Текст книги "Беспощадная страсть"

Автор книги: Дмитрий Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Глава 23

Мента притащили часов через десять. Борзой и Умник доставили его в весьма любопытном виде. Глаза, рот и уши стража порядка были залеплены широкими полосками пластыря. Причем из-под тех кусков пластыря, что прикрывали слуховые органы нового пленника, вились два тонких провода, концы которых терялись за отворотом милицейского мундира.

«Языка» уложили на пол. Север с любопытством наблюдал за происходящим. Умник и Борзой тяжело дышали.

– Тащите его в «раскруточную», – приказал Корвет, кивая на хлопца. – Побеседуем с юношей.

– Подожди, шеф, дай очухаться, – охнул Умник. – Здоровый кабан! – добавил он, неприязненно оглядывая служителя закона.

– Они у Львивченко все как на подбор, – согласился Корвет. – Сопротивлялся? – спросил он, ткнув хохла в бок носком ботинка.

– Куда там! – хмыкнул Умник. – Такое впечатление, что он сам нас искал. Бродил один вокруг отстойника. Ну я кустами подкрался к нему неслышно – и по шее, как ты, босс, учил… Потом спеленали – и сюда…

– Без шухера?

– Какой еще шухер, шеф?!

– Молодцы, – снисходительно похвалил Корнет. – Ладно, отдышались? Волоките его в «раскруточную». И Сатира туда же. Вместе пообщаемся…

Через несколько минут Север очутился в комнате, явно оборудованной под пыточную камеру. Правда, орудия пыток были достаточно просты и непритязательны: паяльник, тиски, кувалда, сложенный вдвое и прикрепленный к железному бруску металлический провод – своего рода плеть. А венчало этот набор сверкающее никелем гинекологическое кресло, почему-то отнюдь не казавшееся тут неуместным… Словом, здесь собрали предметы назначения изначально мирного, но при творческом подходе они могли служить высокому искусству истязания не хуже, чем весь арсенал инквизиции. Север усмехнулся про себя. «А неплохой психолог братуха Корвет, – подумал он. – В ассортименте, да еще столь живописно расположенные в комнате, эти игрушки впечатляют. Особенно гинекологическое кресло. Интересно, где Корвет его спер? Или купил, не пожадничал? Затейник он, однако…»

– Нашему высокому гостю из внутренних органов необходимо вернуть способность воспринимать внешний мир. Действуйте! – приказал Корвет «шестеркам» насмешливо. – А то я его еще даже не узнал, – добавил он.

Умник и Борзой содрали с лица мента пластырь. Из ушей пленника Умник вынул прикрепленные к проводам музыкальные заглушки, а из внутреннего кармана милицейского мундира извлек работающий плейер. «Ого! – подумал Север. – Остроумно. Дешево и сердито. Слух человека полностью блокируется без всякой излишней жестокости. Наверняка этот мент даже не представляет, куда его тащили, по какой дороге, в какую сторону… Словно по волшебству перенесся. Интересно, кто придумал эту шутку с плейером?»

– Вот, Сатир, знакомься! – обратился к нему между тем Корвет, указывая на мента. – Павло Крысюк, доблестный старший сержант и любимый племянник Тараса Львивченко, шефа железнодорожной милиции нашего города. Сейчас мы с Павлом будем немножко поговорить. А, Павло? Будем?

Не пришедший еще в себя мент ошарашенно таращил круглые глаза и молчал. Корвет пнул его ногой.

– Будем разговаривать или нет?! – гаркнул он.

– Будем, будем… – пробормотал Крысюк. – Я, между прочим, сам к вам шел.

– И кудай-то ты шел? – издевательски поинтересовался Корвет противным тонким голосом. – К тетке Грушке на галушки? – последнюю фразу бандит произнес с утрированным украинским акцентом.

Павло молчал. Он пока еще туго соображал.

– Да отвечай же ты, бендера долбаная! – взорвался Корвет. – Боров карпатский! У тебя что, мозги совсем салом заросли? Куда ты шел и зачем? Разевай пасть, панский выблядок, шевели языком, пока я тебе его не отрезал!

Что угодно мог стерпеть Павло Крысюк, но только не оскорбления своего высокого чувства святой национальной спеси.

– Ну ты! Москаль поганый! – зарокотал он. – Кацапская морда! Русская свинья!

Корвет криво усмехнулся. Угадать в нем еврея, тем более чистокровного, действительно было трудно. Ничего специфически еврейского в его внешности не наблюдалось: ну, нос не курносый и не картошкой, но ведь и у большинства русских не курносый и не картошкой; ну, глаза темные – мало ли у кого глаза темные? Ну, волосы вьются – разве они только у евреев вьются? Ну, брюнет – однако ж не жгучий, а скорее рыжеватый. Так что те, кто не знал Дейнекина близко, всегда принимали его за славянина. И, названный «кацапской мордой», Корвет не обижался. Впрочем, и наименование «жидовская морда» его тоже не обидело бы. Плевать он хотел на евреев, а уж на русских – тем более. Из представителей всех народов Земли Корвет интересовался только одним – собой, любимым.

– Запомни, хохол ты безмозглый, – сказал он Крысюку насмешливо-наставительно. – Если хочешь обидеть великоросса, не называй его москалем или кацапом. Русские на эти слова не реагируют. А если реагируют, то прямо противоположно твоим ожиданиям: гордятся своей принадлежностью к великому народу. И «русскую свинью» воспринимают только как проявление свинской тупости собеседника. Хочешь оскорбить русского по-настоящему – задевай его личность, а не национальность. Потому что в глубине души каждый русский либо считает свою нацию высшей, богоизбранной, и ничем ты его с этого не сдвинешь, либо, наоборот, терпеть не может все русское и себя с Россией не отождествляет. Поэтому для русских даже тривиальная «сволочь» обиднее «русской свиньи».

Корвет обожал демонстрировать окружающим, насколько он умнее их. И дела ему не было до того, что гарный хлопец Павло Крысюк практически ничего не понял из его краткой лекции.

– Сволочи вы и есть, – пробормотал сержант. – Зачем по голове огрели? Зачем связали? Я сам вас искал!

– А искал, так объясняй наконец, для чего! – гаркнул Корвет. – Достал, придурок! Искал он нас, видишь ли! После того, как ваши костоломы набросились на меня в кабаке! Я вот пришью тебя сейчас и буду в своем праве, ты понял?!

– Тарас Леонтьевич хочет примирения… – буркнул Павло, который явно испугался последних слов бандита.

– Ах, примирения он хочет! – Корвет, похоже, завелся всерьез. – А я, видишь ли, с ним не ссорился! Никаких «терок», никаких «запуток» между нами не было! И вот я спокойно прихожу на назначенную им рядовую «стрелку», а его мусора меня винтят! Это как назвать, если не западло? За такие приколы знаешь, что делают? Знаешь?

– Ты разрешил своим пацанам завалить дядьку Гриця, – вякнул Крысюк полуагрессивно-полувиновато.

– Кто это тебе сказал? – яростно выкрикнул Корвет.

– Тарас Леонтьевич…

– Пусть он не шиздит! Не отдавал я такого приказа! Ты понял?! Не отдавал! И Гришку, и моих ребят завалил кто-то залетный! Я даже грешил тут на одного человека! – Корвет бросил косой взгляд в сторону Белова. Однако Север оставался спокойным.

– Эксперты кажуть, шо дядьку Гриця вбылы твои, – упрямо повторил Павло, от волнения сбиваясь на ридну мову.

– Говори нормально, урод! – рявкнул Корвет.

– Та я ж нормально… – окончательно смешался Крысюк.

– Л-ладно!.. – Дейнекин чуть успокоился. – Что там блеют твои эксперты?

– На ножах, которыми был ранен и убит дядька Гриць, отпечатки пальцев Ворона, Гамена и Кыли, – заторопился Павло. – Дядька Гриць из последних сил снес их троих очередью. Они напали на него…

Крысюк излагал версию, принятую на вооружение Львивченко и доведенную им до сведения подчиненных. Надо сказать, Павло свято верил в такую версию. Корвет это почувствовал.

– Напали… – произнес он задумчиво. – Как же они могли напасть без моего приказа? Даже без разрешения? А впрочем… могли. Крыша у ребят поехала. Ну хорошо. А чего хотел добиться Тарас, пытаясь арестовать меня?

– Поговорить он хотел. Но так, чтобы иметь на руках козыри – тебя в камере… – пробурчал Крысюк.

– А вот это ты уже врешь, сука! – оскалился Корвет. – Свинья тупая, кого ты хочешь обмануть?! Быстро говори, что нужно было от меня Тарасу? Ну!

– Не знаю я… – промямлил Павло.

– Знаешь, гондон! Знаешь! Еще как знаешь! Только отвечать не хочешь! Но я тебе развяжу язык! Умник, Борзой! А ну, укладывайте мальчика на «ложе любви»! Да шов ему на портках распороть не забудьте!

Двое бандитов схватили Крысюка и уложили в гинекологическое кресло. Умник своим мощным кулаком пару раз врезал менту по физиономии, полуоглушив. После чего Крысюку освободили ноги и привязали их к соответствующим подставкам кресла. Распяленному Павло распороли брюки, оголив задницу.

– Итак, приступим! – провозгласил Корвет, взяв в руки паяльник и подключив его к электросети. – А пока прибор греется, пошевели своими тупыми мозгами, Крысючок. Сейчас я всуну тебе эту штуку сам знаешь куда, после чего ты по меньшей мере перестанешь быть мужчиной – у тебя сгорит простата. Не понимаешь? Так называется железа, благодаря которой хрен встает. Короче, твой хрен больше никогда не встанет. Хочешь ты этого?

– Не хочу… – выдавил из себя Павло. От страха его лицо покрылось мелкими бисеринками пота.

– А не хочешь – отвечай на мой вопрос. Чего рассчитывал добиться Тарас, арестовав меня?

Заметив, что Крысюк до одури боится паяльника, не сводит с него глаз и не может произнести ни слова, Корвет отложил прибор. Но из сети пока не выключил.

– Тарас Леонтьевич хотел прикончить тебя, – с трудом выговорил Павло. – Отомстить за дядьку Гриця. Все равно ты бомж и искать тебя никто не будет.

– Прикончить?! – Корвет скрипнул зубами. Он готов был разразиться вспышкой ярости, но сдержал себя. – А на хрена ему меня убивать?

– Чтобы поставить на твое место более сговорчивого человека…

– Зачем?!

– Сколько мы девочек для тебя отлавливаем? Десятки! Сколько из них попадают Газавату? Единицы, только самые отборные крали! А куда деваются остальные? Куда деваются те, которых Газават тебе возвращает? Никто из них не задерживается в городе. А где они? Ты их продаешь, Корвет! Продаешь залетным чеченам, а они толкают телок в публичные дома за границу! И ты имеешь с этого огромные деньги!

– Не такие уж огромные! – возразил Корвет. – Девок еще надо привести в товарный вид, откормить, проверить на венерические заболевания, вылечить, если нужно… Не так уж много бабок в итоге получается!

– Врешь, бабки большие, иначе ты не требовал бы все новых и новых девок! – убежденно сказал Крысюк. – И с этих бабок мы не имеем ни карбованца! А ведь товар наш! Мы могли бы напрямую ими торговать, если б не ты!

Глаза Крыскжа горели жадностью. Он излагал то, что Львивченко поведал в доверительной беседе только своим родственникам. То есть всем служащим железнодорожного отдела милиции, кроме Климова.

– Ага! – разозлился Корвет. – На готовенькое все мастера! Но этих чеченов еще надо было найти, договориться с ними, завоевать их доверие. И все это сделал я. Это мой бизнес! Мой, ясно вам?! Я его создал и хрен кому отдам!

– Ну так делись! – воскликнул Павло. – Телок-то мы ловим! А ты платишь нам только за каждую десятую – якобы другие Газавату не глянулись! Нечестно, Корвет! Отдавай нам хотя бы пятьдесят процентов от сделок с чеченами!

– А вот это видал?! – характерным жестом Данил ударил себя левой рукой по бицепсу правой, согнув ее в локте. – Повторяю: телки – мой бизнес, я его создал и делиться доходами ни с кем не собираюсь! А начнете возникать – я всех вас постреляю! У меня и людей больше, и стволов хватает, и поймать нас невозможно! Я всю поганую вашу бендеру вырежу до последнего вонючего парубка, ты понял?! Вы ничего со мной сделать не сможете!

– А вот это ты утрись! – от последних слов Корвета, а также от охватившей Павло жадности он так распалился, что забыл о страхе. – Если мы с тобой не договоримся, Тарас Леонтьевич завтра же напустит на тебя областной РУОП, у него там есть связи! Мы разгоним вагонный отстойник, перекроем кислород большинству проституток – они ведь работают в основном вокруг вокзала! А что касается войны – мы тоже всех твоих парней знаем в лицо и будем стрелять на поражение, как только увидим! Вот так-то, Корветик! Ты еще узнаешь, кто такой Львивченко!

Зря Крысюк все это сказал, ой, зря! Если поначалу Дейнекин готов был пойти на уступки и кочевряжился больше для виду, то теперь Данила обуяла слепая, холодная ярость – та самая, которая когда-то заставила его измордовать свою возлюбленную и ее парня, а после – пристрелить американца. В подобном состоянии Корвет уже не думал о выгоде – только о мести, о самоутверждении.

– Умник, Борзой! Развяжите Сатира! – резко приказал он молчаливым «шестеркам».

Те повиновались. Север с наслаждением размял затекшие члены, потянулся, блаженно вздохнул. Многочасовая скованность сказалась даже на его железном организме.

– Все за мной! – распорядился Корвет и двинулся вон из комнаты.

Они вернулись в застеленный татами зал. «Где же мы все-таки находимся? – мельком подумал Север. – Ладно, скоро выясню, Бог даст…»

– Умник, Борзой, свободны пока, – бросил Корвет парням. – Будьте наготове, скоро понадобитесь, вызову. Сатир, пойдем!

Север пошел следом за Корветом и вскоре оказался в достаточно просторном помещении, представлявшем собой нечто среднее между однокомнатной квартирой гостиничного типа и командирской рубкой космического корабля из произведений отечественной фантастики. Здесь, например, имелась панель, утыканная пронумерованными кнопками вызова. Кнопок было пятьдесят. Север, конечно, не знал, для чего предназначены эти кнопки. Но он уже начал догадываться, куда занесла его причудливая судьба…

Между тем обставлена «рубка» была довольно уютно.

– Садись, Сатир, – предложил Корвет, указывая на одно из кресел возле журнального столика, стоявшего у стены комнаты. – Выпьем.

Он достал из стального сейфа – импровизированного бара – бутылку безумно дорогой подарочной водки «Московская», совсем недавно появившейся в продаже. Открыл, разлил напиток по бокалам для шампанского.

– Хватанем! – Корвет протянул бокал Северу. – В полный рост, по-советски!

– Шикуешь, – проронил Север неодобрительно. – Чего фраерить, такое пижонство покупать, бабками швыряться? Водка – она и есть водка…

– Пьешь все, что горит? – спросил Корвет насмешливо. – Трахаешь все, что шевелится? А если не шевелится – расшевелишь и трахнешь? Это ништяк. Это тоже очень по-советски.

– Иди ты… – буркнул Север.

– Да не куксись ты, брат! – рассмеялся Корвет. – Пей, не стесняйся! Я вчера, считай, второй раз родился. Так что пей смело!

Они выпили.

– Выходит, спас ты меня, парень, – крякнув, продолжал Корвет. – Жизнь мне спас. Уделал бы меня Львивченко, на гуляш постругал. Знаю я его, жлоба карпатского. Бендеровская морда… Получается, в долгу я у тебя, Сатир. А я свои долги всегда плачу…

– Значит, берешь в «семью»? – воскликнул Север азартно.

– Нет вопросов, – кивнул Корвет.

– Но у меня тоже свое условие! – объявил вдруг Север. – Моя сестра… Она всегда при мне. Так вот, она должна быть неприкосновенна!

– Волос с ее головы не упадет! – саркастически усмехнулся Корвет. – У нас своих баб – хоть до смерти утрахайся. Не переживай, братуха Сатир! Твой инцест останется при тебе!

– Нормально… – смущенно отвернулся Север. – А то я ни в одну бригаду вступить не мог… Никто не хотел уважать мои чувства! – закончил он с блатным надрывом.

– Ну а я уважу! – Корвет откровенно наслаждался. Ему доставляло удовольствие наблюдать такого вроде бы умного парня, глупеющего на глазах, едва заходит речь о его извращенной страсти. Север же, давно понявший психологию Данила, намеренно подыгрывал ему.

– Но! – Корвет поднял вверх указательный палец. – Ты, Сатир, должен пройти еще один тест перед вступлением в мою команду.

– Какой такой тест?

– Пристрелить этого скота, Павло Крысюка, – объявил Корвет спокойно.

– Кровью вяжешь? – понимающе усмехнулся Север.

– Ага, – Корвет оставался невозмутим. – А еще я проверяю последний раз, не мент ли ты. Мент мента не завалит.

«Много ты знаешь… – подумал Север, вспомнив Романова. – Впрочем, я не мент. Я для тебя хуже любого мента, Корвет. Я смерть твоя».

– Так согласен, Сатир? – спросил Дейнекин требовательно.

– А то! – весело хмыкнул Север. – Мне завалить мусора – одна радость. Как прикажешь – удавить, застрелить, зарезать? Как скажешь, так и сделаю.

Север действительно не испытывал ни малейших сомнений по данному поводу. Павло Крысюк был для Белова худшим из бандитов – оборотнем, палачом, рядящимся в одежды людского заступника. Убить такого – святое дело, считал Север.

– Застрелишь, – проронил Корвет деловито, покидая кресло и приблизившись к панели с кнопками. Он нажал две из них – как показалось Белову, вторую и третью.

– Борзой, Умник, слышите меня? – произнес Корвет, обращаясь к панели. – В «раскруточную», оба, быстро. С оружием. Все, отбой.

– Выйди, Сатир! – приказал Корнет, указывая на дверь.

Север вышел. Он снова оказался в зале, застланном матами. Теперь Белов ясно разобрал, что это никакие не татами, а обычные советские маты. И вообще зал напоминал спортивный – здесь имелись шведская стенка, турник, с потолка в одном из углов свисали гимнастические кольца и канат. «Не похоже, чтобы все это притаранил сюда Корвет, – подумал Север. – Вероятно, он получил бункер уже в готовом виде. Но вот от кого? Судя по масштабам строительства – только от государства, еще того, советского, А судя по засекреченности и спартанскому стилю постройки – похоже на самого отца народов… Вот гинекологическое кресло в камере, приспособленной под пыточную, – это уж точно выдумка Корнета. Или Умника – он, сдается мне, и впрямь не дурак, не один же Корвет здесь умник…»

Вскоре появился Корвет. Он протянул Белову его же револьвер с глушителем, держа оружие за ствол.

– Заряжен, естественно, – с деланным спокойствием проронил бандит.

Север заметил: правой рукой Корвет сжимает другой револьвер, держа его вроде бы небрежно, но так, чтобы дуло смотрело в живот Белову. «Все еще боишься меня, – внутренне усмехнулся Север. – Рано боишься, братила, рано…»

Север взял оружие, быстро осмотрел. Годится.

– Иди вперед, Сатир! – приказал Корвет.

В «раскруточной» их уже ожидали Борзой и Умник. Павло Крысюк по-прежнему лежал в гинекологическом кресле связанный.

– Освободите ноги менту, – велел Корвет «шестеркам». – Поставьте его.

Парни подчинились.

– Бей в грудь, Сатир! – воскликнул Корвет надсадно.

– Босс, погоди! – крикнул вдруг Умник. – Это ж война! Война с Львивченко, крутая резня! И даже если мы перестреляем всех транспортников, это не будет победой. Кто придет на их место? Кто станет отлавливать нам молодых бомжих? Кроме того, за нас всерьез возьмется областной РУОП, подключит городских ментов, которые слишком мало с нас имеют, чтобы по-настоящему прикрывать. И они устроят веселую жизнь нашим проституткам, а соответственно и нам! Без прибыли останемся! Совсем без прибыли, шеф! Подумай!

Парень говорил горячо, убежденно. «Он и впрямь не дурак, – заключил Север. – Вполне мог бы сместить Корвета. Но, по всей видимости, даже и не пытается. Интересно, почему? И как Корвет его терпит рядом с собой? Как не боится конкурента? Должно быть, тут замешан тот самый «короткий поводок»…

– Заткнись, Умник! – рявкнул Корвет яростно. – Больно умный стал! Стреляй, Сатир!

– Сатир, подожди! – взмолился Умник. – Босс, подумай! Может, лучше договориться миром? «Перетереть»? Прости ты дурака Тараса за его наезд в кабаке, выдели ему долю от сделок с чеченами! Не пятьдесят процентов, конечно, но хотя бы двадцать! Или назначь твердую цену за каждую предоставленную нам телку! Мы немного потеряем, зато жить будем спокойно!

– Ты идиот! – взревел Корвет. – Телок мы и сами можем добывать в вагонном отстойнике!

– Кто нас туда пустит, если начнется война? Всех там и положат! А потом, в отстойник попадают только самые дрянные девки, помоечные, «ползунки»! Какой из них товар? А менты отлавливают нормальных бомжих, транзитных, прямо на вокзале! Ты видел таких в вагонном отстойнике? И вообще, отстойник в случае войны ликвидируют, Павло ж сказал!

– Не ликвидируют!

– Ликвидируют! По крайней мере, проведут там такую чистку, что ни одного бомжа не останется! Сам знаешь, если менты возьмутся – сделают!

– Да отвяжись ты! – от возражений подчиненного Корвет только больше зверел. – Стреляй, Сатир, что ты тянешь?!

– Не стреляй, Сатир, погоди! – крикнул Умник отчаянно. – Шеф, ну прошу тебя, успокойся! Подумай еще раз!

Однако остановить Корвета было уже невозможно. Волна холодной, слепой ярости захлестнула его третий раз в жизни, и противостоять этой волне он не мог. Дейнекин чувствовал себя смертельно оскорбленным коварством Львивченко и стереть обиду желал только кровью. Тарас задел самую чувствительную струнку черной души Данила – убежденность в собственной значимости, богоизбранности и превосходстве над всем остальным человечеством. Простить такое Корвет был не в состоянии.

– Стреляй, Сатир! – зарычал он бешено. – Стреляй, это приказ!

Север взглянул на Павло Крысюка, тот явно не ожидал такого исхода встречи с Корветом и теперь стоял ни жив ни мертв. Он, возможно, и встрял бы в разговор, попытался бы склонить чашу весов в свою пользу, да вот только язык его отнялся от невыносимого ужаса.

Север поднял ствол.

– Бей в грудь, Сатир! – еще раз выкрикнул Корвет. – Бей в грудь не менее чем дважды! Это приказ!

Север выстрелил дважды и добавил третью пулю – чтобы клиент поменьше мучился. Крысюка отбросило назад, шарахнуло об гинекологическое кресло, и уже мертвый он сполз на пол.

– Труп вынести и подбросить прямо к вокзалу, – велел Корвет своим бойцам. – Это сделаете сами. Пришлите пацанов, пусть здесь все приведут в порядок. А ты, Сатир, следуй за мной.

Вдвоем они вернулись в комнату Корвета.

– Продолжим отмечать мой второй день рождения! – заявил Дейнекин. – И я хочу сделать тебе подарок, Сатир. Вот этот револьвер. Он лучше твоего, взгляни сам.

Корвет протянул Белову свой револьвер. Север принял, осмотрел. Машинка была изящной: узкая, удобно выгнутая рукоятка, почти плоский на вид барабан, широкий, чуть удлиненный ствол. Север с удовольствием взвесил оружие в руке.

– Красиво, удобно, но чем он лучше моего?

– Дурак, это новейшая отечественная разработка! Как будто специально для киллеров сделано! Видишь, какое массивное дуло? Знаешь зачем?

– Догадываюсь, кажется… – пробормотал Север, всматриваясь.

– Правильно догадываешься! Глушит звук. Глушитель не нужен. Я подозреваю, у тебя запас глушителей, так вот: можешь выкинуть их на помойку.

– Они новые, жалко…

– Ну продадим, тебе они больше не понадобятся. Из этого ствола выстрел – не громче хлопка в ладоши. А заряжается самыми распространенными «маслятами», так что с боезапасом проблем не будет. Перезаряжается очень быстро, вот, смотри, – Корвет забрал оружие у Белова, продемонстрировал, вернул. – Спецразработка! – добавил он гордо. – За большие бабки взял. Бьет, будто ишак копытом – наповал. Любой бронежилет прошивает. Бери, дарю. А свой отдай мне…

Он взял револьвер Севера за ствол, открыл один из своих сейфов, убрал, запер.

– Пусть лежит про запас, может, пригодится, – пояснил Белову.

«Хитрит Корветушка, – внутренне усмехнулся Север. – Хочет сохранить на рукоятке мои отпечатки пальцев. А свои на дуле и на глушителе стереть. Чтобы, значит, убийство Павло повисло на мне одном. И того не знает хитрюга, что отпечатки пальцев я не оставляю…»

– Давай пить! – предложил Корвет. – Праздник все-таки!

– Мне надо добраться до сестры, – сказал Белов. – Она там небось с ума сходит – куда я пропал? Я же на дело пошел…

– Завтра доберешься! – объявил Корвет. – Прежде чем выйти отсюда, ты должен пройти обряд посвящения в «семью»!

– Какой обряд? – Север мастерски разыграл удивление, хотя ждал чего-то подобного.

– Увидишь. Завтра увидишь… – ответил Корвет сумрачно.