Текст книги "Тоталитаризм и вероисповедания"

Автор книги: Дмитрий Поспеловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

616

были выведены из страны. Фактически страна снова вверглась в привычную ей межплеменную резню. И идеологические расхождения уже переставали быть решающими в союзах и конфликтах. Так, бывший министр обороны в правительстве халкистов (Тараки или Амина) в марте 1990 года осаждает Кабул, бомбит президентский дворец и вступает партнером в Революционный совет Хикматьяра, одного из моджахедских атаманов. Разоренная страна, когда-то славившаяся своими фруктами на всю Азию, не в силах восстановить свои традиционные хозяйства, переходит к простейшей форме заработка – разведению опиумного мака. Посткоммунистический Афганистан становится одним из самых крупных в мире поставщиков наркотиков. Этим же начинает заниматься и герой сопротивления Хикматьяр. Повстанческие отряды повсюду одерживают местные победы над войсками Наджибуллы, но это не превращается в общенациональную победу из-за разрозненности отрядов и амбиций их вождей, каждый из которых, вкусив сладость власти за годы сопротивления Советскому Союзу и неограниченной власти на захваченном им «пятачке», стремится стать царьком в захваченной им области. Все попытки ООН и находящегося за рубежом Захир-шаха найти общеприемлемую формулу объединения страны и выработки легитимной структуры власти оказываются неприемлемыми для той или иной стороны. Идет полная деморализация бывших героев Сопротивления. Нажившиеся на поставках и с Запада, и из Советского Союза, вооруженные до зубов моджахедские атаманы превращаются в насильников, разбойников, для которых высший закон – их собственная воля и похоть.

Талибы

На этом фоне появляется новая сила – исламские фанатики – талибы, то есть ученики или школьники мусульманских медресе почти исключительно в Пакистане, в центрах беженцев из Афганистана.

Чтобы понять их суть, следует взглянуть на происхождение движения талибов и его членов. Очень большой процент

617

талибов – сироты многолетней войны. Это в основном дети крестьян, хозяйства которых, то есть вся многовековая налаженная жизнь рухнули, родители или часть семьи их погибла. И вот в детском или подростковом возрасте они попадают в беженские медресе, в которых преподают полуграмотные деревенские муллы-фанатики. От них они получают и примитивную политграмоту, которая вся сводится к борьбе против неверных, которыми являются не только и не столько даже европейцы, сколько недостаточно, по мнению их и их мулл, правоверные мусульмане. В них они видят и всю трагедию постсоветского Афганистана, продажность и безнравственность разбогатевших на народном горе полевых командиров муджехедов.

Вот с таким «багажом» подучившиеся и повзрослевшие талибы возвращаются на свою историческую родину. Включаются в бескомпромиссную борьбу со всеми нарушителями шариата. Наслушавшись и навидавшись разврата и насилия моджахедских командиров, связанных с похищениями и изнасилованиями женщин, фанатичные мальчишки с пробудившимися половыми влечениями видят источник зла и соблазна в женщинах, а источник нарушения шариата, ношения соблазнительных нарядов и пр. они видят в европейцах и в их секуляризационном влиянии. Появляется полиция нравов, избивающая женщин, смеющих появляться на улице без сопровождения мужа или близкого родственника мужского пола, и мужчин с недостаточно большой бородой. И все в таком роде.

Свой поход движение талибов начало, естественно, в Кандагаре – ближайшем к Пакистану большом афганском городе. Отсюда они начали победоносное шествие к Кабулу. Дело в том, что среди населения, особенно сельского, они встретили поддержку, так как в отличие от развращенных полевых моджахедских командиров, талибы были дисциплинированными подчиненными своих командиров (в большинстве также молодых воспитанников эмигрантских медресе, но также и из среды бывших муджехедов, не поддавшихся соблазнам). Вместо произвола они несли строгий порядок. Моральный террор Талибана относится почти исключительно к городам. Это в городах они запретили высшее образование и

618

вообще школьное обучение для женщин на то время, как они утверждают, пока не откроют специальных женских училищ. Преследование за контакты с иностранцами относится только к городам (в селах иностранцев нет), к ним же относится введение смертной казни за принятие христианства. Афганистан же остается в основном страной сельских жителей, европейская цивилизация их не коснулась, и для них Талибан становится освободителем от произвола и насилия. Секрет победного шествия тоталитаризма талибов отчасти в этом, но по крайней мере не в меньшей степени в интеллектуальном вакууме, который возник в стране благодаря массовой эмиграции из Афганистана ее интеллигенции во время советской оккупации и последовавшего затем внутреннего моджахедского хаоса и самоуправства. Как мы видели, интеллигентская прослойка была вообще еще весьма тонкой и непрочной, но с ее эмиграцией в стране фактически не осталось сил, способных сдерживать стихию, будь то моджахеды или талибы, и направлять страну по пути цивилизации и нормальной государственности.

Вообще Афганистан являет собою миру ряд парадоксов. Отсталые, плохо вооруженные, разрозненные отряды моджахедов, не имеющих понятия о военной науке, одерживают победу над профессионально обученными, во много раз превосходящими их войсками Советского Союза, а ранее Великобритания не смогла их одолеть в трех войнах. Соединения мальчишек – талибов – одерживают победу над военачальниками, разгромить их не сумели регулярные советские войска.

В отличие от своих взрослых и, казалось бы, закаленных в боях и в политике предшественников, Талибан проявил себя не только в боях, захватив ко времени написания этих строк почти 90% территории страны, но, как и всякая тоталитарная партия, сумел создать так называемый Временный Правящий Совет, состоящий из шести крайне фанатичных провинциальных мулл. Глава правительства, одноногий и одноглазый мулла Омар (инвалид недавней антисоветской войны), захватив власть в Кабуле, сразу же выпустил приказ об отставке всех афганских зарубежных послов и дипломатов и заморозил их банковские счета. На данный момент в Кабуле

619

имеются: посольство Пакистана, дипломатические представители Турции и Ирана, хотя аятолла Хомейни назвал Талибан позором Ислама ... и совершенно разрушенная страна: за время конфронтации с Советским Союзом погибло 25 тысяч муджехедов, до 20 тысяч советских военнослужащих и около полутора миллиона (то есть 10%) гражданского населения, а до 5 миллионов бежало в Пакистан^[16].

Когда-то Ленин в своей книге «Что делать?» назвал свою партию партией нового типа^[17]. По аналогии Талибан можно назвать тоталитаризмом нового типа, имеющим, по словам Руа, очень много общего с ленинской партией. Большинство «ингредиентов» тоталитаризма в нем налицо: тотальная слежка за гражданами и установление режима контроля за общественной и личной жизнью; индивидуальные отступления от этого не допускаются; неограниченное право Талибана вмешиваться в личную жизнь, религия тотального контроля и вера в мусульманскую утопию, добиваться создания которой допускается любым путем – цель оправдывает средства. Восторжествовал он, как во всех случаях торжества тоталитаризма, в условиях глубокого кризиса афганской государственности. Французский исламовед Руа считает, что мусульманство так и не сумело выработать систему прочной исламской государственности. Афганская же государственность оказалась исключительно нестабильной даже по мусульманским меркам, в значительной степени благодаря огромному разрыву между узким слоем городской новоафганской интеллигенции и темной массой народа, совершенно чуждого этой интеллигенции и ее новым ценностям. Этот разрыв, пожалуй, можно сравнить с Россией XVIII века, когда, по словам Ключевского, отчужденность европеизированного российского дворянства от своего народа было сравнимо с отношением тогдашних европейских

620

поселенцев в Америке к индейцам. Возмездием за это была пугачевщина. А в современном Афганистане – Талибан.

Аннотированная библиография ^[18]

Hyinan, Anthony Afghanistan under Soviet Domination, 1964-1991. London. Macmillan, 1992. Историко-политический анализ предпосылок коммунистического переворота в Афганистане и советского вторжения. Анализу событий периода, указанного в заголовке, предшествует обзор истории Афганистана и изложение особенностей его разных племен от древности до XX столетия. В предисловии приводится цитата из рапорта британского генерала Робертса, посетившего Кабул в 1879 году, которая актуальна и по сей день: «Чем меньше афганцы будут видеть нас, тем меньше они будут нас не любить», и наоборот: рекомендует не мешать русским встревать в Афганистан, так как это лишь усилит антироссийское сопротивление афганцев.

Kakar, Hassan M. Afghanistan: the Soviet Invasion and the Afghan Response, 1979-1982. University of California Press, 1995. Автор – афганец, доктор исторических наук Лондонского университета, крупнейший современный историк. В значительной степени книга является хроникой развития сопротивления афганского народа советским оккупантам. Какар находился в то время в Кабуле и был очевидцем событий тех лет. Он описывает протесты студенчества против оккупации, расстрелы этих демонстраций парчамистами, роль студенческих организаций в движении Сопротивления и появление моджахедской борьбы. Собственно аналитической частью книги является эпилог в 50 страниц, суммирующий события 1982-1994 годов.

Magnus, Ralph Н.; Naby, Eden Afghanistan: Mullah, Marx, and Mujahid. Boulder, Col., Westview Press, 1998. Добросовестная краткая история Афганистана, вернее, племен, населяющих

621

Афганистан, от VI века до диктатуры Талибов. Совместный труд специалистки по Афганистану г-жи Идеи Наби и американского журналиста Ральфа Магнуса. Книга написана после их подпольной экспедиции под защитой моджахедов по воюющему Афганистану. Хотя их путешествие происходило в 1980 году, некоторые наблюдения, основанные на беседах с моджахедами, оказались «пророческими», например, что единственное объединяющее афганцев начало было в борьбе против внешней оккупации, в данном случае советской. Результатом этих бесед было то, что авторов впоследствии не удивило, что Советский Союз не смог покорить эту страну, и еще меньше удивила междоусобица после ухода советских войск. Книга написана очень хорошо и ясно, информативна, читается легко и с интересом.

Margolis, Eric S. War at the Top of the World: the Struggle for Afghanistan, Kashmir, and Tibet. N. Y., Routledge, 2000. Автор пишет, что в течение последних 25 лет он исходил этот самый взрывоопасный район мира в качестве политического журналиста, военного корреспондента и «авантюриста старой школы». Книга написана превосходно. Перед глазами читателя встают живые люди – бесстрашные афганские моджахеды, талибы и пр. Ему довелось интервьюировать почти всех лидеров афганского антикоммунистического движения и коммунистических лидеров. Марголис указывает на общепризнанную вероятность, что, если ядерной войне надлежит быть, она скорее всего начнется с конфликта между Индией и Пакистаном. Политический анализ гибели в авиационной катастрофе в 1988 году летевших в Афганистан президента Пакистана Зиа и почти всего его военного штаба, приводит Марголиса к версии, что это было подстроено либо КГБ, либо ЦРУ: ни тем, ни другим не нравились ни популярность Зиа среди мусульман этого района, ни его амбиции объединить всю Среднюю Азию в качестве единой мусульманской федерации под его началом.

Roy, Olivier Afghanistan: from Holy War to Civil War. Princeton, N.J., The Darwin Press, 1995. Серьезное исследование мусульманской идеологии, ее разновидностей в прошлом и настоящем, и в конечном итоге мусульманской государственности на примере Афганистана. В свое время Руа увлекался мусульманским возрождением, особенно Афганистаном, и прогрессивными

622

сдвигами в нем, но затем разочаровался и пришел к выводу о неспособности мусульманства выработать собственную стабильную государственность, базирующуюся на исламе. Исламизм как государственность либо ведет к тоталитаризму ленинского типа (с заменой марксистской религии исламом), либо «разводняется» западническим демократизмом, провоцирующим исламистов к сопротивлению. Руа среди прочих исследователей политического ислама указывает, что мусульманская улема, признав оттоманский наследственный халифат в качестве верховной власти мусульманского мира – одновременно гражданской и духовной, – нарушала Коран, не признающий посредников между Богом и человеком после смерти Магомета и его косвенных наследников – четырех халифов (у суннитов). Поэтому нынешние исламисты и слышать не хотят о возрождении халифата, но никакой убедительно-мусульманской альтернативы не придумали.

Rubin, Barnett R. Tire Search for Peace in Afghanistan: from Buffer State to Failed State. Yale University Press, 1995. Анализ попыток разрешить афганский конфликт. Автор упрекает и США, и СССР в том, что они бросили в 50 раз больше средств на разжигание афганского конфликта, собственно на уничтожение страны, чем на ее восстановление. Это грустная книга о провале ООН и международной дипломатии в деле умиротворения и восстановления Афганистана, за которым последовало фактически безразличие мира к трагедии целого народа. На этом фоне и появилось фанатически ксенофобское и фантастически реакционное движение талибов.

Примечания к Главе 29

1

Что переводится как «жемчуг эпохи».

2

Что значит «сын водоноса». Как указывают Ральф Магнус и Идеи Наби, под такой кличкой он упоминается в Афганистане, чтобы подчеркнуть его низкое происхождение, самозванство.

См.: Magnus, Ralph H., Naby, Edem Afghanistan: Mullah, Marx, and Mujahid, p. 42-43.

3

Правда, при диктатуре Дауда (1973-1978) свобода печати и слова стала резко сокращаться.

4

Р. Магнус, И. Наби Указ, соч., с. 107-108.

5

Якобы со слов Захир-шаха, сообщившего об этом остальным членам своей делегации и своей семье после встречи с Брежневым. Там же, с. 108-109.

6

Магнус и Наби (Указ, соч., с. 122) считают, что слово «моджахед» происходит от слова «джихад» и означает «стремящиеся на пути к Богу»

7

Р. Магнус. И. Наби Указ, соч., с. 120-121.

8

Совсем по-ленински, если мы вспомним его слова о том, что для захвата власти необходимо привлечь армию на свою сторону.

9

По отцовской линии Тараки происходил из клана Гильзаи, соперника Дурранитов, что привлекало гильзаитов во фракцию «Халк»; так что даже в компартии сохранялось клановое и династическое деление.

10

Hyman, Anthony Afghanistan under Soviet Domination, p. 108—127.

11

Kakar Afghanistan. The Soviet Invasion, p. 85.

12

Сравни с учением Иосифа Волоцкого и митрополита Даниила о долге православного христианина не подчиняться указаниям монарха-еретика, царствующего неправедно.

13

Цит. по: Asta Olesen Islam and Politics in Afganistan, p. 243-244.

14

Напоминаем, что джихад – это не просто война, а, прежде всего, принесение себя в жертву во имя Аллаха. Отсюда и исламские террористы-самоубийцы в Палестине, например.

15

Какар Указ, соч., с. 260.

16

Margolis, Eric S. War at the Top. p. 48.

17

А западные ученые, в частности Л. М. Шапиро, называют ее партией-армией из-за беспрекословного подчинения ее членов вождю и полной пирамидальности ее структуры, без обратного действия.

18

Поскольку все книги, используемые в этой главе, на английском языке, в библиографии они указаны в последовательности латинского алфавита. В случае использования книг на разных языках в библиографии автор указывал их в последовательности русского алфавита.

Часть VII. Вместо заключения

Глава 30. Постсоветская Россия: трагедия несвободного мышления – соблазны тоталитаризма в Церкви и в миру

«...Отрицание свободы... влечет за собой отрицание моральной ответственности, и, следовательно, делает человека существом морально невменяемым. Тогда лишается своей почвы всякая мораль». С. А. Левицкий «Трагедия свободы»

625

Известный зарубежный русский философ-солидарист, ныне покойный, Сергей Александрович Левицкий посвятил свою последнюю и самую глубокую книгу философско-богословской проблеме взаимоотношения всемогущества Бога, а следовательно, и Его свободы, со свободой человека, неспроста назвав эту книгу «Трагедия свободы». Тут не место излагать суть книги, можно лишь рекомендовать любознательному читателю самостоятельно ознакомиться с ней. Но коротко: трагедия свободы в том, что человек, будучи созданным Богом свободным, несет колоссальную ответственность за свои поведение, решения и дела. Как существо свободное, он свободен и от Бога. Иными словами, он волен быть сотрудником Бога или не признавать Его и идти против Бога, быть богоборцем. Ряд западных богословов – от Блаженного Августина до Лютера и особенно Кальвина – фактически отрицают свободу человека, исповедуя божественный детерминизм. Мол, всемогущий и всеведущий Бог, выражаясь современным нам языком, «программирует» человека и его судьбу. Лютер прямо отрицал человеческую свободу, предполагая ее несовместимость со всеведением Бога. Свободу воли он признавал только за Богом.

626

Но до крайности божественного детерминизма дошел Кальвин, утверждавший, что Бог чуть ли еще не до рождения человека определяет его судьбу и в земной жизни, и в посмертной, вне зависимости от его образа жизни. А успех человека в этой жизни, в том числе и материальный, является признаком Божьего благоволения, и наоборот: неуспех свидетельствует об отказе Бога от этого человека. Из этого следует, что все усилия человека: добродетель, благотворительность, любовь к ближнему не играют никакой роли в деле спасения или отвержения его Богом. Что касается латинской ветви христианства, то там самый влиятельный западный богослов тогда еще неразделенной Церкви, Блаженный Августин, а за ним и основоположники главных течений протестантизма («вылупившегося» из католичества), вместо богоданной свободы, развивали учения о Божественном предопределении, то есть отрицали изначальную свободу человека.

Православие не приемлет такого механического детерминизма. Вслед за апостолом Павлом и особенно за св. Григорием Паламой православие учит о синергизме, то есть о творческом сотрудничестве человека (созданного по образу и подобию Божьему) с Богом. Но о каком сотрудничестве, казалось бы, может идти речь между всемогущим Богом и весьма ограниченным человеком, о какой свободе, если Бог, так сказать, одним махом может перевернуть все творчество человека?! Левицкий, опираясь на авторитет ряда отцов Церкви, христианских мыслителей, православных богословов – от Оригена и св. Григория Паламы до Николая Лосского – говорит: «Всемогущество [Бога] и свобода [человека] примиримы лишь при условии, что Бог согласился свободно ограничить свое всемогущество ради сотворения свободных существ». Тут можно добавить, что Христос учит о Боге, бесконечно любящем и прощающем, а любить созданные тобою автоматы невозможно. В свою очередь, абсолютная свобода есть часть всемогущества. И вот Всемогущий Бог, наделяет созданного им человека свободой,самоустраняясь от этой свободы, чтобы человек мог ею пользоваться и распоряжаться, как он сочтет нужным. Только в этих условиях могут быть как отношения любви—гармонии между Богом и человеком, так и свободный бунт человека против Бога, богоборчество

627

и самоуничтожение человека. Из вышесказанного следует, что Бог собственной волей ограничивает Свою свободу и Свое всеведение, чтобы сотворенный Им человек был свободен.

Теперь же наблюдается любопытный парадокс: и в католической, и в лютеранской (да, пожалуй, и в кальвинистской) религиях предоставляется несравнимо более широкая свобода религиозного и богословского поиска, чем в современной Русской православной церкви^[1], где любая попытка

628

священнослужителя или церковной общины идти навстречу современному человеку, сделать богослужение и религиозную жизнь более понятной, хотя бы частично заменить непонятный подавляющему большинству современных россиян устаревший и окаменевший на уровне XVII века, церковно-славянский язык общерусским, воспринимается как ересь. Так в книге «Богослужебный язык Русской церкви», изданной в 1999 году под редакцией архимандрита Тихона (Шевкунова), решительно осуждаются любые попытки приблизить богослужебный язык к литературно-русскому, славянский язык возводится в плоскость богословия, называется священным (с. 48). то есть налицо языковое идолопоклонство (языкобесие), ибо язык есть средство, а средство не может быть абсолютом^[2].

629

Вспоминается предупреждение покойного отца Александра Шмемана, что и служение литургии может превратиться в идолопоклонство при абсолютизации обряда, ритуалов, внешней стороны богослужения. Догматизация языка, тем более такого, на котором никто не говорит, да и не служит почти никто в православном мире, кроме россиян^[3], способствует самоизоляции, отключению от всего мира и недоверию к нему, развитию некой гордыни: мы, мол, последние могикане, единственные верные, окруженные еретиками. Не случайно поэтому заключительная статья сборника направлена против Библейских обществ, то есть фактически против распространения Священного Писания на современных языках, против новых переводов, которые облегчают современному читателю восприятие Священного Писания, против межхристианского общения и обогащения христиан опытом друг друга, – иными словами, против христианского миссионерства, что в корне противоречит завету Христа апостолам – идти в мир и обращать в христианство народы. Не может способствовать распространению и внедрению христианства богослужение на непонятном языке. А известный православный

630

мыслитель и защитник веры советских времен С. Фудель, расплатившийся за веру в Бога десятилетиями ссылок и концлагерей, писал, что для современного русского человека славянский язык почти также непонятен, как латынь.

И вот священники, одаренные миссионерским призванием, привлекающие в Церковь духовно ищущую интеллигенцию, шли ей навстречу, русифицируя богослужебные тексты. Вокруг таких священников образовываются общины неофитов, в основном из интеллигенции, идет туда и немало молодежи. При таких приходах создаются курсы подготовки к сознательному крещению. Развивается кипучая миссионерская деятельность. В 1990-е годы, особенно вначале, крещение взрослых было массовым и повсеместным. В большинстве храмов, однако, оно проводилось без какой-либо подготовки крещаемых, без предварительного оглашения. И результат налицо: где сегодня те миллионы массово крещенных в 1990-е годы? Известно из статистических опросов, что, если формально крещенных в России сегодня около 70% населения, сохраняют связь с Церковью (посещают богослужения не реже одного раза в месяц) менее 3% населения, то есть примерно 5% из состава крещеных россиян. А вот в тех общинах, в которых практикуется серьезная подготовка к крещению, почти все крещаемые становятся активными прихожанами. В богослужениях таких приходов практикуется всеобщее пение, ведомое хором, чтение Священного Писания на русском языке (так было до недавней волны гонения на русский язык) и обращение чтеца лицом к верующим (как в Греческой и Антиохийской церквах), чтение «Тайных» молитв во всеуслышание (как, учил о. Александр Шмеман, а император Юстиниан приказывал делать это еще в VI веке). В некоторых из этих храмов после молитвы об оглашенных всем некрещеным и неверующим предлагается покинуть храм – литургия верных совершается для верных, как это и было в ранней Церкви. Вообще это церковное «обновление» является на самом деле возвращением к истокам^[4], но с применением к современности, использованием современных идиом в учении и обращении к миру.

631

Казалось бы, следовало приветствовать этот опыт, изучать его, перенимать его лучшие стороны. Вместо этого началась травля таких общин и их священников. Причин здесь много. Учитывая размеры этих общин, их миссионерскую, педагогическую и благотворительную деятельность, требующую – при недостатке священников, способных к такой деятельности, – колоссальных затрат энергии, личного аскетизма, труда, одобрение ее поставило бы основную массу священников требоисполнителей в очень невыгодное положение, ибо миссионерство требует от священника-миссионера большой работы над собой, способности быть всем – для всех, по словам апостола Павла, который с эллинами был эллином, а с иудеями – иудеем. Это значит нести христианство людям в понятных для них идиомах, на языке понятий и культуры данного человека, уметь идти навстречу современному человеку, а не ждать, когда современный постсоветский человек сам разберется с атеизмом, материализмом и христианством и придет к священнику «готовеньким».

Среди обвинений, выставляемых творческим священникам-миссионерам, упреки в том, что, помимо прихода или в составе его, они создают общины, которые якобы существовали только в первобытном христианстве и противоречат приходской структуре. При этом забывают об общине, например, недавно канонизированного о. Алексия Мечева, унаследованной после его смерти в 1924 году его сыном – иереем Сергием, расстрелянным большевиками в 1941 году. Но в современной РПЦ как раз в консервативных приходах подлинных приходов и приходской жизни почти нигде нет. Ни «двадцатка», ни «десятка» приходом не является, хотя большинство священников да и церковное начальство именно «двадцатку» считают приходом. При такой системе основная масса верующих в жизни своей церкви не участвует и является просто «захожанами» или «прохожанами». При такой системе развивается чуждый православию клерикализм, образуется пропасть между мирянами и духовенством, в то время как понятие приходской общины предполагает тесное сотрудничество духовенства и мирян. В нормальной церковной структуре прихожане несут материальную ответственность за свой храм и берут на себя обязанности по содержанию

632

храма и причта. Даже в самой богатой стране – Соединенных Штатах Америки – для нормальной жизни прихода требуется, чтобы приходская семья или община состояла по крайней мере из 30—40 обеспеченных семей. В современной же России содержание прихода вряд ли под силу группе численностью менее 500 человек. Приход является основной ячейкой Церкви^[5], состоящей из мирян и духовенства в единой общине. Совместно они и управляют приходской жизнью. Приходские собрания, состоящие из всех молящихся, взявших на себя ответственность за церковь (а не только из «двадцатки»), выбирают церковный совет или правление, которое, как и настоятель, подотчетны приходскому собранию. Такое практикуется в современной России лишь в нескольких приходах, на которые наши ультраконсерваторы немедленно наклеивают ярлык – «обновленцы»!^[6] Хотя во всех храмах возносятся молитвы за воссоединение Церквей, наши ультраконсерваторы (вместе с их карловацкими собратьями) боятся любого шага к сближению не только с западными христианами, но даже с нашими восточно-православными собратьями – коптами, эфиопами, армяно-григорианами, малабарскими христианами^[7]. Им невдомек, что богословие коптов признано вполне православным, и в большинстве православных церквей коптов и прочих так называемых «монофизитов» причащают ровно так же, как и прочих православных. Делает это уже давно и митрополит Московской патриархии Антоний Сурожский. Упрекают консерваторы миссионерствующих современных священников в том, что они чаще ссылаются на православных богословов

633

и мыслителей нашего времени, чем на отцов Церкви. Даже если это так, то тут нет ничего зазорного. Естественно, для современного читателя понятнее писания своих современников (от Флоренского до Шмемана, от Афанасьева до Мейендорфа), чем вещи, написанные тысячу и более лет назад авторами, окруженными совершенно иной культурой и иными понятиями.

О восстановлении церковной общины мечтал о. Александр Шмеман и проводил это в жизнь в приходе Свято-Владимирской духовной академии, ректором и профессором литургического богословия которой он был. Он же и другие современные нам православные богословы настаивали на частом принятии Святых таинств. Все это раздражает наших консерваторов прежде всего потому, что этого не было в дореволюционной России, которая для них остается эталоном для подражания во всем, забывая, чем окончились «предания» императорской России и в каком духовно плачевном состоянии была Церковь в императорской России, какой был упадок религиозности в народе накануне революции^[8].

Причину такого пиетета по отношению к «традициям» Синодального периода Русской церкви блестяще проанализировала мать Мария (Скобцова), замученная в нацистском концлагере за то, что спасала евреев^[9]. Одаренный поэт и религиозный мыслитель, монахиня Мария оставила нам в наследство замечательный критический анализ типов русского благочестия, в котором пророчески даны характеристики и историко-психологическая подоплека гонителей всего

634

динамического, свежего, живого в Русской церкви сегодня. Мать Мария видит здесь несколько типов «благочестия»: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический и евангельский. Коротенько коснемся их, но оставим «уставщичество» на конец, поскольку оно наиболее профетично, а, следовательно, и злободневно сегодня.

О синодальном типе мать Мария пишет, что это восприятие Церкви как «атрибута русской великодержавной государственности, впитавшей в себя идеи, навыки и вкусы власти. Государство ... карало за церковные преступления», а Церковь проклинала «за преступления государственные». За 200 лет синодальной системы духовная жизнь уступила первенство внешнему государственному вероисповеданию, охранению устоев, не допуская новшеств и не нуждаясь в творчестве. «Торжественные ... молебны и освящения воинских знамен вряд ли могут привнести в жизнь общества энергию Духа Христова», – пишет она, и добавляет, что в эмиграции это направление стало «отличительным признаком Карловацкой церковной группировки»^[10].

Хотя эстетическое благочестие восходит к летописному сказанию о выборе веры князем Владимиром, по которому главным критерием избрания Восточного христианства была красота богослужения, введение партесного итальянского пения со второй половины XVII века с его упором на мелодию за счет содержания и текста и писание «икон» по шаблону итальянских натуралистических портретов и духовных картин были той же данью кумиру эстетизма. Эстеты, по словам м. Марии, не творцы, а коллекционеры, охранители и ценители искусства. Они холодны по отношению к живому человеку и его страданиям. Господство эстетов в Церкви, предупреждает м. Мария, создаст духовный вакуум, который заполнят