Текст книги "За давностью лет"
Автор книги: Дмитрий Евдокимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Игорь по школьной привычке поднял руку.
– Так, слово нашему Нестору-летописцу, – кивнул, приглашая к выступлению, Максим Иванович.
– Пражская конференция, – выпалил Игорь. – Это, пожалуй, самое важное событие года.
– Несомненно, – согласился Максим Иванович. – Ну а все-таки, нельзя ли поподробнее?
Игорь нахмурил лоб, вспоминая:
– Состоялась она в январе двенадцатого года в Праге, потому и названа Пражской.
– Свежая мысль, – усмехнулся Борис.
– Не перебивай, – нахмурился учитель.
– На ней было представлено более двадцати партийных организаций России, то есть практически все уцелевшие и активно действовавшие подпольные организации, – уже увереннее продолжал Игорь. – Поэтому с полным основанием на конференции было заявлено, что она является верховным органом партии. Работой конференции, как известно, руководил Владимир Ильич Ленин, выступивший с рядом докладов и являвшийся автором проектов резолюций по всем важнейшим вопросам. На конференции был избран Центральный Комитет, который возглавил Ленин. Был образован также центр по руководству революционной работой в России – Русское бюро ЦК...
– Ну а в чем все-таки главное значение Пражской конференции? – спросил Максим Иванович.
Игорь кивнул, показывая, что он понял вопрос:
– Дело в том, что она положила конец формальному объединению с меньшевиками, требовавшими ликвидировать подпольные партийные организации, создала боеспособный Центральный Комитет. Все это помогло сплочению и активизации местных партийных социал-демократических организаций и идейно вооружило российский пролетариат, готовившийся к новой революции.
– Может, несколько конспективно, но в общих чертах верно, – согласился Максим Иванович. – Могу только добавить, что конференция была созвана в момент жесточайших репрессий. Царская охранка с помощью провокаторов пыталась сначала сорвать проведение конференций на местах, где выбирались посланцы в Прагу, а затем делала все, чтобы захватить делегатов при переходе границы. Однако, как ни старались, ни свирепствовали жандармы, лишь незначительная часть делегатов была арестована, и конференция состоялась... Так, какие еще события вспоминаются вам? – спросил учитель, прерывая свой рассказ.
– Ленский расстрел... – робко заметила Лариса.
– Правильно, Ларочка, – ободрил ее Максим Иванович. – Рассказывай.
– Рабочие Ленских приисков, измученные нечеловеческими условиями труда, скверным питанием, решили обратиться с жалобой в дирекцию прииска. В мирной процессии участвовало более трех тысяч рабочих. Однако когда они подходили к главной конторе, их встретили солдаты и без предупреждения начали стрелять... Было убито и ранено больше пятисот человек.
– Да, прогрессивная печать сравнивала тогда это злодеяние, – заметил Максим Иванович, – с расстрелом петербургских рабочих девятьсот пятого года.
– В ответ на это повсеместно вспыхнуло забастовочное движение, – продолжала Лариса. – С этого момента и начал нарастать подъем революционного движения.
– Так, что еще вспомним? – снова спросил Максим Иванович.
– «Правда», – пробасил Борис. – Первый номер «Правды» вышел пятого мая двенадцатого года!
– Совершенно верно, – согласился Максим Иванович. – Газета фактически стала легальным штабом революционного движения. Ну, раз уж ты, Борис, вспомнил, не поленись, достань вон с того стеллажа папки. Да, да. Вот эти, толстые.
С кряхтением Борис вытащил с полки несколько объемистых папок.
– Что это? – спросил он, сваливая их на письменный стол.
– Это комплект номеров «Правды» за двенадцатый год, – объяснил Максим Иванович, раскрывая первую папку. – Давайте почитаем вместе.
Ребята окружили стол.
– Ух ты! Неужели подлинные? – спросил Красовский.
– Нет, это издание предпринял Институт Маркса – Энгельса – Ленина в тридцать третьем году, но оно также достаточно редкое сегодня. Вот так выглядел первый номер.
– «„Правда". Ежедневная рабочая газета, – вслух начала читать Лариса. – Воскресенье, 22 апреля 1912 года». Как же так? Ах да, пятое мая – это же по новому стилю. Почитаем. Так, статья «Наши цели». Вот что написано: «Освещать путь русского рабочего движения светом международной социал-демократии, сеять правду среди рабочих о друзьях и врагах рабочего класса, стоять на страже интересов рабочего дела – вот какие цели будет преследовать „Правда”».
– Гляди, – перебил ее Игорь, – стихи Демьяна Бедного!
Он с выражением стал читать:
Полна страданий наша чаша.
Слились в одно и кровь, и пот.
Но не угасла сила наша:
Она растет, она растет!
Кошмарный сон – былые беды,
В лучах зари – грядущий бой.
Бойцы в предчувствии победы
Кипят отвагой молодой!
Пускай шипит слепая злоба,
Пускай грозит коварный враг.
Друзья, мы станем все до гроба
За правду, наш победный стяг!
– Смело, – отозвался Борис. – И это ведь в легальной газете. Как же цензура пропустила?
– Этот номер был арестован, – пояснил Максим Иванович. – Но придрались, кстати, не к этому стихотворению, а вот к этому – «Завод» В. Невского. Послушайте концовку:
...Так старый мир, землей владея,
В оковах рабских держит труд.
Но звенья тех цепей, ржавея,
Уж скоро, скоро упадут.
В дыму, облитый потом, кровью.
Завод в мир вызван для борьбы.
Чтобы железом и любовью
Разбил оковы злой судьбы.
– Да, уж прямее не скажешь! – прокомментировал Игорь. – А вот, глядите, статья «Лена» – о ленских событиях.
– Поглядите, сколько «Правда» писала о стачечном движении! – воскликнула Лариса и стала цитировать: – «Телеграммы. От собственных корреспондентов.
Забастовки.
Пермь. По слухам, в Нижнетагильском округе забастовали рабочие на платиновых приисках.
Аресты.
Рига. За подстрекательство к забастовке пятеро рабочих губернатором подвергнуты аресту на сроки от 2 до 3 месяцев».
– А вот глядите – перестрелки с разбойниками, – перебил ее Андрей и зачитал: – «Тифлис. Стражники Шоропанского железнодорожного моста и часть роты Горийского полка, преследуя шайку 10 разбойников, настигли таковую в 2-х верстах от станции Шоропан. В результате 2-часовой перестрелки убиты один разбойник и один солдат, ранен один разбойник. Остальные разбойники скрылись в лес». А вот в разделе «Происшествия»: «Самоубийство. Вчера утром в д. № 40-а по 17 линии В. О. на площадке лестницы обнаружен повесившимся на ручке двери неизвестный мужчина, по виду чернорабочий».
– Вот видите, сколько информации дает только один номер газеты, – сказал Максим Иванович. – Время уже позднее, поэтому решим так: забирайте весь комплект и не торопясь почитайте дома. Пусть каждый выберет себе сообщения по определенной тематике, что ему покажется наиболее интересным. Потом обменяемся мнениями. Идет? А пока давайте пить чай. Казимира Францевна!
Няня уже вносила в комнату поднос с чашками.
ПОЕЗД ИДЕТ В ЗАУРАЛЬСК
В субботу после занятий Игорь заскочил к Борису, чтобы поменяться номерами «Правды». Воскобойниковы уже несколько лет как переехали в однокомнатную квартиру, и Борис переоборудовал темную кладовку в рабочий кабинет. Над верстаком, который порой заменял письменный стол, горела лампа дневного света. Когда Игорь заглянул в кладовку, Борис сидел над раскрытой подшивкой газет и, даже слегка высунув язык от усердия, переписывал что-то на карточки.
– Ну и какую ты себе тему выбрал? – ревниво покосился Игорь на карточки. – Что-нибудь о писателях, наверное?
– Ни в жизнь не догадаешься, – усмехнулся друг. – Про... технический прогресс.
– Технический прогресс? В двенадцатом году? Ой, не смеши! – развеселился Игорь, шлепаясь на табуретку.
Но Борис был серьезен. Одна из характерных черт того времени – обилие изобретений и технических открытий. Погляди, даже «Правда», газета, рассказывающая о рабочем движении, о политической борьбе, тем не менее в каждом номере отводит место под такую информацию. Вот, пожалуйста, беру наугад. Читаем: «Перелет Одесса – Москва.
Москва. В 7 ч. 40 м. спустился на аэродром военный летчик Андреади, покрыв 2500 верст. Обществом воздухоплавания ему поднесен жетон. Аппарат в исключительно хорошем состоянии».
– Ну, интерес к авиации понятен, – кивнул Игорь. – «Заря эры воздухоплавания», как тогда писали. Это все равно что сейчас новости из космоса.
– Тем более что часто полеты заканчивались драматически, – кивнул Борис. – Такие сообщения, например, не редкость: «Севастополь. Военный авиатор поручик Закуцкий летал на «блерио», упал и разбился насмерть».
– «Блерио»? – переспросил Игорь. – Это, кажется, французская машина?
– Да, тогда еще отечественных не было...
– А ты говоришь – технический прогресс! Какой же прогресс на иностранных машинах?
– Не скажи, – ответил Борне. – Учились летать на заграничных, а потом и свои появились. Кстати, в девятьсот двенадцатом году русский конструктор, сам бывший военным летчиком, Сикорский уже приступил к созданию мощного по тем временам четырехмоторного бомбардировщика «Илья Муромец». Это тебе не «блерно». Кстати, этот же год отмечен в истории отечественной науки и техники еще одним событием.
– Каким?
– Известный полярный исследователь, капитан Седов, отправился на судне «Святой Фока» к Северному полюсу. Об этом и «Правда» писала...
Игорь шутливо поднял вверх руки:
– Сдаюсь! Положил на лопатки. Ну и что ты еще выписал по техническому прогрессу?
Борис сосредоточенно перебирал свои карточки:
– В больших городах растет количество автомобилей, а вместе с ними и число дорожных происшествий. Нередки такие заметки: «Вчера на Серебряковой площадке Каменного острова таксомотор № 63 налетел на мотоциклет мещ. Рудакова. Рудаков получил ушибы и ссадины, а мотоциклетка оказалась совершенно поломанной». – Он посмотрел на следующую карточку и усмехнулся: – Конечно, говорить о загазованности улиц вроде бы было еще рановато, но светлые умы уже тогда бились над проблемой уничтожения выхлопных газов. Не правда ли, актуально звучит: «Слесарь Н. П. Зотов изобрел прибор для уничтожения того противного запаха бензина, которым отравляют автомобили воздух петербургских улиц. Зотов изобрел машину, фильтрующую газы, выходящие из моторов, и делающую их лишенными запаха. Изобретатель соорудил жестяную машину, работавшую, по его словам, очень хорошо, но цилиндры ее скоро перегорели, и теперь г. Зотов ищет лицо, которое, заинтересовавшись его изобретением, хотело бы помочь ему в его дальнейших работах над его прибором».
– Ну и нашел? – спросил Игорь.
– Видать, не нашел, – хмыкнул Борис, – иначе человечество не страдало бы так сейчас от смога. Но, вообще, и тогда делались попытки по оздоровлению города. Смотри: «Фекалопровод. В ближайшие дни будет приступлено к сооружению на Васильевском острове, рядом со второй городской мусоросжигательной станцией, нового грандиозного городского сооружения, назначение которого – отводить по особым трубам нечистоты, доставляемые со всего города, прямо в море».
– В море? – переспросил Игорь. – Да, отцы города явно тогда не думали об охране природы.
– Наверное, тогда родилась пословица «Все в море будет!» – улыбнулся Борис и продолжил: – Конечно, освоение технических новинок не обходилось без курьезов. Новшествами интересовались даже жулики. «Кража трансформатора. Вчера на Дегтярном пер. был задержан слесарь Владимир Сергеевич Сергеев, похитивший электрический трансформатор из городского Рождественского парка, где он работал. Трансформатор весом в 4½ пуда вор вынес из ворот парка в мешке на спине».
– И какой же ты вывод из этого сделал? – строго, подражая Максиму Ивановичу, спросил Игорь.
Борис шутливо ткнул друга в плечо:
– Но, но, не зазнавайся! Думаешь, полгода проучился на историка и можешь важничать? – Потом стал серьезнее и ответил: – Благодаря использованию технического прогресса капиталисты увеличивали прибыли до баснословных размеров, а рабочим техника несла безработицу и нищету. Вот одна сторона медали: «Экономическая жизнь. Барыши капиталистов. Акционерное общество Мальцевских металлургических заводов получило за 1911 г. чистой прибыли 3524418 рублей. Акционерам выдается по 12 р. 50 к. на сто рублей капитала». А вот другая сторона медали, – продолжил Борис, – читаю: «Безработица. На Волге по городам огромные толпы безработных. В судоходстве небывалое затишье. Некоторые пароходные предприятия по случаю отсутствия грузов и дороговизны топлива сокращают рейсы. Изголодавшиеся за зиму крестьяне массами идут в Туркестан на полевые работы. Но и там, например в гор. Ташкенте, число безработных уже достигло нескольких тысяч человек. Многие надеялись найти заработок на постройке Семиреченской железной дороги, но и это не удалось. С другого конца России, из Риги, также сообщают о недостатке работы: сокращено число рабочих дней в мастерских порта и на судах».
– Что ж, молодец, – одобрил Игорь, – интересную тему для реферата выбрал.
– А ты какие вопросы взял? – спросил Борис.
– Ищу заметки по социальным вопросам и о царской полиции, ее борьбе с рабочим движением.
– А что Андрей выбрал, не знаешь?
– Не догадываешься?
– Небось хронику уголовных дел?
– Точно!
Друзья рассмеялись.
– А Лариса? – продолжал допытываться Борис.
– По-моему, она заметки про великосветскую жизнь изучает, – снова рассмеялся Игорь.
– Мальчики, идите обедать, – заглянула в кладовку мать Бориса.
Щи и жареная картошка оказались удивительно вкусными, Игорь никак не мог отказаться от добавки. Мать присела рядом с Борисом и неожиданно положила голову ему на плечо.
– Хороший у меня сын, правда? – сказала она, обращаясь к Игорю.
– Ну что ты, мам? – буркнул Борис, поглядев на нее вопросительно и пытаясь отодвинуться.
– Всем скажу – хороший, и стыдиться тут нечего! – воскликнула мать шутливо, легонько шлепнув сына по затылку. – Ты погляди, Игорь, все в квартире своими руками сделал – и полки на кухне, и книжный стеллаж, и кабинет себе оборудовал. Золотые руки. А теперь, когда он в училище пошел, нам и материально легче стало.
– Ладно, мам, – снова пробормотал покрасневший Борис, уловив понимающую улыбку друга.
– Что ты заладил, «мам» да «мам», – рассердилась мать.
Она встала, подошла к плите, чтобы снять чайник. Как и десять лет назад, мать Бориса была такой же стройной, только голова побелела да морщинок на лице прибавилось.
– И специальность хорошую выбрал, жизненную, – продолжала она, снова вернувшись к столу. – Только без высшего образования как? Вот Игорь, видишь, в институт поступил.
– Армию отслужу и тоже в институт пойду, – упрямо сказал Борис.
– Женишься ты после армии, и вся учеба побоку, – ответила мать.
Видно, что этот разговор возникал не в первый раз. Игорь, почувствовав неловкость, спросил Бориса:
– Ларису пойдем провожать?
Борис встрепенулся:
– Обязательно! Во сколько поезд?
– В девятнадцать пятнадцать с Ярославского. Я сейчас подшивку газет домой отнесу, а потом за тобой зайду, вместе поедем. Лады? Спасибо за обед, Вера Петровна. Все очень вкусно.
– Чего там! – махнула рукой Вера Петровна. – Заходи почаще!
...Они остановились у тринадцатого вагона.
– А где же Андрей с Ларисой? – покрутил головой Игорь. – Посадка уже идет.
Он подошел к проводнице в ладно скроенной шинели, хотел спросить, но в этот момент из вагона показалась голова Андрея:
– Ребята, сюда!
Проводница понимающе улыбнулась, и ребята поднялись в вагон. В купе проводников уже сидели Лариса, Андрей. У столика хлопотала, разливая чай, незнакомая девушка с пышными рыжими волосами.
– Познакомьтесь, это Надя, – представила ее Лариса. – Да не стойте в дверях, садитесь.
– Вы вдвоем здесь будете ехать? – спросил Борис, усаживаясь.
– Нет, втроем, – ответила Надя. – Там, у входа, Таня дежурит. А как же втроем на двух полках спать будете?
– Очень просто! Одна дежурит, двое отдыхают. Так что не тревожьтесь, доставим вашу Ларочку в Зауральск с шиком!
– Ну и как ты думаешь действовать? – строго спросил Ларису Игорь. – План поиска продумала?
Лариса пожала плечами. Видно, что ее снова охватила неуверенность.
– Не знаю. Для начала найду краеведа Ефимова, а там – по обстоятельствам.
Андрей обнял ее за плечи:
– Главное, не тушуйся. Не стесняйся спрашивать. И еще совет: будут трудности – в милицию обратись. Там всегда помогут.
Поезд слегка качнуло.
– Мальчики, вам пора! – решительно сказала Надя. – Скоро отправление.
Ребята дружно встали, при этом Игорь больно стукнулся головой о верхнюю полку, чинно по очереди пожали девушкам руки, потом, выскочив из вагона, стояли у окна, пока поезд не тронулся.
...Первый час после отхода прошел в суете – проводницы, в том числе и Лариса, разносили постели, затем – чай. Наконец пассажиры угомонились, в вагоне стало тихо. Девушки под перестук колес затянули грустную песню.
Наконец Таня решительно встала, одернула форменную куртку:
– Пора, девочки, вам на боковую. А я, как дежурная, по вагону пройдусь.
Лариса забралась на верхнюю полку, но сразу не уснула, вспоминала ребят, оставшихся в Москве. Каждый из них заверяет, что любит ее. А она любит ли кого? Того же Андрея взять. Очень он самоуверенный! Снисходит до тебя – дескать, можешь меня любить, я не возражаю! Значит, так и прыгай вокруг него всю жизнь? Сомнительное счастье. Игорь – тот, конечно, душевнее, тоньше, сразу чувствует, какое у тебя настроение, если нужно – развеселит, а то просто повздыхает рядом, уже легче. Ну а Борис? Этот – сама надежность. Не подведет, кинется за тебя в воду или куда там еще. В общем, подзапуталась она со своими чувствами. А может, пока вообще ничего нет? Просто девичьи фантазии, как говорит ее мама?
Лариса перевернулась на другой бок и продолжала думать.
Наконец она уснула под мерный стук колес. На следующий день Лариса помогала новым подругам обслуживать пассажиров. Ночью поезд пересек границу Европы и Азии, и настала пора прощаться. Новые подружки принялись целовать Ларису:
– Давай, Ларочка, действуй, ищи своего краеведа. До встречи в Москве!
КРАЕВЕД ЕФИМОВ
...Автобус вез Ларису по широким проспектам областного города. Современные пятиэтажки были точь-в-точь как в Черемушках. Ничего не напоминало о событиях семидесятилетней давности. Но вот автобус переехал по железному арочному мосту через заснеженную речку, и пошли деревянные домики. Такие были, наверное, здесь и до революции. Кондукторша в черном тулупе кивнула Ларисе, подтверждая, что это ее остановка. Лариса спрыгнула со ступеньки, автобус покатил дальше. Белизна снега за штакетниками заборов, искрившегося под солнцем, заставила Ларису зажмуриться. А воздух какой! Миновав несколько домиков, она нашла нужный номер и позвонила. Долго никто не откликался, Лариса позвонила еще раз. Наконец послышались шаркающие шаги, дверь со скрипом отворилась, и на нес весьма недружелюбно уставился невысокий сутулый старец в душегрейке и огромных белых валенках.
– Макулатуры нет, – буркнул он, очевидно приняв Ларису за школьницу.
Та, не смутившись, широко улыбнулась:
– Товарищ Ефимов?
Старец вскинул голову и еще раз оглядел ее с ног до головы Улыбка не произвела на него должного впечатления, поэтому он ответил односложно:
– Ну?
Лариса постаралась улыбнуться ему еще шире:
– Я к вам из Москвы, от журнала с ответом.
– С ответом? – удивился Ефимов, – Аль почта не работает? Проходите.
Он захлопнул за ней дверь, провел через сенцы в коридорчик, оттуда через кухню в небольшую комнатку с двумя окнами. Здесь он еще раз оценивающе оглядел Ларису и наконец разрешил:
– Да вы разденьтесь.
Вид ее джинсов его не порадовал, Ефимов крякнул и показал рукой:
– Прошу садиться.
Сам сел напротив и вроде бы безучастно стал ждать, что скажет гостья.
Лариса, в свою очередь, не спешила, угадывая, что дедок – крепкий орешек, дула на замерзшие пальцы, оглядывала комнату, стол, на котором лежали какие-то альбомы, газетные вырезки, листы исписанной бумаги.
– Вы давно краеведением занимаетесь? – попыталась она завязать разговор.
В лице старика ничего не дрогнуло. Он подергал губами и неожиданным фальцетом спросил:
– Дак какой ответ будет?
Политика пряника не проходила, поэтому Лариса сказала подчеркнуто официально:
– Отрицательный!
Похоже, что старика проняло. Он вскочил, замахал руками, забегал по комнате:
– Конечно, Шваркина вы печатаете! А меня? Если хотите знать, Шваркин моими материалами пользуется. А вы потворствуете. Его печатаете, меня нет!
Обессилев от вспышки, упал на стул и почти миролюбиво закончил:
– Жаловаться буду!
Пожалуй, почва была подготовлена. Лариса вкрадчиво продолжала разговор:
– Журнал не может давать публикации столь... – она попыталась найти слово подипломатичнее, – узкого масштаба. Для этого есть местная печать.
– На кой ляд мне местная, – досадливо перебил Ефимов. – Мне нужно что-то узнать о тех подпольщиках, которые потом разъехались по всей России.
– Мы могли бы попробовать, – Лариса попыталась приблизиться к цели своего визита.
– Кто это мы? – настороженно спросил Ефимов.
– Мы – это члены школьного исторического кружка. Точнее, бывшего, поскольку школу мы кончили, и наш учитель тоже...
– Что, тоже школу кончил? – с недоверием саркастически заметил Ефимов.
– Нет, он ушел. Он ушел как раз в тот журнал, куда вы написали. Понимаете? – заторопилась девушка. – И поскольку журнал не может, мы и хотим вам помочь. Попробуем в архивах, в библиотеках найти какие-то следы. Поэтому если вы дадите нам исходные данные...
– Не дам, – отрезал старичок.
– Но почему? Вы же сами хотели...
– Вот именно, – отрубил Ефимов. – Хотел. Сам. Сам.
– Мы только попробуем помочь.
– Знаем мы эту помощь. Материал у меня заберете, а потом, как Шваркин, пропечатаете...
Старичок вновь начал наливаться праведным гневом на неизвестного Шваркина.
– А кто такой Шваркин? – не выдержала Лариса.
Оказалось, что Шваркин – доцент из областного пединститута. Когда он еще был молодым аспирантом, то дружил с Ефимовым. Материалы по истории зауральского подполья за двумя подписями регулярно появлялись на страницах областной печати. Однако когда Шваркин стал обладателем научного звания, он стал публиковаться только за своей подписью.
– Но пишет он статьи сам? – осторожно осведомилась Лариса.
– Сам-то сам, – взорвался старичок, – но материалы-то мои!
– Ну, например?
– Например, что стачка заводских рабочих в девятьсот пятом году продолжалась двадцать три дня. Это я установил по архивам, а он – пишет.
– Так что же он другое может писать? – удивилась гостья. – Если стачка была двадцать три дня, так он не может же написать двадцать пять дней или двадцать.
– Все равно не имеет права, – не утихомиривался старик.
– Это неправильно, – решительно возразила Лариса. – Вы сделали открытие, приоритет ваш, никто его, наверное, и не оспаривает, но раз уж вы ввели в оборот новые исторические данные, ими могут пользоваться все.
Старик обиженно посопел, потом сказал:
– Все равно свои новые материалы я ему не дам. А материалы интересные. Понимаете, оказывается, на железнодорожной станции с девятьсот десятого года была отдельная подпольная организация. Небольшая, всего семь человек. И неожиданно их в одночасье схватили. Почти наверняка, как явствует из записки, что я вам послал, из-за предательства. И есть очень серьезное свидетельство о том, кто был предателем...
Старичок, было увлекшийся рассказом, вдруг снова настороженно посмотрел на девушку:
– Так не будете публиковать?
– Честное слово, нет, – сказала Лариса пылко.
Ефимов удивленно уставился на нее:
– А тогда зачем вам это вообще нужно?
Она замялась, не зная, как объяснить.
– Мы изучаем историю, понимаете? А чтобы глубже ее узнать, надо вот и раскапывать такие частности. Тогда и все в целом понятней становится.
Старичок с сомнением покачал головой:
– История – на то она и история, чтоб о ней все знали. А если не публиковать, то как же?
– Знаете что, – решилась Лариса, – давайте договоримся так: если мы напишем про это, то обязательно укажем, что честь открытия принадлежит вам. Идет?
– Это другое дело! – согласился Ефимов. – Это будет по справедливости. А не то что Шваркин...
Он с трудом подавил начавшие было снова бурлить чувства и сказал:
– Уговорила. Где тут у меня год одна тысяча девятьсот двенадцатый?
Кряхтя, Ефимов полез в тумбочку и достал оттуда тоненькую красную папку-скоросшиватель, положил ее на стол и со значением хлопнул по ней рукой:
– Досье.
– Здорово! – восхитилась Лариса.
– А как же! – самодовольно сказал Ефимов. – У меня на каждый год заведено. Правда, на двенадцатый маловато, но на то причина – после девятьсот пятого, когда многих поарестовали, организации практически не было до восьмого года, когда снова кружки в разных местах стали образовываться. Однако документов той поры почти нет. Подпольщики ведь протоколов не вели. В двенадцатом у нас в Зауральске снова пошли забастовки, но это больше на судостроительном да на канатной фабрике. А что на станции была своя ячейка, я хоть и знал по воспоминаниям, но документов не было. Вот только недавно в областном архиве дела судебной палаты начал разбирать (я им на общественных началах помогаю) да и наткнулся на обвинительный акт. Очень интересный, и я, конечно, его переписал...
Ефимов, порывшись в папочке, достал несколько листков из школьной тетради, заполненных крупным корявым почерком.
– Разберешь?
– Разберу, – сказала Лариса с оптимизмом, – можно, я сразу записывать кое-что буду?
Ефимов слегка поколебался, потом махнул рукой:
– Давай дуй! Я пока чайник поставлю.
И он зашаркал на кухню, а Лариса начала читать:
«Обвинительный акт
8-го октября 1912 года в 9-м часу вечера к городовому Азобчикову, дежурившему на железнодорожной станции, обратился домовладелец, мещ. Барановский, который сообщил, что проживающий в его флигеле рабочий железной дороги Гусев тяжело ранен другим жильцом, Афанасьевым. Дознанием, которое проводил полицейский надзиратель Золотов, установлено, что произошел несчастный случай. В комнате, которую занимали Гусев и Афанасьев, последний рассматривал пистолет Гусева. Невольно выстрелив из пистолета, Афанасьев тяжело ранил Гусева, вскоре скончавшегося в тюремной больнице. Той же пулей самому Афанасьеву раздробило кости указательного пальца левой руки, что вызвало необходимость ампутировать ему палец. Надзиратель Золотов, произведя осмотр комнаты, обнаружил в кармане пиджака, принадлежащего Гусеву, воззвание партии социал-демократов, а в сундучке Афанасьева – комплект раб. газ. „Правда”, изобличающие в принадлежности к партии социал-демократов. Путем агентурного изучения круга лиц, с которыми общались вышеозначенные Гусев и Афанасьев, были установлены еще пять человек, у которых в ту же ночь были произведены обыски и которые подверглись аресту по подозрению в принадлежности к партии социал-демократов. Это машинист Новинский, смазчики Лукин и Васильев, помощник кочегара Решетников, рабочий Козлов. Ранее наблюдалось подозрительное поведение вышеозначенных лиц. Как показал домовладелец Барановский, они часто собирались в принадлежащем ему флигеле, засиживались допоздна. Мастер депо А. Иванов показал, что Афанасьев и Лукин подстрекали рабочих к стачке. Хотя арестованные отказались давать показания, можно считать доказанным принадлежность их к партии социал-демократов...»
– Ну, что ты на сей счет думаешь? – спросил Ефимов, внося в комнату чайник.
Лариса пожала плечами:
– Скорее всего, роковое стечение обстоятельств. Надо же так неосторожно обращаться с оружием! Не зря говорят – и палка раз в год стреляет.
Ефимов молча слушал, разливая чай по чашкам.
– Пей. Вот попробуй наших ватрушек.
– Вкусно!
– То-то же.
За чаем отношения хозяина и гостьи теплели с каждым глотком.
– Вы извините, а как ваше имя-отчество? А то «товарищ Ефимов» – уж больно официально.
Дедок усмехнулся:
– Сергей Михайлович. А тебя как зовут?
– Ларисой... Сергей Михайлович, а вы один живете?
– Нет, с дочкой, зятем и внучкой. Внучка уже в институте учится. В нашем, педагогическом.
Лариса помогла Сергею Михайловичу вымыть чашки, потом они снова вернулись в горницу.
– Сергей Михайлович, – спросила девушка, – а вы почему краеведом стали? По специальности вы кто? Историк?
– Нет, – засмеялсяСергей Михайлович, – всю жизнь бухгалтером проработал. И всю жизнь краеведом был – вырезки газетные собирал по истории нашего города, потом вот в архиве начал на общественных началах работать. Это когда на пенсию пошел. А там такие россыпи!.. Приводить в порядок не один десяток лет придется. Ну ладно, отвлекаемся мы с тобой. Так вот, по поводу этого обвинительного акта – не роковое то стечение обстоятельств. То есть выстрел, вероятно, случайным был, но почему остальные арестованы? Что кроется за словами – «по агентурным данным»? Неясно.
– А где само дело? – спросила Лариса. – Там должны быть, наверное, протоколы допросов.
– Дела я не нашел, – сокрушенно покачал головой Ефимов, – вероятно, его передали в губернское жандармское управление, да вряд ли мы бы узнали из него что-нибудь. Ты же читала – никто из арестованных никаких показаний не дал. Осуждены по косвенным уликам. Конечно, произвол, но тогда с такими вещами не считались.
– А архив жандармского управления?
– Дело в том, что архив был сожжен еще во время февральской революции. Так что все концы в воду. И если бы не записка...
– Да, – спохватилась Лариса, – конечно. У вас же есть записка. Кстати, как она к вам попала? У кого-то из подпольщиков сохранилась?
– К сожалению, записка к адресату не попала. Я се нашел в переписке судебной палаты. Вот посмотри.
Ефимов достал из заветной папочки еще несколько тетрадных листочков. Лариса внимательно стала читать:
«В губернское жандармское управление.
Уведомляем, что сношения политических арестантов со своими единомышленниками, находящимися на свободе, могут производиться равно как посредством письменных сношений, так и нижеследующими способами: 1) Арестанты одиночной категории, содержащиеся в губернской тюрьме, с момента перечисления их за прокурором палаты, пользуются согласно существующим правилам общей прогулкой, на которую они выводятся партиями до 9 человек. На этих прогулках у них, конечно, происходит обмен мыслей и впечатлений, которые затем передаются лицам, их посещающим на свиданиях, несомненно принадлежащим к такой же политической организации. Доказательством того, что лица, посещающие арестованных, – их единомышленники, служит то, что посетители через некоторое время попадают в тюрьму, но тогда к ним являются лица, прежде содержащиеся в ней. 2) Бывают случаи, когда лица прокурорского надзора разрешают политическим арестантам приглашать к себе посторонних врачей, а эти впоследствии состоят в близком знакомстве с заключенными. 3) По распоряжению прокурорского надзора к политическим заключенным являются целые группы защитников, которые запираются с ними в отдельных комнатах. Что же касается вечерних переговоров политических арестантов через посредство окон, то прекратить таковые не представляется никакой возможности, особенно ввиду того, что мебель в одиночных келиях свободно переставляется с места на место и администрация тюрьмы лишена всякой возможности воспретить подставлять табуреты к окнам, так как для этого потребовалось бы выставить часовых внутри камеры.
