Текст книги "Цена твоей Любви (СИ)"
Автор книги: Доминика Магницкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 29. Моника – любимая дочь отца
Двумя днями ранее
– Каково это – в один день проснуться любимой дочкой Дона? – хитро посмеивается Фелис.
Парню лет двадцать пять. Не больше. С взлохмаченной копной рыжих волос и яркими веснушками на лице он похож на солнце. Теплое и приветливое.
Полагаю, Алдо специально выбрал именно его. Приставил ко мне и приказал следить. Обо всем докладывать. Вызвать доверие и подобраться как можно ближе.
Хитрый план, но он меня недооценивает.
– Не знаю. Любимая ли? – пожимаю плечами и бесстрастно бросаю. – Я не видела его четыре дня.
– У Дона много работы. Ситуация нестабильна.
– Ну конечно, – насмешливо улыбаюсь, – куда уж ему до единственной дочери, которую он знать не знал двадцать два года.
Фелис молчит. Неужели раскусил мой замысел? Из него информацию даже клещами не вытащишь, но по глазам я вижу, что поганцу многое известно.
В голове до сих пор бьются слова матери. Она сказала, что я – любимица Алдо. Но как это возможно? Ведь он не принимал никакого участия в моем воспитании. Или я что-то упускаю?
Нервно стучу ногтями по бархатной обивке дивана и вкрадчиво уточняю.
– Чем конкретно сейчас Алдо занимается? – принимаю максимально безмятежный вид.
Будто душу не рвёт от сомнений. Будто я подобна белому листу, внезапно потерявшему все чернила. Но сердце-то не обманешь.
Оно по-прежнему болит от шрамов. Истошно выкрикивает лишь одно имя – Роналд.
– Не забивай свою милую головку всякой ерундой. Тебе не о чем волноваться, – иронично отмахивается и плюхается на диван. Прикрывает глаза, ясно давая понять, что разговор закончен.
Отлично. Сменила одного тюремщика на другого, а правила всё те же – помалкивай и не лезь не в своё дело.
Не на ту нарвались.
Я достаточно ждала. Каждый день прислушивалась к звукам за дверью и надеялась, что Алдо пожелает осчастливить меня своим присутствием. Но нет – он не появлялся. И я нахожу это крайне странным – зачем посылать за мной людей и брать в заложники мою мать?
Чтобы сразу же забыть о моем существовании?
Так не пойдет.
Я решительно сжимаю руки в кулаки и внутренне подбираюсь. Наблюдаю за расслабленным телом Фелиса и опускаю взгляд на его смятую рубашку. За пазухой – пистолет.
Только бы дотянуться, и тогда он у меня живо заговорит.
Незаметно скидываю ботинки, откидываюсь на спинку дивана и демонстративно громко зеваю.
Ладонью закрываю глаза и тихо бормочу.
– Закрой шторы. Свет мешает.
– В десять утра?! – удивленно восклицает.
– Да. Я не выспалась. С вашим режимом вообще скоро ноги протяну от усталости.
– Ты сутками лежишь и ничего не делаешь, – насмешливо фыркает.
– Потому что только это мне и позволено. Спасибо – хоть дышать разрешили, – язвительно бросаю.
Сквозь сомкнутые пальцы вижу, как он встает. Тихо следую за ним, стараясь не шоркать ногами.
Парень дергает занавеску и поднимается на носки, чтобы дотянуться до крючка.
Просто идеальный момент. Лучше не придумаешь – оружие само на меня смотрит. Буквально в руки просится.
Совершаю рывок. Быстро перехватываю рукоять, вспоминая уроки Брайса, и резко прижимаю дуло к взмокшей спине Фелиса, который слишком поздно понял, что сонливость была умело сыграна.
– А теперь ты готов поговорить?
Он не воспринимает меня всерьез. И правильно – я сама не знаю, что творю.
Неизвестность сводит с ума, а отчаяние толкает на роковые поступки.
– Моника, твоему отцу это…не понравится.
– Да заткнись ты! – надавливаю на поясницу. Шиплю сквозь зубы. – Алдо приказал тебе постоянно говорить в этом ключе? Ты каждый день приходишь и твердишь одно и то же. Отец, отец, отец и бла-бла-бла. Всё, что он сделал – не успел вовремя высунуть.
Желчно хмыкаю и недобро щурюсь.
– А этого недостаточно для того, чтобы считаться отцом. Мне плевать, будет он доволен или нет. Если ты не можешь ответить на мои вопросы, я спрошу у него.
Дергаю за локоть и завожу одну руку за спину. К счастью, разум не настолько затуманен злобой – тело рефлекторно принимает нужную стойку.
Хоть за что-то можно Брайса поблагодарить.
– А тебя точно не Дон воспитывал? Иначе от кого такой дерзости понабралась?
Вместо ответа я еще сильнее заламываю его руки, давая прочувствовать самую настоящую боль.
Холодно роняю, презрительно вдергивая бровь.
– Муж научил.
– А мне кажется, что всё-таки гены, – рокочет за спиной низкий голос.
Вздрагиваю, мгновенно обливаясь холодным потом.
Не так я представляла нашу встречу.
Темные огни ярости взрывают голову, но я отступаю – выбора нет. Судорожно втягиваю носом воздух и зло отталкиваю Фелиса. Пистолет держу при себе – мало ли что. Пока Алдо для меня – совсем закрытая книга. И я не особо стремлюсь её открывать, потому что слишком боюсь. Брайс и Рон многое успели поведать.
Хорошим человеком моего отца точно не назвать. В его глазах сущие демоны пляшут.
Мужчина властно приказывает, обращаясь к парню.
– Свободен. Хвалю. Молодец, что не раскололся.
Я настороженно поглядываю на Фелиса, который с прищуром мысленно распиливает мою ладонь.
– А пушка?
– Я потом тебе отдам. Она всё равно ею не воспользуется, – уверенно заявляет.
Надо же. И говорит-то как. Будто меня здесь нет.
Когда мы остаемся одни, Дон спокойно заходит внутрь, заполняя собой всё пространство, и по-хозяйски садится в кресло.
У меня появляется стойкое ощущение, что он относится к пистолету, как к игрушке. Мол, хочет ребенок поиграть в стрелялки – пожалуйста. Лишь бы себе не вредил.
В сотый раз напоминаю – я нужна ему живой. Но почему проклятая дрожь всё сильнее меня колотит?
– Итак. Что ты хочешь узнать?
Я искренне недоумеваю – это какая-то жалкая пародия на переговоры?
– Почему ты забрал меня?
– Потому что ты – моя дочь, – бесстрастные слова повисают в воздухе. Алдо тихо поясняет. – Видишь ли, других детей у меня нет. Смирись.
– А ты уверен, что я – твоя дочь?
– Уверен. Сама убедись.
Кладет на стол два документа, которых я прежде не заметила, и кивает, бросая немое разрешение.
На негнущихся ногах подхожу к столу. Зябко ёжусь и вжимаю голову в плечи. Слабый мороз бьёт по щекам – своим присутствием Алдо принёс один холод.
Нерешительно протягиваю руку, подношу документы к глазам и сипло уточняю.
– А вдруг результаты поддельные? – пустым взглядом окидываю два ДНК-теста. И у меня, и у Амелии совпадение одинаковое – 99 %.
Последняя надежда безжалостно растоптана.
– Посмотри на дату. Я сделал тест, когда вам еще и года не было.
Меня передергивает. Кончики пальцев резко немеют. Слёзы застилают взор.
– Так ты давно знаешь…почему раньше не забрал? Чего ждал?
Алдо искривляет губы в горькой улыбке и цинично отвечает.
– У тебя же амнезия. Откуда такая уверенность, что я вас не забрал?
– Что?! – голос пропитан шоком.
– Я забрал, – терпеливо повторяет. – Но только тебя. До четырех лет ты жила со мной.
Мир меркнет. Пол уходит из-под ног. Ослабевшие руки отпускают бумаги, и те с тихим шорохом летят вниз. А кажется, будто вместо них на дно падаю я.
Перед глазами темнеет – очередной вихрь воспоминаний сбрасывает бомбу на мою голову.
«Я больше не могу тобой рисковать. Это уже третья попытка шантажа. Когда-нибудь мои враги преуспеют, и я не хочу до конца дней винить себя за то, что подверг тебя опасности» – с сожалением шепчет Алдо.
«Папа, я останусь с тобой» – маленькая копия меня невинно хлопает глазами и пускается в слёзы.
«Пока ты меня не понимаешь, но однажды ты поймешь, что я всё делаю ради тебя. Ребенок – слишком легкая наживка. С моим образом жизни иметь детей – непозволительная роскошь».
Взрослая я недовольно фыркаю – раньше надо было думать.
«Ты – плохой человек?» – задаю роковой вопрос. Начинаю капризничать и зло толкаю игрушки, с которыми сижу на полу.
Он молчит. Подходит ко мне, целует в лоб и тихо бормочет.
«Обещаю, я за тобой вернусь».
А дальше, судя по всему, меня подхватывают две девушки и силой уводят из дома. Картинка обрывается на детском, отчаянном визге. Маленькая Моника плачет и кричит: «Я не хочу уходить. Мне страшно. Папа, вернись ко мне!».
Но её до последнего никто не слышал. Такова цена безопасности.
– Почему забрал только меня? – растерянно сажусь на диван и поджимаю пятки.
Скулы сводит от горечи. Сердце совершает марш-бросок и заходится от жуткого предчувствия. Мне больно осознавать, что глобальная ложь началась с самого детства.
– Когда твоя мать забеременела, она сразу же пришла ко мне, – начинает издалека. Морщится и нехотя добавляет. – Времена сложные были. Никаких договоренностей с карамбами, все стреляли в спину и действовали исподтишка. Я молодой был и глупый. Не поверил угрозам Аннет, когда она пообещала сдать меня властям, если я не женюсь на ней.
– Так это была всего лишь интрижка?
– Для меня – однозначно да, – усмехается. – Она же просто нашла способ обеспечить себе сытую жизнь.
Меня прошибает током от осознания, что я ему верю. Поток тихих фраз врывается в голову, но я не успеваю разобрать. Слова слишком быстро сменяют друг друга – я буквально на лету хватаюсь за ниточки.
«Ты бесполезна, Моника. Заработай хоть так» – строго бросает мама.
«Я едва достигла совершеннолетия, а ты уже пытаешься подложить меня под других мужиков?» – в ужасе переспрашиваю я.
«У них есть деньги, а у тебя что? Максимум – смазливая мордашка» – глупо обрывает.
«Я еще учусь. Уж прости, что на данный момент я не могу подарить тебе золотую жизнь, полную шика и блеска» – ярость берет верх.
«Из-за тебя я всё потеряла. Поэтому ты и вернешь мне должок» – цинично отвечает.
«Да в чем моя вина? Почему ты так несправедлива?» – этим вопросом я буду задаваться всю жизнь.
До сих пор не знаю причины. Возможно, Алдо сможет всё прояснить?
– Так ты отказался жениться на ней?
– Я отказался от неё, но не от вас, – серьезно отрезает.
Его взгляд пронизан настолько глубокой грустью и пронизывающим отчаянием, что мне становится неловко. Я прочищаю горло и за очередным вопросом скрываю свой испуг.
– А что было дальше?
– Она сделала донос. Я вовремя не отреагировал, поэтому несколько баз с оружием были закрыты, а меня отправили в тюрьму.
– Неужели ей просто поверили на слово? – недоумеваю.
– Нет. Говорю же – я молодой был и наивный. Даже не подумал о том, что она с самого начала копала под меня. Страховалась и запоминала адреса, имена. Вроде утащила пару документов. Короче, загребла по полной.
Узнаю свою мать. Та всегда думала на два шага вперед.
– Но ты быстро вышел…
– Мои адвокаты доказали, что дело сфабриковано и повесили его на другого человека, – пожимает плечами. – Большие деньги всегда выручают. Я даже года не отсидел.
Меня передергивает от его циничных рассуждений. Разум кричит, что так нельзя, а сердце пытается оправдать.
И быстро проигрывает. Ничто не оправдает жестокость. И мне откровенно плевать, что таков их мир – мир криминальных авторитетов.
– Ты так и не ответил, почему забрал лишь меня.
– После ареста мне нельзя было светиться. Я залег на дно и по-тихому сделал ДНК-тесты. Мои люди тайно собрали ваш материал и отправили в больницу на анализ, – устало потирает лицо.
Сразу видно – прошлое до сих пор его тяготит. Алдо о многом сожалеет, чего уж точно не скажешь о моей матери.
– Если говорить откровенно, у меня будто груз с души упал, когда я узнал, что родились две дочери. Да еще и близняшки – вообще фантастика.
Он на мгновение замолкает и с укором смотрит в мою сторону. Насмешливо шепчет.
– Всё еще думаешь, что я в силах тебе навредить? – намекает на пистолет.
Нехотя кладу оружие на стол и киваю, выражая готовность слушать дальше.
– Первое время я выжидал. Знал, что, если появлюсь возле дома Аннет, меня сразу же повяжут. Да еще и в Каморре пришлось за власть бороться, поэтому несколько месяцев я тупо ждал подходящего момента. И мне повезло – ты заболела.
– Слова истинного отца, – холодно усмехаюсь.
– Не в том смысле – тебя положили в больницу, в которой у меня были знакомые. Я договорился и уличил момент, когда твоя мать вернулась домой. Вроде как она попросила подругу посидеть с Амелией, но твоя сестра не успокаивалась, и ей пришлось уехать.
– И ты решил выкрасть меня? – не удерживаюсь от шпильки. – Умный ход.
– Когда станешь матерью, ты меня поймешь, – тяжело вздыхает. – Я не собирался тебя похищать, ведь ничего не знал о младенцах. Просто хотел посмотреть, но потом…не сдержался и послал всех к черту. Когда я впервые тебя увидел, ты плакала. Вокруг никого не было, и тебе было страшно. Я подошел, чтобы успокоить, и меня затопил буквально щенячий восторг – ты сразу же замолчала и с такой доверчивостью ко мне прижалась, что я не смог уйти. И забрал тебя с собой.
Мерзкая горечь постепенно отпадает и превращается в тепло, чуждое мне прежде. На душе становится легко, и я тут же мысленно даю себе затрещину.
Рано делать выводы.
– А как же Амелия?
– У неё была мать. Да и за двумя детьми я бы вряд ли уследил.
– И тебе не захотелось отомстить? – продолжаю сомневаться.
– А зачем? Все же она подарила мне двух детей, – завуалированно добавляет. – Аннет сама себя наказала. Я многое ей прощал, но то, что она пичкала тебя всяким дерьмом, лишь бы ты не вспомнила прошлое, да еще и посмела выдать тебя за Амелию…это предел. Твоя мать безумна.
– Ты…ты хочешь сказать, что, – запинаюсь и с трудом собираю себя в кучу, – именно мама сделала это со мной?
Давно бы догадалась, но я даже мысли не допускала, что она на такое способна. Белый парик в больнице, таблетки, замок на двери и строгий запрет входить в мою комнату – уже было столько доказательств, но я не верила.
Рон прав. Я слишком добрая и наивная. Совершаю ошибку за ошибкой, и нет конца этому круговороту глупости.
– Да. Ей даже меня удалось обмануть. Я тоже поверил, что мертва именно ты, но после долгой слежки и тщательного анализа я стал задумываться. Ты не вела себя, как Амелия.
Встаёт с места, собирает с пола бумаги и медленно подходит ко мне. Тихо бросает.
– Больше всего она отыгралась на тебе, но ты ни в чем не виновата. Я один виноват. Прости за то, что не смог уследить. Я думал, что у тебя всё в порядке, и отправил тебя к Аннет только из-за нападений. К счастью, город у нас большой – никто и не подозревал, что у меня двое детей, но из-за этого все шишки летели только в твою сторону. Мне правда жаль. Я не раз предлагал Аннет деньги и взамен требовал лишь одного – общения с дочерьми, но из-за гордости она выбирала бедность. Ты, наверное, даже не знаешь, что я каждый месяц выписывал чек на твоё имя.
– Что?! – растерянно поднимаю голову.
– Как я и думал.
Алдо берет со стола пистолет и протягивает мне. Более жестким голосом говорит.
– Ты была несчастна из-за неё, поэтому у тебя есть право решить, каким будет наказание.
Оружие не беру. С тихим всхлипом переспрашиваю.
– Что? Ты предлагаешь мне убить собственную мать?
– Спокойной жизни она тебе не даст. Её помешанность на твоей сестре – это уже болезнь. Пожалуйста, прими решение, которым я буду гордиться.
Глава 30. Моника – нелюбимая дочь матери
«Прими решение, которым я буду гордиться» – сказал Алдо.
Нет. Разве я должна считаться с твоим мнением? Оно для меня бесполезно. После стольких лет я не хочу тебя знать, видеть и слышать. Мой отец умер, как мама и говорила. Он остался в прошлом, и я не позволю ему взять контроль над моей жизнью.
Боюсь задать лишь один вопрос – а что дальше? Мне непонятно, на что Алдо рассчитывает. Лучше бы он вовсе не появлялся. Было бы проще, ведь я отказываюсь от этого родства.
Мне хватает Рона с его мафиозным округом. По крайней мере, он держит себя в рамках. Или же мне просто нравится оправдывать своего мужа – не знаю. Время покажет.
Алдо приказывает двум охранникам отвести меня к матери. Смотрит холодно и хищно. Изучает, как какой-то объект для исследований. Вынуждает закрыться и судорожно искать выход.
В беспросветной тьме очень сложно ориентироваться, поэтому лишь по затхлому воздуху, тусклым светильникам и лестнице, ведущей вниз, я понимаю – идём в подвал.
Оружие неприятно холодит ладонь. Трясучка выдаёт мою усталость, но из последних сил я собираюсь и толкаю металлическую дверь. Краем глаза замечаю – надзиратели не ушли. Остановились возле комнаты и оцепили периметр.
Интересно – чего ждут? Убийства?
Но стрелять я точно не стану. Алдо просчитался. Раз я – дочь Дона, это не значит, что мы похожи.
И прямо сейчас я покажу ему разницу. Не мне решать, кого миловать, а кого казнить.
Пусть оба уйдут. Они стоят друг друга.
Я торможу у порога. Механически закрываю дверь и прищуриваюсь – помещение напоминает тюремную камеру. В углу – слив и тряпка. Сбоку – одна кровать и стул. Условия ужасные. Почти первобытные, и я не могу оставаться равнодушной. Душу рвет от потрясений.
Это действительно страшно – бояться обоих родителей. Но еще страшнее понимать, что я для них – канат, который нужно перетянуть на свою сторону.
Один застрял в прошлом и видит во мне маленькую девчушку, безвозвратно потерянную, а вторая лепит из нелюбимой дочери любимую – ту, что навеки исчезла. И никому из них нет дела до Моники, а ведь осталась только она.
Первым делом в глаза мне бросается мама, а точнее – её скрюченное тело. Женщина лежит на жестком матрасе и медленно поворачивается ко мне лицом, мокрым от слёз.
Я холодно спрашиваю.
– За что?
Знаю ответ, но хочу услышать лично от неё.
– Он принял тебя, как свою дочь, – тихо смеется, – подумать только – ты была у него всего лишь три года, но успела перенять всё – от мимики до манеры поведения. Даже отвечала его словами. Просила вернуть назад. Кричала, что тебе со мной плохо.
Ладонью опирается на кровать и встаёт. С горечью добивает.
– Я правда пыталась тебя полюбить, но не смогла. Алдо присылал тебе подарки и деньги и будто намеренно игнорировал свою вторую дочь. Этим он унижал меня и делал акцент на том, что, раз у нас близняшки, одна будет его ребенком, а другая – моим. Моника, пойми…
Пытается взять меня за руку, но я шарахаюсь в сторону. Меня откровенно пугает безумный блеск в её глазах. Возникает такое чувство, словно женщина смотрит на меня и не видит. В голове матери существует лишь одна близняшка – Амелия.
– Он присылал мне угрозы. Заручился поддержкой властей и творил сущий беспредел. Говорил, что убьет меня, если с тобой что-то случится. Ты была тикающей бомбой в моём доме.
– Поэтому ты стравливала нас с сестрой? Всегда тыкала в меня то, что она лучше, умнее, способнее и красивее. Это – твоё оправдание? – зло впиваюсь ногтями в кожу.
Обида с головой накрывает. Моменты из прошлого, недоступные мне ранее, бешеным вихрем таранят рассудок. Я вспоминаю постоянные унижения, крики и ссоры. Мы с Амелией изначально были соперницами. Боролись за внимание, и каждый раз я проигрывала.
Считала себя недостойной, глупой и тупой. Стены дома оплетались клеткой войны.
– Я не жду, что ты меня поймешь. Но и от отца своего многого не жди. Может, он и любит тебя, но методы у него своеобразные.
– О чем ты?
– Как думаешь, почему я запрещала тебе видеться с Рональдом? Почему настаивала и хотела, чтобы ты с ним порвала? Не знаешь? – усмехается. – А я скажу тебе – потому что твой отец отдавал такие приказы. Ему, разумеется, совсем не понравилась твоя связь с мужчиной из спецназа.
– Что ты говоришь? Причем тут спецназ? – удивленно выдыхаю.
В голове не укладывается. Я судорожно начинаю вспоминать, что мне известно о муже, и напарываюсь на несколько моментов, которые постоянно вызывали моё недоумение. Во-первых, деньги – обычной полиции столько явно не платят. Во-вторых, уровень секретности – я врала Джине в лицо и молчала о своих отношениях.
А это на меня непохоже.
– Ты до сих пор не вспомнила? Ох, извини. Видимо, хорошие таблетки попались.
Боже. Как только я проникаюсь сочувствием, мать тут же убивает желание идти ей навстречу.
Срываюсь на крик.
– Что еще ты знаешь?
– Многое, но зачем тратить время на разговоры? – бросает взгляд на оружие в моей ладони. – Стрелять собираешься или как? Ждёшь прощального слова?
Пожимает плечами и бесстрастно роняет.
– Мне нечего сказать. Я ни о чем не жалею – от меня мало что зависело. Я виновна лишь в том, что не уберегла свою дочь.
«Дочь» – это она об Амелии. Я всегда была лишь расходным материалом. И мне даже не обидно.
Нет. Просто горько, что я и сестра – игрушки наших родителей.
Поднимаю руку и навожу дуло в её сторону. Снимаю с предохранителя, передергиваю затвор и произвожу два выстрела в бетонную стену.
Как я и ожидала – к нам никто не вламывается. Надзирателям приказано стоять на месте. Верные псы не посмеют ослушаться хозяина.
Вопрос в другом – будут ли они вмешиваться, если я просто уйду.
Холодно говорю, глядя ей прямо в глаза.
– Я спрашиваю – ты отвечаешь. Или жить не хочешь?
– Ладно. Я утолю твоё любопытство, но вовсе не потому, что ты меня напугала. Я знаю, что ты не выстрелишь. Слишком слабохарактерная и бесхребетная.
С трудом проглатываю очередное оскорбление и перехожу к сути.
– Тебе известно, что Амелия подставила моего мужа? Что из-за неё он пропал на три года?
– Ты узко мыслишь. Сама подумай – смогла бы молодая девчонка расправиться со спецназовцем?
Мысленно делаю пометку – надо разузнать у Рона, каким образом его профессия повлияла на наши отношения.
– Если не она, то кто?
Женщина слабо улыбается и садится обратно на кровать. На её лице проступают первые признаки усталости. Должно быть, с пленниками тут разговор короткий. На воде и хлебе держат.
– Повторюсь, у твоего отца своеобразные методы. Тебя он к себе не подпускал, потому что осознавал риски. А Амелию он не жалел. Ему было плевать, выживет или умрет.
– Чёрт возьми, ты же шутишь?
– Нет. В попытке выделиться твоя сестра пошла по плохой дорожке. Я пыталась её отговорить, но Амелия слишком упёртая. А уж когда родной отец её поддержал, дочке вообще голову снесло.
– Стоп, – пораженно замираю, – она с ним виделась?
– Деталей не знаю. Алдо обнаружил, что она продает, – запинается и опускает глаза, – сама понимаешь что…и решил воспользоваться этим. Моя бедная девочка наивно думала, что она избранная, что отец специально её выбрал, но на деле он тупо насмехался надо мной. Как бы показывал – смотри, от меня зависит её жизнь.
– А потом?
– Алдо подгадал время и послал своих людей, чтобы те взяли отпечатки пальцев Шмидта и оставили их рядом с наркотиками и на документах, а затем убили важных свидетелей, которые смогли бы доказать его невиновность. По сути, твой отец искусственно создал преступление и идеально всё спланировал.
Нервно убирает волосы и сжимается. Я невольно замечаю, что, когда мать говорит об Амелии, она ведет себя по-другому – как любящая женщина. В остальное время Аннет лишь насмехалась и дерзила.
– Алдо понимал, что Роналд слишком умен. Его непросто подставить, поэтому в качестве вишенки на торте он использовал Амелию. Заставил притвориться тобой.
Боже. На месте Рона я бы давно пожалела, что выбрала себе девушку с сумасшедшим двойником.
– Моя дочь позвала его в обозначенное место, а в это время Алдо сделал нужный звонок и донёс о тайном распространении наркотиков. Так он и попался.
– Но как Амелия это сделала? И зачем?
Игнорирует мои вопросы и впадает в громкую истерику.
– Моя вина в том, что бедная дочка всегда хотела то, что принадлежит тебе. Я думаю, ей было плевать на Шмидта, она просто ревновала и завидовала твоему счастью, – начинает плакать. – Жаль, что правду мы никогда не узнаем.
Тихо усмехаюсь – как же слепо женское сердце. Только что она мне прямо сказала, что её дочь в сговоре с моим отцом пытались убрать Рона, а сейчас спокойно льёт слёзы и будто не понимает, что никакими мотивами нельзя оправдать эту зверскую жестокость.
Словом, крутая у меня семейка. Алдо не понравился мой мужчина – он решил его уничтожить. Амелия не вынесла моего радостного лица и посчитала, что уж пусть Рон никому не достанется, чем будет рядом со мной.
А мать…этакая невинная овечка, которая просто наблюдала со стороны и совсем ничего не могла поделать.
Офигенно! Блеск! Шикарные семейные узы.
И чего я злюсь – ведь такое единение душ, что в дрожь бросает.
– Но Рон не сел в тюрьму.
– Да, – гулко сглатывает и прочищает горло, – не сел. Для всех было сюрпризом, что он смог выкарабкаться. Видимо, связи в спецназе помогли. Других объяснений не вижу.
Теперь мне понятно, почему Шмидт так наплевательски отнесся к жизни моей матери. Она и правда больна. Дай ей волю – снова нацепит на меня белый парик и будет называть Амелией.
– У меня остался последний вопрос. А точнее – два, – облокачиваюсь о стену, чувствуя, как меня начинает потряхивать. – Почему ты пыталась свести меня с Брайсом?
– С кем? – недоуменно переспрашивает.
– С тем парнем, который подвёз меня до дома и сказал тебе, что мы уже неделю встречаемся.
– А, этот, – кривит губы. – Он показался мне милым мальчиком. Твоего возраста, да и ты ему явно понравилась. Я надеялась, что если ты начнешь новые отношения, то не вспомнишь Шмидта. Иначе твой отец мог бы догадаться, что ты жива, и забрать тебя у меня.
Сипло иронизирую.
– Ты вообще не умеешь разбираться в людях.
На языке так и вертится саркастичное замечание, но я решаю не травмировать мать еще сильнее. Сухо задаю следующий вопрос.
– Как у тебя получилось выдать меня за Амелию? Какие-нибудь анализы бы наверняка показали, что я – другой человек.
– Всё просто. В отличие от тебя я умею пользоваться тем, что мне дано от природы.
– Чем же? – холодно усмехаюсь.
Явно не мозгами.
– Телом. Я соблазнила главного врача, а дальше он просто действовал по моей указке.
Всё. Хватит. Больше я не выдержу этой мерзости.
Резко дергаю на себя ручку и открываю дверь. Через плечо равнодушно бросаю.
– Я попрошу Алдо отправить тебя в психиатрическую больницу. Тебе явно нужна помощь.
Замираю у порога и стальным взглядом впиваюсь в двух надзирателей, которые даже не скрывают своего удивления.
Ну конечно – они-то думали, что я стала убийцей и выстрелы попали в цель.
Спокойно прохожу мимо, молясь о том, чтобы я оглохла от звенящей тишины. Счёт идёт на секунды.
Один следует за мной. По шагам понимаю, что второй отстал.
Медленно добираюсь до лестницы и вздрагиваю, чувствуя, как нервы оголились до предела.
Уши режет холодный металл. Жесткий выстрел нарушает тягучее молчание. Затем следует секундный всхлип.
На миг я останавливаюсь и смахиваю горькие слёзы, а затем снова возобновляю ход.
Мысленно кричу, разбиваясь на осколки. Боль замирает на губах и обрывается тихой мольбой.
– Спасибо за откровенность. Надеюсь, хоть сейчас ты найдешь покой.
Как я и думала – отец и не собирался оставлять её в живых. Он просто дал мне выбор и показал, что от моего решения ничего не зависит. Я, конечно, могла бы попробовать её спасти. Например, застрелить двух бугаев и вывести мать из подвала.
Но как бы далеко мы ушли? До ближайшей двери? До следующего коридора?
На её душе много грехов, и всё же я смею надеяться, что хотя бы после смерти она перестанет страдать.
Я поднимаюсь по лестнице и оборачиваюсь к своему надзирателю. Хрипло роняю.
– Отведите меня к Алдо.
Мужчина кивает и молча ведет меня вперед. Я с трудом передвигаю ногами, мечтая забыться.
Боль охватывает всё тело – от кончиков пальцев до волос на голове. Жуткая резь пронзает виски, но я быстро отрезаю эмоции. Впрочем, ненадолго.
Сгустки вины всё равно бьются на уровне подсознания.
Я не стреляла. На моих руках крови нет.
Почему же мне так хреново? Убивает гнетущее чувство – будто я лично спустила курок.








