Текст книги "За давностью лет"

Автор книги: Дмитрий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Да, содержательная комедия, ничего не скажешь! – не удержался от реплики Василий. – Прямотаки со смеху помереть можно!

– Жестокий век, жестокие нравы! – вздохнул Максим Иванович. – Впрочем, возможно, что это литературная выдумка. Какими еще приключениями Каина нас порадуешь?

– Каин, протокольно перечисляя свои деяния во славу Сыскного приказа, не стесняется описывать свои подвиги в качестве вора, которые он совершал, так сказать, параллельно. Вот, например, его подручный Алексей Шинкарка выведал, что у Москворецких ворот стоит струг купца Клепикова, где хранится изрядная сумма денег. Недолго думая, Каин взял четырех самых удалых своих товарищей и, подъехав к стругу, стал интересоваться, нет ли на нем продажной пшеницы. Убедившись, что сторож на струге находится в одиночестве, велел связать его и, обнаружив в чулане тысячу семьсот рублей, благополучно вернулся на свою квартиру.

Не раз он вступал и в открытое столкновение с властями. Из Санкт-Петербурга бежали два преступника, ограбившие компанейщика Замятина. Один из них был задержан в корчемной конторе, а второй обратился к Каину за помощью, пообещав заплатить триста рублей. Иван этим же вечером приехал со своими солдатами в корчемную контору, схватил находящегося там спящего подьячего, велел его раздеть и высечь плетьми, приговаривая, что он в должности своей неисправен. Затем забрал заключенного вместе с охранявшим его солдатом, привез на Царицын луг в кузницу; снявши с заключенного кандалы, сковал ими солдата и отпустил его обратно в контору, а беглого замятинского человека вернул его товарищу, за что и получил тут же триста рублей.

Таможенники, осматривая пришедшие возы со свежей рыбой, обнаружили бочонок с вином. Хозяин возов, понимая, что его ждет суровое наказание за нарушение государственной монополии, попросил помощи Каина, обещав хороший подарок. Тот послал четырех молодцов – Волка, Барана, Монаха и Тулью – с приказом отбить бочонок по дороге. Они дождались, когда таможенники повели обоз по замерзшей Москве-реке, выскочили навстречу, крича, что украли их лошадь. Затем, воспользовавшись замешательством, связали таможенных солдат и сложили в сани, где находилась бочка с вином, а сами выпрягли из саней лошадь и ушли вместе с рыбным обозом, за что Каин получил хорошее вознаграждение.

Не остался без награды Каин и когда отбил задержанные на заставе беспошлинные товары, принадлежавшие кружевного ряда купцу.

Но помогал он только тем, кто не скупился на вознаграждение. Если оплата, на его взгляд, была недостаточной, Каин сдавал таких в родной Сыскной приказ. Так, обратился к нему купец Бабкин, сообщивший, что у него украдено четыре тысячи семьсот рублей, и пообещавший, что за отыскание воров заплатит пятьдесят рублей. Каин, возмущенный таким несоответствием суммы пропажи и вознаграждения, действительно быстро отыскал вора (им оказался плотник, делавший в чулане купца двери), но привез этого вора с деньгами в Сыскной приказ, откуда, как Каин сообщает с иронией, «Бабкин получил оные не за пятьдесят рублей».

– Создается впечатление по твоему рассказу, – заметил Максим Иванович, – что Каину действительно сходила с рук любая дерзость.

– Да, пока не случилась та история, когда Каин задержал женщину, принадлежавшую к секте Лжехриста Андрюшки. Видимо, действительно, как думает Матвей Комаров, а за ним и Виктор Шкловский, Каин невзначай задел очень влиятельных людей, что и послужило истинной причиной его ареста. Вот что написал Комаров об этой истории: «Когда бы любопытным писателям можно было видеть и прочесть все производимое о том дело, чтоб, конечно, могли сочинить о сем происшествии изрядную историю, которая хотя в другом мошенническом роде, но гораздо б превосходила Каинову, из которой бы ясно можно было видеть глупое, от изуверства происходящее народное заблуждение и какою лицемерною святостью невежда сей приводил иногда и разумных людей в некоторую вероятность и чрез то учинил таких несчастиевыми, которые несравненно превосходнейший пред ним имели разум... Может быть, и его историю потомки наши с любопытством читать будут».

Комаров ясно дает понять, что писать об Андрюшке в тот момент было несвоевременно. Между тем, как мы знаем, дело Андрюшки с делом Ваньки Каина проходили одновременно, и Андрюшка был сослан в Рогервик даже раньше. Значит, писать о нем было нельзя по каким-то цензурным соображениям.

– Значит, ты тоже считаешь, что причиной «падения» Каина явилось его участие в деле хлыстов? – спросил Максим Иванович.

– Да, видимо, так. Хотя поводом для его ареста, как рассказывает сам Каин, была иная история: «Полицеймейстерской канцелярии подьячий Николай Будаев просил на меня в увозе жены его (как сообщает Комаров, Ванька похитил ее и насильственно обесчестил), почему я призван в полицию был, в которой г. полицеймейстер Татищев приказал отдать под караул. На другой день взял меня перед себя, приказал подать кошек, чего я испужавшись, сказал за собою «слово и дело», почему отослан был в канцелярию, где посмирнее говорят, в которой учиненные мною после своего раскаяния вышеописанные непорядки в бытность сыщиком Александру Ивановичу Шувалову показал, отчего произведена была комиссия, а по окончании оной отправлен в Рогервик, или Балтийский порт, то есть на холодные воды, от Москвы за семь верст с походом, где и ныне нахожусь...»

– Шерше ля фам! – с иронией воскликнула Лариса.

– Ищите женщину, – перевел Андрей. – Это в каком же смысле?

– Погорел Ваня из-за своей непомерной любви к прекрасному полу, – насмешливо заметила Лариса. – Это даже в песнях о нем отражено. Есть одна песня, которая не попала в приложение к роману Матвея Комарова, видимо, была создана позднее. Но она очень любопытна, думаю, что в ее основе лежит реальная история. Хотите, прочту?

– Если про любовь, то давай читай! – усмехнулся Андрей.

Лариса стала читать нараспев;

Как у вас ли в каменной Москве,

Во Кремле во крепком городе.

Что на Краевой славной площади,

Учинилася диковинка:

Полюбилась красна девица

Удалому добру молодцу.

Что Ивану ли Осиповичу,

По прозванию Ванька Каин.

Он ззовал ли добрых молодцов.

Молодцов все голь кабацкую.

Во един круг думу думати.

Как бы взять им красну девицу.

Как придумали ту думушку,

Пригадали думу крепкую.

Наряжали Ваньку Каина

В парчовый кафтан с нашивками,

В черну шляпу с позументами,

Нарекали его барином,

Подходили с ним к колясочке,

В ней девши укрываласн,

Что в рядах уж нагулялася,

Отца мать, тут сидя, дожидалася,

Молодец ей наклоняется,

Дьячим сыном называется.

«Ты душа ли красна девица,

Говорит ей добрый молодец, —

Твои матушка и батюшка

С моим батюшкой родимым

К нам пешком они пожалуют.

Мне велели проводить тебя

К моей матушке во горницу.

Она дома дожидается»,

Красна девица в обман далась,

Повели ее на Мытный двор,

На квартиру к Ваньке Каину,

Там девица обесславилась,

Но уж поздно, хоть вспокаялась,

– Ну как, правдоподобная история? – спросила Лариса, закончив чтение.

– Да, такое вполне мог сотворить Каин, – согласился Андрей. – Это укладывается в его психологический портрет. Хотелось бы узнать, что накопает Игорь в архивах.

– Его отчет на следующем заседании, – сказал Максим Иванович. – Что, довольно на сегодня, будем заканчивать?

Неожиданно поднял руку Митя, друг Василия.

– Ты что, Митя? Хотел что-нибудь добавить?

– Да, Максим Иванович! Ведь к роману о Ваньке Каине Матвей Комаров приложил не только песни, но и историю Картуша. Можно, я ее перескажу?

– Хорошо, Митя. Это действительно интересно. Почему именно с Картушем сравнивали Каина? Ведь, если говорить о значительности преступлений, во Франции в это же время прошли гораздо более нашумевшие процессы об отравительницах, причем одной из них была не кто иная, как фаворитка Людовика Четырнадцатого, госпожа Помпадур. И тем не менее именно Картуш сравнивался с Каином. Почему, можешь сказать?

– Дело в том, что биографии этих преступников весьма схожи, – не теряясь, ответил Митя. – Только Картуш был на двадцать с лишним лет постарше. Родился он в Париже в тысяча шестьсот девяносто третьем году в семье бедного мастерового – бочара. Отцу хотелось, чтобы Картуш добился жизненного успеха, и он отдал его в иезуитскую школу, где обучались дети и богатых. Разница в одежде, отсутствие денег заставляли Картуша чувствовать себя постоянно униженным. Чтобы как-то сравняться с барскими детьми, он рано начал воровать – сначала таскал деньги у торговок, расположившихся в лавках с фруктами у стен школы, затем – книги у товарищей, продавал их за бесценок, пока не решился на более крупную кражу – ста рейхсталеров, принадлежавших наставнику сына маркиза. С сыном Картуш подружился. Узнав, что наставник получил крупную сумму денег на содержание мальчика. Картуш выкрал ключ у приятеля и, дождавшись момента, когда тот вместе с воспитателем ушли в город, пробрался в их комнаты, вскрыл сундучок, но... унести не успел, поскольку хозяева неожиданно вернулись. Картуш свернулся калачиком на шкафу и лежал, не шевелясь, ожидая, когда они снова уйдут. Однако наставник почувствовал себя неважно и лег в постель, и бедному воришке пришлось провести на шкафу целых двое суток. Наконец камердинер вышел из комнаты, Картуш бросился к двери и столкнулся с ним нос к носу. Разразившись слезами, он начал плести такую околесицу, что камердинер и маркиз его пожалели, накормили и даже уговорили школьного служителя не наказывать его за двухдневное отсутствие на уроках. Радостный Картуш вернулся домой с украденными деньгами, наврал в оправдание своего отсутствия что-то отцу, а наутро отправился в Сен-Жермен на ярмарку, чтобы присмотреть себе богатое платье. Однако, когда он возвращался домой, его встретил братишка, сообщивший, что кража открылась и Картуша ждет жестокое наказание.

Тот, недолго думая, бросился бежать из Парижа. Ночевал он в лесу, где случайно встретил цыганский табор. Цыгане его приютили, накормили и спать уложили. Проснувшись утром, Картуш не обнаружил в кармане «своих» ста талеров, начал угрожать цыганам, что пожалуется на них, но старая цыганка, возглавлявшая табор, дала ему понять, что ему же будет хуже, – ведь деньги явно не его и видно, что он сбежал от родителей. Цыганка уговорила его идти вместе с табором и обещала вернуть деньги, когда получит такую же сумму за ворожбу. Так отправился Картуш скитаться по всей Франции. Было ему тогда всего одиннадцать лет.

– Молодой, да ранний, – прокомментировал Красовский.

– За годы общения с цыганами Картуш стал искуснейшим вором, но однажды в Руане членов его шайки схватила полиция. Картушу удалось бежать, и он проник в порт, чтобы наняться матросом на какое-нибудь судно. Здесь он случайно столкнулся со своим родственником, который узнал его только потому, что он очень походил на отца. Родственник отвел его к себе, накормил, одел. Они написали письмо отцу с просьбой простить Картуша, но тот наотрез отказался принять блудного сына. Картуш все же вернулся вместе с родственником в Париж и здесь внезапно тяжело заболел. Отца оповестили об этом, тот пришел и, увидев Картуша умирающим, простил его. Вскоре Картуш поправился, возвратился к отцу и постарался вести жизнь порядочного человека.

Но слишком много соблазнов было в Париже – Картушу хотелось нарядно одеваться и сорить деньгами подобно вельможам двора Людовика Четырнадцатого. Вдобавок он познакомился с женщиной, вокруг которой увивались знатные поклонники, делая ей богатые подарки. Чтобы не отстать от них, Картуш вынужден был сделать «заем» из отцовского сундука. Но денег хватило ненадолго, а второй раз «занимать» Картуш не решился: отец и так заподозрил его в воровстве и не спускал с него глаз. Тогда Картуш вспомнил цыганскую выучку и начал обследовать чужие карманы, причем так удачно, что разбогател достаточно, чтобы хорошо одеваться и одаривать подарками любовницу. Отец напрямик спросил его, на какие средства он живет, Картуш спокойно ответил, что выиграл в карты, и, поскольку он действительно был виртуозным игроком, отец сначала поверил, но потом решил все же обыскать его сундучок и пришел в ужас, увидев богатую коллекцию награбленных часов, фляжек, табакерок и прочих предметов, сделанных из драгоценных металлов.

Поняв, что сын его – вор, бочар отправился в Сен-Лазарскую тюрьму, рассказал все о своем сыне и попросил, чтобы полицейские сурово его наказали. Договорились, что отец сам привезет сына на следующий день. Наутро он пригласил Картуша ехать с ним за большим заказом на изготовление бочек. Картуш согласился, но увидев, что они подъехали к тюрьме, заподозрил неладное. Когда отец пошел сообщить о приезде, он мгновенно скинул с себя кафтан и парик и, преобразившись в бедного пирожника, проскользнул мимо надзирателей. Вернувшись домой, он собрал свой гардероб и пожитки и был таков.

Постоянно переодеваясь и меняя грим на лице, чтобы не был узнанным, Картуш продолжал жить в Париже и заниматься карманными кражами. Однажды когда он промышлял в церкви, то обратил внимание, что на него пристально смотрит какой-то человек, который затем подошел к нему, предложив выйти. Когда они отошли в укромный уголок, человек сказал: «Мой кошелек с деньгами?» – «Он у меня на конце шпаги!» – ответил дерзко Картуш. «Довольно, я просто хотел испытать твою храбрость, – рассмеялся незнакомец я похлопал Картуша по плечу. – Я наблюдал за твоей работой и восхищался ловкостью. Но позволь дать тебе несколько советов».

Он привел Картуша к себе домой, где их встретили старуха и две девицы. Здесь они разделили поровну на всех содержимое украденного Картушем кошелька, а затем незнакомец, который оказался старым опытным вором, объяснил Картушу, что тот, несмотря на ловкость своих рук, неизбежно будет схвачен, если не приобретет помощников, которые нужны, чтобы отвлечь внимание толпы или увести преследователей в другую сторону. Тут же был заключен договор о сотрудничестве, закрепленный «женитьбой» Картуша на младшей из женщин, тогда как старшая была замужем за его компаньоном. Свадьба и церковные ритуалы были заменены хорошей попойкой.

Через какое-то время компаньон Картуша был схвачен за старые грехи и отправлен на галеры, а обе женщины помещены в исправительный дом. Картушу удалось уйти от подозрения, он снял великолепную квартиру в аристократическом квартале, еще раз переменил фамилию, и поскольку одевался прекрасно, то был вхож в благородные дома, где велась карточная игра.

В конце концов Картуша справедливо заподозрили в том, что он нечист на руку, и изгнали его из всех общественных мест. Не имея возможности зарабатывать игрой, Картуш решил купить должность вербовщика. Но доход от продажи рекрутов офицерам был невелик, и тогда Картуш познакомился с начальником парижской полиции господином д'Аргенсоном и предложил ему услуги в качестве платного осведомителя. Он выдал многих своих сотоварищей по карманному ремеслу, в основном тех, на кого имел какой-либо зуб. Тех же, кого в будущем хотел привлечь себе в компаньоны, наоборот, предупреждал о полицейских облавах.

– Значит, Картуш был сыщиком, как Ванька Каин! – воскликнула Алла, подружка Ларисы. – Теперь понятно, почему Каина назвали российским Картушем!

– Не совсем так, – ответил Митя. – Картуш действительно, не имея возможности в этот момент сам заниматься мошенничеством, предложил свои услуги полиции. Но он был, повторяю, секретным осведомителем, а Каин был сыщиком, то есть сам находил и ловил преступников.

– Если искать Каину аналоги, – заметил Максим Иванович, – то скорее не он повторил кого-то, а по его стопам почти через сто лет последовал французский каторжник Видок, ставший, раскаявшись, во главе парижской полиции. Именно его вывел Виктор Гюго в романе «Отверженные» в качестве благородного героя – Жана Вальжана.

– И потом, если Каин был сыщиком почти восемь лет, – продолжил Митя, – то Картуш сотрудничал с полицией очень недолго, всего несколько месяцев, пока сам не пал жертвой вероломства.

– На него кто-то донес? – спросила Лариса.

– Нет, я уже говорил, что одновременно он подрабатывал вербовкой солдат. Вот один унтер-офицер и попросил его продать пять рекрутов, но Картуш, как ни старался, сумел обмануть только четверых простаков. Тогда унтер-офицер попросил Картуша проводить его с завербованными до места расположения войска, а по дороге напоил его и, связав, заявил, что Картуш сам завербовался, за что получил задаток. Облапошенные им рекруты радостно подтвердили это. Так Картуш стал военным. Причем в полку он скоро стал любимцем, благодаря своей ловкости и храбрости быстро продвигался по служебной лестнице. Но война вскоре кончилась, и многие и солдаты и офицеры, в том числе и Картуш, были уволены из армии и остались без средств к существованию. Даже те из них, кто до армии обучался какому-либо ремеслу, считали теперь зазорным честно трудиться, предпочитая либо попрошайничать, либо грабить. Картуш, который еще до службы в армии был вором профессионалом высочайшего класса, а на войне вдобавок научившийся убивать людей без угрызений совести, без труда стал лидером этих людей и решил создать мощную шайку воров и убийц.

Первое собрание, на котором присутствовало более двухсот безработных солдат, состоялось глухой ночью на одном из парижских бульваров. Был принят устав общества, по которому предательство грозило смертью, члены шайки поклялись помогать друг другу, были распределены обязанности каждого, назначены офицеры, предводителем единогласно избрали Картуша, провозгласив его генералом. Картуш незамедлительно взялся за обучение подчиненных умению воровать, взламывать замки, убивать. Вскоре Париж содрогнулся от страшной волны убийств и грабежей. Каждое утро находили на улицах и в Сене трупы горожан, ночи не проходило, чтобы не были ограблены богатый дом или церковь. Господин д'Аргенсон ежедневно ловил по нескольку воров, но их число не уменьшалось, а увеличивалось. Более того, Картуш знал о каждом шаге полиции, имея послушных шпионов. Он завербовал в шайку и молодых женщин, которые заманивали в свои сети простаков и «вручали» их членам шайки. Бандиты постоянно совершенствовали свое ремесло, многие из них при грабеже пользовались масками, чтобы не быть узнанными. Вскоре Париж стал им тесен, и они начали грабить на дорогах проезжие кареты и коляски.

Правительство вынуждено было принять особые меры – увеличилось число караульных на улицах, все подозрительные лица были выдворены из города, оружейникам запрещали продавать оружие без письменного разрешения купеческого старосты. Несколько сообщников Картуша были схвачены, в частности под пытками погиб известнейший разбойник Ла Магдалена, однако полиции никак не удавалось ничего выведать о Картуше кроме того, что он был предводителем шайки. Дело в том, что Картуш предпринимал особые меры предосторожности и без жалости уничтожал сообщников, если начинал их подозревать в излишней болтливости. Так, при ограблении почтовой коляски он сначала велел бывшему с ним офицеру застрелить слугу, которому не доверял, а после ограбления, ускакав в безопасное место, застрелил и офицера, чтобы не делить награбленное. На личном счету Картуша было немало дерзких ограблений. Обладая солидной суммой в четыре тысячи луидоров, он решил ее удвоить и отправился к одному из банкиров, вручил ему эти деньги и попросил взамен вексель на лионский банк. Банкир, покоренный богатым костюмом и изысканными манерами Картуша, не колеблясь выдал вексель и направил письмо в лионский банк с просьбой выдать эти деньги. Картуш немедленно послал в Лион сообщника, скопировав для него полученный вексель, а сам через день явился к банкиру с настоящим векселем и сказал, что ехать, к сожалению, не может, и просит вернуть деньги, при этом готов заплатить проценты за причиненные хлопоты Банкир безропотно вернул четыре тысячи луидоров, а сообщник Картуша получил тем временем по фальшивому векселю в лионском банке такую же сумму.

Не менее дерзким было ограбление богатого игумена, которому Картуш предложил купить роскошную мебель. В назначенный час игумен подъехал к названному особняку, где его встретили лакеи и учтиво попросили подняться наверх. Игумен поднялся на второй этаж, затем – на третий. Наконец, оказавшись на пятом этаже, недоумевающий игумен вошел в пустую комнату, где увидел двоих человек в масках и с кинжалами в руках. Игумен попятился, но сзади оказались еще двое. Они набросились на него, вытащили у него четыре тысячи ливров и, привязав за талию веревку, спустили его из окна пятого этажа так быстро, что игумен переломал руки и ноги.

Паника, поднявшаяся в Париже после этих ограблений, была так велика, что министр военных и иностранных дел Ле Блан вынужден был объявить, что за поимку Картуша будет выплачено вознаграждение в две тысячи ливров.

Награда была очень велика, и многим хотелось получить ее. Поэтому полиции наконец стал известен адрес дома на реке Сене, где обычно ночевал Картуш. Туда был послан воинский отряд, причем делалось все это в страшной тайне, так что ни один из шпионов Картуша ничего не смог ему сообщить. Сам Картуш узнал, что его логовище обнаружено, только тогда, когда, услышав подозрительный шум, выглянул в окно и увидел, что дом окружен солдатами. Решив отбиваться до последнего, Картуш запер двери, завалил их мебелью и начал заряжать пистолеты, которые постоянно носил при себе. Всего их было три пары, причем один шестизарядный.

Картуш открыл пальбу из окна, стрелял он очень метко и многих солдат ранил. Только когда у него кончился порох, караульным удалось взломать дверь и ворваться в дом, причем в азарте они не оставили никого на улице. Этим воспользовался Картуш. Скинув платье, он пролез через трубу на крышу, перескочил на соседскую крышу и так – через пять домов, где спустился на другую улицу.

Хозяин дома, ничего не знавший об осаде, был очень удивлен, увидев голого перемазанного человека. Однако Картуш объяснил ему, что спасается от кредиторов. Хозяин пожалел его и дал свое старое платье. Переодевшись, Картуш не спеша вернулся к своему дому и, став в толпе зевак, интересовался, кого это собираются арестовать.

– Прямо-таки авантюрный роман, – засмеялся Красовский. – Хоть фильм снимай!

– Поэтому Картуш и попал в фильм про Анжелику! – в тон ему ответил Василий.

– Через некоторое время полиции стало известно, – продолжал невозмутимо Митя, – что Картуш скрывался теперь у своей любовницы. Туда полицейские нагрянули глухой ночью. Но, пока они обыскивали передние комнаты, Картуш успел уйти в заднюю, потайную комнату, там спокойно оделся, зарядил пистолеты и спустился вниз, где стояли два пристава, принявшие его за своего. На вопрос, пойман ли Картуш, он невозмутимо ответил, что нет, поскольку находится здесь, и, не дожидаясь, пока караульные опомнятся, выстрелил одновременно из двух пистолетов и, уложив обоих, скрылся в ночи. В другой раз ему удалось скрыться от полиции, поменявшись в последний момент кафтаном со своим приятелем. Полицейские, зная, что Картуш одет в синий кафтан, схватили сообщника, а Картуш в красном кафтане спокойно прошел мимо них. Переодевание стоило приятелю виселицы, но Картуша такие мелочи трогали мало.

Однако кольцо вокруг Картуша сжималось все плотнее, и тогда на совете шайки, где собрались все его ближайшие соратники, было решено, что Картушу необходимо на время скрыться из Парижа. Были специально распущены слухи, будто он теперь служит у герцога лотарингского поваром. Другие утверждали, что он уехал с любовницей в Англию, третьи, что Картуш живет в Голландии.

На самом деле он поселился в городе Бар на Сене под именем Бургуньона, вернувшегося к родным из Америки. Дело в том, что, оказавшись в этом городе, он случайно узнал, что одна вдова ждет не дождется своего сына, убежавшего из дома еще мальчишкой в поисках приключений в Америку. Исподволь выведав все подробности, Картуш явился к вдове как блудный сын. Вдова, родственники и знакомые поверили в это, и Картуш получил «легальную» крышу над головой. Но, прожив полгода честным человеком, Картуш затосковал по прежней жизни. За это время в Париже страхи поутихли, трое ближайших приспешников Картуша были схвачены и казнены. К счастью, даже они не знали, где он скрывается, иначе кто-нибудь из них наверняка проговорился бы под пытками.

В конце концов Картушу надоело прятаться под личиной скромного мещанина, и он вернулся в Париж, где тут же поползли слухи, будто его многочисленная шайка в одну ночь собирается напасть на все богатые дома и даже убить короля. Полиция вновь начала яростные поиски, но Картуш предпринял свои меры предосторожности. Отныне он ни разу не ночевал дважды в одном месте и о его передвижениях знали только самые приближенные, причем Картуш безжалостно расправлялся с теми, кого начинал подозревать в измене. Так, один гвардеец, находившийся в шайке, влюбился в швею и под ее влиянием решил бросить воровство. Картуш узнал об этом и, испугавшись, что гвардеец предаст его, вызвал молодого человека на свидание, где приказал убить его, а чтоб не узнали убитого, голову ему отрубили и все лицо иссекли ножами.

Однако вскоре Картуш был все-таки схвачен. Виновником стал некий дворянин де Шателе, один из его ближайших соратников. Хозяйка, где он снимал комнаты, обратила внимание, что де Шателе не ночует дома именно в те ночи, когда происходят страшные убийства или ограбления, причем однажды, когда он явился утром, хозяйка увидела на его галстуке следы крови. Она поделилась своими подозрениями со знакомым подполковником лейб-гвардии Пакоме, который арестовал де Шателе и под угрозами страшных пыток заставил его выдать адрес очередной явки Картуша. В сопровождении солдат он подошел к одному трактиру в Куртилье и спросил: «Тут ли четыре дамы?» Эти слова были пропуском, и солдаты беспрепятственно поднялись в гостевые комнаты. Три телохранителя Картуша уже одевались и были немедленно схвачены. Чтобы Картуш, находившийся еще в спальне, не открыл стрельбу, офицер крикнул: «Ах, какое несчастье! Картуш опять ушел!» Тот, поверив в обман, завернувшись в простыню, залез под кровать в уверенности, что отсидится в безопасности. Но офицеру это только и надо было: солдаты ворвались в спальню и схватили Картуша, не дав ему возможности взять пистолеты, висевшие на спинке кровати. Так, в одной простыне, его и доставили к министру Ле Блану, отправившему знаменитого преступника в тюрьму. О радостном событии сообщили королю, и вечером весь двор смотрел комедию, посвященную поимке Картуша.

Члены его шайки в панике стали разбегаться из Парижа, но Картуш держался стойко на допросах, все отрицал. В камере он находился в наручниках, причем одна рука была прикована впереди, другая – сзади. Пользуясь металлическими наручниками, Картуш простукал стены и, обнаружив в одном месте пустоту, начал рукой, прикованной за спиной, незаметно проделывать отверстие. Когда оно стало настолько большим, что можно было пролезть, Картуш предложил арестанту, сидевшему с ним в камере, немедленно бежать. Они спустились вниз и оказались в трубе, по которой нечистоты спускались в Сену. Однако в темноте они перепутали направление и, вместо того чтобы выйти к берегу реки, вышли в какой-то сарай, находившийся рядом с тюрьмой. Они начали взламывать замок на двери и, вероятно, скоро бы были на свободе, если бы не бдительность маленькой собачки, услышавшей шум и поднявшей отчаянный лай. На лай прибежала девочка, хозяйка собачки, которая начала кричать. У Картуша, закоренелого убийцы, не хватило духа, чтобы убить девочку и скрыться. В какие-то секунды его замешательства появилась стража, которая вновь схватила Картуша и препроводила в другую камеру, находившуюся в башне Монтгомери, где его приковали к большой цепи, прикрепленной к полу и потолку, так обмотав его, что он уже не мог пошевелиться.

Тем временем начались массовые аресты его сообщников. Однако Картуш на допросах никого не узнавал и отпирался от своего имени, хотя ему и сделали очную ставку с братьями. Даже находясь в таком отчаянном положении, Картуш распевал во все горло непристойные песни, вел учтивые беседы со знатными дамами, которые приходили на него посмотреть, позировал гравировальщикам, изготовлявшим его портреты. Когда Картуш понял, что полностью изобличен, он попытался по кончить с собой: сначала разбить голову об стену, г когда ему сделали дополнительный ошейник, чтобы он не мог шевелить головой, то принял яд, принесенный кем-то из доброхотов. Однако лекарю удалось его спасти с тем, чтобы отдать в руки палачу. Картуш выдержал самые изощренные пытки и не выдал никого и друзей, помня о данной всеми ими клятве спасти его Наступил день казни, Картуша привезли на Гревскую площадь, окруженную конными и пешими караульными Картуш внимательно оглядел толпу в надежде заметить друзей, готовых прийти на выручку, но никого не было, все его боевые соратники струсили и предали предводителя. Картуш пришел в ярость и потребовал, чтобы его отвезли в ратушу для дачи показаний. Он подробнейшим образом рассказал о своих злодеяниях и где искать его сообщников. Когда же все члены шайки были арестованы и предстали перед судом, Картуш им сказал: «Не прогневайтесь на меня господа, когда я скажу судьям, что вы за люди и какие безбожные производили злодейства. Я претерпевал жесточайшую пытку, несмотря ж на то, не хотел, если можно будет, вам изменить, ни о чем не хотел объявлять. Однако ж духовник мой приказал мне именем божьим во всем, что я знаю, признаться. Я оное сделаю, паче ж с большим правом для того, что вы данного мне слова не сдержали, к тому ж и обещания с опасностью своей жизни освободить не исполнили!»

После того он начал называть каждого из сообщников поименно и сообщать, какие преступления кем совершены. Выдал он своих сообщников из числа знатных господ, числом более восьмидесяти, которые, однако, избежали ареста, своевременно покинув Париж, выдал он также и своих троих постоянных любовниц. Напоследок он заявил и о спрятанных им в четырех местах – Сен-Дени, Луцерхе, Шатре и Булонском лесу – награбленных сокровищах.

После данных им признаний Картуш был заживо колесован, сотни его сообщников были казнены, но полностью искоренить шайку не удалось. В ночь перед его казнью собрались оставшиеся в живых у ворот святого Антония и избрали нового предводителя – Сент-Этьена.

– Сколько же всего было людей в шайке Картуша? – спросил кто-то.

– Что-то около восьмисот человек, – ответил Митя. – Целая дивизия, которую Картуш держал в руках. Хочу закончить характеристикой, которую дал ему безымянный рассказчик: «Он одарен был свойствами, которые бы его преизрядным человеком сделать могли. Он имел великий разум, живость, память и хитрость, был рассудителен и бодр. Но лестное воображение о чести, страстная любовь к роскоши и смешное честолюбие его ввели в наибольшее несчастие. В прочем был росту среднего, вышиною около четырех футов с половиною и притом сухощав, голова была не большая, маленькая, а лицо было совсем невзрачно; невзирая ж на то, был он крепок и чрезмерно здоров и имел силу не в пример обыкновенным силам человеческим».