Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Дон Харрис

Соавторы: Грэм Мастертон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Грэм Мастертон. Рассказы

Авторы проекта: mikle_69, BertranD.

Составители: mikle_69, BertranD.

Автор обложки: mikle_69.

Изысканное убийство

Graham Masterton, «A Polite Murder», 1976

Вспаханный дёрн и проломанная ограда позволяли понять, где именно «Даймлер» слетел с дороги и нырнул в поле. Машина лежала на боку – кузов помят, лобовое стекло покрыто паутиной трещин, – а вокруг нее порхали белые бабочки-капустницы. Неподалеку парочка коров угрюмо пялилась на вторгнувшегося в их владения полицейского. Молодой констебль с рыжеватыми волосами и мясистыми предплечьями делал в блокноте подобные заметки о происшествии. Он даже не обернулся, когда я, неловко перебравшись через ограду, с шелестом прошагал сквозь высокую, торчавшую пучками траву. Стоя рядом с ним и дожидаясь пока он закончит строчить свои походившие на каракули первоклассника записи, я достал пачку «Честерфилда» и закурил.

Полицейский шмыгнул носом. Сунув блокнот в карман, он посмотрел на меня с тем неподражаемым видом вымученной вежливости, которую британские полицейские так хорошо умеют демонстрировать. Они вынуждают вас чувствовать себя чем-то средним между аристократом и куском дерьма, который они только что обнаружили на ботинке.

– Вы что-то хотели, сэр? – обратился он ко мне.

Я кашлянул.

– Ну да. Я услыхал об аварии и сразу же приехал.

– А, – произнес констебль. – Значит, приехали. А зачем?

Я извлёк визитку.

– Пожалуй, мне лучше представиться. Меня зовут Хьюблейн. Я частный детектив. Из Штатов. Этот джентльмен был моим клиентом.

Сощурившись, констебль внимательно осмотрел визитку. Затем перевёл взгляд на покорёженные останки «Даймлера».

– То есть…

Я кивнул. Мне даже не пришлось притворяться, чтобы выглядеть угрюмым.

– Точно. Я должен был приглядывать за ним. Охранять. Он мне за это платил. Пару лет назад, в Нью-Йорке, я выполнил для него одну работёнку. Мы вроде как остались довольны друг другом. Ну и вот…

Полицейский снова шмыгнул носом.

– Что «ну и вот», сэр?

– Вот почему я прибыл сюда. Это мой первый визит в Англию. Я всегда хотел здесь побывать, поэтому, когда он попросил меня приехать и присмотреть за ним… Что ж, это было предложение, от которого трудно отказаться.

От дороги подошёл ещё один молодой полицейский. Он оказался смуглым и слегка небритым; на вид ему было примерно столько же лет, сколько моему сыну-старшекласснику. Однако он проявлял такую же официозность, что и рыжеволосый.

– Мне только что позвонили из больницы, – сообщил он напарнику. – Умер по дороге.

В Саут-Даунсе вдруг сделалось очень жарко и неуютно. Я чувствовал себя старым, пропотевшим и, мягко говоря, растерянным. Внезапно обнаружилось, что я очутился в чужой стране: стою перед вежливыми полицейскими, сообщившими, что мой единственный в Англии друг (и, что ещё хуже, человек, за охрану которого мне было заплачено) отправился предъявлять права на собственное облачко.

– Кто это? – спросил смуглый констебль, кивнув на меня.

Рыжеволосый передал напарнику мою визитку.

– Частный «как-то-там». Говорит, присматривал за этим мужиком… Ну, или типа того. Присматривали, сэр? Так ведь?

Я достал серый носовой платок и вытер лоб.

– Всё верно. Что-то вроде негласного телохранителя. Я не оставался с ним постоянно. Сегодня он отправился повидаться с сестрой, и я как раз ехал проверить, всё ли в порядке. Потом услышал от какого-то парня, что здесь произошла авария. Я и подумать не мог, что это он.

Полицейские стояли, уперев руки в боки, и взирали на меня с бычьей серьёзностью.

– Прескверное дело, – сказал смуглый полицейский. – Похоже, он просто взял да и слетел прямиком с дороги. Потерял управление. Дрянь, одним словом.

Над Даунсом веял лёгкий морской бриз, дувший со стороны Брайтона. Если не брать в расчёт разбитый автомобиль, стоял чудесный июльский денек.

– Можно заглянуть в машину? – спросил я.

– Не вижу причин для отказа, – сказал рыжеволосый. – Милости прошу.

Через траву и высокие побеги маргариток я пробрался к машине. Очевидно, прежде чем остановиться, она два или три раза перевернулась. Сорванная с петель водительская дверца была обращена к небесам. Салон оказался обильно забрызган кровью. Когда я увидел рулевую колонку, вдавленную точнёхонько в переднее сиденье, мне стало ясно, что смерть, скорее всего, была сокрушительной и быстрой.

Я сглотнул и, заглянув за приборную панель, осмотрел внутренности покорежённого авто. Там лежало несколько заляпанных кровью листков и сломанная роговая оправа от очков. Когда я в последний раз видел эти очки, они красовались на носу моего пожилого клиента, Уолтера Пайка. Я вздохнул – это был один из тех по-настоящему глубоких вздохов, которые звучат как «и что, чёрт возьми, теперь делать?» Уолтер Пайк был застройщиком и, безусловно, весьма богатым джентльменом. Ну а теперь он превратился в не более чем говяжий фарш и это была моя вина. Хуже того, в доме сестры Пайка ожидало прибытия своего горячо любимого старейшего члена надменное и влиятельное английское семейство, и никому иному, кроме как мне, придётся рассказать им о случившемся.

Один из полицейских подошёл и встал рядом со мной.

– Довольны? – спросил он. – Немного кроваво, правда? Не знаю, как быстро гнал старый дурень, но сюда, надо полагать, он не шибко торопился.

Я кивнул.

– Да уж.

Бросив последний взгляд в салон, я кое-что заприметил. Приборная панель из орехового дерева была полностью цела – вот только радиоприёмник отсутствовал. Там, где ему полагалось находиться, зияла продолговатая дыра. Вытянув шею, я попытался отыскать радио внутри машины, однако там не обнаружилось никаких его следов.

Нетерпение полицейских возрастало.

– Ну же, сэр. Мы должны покончить с этим. Вас не затруднит оставить номер, по которому с вами можно будет связаться?

– Конечно, – сказал я и продиктовал им цифры. Записав номер своим гигантским, округлым почерком, они аккуратно закрыли свои записные книжки. Ну а моя книга только-только открывалась.

Я находился в Англии всего две недели, и помимо того, что галлон бензина стоил здесь $1.70, а пачка «Честерфилда» – $1.10, мне больше ничего не было известно ни об английской культуре, ни об англичанах. В школе нам рассказывали о Георге III, Чарльзе Диккенсе и полицейских в остроконечных шапках, но ничто не смогло подготовить меня к странному, обходительному обществу крепких орешков, какими в действительности являются англичане. Они доверху заполнены этикетом и тёплым пивом, и каждый из них чувствителен к малейшим намёкам косвенным или прямым на дурные манеры. Если ты не играешь по их правилам, детка, тебе определённо нечего здесь ловить.

Вот почему я был худшим в мире человеком, чтобы как-то разбираться с внезапной и ужасающей смертью моего клиента Уолтера Пайка. Он был выдающимся старым чудаком – седым, краснолицым и всё время щеголявшим в твидовых костюмах. Своей жёсткостью он походил на кусок пиццы недельной давности, и всё же был классным. Старик владел огромным, древним, беспорядочно выстроенным особняком, что стоял на окраине приморского городка Брайтона, а его сестра Эмили – милая леди, с визитом к которой он направлялся, когда «Даймлер» ушел в своё последнее пике, – жила в ещё более изысканном доме времен королевы Анны, располагавшимся прямо за Даунсом.

Я оставил разбитое авто и вернулся к своей взятой напрокат «Марине». Эти британские тачки – просто нечто. В них два фута длины, а если заглянуть под капот, тут же возникнет вопрос: куда, чёрт возьми, делся двигатель? Его можно отыскать глубоко внутри: он прячется за масляным фильтром и размерами не превышает один из орешков фирмы «Плантерс».

Я поехал в сторону богатого лесами Суссекского вельда. Район охоты на лис, верховой езды и богатых землевладельцев. Шелестели деревья, в воздухе витал насыщенный аромат земли и сочных трав. Если бы не чудовищная тоска по Манхэттену, думаю, я бы без промедления обосновался в тех краях.

Но… м-да, английский шик – это не по мне. Я – всего-навсего старина Гарольд Хьюблейн одутловатый ньюйоркец пяти футов и девяти дюймов ростом, с клювообразным носом и близко посаженными глазами, напоминающий тех человечков из теста, которых можно увидеть на пачках с продукцией компании «Пиллсбери». В школе меня, по очевидным причинам, называли Горчицей. Потом была служба на флоте, которая закончилась переломом ноги – это наградило меня пожизненной хромотой. Я работал уборщиком, дезинсектором, продавцом хот-догов и какое-то время чистил бассейны в Ки-Уэст. Но затем, прочитав одну из книг Микки Спиллейна, я решил всё бросить и стать частным детективом. Раньше у меня была реклама в «Дейли Ньюз». Именно через неё Уолтер Пайк впервые и вышел на меня. Как я говорил, он был приятным пожилым джентльменом. Однако невозможно заработать столько бабла, сколько заработал он, и не нажить нескольких врагов. Во всяком случае, он вроде как считал, что кто-то где-то задумал сжить его со свету. Не спрашивайте меня, с чего он так решил. Старик просто потягивал свой портвейн «Тейлорс Винтаж», делал загадочный вид и не вдавался в подробности.

А теперь он был мёртв. Лежал в отделении скорой помощи больницы Брайтона, точно Воппер с сыром, который кто-то уронил на тротуар. Гадство.

Я обогнал фермерскую телегу, гружённую свежим сеном, от которого исходил по-настоящему чудесный аромат. Затем я свернул на узкий проселок, и примерно через десять минут езды в поле зрения возникло нагромождение древних камней – дом Эмили Пайк. Я зарулил на подъездную дорожку и остановился. Судя по машинам, всё семейство уже было в сборе.

Эмили меня недолюбливала. Ей вообще не нравилась Америка и всё, что с ней связано. Следует понимать, что такие старые леди, как Эмили, живут в трёхсотлетних особняках и не придают этому никакого значения; большая часть их мебели и картин считались антиквариатом уже в те времена, когда Нью-Йорк был скопищем трёхэтажных сараев.

Эмили выглядела так же, как её покойный брат, и, вероятно, именно поэтому, она так никогда и не вышла замуж. Когда я выбрался из машины, Эмили стояла на заросшем плющом крыльце с кружевной шалью на плечах. Её суровое лицо походило на пыльный саквояж, который только что извлекли из-под кровати.

– Мистер Хьюблейн, – сказала хозяйка дома. Она упорно произносила мою фамилию, как «хьюю биллин».

Я выдавил улыбку. При данных обстоятельствах это было довольно непросто.

– Мисс Пайк, – отозвался я.

– Вы случаем не видели моего брата, мистер Хьюблейн? Он должен был приехать полчаса назад. Даже час назад. Это ужасно. Разве вы не должны присматривать за ним?

Я подошёл к ней и попытался взять её за руку. Я всего лишь старался проявить сочувствие. Но поскольку брат Эмили оплачивал мою работу, она расценивала меня как слугу, а в Англии леди не позволяют слугам брать их за руки. Всё, что дозволяется принимать слуге, это распоряжения.

– Мисс Пайк, – сказал я. – У меня для вас весьма серьёзные новости.

Она уставилась на меня. Ее глаза напоминали парочку водянистых устриц.

– Серьёзные? Вы о чём? Надеюсь, не об Уолтере? Что случилось? Вы должны рассказать мне.

– Боюсь, около часа назад Уолтер погиб в автомобильной аварии. Он ехал сюда. Машина слетела с дороги, и ваш брат разбился.

Старушка сделалась белой, как мел. Этикет полетел за борт, и Эмили всем весом повисла у меня на руке. Я провёл её через крыльцо в прохладу шикарной прихожей. В углу тикали старинные часы; также в помещении стоял комод эпохи Якоба I, за который владельцы «Подержанной мебели Джейкоба», что на Восьмой авеню, отдали бы свои золотые зубы. Когда я вёл Эмили Пайк через гостиную, там, едва не врезавшись в нас, возник высокий молодой человек в лёгком костюме кремового цвета.

– Тетя Эмили, – произнес он, чётко выговаривая слова на британский манер. – С вами всё хорошо? В чём дело?

– Подсобите-ка мне, – сказал я. – Она плохо себя чувствует.

Молодой человек взял Эмили под вторую руку. Вместе мы усадили её на обтянутый парчой диванчик и оставили отдыхать.

– Произошёл несчастный случай, – объяснил я. – Пришлось рассказать ей. Мистер Пайк только что погиб в автомобильной аварии.

Юноша вытаращился на меня. Он был высоким, но никому не взбрело бы в голову назвать его красавцем. Мне он напоминал Джека Николсона с торчащими зубами и красновато-лиловыми щеками. Его звали Чарльз Пайк, и он был младшим сыном старого Уолтера Пайка. Так же как отец и старший брат, юный Чарльз работал в строительном бизнесе, и, по моим прикидкам, все трое стоили от девяти до десяти миллионов фунтов. Тем, кто не умеет умножать на два, поясню: это двадцать миллионов долларов.

– Отец? Но что стряслось? Где он сейчас?

– Полиция отправила его в больницу Брайтона. Машина слетела с дороги. Они не знают, что случилось. Он был один – и на этом всё. Никто ничего не знает. Я только что оттуда. Это случилось в Даунсе, сразу после Дамбы дьявола.

Юный Чарльз опустился на колени рядом с обмякшей тетей.

– Боже мой, – сказал он. – Какой кошмар. О господи, я не могу поверить. Нужно сообщить остальным.

– Мне жаль, – произнёс я. Больше мне было нечего сказать.

Я обвёл взглядом гостиную и, увидав кофейные чашки и печенье, предположил, что остальное семейство находится где-то неподалёку. В этом заключается вся суть работы детектива – в умении находить подсказки.

– Все здесь? – спросил я Чарльза.

– Да… Они в саду. Вышли полюбоваться розами.

Я закусил губу. Я догадывался, что должен стать тем, кто сообщит неприятную новость всему семейству. Однако дело в том, что на сей счёт у меня было странное чувство. Я не мог забыть, как старина Уолтер Пайк смотрел на меня поверх стакана с портвейном и таинственно намекал, что в один прекрасный день кто-то попытается его пришить. Вот, как я понял, что он ничего не придумывал: если никаких угроз не было вовсе, зачем тогда старик пошёл на все сложности и расходы, связанные с моей доставкой из Нью-Йорка? Вы нанимаете телохранителя, только если вашему телу требуется охрана. В башку мне начала закрадываться мысль, что, возможно, Уолтер Пайк отправился в лучший из миров не по воле случая.

– Прошу прощения, – произнёс я и вышел в сад через французские двери.

Снаружи царило жаркое лето. Повсюду росли английские полевые цветы и витало густое благоухание роз. На другой стороне лужайки, в разбитом по строгому плану садике бродили: Хюго Пайк – старший сын Уолтера, более упитанная версия его брата Чарльза; дочь Уолтера – Сесили Пайк, хорошенькая девушка с тёмными вьющимися волосами и сбивающим с толку умением смотреть прямо сквозь собеседника; и Роджер Пайк – родной брат Уолтера, раздражительный неудачник с пышными усами и быстрой манерой речи. Типичное сварливое английское семейство среднего класса со своими собственными представлениями о том, как должен быть устроен мир.

Направляясь к ним, я размышлял: «Мог ли кто-нибудь из них отправить Уолтера Пайка в последний путь? Может, Чарльз? А может, милая старушенция Эмили?»

– Ба! – рявкнул Роджер Пайк. – Снова этот янки.

Сесили подняла взгляд. Её тёмные глаза блестели. Очаровательная леди. Это если вам по вкусу леди, а не бабы.

– Здравствуйте, мистер Хьюблейн. Папа не с вами?

Я откашлялся.

– Пожалуйста… пройдёмте все внутрь. Так будет лучше. Произошёл несчастный случай. Старик мёртв.

Произнося это, я быстро переводил взгляд с одного лица на другое. Я хотел увидеть промелькнёт ли там что-нибудь ещё, помимо искреннего удивления и шока.

Хьюго выглядел испуганным, Сесили побелела, а глаза Роджера чуть не выскочили из его сварливой головы. Никто из них, однако, не казался хоть сколько-то виноватым. Я начинал думать, что прочитал чересчур много книг Агаты Кристи. Английские усадьбы и тёмные делишки… Но затем Чарльз принялся звать меня в дом, и мне пришлось оставить свои циничные подозрения там, где они были.

Смерть наступила почти мгновенно – так сказал полицейский медик. Мы сидели в пыльной духоте коронерского суда и слушали монотонный бубнеж, с которым эксперт зачитывал нам свидетельство. Рулевая колонка проломила грудную клетку, и все внутренние органы сорвало с их мест. Это не редкость, уверял медик, особенно при авариях на больших скоростях. Здесь, казалось, нет никаких вопросов… За исключением одного: конкретно на той извилистой дороге старик, на мой взгляд, не мог ехать быстрее тридцати пяти миль в час. К тому же он не любил быстрой езды.

Спустя какое-то время мы друг за другом вышли на пешеходную дорожку (прошу прощения, на «тротуар») и, собравшись в кружок, стали размышлять, как поступить дальше.

– Я, конечно, прослежу, чтобы вам заплатили, – сказал мистер Хоуксворт, семейный адвокат (седовласый старикашка в очках-половинках и с бородавкой на кончике носа). – Также, если хотите, мы оплатим вашу обратную дорогу до Соединённых Штатов.

– Это весьма щедро, – произнес я, чувствуя себя довольно глупо в своей выцветшей нейлоновой куртке и поношенной голубой рубашке.

– Что-нибудь ещё? – спросил меня адвокат.

– Да, – ответил я. – Лишь одно. Не хочу лезть в семейные дела, но вам ведь известно, что старик Пайк мне доверял. Не могли бы вы немного просветить меня о том, что теперь будет… с бизнесом?

Хоуксворт пожал плечами.

– Это очень простая схема, и в ней никогда не было ничего секретного. В случае смерти Уолтера Пайка каждый из ныне живущих членов семьи получает равную долю бизнеса и личного состояния покойного.

– Хотите сказать… им всем достанется одинаково? Никто из них не отхватит больше других?

– Ну, Хьюго, очевидно, возьмёт на себя руководство делами компании, однако в нынешние времена организация в значительной мере руководит собой сама.

Я покосился на одетых в чёрное Эмили, Чарльза, Хьюго, Роджера и Сесили, и в это обычное для Брайтона ясное утро, я стал задаваться вопросом: а нет ли у меня галлюцинаций? Все они казались не более смертоносными, чем упаковка сливочного сыра.

Несмотря на это, возвратившись в свою маленькую съёмную квартирку, обращённую окнами к набережной Блэк-Рока, я сел за покосившийся стол и составил список всего, что знал и подсознательно чувствовал о семействе Пайков.

Хьюго относился к разряду прекрасно образованных английских хамов. Хорошая государственная школа, за ней – Оксфордский университет, ну а после – заранее подготовленное местечко в папочкиной компании. Он был женат на невзрачной девушке по имени Элси, которая, по всей видимости, не часто выбиралась с ним в люди; я подозревал, что Хьюго полировал рукоятку своей старой крикетной биты где-то на стороне. Вкусы у него дорогие: водит «Дженсен» за двенадцать тысяч долларов, живет в лондонском таунхаусе и частенько зимует на Багамах. Я не особо много общался с ним, но казалось, он только и рассказывает, что обо всех тех случаях, когда ему на трассах Британии удавалось оторваться от полиции. Карточные долги? Возможно. Немного лишних денег, наверняка, не помешало бы ему. Но прикончить отца? Хьюго казался для этого чересчур несовременным и лишённым воображения.

Эмили уже стукнуло семьдесят три, и, несмотря на то, что английские старушки весьма раздражительны и смертельно опасны, с трудом верилось, что эта иссохшая бабулька могла организовать кончину собственного брата. Тем не менее… содержать дорогущий особняк стоило ей немалых средств, жизнь проходила мимо, и, возможно, Эмили чувствовала, что если она не получит деньги сейчас, то не получит их уже никогда. Возможно, она мечтала о пенсии на Майами-Бич. А с другой стороны, может, и не мечтала. Однако она была чудаковатой и странной – а никогда нельзя исключать наличие злого умысла в действиях чудаков, какими бы безобидными с виду те ни казались.

Чарльз – вечный младший брат. Он тоже был женат. Его избранницей стала сварливая рыжеволосая ведьма по имени Норма – жёсткая, амбициозная деваха прямиком из школы Родин (ультрамодного учебного заведения для молодых леди, располагавшегося во дворце неподалеку от Брайтона). Чарльз, насколько я мог судить, был добродушным болваном. Однако я не стал бы утверждать, что расчётливое убийство – это нечто неприемлемое для жизнерадостной Нормы. Чарльз всю жизнь находился в тени Хьюго, – учился в менее престижной школе и менее престижном университете, – и, возможно, он решил, что пришло время наложить лапы на кой-какие деньжата и улучшить свою судьбу.

Сесили было девятнадцать лет. Симпатичная, слегка непокорная, она всё же была истинным членом семейства Пайк. За хорошей школой для девочек последовала хорошая школа благородных девиц в Швейцарии, и теперь казалось, что Сесили проводит всё свое время, наряжаясь в шмотки «Йегер» или разъезжая по сельской местности верхом на верной лошади. Она влилась в толпу тех, кто пытался завести знакомство с принцессой Анной, и убийство, на первый взгляд, было не совсем тем, чем интересовалась Сесили. Папочка снял для неё небольшие старомодные апартаменты в Лондоне, и она являлась членом того клана гипертрадиционных девушек Челси, известного как «Слоун-Рейнджеры» и названного так в честь расположенной поблизости площади Слоун-сквер. Она вся была обвешана шёлковыми шарфами и жемчугом и встречалась с музыкантом по имени Билл.

И, наконец, – старый ворчун Роджер. Как и Чарльз он всю жизнь был младшим братом. Он прослужил в британской армии около семнадцати лет, а затем, когда Уолтер взаправду нажил кучу денег, демобилизовался, чтобы получить свою долю новообретённого семейного богатства. Он ушёл от своей жены, неказистой женщины с лицом таким же примечательным, как бутерброд с арахисовым маслом. Не приходилось сомневаться, что у Роджера был по-настоящему злобный нрав и что ему всегда казалось, будто Уолтер нависает над ним подобно горе Маттерхорн. Зависть? Гнев? Тайные долги? Роджер водил самую дешёвую машину в семье и обитал в уродливом полуотдельном доме недалеко от Херстпирпойнта.

Я снова и снова просматривал свой список потенциальных подозреваемых. Возможно, смерть Уолтера не имеет к ним никакого отношения. Возможно, в игру вступила какая-нибудь конкурирующая риэлтерская фирма, заказавшая убийство Уолтера Пайка. Однако это было маловероятно. По той простой причине, что в Англии дела подобным образом не решаются. Тебя исключают из клуба или пускают слух, что ты частенько наведываешься к женщине с дурной репутацией. Но не убивают.

Если Уолтер Пайк был убит, – а этому не находилось никаких доказательств, – тогда это совершил кто-то из членов семьи. Такова была моя теория.

В тот же день, поздним вечером, когда над морем и тускло-серой конструкцией пирса «Пэлас» сгустился дождливый сумрак, я заглянул в полицейский участок Брайтона и переговорил с инспектором, который занимался аварией Уолтера Пайка. Тот был невысоким, толстеньким, вежливым и тупым. Он всучил мне чашку английского полицейского чая светло-коричневого, ужасно горячего и обжигавшего стенки желудка.

Мы расположились в его крошечном кабинете, и он стал кропотливо перебирать свои записи.

– Вот, нашёл, – сказал инспектор. – Пайк, Уолтер. Дорожная авария. Вскрытие и отчёт о происшествии. Больше ничего.

– Вы осмотрели машину? – поинтересовался я.

– В смысле? – спросил инспектор.

Нельзя забывать, что английская полиция до крайности скрупулёзна.

– Есть ли в авто неисправности? Вы проверяли? Как там рулевой механизм, подвеска и всё такое?

Инспектор зарылся в заметки ещё на пять минут. Затем покачал головой.

– Нет. Машина в полном порядке. Механизм в идеальном состоянии. Хотя у нас имеется ориентировка на радио.

– На радио?

– Именно. По всей видимости, где-то в промежутке между аварией и нашим прибытием на место происшествия некое неизвестное лицо (ну или группа лиц) забралось в машину и украло радиоприёмник. Попахивает безумием, как по мне.

– Я тоже обратил на это внимание, – произнёс я. – Заметил, когда осматривал салон машины.

Инспектор медленно прочитал рапорт, его оттопыренная нижняя губа выступала вперёд, словно полка.

– Больше ничего примечательного, – отметил он. – Только пропажа радио. Его подковырнули отвёрткой. Поиски отпечатков пальцев и следов ног не привели ни к чему существенному.

Я закурил. Не поднимая взгляд, инспектор через стол толкнул ко мне пепельницу. Я начинал думать, что попусту трачу время.

Я заплатил двадцать пять пенсов, чтобы пройтись по «Зеркальному залу» на пирсе «Пэлас». Я видел, как мои ноги растягиваются, словно резиновые, а лицо становится длинным, точно скрипка. Потом я подошел к перилам пирса и, облокотившись, уставился на холодные воды Английского канала, пенными валами набегавшие на пляж. Морские курорты Англии обладают странной ледяной торжественностью, которая никогда не дает расслабиться до конца.

Я подумал: предположим, это все-таки было убийство. С чего мне волноваться? Никто больше не разделяет мою точку зрения. Все думают, что Уолтер Пайк скончался по естественным причинам, и, возможно, так на самом деле и произошло. Однако во всём этом деле присутствовало нечто раздражающее, и я не хотел провести остаток жизни, гадая: в самом деле это был несчастный случай или нет.

Над водой пронзительно вопила чайка, охотясь за чёрствым печеньем, которое без устали швыряла с пирса женщина в фиолетовом шарфе.

Хорошо… Я не знаю, кто мог прикончить Уолтера Пайка (даже если его кто-то и убил). Однако, возможно, будет лучше, если я взгляну на аварию под другим углом. Предположим, я попытаюсь выяснить, как он умер. В конце концов, казалось странным, что машина просто так, безо всякой видимой причины, слетела с дороги.

Я неспешно прогулялся до конца пирса. Темнота сгущалась, и сквозь сумрак просвечивала белая пена волн. Какой-то мужчина звал свою собаку одним из тех беззвучных свистков. Собака носилась и скакала по всему пирсу.

Полиция проверила машину, и в ней не нашлось никаких неисправностей или признаков постороннего вмешательства. Кроме одного – радио. Оно исчезло. А ведь мне было известно, что, когда я в тот же день, чуть ранее, покидал Уолтера Пайка, радио ещё никуда не делось. Кто-то украл его, или же оно, вылетев из машины по капризу какого-нибудь причудливого сотрясения, затерялось в кустах. Однако причудливые сотрясения обычно не используют отвёртки, чтобы выкорчёвывать радиоприёмники из приборных панелей «Даймлера», так что всё указывало на воровство.

Но что за человек станет красть радио из машины, в которой полно крови и лежит труп. Чтобы решиться на такое, нужно хотеть радиоприёмник просто до зарезу. Радио не могли спереть до аварии: старина Пайк отправился в дорогу сразу после того, как расстался со мной, а время происшествия указывало на то, что в пути он нигде не останавливался.

Таким образом, возникает серьёзный вопрос: кто украл радио и зачем?

Тем вечером я ужинал с семейством Пайк у Эмили дома. Семейный адвокат выдал мне чек на крупную сумму, так что на выходных я собирался улететь обратно в Нью-Йорк. Приглашение на ужин – самый что ни на есть английский способ сказать «спасибо» и «скатертью дорожка». Если британцам кто-то не нравится, им доставляет мазохистское удовольствие позвать этого человека на застолье, а затем страдать от скуки и неловкости, чтобы впоследствии можно было сказать, каким тот был неряхой и как превосходно они держались в его обществе.

Горничная впустила меня внутрь. Я повесил на вешалку свою потёртую нейлоновую куртку, поправил, как сумел, воротник мятой рубашки и направился в гостиную. Меня встретил Хьюго и, взяв под руку, спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить. У них не нашлось ни капли «Джека Дэниэлса», поэтому я остановил выбор на водке.

Все были в сборе. Чарльз, Роджер, Сесили, Хьюго, Эмили. Присутствовал даже парень Сесили, Билл, – молодой, угрюмый рок-музыкант с длинными чёрными волосами и похожим на клюв носом. Он старался выглядеть крутым и независимым, но получал удовольствие от каждой минуты, проведённой на вечеринке богачей. Хоть он и был мрачен, он, когда ему предложили мартини «Реми» с содовой, не сказал «нет» и с такой жадностью набросился на кешью, словно не ел ничего недели три. Чарльз явился со своей суровой рыжеволосой женушкой Нормой, которая была занята тем, что обменивалась ехидными сплетнями с Эмили. Хьюго, судя по всему, снова где-то потерял свою супругу Элси. Заливая в себя огромные порции джина с тоником, он бормотал что-то о слишком тяжёлой работе.

– Итак, – сказал Роджер, подошедший и хлопнувший меня по плечу (в этом хлопке чувствовалось больше враждебности, чем воодушевления), – вот ты возвращаешься в родную страну. Да?

– Верно, сэр.

– Что ж… Полагаю, ты чувствуешь себя здесь, как рыба, вытащенная из воды, верно?

– Думаю, да. Временами. Однако все были очень обходительны со мной.

Сесили, сидевшая на диванчике, подняла на меня взгляд. На ней было струящееся зелёное платье из шифона, и она выглядела красивее, чем когда-либо.

– Обходительны, мистер Хьюблейн? Но не добры?

Я пожал плечами.

– Кажется, вы, британцы, довольно сдержанны. Мне трудно пробиться сквозь эту безупречную оболочку.

Сесили туманно улыбнулась.

– Даже если у вас это получится, мистер Хьюблейн, надеюсь, вы обнаружите там лишь безупречное содержимое.

Я закурил.

– О, я в этом уверен. Думаю, в Англии творятся весьма паршивые делишки, только вы не шибко это замечаете. Даже прирезав кого-нибудь, все говорят: «Простите – очень жаль».

Роджер налился красным.

– Слыхал я, что Нью-Йорк трудно назвать райским садом, – сказал он кисло. – Грабежи там превратились в своего рода бизнес.

Я покачал головой.

– А я и не говорю, что это не так. Но речь идет не о Нью-Йорке. А об Англии.

В комнату, опираясь на трость, вошла Эмили.

– Звучит весьма цинично, мистер Хьюблейн. Неужели Англия настолько вас огорчила?

Я отхлебнул водки.

– Дело не в стране, миссис Пайк. А в том, что может здесь случиться.

– Например? – спросил Билл, друг-музыкант Сесили, демонстративно ковыряясь в носу.

Я посмотрел ему в глаза.

– Например, убийство Уолтера Пайка.

Чарльз встрепенулся и сел прямо.

– Послушайте-ка, мистер Хьюблейн, – произнес он, – это весьма неприлично с вашей стороны. У нас в семье траур!

– Однако это правда, – настаивал я. – Уолтер Пайк был убит кем-то из присутствующих здесь, и я знаю как.

Эмили пылала яростью.

– Это вам не школьная постановка, мистер Хьюблейн. Если у вас имеются какие-то неприглядные обвинения, вам лучше объясниться. А если вы не можете или не хотите делать того, тогда я должна просить вас немедленно покинуть мой дом.

Я поднял руку.

– Просто выслушайте меня. Вы должны признать: Уолтер Пайк опасался, что кто-то отнимет у него жизнь. Ведь иначе он не нанял бы меня для охраны. Думаю, ему угрожали или что-то в этом роде. А может, он просто подозревал, что кое-кто из окружавших его людей не слишком дружелюбно к нему относится. Как бы то ни было, он пригласил меня. И пригласил не без причины.