355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Морозов » Дваждырожденные (СИ) » Текст книги (страница 19)
Дваждырожденные (СИ)
  • Текст добавлен: 3 июня 2017, 12:31

Текст книги "Дваждырожденные (СИ)"


Автор книги: Дмитрий Морозов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 61 страниц)

Подошел Арджуна с Гандивой в руках. Он ободряюще улыбнулся мне:

– Что ж, еще раз мы убедились в мудрости моего старшего брата. Но как он мог предвидеть эту предательскую атаку Кауравов?

– А как вы смогли предвидеть, что к вам примчится эта колесница? – отважился спросить я.

Арджуна пожал плечами:

– Как только дваждырожденный из Хастинапура достиг нашего дворца, я уже не сомневался, что она мне понадобится. Послать незримую весть в Двараку моему другу Кришне мне посоветовал Юдхиштхира. А вот то, что она успела вовремя – это подарок судьбы.

Вслед за колесницами Уттары и Арджуны по ночным улицам Упаплавьи прогремел небольшой наш отряд – десяток колесниц и несколько сот всадников – кшатрии Уттары, телохранители Арджуны и те из горожан, кто имел коней и оружие у себя дома.

– Нас перебьют, – сказал кто-то из матсьев, ехавших в одном ряду со мной.

Другой, повернувшись через плечо, ответил:

– Будем надеяться на удачу рожденных под созвездием Пхалгуны. Вон, восходят их звезды.

В темноте я не разглядел лица говорившего, но, задрав голову к небу, увидел на нем ярко блестевшие светильники созвездия Уттары Пхалгуны. Странное совпадение имен. Или божественное предопределение, и правда, впечатано в звезды. Но что предвещало нам их далекое мерцание: победу или смерть – я не знал.

* * *

Мы ехали долго в полной темноте, лишь иногда можно было различить боевые знамена над колесницами Уттары и Арджуны, да звездный свет, как соль, обсыпал шлемы и латы всадников. На лагерь армии куру мы наткнулись уже ранним утром. Над походными шатрами струились мирные дымки. Там, по-видимому, знали о том, что армия матсьев ведет бой на западных границах, и считали себя в полной безопасности.

Издалека был виден стяг с изображением царя змей – Нага. Это – символ Дурьодханы. Уттара, не скрывая ужаса, смотрел на войско Хастинапура, в десятки раз более многочисленное, чем наш отряд. Я тоже был в смятении и изо всех сил пытался укрепить свой дух перед неминуемой смертью, мечтая лишь о том, чтобы все быстрее закончилось.

Уттара еще о чем-то пытался спорить с Арджуной, кажется, все убеждал его не принимать боя с несокрушимым врагом. Но Арджуна, завидя стяг Дурьодханы, казалось, утратил всякое благоразумие. Он не обращал внимания на юного царевича и знаками отдавал команды воинам на колесницах. Уттара тряхнул головой и поднял боевой лук, решив подчиниться Арджуне и неумолимой карме.

Утренний ветер развернул над колесницей Арджуны знамя на золотом древке, и обезьяна с когтями льва, казалось, ожила и нетерпеливо заметалась по белому полотнищу. Над колесницей Уттары взметнулось полотнище с изображением льва. Арджуна вскинул к губам огромную морскую раковину Девадатту и протрубил сигнал к атаке.

Словно рев разъяренного слона пронесся над полем, и, несмотря на теплую погоду, я ощутил, как знобкое предчувствие смерти подняло волоски на моем теле.

Самым острым, всепоглощающим чувством, которое я испытал в той битве, был страх. Думаю, что, в какой-то степени, борьба за преодоление этого страха зановесила от меня само сражение. Там, в Упаплавье, пока шли сборы в поход, я как-то еще не осознавал, что настает момент применить науку убивать, преподанную Крипой. Думал ли я когда-нибудь всерьез, что этот момент вообще наступит? Нет. Смиренный крестьянин, сидевший где-то глубоко в моей сущности, не допускал вероятности такого развития событий. Увы, теперь-то я понимаю, что в жизни всегда происходят именно те вещи, мысли о которых мы стараемся отогнать как можно дальше. Так боги испытывают наши силы и способность соответствовать потоку перемен внешнего мира.

Итак, СТРАХ, реевший над полем, разлинованным боевыми линиями тригартов, холодным сквозняком задувал в мое сердце, густыми черными каплями проходил через пласты мыслей и чувств к непроявленной глубине зерна духа. Там он и остался навсегда, пробуждаясь во мне даже в нынешнем воплощении, ворочаясь где-то в подсознании, громоздким бесформенным предупреждением, невероятный и чудовищный, как динозавр.

Я с некоторым изумлением оглядывал воинов, стоящих рядом со мной. Их лица были сосредоточены, но бесстрастны. Может быть это потому, что они лишены остроты чувств? Или кшатрии так привыкают к опасности, что забывают о страхе смерти? Но к чему тогда вся наука дваждырожденных, если она делает меня уязвимее простого воина, вместо того, чтобы наполнять силой? Ряды тригартов в опушке тонких качающихся копий неумолимо приближались.

– Не спешите стрелять. Не размахивайте мечами без толку, – давали последние наставления командиры отрядов, – Не допускайте разрывов в линии щитов… Выживет тот, кто не побежит…

«Как я буду драться, если всех сил едва хватает на то, чтобы удержать свое тело от постыдной дрожи?» – подумал я с отстраненностью обреченного.

Лишь один раз в своей жизни я был полон боевого пыла. Но тогда я защищал Нанди от кровожадных злодеев убивших ее отца. А эти, люди в сущности не сделали мне ничего плохого. Более того, никто из них и не подозревал о том, что среди их заклятых врагов – удалых матсьев, стоит вайшья, по чистой случайности попавший в этот кровавый водоворот. «Ты не воин, ты не можешь и не хочешь сражаться!» – сказал беспощадный наблюдатель в моем сознании.

Тригарты неслись к нашим рядам, копья качались в такт движению лошадей. Длинные копья с блестящими на солнце наконечниками. Неужели это будет последним, что я увижу в своей жизни? Но зачем тогда в ней были ашрам, риши, Крипа и Лата? Почему змеиный след кармы привел меня на это гибельное поле?

– Потому что ты – воин! – крикнул мне Арджуна, проезжавший на колеснице перед строем. И все.

Я вспомнил Крипу, Двараку и свой новый облик, обретенный на тренировочном поле.

«Посылать необученных людей на войну, все равно, что заранее прощаться с ними», – говорил он нам. Разве наставник отпустил бы меня из Стовратной, если бы считал, что я уступлю какому-нибудь кшатрию в поединке?

Я закрыл глаза, сосредотачиваясь. Образ Крипы медленно проступил перед внутренним взором, затмевая черно-красные клочья удрученности и страха. С каждым мгновением он наливался жизненностью, озаряясь силой и величием повелителя брахмы. Суровые, бесстрашные глаза смотрели мне в сердце. И сердце проснулось, выплеснув огненный вихрь, в котором смешались ярость, бесстрашие, восторг и безрассудство. Руки, безвольно опущенные еще мгновение назад, наполнились упругой силой. Сила переливалась из ладоней в уютную рукоять меча, в инкрустированную перламутром обкладку лука.

Губы сами начали шептать мантру, взращивающую внутренний огонь воина:

«Пребывая в покое, отбросив желанья, врага одолею чистой силой действия…»

Вдалеке на поле пылила колесница Арджуны, но мне казалось, что невидимый зонт брахмы, защищавший его от стрел каким-то образом делает неуязвимым всех, кто мысленно отождествляет себя с могучим героем. «Опирайся о предметы, о людей, о воздух…» – учил меня Крипа. Не было позора в том, что страх заставил меня опереться о силу предводителя. Каким-то непостижимым образом я знал, что и Арджуна ощущает мое присутствие в своем поле и не возражает против него.

Узкая, упругая цепочка колесниц матсьев уже неслась по полю. В лагере куру забили барабаны, раздались тревожные крики. Несколько колесниц, набирая скорость, выехали навстречу атакующим. Внезапно строй колесниц матсьев на полном скаку превратился в клин, в ястреба, падающего на добычу. Его клювом была повозка Арджуны.

Даже с того места, где стоял я в рядах конных всадников, было слышно, как лук Гандива взревел раненым носорогом, низкий и глубокий его зов наполнил наши сердца новой надеждой. Одна из колесниц врагов на скаку перевернулась кверху колесами, кони, пораженные стрелами, бились в упряжке. Затем отвернула с пути Арджуны вторая повозка. Строй куру распался. Колесницы с убитыми возницами уносились взбешенными конями в разные стороны.

Из лагеря плотной массой вымахали всадники, но колесницы матсьев вдруг сделали плавный разворот и, оставив конницу у себя на фланге, осыпали ее тучей стрел. К Арджуне никто вообще не мог приблизиться, так как стрелы из лука Гандивы летели широким веером, сметая нападавших с коней. Увидев подступающую пехоту куру, Арджуна очертил на колеснице двойной круг – ямаку – сложный маневр, позволяющий уйти от стрел. Босоногие пехотинцы, отягощенные щитами и длинными копьями, разумеется, не могли догнать огромных колес колесницы. И Арджуна использовал это преимущество, чтобы не дать своему отряду увязнуть в кровавой рукопашной схватке с многочисленным врагом.

Я забыл о собственном страхе и с восхищением наблюдал за боем, издали похожим на причудливый ритуальный танец сияющих повозок и великолепных коней. Я впервые видел, как Арджуна руководит боем и стреляет из лука. Его стрелы временами, казалось, летели сплошной лентой, и каждая из них, пробивая доспехи, приносила кровавую жертву Яме. Теперь многие кшатрии, завидев знамя с беснующейся на нем обезьяной, спешили поворотить коней, не принимая боя.

Все это время в битве участвовали только колесницы матсьев, а наша конница томилась в бездействии. И я поневоле чувствовал себя досужим зрителем, а не участником первого в моей жизни сражения. Еще во время ночного перехода я спросил у Арджуны, что надлежит делать мне. «Ждать моих приказаний и не рисковать», – приказал полководец, и мне оставалось только подчиняться. Меж тем, пока колесницы матсьев, отражая атаку тригартов, вились, как стремительные пчелы, войска куру, побуждаемые Дурьодханой, успели перестроиться и воспрянуть духом.

Мы вовремя заметили, как во фланг Арджуне стала заходить вражеская конница, и замелькали боевые знамена на колесницах предводителей. Наш отряд галопом кинулся наперерез. Не думаю, что командиры матсьев всерьез рассчитывали остановить широкий фронт наступления. Вся надежда была на то, что Арджуна успеет заметить угрозу и примчится на помощь. На расстоянии полета стрелы от врага мы остановились и вскинули луки.

Одна из колесниц понеслась прямо на меня, подпрыгивая на неровностях почвы. Я попытался замедлить дыхание и совместить оскаленное лицо возницы с прямым стержнем моей стрелы. Утренний зайчик играл на полированной грани наконечника, мешая мне прицелиться. Биение сердца отдавалось в вытянутой руке, держащей лук, а тонкая струйка пота, выбившаяся из-под шлема, щекотала шею. Я знал, что необходимо забыть обо всем, кроме полета моей оперенной стрелы, но слепил глаз блик на ее наконечнике, и удары сердца в ушах заглушали даже крики атакующих…

Неожиданно для самого себя я отпустил тетиву. Гудящая жилка еще вибрировала на кожаной перчатке, а я, смахнув слезу, с удивлением смотрел, как возница заваливается на левый борт колесницы, хватая руками воздух. Почуявшие свободу кони, рванулись в постромках, потянули упряжь, повозка наскочила на древесный корень и опрокинулась, подняв облако пыли в трех метрах от меня. Вокруг уже началась рубка на мечах, а я еще долю секунды не мог оторвать глаз от колеса, со скрипом завершающего свои обороты над головой кшатрия, вылетевшего из повозки и, очевидно, оглушенного ударом о землю.

Потом подлетели наши колесницы и оттеснили неприятеля. Арджуна остановил свирепых серебряных коней рядом со мной, спрыгнул с колесницы и жестом приказал мне спешиться. Вокруг нас строились воины с поднятыми луками, а на расстоянии полета стрелы вновь разворачивались для атаки колесницы и конница Хастинапура.

– Этого натиска нам не сдержать, – крикнул царевич Уттара.

Гнедые кони, запряженные в его золотую колесницу, почти валились с ног от усталости, пена клочьями падала с их губ на золотую сбрую. Но сам Уттара скалил зубы в ожесточенной улыбке и высоко задирал подбородок, защищенный тонкими пластинками шлема. Похоже, что первая в его жизни битва начинает доставлять принцу удовольствие.

Арджуна тыльной стороной вытер взмокший лоб и прижал пальцы к своим вискам, словно пытаясь затушить какие-то голоса, звучащие в его голове. Потом он посмотрел на меня обжигающими, как угли под ветром, глазами. И я вдруг ощутил себя букашкой на тонкой игле.

– Ты мне поможешь, – сказал Арджуна. – Пришло время для брахмы.

– Но я не умею, – начал я.

– Тебе ничего не надо уметь, – оборвал меня царевич. – Повернись лицом к врагу, погаси мысли, все сделаю я сам.

Я повиновался, видя, как с ужасом и жалостью смотрят на меня воины матсьи. Они решили, что меня сейчас будут приносить в жертву богу войны. Куру бросились в атаку. Вверх по склону, на котором стояли мы с Арджуной, понеслись неистовые воины. Потом я зажмурился от яркой вспышки, но, скорее всего, эта вспышка была только в моей голове, так же, как и пронзительная ярость, пронизавшая меня от корней волос до кончиков ног. Меня словно прошила неизвестная молния, наполнила горячим всепобеждающим пламенем, и не было у меня никаких мыслей, и чувствовал я то же, что чувствует пылающая стрела, летящая в цель – огонь, ярость, стремление. Потом над своим ухом я услышал чей-то благоговейно-испуганный шепот «САММОХАНА». Огонь ушел из моего сердца, и ярость сменилась чувством полного опустошения.

Не без труда я открыл глаза. Арджуна применил оружие брахманов – саммохану, и войска врагов больше не существовало. Кто-то лежал на земле без движения, кто-то, словно в забытьи, ходил, бросив оружие, между бьющимися в упряжках конями, кто-то, зажимая уши руками, укачивал собственную голову. Да, жуткое это было зрелище: тысячи людей, в которых сознания осталось не больше, чем в оживленных мертвецах. У меня подкосились ноги, и я сел на нагретую солнцем пыльную землю. Чьи-то участливые руки поднесли к моим губам флягу с кислым вином. Я сделал несколько глотков, чувствуя, как разум вновь осваивает тело.

– Что делать с врагами? – спросил Уттара.

– Через несколько минут сознание к ним вернется, – ответил Арджуна.

– Так надо рубить! – воскликнул кто-то из командиров, и взвизгнули клинки, покидая ножны. Но Арджуна отрицательно покачал головой:

– Эти уже сражаться не будут, а в лагере Дурьодханы осталось не так много воинов, чтобы мы не смогли справиться с ними обычным оружием. Нам не надо лишнего кровопролития. Будьте милосердны!

Сказав это, Арджуна не спеша пошел к своей колеснице. Воины вновь вскочили на коней и умчались, а я остался просто свидетелем завершения битвы, чувствуя себя в этот момент не более важным, чем пустые ножны сломанного меча. Впрочем, там уже немного осталось доделывать. Войско Дурьодханы поспешно уходило под защиту леса, наша кавалерия захватила обоз и уже разворачивала огромные стада украденного скота в земли матсьев.

Позже я услышал песни чаранов об этой битве. Там восхваляется доблесть Арджуны и принца Уттары. Именно они провозглашались единственными воинами, разбившими куру. И совершенно не воздается должного ни кшатриям, сражавшимся на колесницах, ни всадникам-горожанам, не говоря уже о моем скромном участии. И еще одну неточность допустили чараны: они утверждали, что Арджуне в той битве противостояли патриархи Бхишма и Дрона. Но не было на поле знамен с пальмой или радужным луком. Никто из патриархов не поднял бы оружия против Арджуны. Напротив, я уверен, что если бы Бхишма знал о присутствии Пандавов при дворе Вираты, он бы не позволил Дурьодхане этого безумного вторжения.

Как нам позже сообщили, Бхишма, встречая разбитое войско, вернувшееся в Хастинапур, назидательно сказал Дурьодхане: «Только благородство Арджуны спасло твою армию от истребления!»

Действительно, Арджуна запретил нам убивать бегущих, отпустил тех, кто, бросив оружие, встречал его колесницу сложенными ладонями рук. Этим поступком Арджуна доказал, что тоже может смотреть в будущее, ведь в случае борьбы за трон Хастинапура многие воины куру могли встать под его знамена.

Но вот чего не воспели чараны, так это поля боя. Его оплакали дети, оставшиеся сиротами, и безутешные вдовы. То, что довелось мне там увидеть, навсегда отвратило мое сердце от восторженных похвал чаранов ратному поприщу. Мы только-только разобрались с пленными и позвали из соседних деревень крестьян для сожжения трупов, как дневной свет начал меркнуть. Арджуна послал воинов забрать наиболее ценное оружие и украшения убитых. Он также приказал отобрать в обозе несколько роскошных одежд в подарок дочери Вираты.

Превозмогая тошноту, подступающую время от времени к горлу, я бродил среди останков доблестных кшатриев. Удары секир и мечей были так сильны, что в пыли отдельно от туловищ валялись головы украшенные венками и серьгами. На отрубленных руках блестели золотые браслеты, но кровь ушла из тел и смешалась с пылью.

Что-то блеснуло в грязи у меня под ногами, и, нагнувшись, я поднял разбитый золотой венец, достойный украшать головы царей. Вой шакалов заставил меня вспомнить о надвигающихся сумерках, и я заспешил к своему отряду.

Нежно-розовые краски захода лежали на вставших дыбом шевелюрах пальм, из низины наползал траурный покров тумана, над погребальными кострами клубился страшный черный дым. Арджуна долго и внимательно рассматривал найденный мною драгоценный венец, потом спросил меня:

– Сколько тебя учили в ашраме?

– Почти год, – сказал я.

– А владению оружием?

– Немногим меньше.

Арджуна помолчал, нахмурив брови, следя за тем, как возница обтирает тканью могучие бока белых коней. Потом посмотрел на венец, и мне на миг показалось, что в глазах воина блеснула влага.

– Раньше, в дни мира, дваждырожденных обучали наукам и искусствам так же, как и владению брахмой. Это занимало долгие годы. Целый мир зарождался в сердце, море любви… И каждый был драгоценен для братства. И вот теперь… Так нелепо. Этот венец, он принадлежал дваждырожденному, приближенному к Высокой сабхе. Я знал его имя. И сколько еще погибнет тех, кого мы поодиночке собирали, взращивали, как волшебные цветы… Где мы нарушили дхарму?

* * *

На другой день под вечер мы вернулись в Упаплавью. Северные ворота города были украшены огромными гирляндами цветов. Вдоль мощеной дороги, политой свежей водой, плескалась музыка – нас встречали музыканты и певцы, а на улицы и стены крепости высыпали горожане. Самое удивительное нас поджидало внутри цитадели.

Там в ожидании сияющих от счастья придворных в богатых одеждах стоял сам царь Вирата, раскрывший объятия своему сыну. К чести принца Уттары надо сказать, что битва совершенно излечила его от высокомерия и спеси. Он, не задумываясь, заявил, что победой его войско обязано полководческому таланту Арджуны.

Горожане и придворные громкими криками приветствовали победоносного Савьясачина. Вирата обнял Арджуну и в знак особого расположения вдохнул запах его головы. Среди окружающих Вирату царедворцев пятеро Пандавов сияли, как планеты в час восхода. Окружающие всячески высказывали им свое расположение.

Сквозь толпу ко мне протолкался Митра. Он придержал мою лошадь за узду и, едва дождавшись, пока я спрыгну на землю, заключил меня в свои объятия.

В покоях, которые, как сказал Митра, теперь принадлежат нам, слуги помогли мне смыть грязь и пот. Потом мы сели за столик с медными кувшинами, и Митра – воплощение жизнерадостности – наполнил две чаши.

– Есть чем отпраздновать нашу победу! Во дворце повара валятся от усталости, готовя небывалый пир. На кухне, думаю, размахивают ножами и льют кровь почище, чем на поле боя.

– Уж и не думал, что мы встретимся, – признался я. – Последний вестник сказал, что Вирата в плену! Я так думал, что вас всех уже поубивали, иначе, как могли при живых кшатриях схватить царя.

Митра рассмеялся:

– Обычная неразбериха боя. Хотя, правда, нас чуть было не заставили покинуть телесную форму… Бхимасена, понимаешь, не сразу воспылал ратным пылом… Зато потом он один на своей колеснице прорвался прямо к царю Сушарману, убил его коней стрелами, проткнул копьем возницу. Я сам этого не видел, но кто-то из матсьев мне рассказывал, что Бхима был, словно одержим ракшасом. Жаль, что сам царь тригартов успел ускакать. Тем временем кто-то из матсьев обнаружил связанного Вирату. Все возрадовались и, подняв на руки вновь обретенного властителя, понесли к колеснице. Мы все как безумные были. Ночь, запах крови, факелы пылают, и сердце вот-вот разорвется от счастья, что ты жив и победил. Но о Пандавах Вирата не забыл. Прямо на поле боя объявил их истинные имена воинам, а Юдхиштхиру назвал своим главным советником. Из военной добычи он им подарил дорогие одежды, а также немало драгоценных камней и оружие.

Так что, мы с тобой, Муни, одержали сегодня сразу две победы, – радостно закончил Митра.

Когда по зову Пандавов мы вышли в зал собраний, он был уже полон придворных и воинов, успевших сменить одежды, украсить свои головы венками, а плечи – цветочными гирляндами и золотыми цепями. Женщины благоухали, как весенние цветы. Радостное ожидание зажгло лица всех присутствующих внутренним торжественным огнем. Принц Уттара в очередной раз рассказал собравшимся о доблести, проявленной Арджуной, а его сестра Уттаара не отрывала восторженного взгляда от своего бывшего учителя танцев.

– Пандавы заслуживают от нас почитания, уважения и почестей, – закончил свою речь Уттара. – Время для этого наступило.

И Вирата серьезно кивнул в знак согласия:

– О, благородный Арджуна, – обратился он к царевичу, – не породниться ли нам? Вы спасли моего сына. Вы знаете, как дорога моему сердцу единственная дочь Уттаара, и я с радостью отдам ее вам, чтоб укрепить кровными узами наш союз!

В сердце Арджуны я ощутил тень сомнения, но его лицо осталось непроницаемым. Он лишь смиренно опустил голову, не ответив царю матсьев на лестное предложение. В зале воцарилась тишина, и чуть сдвинулись брови Вираты под золотой короной.

Тогда вперед выступил Юдхиштхира и сказал: – Союз рода матсьев с лучшим из рода Бхараты самый достойный! Пусть Арджуна возьмет принцессу в невестки, да составит она счастье его сыну Абхиманью!

– Но почему же не в жены? – удивился Вирата, – я много прожил на земле и хорошо вижу, что моя дочь возгорелась любовью к победителю куру.

Юдхиштхира почтительно склонился перед Виратой:

– Арджуна был наставником твоей дочери и, живя во внутренних покоях дворца, она доверялась ему как отцу. Что скажут люди, когда узнают о женитьбе бывшего учителя танцев на той, кого он обязан был защищать и боготворить! Чтобы подтвердить ее нравственную чистоту, мы отдадим ее замуж за доблестного сына Арджуны от Субхарды. Абхиманью наделен могучей брахманской силой и непобедим в сражении. Он достоин быть твоим зятем и супругом твоей дочери.

И Вирата сказал:

– Да будет так!

Немедленно в земли ядавов и панчалов полетели быстрые всадники, чтобы оповестить о свадьбе и пригласить родственников на великий пир.

Весь город был заполнен людьми, как чаша для подношений богам. Избавившись от страха, горожане в цветочных венках плясали на улицах, обнимали воинов, пили вино и пели хвалу великому царю Вирате.

В ароматной, сияющей, пронизанной радостными песнями праздничной волне, захлестнувшей всех, истаяли тени сомнений и тревог. Пандавы, не таясь, разъезжали по городу в золоченых колесницах под радостный аккомпанемент приветствий и песен. Везде слышались разговоры, что вот, мол, объявились истинные правители Хастинапура, и теперь они вернут себе царство, и на всей земле воцарится мир и порядок.

Признаться, и мне так казалось. Однако Митра, у которого всеобщее возбуждение не затмило кшатрийской наблюдательности, обратил мое внимание, что в Упаплавье спешно строятся конюшни и амбары, укрепляются башни и стены города. Все это напоминало не столько свадебные, сколько военные приготовления.

– Думаю, – сказал Митра, – что и посланцы понесли союзникам Пандавов не только приглашения на свадьбу.

Может быть, у моего друга открылся дар предвидения? Я почти поверил в это, когда у блистающих медью ворот Упаплавьи загремели боевые барабаны и запели свирели. Это прибыли первые гости. Мы с Митрой поднялись на стену и увидели, как по дорогам с разных сторон приближаются к столице матсьев отряды колесниц и кавалерии под развевающимися знаменами. Да, это было мало похоже на приезд гостей на свадебный пир, скорее, все происходящее напоминало последний сбор армий перед войной.

Первым в узкие улочки Упаплавьи вступил царь ядавов Кришна в окружении закованных в доспехи кшатриев. За ним в столицу матсьев въехала повозка, в которой находились жена Арджуны Субхадра и ее сын Абхиманью, рядом с ними на колесницах ехали доблестные воины из рода ядавов и брат Кришны – Баладева. Ядавы привезли в подарок новобрачным женщин-прислужниц, драгоценные камни и одежды.

Под белыми зонтами и хвостами быков на шестах въехали в Упаплавью кшатрии Панчалы. Богатство их доспехов и оружия вызвало открытую зависть у прямодушных матсьев. Да и сам Друпада, ехавший в золотой колеснице, был осеян царственным величием, сравнимым, как признали многие, только с блеском владык Хастинапура.

Пока во дворце шли свадебные церемонии, войска встали лагерем вокруг Упаплавьи. Начались бесконечные военные турниры и походы.

– Пускай наши войска остаются за городом, так они дольше сохранят свою боеспособность. – сказал Кришна Вирате.

Признаться, появление Кришны со свитой породило во мне надежду, что в одной из легких колесниц с золотыми колокольцами под белым зонтом… Но Латы не было с ядавами.

Не приехал к матсьям и Крипа. По слухам он находился при дворе Дхритараштры. Абхиманью мне в тот раз рассмотреть не удалось. Пышные свадебные обряды занавесили от нас с Митрой жизнь дворца Вираты. Зато не было недостатка в слухах.

Кшатрии в трапезных пили вино и предрекали скорую войну. Многие считали, что теперь Пандавам осталось только назначить место сбора войск и перечесть союзников. Спорили о том, все ли вожди ядавов поддержат Кришну и Арджуну, а также решится ли на новое столкновение с Хастинапуром царь Друпада.

Нам, простым воинам, было трудно разобраться во всех этих хитросплетениях. Самая большая армия была у племени панчалов. Они издавна враждовал с куру, к тому же, Друпада приходился Пандавам тестем. Но интересы царства обычно брали верх над родственными чувствами. Так что, даже я понимал, что приезд Друпады на свадьбу совсем не означал его готовности броситься в огонь войны.

Зато «ночь ракшасов», которую я не могу вспоминать без содрогания, заставила сделать выбор самого Вирату. Мог ли Бхимасена, убивая Кичаку, предвидеть огромность кармических последствий своего деяния? Знал ли Вирата, спасая нас от мести сутов, какие имена носят те, кто нарушили сытое прозябание его дворца?

Думаю, догадывался. А если и нет, то все равно, наверное, возносил хвалу небу за их вмешательство. Ведь только мудрость Юдхиштхиры да военное искусство его братьев Арджуны и Бхимы закрыли дорогу в его царство коннице тригартов и куру. Но теперь для Вираты выбора не было.

Но, похоже, сам Юдхиштхира еще не решил, что лучше – вести войска на Хастинапур, или уходить в лес смиренным отшельником.

Для меня осталось тайной, о чем размышлял Юдхиштхира, и к какому выбору стремилось его сердце. Но пламенный гнев Арджуны, Бхимы и близнецов должен был неизбежно заставить Пандавов бросить вызов высоким тронам.

Многое зависело и от Друпады. Самыми невероятными легендами окружили чараны историю его рода.

В молодости будущий царь панчалов часто приходил в лесную обитель, где в то время обуздывал тело и взращивал брахму один из величайших дваждырожденных, патриарх Высокой сабхи Дрона. Потом время и события разлучили их. Дрона взял в жены сестру могучерукого Крипы по имени Крипи и жил в преданности жертвенному огню, закону и смирению. В положенное время боги наградили чету дваждырожденных сыном, который, родившись, издал такой крик, что услышав его невидимое существо сказало с небес: «Так как голос этого ребенка распространился по всем направлениям, то да получит он имя Ашваттхаман, что значит „заржавший конем“».

Сын Дроны оказался наделенным нечеловеческим искусством стрельбы из лука, унаследовав этот дар от отца. Дрона же, воспитав сына, пришел проситься на службу к Друпаде, который к тому времени уже унаследовал трон и корону. Чараны утверждают, что, попав под власть гордыни, Друпада не принял могучего лучника, сказав, что в мире никогда не наблюдалось вечной дружбы, бедный, мол, не друг богатому.

Что там было на самом деле, не знает никто. Пандавы всегда отзывались об отце своей супруги с великим почтением. Но, очевидно, какая-то тень нелюбия омрачала отношения Высокой саб-хи и царя Панчалы. Гордыня? Ревность к могуществу патриархов? Так или иначе кармические плоды пренебрежения дружбой созрели очень быстро: и в начавшейся войне между панчалами и куру Дрона вел колесницы Хастинапура на кшатриев Друпады. Все решила одна короткая битва, в которой Пандавы принимали участие на стороне своего племени. Кто мог предсказать тогда, что через несколько лет Друпада станет их тестем? Дрона разбил Друпаду. К Хастинапуру отошли земли Северной Панчалы. Друпада признал главенство Высокой сабхи и даже не гнушался принимать советы и помощь патриархов.

Просил совета у тех, кто уполовинил его царство? С Хастинапуром панчалы с тех пор не ссорились.

* * *

А потом был свадебный пир, на который Вирата пригласил всех придворных, брахманов и именитых кшатриев. Туда попали и мы с Митрой, и сидели мы на мягких циновках неподалеку от Пандавов – теперь нас считали приближенными царевичей. Наши головы кружились от выпитого вина и гордости. Матсьи, ядавы и панчалийцы сидели вперемешку вокруг огромных подносов с мясом и рисом. Ни принцессу Уттаару ни Абхиманью мы так и не увидели, что лишний раз навело меня на мысль, что их брак явился скорее поводом, чем причиной для собрания доблестных царей. Вокруг раздавались воинственные речи, боевые песни и здравицы в честь законного повелителя Хастинапура – Юдхиштхиры.

Со своего богатого сиденья поднялся Друпада и поднял руку, украшенную боевыми браслетами. Воцарилась тишина.

– Сегодня, о быки-войны, я сделал выбор, – голосом, подобным львиному рыку, сказал царь. – Боги, зная, что я не обладаю третьим глазом Шивы, послали мне вершителя высоких дел патриарха Вьясу. Он наделил меня на несколько мгновений сверхъестественной силой зрения, доступной дваждырожденным. И тут я увидел сыновей Кунти и свою дочь в их истинных обликах. – Друпада замолчал и торжественно оглядел всех присутствующих, хранивших благоговейное молчание. Затем восторженно-изумленная улыбка осветила его благородное лицо. – Они (он указал рукой на Пандавов) предстали предо мной в виде божеств – с золотыми коронами и длинными венками, сияющими как огонь и солнце. В каждом из Пандавов я прозрел частицу великого Шивы, а в своей дочери – воплощение его супруги – Лакшми. И тогда я проникся смирением пред законом кармы и отринул свой страх пред Дхритараштрой, Дроной и всей мощью Хатинапура. Теперь я полон решимости помогать Юдхиштхире в его справедливой борьбе за трон.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю