Текст книги "Дваждырожденные (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 61 страниц)

– Дурьодхана и его мудрый предводитель войска Бхишма стоят перед непосильной задачей, – сказал царь ядавов, – В чьих силах объединить древнюю науку воинского искусства дваждырожденных, опыт Бхишмы и Дрокы с кровожадной необузданностью юных народов? Как согласовать бег дикой конницы с маневрами колесниц Хастинапура? Как объединить расчетливую опаску родовитых кшатриев с дикостью отрядов из Анги и Калинги? Нет, не достигнуть Бхишме гармонии управления войсками! Не впишутся в прихотливый узор планов сражения столь разноокрашенные, не вмещающие друг друга силы.

Кшатрии Хастинапура отлично вооружены, но в их сердцах здравомыслие побеждает доблесть, – продолжал Кришна. – Стремясь заручиться их преданностью, Дурьодхана слишком много благ излил на тех, кто должен был сражаться, повинуясь дхарме. Ничто так не связывает глупца с майей мира, как покой и достаток. Конечно, они будут сражаться с нами за свое благополучие с яростью тигров, но без самоотречения, без готовности идти до конца. Не будет единой армии у Хастинапура. Наши матсьи сдержат тригартов и саувиров, ядавы и панчалийцы остановят кшатриев Хастинапура. А наши отборные колесничие войска во главе с непобедимыми лучниками – Арджуной, Дхриштадьюмной, Бхимасеной и Сатьяки ударят по предводителям врага. В долгой битве обычно гибнут массы простых воинов. Мы же, щадя жизни невинных, должны обуздать Дурьодхану и его братьев. Если придерживаться моего плана, то численность войск не будет иметь особого значения, а все решит искусство дваждырожденных. Именно такой путь угоден богам, ибо ведет к победе малой кровью.

– По сути, ты предлагаешь заняться целенаправленным истреблением дваждырожденных властелинов, находящихся в армии Хастинапура? – громко прервал брата Баладева.

– Мой царственный брат всегда привержен дхарме, – улыбнулся в ответ Кришна, – но битвы начинают для того, чтобы убить противников, с которыми не удалось договориться. Это хорошо известно и тем, кто вышел против нас на той стороне Курукшетры.

– Наконец-то мы вытащили их на открытую битву, – громко сказал Бхимасена, не поднимаясь с почетного сидения, – мы раздавим их, как слон черепаху. Ты, Юдхиштхира, будешь двигать наши акшаукини в такой великой игре, на которую не стыдно посмотреть и богам.

– Да, и не забудь, что не кости из камня вайдурья покатятся по зеленому сукну, а головы наших преданных воинов, – мягко заметил Накула.

Бхимасена вперил в него ожесточенный взгляд и, подавив свой обычный утробный рык, возразил:

– У всякого действия есть два исхода – успех или неуспех. Так учат Сокровенные сказания. Бездействие же всегда ведет к неудачам. Поэтому или мы сражаемся, взяв в наставники решимость, или еще раз отправляем Юдхиштхиру в Высокую сабху. Там он снова может предаться выбору игральных костей и, благородно проиграв, увести нас в изгнание.

Бхимасена замолчал, грозно сопя. Было видно, какого труда стоила ему столь долгая и витиеватая речь.

– Это предложение не лишено смысла, если вспомнить количество акшаукини под знаменем Нага, – хмуро заметил Сахадева.

– Что вы делаете?! Течения мира наконец поставили нас лицом к лицу с врагами. Впервые открылась возможность одной битвой остановить Дурьодхану, Шакуни, Карну, сошедших со стези добродетели. И вы снова не можете решиться… – вскричал Дхриштадьюмна. – Во имя будущего мы не должны быть беспечными и медлительными. Того, кто изощрен в обмане, надо уничтожать обманом. С теми, кто предан дхарме кшатрия, мы сразимся в честном бою.

– О какой дхарме кшатрия ты говоришь при таком столпотворении? – спокойно спросил Накула. – Начнется просто повальная резня. Толпа пойдет на толпу, затаптывая раненых и не думая о честных поединках. Мы устроим бойню, в которой ничего не стоит по неведению даже убить собственного Учителя.

– Долг кшатрия – охранять свою землю и народ любой ценой, – коротко сказал престарелый Вирата, и его лихие командиры одобрительно зашумели.

– Но, надеюсь, нам не придется поднимать оружие на патриархов? – отважился задать вопрос кто-то из молодых дваждырожденных.

– А вы забыли, как Дрона вел колесницы на Панчалу? – неумолимо возразил Дхриштадьюмна.

– Я не обрушусь ни на одного из безупречных раньше, чем получу удар от них, – коротко сказал Арджуна.

Я вспомнил Крипу. Он не просто научил меня сражаться. Он выковал мой характер, дав защиту от ударов судьбы. Он спас меня в Хастинапуре. Но теперь он снова там – в цитадели наших врагов. Считая унизительной саму мысль о выборе между двумя половинами расколотого братства, он просто предпочел единственно верный путь для человека, чья жизнь уже клонится к закату. (Черная гора с потаенными огнями в глубоких пещерах. Лукавые искры в черных колодцах глаз.) Не за Дурьодхану готовился сражаться мой наставник. Он отстаивал священное понятие долга и дхармы. Почему-то я чувствовал, что он уважает и наш выбор…

– Бессмысленно начинать войну с надеждой сохранить жизнь кому-то из своих врагов, – вдруг звонким срывающимся голосом воскликнула Шикхандини. Она сидела рядом с троном Друпады, одетая в изысканные доспехи, смотревшиеся на ней как украшение невесты. От такого сочетания красоты и жесткой силы мне на мгновение стало жутко.

– Бхишма! Странное имя для патриарха, – сказала она, – ведь это означает «наводящий страх». Он сам не раз брался за оружие. Преступление убивать несчастных воинов, которых поведет в бой Бхишма, щадя его самого. Не будет на поле Дроны, не будет и сотен кшатриев, связанных клятвой отдать жизнь за господина.

– Ни Дрона, ни Бхишма не имеют своих кшатриев, – возразил Накула.

В шатре воцарилась подавленная тишина. В словах Шикхандини была ясная, жгучая как пламя, истина. Но поднять руку на патриархов все еще казалось святотатством. И вновь со своего ложа поднялся темнотелый Кришна. Окутанный ореолом невидимой, непостижимой силы, зыбкой, струящейся, как воздух над жаровней, неуловимой, как его улыбка, и такой же неизменной. Царь ядавов обвел зал сияющим взором. Вот-вот он произнесет слова, которые положат конец всем страхам и опасениям, вернут покой и ясность в сердца. Почему мы все ждали этого именно от него?

Кришна сделал осеняющий знак рукой, и покой вновь воцарился в шатре собраний.

Он заговорил о великой цепи братства дваждырожденных, лучившей свет знаний из глубокой древности в наши дни. Он напомнил о законах, передававшихся из поколения в поколения так же спокойно и естественно, как умение сеять хлеб и хоронить мертвых. И еще он говорил о том, что законы людей лишь отражение великого потока причин и следствий, существующих вне нашей воли.

– Сама суть жизни в ее изменчивости, в бесчисленности форм, исходящих из Сердца Вселенной. Все законы людей должны соизмеряться с этим потоком. Стоит выбиться из ритма изменений, как все плоды благих трудов и искренних жертв обречены на гибель. Поэтому мудрость мы сравниваем не с каменным храмом, а с искрящимся живым источником открытий. – Кришна замолчал и величественно окинул взглядом всех собравшихся. Спорить никто не решался. – Мир Бхишмы и Дроны безвозвратно уходит. Вместе с ним уйдут и сами патриархи. Я уверен, что они решат уйти в блеске славы, не запятнав кармы предательством и трусостью. Им ли, давно преодолевшим все человеческие страсти и соблазны, бояться смерти? Значит, не нам брать на себя смелость решать их судьбу. Если патриархи выйдут на поле боя, значит, они решили принять смерть в битве от достойного… Уж не думаете ли вы, что те, кто отводил смерть уже несколько поколений, могут пасть в битве от случайной стрелы? – Это будет долгая битва – битва конца нашей юги, – продолжал Кришна, – и каждый день заставит вас самих ломать вековечные законы, сросшиеся с вашей кожей, разумом, чувствами. Как змеи сбрасывают кожу, так вы, слепые от кровавого пота, вырветесь из оболочки всех мудрых традиций и обычаев, запретов и предписаний, ища на ощупь новый путь в будущее.

И опять тишина распростерла крыла над залом. Было слышно, как потрескивают благовония в бронзовых курильницах и звенят жемчужины в занавесях на окнах. Но на этот раз тишина продолжалась недолго.

– Во всяком случае, хвала богам, мы перешли от обсуждения начинать или не начинать битву к тому, как ее выиграть, – одобрительно прорычал Бхимасена.

Кришна одарил его благосклонно-лукавой улыбкой, которая совсем не гармонировала с грустным выражением сияющих глаз царя ядавов, и молча кивнув отправился на свое ложе.

– Кто возглавит войска на поле битвы? – озабоченно спросил Вирата.

– Тот, кто взял нас под свой державный зонт в годы беды и обладает самой большой армией, способной соперничать с Хастинапуром, отец нашей любимой супруги Кришны Драупади – великий царь Друпада, – серьезно сказал Арджуна.

– Нет, нет! – прервал его Друпада. – К чему скрывать? Я уже однажды потерпел поражение от Дроны. Что мой опыт против мудрости патриархов? Только сын Дхармы, царь справедливости Юдхиштхира способен охватить внутренним взором все потоки силы в этой великой борьбе. А после всего сказанного Кришной я верю, что безрассудная, непредсказуемая решимость наших детей может опрокинуть мудрость и силу патриархов.

– Поистине так, – кивнул головой Вирата, с гордостью глядя на Абхиманью, всего год как ставшего его зятем, – наш опыт бессилен там, где страстная яростная сила прожигает себе путь. В этой войне победят те, кто угоден богам. А разве боги не показали, чье время наступает? Поэтому я предлагаю сделать главнокомандующим могучего Дхриштадьюмну.

В этот момент в шатер вошел один из дваждырожденных стражников и сообщил, что из стана Дурьодханы прибыл посол. Хмурое лицо Баладевы на мгновение прояснилось.

– Вот видите, они тоже хотят договориться, – сказал он.

Кришна сел на свое место, лишь пожав плечами. Юдхиштхира приказал ввести посла. Им оказался Улука – сын царя Шакуни, что умел повелевать игральными костями и считался одним из самых хитроумных советников Дурьодханы. Улука был еще молод, но чрезвычайно горд тем, что по праву родства уже стоял у самого верха пирамиды власти. Может быть, он, подобно отцу, и обладал зрячим сердцем, полным брахмы, только в тот момент, когда он вошел в шатер, тело и разум его были облачены в холодные доспехи.

– Законный царь Хастинапура Дурьодхана повелел мне передать дословно следующие речи: «Да откроется, Юдхиштхира, всем людям твое властолюбие и твоя кровожадность. Ты подобен коту, который прикинулся благочестивым подвижником для того, чтобы легче пожирать доверчивых мышей. Стань теперь сам воином и вдохни мужество в своих братьев – повара Бхимасену, конюха Накулу, пастуха Сахадеву и учителя танцев Арджуну. Покажите, что вы не только умеете прислуживать Вирате, но и сражаться, как подобает кшатриям. А царь ядавов Кришна пусть знает, что Дурьодхану колдовством не запугаешь. Кауравы и сами умеют управлять огненной силой брахмы».

Все-таки надо отдать должное мужеству Улу-ки. Среди собравшихся в шатре были не только дваждырожденные, привычные к обузданию страстей, – любой раджа мог счесть подобную речь достаточным поводом для убийства посла. Да и сам царь ядавов за неучтивую речь однажды снес голову высокородному властелину боевым диском. Чего стремились достичь Дурьодхана и Шакуни, подвергая своего родственника такой опасности?

Тяжелое и грозное, как поступь Шивы, молчание нависло над Улукой. Юдхиштхира отвел глаза, Вирата задумчиво теребил пальцами рукоять меча. Но легко поднялся перед собравшимися царь ядавов Кришна. Безмятежная, все понимающая улыбка еще теплилась на его лице.

– Мы поняли смысл твоих слов, – сказал он послу, – передай Дурьодхане, что завтра ответит наше оружие.

Улуку увели их шатра, а Кришна обратился к нам, и в его словах я явно почувствовал отзвук вполне человеческой досады.

– Ну вот, пока мы тут спорим о дхарме, Кауравы избрали наиболее ясный и прямой путь к победе. Дурьодхана решил вынудить Юдхиштхиру и его братьев выйти на поле, чтобы доказать свои кшатрийские достоинства. Стоит ему убить вас пятерых, и война будет закончена. А для этого и оскорбления, и готовность принести в жертву даже собственного родственника. Мой совет таков: Юдхиштхира остается в центре наших войск, воодушевляя воинов на битву. Арджуна и Бхимасена вместе с Дхриштадьюмной и близнецами возглавят атаки на вождей. Мы заставим их просить мира или принять доблестную смерть.

Кришна замолчал. Молчали и все присутствующие, ожидая ответа Юдхиштхиры. Несмотря на годы раздоров и взаимного нелюбия, дваждырожденные еще ощущали себя частью единой общины. А поднять руку на патриархов казалось верхом святотатства. Великие весы колебались. Поистине это было время страшных знамений, когда, как пели чараны, солнце померкло, и в храмах оживали изваяния богов, смеясь и извергая кровь из каменных уст.

Сколько раз говорил Арджуна, что Дрона ему как отец? Как часто Дхритараштра пытался восстановить узы любви с сыновьями родного брата Панду? Возможно ли, что все слова о дхарме были уже пустым звуком, а великие герои превратились в слепые орудия убийства? Тогда почему, погружаясь в глубину собственных воспоминаний, я вижу облики Юдхиштхиры, Бхимасены, Арджуны в сияющей ауре мудрости и сострадания?

Я знал, предвидел зрячим сердцем, что произойдет, если Юдхиштхира не откажется от борьбы за трон. Я чувствовал всю бездну страдания старшего Пандавы, обреченного на страшный выбор. Но был ли Юдхиштхира, связанный по рукам и ногам понятиями долга и дхармы, когда либо свободен в выборе? Он уже не мог повернуть в сторону. Это знал Кришна. Это чувствовали, наверное, все собравшиеся в прозрачном походном дворце.

– Время переговоров и размышлений закончилось, – сказал Юдхиштхира, – завтра мы построим своих воинов, вознесем молитвы и пойдем навстречу плодам собственной кармы.

Но на этом военный совет еще не закончился. Были долгие обсуждения, кого поставить во главе всего войска и каждой отдельной акшаукини. Впрочем, до ожесточенных споров дело не дошло. Люди, собравшиеся в шатре, воспринимали власть как бремя или долг, обязывающий к жертве. Поэтому ношу брали те, кто всерьез считал ее по силам. Цари Друпада и Вирата хоть и не были дваждырожденными, но пользовались всеобщим уважением за свою мудрость и благородство. Они возглавили акшаукини панчалов и матсьев. Царь ядавов Кришна вообще отказался командовать, заявив со всегдашней своей улыбкой, что побудет сутой на колеснице Арджуны.

– Но вы всегда можете рассчитывать на мой совет, – просто добвил Кришна.

Колесничее войско ядавов и их пешее ополчение возглавил Сатьяки Ююдхана вместе с сыном Кришны Прадьюмной. Еще одну акшаукини, собранную из представителей разных племен и народов, отдали под командование Дхриштакеты – славного правителя страны Чеди.

В тот день я увидел его впервые. Это был хорошо сложенный, уверенный в себе воин с умными глазами. Говорили, что по силе брахмы он вполне может сравниться с Накулой и Сахадевой.

Неожиданно для меня командовать седьмой акшаукини поручили единственной дочери Друпады Шикхандини. Наверное, это был единственный случай, когда мужи-воины признали женщину равной себе по силам. Верховным военачальником Юдхиштхира предложил избрать Дхриштадьюмну. Подобный мудрый шаг пришелся по сердцу панчалийцам, составляющим большинство нашей армии. Никого из своих братьев не поставил Юдхиштхира командовать войсками. Их ждали поединки с лучшими ратхинами куру. Командовать войсками, даже думать о тех, кто идет за ними, они не могли. Любая потеря сосредоточенности духа могла привести к поражению. Арджуна, Бхимасена, Накула и Сахадева готовились принять на себя главный удар патриархов.

Здесь, на совете, многие впервые услышали о тех, с кем завтра предстояло сражаться. Слепой царь Дхритараштра вместе со своими советниками остался в Хастинапуре. Вместо него делами вершил Дурьодхана, опираясь на безоговорочную поддержку своих братьев во главе с Духшасаной. Как донесли наши соглядатаи, у Кауравов собралось одиннадцать акшаукини, которые вели дваждырожденные Дрона, Крипа, Шалья, Шакуни, Критаварман, Ашваттхаман и Карна. Армией синдху-саувиров командовал царь Джаядратха, Камбоджей возглавлял Судакшин, бахликов – царь Сомадатта со своим сыном по имени Бхуришравас, тригартов – Сушарман.

Возглавить войска Хастинапура Дурьодхана попросил Бхишму. Делая свой выбор, он рассчитывал, что многие дваждырожденные не посмеют выйти сражаться против старейшего из патриархов. Добродетели Бхишмы должны были убедить тех, кто не сделал своего выбора, в благих намерениях Кауравов. К тому же несокрушимый брахман за свою долгую жизнь провел бесчисленно множество поединков, не проиграв, насколько было известно, ни одного. Однако этот выбор Дурьодханы неожиданно для всех оспори Карна, обладатель непробиваемого панциря божественного копья. Лучезарный герой во всеуслышание усомнился в преданности Бхишмы сыновьям Дхритараштры: «Ведь Пандавы и Каравы равно приходятся ему внуками. Патриар пережил свою силу. Не мудрость и опыт понадобятся в этой битве, а огненная решимость сокрушать врагов. Именно так будет действовать Арджуна, руководимый Кришной».

Так сказал Карна. Но его осудили и Крипа и Дрона, а Бхишма попытался объяснить, что не подобает дваждырожденному давать волю ненависти, тем более, когда он выходит биться с членами своего братства. Карна пришел в ярость от скрытого укора и сказал так: «Знаешь, какая главная разница между нами, о премудрый – ты заботишься о том, чтобы эту войну пережили законы Великой сабхи, а меня заботят люди, которых я принял под свое покровительство, став царем. Пока ты командуешь войсками, я уклонюсь от битвы, ибо не к победе стремишься ты, а к жертвоприношению. Но если ты, о сын Ганги, достигнешь неба, тогда я буду сражаться не на жизнь, а на смерть и добьюсь победы.»

Услышав об этом споре патриархов с Карной, многие союзники Юдхиштхиры испытали радость и облегчение. Легенды об оружии богов, которым располагал Карна, заставляли трепетать не одно кшатрийское сердце. Но я, впрочем, как и другие члены нашего братства, еще раз с горечью почувствовал всю глубину непонимания, расколовшего нашу общину. Патриархи готовились биться насмерть. Дваждырожденные, обладающие опытом бесчисленных ушедших поколений, оказывались бессильными в спорах с теми, кому предстояло унаследовать их мощь, знания и ответственность за будущее мира.

* * *

Южная ночь наступает стремительно.

Казалось бы, только что в прозрачном просторе плавно плыли облачка, а сине-розовая дымка, как сеть майи, стирала формы, углы и грани всего, что было ниже небес. И вдруг разом – тьма и пронзительные крики ночных птиц. Огромный воинский стан скрылся от смертных глаз, но продолжал жить.

Над алтарями возносились к небу дымы жертвоприношений, над походными кострами – запахи пищи. Где-то в обозе бродячий певец (у меня язык не повернулся назвать его чараном пел, как видно, только что сочиненную песню о дне завтрашнем, которой надеялся усладить слух то ли слуг, то ли сановников царя Друпады.

«И забрезжил рассвет, пробудился царь Юдхиштхира. Музыканты, певцы, суты играли и распевали песни, ублажая того быка среди людей. Ему поднесли медвяный напиток, а сладкоголосые красавицы вознесли хвалу его роду. Выспавшись спокойно на превосходнейшем драгоценном ложе…»

– Интересно, когда в последний раз Юдхиштхира спал? – спросил я.

Кумар пожал плечами, а Митра, криво усмехнувшись, предложил:

– Поскольку моя карма и так загублена десятком убитых, то еще один бездарный певец ее не отяготит.

– Стоит ли? Он ведь для нас старается… – О нас будут судить вот по таким песням. И никто не поверит, что ни один из дваждырожденных за последний месяц ни разу не снимал доспехов и не слушал музыкантов.

Я рассмеялся неожиданно для самого себя.

– Что с тобой? – поинтересовался Кумар.

– Да просто представил, как выглядело бы пробуждение Юдхиштхиры, если бы слова певца оказались правдой. Представляешь: привыкший к гармонии и сосредоточению царь открывает глаза и видит вокруг толпу танцующих и поющих. Кто-то тащит ему медвяный напиток, кто-то перечисляет добродетели его предков. А царь, воплощаясь в мысли каждого, видит ракшасов жадности, унижения и вожделения. И каждый думает, что чем лучше попросит, тем больше дадут.

– Говорят, некоторым чаранам дано предсказывать будущее, – заметил Митра, – боюсь, этот угодил прямо в цель. Будут еще у нас цари, жаждущие воспеваний. И будут говорить – так заведено древними.

Песня в обозе прервалась и сменилась криками боли и гнева. Как мы потом узнали, кто-то из дваждырожденных все-таки отстегал певца хлыстом.

– Меня до сих пор пробирает дрожь от угрозы Карны уничтожить Арджуну, – признался я.

– Мало ли кто кому угрожает, – легкомысленно откликнулся Митра, – все равно ничего не выйдет.

– Мне бы твою уверенность. Ты ведь не видел Карну так близко, как я, не обжигался об его холодный пламень.

– А мне и не надо видеть. Я просто знаю, что ничто в мире не идет так, как замышляют смертные. Что-то там клянется сотворить Карна, что-то вымаливают у богов жрецы Хастинапура, пытается познать будущее Юдхиштхира. А будет так, как угодно карме и неведомым богам. Так что смирись с тем, что твои суета и озабоченность ни к чему не приведут.

– Так стоит ли тогда вообще к чему-либо стремиться, о мой мудрый головорез, не закончивший обучения в ашраме?

– Понятия не имею, – от души признался Митра, – скорее всего, я и воплотился-то в этой несовершенной оболочке как раз для того, чтобы выяснить это.

– А как же ты намерен выполнять свой долг? – невозмутимо спросил Кумар. – Твои мысли приобрели поистине божественную широту и относительность. Так не все ли равно, за кого сражаться?

– А ты можешь объяснить, почему предпочел долг перед Пандавами долгу перед патриархами? Кстати, законным властителем Хастинапура остается Дхритараштра, а главой Высокой сабхи – Бхишма. Значит, мы нарушаем дхарму и брахманов, и кшатриев.

– Карма разными путями привела нас под знамя Юдхиштхиры, – вдруг очень серьезно сказал Кумар, – теперь наш долг кшатриев – хранить верность своим властелинам, а дхарма дваждырожденных требует лишь понять, почему мы здесь. Мы обладаем даром воплощаться в устремления своих повелителей, но не растворяться в них. Не случайно Высокая сабха оставила за каждым право выбора, и Бхишма никого из нас не обвинил в предательстве. То, что мы способны все еще задавать вопросы, свидетельствует как раз о правильности избранного пути. Мы – не щепки в водовороте, а люди, сознательно принявшие бремя долга. И я намерен его выполнять до конца.

– Но идти в бой надо с ясным сердцем, – сказал я, – основа безупречного действия – обуздание сомнений. Нам всем бы не мешало понять, за что все-таки сражаемся.

– Да брось ты об этом думать, – ухмыльнулся Кумар. – Меч над нашими головами уже занесен, и драться надо просто потому, что иначе нас убьют. Панчалийцы именно теперь вдруг возгорелись желанием отомстить за поражение, случившееся полстолетия назад. Матсьи хотят отбить стада коров у тригартов. Ядавы жаждут проявить воинскую доблесть. Ты привел южан, которые в нищете пальмовых хижин видели сны о несметных сокровищах Хастинапура. У всех найдутся причины не любить Кауравов.

– А у нас?

– Они противостоят нашим властелинам, – пожал плечами Кумар. – Если не хватает своих причин для ненависти, воплотись в кого-нибудь из панчалов. Впрочем, сердце подсказывает мне, что задолго до конца битвы поводов мстить и ненавидеть появится предостаточно.

Курукшетра. День второй

В сизом предрассветном тумане поднимались воины. Звенело оружие, глухо звучали слова команд. Шепча мантры, пробуждающие силу, мы с Митрой помогли друг другу облачиться в панцири и повязать мечи, подаренные нам Крипой еще в стовратной Двараке. Быстрой походкой сквозь ряды простых воинов прошел Кумар. Следом за ним, пытаясь сохранять достоинство, семенил жрец с медным сосудом, полным жертвенного масла. Он не был дваждырожденным, но для большинства наших воинов куда большее значение имели ритуалы, а не пламенная брахма.

По приказу жреца воины подбросили хворост в почти угасший очаг и собрались огромным кругом, наблюдая, как с треском и шипением поднимаются вверх лепестки алого цветка. Наклонив сосуд, брахман лил в огонь жертвенное масло и мелодичным завораживающим голосом читал слова священного гимна:

«Нашим колесницам помогите,

О единодушные боги,

Когда кони галопом покроют пространство,

Врагов повергая во прах…»

Древние слова сохранили свою силу. Мелодичный распев уводил в сторону тяжелые предчувствия и сомнения. Белая струя масла лилась уже не на алый цветок, а в разинутую пасть красного дракона, начинающего колдовской танец среди черных углей и корявых сучьев.

«Защити нас, о Агни, от ракшаса!

Защити от вредящего и от убийц.

Мы выбираем тебя вестником,

Жрецом всеведущим.

Отнеси нашу жертву на небо…»

Черный дым поднимался вверх тонкой струйкой, неся молитвы к подножиям тронов богов. Точно такие же дымы возносились и над станом Кауравов.

– Если богам придет в голову откликнуться на все сегодняшние просьбы, земля обезлюдеет, – шепнул мне Митра.

Впрочем, на наших воинов обряд жертвоприношения подействовал достаточно благоприятно. К месту построения они поспешили с бодрыми улыбками, стараясь не обращать внимания на холодную росу, падающую с высокой травы на металл доспехов. Туман размывал формы и гасил звуки. Воины скользили почти бесшумно, словно развоплощенные души в стране мертвых. Команды отдавались полушепотом. На расстоянии броска копья уже ничего нельзя было различить. Лишь бряцание оружья да тяжелая поступь слонов где-то впереди рождали успокоительную мысль, что на поле сражения мы вышли не одни. По рядам пришел сигнал остановиться. Мы остановились и стали ждать. Ждали долго. Потом взошло солнце.

Алые стрелы Сурьи распороли пелену тумана. Клубящаяся завеса майи упала с наших глаз, открыв огромное поле под сияющими небесами, не запятнанными ни малейшим намеком на облака. Краски проснувшегося мира были первозданно чисты. Я залюбовался каплями росы, густо нанизанными на бесчисленные нити травы. Курукшетра, подобно расточительной красавице, дразнила взор россыпью драгоценностей.

– А какую красоту видят те, кто идет в первой шеренге, – сказал я стоящему рядом Митре.

– Не хотел бы я быть в первой шеренге, – ответил Митра, указывая на игру солнечных бликов на противоположном конце поля. Там, подняв копья и знамена, ждала нас вражеская армия. Она была еще нестрашная – вся растворенная, размытая переливами красок и расстоянием. Боевые слоны казались не опаснее пасущихся коров, а дорогие сияющие доспехи кшатриев Хастинапура вселяли в моих воинов пока лишь желание поскорее обрести трофеи.

– Жаль, отсюда не видно знамен, – посетовал Митра, – мы даже не знаем, с кем придется сойтись.

К нам подъехал Кумар.

– С нашей стороны стоит войско Магадхи, – сообщил он, – Джаласандха собрал своих кшатриев и встал под знамена Кауравов.

– Не пришлось бы нам сражаться в окружении, – сказал я.

– Все предусмотрено, – заверил нас Кумар, – смотрите: Бхишма построил войско на подобие летящей птицы. Слоны – ее тело, всадники и пехота – крылья, а колесницы станут клювом. Все по старой доброй науке войны. Наша же армия построена сейчас так, чтобы отражать натиск врага с любой стороны. Всем командирам приказано сохранять плотность рядов, не увлекаться преследованием и внимательно слушать сигналы. Атаку сегодня начнет Бхимасена с Накулой и Сахадевой. В середине войска – сам Юдхиштхира с отрядом из самых больших слонов…

– А тогда, кто же это? – прервал нас один из воинов. Мы обернулись. По узкому проходу, оставленному между рядами, неторопливо шел пеший и безоружный глава рода Пандавов. Кто-то из командиров, стоящих в золоченых колесницах перед линией войска, окликнул Юдхиштхиру:

– Зачем, о царь, ты идешь в стан наших врагов со сложенными на груди ладонями?

Юдхиштхира не ответил. Казалось, он погружен в свои мысли и пытается не сойти с какого-то, видимоого лишь ему одному, пути на ту сторону поля. Так же молча прошел он и сквозь ряды своих врагов, осыпающих его насмешками, туда, где под белым стягом с изображением пальмы, пяти звезд и солнца ожидал его величайший из патриархов Высокой сабхи Бхишма. Смиренно приблизился сын Дхармы к серебряной колеснице предводителей куру. И лишь тогда разомкнул уста:

– Привет тебе, победоносный! – сказал он патриарху, – дай нам свое благословение.

– Благословляю тебя, – сказал повелитель брахмы, – смело сражайся и добудь себе победу. Но я буду сражаться против тебя, повинуясь долгу и клятвам.

Юдхиштхира почтил также Дрону, Крипу и Шалью, обещая сражаться, не изменяя дхарме. Потом старший Пандава обратился ко всему войску:

– Мы были единым братством, – воскликнул он, – мы и сейчас готовы принять любого из вас в наш союз. Еще не поздно сделать выбор, который никто не назовет предательством.

На призыв Юдхиштхиры неожиданно откликнулся сын Дхритараштры, рожденный от женщины-вайшьи – Юютсу:

– Если ты примешь меня как равного, я буду сражаться за тебя, – крикнул он Юдхиштхире.

– Мы принимаем тебя, о могучерукий, – с достоинством ответил Юдхиштхира, – тебе суждено будет продолжить род Дхритараштры.

Об этом разговоре мы, стоявшие в боевом строю, узнали намного позже, а в те мгновения с немалым удивлением и радостью наблюдали, как большой отряд кшатриев вдруг откололся от монолитной глыбы вражеского войска и пошел в нашу сторону вслед смиренно бредущему Юдхиштхире.

Где-то наподалеку Митра весело объяснял войнам науку Крипы:

– Мудрый Пандава, как и положено по законам стратегии, показал врагу свое смирение, заражая нежеланием сражаться. Каждый патриарх прочтет в его сердце стремление к покою и миру. Но в атаку-то нас поведут Арджуна и Дхриштадьюмна…

Бог Сурья не торопясь погонял свою колесницу, золотя белые зонты и разноцветные знамена над повозками царей и знатных бойцов. На противоположном конце поля разом монотонно заговорили боевые барабаны. Едва заметное движение пробежало по бесконечным шеренгам, перегородившим Курукшетру. Кауравы пошли в атаку. В передних рядах их войска среди наконечников поднятых копий колебалось украшенное львиным хвостом и изображением лука знамя Ашваттхамана – сына Дроны, величайшего знатока оружия. Шалью – царя мадров – осеняло знамя, вытканное золотыми нитями. Оно несло знак плодородия – сверкающий лемех. Царь народа синдху Джаядратха вел правый фланг под знаменем серебряного вепря. Левый фланг возглавил Сомадатта, царь бахликов, преданный жертвоприношениям и благочестию. Горестно сжалось мое сердце, когда чуть поодаль я увидел знамя с изображением быка, принадлежащее Крипе. В центре войска, чуть позади колесницы Бхишмы, сияла великая змея – Наг. Под этим знаменем шел в битву Дурьодхана. Его отряд был виден издали благодаря льстивому блеску драгоценных доспехов личной охраны. Изукрашенные полотнища штандартов бились на ветру, как наряды танцовщиц, пускающихся в пляс.