Текст книги "За давностью лет"
Автор книги: Дмитрий Евдокимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
– И ничего этому кабатчику не было? – выкрикнул кто-то возмущенно.
– Представьте себе – нет! – вздохнул Александр Григорьевич. – Раз он купил этот клад, монеты стали его личной собственностью, поэтому он мог с ними делать все, что хотел: хоть переплавить в слитки. Только при Советской власти был принят закон, по которому любые найденные ценности являются государственным имуществом и присвоение их карается уголовным кодексом. В этой связи припоминается один сравнительно недавний случай: в Мытищах, здесь, под Москвой, один рабочий, ломая старый дом, обнаружил в руинах сумку, в которой находилось семьдесят золотых монет. Недолго думая, он занялся «реализацией» клада и попался уже на продаже третьей монеты. Хотя при задержании он ссылался на незнание закона, это не избавило его от судебного наказания. К счастью, народ у нас сознательный, любящий и знающий историю, поэтому такие случаи бывают крайне редко...
Василий, сидевший рядом с Красовским, густо покраснел: ему казалось, что сейчас Александр Григорьевич расскажет и о том, как он пытался распорядиться своей находкой. Но археолог снова подошел к карте.
– Конечно, я не могу вам сегодня подробно описать все четыреста кладов Москвы и Подмосковья. Тех, кто этим особо заинтересуется, адресую к специальной литературе. Я расскажу о наиболее ярких, на мой взгляд.
Самым древнейшим кладом монет на территория Москвы, – Александр Григорьевич сделал многозначительную паузу и затем продолжил, – является клад, который был найден на том месте, где ныне расположен бассейн «Москва». Здесь в тысяча восемьсот тридцать седьмом году было начато строительство храма Христа Спасителя, посвященного победе России над наполеоновской армией в тысяча восемьсот двенадцатом году. Храм сооружался огромный, поэтому и фундамент закладывался очень глубокий. Так вот, на глубине в пять метров и был найден клад восточных монет – дирхемов. Дирхем (искаженное греческое слово «драхма») – это тонкая серебряная монета диаметром два – два с половиной сантиметра. На ней не было портрета правителя, поскольку мусульманская религия запрещала изображать людей и животных, а только подпись с благочестивым изречением, именем халифа, указывались также место и время чеканки. Две из них, лучшей сохранности, получили четкое определение: это оказались тахиридский дирхем с именем владетеля Мухаммеда и халифа Мустаин-Биллаха из города Мерв – восемьсот шестьдесят второго года и аббасидский – халифа Мутаэз-Биллаха из города Двина – восемьсот шестьдесят шестого года. Монеты, таким образом, были чеканены на территории Туркмении и Армении, находившихся тогда под властью Арабского халифата.
О чем говорила эта находка? О том, что Русь имела торговые связи со странами Арабского халифата. Эти связи были достаточно тесными, о чем свидетельствует тот факт, что всего на территории Москвы и Подмосковья было найдено пятнадцать кладов, в которых находились арабские дирхемы.
Все найденные клады расположены по берегам рек, в местах, где некогда были поселения вятичей. Вятичи, как и другие славянские племена, продавали восточным купцам дорогие меха, мед, ткани, свинец, олово, рабов (челядь), дорогое оружие высокого качества. «Клинки и мечи у них таковы, – говорилось в арабском сочинении „Пределы мира", – что можно согнуть их вдвое, но как только отводится рука, они принимают прежнюю форму».
– Вот так здорово! – не удержался кто-то. – Мы всегда считали, что самым лучшим был дамасский булат!
– Как видите, сначала арабы покупали булат у нас, – прокомментировал Максим Иванович, – Не исключено, что дамасские мастера обучались своему искусству у славянских кузнецов.
– В свою очередь вятичи, – продолжил Александр Григорьевич, – кроме серебра покупали у восточных купцов драгоценные камни. Об атом свидетельствуют украшения, найденные в кладах. Например, перстень с изумрудом, который у арабов назывался «зюмурруд». Кстати, и другие драгоценные камни называются похоже: алмаз – по-арабски «алмас», топаз – «тубас», яшма – «яшме». Видимо, славян познакомили с этими камнями арабы.
– Однако более поздние клады показывают ухудшение торговых отношений с Востоком, – снова подал реплику Максим Иванович.
– Да, в кладах, относящихся к одиннадцатому веку, мы уже видим западные монеты. Например, в кладе, найденном под Звенигородом, содержится около тысячи германских и английских монет, – согласился археолог.
– Кстати, это нашло отражение и в летописи. Вятичи платили одно время дань хазарам «по шелягу от рала», то есть по шиллингу от сохи, – добавил Максим Иванович.
– Такая «переориентация» становится ясной, когда обращаемся к восточным источникам, – пояснил Александр Григорьевич. – Дело в том, что в десятом веке на Арабском Востоке начался серебряный кризис, вызванный истощением рудников. В этих государствах начали заменять серебряные монеты золотыми и медными, однако на Руси по-прежнему единственным средством обращения оставалось серебро, поэтому славяне стали активнее торговать с западными странами.
– А когда наши деньги появились? – спросил нетерпеливо Василий.
– Не лезь поперек батьки в пекло! – шутливо одернул его Игорь.
– Да, не будем спешить, – улыбнулся археолог. – О московских деньгах говорить еще рано, но первый клад, так сказать, московского производства был найден... где, как вы думаете?
– В Москве! – выпалил Василий, вызвав дружный смех.
– А точнее? – с усмешкой спросил Александр Григорьевич. – Ну-ну, смелее.
– В Кремле, конечно! – твердо сказал Шапошников.
– А почему «конечно»?
– Потому что Москва как город начиналась на кремлевском холме. Что, не так?
– Абсолютно верно, – кивнул Александр Григорьевич. – Первый московский клад был найден на территории Кремля. Сейчас вы увидите вещи, которые оказались в этом кладе. Попрошу кого-нибудь погасить верхний свет. – Александр Григорьевич подошел к столику, где стоял проектор, и, вставив слайд, включил изображение. Ребята увидели на белом экране большой серебряный витой обруч с плоскими концами. – Это так называемая шейная гривна – традиционное женское украшение. Сделана она, как показала экспертиза современных ювелиров, из серебра очень высокой пробы и свидетельствует о знатности и богатстве ее владелицы. А вот это – височные кольца. – Александр Григорьевич сменил слайд, и ребята увидели два изящных лапчатых украшения с кольцами. – Они сделаны также из серебра, на каждом из них, если внимательно присмотреться, по семь лопастей. Семилопастные височные кольца – это традиционный племенной убор вятичей. Такие кольца и гривны входили в подвенечный наряд вятичанок, в этом наряде их обычно и хоронили
– Так это найдено в захоронении? – спросил кто-то из ребят.
– В том-то и дело, что нет. Эти украшения находились в тонкой бронзовой чаше, которая хорошо известна по письменным источникам двенадцатого века, где упоминаются крупного размера «чаши велики». Из таких чаш обычно на пирах разливалось вино. Таким образом, налицо клад, относящийся к тому моменту, когда Москва была впервые упомянута в летописи. Помните, конечно, приглашение Юрия Долгорукого, зафиксированное в Ипатьевской летописи: «Приди ко мне, брате, в Москов».
Встреча Долгорукого со своим союзником, черниговским князем Святославом, состоялась, по свидетельству летописца, в пятницу, четвертого апреля тысяча сто сорок седьмого года, что и стало датой условного, «летописного» рождения Москвы. В Тверской летописи несколько позже, под пятьдесят шестым годом, имеется такая запись: «Заложи князь Юрий Володимерович, град Москву на устиниже Неглинки, выше реки Аузы».
Так вот, именно в этом месте и найдены были украшения, – заканчивал рассказ о находке Александр Григорьевич. – Их обнаружили строители в тысяча восемьсот сорок четвертом году, когда рыли фундамент под Большой Кремлевский дворец. Можно с уверенностью утверждать, что первая москвичка была из племени вятичей. А клад этих украшений числится в реестре московских кладов под номером один!
На экране появилось новое изображение. Следующий клад, под номером «два», был также найден в Кремле, но уже археологами. Он является свидетелем страшных событий, происшедших в Москве суровой зимой тысяча двести тридцать восьмого года. Лаврентьевская летопись горестно сообщала: «А татарове поидоша к Москве и взяла Москву и воеводу Филиппа Нянко убиша, а князя Володимера взята руками сына Юрьева... А люди избиша от старец и до младенец...»
Археологам от этого периода осталась лишь мощная прослойка угля и золы. И тем ценнее обнаруженные нами находки. Вот эти височные кольца, которые вы видите на экране, были найдены в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году при реставрационных работах внутри Успенского собора – главного храма Кремля, построенного Аристотелем Фиорованти на месте предшествовавших ему зданий.
Обратите внимание на отличие этих колец от колец вятичей. – Александр Григорьевич спроецировал новый слайд, где одно кольцо было дано крупным планом так, что можно было хорошо увидеть детали.
– Нет лопастей, а вместо них бусинки на проволоке, – заметил Красовский.
– Точно, – похвалил его Александр Григорьевич, – эти височные кольца так и называются – трехбусинными, по числу бусинок на каждом, они характерны для женщин Южной Руси. Особенно много их встречается при раскопках в Киеве. Рядом с этими кольцами был обнаружен обрывок ткани от головного убора. Можно смело предположить, что женщина, киевлянка по рождению, возможно жена княжеского дружинника, скрывавшаяся в храме с другими женщинами и детьми во время осады города ордой, спрятала свои украшения вместе с головной повязкой под плиткой пола. Характерно, что там же был найден железный ромбовидный наконечник стрелы, подобный многим находкам на древнерусских городищах, погибших во время татаро-монгольского нашествия... – Александр Григорьевич попросил включить верхний свет и вернулся к столу. – Тяжелыми, крайне тяжелыми были для Руси последствия ордынского ига. Об этом красноречиво говорит и отсутствие кладов. Не случайно археологи назвали двенадцатый-тринадцатый века безмонетным периодом. В самом деле, прервались торговые связи с Западом, все города и села завоеватели обложили непосильным налогом. Но Москва сумела подняться из пепла, чтобы стать центром нового русского государства.
Постепенно оживляется торговля. Причем идет она из Москвы сразу в двух направлениях – южном и западном. Богатые купцы так и делятся на две группы – сурожане и суконники. Сурожане вели торговлю с южными государствами через Сурож и Кафу. Туда из Московии направлялись меха, кожи, воск, мед, а привозили ткани, оружие, вино, драгоценности. Суконники торговали в основном с Фландрией и Англией, откуда привозилось сукно. Известно, по письменным источникам, что в торговле с Западом были очень употребительны рубли и полтины, но как они выглядят?
На этот вопрос ответил клад, о котором я уже упоминал, найденный у северного пандуса гостиницы «Россия». Здесь, по улице Варварке (нынешняя Степана Разина), проходила северная граница Зарядья, ставшего в четырнадцатом столетии самым аристократическим районом города. Здесь и жил богатый гость – суконник, закопавший клад после какой-то особо удачной сделки.
Рабочие, обнаружившие горшок, сначала решили, что он набит обуглившимися головешками. Однако почему они такие тяжелые? Кто-то догадался потереть одну из головешек, и все неожиданно увидели яркий блеск чистого серебра. Клад отнесли в Исторический музей, благо он рядом. Какова же была радость историков, когда, отмыв слитки дистиллированной водой, на них обнаружили клеймо. На брусках длиной в тринадцать сантиметров было обозначено «рубль», а на слитках вдвое короче – «полтина». Всего в горшке находился шестьдесят один слиток, что составляло сумму тридцать один рубль с полтиною. Это практически годовой доход богатого купца.
Ну а когда все же появились первые московские монеты? – спросите вы. – Александр Григорьевич лукаво взглянул на Василия, который нетерпеливо ерзал на стуле, поправляя сползающие на нос очки. – Об этом нам тоже поведали клады...
КЛАД ВАНЬКИ КАИНА!
Неожиданно археологу пришлось прервать свой рассказ, поскольку в зал, предварительно громко постучав, вошел майор Дутиков. За его широкой спиной маячили еще несколько человек в милицейской форме
– Прошу извинить за опоздание и за незваных гостей, – смущенно улыбаясь, произнес Иван Семенович. – Я не удержался и на совещании рассказал о необыкновенной находке. Вот товарищи тоже очень заинтересовались. Не прогоните?
– Что вы, что вы! Рады таким уважаемым гостям! – приветливо ответил Александр Григорьевич. – Располагайтесь.
– Жалко, что с самого начала не слышали ваш рассказ о кладе! – заметил Дутиков, усаживаясь рядом с Красовскнм.
– До нашего клада мы еще не добрались, Иван Семенович! – весело сказал Андрей. – Александр Григорьевич рассказывает историю московского кладоискательства.
– Как интересно! – воскликнул Дутиков. – Жаль, что пропустили.
– Я вам потом расскажу, – успокоил его Красовский.
– Так продолжим? – спросил Александр Григорьевич. – На чем мы остановились?
– На первых русских монетах! – нетерпеливо воскликнул Василий.
– Итак, когда же появились русские деньги? – продолжил рассказ Александр Григорьевич. – Чеканку собственной монеты Москва начинает после победоносной Куликовской битвы в тысяча триста восьмидесятом году. Первые монеты Дмитрия Донского по внешнему виду похожи на золотоордынские монеты. Это было закономерно: русским денежникам пришлось перенимать опыт у своих соседей да и для русской торговли удобнее было иметь деньги, понятные татарам. Кстати, и само название монеты – «деньга» – восточного происхождения – от арабского слова «даник».
Однако уже на первых монетах появляется многозначительная надпись – «печать великого князя Дмитрия», а также изображения людей и животных, что противоречило заветам ислама. Таким образом, первая русская монета – факт не только экономического, но и огромного политического значения. Вслед за великим княжеством Московским начали чеканку собственной монеты его уделы – княжества Серпуховское, Дмитровское, Можайское, Галичское, Верейское, Угличское. На несколько десятилетий позднее появились монеты великого княжества Тверского с уделами, а еще позднее – в Новгороде Великом и Пскове. На них изображались самые разные сюжеты: князь «на столе», то есть на троне, воин, охотник, богатырь, фантастические и вполне реальные животные, сцены из сказок. Один денежник даже изобразил самого себя. Надписи указывали имя князя или место чеканки. Даты не помещались нигде. Новая монета и рубль вступили друг с другом в удобное соотношение: двести московских денег по весу составили серебряный слиток – рубль. Так сложилась московская денежная система с двухсотденежным рублем во главе.
Все, что я вам рассказываю, историки узнали, исследуя клады, относящиеся к этой эпохе, – Александр Григорьевич взял указку и снова подошел к карте Московской области. – Причем клады эти были расположены вдоль торговых путей. Вот, в частности, одни из таких кладов, с монетами Дмитрия Донского и его сына Василия, был обнаружен в районе Теплого Стана, первой остановки на пути из Москвы в Орду. Здесь жили ордынцы, числяки и делюи – тяглые московские люди, которые должны были обслуживать послов Золотой орды, направлявшихся в Москву или из Москвы. Видимо, здесь во время остановки московский купец продал часть своего товара, а деньги припрятал, чтобы не рисковать.
Через село Городище Коломенского района, где также найден клад монет этого времени, лежал торговый путь в далекий Крым, где центрами черноморской торговли в четырнадцатом веке были Сурож (предшественник современного Судака) и Кафа (нынешняя Феодосия) – генуэзская колония. На юг вела и Болвановская дорога, где в тысяча девятьсот сорок восьмом году у платформы Текстильщики была обнаружена черная лощеная кубышка, хранившая более двух тысяч серебряных монет Ивана Третьего и Василия Третьего. Найдены клады и у древних дорог, ведущих в западном направлении. В частности, у деревни Львово Волоколамского района в конце прошлого столетия обнаружили клад, содержавший тысячу триста серебряных монет Тверского княжества.
О чем рассказывают эти клады? – Александр Григорьевич перевел взгляд с карты на слушателей. – О том, что торговые пути были тяжелы и полны опасностей: они проходили по глухим лесам, бурным, глубоким рекам, пустынным степям. Купца с его казной подстерегали мороз и жара, бури и вьюги, дикие звери и разбойничьи набеги. Не раз ходили купцы одной и той же дорогой, и каждый участок ее был для них знаком. Неудивительно поэтому, что купец зачастую зарывал часть денег, чтобы в пути не потерять всего капитала
Однако мы с вами удалились от Москвы, – шутливо заметил Александр Григорьевич, возвращаясь к столу. – А между тем к этому же времени относится клад и коренного москвича, но уже не купца, а посадского человека. Клад найден на Мясницкой улице, нынешней улице Кирова, где в четырнадцатом веке располагались отдельные слободки, сады, огороды. Вероятно, хозяин клада и торговал на рынке овощами со своего огорода. Торговля была мелкой, не оптовой, поэтому он и клал в кубышку не серебро, а медные монеты, так называемые пулы. Пулы – это деньги самых низших слоев городского населения. На них покупались и продавались съестные припасы, причем самые дешевые и в небольших количествах. Мера хлеба, то есть пуд, продавалась тогда в Москве за четыре – шесть денег, утка или курица стоили четверть деньги. Сколько же должна была стоить на городском торге связка лука или чеснока? Мера репы? Мера клюквы? Калач? Тут-то и шли в ход пулы как самые мелкие разменные монеты, которые и оказались в кладе огородника.
Теперь мы с вами перешагнем через столетие, чтобы попасть во времена Ивана Грозного, – продолжал археолог. – Я вам расскажу о так называемых «ипатьевских находках». Должен вам заметить, что улицы и переулки, входящие в Китай-город, сохранили свою планировку с четырнадцатого столетия, что подтверждается старыми картами. Остатки стены Китай-города вы можете видеть у «Метрополя». Само слово «китай» произошло от слова «кита» – так называлась плетеная изгородь, первоначально крепившая земляной вал. Так вот, если посмотреть древние планы Москвы, то мы увидим сегодняшние улицы, идущие от Кремля, – Разина и Куйбышева, ранее называвшиеся Варварка и Ильинская. У самой стены они соединялись Ипатьевской улицей, называемой сейчас переулком. Здесь когда-то находились усадьбы знатных людей, и поэтому переулок столь богат археологическими находками.
В прошлом столетии именно здесь был найден богатый клад оружия. В него входили пять шлемов-шишаков и пять кольчуг, одиннадцать боевых граненых ножей, широкая охотничья рогатина, богато орнаментированная серебряная чаша. Удалось установить, что клад был захоронен до тысяча пятьсот сорок седьмого года, благодаря находившимся здесь же необычным, по сравнению с прежними, серебряным монетам. На одной стороне изображен всадник либо с копьем, либо с саблей. За монетой с саблей осталось прежнее название – деньга или московка. Денежная реформа была проведена матерью Ивана Грозного, Еленой Глинской, в тысяча пятьсот тридцать пятом году с целью государственной монополизации денежного дела.
Так вот, в найденном кладе хранились серебряные копейки, где Иван именовался великим князем, то есть они были изготовлены до его коронования в тысяча пятьсот сорок седьмом году, – продолжил свое увлеченное повествование археолог. – Там же, в Ипатьевском переулке, метростроевцы, углубляя коллектор, обнаружили еще один клад, хранившийся в бочонке. Среди находок оказались железные боевой топор и кавалерийский топорок, длинные засапожные ножи, шлемы-шишаки, стремена с широкой пластинчатой подножкой. Особый интерес представляла ручная кованая пищаль – мушкет с гладким граневым стволом.
Прошу внимания на экран. – Александр Григорьевич вновь включил проектор. – Пожалуй, эта пищаль древнейшая из найденных. На стволе имеется дата – тысяча пятьсот пятьдесят пятый год, – сделанная арабскими цифрами. Первоначально историки предположили, что оружие изготовлено иностранцем, однако затем победило мнение, что делал пищаль русский мастер, вероятно москвич. Дело в том, что русский фитильный замок отличался от западного: курок с фитилем двигался у него от казны к дулу, а в западном замке было обратное движение – от дула к казне. Деревянный приклад у пищали не сохранился, вероятно был сломан в битве, поскольку следы повреждений имеются и на стволе.
Вместе с оружием в бочонке оказались и хозяйственные предметы, среди которых выделяется латунный литой рукомой – водолей. Он подвешивался на веревке, и вода лилась из пасти дракона. Видите? – спросил Александр Григорьевич, меняя слайд. – Две головы драконов служат носиками, а с боков напаяны скульптурные человеческие головы в высоких шапках. У рукомоя нашлось четыре «собрата» в крупнейших музеях мира: Эрмитаже, Музее декоративного искусства в Париже, Метрополитен-музее в Нью-Йорке, Музее Шнютчен в Кельне. Считается, что все эти вещи нидерландского происхождения: точно такие рукомойники изображены у голландских художников Яна ван Эйка, де Бодра, Артсена и датируются пятнадцатым – началом шестнадцатого века. Нидерландский водолей – великолепное произведение искусства. Совершенно очевидно, что он принадлежал знатному лицу.
И наконец, могу добавить еще об одной эиячительной находке все в том же Ипатьевском переулке, свидетелем которой был ваш покорный слуга. – Александр Григорьевич эффектно склонил седую голову.
– Расскажите, Александр Григорьевич, расскажите! – зашумели ребята.
– Ну, если вам не скучно...
– Что вы, что вы, продолжайте.
– Ну хорошо. – Археолог сделал небольшую паузу, перебирая карточки, затем продолжил: – Это случилось в тысяча девятьсот семидесятом году при строительстве нового дома все в том же Ипатьевском переулке. Наш музей, зная о богатстве культурного слоя в этом месте, взял земляные работы под постоянное наблюдение. Наши старания не оказались напрасными. Почти сразу же был найден широкий сосуд красной меди типа таза, в котором оказалось более трех тысяч монет весом свыше семидесяти килограммов серебра!
– Ого! – не удержался кто-то от восторженного восклицания. – Так много!
– Да, это самый крупный из найденных кладов, – подтвердил Александр Григорьевич не без гордости. – Но самое удивительное не это. Все монеты без исключения были испанского производства. Песо и мелкие песеты были чеканены в Мадриде и Толедо, Барселоне, Севилье, Гренаде, носили имена Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского, при которых Испания объединилась, последующих королей – Филиппов Второго, Третьего, Четвертого. Однако большая часть монет была изготовлена в американских колониях – Мексике, Боливии, Колумбии.
Вы, наверное, задаете себе вопросы, – обратился рассказчик к слушателям, – почему попало в Москву такое огромное количество именно испанских монет?
Вспомним историю географических открытий. Ведь в это время в Испанию буквально хлынул поток золота и серебра, найденный хищными конкистадорами. А из Испании драгоценные металлы перекочевывали в другие, экономически более развитые страны Европы. В Москву же эти монеты попали не как денежные знаки, а как высококачественное сырье, предназначенное для изготовления московских копеек. Ведь до Петра Первого, когда были найдены залежи серебра и меди и открыты рудники на Урале, все сырье привозилось из-за границы, причем не только в форме слитков, но и полновесных серебряных монет – талеров. Испанские песо по количеству серебра соответствовали талерам.
Спросите, наверное, кто мог быть владельцем такого большого клада? – Александр Григорьевич обвел глазами слушателей. – Это мог быть богатый купец, который оптом приобрел большую порцию серебра с тем, чтобы выгодно сбыть ее государевой казне для Монетного двора. Вместе с тем, учитывая, что рядом с Ипатьевской улицей находился Посольский приказ, можно также предположить, что владельцем клада был либо какой-то иноземец, либо кто-то из дьяков приказа, который, как говорят теперь, «злоупотребил служебным положением» и ввязался в валютные махинации.
О том, что именно испанское серебро пользовалось спросом на российском рынке, свидетельствует еще один клад испанских монет, найденный через два года после первого. Произошло это на берегу реки Москвы близ Коломенского при земляных работах на строительстве комплекса новых зданий Института автомобильного транспорта, где работал строительный отряд студентов-энергетиков. В траншее теплотрассы один из студентов заметил камешек округлый и плоский, напоминавший монету. Камешек потерли обломком кирпича, и он засверкал серебристым блеском. А вскоре увлеченные поисками студенты стали находить монету за монетой. Вызванные на место нумизматы Исторического музея организовали расчистку в зоне находок, буквально просеяли каждый комок земли и были достойно вознаграждены находкой клада из тысячи двухсот испанских монет, по времени и облику чрезвычайно близких кладу из Ипатьевского переулка. Вместе с монетами было обнаружено и вместилище клада – большой медный сосуд, основательно деформированный.
– Наверное, и владелец был тот же самый? – предположил Дутиков.
– Это так и не удалось установить, – пожал плечами археолог. – Дело в том, что монеты были найдены в слое строительного мусора, вместе с кирпичной крошкой, известковым раствором, обломками белого камня. Видимо, раньше где-то в центре города при рытье котлована или фундамента клад был зачерпнут ковшом экскаватора и погружен в самосвал вместе с остальным древним грунтом. Высыпали его в пойме реки у Коломенского. Не исключено, что первоначальное расположение клада было где-то в створе улиц Варварки и Ильинской. Кстати, на последней были найдены еще в начале нашего столетия два кувшина с двадцатью двумя тысячами серебряных копеек времен Михаила Федоровича и Алексея Михайловича Романовых, весом, более восьми килограммов.
И пожалуй, товарищи, есть определенная закономерность в том, что клад, который демонстрируется сегодня, найден тоже в этом районе! – заключил Александр Григорьевич.
Ребята зашумели:
– А вы говорили, что клады случайно находят!
– Не отрицаю. Но место клада тем не менее можно вычислить, – улыбнулся археолог.
Подняла руку Лариса:
– Александр Григорьевич! А в Кремле больше не было значительных находок?
Археолог улыбнулся:
– Женских украшений больше не находили. Но необычные находки были. Скажем, один клад нашли в печи, вроде как ваш.
– Расскажите, расскажите! – попросили ребята.
– Хорошо! – согласился археолог, мельком взглянув на часы. – Хотя, мне кажется, несколько злоупотребляю вашим вниманием...
– Так интересно же! – горячо выпалил Василий.
– Ну, если интересно, расскажу еще немного... – кивнул Александр Григорьевич. – Итак, в Кремле январским днем тысяча девятьсот шестьдесят девятого года под бутовым фундаментом старинной колонны Кремлевского театра были найдены монеты, спрятанные в красный печной изразец. Старинные изразцы имели вид прямоугольной коробки без верхней крышки. Почему владелец клада выбрал столь необычный способ хранения? Об этом рассказывают монеты, спрятанные в изразце. Их относительно немного – на сумму чуть более двенадцати рублей. Однако для историков они оказались очень ценными, потому что давали возможность датировать клад с редкой точностью – не позднее тысяча шестьсот шестого года, времени правления Василия Шуйского. В это время к Москве подступили войска повстанцев во главе с вождем крестьянской войны Иваном Болотниковым. Владелец клада, видимо один из приближенных Шуйского, узнав, что войско Болотникова соединилось с войском Истомы Пашкова, в крайней панике спрятал свои сбережения, ожидая штурма. Однако, как вы, наверное, помните, дворянин Пашков вскоре изменил восставшим, и осада была снята. Но владелец клада, видимо, погиб к этому времени...
– Почему вы так думаете? – снова спросила Лариса.
Александр Григорьевич пожал плечами:
– А что еще можно предположить? И вообще, товарищи, вы отдаете себе отчет в том, что клад, наряду со своей функцией быть иллюстрацией к той или иной странице истории, помимо всего прочего, является свидетельством личной трагедии его владельца? Ведь клад зарывался в надежде когда-то извлечь его на свет божий, не так ли? И в большинстве случаев, если хозяин оставался жив или хотя бы успевал рассказать о захоронении клада своим наследникам или друзьям, клад, конечно, доставали из укромного места. И если мы с вами находим клад, то это свидетельствует в первую очередь о том, что владелец клада трагически погиб. Так было и с приближенным Шуйского, так было, например, и с тем участником Медного бунта, чей клад был обнаружен на Сретенке...
– Участник Медного бунта? – заинтересованно переспросил Шапошников. – Почему не знаю? Про сам Медный бунт много читал...
– Причины его, конечно, помните? – не без желания проэкзаменовать юного коллегу спросил Александр Григорьевич, не зная, что Игорь является «спецом» по семнадцатому веку.
– Конечно, помню, – не моргнув глазом, ответил Шапошников. – Суть, если коротко, в двух словах, в том, что царь Алексей Михайлович решил заменить серебряные копейки на медные. Дело-то, естественно, новое, непривычное, вдобавок царь при этом сшельмовал: медные копейки, которые были во много раз дешевле, были пущены по номиналу серебряных. Причем расплачивался Алексей Михайлович медными деньгами, а в казну с помощью налогов стремился брать только серебряные. Это, естественно, здорово подорвало имущественное положение, в первую очередь трудящихся – крестьян, ремесленников. В конце концов и вспыхнул этот бунт, который остался в истории как Медный. Было это, если не ошибаюсь, в июне тысяча шестьсот шестьдесят второго года.
Александр Григорьевич кивнул в знак подтверждения.
– Бунт был подавлен, но царь Алексей Михайлович вынужден был вернуться к чеканке серебряной монеты. Только уже Петру первому удалось окончательно ввести в обиход медные деньги, прячем обмен проводился более справедливо, в строгом соответствии стоимости серебра и меди, – заключил свой рассказ Игорь Шапошников.
– Хорошо изложил! Действительно коротко! – улыбнулся Максим Иванович, довольный ответом ученика.
– Краткость – сестра таланта, правильно, Игорек? – подначил друга Андрей, хлопнув его по плечу.
– Иди ты, – тряхнул плечом тот, не воспринимая шутки. – Александр Григорьевич, так что случилось с участником бунта со Сретенки?
