Текст книги "Беспощадная страсть"

Автор книги: Дмитрий Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Николай был парнем храбрым. Но тут испугался. Он понял вдруг, кожей почувствовал – этому странноватому малому сейчас ничего не стоит спустить курок. И ничто его, психа, не остановит…

– Убери ствол, Сатир… – медленно сказал Газават. – Ты не так меня понял. Я другое имел в виду. Пусть Гюрза выходит за меня замуж. Отдашь?

– Замуж? – Север прищурился. – А при чем здесь деньги? Почему ты сказал «продай»? Продают проституток!

– Я имел в виду… ну, калым. Как у мусульман. Я часто имею дело с горцами, вот и привык… У них-то принято жен покупать…

– А-а… – казалось, Север все еще раздумывает – стрелять или не стрелять. – Ну, если в таком смысле… Извини, Газават!

Север убрал оружие – и вновь Николай не заметил – куда, настолько быстро он это сделал. «Опасный малый! – подумал Газават. – Лучше иметь его другом, чем врагом. Такой может пригодиться. Не даром «бомжи» избрали его своим «папой». Лучшей кандидатуры не найти, даже Корвет перед ним щенок. Может, мне и впрямь жениться на Гюрзе? Ведь царь-девка… И с Сатиром породнюсь. А иметь такого родственника – большое дело… Он один может, наверно, весь город затерроризировать. С ним никакие конкуренты или нечестные партнеры не страшны – любого завалит в шесть секунд».

– Конечно, прятать ствол не по понятиям, – рассуждал между тем Север. – Достал – стреляй. Но раз я сам неправильно тебя понял, значит, сам и виноват. Тогда базар пустой.

– Ладно, замяли, – предложил Газават великодушно. – Ты скажи мне лучше – отдашь за меня сестру?

– Отдам, и без всякого калыма! – объявил Север. – Лучшего зятя мне и желать не приходится. Но вот в чем тут загвоздка… Гюрза – девка с норовом. Она выйдет за тебя замуж, только если сама этого захочет. Неволить я ее не буду. Да и не смогу я ее приневолить, не в моей это власти… Не тот у нее характер.

– Насчет характера я заметил, – согласился Газават. – А как же быть? Зацепила она меня, крепко зацепила… Посоветуй, Сатир, ты хорошо ее знаешь, все-таки брат родной!

– Что я могу сказать? – Север пожал плечами. – Ухаживай. Пацан ты видный, может, и получится что. Вообще-то Гюрза падка на красивых парней, но свободу свою ценит очень высоко.

– Сейчас она придет, давай ее спросим! – предложил Газават азартно. – Что-то она долго…

– Переодевается… – Север неопределенно пошевелил пальцами. – А может, просто отдыхает. Все же сорок минут отплясывала… Но вот-вот явится. Она любопытная – ужас, ей захочется узнать, какое она произвела на тебя впечатление.

…Мила, давно переодевшаяся и теперь стоявшая за занавеской, внимательно слушая разговор мужчин, сочла нужным тотчас выйти на подиум.

– Это вы мне кости моете? – спросила она, приближаясь. – Это я любопытная, да, Сатир? Скотина ты, братишка, как и все мужики…

– Мы не мужики! – взвился Газават. – Мы…

– Ага, воры, знаю, – небрежно отмахнулась Мила. – Только я зону не топтала и слово «мужик» употребляю исключительно в смысле половой принадлежности, и ни в каком ином. Так что увянь, Газават, никто тебя не оскорблял, честное слово.

– Ну, раз так… – Николай действительно успокоился.

– Тут вот какое дело, Гюрза… – начал Север. – Газават тебя сватает. Я не возражаю. Пойдешь за него замуж?

– Замуж? – Мила острым взглядом словно насквозь просветила Николая – тот аж вздрогнул. – Вот так, с бухты-барахты – ни за что на свете! Вдруг он мне характером не подойдет? Или станет ходить налево…

– От тебя?! – возмущенно перебил Север. – Да ни один из твоих любовников, с кем я разговаривал, даже не помышлял гульнуть от тебя налево! Все в один голос твердили – другой такой сладкой бабы просто на свете нет! Я всю жизнь жалею, что ты мне сестра… Была бы хоть двоюродной – никому бы тебя не отдал, сам бы трахал! А родную, к сожалению, не потрахаешь…

– Сатир, извини, но мне кажется, что ты переходишь границы! – вмешался вдруг Газават. При всей его сексуальной расторможенности бандита покоробил этот разговор.

– Да какие границы! – Север сделал вид, что не понял Николая. – Мне ее хахали в один голос твердили – она покруче любых наркотиков!

– Могу себе представить… – пробормотал Газават, вспоминая Милкин танец.

– Не можешь! – заявил Белов. – Не можешь, пока не попробуешь! Я и сам не могу себе представить…

– Да заткнись ты, Сатир! – яростно выкрикнула Мила. – Скотина! Не твое дело, какая я в койке, ясно?! Ясно тебе, свинья?!

– Ясно… – притух Север.

– А вообще он у меня хороший, – сказала Мила Газавату, словно оправдываясь за брата. – Очень меня любит. Он за меня кого хошь убьет. Мне даже иногда его жалко, что он меня так любит. Трахнуть-то не может… И бабу себе нормальную найти не может – психологического контакта не получается. Дерет каких-то блядей… А душой весь на меня нацелен…

– Гляди, Гюрза, я могу и приревновать! – хохотнул Газават.

– А у тебя еще нет права меня ревновать! – тотчас выпустила когти Мила. – Сначала завоюй девушку, получи ее согласие быть твоей, а уж потом – ревнуй!

– Вот так, да?

– Именно так! И никак иначе! – отрезала Мила.

Впрочем, она тут же сменила гнев на милость.

– А ревновать меня к брату глупо, – сказала девушка мягко. – Никогда у нас ничего не было и не будет. Мы не извращенцы. Знаешь, Коля, а у тебя есть шанс завоевать меня… Ты мне сразу понравился. Да и замуж мне пора. Я хочу, чтобы Сатир от меня освободился. Может, тогда и он женится…

– Значит, у меня есть надежда? – спросил Газават насмешливо.

– Есть, есть, – закивала Мила. – Только прежде ты должен полюбить стихи. С человеком, глухим к поэзии, я вообще никакого дела иметь не желаю! Ты мне обещаешь, что полюбишь стихи?

– Постараюсь… – неопределенно хмыкнул Газават.

– Вот и отлично! – заявила Мила. – Завтра в здешний театр приезжают московские актеры с гастролями. Как раз будет вечер поэзии. Я разрешаю тебе пригласить меня на него.

«Боже мой, во что это я ввязался? – думал Газават по дороге домой. – Девка-то совершенно сумасшедшая… Ну и женушка у меня будет, если будет… А хочу я этого? Черт побери, ведь хочу! Еще как хочу! Едва подумаю о ней – в паху сразу сладко ноет… До чего красива! До чего сексуальна! А этот ее танец… Если она и в койке такая, какой кажется, – ой… А характер я ей обломаю со временем», – успокоил себя Газават.

Глава 9

– Ну, как поживает наш друг Коля-Боец? – спросил Север Милу через неделю.

Девушка как раз явилась со свидания с Газаватом – она встречалась с ним теперь каждый день.

– Нормально поживает, – ответила Милка устало. – Николай от меня просто тащится. Первые день-два он еще мог попробовать изнасиловать меня, только тебя боялся. А теперь даже не помышляет об этом. Пылинки с меня сдувает.

– Стихи-то он полюбил? – поинтересовался Север иронично.

– Делает вид, – пожала плечами Мила. – А по-настоящему полюбить стихи он и не способен. У него души нет.

– Как это – души нет?

– Ой, Север, ну что здесь непонятного? – произнесла Мила слегка раздраженно. – Нету у мужика души, и все. Может, когда-то была, а теперь усохла и отвалилась за ненадобностью. Один половой член остался.

– Сиречь, хрен? – усмехнулся Север.

– Ага. Весь Газават – это один сплошной хрен, больше ничего. Ну, может, еще желудок. А душа там близко не валялась. Помнишь, Башлачев писал: «Мы с душою нонче врозь. Пережиток, в обчем, Оторви ее да брось, Ножками потопчем…» Вот наш Колюня оторвал, бросил да потоптал… Ему так удобнее.

– Как же ты его, бездушного, умудряешься охмурять?

– Без проблем. Дергаю за основной инстинкт. Очень ему меня хочется, а силой не возьмешь – опасно. Вот он и ищет подходы… Точнее, искал. Теперь уже ничего не ищет. Теперь ходит за мной, как телок за мамкой, и ловит каждое мое слово.

– Как тебе это удалось?

– А запросто. Хочется-то ему именно меня, другие бабы ему меня не заменят, он это просекает. У него впервые в жизни такая ситуация, когда хочется одну определенную, конкретную бабу. А она не дает. И поскольку сразу трахнуть меня ему не удалось, приходится вести со мной психологические игры. И вот тут он прокололся. Он чувствует, что я духовно выше него, не осознает, но чувствует…

– Почему? – перебил Север.

– Да потому, что я для него загадка, – невесело улыбнулась Мила. – Он меня не понимает. Во мне нет того, что он привык видеть в женщинах. Я не зарюсь на его деньги, не тащусь от его смазливой морды, мускулов, крутости… Я не спешу забраться с ним в койку, а значит, не шибко к этому стремлюсь, могу обойтись и без газаватовских жарких объятий. Его это удивляет, он никогда ни с чем подобным не сталкивался, раньше любая баба была счастлива стать его добровольной рабыней. А он ими играл. А теперь я им играю…

– Уже играешь или только собираешься? – решил уточнить Север.

– Уже играю, – уверенно заявила Мила. – Ведь раз у меня нет обычных бабьих мотиваций, раз я не поддалась на привычные приемы обольщения, то Газават должен был попробовать разобраться во мне, как в личности.

– Зачем?

– Хотя бы для того, чтобы в итоге все же добраться до моей промежности, – Мила говорила с горьким цинизмом человека, ненавидящего цинизм. – Другого-то способа попасть туда у него не осталось… Вот и пришлось Газаватику выяснить, какая я, чем мне можно понравиться, угодить, потрафить. И оказалось, что мои интересы ему абсолютно чужды, недоступны и непонятны. А Гюрзу трахнуть хочется, чем дальше, тем больше… Соответственно, надо под нее подстраиваться, делать вид, будто тебя интересует то же, что и ее. То есть играть на чужом поле, на котором Газават – даже меньше, чем пешка, просто слепец без поводыря. И в результате такой игры он потерял всю свою самоуверенность, всю свою спесь, поскольку просто перестал понимать происходящее, управлять событиями. Теперь он готов выполнить любой мой каприз – иного пути заполучить меня не видит. Да и не ищет даже иного пути – отчаялся найти его. Вот вкратце так обстоят дела.

– Лихо, – похвалил Север.

– Стараюсь… – бросила Мила равнодушно.

– А какую-нибудь полезную информацию ты из него выудила?

– Нет пока. Сам он о своих бандитских делах не говорит, а интересоваться, прямо спрашивать его о чем-то я опасаюсь. Нет повода, понимаешь? А без повода задавать такие вопросы подозрительно.

– Пожалуй… Но когда он возникнет, повод-то?! И возникнет ли?

– Обязательно. Я уже все рассчитала.

– Поясни! – потребовал Север.

– Видишь ли, у Газавата остался последний бастион психологической обороны собственной личности. Последняя опора в борьбе против моей власти над ним. Он считает, что, когда я наконец трахнусь с ним, это даст ему огромное преимущество передо мной, я стану покорной, послушной и так далее – лишь бы он меня не бросил. Газават весьма высокого мнения о своих сексуальных способностях. И, похоже, не зря.

– Откуда ты знаешь? – Север напрягся.

– Во-первых, чувствую, – отозвалась Мила спокойно. – Во-вторых, в разговорах проскальзывало. А в-третьих, это ж элементарно просчитывается. Такой самовлюбленный индюк, как Колечка, такой оголтелый бабник, открыто к тому же презирающий всех женщин скопом, не может не раздуваться от гордости за свой толстый жилистый конец. А гордость должна чем-то подкрепляться. Чем, кроме мужской силы и умения довести женщину до крутейшего оргазма? Нечем… Поэтому я уверена, что, когда Газават трахал своих девок, они на стенку лезли от кайфа. Только мне-то Колькины способности до фени…

– Спасибо и на этом! – буркнул Север.

– Кстати, Газават меня даже в губы целовал, представляешь? Вот до чего дошел!

– В губы?! – изумился Север.

Он знал – блатные почти никогда не целуют женщин в губы, ведь по блатным понятиям баба – это «соска», следовательно, рот у нее поганый.

– Именно в губы! – подтвердила Мила. – Поэтому я и считаю, что он уже полностью у меня в руках.

– Да, похоже… – протянул Север. – Но ты недоговорила. Когда ты собираешься вытянуть из него его секреты?

– Когда он меня трахнет… – начала Мила.

– Не тебя! – выкрикнул Север яростно. – Не тебя, а Гальку!

– Естественно. Но принимать-то он ее будет за меня. Не цепляйся к словам, Север, а то я просто не смогу ничего объяснить.

– Ладно, продолжай… Говори, как говорится, – разрешил Север неохотно.

– Значит, когда он якобы меня трахнет, то не он получит надо мной преимущество, а я над ним. Я так заведу перед койкой и его, и Геллу, что Газават испытает нечто неподражаемое. Такое, чего до сих пор никогда не испытывал. И он сломается окончательно, я уверена. Начнет просить, клянчить, умолять, чтобы я стала его женой. И я, как девушка практичная, спрошу: а каковы источники твоего состояния, твоего богатства, милок? Надежны ли они? Не окажусь я завтра опять на улице? Да еще брат, не дай Бог, женится, скажу я Газавату. Женится и захочет жить спокойно, есть, мол, у него такие тенденции, подумывает Сатир завязать. А куда бедная Гюрза денется без Сатира?

– Не забывай, ты ведь любишь риск, свист ментовских пуль… Как ты это собираешься увязать со своим страхом остаться на улице? – спросил Север.

– Ага, я люблю риск, свист ментовских пуль, но еще больше я люблю швыряться деньгами и не считать их при этом. Люблю меценатствовать, дарить крупные суммы поэтам и артистам… ну и прочее. А уж если Гюрза соберется замуж, то с лихими делами она завяжет намертво, ибо она желает в таком случае нарожать детей и воспитывать из них аристократов духа, эстетов, тонких ценителей искусства и так далее. А без денег нынче такого воспитания детям не обеспечишь… Годится легенда?

– Слабенько, по-моему… – засомневался Север.

– Ничего и не слабенько! В самый раз! – сказала Мила уверенно. – Подумай: Гюрза – девушка амбициозная, она хочет вращаться в атмосфере высокой духовности, общаться со знаменитостями, и не со всякими тухлыми поп-звездами, а с людьми по-настоящему талантливыми. И дети Гюрзы, если они у нее будут, тоже должны общаться с такими людьми. Только подобная жизнь может заставить Гюрзу забыть свою любовь к риску и независимости…

– Ну ясно, убедила, – перебил Север. – И когда Гюрза собирается допустить до себя Газавата?

– В ближайшие дни. Как там Галька, готова?

– Более чем. Она уже воет от сексуальной голодухи. Даже приставала ко мне…

– А ты?.. – Мила едва сдержалась, чтобы не показать свой испуг.

– А что я? – фыркнул Север. – На хрена мне жрать тушенку, когда у меня всегда имеется под рукой свежее парное мясо?! – он грубо, самодовольно и достаточно сильно хлопнул Милу ладонью по бедру.

– Да, конечно… – прошептала девушка, чуть покривившись от боли. Но в душе она обрадовалась несказанно. Мила была ревнива не меньше Севера.

– Когда у тебя очередная свиданка с Газаватом? Завтра?

– Завтра.

– Наметь вашу «любов» на послезавтра. А я подготовлю Геллу. Она будет счастлива, потаскуха…

Север чувствовал какое-то неудовлетворение. Вроде все шло, как надо, но чего-то не хватало. И Белов даже знал, чего. Собственно, не хватало самого главного: перспективы провернуть на глазах у Милки некую демонстративно жестокую силовую акцию, которая по-настоящему потрясла бы девушку, заставила бы ее счесть мужа худшим из монстров и таким образом окончательно «замкнула» Милкину нимфоманию на личности Белова. Однако подобной акции пока не намечалось, а создавать ситуацию искусственно Север не решался: он считал, что любая фальшь может погубить все дело, если Милка эту фальшь заметит. И Север стремился не выходить из образа пусть озверелого, самодурствующего, но расчетливого и в первую очередь алчного бандита. Пока это ему удавалось. Но с каждым днем становилось все тяжелее.

Глава 10

– Нет, сегодня мы пойдем ко мне! – совершенно категорично заявила Мила Газавату в ответ на предложение ехать в его особняк.

– Но почему, Гюрза? – удивился Николай. – Ты хоть увидишь, что я тоже не полный дебил все-таки, пусть в стихах не понимаю. У меня там такой дизайн!

– Знаю я ваш «новорусский» дизайн! – отмахнулась Мила. – Америка. Монтана! Слыхал песенку: «Америка, Америка, дома, песок, Америка, Америка, дерьма кусок…» Вот у американцев и дизайн – полное дерьмо! И мозги, кстати, тоже!

– Ну, тут ты перегибаешь, – пробормотал Газават смущенно. Дизайн на его вилле был и впрямь американский.

– Вовсе нет! Но дело не в этом! – Мила понизила голос. – Дело в том, что на моей квартире все уже подготовлено, чтобы встретить тебя! Я Сатиру поручила, а он умеет сделать сестре приятное! Знает, что мне надо!

– Но у меня тоже все подготовлено… – возразил Газават.

– Ты не врубаешься… – Мила говорила чуть досадливо. – Я перед этим… ну, перед… сам понимаешь… – она вдруг начала изображать смущение – эта деталь поведения тоже входила в ее игру. – Короче, я хочу тебе станцевать…

– Тот свой танец?! – охнул Газават.

– Ну да… Он и меня тоже очень возбуждает, а уж окружающих, говорят, еще больше…

– Это правда! Что ж, тогда нет вопросов! Конечно, идем к тебе!

…Две смежные квартиры, которые Север купил специально для охмурения Газавата, Белов и переоборудовал соответственно. Работала над этим бригада строителей, профессионалов высшей пробы.

Север отыскал мастеров в областном центре и тайком привез сюда. Работали они быстро, посторонних вопросов не задавали, а закончив, сразу убыли обратно, получив настолько приличные деньги, что просьбу особо не распространяться о характере работы восприняли очень даже правильно. К тому же просьбу свою Север сопроводил столь убедительной угрозой немедленной физической расправы над самими мастерами и всеми их близкими в случае нескромности мужиков, что те предпочли бы откусить себе язык, чем сболтнуть лишнее. Поэтому Север чувствовал полное спокойствие на сей счет: он не сомневался, что слухи о странной перестройке двух квартир в одном из многоэтажных домов их города до Газавата никоим образом не дойдут.

…Введя Газавата в комнату, явно предназначенную для любовных утех, Мила обернулась к нему и посмотрела торжествующе.

– Ух ты! – восхитился бандит. – Ну ты даешь, Гюрза!..

– Даю только королям! – перебила Мила резко и холодно, с брезгливой надменностью английской леди. – И то лишь тем королям, которых сама посчитаю королями!

– Да я не то… – бормотнул Газават виновато. – Я про камеру… В смысле комнату. Да сюда только зайдешь, и сразу хотелка срабатывает… Не, правда!..

Комната действительно была оформлена весьма эротично. В ней царила атмосфера интимной порочности, словно призывавшая отведать донельзя сладкий запретный плод. Однако особенно впечатляла комната не этим. Одна из ее стен была полностью зеркальной, за счет чего объем помещения как бы увеличивался. А царившая здесь полутьма, скрадывавшая противоположную от зеркала стену, словно уводила отражение в бесконечность.

– Как в открытом космосе будем трахаться! – восхищенно выдохнул Газават.

– Груб ты, Коля… – тихо, с блестяще разыгранной нежностью шепнула Мила.

– Прости, Гюрза… Неотесан.

– Ничего… Знаешь… Называй меня сегодня настоящим именем. Я так хочу.

– Каким? Ты же мне его не говорила…

– Галей меня на самом деле зовут. Вот Галкой и называй… Не годится сейчас боевая кличка… Не воевать мы сюда пришли…

– Галка… – произнес Газават, словно пробуя слово на вкус. – Не, Гюрза куда как более элегантно! И тебе больше подходит! – заявил он, ухмыляясь.

– Называй, как сказано! – резко отрубила Мила. – Девушка ласки хочет! Впрочем… В школе у меня было прозвище Гелла. Можешь называть так, если больше нравится.

– Гелла? Почему Гелла?

– Почему так прозвали? За красоту. И за инфернальный имидж. Булгакова тогда все начитались…

– Какой такой имидж?

– Инфернальный. Ну, колдовской, если так понятнее. На ведьму я похожа, не замечал?

– Еще как замечал… А при чем тут этот Булгаков?

– Роман у него есть. «Мастер и Маргарита». Там одна ведьма действует. Гелла ее зовут. Не читал? – спросила она, прищурившись.

Последний вопрос определенно был излишним – и так было ясно, что Газават не читал Булгакова. Но Мила нарочно задала этот вопрос – таким образом она исподволь подавляла Николая, указывала ему его истинное место под солнцем.

– Некогда мне было всякие сказки читать… – отозвался Газават неохотно. – Про ведьм там, про чертей-леших…

– «Мастер и Маргарита» – классика русской литературы! – заявила Мила амбициозно. – А ты даже названия не слыхал. Стыдно, Коля!

– Да ладно… – пробормотал Газават. – Гелла так Гелла…

Маленький спектакль с именем Мила разыграла, чтобы Гальке Куприяновой легче было работать, чтобы она в пылу сексуального экстаза не перепутала чего.

– Учти: назовешь Гюрзой – могу не отозваться! – вбила Мила последний гвоздь. – Из принципа!

– Да ладно, ладно… – отмахнулся Николай, без всякого, впрочем, намека на пренебрежительность.

Мила решила, что пора сменить гнев на милость.

– Располагайся на ложе, Коля, – сказала она нежно. – Я сейчас…

Ложе – трудно было назвать иначе эту низкую, едва приподнимавшуюся над полом широченную лежанку, покрытую шелком, – стояло вплотную к зеркальной стене. Газават сбросил обувь и устроился полулежа, откинувшись на упиравшиеся в стену подушки. Взору его открывалось возвышение в противоположном конце комнаты, напоминавшее импровизированную мини-сцену. Николай понял – там Гюрза и будет танцевать.

Мила исчезла за ширмой справа от лежанки.

– Пить ничего не будем! – донесся ее голос. – Думаю, мы и без вина опьянеем!

– Не сомневаюсь! – радостно отозвался Газават.

…Музыка хлынула словно со всех сторон сразу.

Из-за ширмы появилась Мила. Она взошла на свою «сцену» и на миг замерла. Одета девушка была уже для танца: в алый плащ, алый плюмаж и алые туфли на высоких каблуках. Газават едва различал ее в отдающей красным полутьме.

Свет над «сценой» вспыхнул резко, но тотчас будто поплыл. Мила плавно двигалась в медленном завораживающем ритме. Но вот музыка скачком увеличила темп, плащ взлетел над головой девушки, и началось колдовство… «У нее все здесь автоматизировано, все предусмотрено», – успел подумать Газават про свет и музыку, прежде чем провалиться в сладкие объятия гипнотических сексуальных грез…