Текст книги "За давностью лет"
Автор книги: Дмитрий Евдокимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Annotation
В книгу московского прозаика Дмитрия Евдокимова пошли повести, написанные в жанре исторического детектива, «За давностью лет», «Шуйский против Шуйского», «Похождение российского Картуша». Все произведения объединены главными действующими лицами.
Герои, молодые люди, только что закончившие школу, с помощью своего бывшего учителя ведут увлекательный исторический поиск, пытаясь разгадать загадки прошлого.
ЗА ДАВНОСТЬЮ ЛЕТ
ЧЕТЫРЕ МУШКЕТЕРА
ЗАГАДОЧНАЯ ЗАПИСКА
СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД
ПОЕЗД ИДЕТ В ЗАУРАЛЬСК
КРАЕВЕД ЕФИМОВ
ГОЛОС ИЗ ПРОШЛОГО
ЧТО ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ!
ПО АДРЕСУ НЕ ПРОЖИВАЕТ...
АРХИВ В ПОДОЛЬСКЕ
ПРЕДАТЕЛЬ НАЙДЕН
ЕСТЬ ТАКАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ!
ЗИНАИДА НАЙДЕНА!
ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ
ШУЙСКИЙ ПРОТИВ ШУЙСКОГО
ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ
ЭКСКУРСИЯ
ПОГОНЯ
ШУЙСКИЙ ПРОТИВ ШУЙСКОГО
КАК НАГУЛИВАЮТ АППЕТИТ
ЧТО ГОВОРЯТ ИСТОРИКИ
НА СКАМЬЕ ПОДСУДИМЫХ – БОРИС ГОДУНОВ
МУДРЫЙ ПРАВИТЕЛЬ
НА РАСКОПКАХ
ВЕРСИЯ ПЕРВАЯ: «ПОКОЛОЛСЯ НОЖОМ САМ И ОТТОГО И УМЕР»
ВЕРСИЯ ВТОРАЯ: «ЦАРЕВИЧ СПАССЯ ОТ УБИЙЦ»
ВЕРСИЯ ТРЕТЬЯ: «ПРИНЯЛ ЗАКЛАНИЕ НЕПОВИННОЕ ОТ РУК ИЗМЕННИКОВ СВОИХ»
ПОХОЖДЕНИЯ РОССИЙСКОГО КАРТУША
НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА
МОСКОВСКИЕ НАХОДКИ
КЛАД ВАНЬКИ КАИНА!
ПЕРВЫЕ СВЕДЕНИЯ
ЗАГАДКИ ВАНЬКИ КАИНА
«ВЕК ОСЬМНАДЦАТЫЙ»
КАИН ПОМОГ
С КИСТЕНЕМ И КИНЖАЛОМ
СЫЩИК КАИН
НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ
КАКОВ ОН, ВАНЬКА КАИН
notes
1
2
3
4
5
6
7
За давностью лет. Повести
ЗА ДАВНОСТЬЮ ЛЕТ
Он стал предателем через сутки после ареста. Жандармский полковник, ведший следствие, был ничуть не удивлен: профессиональные убийцы зачастую бывают патологически трусливы. А на счету этого насчитывалось 27 террористических актов. В числе застреленных им лично – пристав, казацкий есаул, около десятка жандармов и стражников, несколько предателей, убранных волей боевого центра эсеров, возглавляемого по иронии судьбы крупнейшим провокатором российской охранки Евно Азефом. За такое полагается высшая мера – смертная казнь через повешение. Впрочем, даже у самого закоренелого преступника остается маленькая надежда на снисхождение государя-императора.
Об этом и намекнул жандармский полковник. Нет, он не бил, не истязал арестованного, боже упаси! Полковник в своей среде слыл либералом. Он только намекнул на некую возможность. Преступник понял и попросил бумаги и чернил, а наутро передал прошение царю.
«Ваше императорское величество, всемилостивейший государь!
Вполне сознавая весь ужас злодеяний, совершенных мною под давлением чужой злой воли, я решаюсь всеподданнейше просить ваше величество даровать мне жизнь единственно для того, чтобы иметь возможность хотя в некоторой степени искупить великий грех мой...»
Полковник с гадливым изумлением взглянул па заключенного. Неужели это за ним охотилась почти два года вся варшавская полиция, а он совершал убийство за убийством и уходил невредимым из-под самого носа? Рассказывались легенды о его ловкости, умении на ходу прыгать с поезда, стрелять без промаха из любого положения, изменять свою внешность.
Вот и в последний раз около пятидесяти жандармов, нижних полицейских чинов было послано для его задержания. Доподлинно стало известно, что он придет к одному из старых товарищей, обвиненному в провокаторстве, за доказательствами его невиновности. Если подозрения подтвердятся, он должен привести приговор в исполнение. «Старый товарищ», действительно давно сотрудничавший с охранкой, заранее уведомил о предстоящем визите своих «работодателей». И в тот момент, когда террорист стучался в дверь квартиры, уже весь дом был оцеплен. Входя, он бросил, казалось, мимолетный взгляд в окно и все понял. Дальнейшее происходило в считанные секунды: так и не вынув руки из кармана, он выстрелил, и предатель рухнул на пол. В дверь уже ломились. Убийца вскочил на подоконник и, открыв отчаянную пальбу из двух браунингов, заставил полицейских убраться в укрытие, а сам мгновенно вскарабкался на крышу, оттуда отчаянным прыжком – в соседний двор, выбежал на другую улицу, где, оказывается, его ждал извозчик, в бешено мчащейся пролетке мгновенно преобразился из бедного селянина в щеголеватого студента и, спрыгнув на ходу, скрылся в одном из переулков. Схватили его только ночью в квартире, которая уже тоже была провалена...
И вот он, вчера еще щеголеватый и элегантный, сидит перед полковником весь обмякший, в неопрятной сорочке, с приспущенным галстуком, неровной щетиной на щеках и с глазами, как у голодного пса...
«…Террор должен кончиться во что бы то ни стало. Общество и народ должны отдохнуть, осмотреться и вступить на мирный путь широкого развития гражданской жизни. Я согласен словом и делом бороться против террора.
Клянусь вам богом, что и сегодня мне честь дороже жизни, но клянусь и в том, что призрак террора меня пугает, и я даже согласен покрыть свое имя несмываемым позором, чтобы сделать все, что могу.
Я предлагаю так: дать мне год или полтора свободы для того, чтобы действовать не сговором, а выдачей из рук в руки террористов. Для вас полезнее не содержать меня в тюрьме, а дать некий срок свободы, чтобы я мог приложить к практике мои способности конспиратора, только в ином направлении, чем прежде. Поверьте, что я по опыту знаю негодность ваших агентов.
Убежать я от вас не могу: настоящее мое имя получило печальную известность. Одним словом, даже в случае невыполнения обязательств с моей стороны не больше как через неделю я снова в ваших руках.
Видит бог, что не смотрю я на агентство цинично. Я честно желаю его, надеясь загладить мои преступления. Пусть правительство предоставит мне возможность сделать все, что я могу, для борьбы против террора, и я честно исполню свое слово, не осмеливаясь даже и думать о каких-либо условиях, кроме тех, которые бы способствовали моей агентурной работе. Себя предоставляю в распоряжение верховной власти и каждому ее решению с благоговением покорюсь».
Через несколько дней он стал «откровенником». На жаргоне жандармов так именовались предатели, которые ходили по конспиративным квартирам, просто по улицам и указывали жандармам тех, кого следует арестовать. Семьдесят человек по его милости пошли на виселицу, под расстрел или на каторгу. Неутешное горе матерей, вдов и сирот стало ему вечным проклятием.
Через год, изменив внешность и фамилию, он появился в Одессе, внедрился в подпольную организацию социал-демократов. После полного ее разгрома вновь переменил обличье и переехал в Ростов. Неизменной осталась только агентурная кличка...
ЧЕТЫРЕ МУШКЕТЕРА
Учителя и родители одноклассников Бориса Воскобойникова постоянно называли его «бичом божьим» и даже слегка побаивались. И ведь был бы он хулиганом каким, ничего подобного! Парень как парень. Правда, ростом не вышел, зато широк в плечах. Высокий лоб, открытый, доверчивый взгляд. Говорит медленно и обстоятельно. Абсолютно не терпит неправды и обличает ее немедленно, вот как сейчас, например.
Когда Борис показался в дверях квартиры Шапошникова, мать Игоря решила слукавить:
– Ах, Боречка! Ты знаешь, Игорек еще из института не вернулся!
– Неправда ваша, Мария Андреевна! – ответил Борис, посмотрев на нее ясным взором. – Я, когда к дому подходил, свистнул, и Игорь мне из окошка помахал.
– Он, наверное, только что вошел, я на кухне была, – покраснела мать.
– Наверное, – невозмутимо кивнул Борька.
В этот момент Игорь, пожалев мать, вышел из комнаты.
– Привет!
– Проходи!
– Не пойду, – заартачился Борис. – Ты что, забыл – сегодня четверг. Нам же к Максиму пора. Собирайся!
– Куда? – грозно спросила мать.
– Иду к Максиму я. Там ждут меня друзья! – громко и фальшиво пропел Игорь.
Мать хотела было возразить, но Игорь уже натягивал куртку.
Максим – школьный учитель истории. Точнее, бывший учитель. Во-первых, потому, что ребята полгода как окончили школу, а во-вторых, Максим теперь не учитель, а сотрудник толстого исторического журнала.
– Шапку надень! – крикнула вслед Игорю мать, но ребята уже наперегонки, с грохотом спускались по лестнице.
– Когда вы только повзрослеете, – пробормотала соседка, опасливо прижавшись к почтовым ящикам.
– Здрасьте, тетя Лиза! – начал расшаркиваться было галантный Игорь, но тут же от толчка друга полетел дальше.
Борис и Игорь подружились еще в первом классе. Учительница их посадила за одну парту. Все четыре урока лобастый сосед Игоря смотрел на нее не отрываясь строгим неодобрительным взглядом. Молоденькая учительница смущалась. Впрочем, когда она решилась задать ему какой-то вопрос, оказалось, что Борис ее не слушает и его мысли витают где-то далеко.
Где именно, Игорь узнал после уроков.
– Идем, – сказал сосед деловито. – Помогать будешь. А то мне одному не дотащить.
Борис привел Игоря на задворки школы, где валялось много строительного хлама.
– Вот, – показал Борис, с натугой вытаскивая из под дранок и войлока большой лист кровельного железа. – Хватай за тот конец.
Они доложили на лист свои новенькие портфели и поволокли.
– А чего делать будем? – робко спросил Игорь, когда острый край начал нестерпимо резать ладони.
– Опыт, – загадочно ответил Борис.
Они подошли к его дому. Жил Борис на первом этаже. Не торопясь снял с шеи ключ, по-хозяйски открыл дверь:
– Входи.
Пока Игорь осматривался в небольшой, по-спартански обставленной комнате, хозяин полез в кладовку и извлек оттуда моток электропровода.
– Цепляй эту проволоку за эту дырку, а я за эту.
Когда Борис поднес оставшиеся свободными два конца электропровода к розетке, Игорь почувствовал, что они находятся на грани великого открытия – таким вдохновенным огнем горели глаза друга. Спасло их от неминуемой гибели только то, что сразу перегорели пробки. Причем, кажется, во всем доме.
Когда Игорь в разорванной куртке пришел домой и чистосердечно рассказал о своих приключениях, мать, всплеснувши руками, назвала Бориса «бичом божьим».
Действительно, Борис, будучи натурой деятельной и даже романтической, постоянно находился в плену новых выдумок, причем весьма заразительных для его одноклассников и далеко не всегда кончавшихся благополучно для их одежды и даже здоровья. Изготовление мороженого из снега и сахара, который Борька приволок в портфеле из дома, привело к массовой ангине всего класса и к перерыву в занятиях на месяц. Вот тогда и учителя признали, что «Воскобойников – это бич божий».
В десять лет он прочитал «Кондуит и Швамбранню» Кассиля и бесповоротно решил, что станет великим писателем. Купил толстенную тетрадь и начал писать научно-фантастический роман. Дальше первой страницы дело, правда, не пошло, поскольку Игорь доказал, что он явно сдирает то у Кассиля, то у Жюля Верна.
В двенадцать лет ему попался «Мартин Иден», и Борис наконец понял, в чем причина его творческих неудач – он плохо знает жизнь. Через два дня в школу пришла его заплаканная мать с короткой запиской: «Прощай, мама. Ухожу в большое плавание, как отец».
В то время Борис еще верил рассказам матери, что его отец – капитан дальнего плавания и находится на секретном задании. После побега мать призналась ему, что отец их бросил, когда Борька был совсем маленьким.
Бориса вернули из Одессы, где он пытался наняться на корабль юнгой. Корабль при ближайшем рассмотрении оказался портовым буксиром, но это крушение надежд внешне никак не сказалось на облике парня. Он снова сидел за партой гордый и невозмутимый, как Нельсон, а все одноклассники ему мучительно завидовали и потихоньку собирались в плавание.
Массовому побегу из Москвы шестого «Б» помешало появление нового учителя истории, Максима Ивановича Чекмарева, тут же прозванного «козлом» за смешную привычку сбычивать голову, когда кто-то не знал предмета. Подбородок его упирался в галстук, крутой лоб наклонялся вперед, вечно взъерошенные волосы подрагивали, как рога. От волнения он начинал слегка заикаться.
– М-мне н-неп-понятно, к-как м-можно не любить и не знать историю! Только самый дремучий... э-э-э... извините за выражение, человек может позволить себе такую роскошь!
Ну чистый козел! Однако вскоре смешки прекратились. Новый учитель так самозабвенно любил свой предмет, так прекрасно рассказывал, что умел увлечь ребят! Ну а после того как они сходили в трехдневный лыжный поход по местам боевой славы, никто не называл его иначе, как Максимом, а девчонки – Максимушкой. Можно было не выучить любой урок, но не выучить историю... Даже заядлые двоечники запросто шпарили цитатами по-латыни. Где-нибудь в темном углу школьного коридора можно было услышать:
– Дивиде эт импера! А этому дай по носу!
...Сейчас друзья быстро шагали к дому Максима, и
Борис торопливо рассказывал:
– Я вчера «Клима Самгина» начал переписывать. Вот писал старик! Ничего лишнего. Каждое слово на своем месте!
– Ты бы лучше свое писал, – бросил, не глядя в его сторону, Игорь.
– Рано! – не согласился Борис. – Я ведь еще не знаю ничего. А стиль постичь и, так сказать, творческую лабораторию великого писателя – это очень полезно.
– Ну и будешь писать под Горького! – не уступал Игорь.
Борис приостановился было, чтобы поспорить, но услышал оклик:
– Эй, мушкетеры! Долго мы тут околевать будем?
Друзья увидели на углу улицы поджидавшую их парочку – Ларису Медведеву и Андрея Красовского. Андрей был великолепен в новой, с иголочки зимней милицейской форме. Ребята радостно бросились ощупывать его шинель, спрашивая о назначении различных полосок.
...Андрей появился в их школе в начале нового учебного года, когда они перешли в седьмой класс. Новичок сразу поразил воображение девчонок: волосы черные как смоль, глаза продолговатые, светло-коричневые, нос с горбинкой, широкие скулы и уже усики пробиваются.
Даже Максим обратил внимание на новенького:
– Был бы я кинорежиссером, обязательно пригласил бы вас, Красовский, на роль юного Чингисхана.
До появления Андрея бесспорными лидерами были Борис, как поставщик идей, и Игорь, признанный трепач. Не раз он тщедушной грудью прикрывал весь класс, не выучивший урок. Он решительно выходил к доске, а уже через несколько минут ошалелый учитель не мог сообразить, что же он задавал на дом.
А тут вдруг Чингисхан. Каково? Пару раз они подрались после уроков, потом подружились, поскольку Андрей не задавался и признал безоговорочно интеллектуальное превосходство друзей.
Быстро утихомирил он и девчонок, начавших было забрасывать его записками. Однажды он сел за парту с Ларисой Медведевой и заявил во всеуслышание:
– Люблю тебя до гроба.
Девочки, естественно, заскучали, а Игорь с Борисом стали присматриваться к Ларисе. Раньше они на нее внимания не обращали: так, замухрышка с косичками, лицо круглое, будто по циркулю сделано, и голос писклявый. Однако чем больше смотрели, тем больше убеждались – девчонка и впрямь классная! Остальные жеманничают, глупо, без повода хихикают. А эта – нет. Держится просто, как парень.
В общем, стихи Игорь начал ей писать, кажется, на химии. В поисках рифмы к слову «годы» он скосил глаза в Борькину сторону: ба, да тот, оказывается, тоже стихи пишет. И тоже, конечно, Ларисе. На перемене выяснилось: точно, Ларисе. Отправили адресату.
После уроков к ним подошла Лариса, а с ней – Андрей.
Лариса сказала:
– Очень у тебя стихи душевные, Игорь. Я чуть не заплакала. Особенно вот тут:
Может, встречу тебя через тысячу лет.
Но ко мне ты придешь через звезды и годы,
Я уверен, что, хоть обыщи целый свет,
Нет красивей тебя ничего у природы!
Борис фыркнул. Лариса посмотрела на него строго.
– А у тебя хуже получается. Строчки какие-то длинные и нескладные.
– Эх, ты, гекзаметра не понимаешь! – вздохнул Борис.
– Ну все равно, мальчики, – сказала Лариса, – я предлагаю – давайте вместе ходить, а? Андрей тоже не возражает.
Андрей действительно не возражал. Однако Игорь, хоть и понимал, что шансы неравны, стихи Ларисе писать не перестал, поскольку более благодарной читательницы не встречал. Все вокруг смеются, а она посмотрит широко открытыми глазами и прошепчет:
– Ах, Игорь, как это прекрасно!
И ведь что удивительно: все до единой строчки помнит.
Игорь не помнит, а она помнит...
В школе их прозвали «четыре мушкетера», потому что друзья всегда были вместе. Действительно, стоило на пороге класса появиться Ларисе, которая к десятому классу из замухрышки превратилась в красавицу, можно было не сомневаться, что следом за ней войдет Андрей с двумя портфелями, а сзади замаячат забавные, похожие на Пата и Паташона фигуры Шапошникова и Воскобойникова. Игорь к десятому классу стал «длинным и прозрачным», как любила говорить его мать, стеснявшимся своего длинного носа, очков и смешных оттопыренных ушей. Борис почти не вырос, но еще больше раздался в плечах благодаря ежедневным занятиям с гирями.
Учились ребята, кроме Бориса, ни шатко ни валко. Только по истории неизменные пятерки. Когда Максим Иванович организовал кружок по истории, «мушкетеры» стали самыми активными его участниками. После девятого класса они с учителем ездили на два месяца в настоящую археологическую экспедицию, раскапывали курган, захоронение знатного вятича в Московской области. Очень гордились тем, что заметка о результатах их экспедиции появилась в областной газете.
Но вот позади уже выпускные экзамены. Настала пора готовиться в институт. И тут всех удивил Борис. Он даже документы не стал подавать, хотя, конечно, шансы поступить у него были выше, чем у одноклассников. Он запросто мог цитировать, например, Эмерсона или Монтеня.
– Я хочу быть писателем, – объяснил он друзьям. – Так? Так. В Литературный институт со школьной скамьи не берут. И правильно делают. Чтобы писать, надо знать, о чем писать. Так что пойду я в ПТУ учиться на автослесаря, потом на станцию техобслуживания, потом армия – вот уже сколько жизненных впечатлений будет. Конечно, лучше бы, как Горький, пешком по России махнуть, только не по Волге, а, скажем, вдоль трассы БАМа. То-то красотища! – мечтательно прищурился Борис и тут же горестно вздохнул: – Но кто поймет? Ведь скажут, что тунеядец... Так что мой путь – ПТУ.
Была еще причина, о которой он не распространялся, но друзья, конечно, догадывались. Мама его работала лаборанткой, и жилось им всегда туговато. Быть еще пять лет нахлебником Борис не хотел.
К решению Бориса мамы «мушкетеров» отнеслись в основном индифферентно, а папы даже одобрительно:
– Молодец парень. Этот, во всяком случае, знает, чего хочет.
Но что случилось потом... Андрея родители уговорили идти во ВГИК. Запала им, видать, в душу фраза Максима Ивановича о юном Чингисхане. Он завалился на первом же туре, поскольку, кроме внешности, требовался еще и талант.
После этого Андрей неожиданно подал документы... в школу милиции. То есть неожиданно, конечно, для его родителей, но не для друзей. Тут уж «бич божий» поработал. Когда Андрей унылый вернулся с экзамена, он ему сказал:
– Ну чего киснешь? Предположим, поступил бы ты, а потом стал посредственным артистом, что, лучше было бы? Инженером средним быть не страшно, а артистом бездарным... Прости, не хотел обидеть, но сам посуди.
Андрей, конечно, обиделся, но Борис не отставал:
– Скажи, о чем ты мечтаешь?
Андрей неопределенно пожал плечами.
– Постой, я, наверное, не так вопрос ставлю. Что там у тебя внутри самое сокровенное? Кем бы ты мечтал стать?
– Сыщиком, – выдохнул Андрей, и это было действительно сокровенное, поэтому они не рассмеялись. Ребята знали, что Андрей больше всего любит читать детективы.
– Ну а скажи, детка, как начинал свою карьеру комиссар Мегрэ?
– Постой, постой, – опешил Андрей, – уж не предлагаешь ли ты, чтобы я пошел постовым? Я представляю лицо моей мамы, когда я явлюсь в форме, ой, не могу!
– Нет, конечно, можно в священники пойти или в доктора, из них тоже неплохие сыщики получаются, если верить классике, – с открытой издевкой сказал Борис. – Пойми, Андрей, тебе надо решать. Тебе! А не маме.
Андрей задумался. Слез с подоконника, сел верхом на стул и опустил голову. Потом вскочил, походил по комнате, сказал раздумчиво:
– А вообще-то это идея! Только не в постовые, как ты предлагаешь, а в школу милиции. Меня туда упорно тренер по самбо зовет. Он ведь динамовец. Говорит, наверняка мастером спорта станешь, там все условия...
Еще больше удивила всех Лариса. Она не прошла по конкурсу в Институт иностранных языков и... что бы вы думали?.. Пошла работать проводницей международного вагона!
– Для языковой практики, – кратко пояснила она убитым горем родителям.
И хотя Борис в данном случае никакого прямого воздействия не оказывал, он вновь был назван «бичом божьим».
– Он, все он! – убежденно говорил Ларисин папа, кандидат технических наук. – Кто всегда вам вдалбливал – не надо быть инфантильными? В жизни надо решать все самим. Самим пробиваться. Без всяких там пап и мам, без всяких звоночков, записочек и прочих протекций. Кто? Бич божий!
В общем, так получилось, что единственным, кто поступил в институт, был Игорь. Но это нисколько не обрадовало его предков!
– Лучше бы ты, как твой Борька, в ПТУ пошел, – вздохнул отец. – Родители – инженеры, а он – тьфу, говорить-то неудобно знакомым – в Историко-архивный! Кем ты хоть будешь по специальности? Архивариусом? Архивной крысой? «Архивны юноши печальны...» О, боже мой!
Игорь, потупившись, молчал. Что ж, кругом виноват – бейте! Месяц он врал родителям, что поступает в транспортный, а сам сдавал в Историко-архивный. Потому что еще год назад, после той археологической экспедиции, решил, что если и есть какая в мире стоящая специальность, так, конечно, история. Ну а загадки прошлого находятся под землей...
– ...Но еще больше – в архивах! – сказал ему тогда Максим Иванович, и это решило его судьбу.
ЗАГАДОЧНАЯ ЗАПИСКА
Максим Иванович ушел из школы внезапно, в разгар учебного года. Еще в конце первого полугодия среди десятиклассников распространился неясный слух об его уходе якобы из-за ссоры с директрисой. Сам Максим Иванович на прямые вопросы учеников отвечал, что ему предложили работать в журнале, он давно мечтал об этом и потому уходит из школы. А кроме того, это даст возможность закончить диссертацию. Так что он даже рад.
Рад, а когда говорил это, глаза были грустные. Ребят не проведешь!
– Хотя я в школе больше не работаю, – сказал он в заключение, – это вовсе не значит, что кружок распадается. Просто будем теперь собираться не в школе, а у меня дома. По четвергам. Идет?
Они и раньше бывали в просторной квартире учителя. Максим Иванович – закоренелый холостяк. С ним живет только няня, Казимира Францевна. Квартира вся забита книгами, одна другой интересней. Так что теперь здесь бывало людно и весело.
Однако к осени кружок практически распался. Бывших одноклассников захлестнули дела, новые интересы. И только верная четверка друзей неизменно приходила сюда по четвергам. Сегодня они застали Максима Ивановича в теплом халате, с шарфом па костлявой шее. Он отбивался от Казимиры Францевны, которая терпеливо увещевала воспитанника:
– Макс, голубчик! Выпей молочка с медом!
– Не буду! Оно горячее!
– Так оно и должно быть горячее, – уговаривала Казимира Францевна, – иначе какой толк!
– Я обожгусь!
– А ты дуй и пей потихонечку...
– Может, мы пойдем? Неудобно! Вы болеете! – заговорили кружковцы разом.
– Ерунда, – рассердился Максим Иванович, – запомните навсегда: болезнь – это вовсе не физическое состояние, как утверждают некоторые, а черта характера. Я бы так в служебных характеристиках писал: морально устойчив, но любит поболеть. И вообще, хватит о болезнях. Давайте ближе к делу. Прочитал я ваши рефераты. Что ж, неплохо, – сказал Максим Иванович и вдруг по-козлиному боднул головой.
Ребята переглянулись: «Похоже, что учитель в драчливом настроении».
– Неплохо для средней школы, – продолжал Максим Иванович. – Отсюда немножко содрали, оттуда списали. Конечно, и такие работы нужны, для развития кругозора, так сказать. Но мы с вами должны идти вглубь. А не писать вообще и в общем. Вот возьмем твою работу, Игорь, о преобразованиях Петра. Ничего не скажешь – грамотно. Но нет духа эпохи, понимаешь? А почему? Потому что ты не вошел в то время, не почувствовал его. Вот скажи, во что был одет петровский солдат?
– В мундир, – с улыбкой ответил Игорь.
– Из каких частей состоял мундир? – продолжал спрашивать учитель.
– Камзол, ну... и то, что ниже, – замялся Игорь.
– Что ниже?
– Эти, как их... портки!
Все засмеялись.
– Во-первых, порты, – поправил Максим Иванович. – А во-вторых, неправильно – короткие панталоны и чулки. Вот видишь? Как одет был купец, как чиновник, как мужик? Все это надо видеть, а речь их слышать. Тогда будет легче понять и строй их мыслей.
– Это ж сколько надо читать, – уныло протянул Андрей.
– Конечно, – кивнул Максим Иванович. – Причем просто так читать, бессистемно, толку мало. И я подумал, что лучший способ узнать ту или иную эпоху – это заняться разгадыванием какой-нибудь одной из многочисленных исторических загадок.
– Многочисленных? – переспросил с оживлением Борис.
– Да, они есть в каждой эпохе, – кивнул Максим Иванович. – Пожалуйста, с ходу могу назвать несколько – убийство царевича Дмитрия, княжна Тараканова, Железная Маска во Франции, библиотека Ивана Грозного... Можно продолжать до бесконечности.
– Давайте Железной Маской займемся, – загорелся Игорь.
– Лучше библиотеку Ивана Грозного найти, – завозражал практичный Андрей. – Это полезнее.
Максим Иванович с улыбкой посмотрел на учеников.
– Я тоже не знал, что выбрать. Но нам помог... его величество случай!
Он помахал обыкновенным почтовым конвертом.
– Что это? Письмо из прошлого? – сострил Игорь.
– Почти, – кивнул Максим Иванович и, поправив массивные очки, принялся читать письмо, извлеченное из конверта: – «Уважаемая редакция! Пишет вам краевед Ефимов из Зауральска. В течение многих лет я собираю все материалы по истории родного города. Прошу оказать содействие вот в каком вопросе. Мне при разборе архива попалась записка (фотокопию прилагаю). Судя по делу, в котором она находилась, автор писал ее осенью 1912 года. Как мне известно, в это время были арестованы все члены подпольного кружка при железнодорожной станции. Предполагаю, что донес на них предатель. Об этом же говорит и текст записки.
К сожалению, в оставшихся воспоминаниях городских подпольщиков об этом почти ничего не говорится, а никто из арестованных позднее в Уральск не вернулся. Все они были осуждены на каторжные работы, затем началась первая мировая война, перешедшая в гражданскую, и оставшихся в живых, по всей видимости, разметало по всей России.
Очень прошу опубликовать эту записку. Вдруг откликнется кто-нибудь из детей или внуков этих революционеров и поможет нам ликвидировать еще одно белое пятно в истории родного края. Заранее благодарный Ефимов». Вот так-то! – закончил Максим Иванович.
– А что в записке? – Кружковцы вскочили с дивана и бросились к столу. Максим Иванович протянул плотный лист фотокартона. Это была репродукция с небольшого клочка бумаги, где неровными буквами было написано:
«Передайте на волю, среди нас – предатель».
– И все? – разочарованно протянул Андрей, крутя фотографию.
– И все, – подтвердил Максим Иванович. – Так что вы скажете, месье Мегрэ?
– Улик маловато, – вздохнул Андрей. – Ну и знания конкретной обстановки.
– О! В самую точку. Браво, Андрей!
– Ну и что вы собираетесь делать? – спросил Игорь, уже догадываясь о намерении учителя.
Максим Иванович вздохнул и, сняв очки, потер переносицу.
– Наш журнал академический. Такого рода частности нас не интересуют. Будет вежливый отказ с советом обратиться в какую-нибудь молодежную газету. Хотя и там вряд ли опубликуют. Вот так.
– Значит, в корзину?
– Ну не совсем так. – Максим Иванович лукаво взглянул на ребят. – Можно организовать, так сказать, частный розыск... Скажем, четверо молодых людей из любви к истории берутся за этот клубок и распутывают его до конца. Не слышу криков ура.
– Ура, – сказал неуверенно Игорь, – ура-то ура, но с чего начать?
– Слова «следователь» и «исследователь» – одного корня, наверное, не случайно, – нравоучительно заметил учитель. – Что бы сделал комиссар Мегрэ, начиная следствие?
– Выехал бы на место преступления! – не задумываясь, воскликнул Андрей.
– Вот-вот! – ликующе заметил Максим Иванович. – Уже становится горячо.
– Так Зауральск – это черт знает где! – угрюмо сказал Игорь.
– Могу сказать точно – двое суток на поезде, – дала справку молчавшая до этого Лариса.
– Откуда такая точность? – поинтересовался Максим Иванович.
– Ездила. Это же на Транссибирской магистрали. Вообще, мальчики, нельзя хорошо знать историю, плохо зная географию.
– Ишь ты! – восхитился Максим Иванович. – Ай да Ларочка.
– Двое суток туда, двое суток обратно, хотя бы день там – пять дней, – подсчитывал Игорь. – Ничего не выйдет, придется ждать каникул.
Лариса решила удивлять их весь вечер. Могу я, – заявила она спокойно. – У меня есть неделя отгулов. Договорюсь с бригадой, до Зауральска им помогу…
– Мегрэ в юбке, – покатился Андрей.
– Скорее уж – Пуаро, – заметил Игорь. – Тот все следствия то в поезде, то на пароходе вел.
– Ничего смешного не вижу, – Лариса поджала губы.
– Давай-давай, – замахал испуганно руками Андрей, – веди следствие. Только ведь есть еще одно препятствие...
– Какое? – Лариса повернулась к нему с таким задором, что было видно – ей сейчас море по колено.
– Семьдесят лет прошло, – притворно вздохнул Андрей, – а отпечатки пальцев держатся только две недели.
– Тебе только шуточки... – отмахнулась Лариса.
– Нет, в самом деле, сложно, – кивнул серьезно Игорь. – Если подпольщикам тогда было даже по двадцать, значит, сейчас им – девяносто. Вряд ли кто есть в живых.
– Зато краевед Ефимов жив, – под общий смех отпарировала Лариса.
– Правильно, девочка, так их, – одобрил Максим Иванович. – У краеведа наверняка есть какие-то еще ниточки. Краеведы – они хитрые...
Лариса вдруг задумалась.
– Что, испугалась? – заметил ее смущение Андрей.
– Нет, просто пытаюсь представить, как это было. Семьдесят лет назад.
– Ну что ж, давайте попробуем вместе вспоминать, – неожиданно предложил Максим Иванович, – что происходило в одна тысяча девятьсот двенадцатом году...
Кружковцы вновь уселись на диван, предвидя путешествие во времени.
СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД
– Прямо скажу, в российской истории, да и не только в российской, год выдающийся, – начал Максим Иванович. – Представьте себе: прошло пять лет после разгрома первой пролетарской революции и осталось пять, всего пять лет до второй революции, до окончательной победы. Время тревожное, сложное. Одни с радостью, другие в паническом испуге отмечают, что революционные силы в России вновь на подъеме. Поскольку историю в школьном объеме, надеюсь, вы еще помните хорошо, – с лукавинкой поглядел на кружковцев Максим Иванович, – прошу назвать наиболее важные события этого года. Ну, кто смелый?
