Текст книги "Дваждырожденные (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 61 страниц)

Юдхиштхира сказал царю панчалов: «Прекрасная Драупади будет супругой для нас всех».

Тут даже Друпада пришел в изумление и пытался воспротивиться. Но величайший из знатоков дхармы сказал – «закон глубок… мы следуем по пути, которым шли предки.» Действительно, в древние времена женщины не были ограничены в любви. Каждая из них могла выбирать себе любого мужчину, не помышляя о замужестве. Это не считалось беззаконием, так как таков был закон тех времен. Наши женщины вступали в связь с выходцами разных варн и ради обретения потомства и для уталения жара любви. И нечего строить удивленные гримасы, Митра. Речь идет не о телесных утехах. Истинная любовь – это слияние двух сущностей на алтаре брахмы. Она приближает человека к высоким полям, помогает преодолеть границы отчужденности, в которые заключена душа каждого человека. Но огонь любви может испепелить дотла, сделать человека подобным ракшасу, пробудить соперничество и ненависть. Поэтому, решение Юдхиштхиры было разумным. Друпада смирился.

– А как к такому нарушению закона отнеслись подданные? – спросил Митра.

– Для них чараны создали иное объяснение. Впрочем, очень назидательное… – улыбнулся Крипа, – Давным давно одна добродетельная женщина мечтала о супруге. Она исправно молилась и приносила жертвы Шиве, за что и была удостоена от него особой милости. Явился перед ней трехглазый владыка и сказал: «Выбирай себе дар». Дева, потрясенная обликом бога, несколько раз повторила: «Хочу супруга, одаренного всеми достоинствами». Шива благосклонно молвил: «Пять наилучших супругов будет у тебя». Растерявшаяся дева пролепетала: «Я заслуживаю одного супруга».

Ласково ответил ей бог богов: «Пять раз ты сказала мне: „Дай супруга“, – поэтому, о милая, так оно и будет. Все, что было сказано, сбудется у тебя в другом рождении». Эта девушка и родилась в семье Друпады, как было предопределено судьбой. Ну, правда, чараны добавляют, что в нее частично воплотилась и сама супруга Шивы – богиня красоты Лакшми.

– Так или иначе, – продолжал Крипа, – и Высокая сабха и подданные были довольны. Кришна оказалась добродетельной женой и ее любовь принадлежала только пятерым мужьям. Никакого отношения к этому чувству не имели такие понятия, как династический брак, расчет или сладострастие. Все пятеро были созданы из такого благородного материала, что слабости простых смертных им были чужды.

– А Драупади? Достаточно сказать, что они ее боготворили. Что существенного могут добавить к этому эпитеты «тонкая в талии, прекраснобедрая, лотосоокая»? Как прекрасно звучит простое – «ее любили все пятеро Пандавов». Она была живой и совершенной!

– Пандавы месте с супругой и матерью вернулись в Хастинапур под сгустившиеся тучи вражды и зависти. Увы, причудливы изгибы и хитросплетения кармы. Этот брак, так обрадовавший многих дваждырожденных, привел к новому всплеску вражды между двумя родами в Хастинапуре.

– Казалось, Высокая сабха одержала победу. Могучий царь панчалов породнился с дваждырожденными, к услугам Пандавов была могучая боеспособная армия. Это укрепляло позиции нашего братства. Но Кауравы не желали усиления своих соперников. В Хастинапуре стало известно, что Дурьодхана прямо называл своих родственников Пандавов врагами и предрекал Дхритараштре, что они поглотят все его царство и весь род Кауравов. Недопустимое поведение для дваждырожденного!

– Почему же его не осудили? – не выдержал я.

– Члены нашего братства рассеяны по дальним пределам и многие даже представить себе не могут, какая глубокая пропасть разделяет Пандавов и Кауравов. Дядя Дурьодханы Шакуни уверял, что для ослабления Пандавов достаточно будет посеять раздоры между ними, тем более теперь, когда у них много власти и богатства. Кое-кто из недругов предсказывал также постоянные ссоры в доме Пандавов из-за красавицы жены, принадлежащей им всем.

– Однако, сам Дурьодхана, будучи дваждырожденным, понимал, что гармонию семьи Пандавов придворными ухищрениями не разрушить и поэтому продолжал убеждать своего отца в необходимости решительных действий. Он предвидел в будущем возможные попытки Пандавов захватить трон, поэтому начал исподволь готовиться к столкновению, раздувая пламя вражды в настоящем, сделав трагическую вероятность неизбежностью.

– Как видите, изощренность Дурьодханы в путях кармы оказала общине плохую услугу. Черный огонь злонамеренности невозможно скрыть от дваждырожденных, как невозможно утаить дым, поднимающийся над кухней дворца. Пандавы насторожились и стали готовиться к защите. Высокая сабха, видя опасность, сделала попытку убедить Дхритараштру поделить царство, которое одинаково принадлежало дедам и прадедам Кауравов и Пандавов.

– Бхишма был озабочен тем, что внутренние распри могут погубить то, что создавалось с таким трудом более века. Но Дхритараштра проявил неразумное упорство.

– И Бхишма не мог заставить…, – я не договорил, от волнения потеряв голос. (Патриархи не всесильны?) Наставник понял немой вопрос.

– Не забывай, что ни Бхишма, ни Видура не могут приказывать царю. Конечно, они, как и Дрона, включившийся в спор, были весьма почитаемыми советниками, но с другой стороны, им противоречили не кто-нибудь, а сыновья Дхритараштры во главе с Дурьодханой. Карна и Шакуни, царь Гандхары, тоже поддерживали притязания Кауравов на престол и потому советовали не пускать Пандавов в столицу, якобы для того, чтобы не раздувать соперничество, которое может расколоть общину дваждырожденных. Видура, которого, как и любого патриарха, нельзя было заморочить словами, тогда обвинил молодых Кауравов в стремлении захватишь власть и предсказал, что соперничество среди дваждырожденных приведет к гибели всего царства.

– Тогда авторитет Высокой сабхи восторжествовал. Молодые Кауравы прислушались к мнению патриархов, и Дхритараштра счел за лучшее поделить царство. Пандавы получили землю к востоку Хастинапура, у огромного девственного леса Кхандавапрастха. Видура сообщил эту радостную весть Пандавам. Пятеро братьев со своими сторонниками и войсками, которые им дал Друпада, воздвигли там военный лагерь, который потом был окружен стеной, со временем были сооружены дворцы, дома, лавки ремесленников и торговцев. Сыновья Кунти назвали свою столицу Индрапрастха и зажили в ней счастливо, охраняя благополучие подданных. Юдхиштхире были открыты все тайны дхармы властелина. Молодые царевичи снискали всеобщее уважение благочестивым поведением в совете старейшин в храмах. Как и предписывают Сокровенные сказания, они сделали своими советниками лиц, равных себе по уму, честных, преданных, искушенных в вопросах дхармы. Шли годы. Пандавы, почувствовав свою силу, обложили данью соседние владения мелких царей и начали требовать права участвовать в делах Хастинапура. У них появились сторонники в Высокой сабхе, которые считали, что Юдхиштхира способен лучше блюсти интересы дваждырожденных. Наша община встала перед угрозой раскола. И тогда в Хастинапур были приглашены братья Пандавы и все члены Высокой сабхи, и состоялась игра в кости между Юдхиштхирой и Дурьодханой. На кон было поставлено владение всем царством. Юдхиштхира проиграл. В народе, правда, идет молва, что за Дурьодхану играл его дядя Шакуни, умевший повелевать игральными костями. Что ж, для дваждырожденного в том нет ничего невозможного, но я уверен, что в присутствии всех патриархов никакой обман не мог бы пройти незамеченным.

– По решению игральных костей пятеро братьев Пандавов и их супруга Драупади были вынуждены оставить Индрапрастху и покинуть пределы царства. Чараны уверяют, что после проигрыша Юдхиштхиры брат Дурьодханы Духшасана пытался сорвать платье с Кришны Драупади, а Карна кричал ей, что она супруга рабов и лучше б ей остаться в кругу царей. Боги вмешались и окутали тело Кришны сияющей материей. Пандавы снесли оскорбление, а Духшасана был посрамлен.

Я – даже не знаю, верить таким рассказам или нет. Все, кто был тогда в Зале собраний, закрыли память об этом событии зонтами забвения. Некоторые постыдные деяния лучше не помнить, ибо они рождают не мудрость опыта, а пыль гнева. Для нас важно то, что срок изгнания Пандавов был определен в двенадцать лет. И вот теперь он истек, а соперничество не ослабло.

– Я не понимаю, как можно доверить судьбу всей общины дваждырожденных игральным костям. Чараны поют, что Юдхиштхира проиграл и свой город, и казну, и даже их общую жену Драупади, – подал голос Митра.

Крипа нахмурился:

– Вы решили, что царевич проигрался, как пьяный наемник в увеселительном заведении? Когда вы отучитесь верить поэтическим вымыслам? Знайте, в Высокой сабхе существует древний обычай: – если разделяются голоса ее членов при решении самых важных вопросов, тогда выбор предоставляется судьбе. Как бы ни были умны люди, никто не может предугадать всех последствий того или иного решения. Только жизнь может стать единственным судьей… Когда расходятся мнения мудрых, то они понимают, что любой из предложенных путей может оказаться ложным, но не в их силах определить, какой.

– Тогда не понимаю, зачем что-то решать. Поговорили бы и разошлись. Пусть карма сама все устроит… – обронил Митра.

– Если выбрать путь к достижению цели и начать, то при хорошей карме и благоволении богов можно достичь успехов. Если же воздерживаться от действия, то ни карма, ни удача не смогут проявить себя, и дело будет обречено на провал. Но как выбрать путь во мраке будущего и не посеять семян розни и обид? Любое голосование, любой подсчет сторонников и противников ведет к разобщению людей, уводит от поиска истины к ненужному соперничеству, пробуждает низменное желание одержать верх над всеми, кто с тобой не согласен. Поэтому и решила Высокая сабха, когда мнения в ней разделились, доверить выбор будущего царя в Хастинапуре игральным костям. Карма Пандавов оказалась тяжелее. В целях пресечения борьбы за престол и раскола общины им было приказано удалиться в леса и вести жизнь обычных риши. Для меня самое удивительное, что игра в кости вообще состоялась. Ведь и Бхишма, и Дрона, и Видура были против игры, прекрасно понимая, к чему она может привести. Супруга Дхритараштры Гандхари тоже не желала этого. Дхритараштра потом много раз раскаивался, что не внял добрым советам, но ни вмешаться в саму игру, ни заставить Дурьодхану отказаться от притязаний он так и не смог. Он ссылался на рок, на всеобщее ослепление. Вернее всего, отцовская любовь сделала всемогущего царя игрушкой в руках собственного сына, хотя, я думаю, что там нечто большее, чем просто любовь.

– Дурьодхана – дваждырожденный, и, очевидно, в какие-то моменты его воля может влиять на сознание отца, подчинять его.

– Дхритараштра даже не послушал своего брата Видуру, который призывал его вернуть Пандавов из изгнания. Прямо в Зале собрания при всех своих придворных он обвинил Видуру в том, что тот пытается заставить его отвергнуть родного сына ради Пандавов. Он так и сказал: «Ради чужого блага я не отрекусь от плоти своей. Ты, Видура, можешь оставаться, а можешь уходить из Хастинапура. Сколько беспутную жену не ублажай, она все равно убежит…»

– Таким оскорблениям никто из патриархов не подвергался на моей памяти. Видура же только молча поклонился и пошел из дворца, сказав: «Все пропало». После его ухода на Дхритараштру снизошло некоторое прояснение, и он вдруг начал восхвалять достоинства Видуры и требовать, чтобы его брата немедленно вернули. Потом залился слезами и, потеряв сознание, рухнул прямо на мозаичный пол.

– А Видура отправился в лес, где обосновались Пандавы. Там тоже кипели страсти. Арджуна и Бхимасена никак не могли смириться с решением игральных костей. Они призывали Юдхиштхиру отправиться в Индрапрастху, чтобы поднять верное им войско. Пожалуй, в то время объединенные силы Пандавов и панчалов могли оспаривать победу у Хастинапура. Но патриархи, в том числе и Видура, понимали, что это означало бы долгую кровопролитную войну и неизбежный раскол общины дваждырожденных. Поэтому Видура от всего сердца поддержал Юдхиштхиру в его призывах к благоразумию. «Только безумец может стремиться достичь войной того, что достижимо мирными средствами», – сказал Видура. Юдхиштхира, в свою очередь, призывал братьев оставаться верными долгу и взятым на себя обетам. Труднее всего было уговорить Драупади. Покинув дворец отца ради Пандавов, она никак не могла предвидеть, что карма повелит ей провести двенадцать лет жизни в изгнании. Трепеща от гнева, она выплескивала в лицо мужьям слова обиды и возмущения, как масло в огонь их гнева. Вновь и вновь она возвращала их память к унизительному моменту ухода из Хастинапура. «И ведь ни Дурьодхана, ни Карна не попытались даже скрыть торжества», – воскликнула она. – «Разве не вспоминаешь ты, Юдхиштхира, о своем троне из слоновой кости, устраиваясь на ночь на подстилке из травы куша? И рубище отшельника мало похоже на длинные шелковые одеяния принцев. Нет мне покоя, пока не пойму я, что ты задумал. Может быть, ты так спокоен, потому что провидишь будущее? Но я не ощущаю ветра надежды и потому прихожу в ярость. Почему спокоен ты, глядя, как Бхимасена и Арджуна, способные вести в бой сотни колесниц, превратились в смиренных отшельников? Почему робко потупили глаза Накула и Сахадева, не знающие равных в пешем бою на мечах? Не кшатрий тот, кто не знает гнева! Доныне никто не смог оспорить эту истину. Где пламень твоего духа?»

– Юдхиштхира, один из пятерых братьев, оставался спокоен, доказывая тем самым, что его не зря в народе считали самым благоразумным. Он терпеливо объяснял Драупади, что гнев сам по себе не может быть хорошим советчиком, и ярость, даже справедливая, мешает человеку мыслить трезво.

«Слабый да обуздает свой гнев, Драупади! – сказал он Кришне. – Ты путаешь духовный пыл с обычным гневом, которому подвержены не дваждырожденные. И дед наш Бхишма, и наставник Дрона, и Видура – все призывают к миру и смирению. Какой смысл сражаться, когда наши друзья при дворе смогут убедить Дхритараштру вернуть то, что причитается нам?»

– Но гнев Бхимасены от слов Юдхиштхиры только рос, как огонь от ветра. Он не мог смириться с тем, что пришлось расстаться со своей землей, не нанеся ни одного удара врагам. «Как слабосильный шакал похищает добычу у львов, так и Дурьодхана похитил наше царство, – сетовал Бхимасена. – Да мы могли перебить их всех прямо там, в Зале собраний. А вместо этого ты сидишь здесь, провозглашая „Дхарма, дхарма!“ Дхарма кшатрия – сражаться! Пойми, никто не видит нашей кротости и мудрости. Нас просто считают трусами. Даже любимая наша Кришна Драупади, и та не может понять смысла твоих поступков. Так чего же ждать от наших подданных, неискушенных в законах нашей общины? Уйти в изгнание на двенадцать лет все равно, что принести себя в жертву времени! Мы можем умереть, потерять силы и разум. Мы же не боги. Мы недолговечны, как морская пена».

– Тогда Юдхиштхира вынужден был напомнить братьям, что неподчинение решению Высокой сабхи карается исключением из узора. Если все братство сочтет их предателями, то ни лук Арджуны, ни палица Бхимасены не спасут их войско от гибели. Решение Высокой сабхи, которое передал Видура, было точным и ясным – подчиниться, не прибегать к насилию. Выждать назначенный срок. Поэтому Арджуна сейчас оказался в Двараке. Поэтому его братья и их супруга скрываются где-то в тайном лесном ашраме. Но долго ли теперь это будет продолжаться? Срок их изгнания истек, но надежды на то, что соперничество между Пандавами и Кауравами ослабнет, не сбылись.

– Так чего же ждать? – воскликнул Митра. – Прав был Бхима, когда звал к оружию. Я бы тоже сражался. А кому победить – пусть решит карма.

– Плоды кармы тоже должны созреть, – сказал Крипа. – Ничто в мире не происходит само по себе. Если бы не послушались Юдхиштхиру, не признали бы решения игральных костей, то подтвердили бы обвинение Дурьодханы в стремлении к захвату власти. Тогда бы вся община дваждырожденных была бы против них. А подчинившись, Пандавы показали свою приверженность благу нашего братства, вызвали сочувствие к себе, подтвердили чистоту помыслов. Теперь у Пандавов значительно больше сторонников в Высокой сабхе. Их поддерживают могучие государства панчалов и ядавов.

– Многие дваждырожденные, видя, что удача идет только к жестоким царям, начинают остерегаться Дурьодхану. Они призывают Юдхиштхиру взяться за оружие, пока не свершилось большее зло.

– И правильно, – выдавил сквозь зубы Митра, продолжая держать на весу вытянутые руки, дрожащие от напряжения. Крипа взглянул на него, как мне показалось с некоторым сожалением:

– Тебе не терпится в бой? Бхимасене, я думаю тоже, но ведь если начнется борьба за власть силой оружия, то сойдутся не герои на сверкающих колесницах, а тысячи и тысячи кшатриев и простых крестьян. За что они должны проливать кровь? Смогут ли Пандавы победить, или все закончится простым истреблением воюющих сторон? Одно дело совершать подвиги на турнирах и совсем другое – руководить сотнями слонов, колесничими армиями. Да и вы сами, сможете ли не сойти с ума в горниле кровавой битвы? В ашраме Учитель говорил вам о пользе сомнений. Взгляните на себя глазами мудрости и поймете, что время еще не настало!

Мы с Митрой выслушали эти слова, стыдливо опустив головы, но продолжая держать на весу вытянутые руки. А Крипа продолжал говорить:

– Вы еще не видели, как сражаются дваждырожденные.

Наставник Пандавов Дрона как-то возглавил поход на страну панчалов. Он взял с собой царевичей, а я оказался в их свите. Да, – мечтательно зажмурился Крипа, – эту стычку надо было видеть. Друпада, когда он еще не был тестем Пандавов, вывел на поле против войск Хастинапура сто тысяч пехотинцев, а Дрона атаковал его небольшим отрядом колесниц. Он сам вместе с пятью царевичами возглавил наступление. Что это было за зрелище! Дикие кони несутся прямо на копья. Их могучие груди защищены кожаными фартуками с медными бляшками. Колесницы окованы медью и сияют в лучах солнца, как жертвенные костры. Пока возницы гнали коней, кшатрии стреляли на скаку в густую толпу врагов. Колесницы с быстротой ветра пересекли поле и прорезали строй пеших воинов подобно тысячерукому богу войны. Что могли сделать деревянные копья и кожаные щиты с медью блещущих колесниц? Нет, воистину, война – удел богатых. В том сражении царь Друпада был разбит и даже попал в плен. Ему пришлось заключить союз с Хастинапуром и лишиться северной части своего государства. В той битве Арджуна стрелял из лука с такой быстротой, что, казалось, стрелы летели сплошной линией.

Впрочем, и остальные Пандавы прекрасно владеют кшатрийской наукой. Юдхиштхира великолепен в управлении колесницей. Бхимасена одним ударом палицы может сбить с ног коня, а Накула и Сахадева не имеют равных во владении мечом. Но смогут ли они командовать сотнями колесниц, тысячами людей, объединенных в войско – акшаукини? Это мы узнаем только, когда начнется война за престол. Вот только останется ли кто-нибудь после нее, чтобы оценить искусство полководцев?

* * *

В многочасовых напряженных тренировках дни скользили быстро, словно звенья одной бесконечной цепи, которую мы с Митрой тянули собственными руками. Ни сил, ни мыслей не оставляли дневные труды, и, пожалуй, я был рад этому. Митра, правда, иногда роптал – ему времени не хватало для развлечений. По вечерам он часто оставлял меня в одиночестве и с разрешения Крипы отлучался, а потом восторженно описывал мне все прелести дворцовой жизни, которых я себя лишил:

– Ах, Муни! Если бы ты видел этих танцовщиц, гибких, как бамбук, выдающих в танце прелесть своих чувств, ты бы принял их за небесных апсар. Пойдем со мной, я познакомлю тебя с одной подружкой. Ее лицо подобно бутону лотоса, на тонких запястьях звенят золотые браслеты, а в волосах нить жемчуга.

Крипа в отличие от нашего учителя в ашраме не препятствовал любовным приключениям Митры, думаю, не запретил бы он и мне. Но что-то удерживало меня, то ли воспоминания о Нанди, то ли надежда встретить Лату. С каждым днем противостоять соблазну было все труднее и однажды, когда Митра особенно долго восхищался прозрачными платьями танцовщиц и описывал их дорогие украшения, я разозлился:

– Не понимаю, как тебе могут нравиться эти жеманные придворные красавицы, – не очень любезным тоном прервал я Митру. – Мне милей наши южные девушки, которые не носят лишних тряпок и украшают себя не тяжелыми браслетами, а гирляндами живых пахучих цветов. Разве какая-нибудь горожанка может сравниться с девушками из моей деревни! Это о таких поют:

Теснятся бутоны груди у подруги,

Что телом темна.

Жасмином украшены пряди волос.

И взгляд робко к земле опущен,

Но в сердце вошел,

Словно брошенное богом копье.

Тут взгляд Митры стал тягучим и отстраненным. Он пробормотал что-то про обуздание плоти. Но в тот же вечер снова ушел в поисках развлечений. На другой вечер у нас как-то сам собой зашел разговор с Крипой об обетах воздержания, которые принимали на себя аскеты и странствующие риши.

– Неужели, чтобы стать обладателем брахмы, надо отказаться от любви? – спросил Митра. – Но тут вообще все непонятно. У пятерых Пандавов одна жена, у Кришны – царя ядавов – их, говорят, целая тысяча…

– Не те проблемы беспокоят тебя, – сказал Крипа с насмешливым укором.

– Но ведь ты не запрещаешь встречаться мне с женщинами. А вдруг они лишат меня брахмы? Наверное, Муни правильно поступает, что не поддается соблазну. Но я просто не могу… Даже богиня Ганга, припав к ногам аскета, однажды сказала, что никакой мужчина не в праве отказать женщине, полюбившей его! Так гласят сказания, освященные древностью. Могу ли идти против их мудрости?

Крипа рассмеялся:

– Так тебя беспокоит, как бы Муни не превзошел тебя во владении брахмой! Конечно, сейчас наши законы стали более снисходительными. Несколько поколений назад ученикам приходилось отказываться и от развлечений, и от вина, и от общения с женщинами. Но ведь и за оружие им браться не приходилось. Во всем важна мера. Все мы обречены искать в женщинах то, чего нет в нас самих, какую-то, только им присущую, тайную ласковую силу. Но страсть может оказаться и пагубной, если неистовый огонь желаний разрушит гармонию, разорвет незримые духовные ткани. Любовь дваждырожденного – это всегда долгий и сложный путь взаимопроникновения. Такая любовь не превращает человека в животное, а поднимает на новые вершины духа. Для братства дваждырожденных каждый зажженный семейный очаг – радость. Каждый ребенок, появившийся в наших семьях – драгоценность. Не случайно в наших Сокровенных сказаниях так много внимания уделено описанию таинства зарождения любви, страсти, и превозносятся подвиги героев во имя достойных избранниц. Любовь – это и огонь зовущий и испытание духа, необходимое для восхождения каждого человека.

– А я слышал, что Арджуна, уже женившись на Драупади, отправился путешествовать и сочетался любовными узами с дочерью царя змей по имени Улупи. Про царя змей, я конечно понимаю, это вымысел. Но, видно, какие-то приключения у Арджуны были.

Крипа нахмурил брови, но глаза его смеялись: – Ты, Митра, ищешь предлог, чтобы сегодня вечером опять удрать к какой-нибудь молоденькой вдовушке. Но все равно придется тебе объяснить… Улупи была дваждырожденной, и любовь к ней не противоречила нашим законам. Арджуне она сказала: «Меня терзает бог любви. Если ты не ответишь мне взаимностью, то считай меня мертвой».

Митра недоверчиво пожал плечами:

– От любви не умирают.

Я промолчал. Были вещи, в которых мой друг, несмотря на решительность суждений обладал опытом младенца.

– Всяко бывает, – ответил Крипа. – Дваждырожденные способны на такую остроту переживаний, что брахма может прорвать плотину духа. Не помогает ни самоконтроль, ни попытки отрешиться. Тогда лучшее, если не единственное, средство спастись – это отдаться чувству. Об этом и просила Улупа Арджуну. Так что перед молодым царевичем стоял выбор: либо уйти, сохраняя верность супружескому долгу, либо вспомнить и о другом долге – спасении страдающих. Арджуна провел с Улупи всего одну ночь и смог вывести ее из любовной горячки, не дав пламени неутоленной страсти сжечь Улупи. Впрочем, к такой любви вы, кажется, еще не готовы, – сказал Крипа и посмотрел почему-то не на Митру, который завел этот разговор, а на меня. – Самых красивых женщин боги посылают именно тем дваждырожденным, кто воздержанием и подвижничеством накопил слишком много брахмы.

– По-моему, тебя, Муни, недвусмысленно предостерегают от любви к апсаре, – сказал Митра.

Лицо Крипы оставалось бесстрастным, даже когда он произнес:

– Отец Арджуны Панду расстался с жизнью, не сладив с огнем любви. Для тех, кто наделен брахмой, но не смирил чувства, любовь подобна огню в густом лесу.

– С Латой мне ничто не угрожает! – воскликнул я, чувствуя как кровь приливает к щекам, – она – само воплощение Чанди! И ни чуть не доступнее чем лунная богиня, наделившая ее красотой. Мне нечего опасаться участи Панду. Я даже не знал, что так слаб и ничтожен, пока не увидел как она прекрасна.

– Лата – это кто? – быстро спросил Митра.

Я уделил ему лишь один раздраженный взгляд и обернулся к Крипе, который знал… Да, видя грустную улыбку сурового воина, я понял, что он знает истинное имя богини, которой я поклоняюсь.

– О, Крипа! Если ты в силах хоть на день наделить меня силой истинного дваждырожденного или придать величие кшатрийского владыки…

– То ты бы отдал жизнь за день страсти!

– Ты читаешь мои мысли.

– Увы, они у тебя слишком просты. Остатки твоего разума утонули в океане любви. Иначе бы ты и сам догадался – в жизни любого из нас ждет нечто большее, чем одна ночь в объятиях небесной танцовщицы. Да и что для апсары облик владыки?

– Тогда и надеяться не на что. Луна не видит муравья, затерянного в густой траве.

Крипа молчал. Глаза Митры пылали неуемным любопытством. Я страдал. Мысли вертелись в яростном обиженном ослеплении, захлестывая одна другую, путаясь, разрываясь в клочки, но снова собираясь в мутный водоворот: «Я погашу в себе страсть. Не радуясь жизни и не боясь смерти, буду я избегать праздничных обрядов, отвергая всякие действия, связанные с чувственностью. Если один отрубит мне руку, а другой обмажет руку сандаловой мазью, я не благословлю и не прокляну никого. Удел человека – отчуждение. Разделены все живые – одни по знатности рода, другие по мудрости или по силе».

Меня оправдывает лишь то, что все это я не произнес вслух, хоть допускаю, что наставник и так воплотился в мое состояние.

– В извечном потоке жизни нет непреодолимых преград, – спокойно, словно отвечая моим мыслям, сказал Крипа. – Законы дваждырожденных куда шире, чем рамки традиций. Вспомни как Пандавы обрели Драупади.

– Что доступно патриархам, то невозможно для простого смертного, сказал я, – нить кармы апсара держит в собственных руках. Как я могу расчитывать вплести что-то в ее узор?

– Никому не дается искушение свыше его сил. Ты не властен над судьбой. Но боги, видя твою преданность и жажду, могут судить по своему. Вспомни, что ты воин, и тебе уже известна наука побеждать, то есть достигать желаемой цели. Победи себя и ты обретешь Лату.

Так сказал Крипа и покинул нас, оставив меня еще в большем недоумении.

– По моему, ты получил разрешение на то, за что я был сурово осужден, – легкомысленно заметил Митра. – Я не обладаю проницательностью наставника. Так что объясни мне простыми словами о чем речь…

Пришлось мне все рассказать Митре. Хотя, что там было особенно рассказывать.

– Я так и не встретил ее в Двараке.

– Так ты и не искал… – А почему она путешествовала с Ашваттхаманом?

– Судя по словам Крипы, братство дваждырожденных пока еще не погрязло в предрассудках, запрещающих женщинам путешествовать в обществе друзей, – резонно заметил Митра.

– Я боюсь встречи…

– Вот это честное признание. Ты все еще кажешься самому себе крестьянином в лохмотьях. Но ты же – дваждырожденный! И если ты забыл, что мы – часть единого узора, то этого не может не помнить апсара. Она не на твои одежды, а в душу твою глядеть будет. И вряд ли ее очарует сердце, трепещущее от смущения, как хвостик антилопы. Преисполнись мужества и ступай смело на поиски.

Помнишь, как Крипа учил подходить к сильному противнику? «Представь, что он уже в кольце твоих рук, полностью в твоей власти. Зарази своим настроением!» Будь уверен в своей любви, окрась свое сердце в цвета счастья и восторга.

Апсара воплотится в тебе и попадет в этот волшебный мир, откуда не захочет выходить.

Митра пристально смотрел мне в глаза и говорил напористо, подражая речи Крипы:

– Она сильная? Значит не рви напролом. Проникни в ее замыслы, определи слабые места. Ну, не может она все знать и все уметь. Атакуй фланги. Решительно вторгайся там, где тебя не ждут, говори о том, чего она не знает. Ошеломи, удиви, зарази настроением и возьми в плен…

Не скрою, Митра меня подбодрил. Он был прав – я изменился. И главным доказательством этого были мои мечты о Лате. Если при первой нашей встрече я только смиренно восторгался красотой апсары, то теперь я мечтал о ее любви, то есть, где-то в глубине сознания уже допускал, что она не богиня, на миг показавшаяся мне, как луна в разрыве туч, а живая женщина, которой можно коснуться. Но даже сделав это открытие, я никак не мог решиться отправиться на поиски.

Митра в показном отчаянии заявил, что не желает дальше подвергать свою внутреннюю гармонию пагубному влиянию моих страстей. Он побеседовал о Лате с дворцовой челядью и с кем-то из придворных дам, которые ему благоволили и сообщил мне радостное известие:

– Лата не замужем, живет в уютном домике с садом в северной части Двараки, где располагаются дома многих сановников. При ней только служанка и возница, который присматривает за ее колесницей. А теперь убирайся с моих глаз и не возвращайся, пока не познакомишься, – со смехом добавил Митра.

Я прошатался по Двараке весь день, втайне надеясь, что моя карма сама устроит нашу встречу где-нибудь в заповедной роще. Конечно, лучше, если б на Лату напали разбойники, а я бы оказался поблизости и пришел на помощь. Но цари ядавов навели такой порядок в городе и его окрестностях, что на разбойников всерьез рассчитывать не приходилось.

Короче, я вернулся к Митре под вечер с таким виноватым видом, что он только рассмеялся и пообещал на следующий день снова выгнать меня из дома и найти какое-нибудь приемлемое объяснение для Крипы, очень недовольного моим отсутствием на тренировке. Объясняться с нашим наставником Митре пришлось не один раз, пока я, словно в полузабытьи, бродил по Двараке, шепча имя Латы и строя самые фантастические планы нашего знакомства. Эти дни были как сны наяву, а ночи пролетали в томлении мечтаний, не задевая сознания. И наконец, мы встретились.