека, поджидающего Майкла, человека в чёрном, неподвижного и безгранично терпеливого. В некоторых чрезвычайно холодных местах исключительно мощные человеческие эмоции могут обрести человеческий облик.

Майкл встал прямо перед этим человеком, будто послушный солдат, прибывший к своему командиру. Затем человек в чёрном поднял обе руки и вонзил их в грудь майклова анорака, проткнув ткань, кожу и живую плоть. С жутким треском, который был слышен даже сквозь завывания метели, он буквально вывернул Майкла наизнанку, шквалом кровавого месива лёгких, сердца и трепещущих потрохов.

Затем пурга задула ещё яростнее и скрыла их. Трясущийся, перепуганно бормочущий, я закрыл полог палатки и съёжился под анораком и одеялами, в ожидании той или иной смерти.

Я возносил самую длинную молитву, которую когда-либо возносил человек, и надеялся.

Палаточный полог распахнулся, и я очутился в треугольнике солнечного света. Не было ни пурги, ни ветра, лишь далёкое посвистывание вертолётных винтов и человеческие перекрикивания.

Это оказался Родни.

– Джеймс! Боже мой, ты ещё жив, – изумился он.

Вместе с Таней я сидел на вершине Лита и смотрел на Селборн. Стоял один из тихих жарких безвременных августовских вечеров.

– Такие летние деньки нравились Майку, – промолвила она.

Я кивнул. Две ласточки спикировали и пронеслись прямо над нами. Самые верные домашние ласточки, что каждый год возвращаются вить гнездо в тот же самый дом.

– Иногда у меня такое чувство, будто он ещё с нами, – добавила Таня.

– Да, – согласился я. – Пожалуй, да.

– Но он хотя бы не мучился, правда?

– Нет, – ответил я ей. – Все трое погибли мгновенно, без боли. Они даже не успели ощутить пламя.

– Тебе повезло, – с небольшой печалью заметила она.

– Пойдём, – напомнил я. – Пора возвращаться.

Я помог ей подняться с травы, и мы вместе стали спускаться по склону холма, пробираясь между ежевикой и кустами можжевельника. В какой-то момент Таня опередила меня, а я на миг остановился и оглянулся – на тёплые и благоухающие рощи, на мирные летние склоны и на свою собственную тень, чёрную, высокую и неподвижную, словно воспоминание о том, чего никогда не было.

Перевод: BertranD

В стиле рококо

Graham Masterton, «Rococo», 1991

Был такой тёплый весенний день, что Марго решила позавтракать не в офисе, а на площади неподалёку, рядом с ультрасовременным искусственным водопадом по проекту Спечокки. На площади всегда было полно народу, но после неестественной прохлады суперконди-ционированного воздуха в её маленьком кабинете в «Джордженс Билдинг» завтрак казался почти что отпуском на средиземноморском побережье.

Марго была столь же классным специалистом в проведении пикников, как и в своих профессиональных делах, так что на розовую хрустящую салфетку от Тиффани были выложены следующие припасы: sfinciuni – тонкий сандвич из пиццы по-палермски с некопченой ветчиной и сырами рикотта и фонтина; фруктовый салат из манго и клубники, вымоченных в белом вине; и бутылка негазированной минеральной воды «Мальверн».

Именно тогда, когда она выкладывала свой завтрак, она впервые заметила мужчину в сизо-сером костюме, сидевшего на противоположной стороне площади, у самого края водопада. И хотя его то и дело заслоняли проходившие мимо туристы, от неё не укрылось, что он пристально смотрит в её сторону. Он действительно не сводил с неё глаз; и через несколько минут ей стало явно не по себе от этого немигающего взора.

Марго привыкла, что на неё пялятся мужчины. Она была высокая, выше пяти футов девяти дюймов, и у неё были роскошные каштановые волосы, уложенные локонами. Её бывший жених Пол говорил ей, что у неё лицо, как у ангела, который вот-вот заплачет: большие синие глаза, прямой, тонко очерченный нос и чуть надутые губки. У неё была высокая грудь и широкие бедра, такие же, как у мамы, только у мамы не было возможности подчеркнуть все достоинства своих изгибов стильными деловыми костюмами.

Она была единственной женщиной – уполномоченным по контактам с рекламодателями в агентстве «Раттер Блэйн Раттер». Насколько ей было известно, она была также и самой высокооплачиваемой женщиной во всем агентстве; и она была полна решимости достичь самых высоких постов. Не останавливаться на полпути. Подняться на самый верх.

Она принялась за еду, но не удержалась, чтобы не взглянуть на того мужчину. Смотрит ли он ещё на неё? Да, смотрит. В этом не было никакого сомнения. Он сидел на одной из скамеек около водопада, закинув ногу на ногу, в позе самой что ни на есть вальяжной. На вид ему было лет тридцать восемь – тридцать девять, у него были светлые блестящие волосы – причёска, впрочем, слишком длинная и небрежная, чтобы её могли счесть модной, по крайней мере в тех кругах, где вращалась Марго.

На нем была кремовая рубашка и сизо-серый галстук-бабочка в тон костюму. Было в его позе что-то такое, что заставляло предположить, что он очень богат и к тому же привык ни в чем себе не отказывать.

Марго уже почти доела свой sfinciuni, когда на горизонте появился Рэй Триммер. Рэй был одним из самых талантливых сочинителей рекламы в компании «Раттер Блэйн Раттер», хотя его вечная необязательность порой доводила Марго до белого каления. Он бросил огромный неопрятный свёрток с сандвичами на бетонную плиту и сел к ней поближе.

– Ты не против, если я к тебе присоединюсь? – спросил он, разворачивая сандвичи и проверяя, какая в них начинка. – Сегодня дочка собирала мне завтрак. Ей восемь лет. Я ей сказал, что она может дать волю фантазии.

Марго нахмурилась при виде сандвича, лежавшего на самом верху кучи: «Тунец с джемом. Нельзя сказать, что она лишена фантазии».

Рэй принялся за еду.

– Я хотел поговорить с тобой насчёт этого нового освежителя «Весенний цветок». Я решил поработать над тем, чтобы сделать из него не такой вульгарный ширпотреб, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я понимаю, конечно, что освежитель для постели – это массовая продукция по своей сути, но я полагаю, нам следует постараться, чтобы он выглядел более элегантным… более элитарным.

– Мне нравится то, что у тебя было сначала.

– Не знаю, не знаю. Я показывал тот проект Дэйлу и не могу сказать, что он был им страшно доволен. У женщины в рекламе такой вид, будто она дезинфицирует постель, чтобы избавиться от вонищи своего муженька.

– Но как раз для этого «Весенний цветок» и предназначен.

Рэй потянулся за следующим сандвичем. Не заслонённая Рэем, Марго опять почувствовала на себе взгляд человека в сером костюме, который смотрел на неё все так же не отрываясь. Белокурые блестящие волосы, в лице что-то странное, средневековое; глаза блекло-синего цвета.

– Рэй, видишь этого типа вон там? Который сидит прямо около водопада?

Рэй поднял голову, жуя новый сандвич, затем повернулся и посмотрел вокруг. Как раз в этот момент толпа японских туристов наводнила площадь и совершенно заслонила того человека. Когда туристы прошли, вместе с ними исчез и он – хотя Марго терялась в догадках, как ему удалось исчезнуть так незаметно.

– Не вижу я никого, – сказал Рэй. Лицо у него передёрнулось, и он посмотрел на сандвич, который ел. – Это ещё что за дьявол? Свиной хрящик с арбузом! Ну и ну!

Марго сложила салфетку и сунула её в свою сумочку от Джаспера Конрана.

– Слушай, Рэй, поговорим потом, ладно?

– Ты даже не посмотришь, что у меня сегодня на десерт?

Марго быстро пошла через площадь по направлению к водопаду. Вода стекала с его верхнего уступа так медленно, так равномерно, что казалось, будто она совсем не движется – гладкая стеклянная поверхность. К её удивлению, мужчина стоял совсем недалеко, в кирпичной нише с бронзовой статуей обнажённой женщины – обнажённой и с завязанными глазами.

Он увидел подошедшую Марго, но не сделал попытки скрыться. Он смотрел так, как будто ждал её появления здесь.

– Прошу меня извинить, – сказала Марго как можно более внушительно, хотя пульс у неё скакал, как кролик Роджер по травке, – у вас, вероятно, какие-то проблемы с глазами?

Мужчина улыбнулся. Он стоял очень близко, и был он очень высок – пожалуй, шесть футов три дюйма, и от него пахло корицей, мускусом и каким-то душистым табаком.

– Проблемы с глазами? – спросил он тихим грудным голосом.

– Да, ваши глаза, кажется, не могут смотреть ни на кого, кроме меня. Вы хотите, чтобы я позвала полицейского?

– Я прошу прощения, – сказал мужчина, слегка поклонившись. – В мои намерения вовсе не входило вас напугать.

– Вам бы и не удалось. А вот почти любая другая на моем месте испугалась бы.

– В таком случае я снова прошу прощения. Моё единственное оправдание состоит в том, что я любовался вами. Не позволите ли сделать вам подарок? Это всего лишь маленькая вещица – в знак моего раскаяния.

Марго нахмурилась, глядя на него с недоверием.

– Мне не нужны никакие подарки, сэр. Все, о чем я вас прошу, – это не пялиться на женщин, как Сэмми-психопат.

Он засмеялся и показал ей предмет, лежащий у него на ладони. Это была крохотная сверкающая брошка – миниатюрный бело-розовый, цветок, вставленный в стекло.

Марго не могла оторвать от неё глаз.

– Какая красивая. Что это?

– Это цветок джинна с горы Ракапуши на Памире. В настоящее время он вымер как вид, и, возможно, это единственный оставшийся экземпляр. Он был сорван высоко в горах, там, где всегда снег, и привезён в долину Хунза, где его вставили в расплавленное стекло способом, ныне утерянным.

Марго, разумеется, не поверила ни единому его слову. Похоже, он пудрит ей мозги, чрезвычайно хитро и замысловато – но все-таки пудрит.

– Даже если бы я и согласилась принять что-нибудь от вас, то уж никак не такое.

– Вы меня очень обидите, если его не возьмёте, – кротко сказал мужчина. – Дело в том, что я купил эту вещь специально для вас.

– Это просто смешно. Вы даже не знаете, кто я.

– Вы – Марго Хантер. Вы работаете в рекламной компании «Раттер Блэйн Раттер». Я видел вас несколько раз, Марго, и решил всё о вас узнать.

– Ах вот как! А сами-то вы что за дьявол?

– Джеймс Бласко.

– Вот оно что! Джеймс Бласко. И чем вы занимаетесь, Джеймс Бласко? И почему вы считаете, что имеете право наводить справки обо мне, а потом сидеть и на меня пялиться?

Джеймс Бласко поднял руки в знак полной капитуляции.

– В общем, я ничем не занимаюсь. Есть люди вроде вас, которые делают дела, и есть другие, вроде меня, которые наблюдают. Вы делаете, я наблюдаю. Вот и все, очень просто.

– В таком случае не могли бы вы переместить свой наблюдательный пункт куда-нибудь в другое место, мистер Бласко? – перешла в наступление Марго. – Куда-нибудь в другое место, где вы не пугали бы людей?

– Я все понял, – сказал Джеймс Бласко, ещё раз поклонился и пошёл назад через площадь. Марго смотрела ему вслед и чувствовала облегчение и некоторое смущение. Все-таки он был удивительно привлекателен и к тому же явно богат. Когда он дошёл до боулинга на противоположной стороне площади, откуда-то появился «линкольн-лимузин» цвета синей ночи и остановился у тротуара. Он сел в машину, захлопнул дверцу и уехал, ни разу не оглянувшись.

Марго вернулась к себе в кабинет. Там её ожидал Рэй с целой кипой замусоленных эскизов и набросков, которые он свалил на её обычно девственно-чистый рабочий стол.

– У тебя такой вид, как будто ты только что видела привидение, – сказал Рэй.

Марго рассеянно улыбнулась.

– Да? Нет, со мной всё в порядке.

– Не хочешь взглянуть на наши новые идеи? Кенни сделал вот эти рисунки. Это пока ещё не совсем то, что нужно, но я надеюсь, ты поймёшь, что мы собираемся устроить.

– Ну что ж, давай, – кивнула Марго. Она перебирала эскизы, все ещё думая о Джеймсе Бласко. «И есть другие, вроде меня, которые наблюдают».

– Хорошенькая булавочка, – заметил ей Рэй, когда она рассматривала один из проектов.

– Не поняла?

– Ну, эта твоя булавка, или брошка, или как это называется. Где брала? В «Блумингдейле»?

Марго посмотрела на свой жёлто-коричневый льняной пиджак и увидела брошку, яркую и сверкающую, – прямо на лацкане. Крохотный цветок джинна, оправленный в стекло.

«Нет, но когда он исхитрился?» – возмущённо вопросила она себя. И, с негодованием глядя на Рэя, выпалила:

– Это не из «Блумингдейла»! Это редчайшая брошка в мире, может быть, единственная во всей этой чёртовой вселенной! Настоящий цветок, ручная работа.

Рэй снял очки и присмотрелся к брошке повнимательнее.

– В самом деле? – сказал он и как-то странно посмотрел на Марго.

* * *

На следующее утро она увидела его, когда подходила к зданию офиса. Он стоял рядом с вращающейся стеклянной дверью в ярком свете утреннего солнца – одетый безупречно и, как вчера, опять во все серое. Он шагнул к ней с протянутыми руками, как будто говоря:

«Извините меня, я совсем не хочу быть навязчивым. Ни вчера, ни сегодня этого не было и нет в моих мыслях».

– Вы рассердились на меня, – обратился он к ней, прежде чем она успела хоть что-то сказать. Ей пришлось отойти в сторону, чтобы её не сбила с ног толпа спешащих на работу сослуживцев.

– Я не рассердилась, – возразила она довольно резко. – Просто я хочу сказать, что не могу принять ваш подарок.

– Я не понимаю, – проговорил он. При утреннем свете она впервые заметила маленький шрам в форме полумесяца на его левой скуле.

– Это слишком дорого. Мистер Бласко, я даже не знаю, кто вы такой.

– Но разве это что-то меняет? Я просто хочу, чтобы у вас была эта вещь.

– И в обмен на что же?

Он покачал головой, как будто она ужасно его обидела.

– В обмен на вашу радость, вот и все! Вы думаете, я какой-нибудь Ромео?

– Но почему я? Посмотрите, вокруг столько красивых девушек! Почему вы выбрали именно меня? Джеймс Бласко посерьёзнел:

– Вы всегда хотите знать причину? Просто так устроен мир. В нем есть симметрия. Печать блаженства лежит на тех, кто имеет, и печать проклятия на тех, кто не имеет. Вы – из числа первых.

– Послушайте, мистер Бласко, я очень польщена, но я действительно не могу…

– Пожалуйста, оставьте у себя эту брошку. Не разбивайте мне сердце. И пожалуйста… возьмите ещё вот это.

Он протянул ей маленький мешочек из бледно-голубого муарового шелка, перехваченный золотым шнуром.

Марго засмеялась, не веря своим глазам.

– Вы не должны дарить мне такие подарки!

– Пожалуйста, – попросил он. Выражение глаз у него было такое, что Марго почувствовала: отказать ему невозможно. Во взгляде его не было просьбы – только спокойное приказание. Его глаза говорили: «Ты возьмёшь, хочешь ты этого или нет». И прежде чем Марго успела сообразить, что делает и во что ввязывается, шёлковый мешочек уже был у неё в руках и она говорила:

– Ну хорошо, ладно. Спасибо.

Джеймс Бласко сказал:

– Эти духи созданы Изабей Фобур Сент-Оноре в Париже в 1925 году. Состав был специально приготовлен для польской баронессы Кристины Вацлач, и это единственный экземпляр, существующий в мире.

– Но почему мне?.. – повторила Марго. Почему-то ей было не столько приятно, сколько страшно. Джеймс Бласко пожал плечами.

– Кому, как не вам, пользоваться такими духами? Надушитесь ими сегодня вечером и делайте так всегда.

– Привет, Марго! – услышала она голос Денизы, своей секретарши, пробегавшей мимо. – Не забудь о собрании у Перри, в 8.30 ровно!

Марго ещё раз взглянула на Джеймса Бласко, но теперь он стоял против солнца; и лицо его скрывала тень. Она помедлила минуту, потом пробормотала: «Я, пожалуй, пойду», – и толкнула вращающуюся дверь, оставив Джеймса Бласко на улице. Он продолжал смотреть ей вслед, и изогнутое стекло искажало черты его лица.

В лифте она чувствовала себя так, как будто на неё что-то давит. Она едва могла дышать в толпе людей, которые, казалось, вознамерились выдавить из неё жизнь. К тому времени, когда лифт добрался до 36-го этажа, она вся дрожала словно в лихорадке. В своём кабинете она прислонилась спиной к двери, тяжело дыша, удивляясь своему странному состоянию: «Что это? – страх, возбуждение или и то, и другое вместе?»

* * *

В этот вечер она пошла в театр на «Отверженных» – её пригласил Доминик Бросс, владелец студии звукозаписи «Бросс Рекорде», с которым она познакомилась, когда работала у него. Доминику было 55 лет, он был седовлас, симпатичен, разговорчив, самоуверен, и Марго не собиралась ложиться с ним в постель в ближайший миллион лет. Но компания его ей всегда была приятна, а он неизменно вел себя как истинный джентльмен.

В середине второго акта Доминик наклонился к Марго и спросил шёпотом:

– Странный запах здесь, ты не чувствуешь? Марго принюхалась. Она чувствовала только мускусный запах «Изабей» – духов, подаренных Джеймсом Бласко. Нагревшись на её коже, они стали издавать такой глубокий, такой чувственный аромат, какого она никогда ещё не встречала. Возможно, и было ошибкой принять в подарок эти духи, но было в них что-то особенное, что-то эротическое, что-то, что кружило голову.

– Не знаю, – недовольно сказал Доминик, – пахнет какой-то мертвечиной.

* * *

Когда она вернулась домой после ужина с Домиником, у двери квартиры её ждал Джеймс Бласко. Она была злая и очень усталая. С Домиником явно что-то случилось: он был бесцеремонен, тороплив и даже не согласился подняться к ней выпить чашечку кофе. Когда она обнаружила у своих дверей Джеймса Бласко, настроение у неё отнюдь не улучшилось.

– Интересно, – сказала она, доставая ключ, – как это Лиланд пропустила вас в дом.

– Ну, вы же меня знаете, – улыбнулся Джеймс Бласко. – Подкуп и лесть – вот моё оружие.

– Я не собираюсь приглашать вас к себе, – заявила Марго. – У меня был ужасный вечер, и все, чего я сейчас хочу, – это ванна и немного сна.

– Простите меня, – сказал Джеймс Бласко. – Я всё понимаю и не собираюсь вторгаться в ваш дом. Но я хотел бы дать вам вот это.

Он достал из внутреннего кармана длинную чёрную коробочку для ювелирных украшений, и прежде чем Марго успела запротестовать, открыл и показал её содержимое. Бриллиантовое ожерелье, яркое, переливающееся, словно из сказки, украшенное семью великолепными подвесками.

– Это уже ни в какие ворота не лезет, – запротестовала Марго, хотя не могла отвести глаз от ожерелья. Это была самая красивая вещь, какую ей приходилось видеть в жизни.

Джеймс Бласко улыбнулся – будто кто-то медленно вытягивал ложку из банки с патокой.

– Считается, что это ожерелье было частью выкупа, который Екатерина Великая предложила турецкому султану.

– Ну а кому оно принадлежит теперь? – спросила Марго. На её лице плясали крохотные отблески света от бриллиантов.

– Теперь, – просто, без всякой торжественности сказал Джеймс Бласко, – теперь оно принадлежит вам.

Марго подняла глаза от ожерелья.

– Мистер Бласко, это просто смешно. Я не шлюха.

– Да разве бы я осмелился оскорбить вас таким подозрением? Возьмите это. Это подарок. Я ничего не прошу за это.

– Вам действительно от меня ничего не нужно? – спросила Марго, глядя на него в упор.

– Возьмите это. Просто я хочу, чтобы у вас было все самое лучшее. И все. Никаких других целей я не преследую.

В его немигающих глазах читался приказ. Марго понимала, что брошка с цветком джинна и духи «Изабей» – это одно. Но если она возьмёт ожерелье, то, как бы Джеймс Бласко ни твердил, что якобы не имеет на неё никаких притязаний, она все-таки будет чувствовать себя обязанной ему. Вполне возможно, что оно стоит больше ста тысяч долларов. Без всякого сомнения, это была такая драгоценность, о которой никогда даже не мечтали большинство женщин в мире.

– Но почему я? – спросила она шёпотом.

– Но почему нет? – ответил он вопросом на вопрос, слегка пожимая плечами.

– Нет, скажите, – настаивала она. – Почему именно я?

Он молчал так долго, что ей стало не по себе, потом задумчиво потёр шрам в форме полумесяца у себя на щеке и сказал:

– Есть в этом мире люди, осыпанные всевозможными благами сверх всякой меры. Они – лучшие. Бог дал им всё: красоту, блеск, богатство. И затем, словно в порыве безумной сверхщедрости, Он одаряет их снова.

Он помолчал ещё немного, потом его губы изогнулись в загадочной самодовольной улыбке.

– Вы из этих людей, вот и все. А теперь, пожалуйста… возьмите это ожерелье.

– Нет, – сказали её губы. «Что я делаю?» – сказал её разум. Но руки её потянулись к ожерелью и взяли его.

* * *

Два дня спустя на коктейле в отеле «Плаза», устроенном компанией «Овермейер и Кранстон», которая была крупнейшим их клиентом, Марго решила рискнуть и появиться в этом ожерелье, которое она ещё ни разу не надевала. Она подобрала к нему платье цвета электрик, простого, без претензий, покроя, и скромные серёжки с маленькими бриллиантиками.

Когда Марго вошла в зал, вечеринка была уже в полном разгаре. Она улыбнулась и кивнула президенту компании «О&К» Джорджу Демарису, а затем Дику Манзи из Эн-би-си. Её удивило, что оба, увидев её, нахмурились и едва шевельнули губами в ответ; но она была удивлена ещё больше, когда официант, разносивший коктейли, уставился на неё с таким выражением на лице, какое можно описать только как «немое изумление».

Она взяла бокал с шампанским и посмотрела на него в упор.

– Что-нибудь не так?

– Нет, нет. Всё в порядке, мэм.

Тем не менее через несколько минут к ней направил свои стопы Уолтер Раттер и, взяв её под руку, быстро уволок в сторонку, к буфету.

– Марго, что это за ожерелье? Как ты можешь носить подобные вещи?

– Что ты имеешь в виду, Уолтер? Это ожерелье стоит целое состояние! Оно было частью выкупа, который Екатерина Великая дала турецкому султану!

Уолтер прищурился и посмотрел на Марго долгим пристальным взглядом. Она же вызывающе уставилась на него.

– Екатерина Великая дала это турецкому султану? – переспросил Уолтер. Казалось, ему не хватает воздуха. Марго кивнула.

– Мне подарил его один очень близкий друг.

– Извини, – сказал Уолтер. Было заметно, как осторожно подбирает он слова. – Но… если оно действительно стоит целое состояние… может быть, этот зал – не совсем то место, где можно его носить? Из соображений безопасности, понимаешь? Может быть, попросить администрацию запереть его в сейф на время? Марго с огорчением потрогала ожерелье.

– Ты правда так думаешь?

Уолтер отеческим жестом положил руку на её плечи.

– Да, Марго, я правда так думаю. – Потом он принюхался, посмотрел вокруг и сказал:

– Эти рыбные канапе пахнут, пожалуй, слишком резко. Я надеюсь, никто не отравится.

* * *

На следующее утро Джеймс Бласко ожидал Марго в фойе «Раттер Блэйн Раттер». На этот раз у него в руках была большая подарочная коробка. Чёрная блестящая бумага, чёрная блестящая ленточка.

– Мистер Бласко, – сказала она подчёркнуто серьёзно, прежде чем он успел открыть рот, – это действительно пора прекратить. Я запрещаю вам дарить мне такие дорогие подарки.

Он задумался и опустил глаза.

– А если я скажу вам, что люблю вас и любовь лишает меня рассудка?

– Мистер Бласко…

– Пожалуйста, зови меня Джеймс. И пожалуйста, прими этот подарок. Это вечернее платье от Фортуни, сшито в 1927 году для княгини де ля Роне, одной из богатейших женщин Франции. Ты – единственный человек в мире, которому может принадлежать это платье теперь.

– Мистер Бласко… – начала было протестовать она, но его глаза сказали ей, что возражений быть не может.

– О, Джеймс, – прошептала она и взяла коробку.

* * *

В тот же день вечером он ждал её у квартиры с обувной коробкой, завёрнутой в чёрную шёлковую бумагу. Внутри лежала пара остроносых ботиночек из мягчайшей замши, ручной работы от Рэйна. Они были украшены тончайшей ручной вышивкой, а их цвет – цвет логановой ягоды <гибрид малины с ежевикой> – был подобран точно в тон платья от Фортуни.

– Возьми и носи их, – сказал он настойчиво. – Носи их всегда. Помни, как сильно я люблю тебя.

* * *

Утром её разбудил телефонный звонок. Отбросив от лица спутанные кудри, она нашарила трубку.

– Марго? Извини, что так рано. Это Уолтер Раттер.

– Уолтер! Привет! Какими судьбами?

– Марго, я хотел поговорить с тобой, пока ты ещё не ушла на работу. Понимаешь, я сейчас нахожусь в несколько затруднительном положении. Мне придётся пойти на некоторое сокращение общего бюджета агентства, что повлечёт за собой, как это ни печально, некоторое сокращение штатов.

– Понимаю. И насколько ты думаешь их сократить?

– Пока точно не знаю, Марго. Но проблема в том, что последние должны остаться, а первые уйти. Мне придётся забыть, что ты женщина, забыть о твоих способностях и громадных заслугах в прошлом, благодаря которым наша фирма стала процветать. Но… положение вещей таково, что я боюсь, в настоящий момент мне придётся освободить тебя от должности.

Марго привстала в кровати от неожиданности.

– Ты хочешь сказать, что я уволена?

– Ничего подобного. Марго. Ты не уволена. Просто ты не состоишь больше в штате.

Марго не нашлась, что сказать. Телефонная трубка осталась лежать на одеяле. У неё было такое чувство, будто её ни с того ни с сего отхлестали розгами, исполосовав лицо, руки, изорвав и превратив в лохмотья всю её уверенность в себе.

Двадцать минут спустя, когда раздался звонок в дверь, она все ещё продолжала сидеть в оцепенении.

Машинально накинув короткий шёлковый халатик, она пошла открывать. Это был Джеймс Бласко, с длинной подарочной коробкой и улыбкой человека, который ни в чем никогда не получает отказа.

– Я принёс тебе кое-что, – сообщил он. Не дожидаясь приглашения, он прошёл в комнату, положил коробку на стол и, распустив ленточку, которой был перевязан подарок, приподнял крышку. Внутри лежал огромный, почти четырёх футов в длину, скипетр зеленоватого цвета, украшенный рельефным рисунком в виде толстых золотых шнуров и замысловатых шишечек. Джеймс вынул его из коробки, и тогда Марго увидела, что верхушка скипетра выполнена в форме головки эрегированного мужского члена – только человеческий размер превышает примерно раза в два.

Она уставилась на скипетр с залитыми краской щеками, возбуждённая его вопиющей вульгарностью.

– Знаешь, что это такое? – спросил её Джеймс – Этот фаллос использовала египетская царица Нефертити, чтобы доставить себе эротическое удовольствие. Ему больше трёх тысяч лет. Столетие за столетием он переходил из одного королевского двора в другой, его путь пролегал между бёдер такого количества знаменитых женщин, что это трудно себе представить.

Он сжал скипетр рукой и потёр большим пальцем, как если бы это был его собственный член.

– Говорят, он доставляет такое невообразимое удовольствие, какого не может дать никто – ни мужчина, ни зверь. Теперь он полностью в твоём распоряжении. Храни его, пользуйся им.

Он подошёл ближе и положил скипетр ей на ладони.

– Сегодня в полночь надень те драгоценности и платье, что я подарил тебе, надушись моими духами, а потом, думая обо мне, доставь себе удовольствие, потому что ты единственная из женщин заслужила его.

Марго все ещё не могла вымолвить ни слова. Джеймс поцеловал её в лоб холодным, сухим, рассеянным поцелуем, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.

* * *

В 11 часов вечера Марго, чувствуя, как её одолевают странные грёзы, погрузилась в наполненную ароматной пеной ванну. Медленно и сладострастно омывала она своё тело, снова и снова втирая пену в высокую белую грудь, пока соски не затвердели под её пальцами.

Наконец она вышла из ванны обнажённая и стала вытираться тёплым пушистым полотенцем «Декамп». Её квартира была увешана зеркалами, и она видела своё отражение, переходя из одной комнаты в другую.

Она расчесала волосы и сильно припудрила лицо. Затем надела платье от Фортуни – прикосновения бархата к голому телу походили на нежные быстрые поцелуи. На плечо она приколола брошку с цветком джинна, застегнула на шее бриллиантовое ожерелье; ноги скользнули в ботиночки ручной работы. И наконец, она надушилась «Изабей».

Время близилось к полуночи. Она подошла к столу и вынула из коробки медно-золотой фаллос. Он был очень тяжёлый и тускло блестел при свете ламп. «Говорят, он доставляет такое невообразимое удовольствие, какого не может дать никто – ни мужчина, ни зверь».

Она опустилась на колени посреди комнаты и приподняла полы платья. Держа фаллос обеими руками, она раздвинула бёдра и приблизила его массивную зелёную верхушку к тёмному шелковистому треугольнику между ног.

Сначала ей показалось, что ввести его будет невозможно. Она сжала зубы от напряжения, и мало-помалу огромная холодная головка продвинулась вперёд и скрылась внутри её тела, потом она ухитрилась продвинуть её дальше, ещё дальше, пока наконец не смогла встать на колени, уперев в пол основание фаллоса.

Она ощущала внутри себя этот огромный стержень из холодного негнущегося металла, и это заставляло её дрожать от предвкушения. Её руки поглаживали вздувшиеся половые губы и ласкали скользкую границу между металлом и плотью.

«Думай обо мне», – просил её Джеймс, и, надавливая на фаллос всем весом своего тела, она пыталась представить себе его лицо. Пока раздвигалась плоть и разрывались слизистые оболочки, она пыталась вспомнить, как он выглядит. Но не могла. Она не могла даже представить себе его глаза.