Текст книги "Цена твоей Любви (СИ)"

Автор книги: Доминика Магницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 27. Моника сбегает к чудовищу

– Я скоро вернусь, и мы сможем продолжить то, что начали. Если, конечно, ты захочешь, – многозначительно улыбается.

Не дав мне времени отреагировать, берет за подбородок и снова яростно целует. Ввергает меня в ещё большую краску, после чего быстро меняется в лице.

Сжимает скулы и властно повторяет.

– Ты услышала, Царапка?

– Да, – отвожу взгляд в сторону.

Хочу съежиться под его пронизывающим взглядом, но вместо этого расправляю плечи.

По глазам вижу – не верит, однако выбора у него нет. Пора идти.

Он выходит, закрывает дверь и с кем-то перебрасывается словами. Раздаёт поручения, предусматривая любой исход событий.

Через несколько минут мне приносят еду. В спальню заходит миловидная женщина средних лет, кладёт поднос на столик и по-доброму улыбается.

– Я поменяю белье, если вы не против.

Заторможенно киваю, пытаясь осмыслить одну деталь, которая меня тревожит. Незнакомка явно пользуется доверием Шмидта и имеет его расположение, ведь иначе он бы не отправил её прямо ко мне. И, судя по всему, Рон не стремится знакомить меня со своим ближайшим окружением.

Чего он боится? Опасается, что любой может оказаться предателем?

– Простите, как вас зовут?

Женщина удивленно приподнимает брови, опускает голову и на время отрывается от смены белья. Смущенно бормочет.

– Алба. Я вас чем-то огорчила или, возможно, смутила?

Она низко кланяется, вызывая у меня еще большее недоумение. Мне непонятно, чем я заслужила такое почтение. Откровенно сбивает с толку тот факт, что передо мной, мелкой пешкой, кто-то явно выслуживается.

– Прошу, поднимитесь. Я просто хотела уточнить, – неловко переминаюсь с ноги на ногу. – Как давно вы работаете на Рона?

– Второй год пошёл.

– И вас устраивает то, чем он занимается? Я имею в виду…разве вам не страшно?

Алба мотает головой и вежливо, но твёрдо произносит.

– Я боялась, когда оказалась на пороге нищеты. Почему мне должно быть страшно сейчас? У меня есть крыша над головой, я не терплю побои и унижения. Раньше я и мечтать о такой жизни не могла.

Правду ли она говорит – не знаю. Сотни причин поглощают рассудок, но я не решаюсь их озвучить. Бросаю быстрый взгляд на часы, чувствуя подступающую к горлу панику, и тихо роняю.

– Извините за беспокойство. Я не буду вам мешать.

Делаю шаг к двери. Вслед доносится взволнованное.

– Вы даже не поели.

– Я не голодна.

– Дон взял с меня обещание, что я не уйду, пока вы не пообедаете.

Понятно. Значит, Рон специально её ко мне приставил. Это плохо.

Я должна узнать, о чем будут говорить на собрании. Мне до одури нужна чертова информация, чтобы сделать собственные выводы.

Проклятый Шмидт. Всё предусмотрел.

– Хорошо. Пожалуй, эта паста с грибами выглядит очень аппетитно.

Женщина расплывается в довольной улыбке и возвращается к своим делам.

Я вяло ковыряю еду вилкой. Совсем не хочу есть – просто тяну время.

Размазываю макароны по тарелке, беру стакан с водой и резко ослабляю хватку. Нас накрывает хлесткий звук битого стекла.

– Боже мой, я такая неаккуратная! – фальшиво восклицаю и специально наступаю на осколки.

Стопы простреливает от царапающей боли. Брызги остаются на одежде. Сквозь зубы шиплю.

– Вот же невезение.

– Вы в порядке?

Алба тут же подлетает ко мне. Замечает красные разводы на полу и сокрушенно вздыхает.

– Вы поранились. Дон мне голову оторвёт за то, что не уследила.

Берет меня под руку и ведет к кровати, придерживая за подмышки.

– Осторожнее. Не переносите вес на больную ногу.

Это всего лишь пара царапин, а Алба так распереживалась, словно я при смерти.

– Всё хорошо. Не волнуйтесь. Не могли бы вы убрать этот беспорядок, пока я обрабатываю стопы.

Напряженно замираю. К счастью, она не чувствует подвоха.

– Конечно. Я сейчас же всё уберу, но…вам не нужна помощь?

– Я сама справлюсь, – выдавливаю скупую улыбку и с содроганьем смотрю ей в спину.

Как только женщина скрывается за дверью, я тут же подскакиваю и раздраженно бормочу.

– Подлец. Думал, надсмотрщики меня остановят? – сипло усмехаюсь. – Как же ты меня недооцениваешь.

Еле наступая на правую ногу, я ковыляю к выходу. Осторожно выглядываю из-за угла.

Чисто. Никого нет. Путь свободен.

Сжимаю зубы, начиная мерзнуть из-за промокшей одежды, и упрямо иду вперед. Внутреннее чутье подсказывает направление. Впервые я полагаюсь на инстинкты и не прогадываю. Перебежками добираюсь до первого этажа, периодически прячась в темных уголках за цветами.

Тихо крадусь по коридору и резко торможу. Слышу глухой и грубый голос Рона.

– Что он потребовал?!

Прижимаюсь к стене и задерживаю дыхание. На всякий случай закрываю рот ладонью, чтобы себя не выдать.

– Он хочет, чтобы ты отдал девчонку, – скрипучее шипение.

Шмидт разражается громким смехом. Я оборачиваюсь, проверяя периметр освещенной зоны, и снова заглядываю в щелочку.

Вижу очередной кабинет. Внутри – семь людей, включая Рона. Он нервно подкуривает сигарету и смачно затягивается. Судя по желвакам на щеках, всё, о чем мужчина мечтает – перестать притворяться.

Но он вынужден довести игру до конца.

Рвано бросает.

– Нет. Девчонка останется со мной. Где гарантии, что Алдо сдержит своё слово?

– Она нужна ему живой. Почему бы не избавиться от балласта? Сейчас мы все под ударом из-за неё. Будет проще согласиться. В прямом бою мы не выстоим. Каморра сразу задушит.

– Да. У нас мало союзников.

Кто-то предлагает.

– Пусть девчонка станет нашим оружием. Если внедрим её, то…

– Закрой пасть, – холодно приказывает Шмидт. – Моё решение окончательно. Она останется со мной. Ни на какие сделки мы идти не будем. Рано или поздно падаль ко дну потянет. Я не признаю тех, кто торгует наркотой и женщинами. Их тоже потом уберем.

– Может, ты и Дон, но не зарывайся, – тот же противный голос. – Мы – твои люди. Ты должен с нами советоваться.

Рон поднимает руку с пистолетом и производит два выстрела в потолок. Зло щерится и хрипло цедит.

– В гробу посоветуешься, а пока, если жить хочешь, меня послушаешь.

Наступает жуткая тишина. Рон демонстративно загоняет патроны и щёлкает затвором. Прямо угрожает, наводя прицел куда-то в сторону.

– Девчонка будет здесь. И точка. Отдать заложника – значит сразу проиграть.

– Хорошо, но тогда почему у Алдо такие странные угрозы? С какого хера он решил, что мы пойдем на уступки, если под удар попадёт другая женщина? Да еще и незнакомая? Почему нас должна волновать чья-то жизнь?

Раздается насмешливый возглас.

– Это не простая женщина, Дерэнт. Это – мать той девчонки, которую мы взяли в заложники. Алдо угрожает именно её жизнью, рассчитывая на нашу жалость. Какой же он глупец.

Я шарахаюсь в сторону. До боли кусаю губы и с ужасом отхожу от двери.

В голове бьется лишь одна мысль – моя мать у Алдо. И Рон скрыл это от меня.

Чтобы успокоиться, я вгоняю ногти под кожу и делаю еще несколько шагов назад. Всё плывет перед глазами. Хочется зажмуриться и вытащить себя из этого кошмара.

Боль отходит на второй план. Держусь за стену, выравниваю дыхание и перехожу на бег.

К черту прикрытие. К чёрту мотивы Алдо и Рона. Я не позволю им играть жизнью матери и с моей помощью перетягивать одеяло и мериться силами.

Люди – не пешки. Я отказываюсь участвовать в их войне, если цена победы – судьба человека. Возомнили себя богами, мерзавцы. Всегда платят чужой кровью, заботясь лишь о собственной шкуре.

Это отвратительно. Прямо сейчас я ненавижу их обоих.

Мне удаётся тихо подобраться к окну. Собрание Шмидта играет на руку – пока они обсуждают дьявольские планы, я успею сбежать. И сделаю то, что должна.

Створки окон поддаются с мерзким скрипом. Я испуганно замираю и прислушиваюсь к грохоту за спиной. Инстинкты обостряются до предела и дарят новый заряд злости.

Я знаю, что мне ничего не угрожает. Моё сердце трясется из-за того, что мама в опасности. И, если я провалюсь, она не выкарабкается. Этого я себе никогда не прощу.

Сжимаю зубы и перекидываю ноги через подоконник. Смотрю вниз – высота приличная.

Боже. Только бы ничего не сломать. С моим везением я с легкостью могу все кости переломать и скоропостижно дух испустить, дожидаясь помощи.

Надо рассчитывать только на себя.

Задерживаю дыхание и считаю до трех. На выдохе спрыгиваю, тут же взвизгивая от боли.

– Проклятье.

Прикладываю ладонь к губам и падаю на колени. Опасливо разглядываю хмурое небо. Тучи стремительно накрывают территорию плотной тьмой.

Будет дождь. Если не успею добраться до дома, быстро замерзну – и без того зубы стучат.

Тонкая одежда совсем не греет. С моей стороны было дуростью так поспешно сбегать, но время поджимало.

Раз решилась, есть лишь один вариант – идти вперед. И пусть часть меня рвётся обратно, а душа навзрыд кричит, защищая Рона. Ему лучше всех известно, что мама – мой последний близкий человек. Отца я никогда не знала, сестру убили…неужели у него ничего не ёкнуло, когда он моими руками подписал матери приговор?

А еще говорил, что любит. Почему его любовь приносит так много боли?

Сбоку раздается шорох. Я отчаянно сжимаю руки в кулаки и ныряю под ветви деревьев. Мимо проходят несколько человек, и, когда я уже готова закричать от страха, они вдруг резко сворачивают в другую сторону. Тихо переговариваются.

– Слышал, как Дон к девчонке прикипел?

– Из-за неё полетят наши головы. Не понимаю – с виду совсем обычная. Чем же она его держит?

– Мне тоже интересно. Непохожа на затравленную пленницу. Видел, как к Дону жалась?

– Точно. Да и он стережет её, как Цербер.

Голоса отдаляются. Я еще раз проверяю территорию и бегу к воротам. Сокрушенно шатаюсь – замок запаролен. Нужен ключ или кодовое слово.

Чертова память! Почему я вспоминаю совсем не то, что нужно?

Нервно кусаю губы и перебежками добираюсь до конца забора. Попадаю в тупик. Цепенею на месте.

Прекрасно. И что дальше?

В голову ничего не приходит. Я уже начинаю представлять, как Рон отыграется на мне и накажет за побег, но тут ворота внезапно открываются.

Дыхание в пятки. Жмусь к пышным кустам и с удивлением слежу за безумно дорогой машиной, въезжающей на территорию.

Это мой шанс! Надо подождать и, когда ворота станут закрываться, бежать со всей скоростью.

Адреналин придаёт сил. Я подхожу впритык к ограждению и не верю своему счастью – путь свободен.

Резким рывком протискиваюсь между металлическими блоками и звонко всхлипываю. Плечи до крови разодраны.

Ладонью бью по щекам и привожу себя в чувства.

По моим подсчетам, прошло уже больше десяти минут. Сколько идёт собрание? Есть ли у меня фора?

Вряд ли. Стоит Рону узнать о побеге, как он тут же пустится вдогонку. Пока всё тихо – это успокаивает.

Я должна в кратчайшие сроки добраться до дома. Других ориентиров у меня нет. Возможно, там будет подсказка или адрес. Вдруг мама сумела оставить какое-то послание?

Мне нужно проверить. Надеюсь – я не зря рискую своей жизнью.

Уже через час убеждаюсь – я ошиблась.

Стоит мне подойти к порогу и распахнуть входную дверь, как в шею тут же вонзается острая игла. Веки сами собой закрываются.

Слух царапает раскатистый голос. Смутно знакомый.

– Наконец-то ты дома.

***

Веревка трёт кожу. По телу разливается свинцовая тяжесть. Сил шевелиться нет совершенно. Непонятная усталость давит на плечи и тормозит восприятие, поэтому я не сразу замечаю, что в комнате есть кто-то еще.

Из горла вырывается болезненный стон. Похоже, я просидела в таком положении несколько часов – ноги сводит судорогой. Перехватывает дыхание.

Перед глазами пелена. Вижу только мутные очертания и слабое моргание светильника.

Сбоку раздается басовитый голос. От неожиданности я подпрыгиваю на месте и вскрикиваю – веревки до предела натянулись.

– Я освобожу тебя, когда пойму, что мы на одной стороне. Заранее прошу прощения за некоторые…неудобства.

В поле зрения попадает крупная фигура. Я вскидываю голову, приглядываюсь и потихоньку возвращаю свою память.

Точно. Меня усыпили и похитили. И, судя по мрачной обстановке, ничего хорошего меня не ждет.

Я по уши в дерьме.

Едва приоткрываю пересохшие губы и сипло спрашиваю.

– Кто вы?

– Ты меня не узнаешь?

Злость клокочет в крови тихим бешенством. Меня передергивает от раздражения.

– Я плохо вижу.

– Это временно. Вот, выпей, – подставляет ко рту бокал с сомнительным напитком.

– Вы меня за дуру держите?

– Ты пять часов была без сознания. Если бы я хотел тебя убить – давно бы это сделал. Я безоружен. Тебе нечего бояться.

Сейчас бы на слово верить какому-то сумасшедшему. Но других вариантов у меня нет – жажда становится нестерпимой.

Несмело пью и чувствую привкус горечи. Кислота обжигает язык.

– Мне жаль. Мы немного переборщили с дозой.

Морщусь и сердито фыркаю – маска вежливости совсем не идёт моему тюремщику. Каждое слово пропитано немой угрозой.

Проходит минута. Две. Три. Сознание неохотно возвращается. Пелена спадает с глаз.

Свет ослепляет. Я судорожно моргаю – противное жжение не покидает веки, зато, несмотря на это, я наконец-то могу разглядеть обстановку.

Комната небольшая. За счет белых обоев кажется просторной.

Справа – кровать и пара шкафов. Слева – письменный стол и комод с полировкой. Всё идеально чистое и незахламленное. Здесь явно никто не жил. Создается впечатление, будто камеру специально готовили. Ни одной пылинки. Только решётки не хватает.

За маленькими окнами – тьма. Рон уже наверняка меня ищет и использует все свои связи. Рвёт и мечет из-за моего сумасбродного поступка. Я лишь надеюсь, что ему хватит ума не рисковать. Он достаточно натерпелся от рук моей семьи.

Как назло, почему-то именно сейчас я прихожу к пониманию одной простой вещи – не хочу, чтобы Шмидт пострадал. Может, он и вырвал из меня частичку души, безжалостно разрубил на части и конкретно потрепал моральное состояние, но… он также защищал меня и платил любую цену. Действия дороже слов, и Рон, пожалуй, сделал для меня больше, чем кто-либо.

– Ну что, прозрела? – рокочет низкий голос.

Момент истины. Я поднимаю голову и с бесстрастным видом смотрю на похитителя.

Пазлы мгновенно складываются. Кто, если не Алдо.

– Где моя мама? – выпускаю гнев наружу.

Он сказал, что я нужна живой. Значит, есть шанс выбраться.

– Она в порядке. Мне не нужна эта женщина, – плюется ядом. – Я просто хотел забрать тебя. Наконец-то ты там, где и должна быть.

Мужчина говорит очень странно. Он не называет маму по имени. Презренно бросает – эта женщина. Будто в прошлом она крайне ему насолила.

– Мы ведь с вами уже встречались, – начинаю издалека. – Зачем я вам?

Вместо ожидаемой насмешки Алдо хмурится. В тёмных глазах проскальзывает горечь. Я внутренне подбираюсь, готовая к нападению.

Но он не собирается атаковать. С каким-то глухим сожалением рассматривает красные отметины от веревки, после чего подходит к двери и несколько раз стучит.

Властно приказывает.

– Приведите её.

В комнату заводят мою маму. Двое бугаев держат её за локти и практически тащат за собой.

Я всхлипываю, чувствуя острый прилив адреналина, и рвусь вперед. Еще сильнее раню руки, но добиваюсь лишь тихого скрипения стула. Никто не реагирует.

Наступает настораживающая тишина. Я всматриваюсь в сухое женское лицо, не выражающее никаких эмоций, и ошарашенно замираю.

Всё, что сейчас происходит, просто немилосердно льёт литры кипятка на мою понурую голову. Мама даже не смотрит на меня – её глаза сконцентрированы на Алдо, который тоже резко напрягается.

И это идёт вразрез с бесстрастным тоном.

– Скажи ей.

Первая лавина облегчения спадает. Чисто визуально мама выглядит прекрасно. Уж наверняка лучше меня. Значит, её не били.

Наступает вторая фаза – осознание.

Я с тревогой спрашиваю, обращаясь к единственному человеку, в котором я хоть немного уверена.

– Мама, что происходит?

Она неохотно поворачивается ко мне. Стоит с гордо поднятой головой, словно её не держат здесь силой, и холодно бросает.

– Ты не должна была сюда приходить, Моника. Он бы ничего мне не сделал.

Меня тут же бросает в холодный пот. Не Амелия – Моника.

Разум трещит под давлением льда, скользившего в каждом слове. Я не ошиблась – таблетки, которыми она меня пичкала, были выбраны намеренно. Чтобы я не смогла вспомнить. Чтобы заменить нелюбимую дочь любимой.

Кончики пальцев немеют. Хлесткий вопрос сбивает с толку – в чем я провинилась? За что?

Мама замечает моё состояние и скупо улыбается. Насмешливо фыркает.

– Да, я знаю, какая из моих дочерей умерла в ту жуткую ночь. Разве я смогла бы вас перепутать? – иронично вздергивает бровь. – Я не буду извиняться за то, что сделала. Нельзя винить мать, которая скорбит по своему умершему ребенку.

– Но я ни в чем не виновата! – зло выпаливаю. – В конце концов, у тебя было две дочери! Как ты можешь вредить мне подобным образом? Я – не Амелия. Я никогда ей не стану. Ты обманываешь саму себя.

– Вот тут ты права, – цинично рубит меня на части. – Ты никогда ею не станешь.

– Кончай пустой треп, Аннет, – презрительно роняет Алдо, обращаясь к матери. – Говори, пока моё терпение не лопнуло.

– Хорошо, – тонкие губы искажаются в ехидной улыбке.

Пахнет чистым безумием. Страх отходит на второй план.

Я снова сделала неверный ход. Поставила не на того человека.

Увы – сожалениями уже ничего не исправишь.

– Моника, хочешь узнать, почему я молилась богам, чтобы в ту ночь погибла именно ты?

Качаю головой. Это слишком жестоко. Мир вдребезги за секунды разбивается.

– А я всё равно скажу, раз Алдо так настаивает.

Ментально обливает стылым холодом. С дикой улыбкой говорит.

– Всё потому, что ты – его любимица. Настоящая папина дочка.

– Чья? – потерянно переспрашиваю.

– Алдо, чья же ещё, – усмехается, будто я сморозила настоящую глупость. – Алдо – твой отец.

Глава 28. Шмидт

Хрусталь в ладонях трещит по швам. Сталь режет кожу и проливает кровь. Я бесстрастно это отмечаю и в который раз бросаю взгляд на тёмные разводы и разбитое стекло, разбросанное по полу. Служанки не успевают убирать. Стоит им выкинуть одни осколки, я тут же нахожу новые стекляшки, которые с бесноватым звуком ласкают слух.

Каким-то чудом окружающий хаос успокаивает. Но лишь на минуты, после чего следует новое дерьмо, творимое моими руками. И так семь дней подряд.

Я чувствую себя одичавшим зверем, отбившимся от стаи и пойманным в капкан. А зверей нельзя держать в клетке. Тем более – ставить им условия. Иначе они теряют разум и становятся бесчеловечными. Готовыми принести любую жертву ради освобождения. Видят цель и зубами выгрызают прутья. Но проблема в том, что заперт вовсе не я.

А она – та, ради которой я изменил самому себе.

Казалось бы, я давно утратил способность ясно мыслить. Мне хватило минуты, чтобы принять решение и после многолетней службы в органах встать на сторону мафии. Я даже особо не думал. Тупо анализировал, где дольше протяну. И какой путь окажется короче. И вот итог – Царапка сбежала, назревает война, и вместо того, чтобы дать волю гневу и расхерачить всё к чертям, я спускаю обойму и напрасно трачу запасы. Впустую расходую патроны, предназначенные для того, кто забрал её у меня.

За плечами – убитые шавки, презренные предатели и особые любители «поболтать». Я всех подчистую вырезал, чтобы больше не подставляться, но ситуация не улучшается. Воздух смердит кровью. И, увы, не только виновных – невинные тоже страдают. Ими играют, как пешками, и с легкостью их устраняют, потому что главное – цель.

Раньше она тоже у меня была. Ясная и определенная – вернуть Монику, исправить ошибки и чертовски удачно выйти из игры. Без лишних смертей и жертв. Но я замечтался.

Теперь, чтобы выиграть эту войну, я должен выбрать самый грязный путь – стать тем, кого намеревался уничтожить.

Я знаю, что она возненавидит меня за лицемерие. Для Моники выбор между одной жизнью и тысячью очевиден. Для меня тоже – всех в порошок сотру, лишь бы она жила. А со мной или без меня – плевать.

Пока я жив – будет рядом. Там, где и положено жене. Пусть другого не ждёт. Я не отступлюсь. Буду ждать, пока она вспомнит. А там уже сама примет решение. Уверен – только положительное.

«Где ты?» – мучает мрачный вопрос. За окном меркнет багровое зарево.

Очередной день впустую. Ищейки не вернулись. Значит, не нашли.

Дерьмо.

Зло тушу сигарету и сметаю со стола окурки.

Хрипло усмехаюсь, одурманенный дымом – такими темпами я и молиться начну. Да хоть душу продам. Жаль, что она слишком прожженная – даже Дьяволу не нужна.

От сумасшествия спасает стук в дверь. Я глухо спрашиваю.

– Кто?

В проем втискивается Нико – моя правая рука. Выглядит он, как настоящий бандит, а на деле – довольно неплохой парень. Верный и преданный до мозга костей.

Я сразу чую неладное. Он мешкает и тормозит у порога. Будто боится, хотя я никогда не видел страх в его глазах.

– Если ты пришел помолчать, то проваливай. Я не в настроении.

– Нет. Есть новости.

– Её нашли? – всё, что меня волнует.

– Нет. Не совсем, – мотает головой и нервно сглатывает.

Смотрит на пушку в моих руках. Дёргается и сдавленно хрипит.

– Я не уверен, что новости тебя порадуют.

Пауза затягивается. Я усмехаюсь и кладу револьвер на стол. Не вижу смысла в запугивании. Особенно – в его, единственного человека, которому известна настоящая причина моего срыва.

– Нико, ты со мной с самого начала. Когда еще объедками питались и в норах сидели. Собственно, поэтому ты и стал капо. Я тебе доверяю, а ты мне?

– Дело не в этом. Просто ты немного не в себе, а новость из разряда безумных. Твоя жена…

Опускает взгляд в пол, как нашкодивший щенок. Горячий воздух спирает дыхание. Терпение стремится к нулю.

– Что с ней? Её нашли или нет?

– Ты помнишь, что у Алдо нет наследников?

Безразлично пожимаю плечами, абсолютно не горя желанием обсуждать его возможных отпрысков.

– И что? Какое мне до этого дело? – тихо начинаю беситься.

– До нас дошли слухи, что сегодня он сделал объявление и представил своего наследника. А точнее – наследницу. Никто и не подозревал о том, что у него есть взрослый ребенок.

– Ты прикалываешься? – шиплю сквозь зубы. – С первого раза не услышал? Мне плевать. Будь у него хоть сто детей – меня это вообще не колышет.

Хватаю бутылку и пью из горла. Алкоголь приятно обжигает горло. На душе становится чуточку легче. Во всяком случае, этого достаточно, чтобы удержать себя в руках.

Грубо бросаю.

– У тебя всё? Или, может, ты еще что-то полезное мне расскажешь? Например, с кем Алдо трахается?

Надо отдать Нико должное – он стойко терпит мою брань. Стряхивает дрожь с ладоней, отбирает у меня коньяк и спокойно отвечает.

– Ты не знаешь самого главного – кто его дочь.

– И кто же? – иронично вздергиваю бровь.

– Твоя жена.

– За такие шутки я и правда могу тебя пристрелить, – холодно роняю. Бесстрастно выхватываю свою бутылку, не собираясь выслушивать этот бред.

– Давай. Вперед.

Резко сцепляет пальцы на рукояти оружия, перекладывает в мою левую ладонь и нацеливает дуло на голову.

– Стреляй, если реально считаешь, что я стал бы шутить над тобой.

Мозг мигом трезвеет. Я захожусь в припадке от удушающего кашля, запускаю бухло в стену и судорожно хватаю носом воздух.

Сильнейший яд ужаса царапает сердце. Я рвано бросаю.

– Повтори.

– Твоя жена – дочь Алдо.

– Невозможно. Нет. Ты спятил. Отец Моники умер еще до её взросления. Сгинул, когда она маленькая была. Я проверял.

– Рон, тебе ли не знать, как легко подделать информацию. А уж с его связями – вообще запросто.

– Но нахера?

Пожимает плечами. Ответ, вероятно, известен лишь одному человеку – дону, мать его, Каморры.

Просто в голове не укладывается. Почему он решил объявиться только после смерти Амелии?

Что-то не сходится. Может быть, ему выгодна амнезия Царапки?

Черт возьми. Лишний раз убеждаюсь – семья Моники совсем отбитая. Мать травит таблетками, сестра пытается посадить за наркоту, да еще и отец такой, что представить страшно.

– Ты уверен?

– Да. Иначе я бы к тебе не пришёл.

– Она у него?

Сухой кивок. Сколько ни пытаюсь осмыслить – везде тупик.

Зачем моя женщина этому безнравственному ублюдку? Если бы был хорошим отцом – давно бы забрал. Но он сделал это только сейчас.

А я всё гадал, почему Алдо так рьяно её ищет.

Значит, дочь…

– Во сколько встреча? – хмуро смотрю на время.

Я не собирался идти. Вступать в переговоры с таким, как Алдо – ниже моего достоинства.

Но, похоже, придется засунуть в задницу все намеченные планы. Далеко не факт, что рядом с отцом Монике ничего не угрожает. Это подстава. Ловушка. По-другому и быть не может.

– В десять.

Прекрасно. Как раз успею перезарядить патроны.

– Но тебе нельзя там появляться. Ты же понимаешь, что будет дальше?

Конечно. Я стану мишенью.

– Алдо торопится, – ядовито хмыкаю. – Он объявил Монику наследницей не просто так. Она – женщина. Значит, нужно найти подходящего мужа, а это невозможно до тех пор, пока я жив.

– Если поедешь туда, тебя убьют, – тупая констатация. Это очевидно, как дважды два.

Похер. Пусть попробуют. Я весь их дом кровью залью.

– Меня не так легко убить. Расслабься, умирать я не собираюсь, – дарю пустую надежду.

Ндрангета не должна пасть духом. Нико меня заменит, если придется.

– Все влюбленные такие безумцы? – рвано выдыхает. – Или только ты особенный?

Беззлобно смеюсь. Когда решение принято – уже нечего бояться.

Ухожу без ответа. Для меня всё просто – я могу прожить день или семьдесят лет. Умереть сегодня или через целый век. Это неважно, потому что я предпочту час рядом с ней, чем жизнь без неё.

Нико прав. Я безумен. Давно одурел от Царапки, без которой смысл крошится на части. И это чертовски кайфовое ощущение. Ни на что бы не променял.