Текст книги "Цена твоей Любви (СИ)"

Автор книги: Доминика Магницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11. Моника будет молчать

Ровно в половину восьмого вызываю такси. Медленно иду к машине, оттягивая неизбежный момент. Час расплаты настал. И я уже совсем не уверена в том, что раскрытая правда обо мне поможет справиться с безумием Шмидта.

Было куда проще считать себя Амелией. Простой девушкой, попавшей в капкан одержимого мужчины, и все из-за идентичного сходства с той, которую Рон никогда не сможет получить.

А теперь…как я смогу добровольно отдаться ему? Как стерплю болезненные прикосновения, сжигающие душу дотла?

Сглатываю рвущиеся наружу слёзы и открываю дверь. Равнодушно называю водителю адрес, чувствуя жуткую дрожь в коленях. Проклинаю себя всеми матерными словами.

Какого черта я согласилась? Надо было бежать. Бежать без оглядки. Оградиться от жестокого тирана и судорожно менять поезда и самолеты. До тех пор, пока…

Жалко хмыкаю, насмехаясь над своей наивностью. Разве можно сбежать от человека, не знающего границ? Его личность за семью замками. Душа опутана тьмой. Глаза горят обещанием страданий. Сердце безвозвратно чёрное. Никаких правил. Никаких законов.

Он сам себе судья. И по ошибке вписал меня в разряд обвиняемых.

На горизонте появляется огромный дом. Он резко выделяется на фоне остальных. Необъятный, жуткий и полностью застеклённый.

Кем надо быть, чтобы не бояться взломов и проникновений?

Горло схватывает резкий спазм. Сердце колотится, как бешеное, чуя беду. Тупой страх превращается в холодное безразличие.

Пусть возьмёт свою плату и оставит меня в покое.

Жестокий тиран. Зверь. Проклятый ублюдок. Искусный манипулятор, играющий на чужих слабостях.

Я выхожу из машины и нервно одергиваю тонкое платье. Красный атлас облепил кожу и вызывал судорожное желание поежиться. Узкие бретельки так и норовят сползти. Даже в нижнем белье я чувствовала себя более одетой. Плечи оголены, низ едва прикрывает бедра, грудь стянута куском ткани.

Платье говорит само за себя. Буквально кричит: «Возьми меня. Видишь, как доступно тело? Чего ты ждешь? Зубами разорви. Впейся страшным взглядом».

Оно создано не для того, чтобы разгуливать по улицам. Истинная цель – содрать одним касанием. Обнажить в кратчайшие сроки.

Адреналин распространяется по венам и гонит кровь по телу. Каждый шаг – медленная смерть. Дыхание сбивается, стоит мне подойти к двери.

Не успеваю даже постучаться. Тянусь ладонью и наталкиваюсь на пустоту. Стою на месте, онемевшая от ужаса. Пытаюсь прикрыться, но тщетно. Его цепкий, пожирающий душу взгляд уже впился в меня стальным обещанием.

Мужчина резко хватает меня за руку и толкает внутрь. Я нерешительно оглядываюсь, стыдливо закрывая себя ладонями. Рассматриваю высокие потолки, черные обои, мраморный пол и дорогую кожаную мебель с лаковым покрытием с таким усердием, словно не видела ничего прекраснее.

Зато Шмидт с явным удовольствием разглядывает меня. Встает за спиной, обжигая горячим дыханием шею, и с шумом втягивает носом воздух. Грубо хватает меня за талию и разворачивает к себе.

Злится. Бесится, понимая, что подделка всегда останется подделкой. Заменой. Временным развлечением.

Стискивает зубы с такой силой, что мне мерещится их скрежет. Легкая дрожь проходится по телу. Пот прошибает от макушки от пяток, и я с нажимом расслабляюсь. Перевожу дух, облегченно выдыхая про себя: «Не заметил. Значит, не видно».

Я больше часа пыталась замаскировать татуировку, но никакие подручные средства не помогали. Пришлось найти мастера, которая наложила грим на мою спину и полностью скрыла чёрные контуры.

Жаль, что лицо не переделать с такой же легкостью. Если бы я только могла избавиться от собственной внешности, ничего бы не произошло.

Его тяжелый, откровенный взгляд давит и подчиняет. Я боюсь даже дышать. Боюсь, что случайный всхлип станет сигналом для этого тирана. Окончательно сорвет ему крышу.

Мужчина медленно проводит руками по моим плечам. Подхватывает тонкие бретельки и оттягивает ткань в сторону. Держит меня за руки, не позволяя закрыться. Наклоняется и хрипло шипит:

– Тебе нужно больше есть. Остались кожа да кости. На Монике платье сидело гораздо лучше, – губами касается уха, – впрочем, я и костями не побрезгую.

Грубыми ладонями проводит по ногам, слегка обнажая бедра. Низко рычит, хватая меня за волосы:

– Давно надо было отодрать тебя.

Тело немеет от ужаса. Осознание того, что произойдет прямо сейчас, буквально разрывает меня изнутри.

Я отчаянно толкаю его, надеясь на эффект неожиданности, но он слишком крепко стискивает пряди волос и давит на грудную клетку. Даже не пошатнулся. Лишь в глазах мелькнула холодная сталь.

Тогда я покорно замираю и осторожно спрашиваю:

– А как же танец? Ты ведь хотел, чтобы я для тебя станцевала, – голос пропитан мерзкой горечью и слепой мольбой.

– Сегодня без прелюдий, Зверушка, – подается бедрами вперед, демонстрируя своё возбуждение.

Я не успеваю даже вскрикнуть. Неуловимым движением он резко хватает меня за ноги и перекидывает через плечо. Приказывает заткнуться, напоминая об опрометчивом обещании.

И я молчу. Тихо всхлипываю лишь в тот момент, когда Шмидт бросает меня на кровать и ложится сверху. Весом своего тела придавливает к шелковой ткани. Одной ладонью держит руки, а второй задирает платье.

Раздвигает коленки и без предупреждения проводит холодными пальцами по моей плоти. Оттягивает полоску трусов и с силой рвёт их. Глухой треск ткани разрушает тишину.

От его грубых ладоней я почему-то чувствую дикий жар. Озноб проходится по коже, парализует тело и заставляет замолчать. Я прихожу в ужас от ощутимого покалывания внизу живота. Пытаюсь избавиться от нарастающего тепла между ног, но тщетно. Его руки смело трогают и хватают, а губы кусают и обжигают, доводя до аномального приступа лихорадки.

Мужчина хрипло смеется. Чувствует, что тело предает меня, и язвительно скалится:

– Умница. И стоило ли изображать святую невинность? – приподнимает подбородок и впивается в губы требовательным поцелуем. Терзает. Выпивает до дна. Иссушает, выворачивая душу наизнанку.

Щеки горят, как от пощечины. Все силы уходят на то, чтобы не двигаться. Не подаваться навстречу рукам и не захлебываться от бушующих эмоций.

Чертово тело всё помнит, в отличие от трезвого разума.

Огромные ладони сжимают меня, словно стальные обручи. Настойчивые губы заставляют приоткрыть рот.

Он прикусывает меня за верхнюю губу и жестко припечатывает:

– Течешь, как сука. Чего еще можно ждать от шлюхи.

Боль. Обида. Ненависть. Страх. Похоть. Все чувства сплелись, образуя тугой комок смятения.

Если бы ты, Шмидт, знал правду, ты бы называл меня другими словами.

Ты бы сказал: «Любимая», а я бы ответила: «Гори в Аду».

Мерзко. Как же мерзко. Мне нравится всё, что он делает. Лучше бы бил, не щадя, драл до смерти. Опускал плеть на спину, разрезая кожу до мяса. До костей. Впивался в плоть зубами, вырывал слёзы и мольбы о пощаде.

Потому что сейчас мне, как никогда, хочется, чтобы Шмидт не останавливался.

Ненавижу! Ненавижу ублюдка! Каждое прикосновение – жало. Ядовитое и стремительно расползающееся по телу. Чертов мерзавец прекрасно знает, на какие точки следует надавить, чтобы я закричала от страсти.

Тщетно сцепляю зубы, чтобы удержать себя от позорных стонов. Упрямо молчу, совершенно некстати вспоминая слова Джины: «Ненависть гораздо безопаснее его любви».

Не хочу даже представлять. Потому что ненависть Шмидта слишком калечащая. Вряд ли его любовь несёт прикус исцеления.

Тяжелая ладонь ложится на грудь. Холодные пальцы стискивают затвердевший сосок и тут же сменяются горячими губами. Я чувствую силу поджарого тела, но есть кое-что ещё…нечто другое, куда более сильное и идущее изнутри. Оно влечет и держит меня крепче любых цепей.

Он привлекает меня к себе так близко, что не оставляет места даже для вдоха. Требовательно приподнимает за подбородок и впивается в мои губы настойчивым поцелуем. Быстро избавляется от платья.

Охрипшим от возбуждения голосом шепчет:

– Скажи, чего ты хочешь? Хочешь, чтобы я трахнул тебя, как последнюю шлюху?

Его горящий взгляд выворачивает мою душу наизнанку. Руки скользят по лицу, волосам и ключицам. Заставляют растворяться в ласковых прикосновениях с острым привкусом боли.

– Нет. Я не хочу тебя, – тихо выдавливаю.

Прогибаюсь в спине и царапаю его спину. Дыхание обжигает. Дико сохнет во рту.

Невыносимо порочные пальцы и язык лишь подогревают огонь, опаляющий тело. Вырывают хриплые стоны. Мучают. Терзают. Беспощадно испытывают меня на прочность.

– Лжешь, – жестко обрубает, – сейчас посмотрим, чего стоит твоё вранье.

В голосе сквозит сталь. Я вздрагиваю, услышав, как он расстегивает джинсы. Звякнула пряжка ремня. Шмидт резко переворачивает меня на живот и отбрасывает одежду в сторону. Затыкает мой рот, заглушая тихую мольбу, и быстро связывает ладони, заводя их за спину.

Я не вижу, что он делает. Пытаюсь повернуться, но он фиксирует мою голову и хватает за шею. Горячий член прижимается сзади, вызывая ледяную дрожь на пояснице. Я умудряюсь зубами впиться в грубую ладонь и тут же получаю хлесткий удар по ягодицам.

– Мне достать пистолет? Под дулом пушки ты более сговорчивая, – агрессивно шипит. С силой сжимает мой подбородок, да так, что скулы сводит от боли.

Я послушно замираю, мысленно проклиная нас обоих. Ты пожалеешь, Шмидт. Ты очень пожалеешь.

Одним резким толчком он входит. Заполняет меня до упора, отчего на мгновение я слепну.

Искры в глазах. Дрожь в коленях. Болезненное удовлетворение на грани фола.

Контроль летит к черту, погружая в самое пекло. Бесстыдное. Порочное.

Никакой нежности. Только максимально резкие движения, окутывающие беспросветным туманом. Не вырваться. Не сбежать. Не спастись.

Остается лишь терпеть бесконечные удары тока. Сгорать. Подчиняться его воле и в то же время ненавидеть.

Тщетно обещать – отомщу. Найду, чем тебя уничтожить.

За Амелию, которую ты готов сравнять с дерьмом. И за себя. За поруганную гордость.

Шмидт продолжает пытку. Таранит меня и языком, и членом, раз за разом повторяя невыносимую агонию. Я испытываю два чувства одновременно – дикий страх, и крышесносную эйфорию.

Слышу его вкрадчивый приказ:

– Назови меня по имени, – ускоряет темп и оставляет кровавые отметины на шее. Клеймит. Прикусывает нежную кожу до крови и хрипло рычит, сотрясаясь от удовольствия.

Я упрямо молчу и категорично качаю головой. Тогда он резко переворачивает меня на спину и вжимается максимально глубоко.

– Давай же. Назови, – стальной хваткой держит за горло. Надавливает и окидывает меня сумасшедшим взглядом, – мы не закончим, пока ты этого не сделаешь.

– Ро…Роналд, – тихо шепчу, борясь за каждый вдох. В глазах темнеет от недостатка кислорода.

– Нет, неправильно, – стискивает зубы. Зло щурится и еще крепче впивается пальцами в шею.

– Рон. Рон. Рон! – громко кричу, испугавшись того, что сейчас он попросту меня задушит.

Шмидт тут же убирает руки, наклоняется и больно прикусывает за нижнюю губу. Я чувствую, как его член пульсирует. Он уже на грани. Хватает за бедра и начинает с бешеной скоростью вколачиваться в моё тело. Проводит ладонью по моей плоти, окончательно срывая тормоза. Это равносильно взрыву бомбы. Тёмное томление достигает пика и накрывает диким оргазмом. Он принуждает и намеренно добивается того, чтобы я всё прочувствовала. Каждой клеточкой своего тела. Буквально подводит к пропасти и толкает в пустоту, разрушая рамки реального времени.

В последний момент Шмидт резко соскальзывает с меня и грубо тянет за собой. Заставляет упасть на колени, насильно открывает мой рот и кончает, размазывая сперму по губам.

Гребаный мерзавец.

Меня разрывает на части. Хочется провалиться сквозь землю, умереть и больше никогда не видеть его рядом с собой. Забыть насмешливую улыбку и взгляд, полный холодного превосходства.

Я сипло спрашиваю, мечтая вернуться домой и с головой погрузиться в хлорку:

– Ты получил, что хотел. Теперь ты оставишь меня в покое? – неосознанно пытаюсь прикрыться. Скрещиваю руки на груди и подтягиваю к себе колени.

– Умойся и проваливай. Завтра. В это же время.

Я задерживаю дыхание. Тревога пожирает изнутри.

– Что? – растерянно уточняю. – Зачем?

– У тебя еще остались силы на разговоры? Я с радостью займу твой рот более полезным делом, – в голосе звучит откровенная издевка.

Это отрезвляет сильнее кофе. Мгновенно рушит мои глупые надежды.

Я покорно встаю, с отвращением чувствуя соленый привкус на губах. Рефлекторно вытираю лицо, отчего в его глазах мгновенно появляется опасный огонек.

Делаю глубокий вдох и расправляю плечи. Иду в ванную. В зеркале замечаю кровавые отметины, покрывшие почти всё моё тело. Они неприятно саднят и служат лишним напоминанием о том, что произошло сегодня.

Чёрт. Шмидт просто изувечил мою кожу. Своим языком и требовательными губами «расписал» меня, как какой-то грёбаный портрет.

Урод. Заклеймил, как последнюю шлюху.

И этого человека я когда-то любила?

Теперь я точно уверена – даже если вспомню, ни за что не прощу. Будь моя воля, я бы без сомнений поднесла горящую спичку к его телу и насладилась каждым мгновением. Смотрела, как языки пламени заживо сжигают Шмидта, доходят до мяса и костей.

Ненавижу! Ненавижу!

Включаю холодную воду и несколько раз полощу горло. Ощутимое жжение между ног заставляет скривиться от жгучего презрения к самой себе.

Как же низко я пала.

– Долго собираешься тут прохлаждаться? Или хочешь повторения? Так понравилось насаживаться на мой член? – хриплый голос вынуждает вздрогнуть.

Я вижу в отражении, что он стоит возле двери. Уже успел надеть спортивные брюки, в то время как я до сих пор оставалась обнаженной.

Наши взгляды встречаются. В его глазах – жуткий голод. В моих – первобытный страх.

Нервная судорога сводит коленки. Я быстро обхожу его, впервые подмечая размеры спальни. Она больше, чем наш дом. Огромная и роскошная. Всё в черных тонах.

Сквозь полумрак с трудом нахожу белье, пострадавшее от его рук, и платье.

Унижение накрывает меня с головой. Он цепко следит за моими действиями, ничего не упуская.

Как же страшно. Страшно, что он захочет повторить.

Наконец, я полностью привожу себя в порядок, прохожусь пальцами по волосам и почти бегу к выходу из комнаты. Лишь у порога замираю и медленно поворачиваюсь к нему.

Безжизненным голосом спрашиваю:

– Когда тебе надоест меня мучить?

– Тебе нужен конкретный срок или что? – насмешливо хмыкает. Щурится, как довольный кот.

Нет. Не так.

Как зверь, растерзавший добычу.

– Просто скажи, пожалуйста, – молю, наступая на горло своей гордости, – когда тебе надоест развлекаться со мной?

– Никогда. Ты – моя собственность, – чеканит каждое слово, – до самого последнего вздоха. Игры кончились.

Замолкает, наслаждаясь своей властью, и жестко добавляет:

– Еще раз увижу тебя рядом с той тварью – переломаю все кости. Обоим.

– Ты о ком?

– Блондин, который подвёз тебя до дома. Дашь мне хоть один повод – придушу. Запомни, Зверушка. Его смерть будет на твоей совести.

Глава 12. Моника вспоминает прошлое

Остро. Больно. Незримо. Я открываю глаза и трясусь от страха. Судорожно разглядываю комнату и включаю ночник в попытке избавиться от плотной пелены мрака. Натягиваю одеяло до ушей и поджимаю ноги. С ужасом смотрю на приоткрытое окно, от которого тянет жутким холодом, пробирающим до костей.

С улицы ведь должны доноситься хотя бы какие-то звуки, разве нет? Почему так тихо?

Тревожно замираю. Взглядом впиваюсь в тень, отбрасываемую от ближайшего дерева. Я точно помню, как перед сном оставила на подоконнике горящие свечи. Их тонкий аромат дурманил и приятно успокаивал. Дарил необоснованную защиту от грубого мира, созданного жестокими руками Шмидта.

Сейчас же свет исходит только от уличных фонарей. Тусклых, желтых и едва ли способных победить беспросветную тьму.

Зрение бесполезно. Глаза не помогают. На первый взгляд всё спокойно, но каким-то неведомым шестым чувством я вдруг остро понимаю – в комнате есть кто-то еще. Тяжелый, пронзительный взгляд выворачивает душу наизнанку. Изучает. Исследует. Цепко хватается за моё дрожащее тело и не отпускает. Приказывает замолчать.

Нутром чую – говорить запрещено. Иначе что-то хрупкое может резко надломится, и тогда случится непоправимое. Когти сомнений терзают сердце и пробуждают скрытые воспоминания.

Я несмело встаю и медленно иду к окну. Горькое дежавю настигает меня возле занавески. Поднимаю ладонь и тут же отшатываюсь. Чувствую дикую волну аномального спокойствия и на мгновение закрываю глаза. Вдыхаю древесный аромат с нотками мускуса и слышу бархатный голос, незримо ласкающий кожу:

– Мне жаль, что я не могу быть рядом с тобой, Царапка. Ничего не бойся – я защищу. Даже ценой своей жизни.

Моё тело бьёт сильный озноб. Мороз пробегается по коже, и я вздрагиваю, когда мужская ладонь ложится на мои плечи и прижимает к крепкой груди. В последний момент пытаюсь вглядеться в хищный силуэт, но тут же всё обрывается.

Пытаюсь сбежать от бесконечных капканов воспоминаний, но тщетно. Новая воронка засасывает в очередную лавину грёз.

Яркая вспышка. Хлесткий звук выстрелов. Спускают всю обойму, вызывают крики ужаса и страха.

Я дрожу, как осиновый лист. Коленки подгибаются от напряжения, и я начинаю оседать на пол, но резкая хватка на талии возвращает меня на место.

– Ты в порядке? – снова хриплый баритон. В нем отчетливо проскальзывает беспокойство.

Я ничего не могу контролировать. Не вижу лица собеседника. Чувствую себя слепым котенком, способным различить только шум и тактильные прикосновения.

– Что происходит? – громко кричу, отчаянно размахивая руками.

– Облава.

Он держит меня за рукав и при попытке отстраниться лишь сильнее притягивает к себе.

Недовольно шипит:

– Не дергайся. Если ты не виновата – отпустим. Просто держись рядом, и ничего не случится, – обдает шею горячим дыханием. Глубокое чувство узнавания прошибает насквозь, быстро сменяясь потоком холода и отчуждения.

Неожиданно мужчина спрашивает:

– Скажи честно, ты знала, куда идёшь?

– Нет! – быстро мотаю головой. – Я случайно оказалась здесь. Это какая-то ошибка! Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не знаю.

Вслепую нащупываю его ладонь и случайно касаюсь чего-то металлического. Из-за того, что он слишком сильно прижимает меня к себе, я умудряюсь пальцами скользнуть по его спине.

Непроизвольная дрожь бежит по коже. Меня колотит, то ли от холода, то ли от жара. Невыносимо кружится голова.

– Это что, оружие? – голос пропитан животным страхом. Слёзы текут по щекам. Выдают мои настоящие эмоции.

– Осторожнее, не зацепи, – усмехается, – по-твоему, за преступниками гоняются с волшебной палочкой?

– За какими…преступниками? – шок, испуг и растерянность резко бьют по сознанию.

– За такими, как ты, – холодно обрубает.

Рефлекторно впиваюсь острыми ногтями в его спину, отчаянно ища поддержки.

Мужчина хрипло предупреждает:

– Хватит царапаться, – берёт меня за подбородок, – и прекрати трястись. Уже почти всё закончилось.

И действительно – через несколько минут наступает оглушительная тишина. Впрочем, длится она недолго.

Я напрягаюсь и с трудом улавливаю глухие реплики:

– Всё чисто?

– Да, отбой. Справились своими силами.

– Проследите, чтобы никто не сбежал. Нам нужно найти их главаря.

– Понял.

Кто-то идёт к нам. Старые половицы скрипят под давлением тяжелых ботинок. Злобный голос раздается неподалеку:

– Что с девчонкой? Почему она не в наручниках?

Нутром чую – ответ задан мужчине, который держит меня в своих руках. Тот выдерживает недолгую паузу и хрипло бросает:

– Она безоружна. Угораздило же её попасть не в то время и не в том месте.

Лавина облегчения проносится по спине. Я делаю тихий вдох, понемногу успокаиваясь, и тут же моё сердце пронзает ядовитая стрела отчаяния.

Потому что мужчина вовсе не собирается меня отпускать. Он наклоняется ближе и проникновенно говорит:

– Девчонку беру на себя. Я сам выбью из неё правду.

***

– Нет, хватит! Отпусти! Я не хочу…

Я с визгом подскакиваю на кровати, не в силах поверить в то, что только что увидела. Нервно кусаю губы, пытаясь понять – почему воспоминания стали появляться именно сейчас? Почему первым делом я вспоминаю не своё детство, а две роковые сцены, от которых мороз бежит по коже?

Чувствую пульсирующую боль в висках, и, чем сильнее напрягаюсь, тем быстрее схожу с ума.

Грань между сном и реальностью стирается. Медленно. Постепенно. Почти незаметно и в то же время до одури стремительно. Мысли путаются и отравляют душу.

Господи, почему именно он? Почему предательское тело насильно утягивает меня в пропасть? Зачем рисует алые узоры, от которых буквально несёт болью?

Резко замираю и с содроганием рассматриваю своё отражение в зеркале. Щеки горят, волосы растрёпаны, сердце зашлось от волнения, а отметины на коже налились кровью.

Горько усмехаюсь, до сих пор чувствуя тяжёлый аромат мускуса. Именно так пахнет тело Рона. Желанно, опьяняюще и терпко.

Теперь у меня нет никаких сомнений – Шмидт не даёт мне покоя не только днем, но и ночью. Это он трепетно вжимал меня в своё тело. Он предупреждал. Он защищал и угрожал. Пусть я и не смогла разглядеть его лицо, но мне это и не нужно. Нутром чую – рядом был он.

Это его я начинаю вспоминать, и единственное тому объяснение – наша ночь. Возможно, из-за тесного физического контакта мой мозг в ускоренном темпе стал восстанавливать моменты, связанные с ним.

Надежда обращается прахом. Сердце гложет печальная неизбежность. Безобразный ритм паники ощутимо проходится по ребрам.

Я буквально одержима желанием сбежать. Скрыться из виду и затеряться в другом городе. И от невозможности это сделать мне хочется разгромить весь дом.

Крепко сжимаю руки в кулаки, до боли впиваясь пальцами в кожу. Вытираю лицо, мокрое от слёз, и тянусь к телефону.

Сегодня я опять должна встретиться с ним. Со Шмидтом. С человеком, чье имя я жажду вырвать из своей головы.

Он просто не оставил мне другого выбора. Я послушно буду терпеть все его прикосновения и дождусь дня, когда смогу ударить.

Когда смогу сказать, что я – Моника. Когда он поймет, кто из нас – пешка, а кто – король.

И, черт возьми, пусть покарают меня небеса, если я отступлюсь от своей цели.

Затеваю опасную игру, вступая в поединок с сущим Дьяволом.

Но я смогу победить, потому что в конечном итоге Шмидт до сих пор любит Монику. Любит настолько одержимо, что даже после смерти не может её отпустить.

Он любит меня. Я же – ненавижу.

Это значит – он заранее обречён на поражение.