Текст книги "Таежный бурелом"
Автор книги: Дмитрий Яблонский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 29
Веря никак не могла решить вопрос о том, как выполнить поручение. Просто так заявиться в штаб командования союзных войск или в управление контрразведки она не решалась. Она понимала, что устойчивость ее положения в новой роли зависит от того, как она будет принята в обществе.
У Власова было много друзей и знакомых. Веру заинтересовала семья адмирала Корсакова. Она сходила в редакцию японской газеты «Владиво-Ниппон», рассказала об отце. Корреспондент-японец провел целый день в особняке Власова, беседовал с Агнией Ильиничной, знакомился с трудами Власова о Японии. За них генерал в свое время получил орден Восходящего солнца. Газета опубликовала статью о выдающемся ученом-японоведе.
Редакторы эсеро-меньшевистских газет «Далекая окраина» и «Голос народа» не остались в стороне. На их страницах появились портреты генерала.
После этого Агния Ильинична и Вера решились пригласить гостей по случаю годовщины со дня смерти генерала.
В погожий солнечный день в Голубиную падь стали собираться люди, знавшие генерала Власова.
Гостей встречала Агния Ильинична. Она была в трауре. Вера сидела у нераскрытого рояля. На нем стоял кабинетный портрет генерала.
Протоиерей отслужил панихиду. Гости, среди которых было немало офицеров и местной знати, уселись за стол.
Вера старалась держаться поближе к жене адмирала Корсакова Варваре Николаевне. Это была молодая полная блондинка со спокойными движениями, острым язычком и влиятельным положением в обществе. В ее доме часто бывали военные и чиновники министерств автономного правительства Дербера. Охотно заглядывали туда и иностранцы.
К Вере подсел контрразведчик, американский капитан Мак Кэлоу. Завязался непринужденный разговор.
Агния Ильинична наблюдала за дочерью. Не знай она своей Веры, она бы подумала, что девушка с увлечением отдается флирту с американским капитаном. Но мать видела ее глаза – холодные и сосредоточенные. Они говорили о страшном напряжении.
Варваре Николаевне Вера понравилась. Через несколько дней она позвонила ей и сказала, что прибыл из совдепской России князь Воронцов, бежавший из Чека.
– Приезжайте же, будет интересно. Мой «мерседес» послан за вами.
Когда Вера приехала, в гостиной уже было много народу. Навстречу ей поднялся Мак Кэлоу, уступил стул.
Прохаживаясь по гостиной, князь Воронцов рассказывал о Петрограде.
– Гибнет многовековая цивилизация, разрушаются древнейшие памятники… Петроград вымирает, тиф косит жителей… Трупы не хоронят, но их не видно на улицах… Оголодавшая чернь, как саранча, все пожирает… Скоро закончится пир во время чумы, мы решили помочь горожанам поднять восстание…
– А вы, князь, в это время во Владивостоке! – невинно улыбаясь, воскликнула Варвара Николаевна.
Лысый, как бильярдный шар, череп князя покрылся капельками пота.
– Я, господа, прибыл в Приморье для комплектования казачьей дивизии.
Князь налил в бокал шампанское.
– За крестовый поход в белокаменную!
Все поднялись. Зазвенел хрусталь.
Воронцов продолжал:
– Женщина, разумеется интеллигентная, в Совдепии в ужасном положении. Понимаете ли, брака и семьи не существует, церкви превращены в казармы. Вы, конечно, слыхали о комиссарском декрете?
Князь сделал паузу, стараясь заинтриговать собравшихся.
– Так вот, господа, по этому, если можно так выразиться, закону «О социализации женщин…».
– Какая прелесть! – подзадоривая опьяневшего князя, заметила Варвара Николаевна.
– Нет, вы поймите весь ужас этого варварства. Представьте себе мою дочь, к которой вечером в будуар врывается пропахший чесноком комиссар и представляет ей карточку на сожительство. И заметьте: по талону на одну ночь…
Князь Воронцов опустился в кресло.
– Расскажите подробнее, князь…
– Все, Варвара Николаевна, очень просто, – отозвался Воронцов. – Выдается карточка, отпечатанная на паршивой бумаге. Каждому мужчине, достигшему совершеннолетия. Конечно, – продолжал разглагольствовать князь, – на своих Матрешек и Паранек большевики не очень-то зарятся. Они хотят по карточке получить княгинь, баронесс или графинь…
– А вы, князь, пользовались этой карточкой? – полюбопытствовала Варвара Николаевна.
– Нам такие карточки не полагались.
– И вы жалеете об этом?
Не обращая внимания на общий смех, Воронцов продолжал:
– Все это, господа, ужасно. Чем скорее мы сотрем с лица земли варваров, породивших такие законы, тем свободнее вздохнет многострадальная, распятая на кресте Россия…
Остальное Вера не слушала. Она беседовала с подсевшим к ней толстым полковником. Это был начальник контрразведки Михельсон.
За свое короткое время ей удалось достичь многого: через три дня Михельсон заехал в особняк Власова и предложил Вере поступить на службу переводчицей.
– Ваше предложение для меня несколько неожиданно, – осторожно ответила Вера. – Я жду, когда, наконец, освободят Петроград. Мечтаю поступить в консерваторию.
– В такое время отечество требует самоотречения. Если каждый из нас будет думать только о личном благе, нас уничтожат большевики, – сухо выговорил Михельсон. – Нам очень нужны люди, владеющие японским языком. Да и нет надежных людей…
– Странно это слышать от вас.
– Трезвость – необходимое качество сотрудников нашего учреждения. Я не князь Воронцов. Итак, ваше решение?
Михельсон застыл в выжидательной позе.
– Благодарю вас, господин полковник, за внимание. Я подумаю.
Вот она и добилась своего. Но что ждет ее в будущем? Работа с таким человеком, как Михельсон, потребует от нее предельной сосредоточенности. Всякий раз, когда она встречалась с глазами полковника, нервный озноб пронизывал все тело. Нужно приучить себя не робеть под его гипнотизирующим взглядом. Владеть своим лицом с большим совершенством, чем хорошая актриса. Удастся ли все это?
ГЛАВА 30
Маркиз Мицубиси вызвал к себе начальника санитарной службы оккупационной дивизии майора Ногайе.
Толстый, со вздутым животом и кривыми ногами офицер вкатился в кабинет, как футбольный мяч.
Вопросы посыпались один за другим с такой быстротой, что майор едва успевал отвечать.
– Приказ о том, чтобы солдаты во избежание заразы не сближались с городскими девками, отдан?
– Карманные дезинфекторы и предохранительные повязки от инфекции розданы?
– Чайные домики и публичные дома для солдат открыты?
– Медицинский осмотр девок, отобранных для офицеров и солдат, закончен?
Ногайе вытер платком взмокший лоб. Мицубиси ждал неприятных вестей. Этот доктор никогда не приходил с хорошими вестями.
– Осмелюсь доложить, сиятельный маркиз, в городе сильны антияпонские настроения. Русские девки не хотят проходить осмотра, не хотят идти в публичные дома. Одна девка ударила сержанта Явуто по голове топором, тяжело его ранила…
– Расстрелять! – властно бросил Мицубиси.
– Исполнено, сиятельный маркиз.
– Продолжайте!
– Другая девка прошла осмотр, пошла с лейтенантом Исия – и ножом в горло…
– Что?
Глазки майора Ногайе сощурились. Он вздрогнул и взял под козырек.
– Осмелюсь доложить, сиятельный маркиз, нужного числа русских девок для офицеров мы не подберем.
– Не может этого быть! Русская девка, которой оказывается честь спать с японскими офицерами, должна быть на верху блаженства. Кто отказывается? Передайте тех солдатам, они знают, как упрямых заставить уважать обычаи завоевателей.
– Слушаюсь, сиятельный маркиз!
– Выдайте доблестным воинам по три иены для посещения публичного дома.
– Слушаюсь, сиятельный маркиз.
– Доставьте мне девку, которая зарезала лейтенанта Исия, – приказал Мицубиси адъютанту.
Через полчаса в кабинет Мицубиси конвой ввел девушку-гимназистку.
Мицубиси оглядел арестованную. Белокурая, с едва начинающей развиваться грудью, с серыми испуганными глазами. В темном, изодранном платье, гимназистка казалась угловатой и непривлекательной. Маркиз вспомнил девушек своей родины, миловидных и послушных воле старших. Сколько их, вот таких же незапоминающихся девушек, работает у него на текстильных фабриках.
Мицубиси подошел к девушке, взял ее за подбородок. Девушка отшатнулась, проглотила подступившие к горлу рыдания.
– Не троньте!
– Вот как?
– Будь покорной. С тобой сиятельный маркиз разговаривает, – строго заметил майор Ногайе и ткнул девушку пальцем в грудь.
– Не понимаю по-японски.
– Вызвать переводчика.
Мицубиси не разговаривал по-русски, когда у него было плохое настроение.
Вошла Вера, присела за столик, стоявший у изразцового камина.
– Чем занимаетесь? Кто ваши родители? Фамилия? – начал спрашивать Мицубиси.
– Ученица седьмого класса женской гимназии. Папа убит в германскую войну, мама в станице… Зовут меня Ниной, фамилия Кожова. Мой брат Борис Кожов – герой русско-германской войны, георгиевский кавалер…
– Сколько лет?
– Осенью будет семнадцать.
– Нет, барышня, семнадцать вам никогда не будет! Вы совершили убийство японского офицера и в назидание другим вас повесят.
Нина Кожова вскрикнула.
В пальцах Веры хрустнула роговая шпилька.
– Вас ожидает смерть! – повторил маркиз.
– Боже мой… За что?
– Вы убили японского офицера.
– Господин полковник, лейтенант сам виноват: он лез ко мне, рвал на мне платье… – Девушка смутилась и замолчала.
– Расскажите все подробно.
– Вот этот господин, – указала девушка на майора Ногайе, – отправил нас в гостиницу «Тихий океан». Сначала было все хорошо. Офицеры танцевали и пили вино, а потом…
Девушка вспыхнула и поникла белокурой головой.
– Осмелюсь доложить, сиятельный маркиз. Лейтенант Исия хотел поцеловать ее. Она оттолкнула его. Он схватил ее за косы, а девка всадила ему столовый нож в горло… – затараторил майор Ногайе.
– Так было?
– Так, – устало ответила девушка и, глядя с мольбой на полковника, добавила: – Он был пьяный… Я уговаривала его, умоляла на коленях… Я не виновата… Я защищала свою честь.
– Думаете, жизнь японского офицера дешевле вашей чести? – зачастил майор Ногайе. – Вы русская девка, наши требования для вас закон. Лейтенант Исия честь вам оказывал…
– Вы, доктор, говорите непонятное, – сдерживая рыдания, отозвалась девушка.
Мицубиси подумал. Усмехнувшись, предложил:
– Хорошо. Я сохраню вам жизнь, но при условии. Во-первых, спать с японскими офицерами вы все-таки будете, и, во-вторых, вы приведете к майору двадцать своих подруг из гимназии. Хорошо?
Девушка долго не могла осмыслить предложения полковника. Ее умоляющий взгляд остановился на русской переводчице. Вера стойко выдержала этот взгляд.
– Какое великодушие, сиятельный маркиз! – восхитился майор Ногайе. Он взял девушку за руку.
– Мерзавец! – девушка с отвращением выдернула свои пальцы из липкой ладони. – Все вы мерзавцы!
– Подумайте! Вас повесят.
– Знаю! – Девушка шагнула к маркизу и дрожащим голосом тихо сказала: – Лучше смерть, чем позор!
Маркиз позвонил. Вошел конвой. Девушку увели в тюрьму.
Вздрагивая, Вера торопливо собрала бумаги. Как жестоки эти люди!
К ней подошел Мицубиси.
– Вера Владимировна, не узнаете?
Мицубиси поцеловал ее руку.
– Мы виделись в вашем доме в день ангела генерала в шестнадцатом году. Я же вручал ему орден Восходящей звезды.
– Ах, да! – веселым тоном, который ей с трудом давался, воскликнула Вера. – У вас хорошая память, господин маркиз!
– Память не притупляется, если глаза хоть один раз замечают совершенную вазу.
Вера улыбнулась и вышла.
На следующий день Нину Кожову казнили.
ГЛАВА 31
Вера поливала цветочные клумбы.
Какой-то парень медленно шел вдоль узорчатой ограды, раз-другой искоса посмотрел на девушку.
– Мне нужна черная китайская роза! – обронил парень, проходя мимо девушки.
Вера бросила на прохожего быстрый взгляд. В руках у него был букет лесных фиалок. Ресницы Веры дрогнули.
– Здесь ничего не продается…
– Ах, вот как, – обрадовался прохожий, услышав этот ответ, – тогда я подарю вам эти цветы.
Он перебросил фиалки через ограду. Вера вынула из букета свернутый трубочкой листок, и тотчас же швырнула цветы обратно.
– Мне не нужны ваши цветы.
– Не сердитесь, барышня. Скажите, где можно купить черные китайские розы?
– В оранжерее Сухитина.
Парень облегченно вздохнул: наконец-то после долгих поисков связь установлена.
Вера поставила лейку. Охваченная нетерпением, присела на скамейку, прочитала записку. В ней было четыре слова: «Ваши розы нужны Андрею». Сомнений не было. Это тот человек, о котором ей говорили. Она сделала знак пройти через калитку.
– Я так вас ждала! Как отец? Что с ним?
– Здравствуйте. Давайте знакомиться. Андрей Ковальский.
И он скупо рассказывал о Дубровине, о моряках, о битве за Владивосток.
– И все-таки отступаем, – с горечью сказала Вера. – Много людей погибло…
– Не отступаем. Отходим кормой назад. Так сказал боцман Коренной.
– Коренной? – удивилась Вера. – Он здесь?
– Ранен…
Вера наклонила голову.
– Гаврило Тимофеевич для нас близкий человек. Если бы не он, кто знает, что было бы с отцом в плену.
– Боцман крепче мореного дуба, не сдаст.
Оба поднялись со скамейки.
Переходя от клумбы к клумбе, делая вид, что рассказывает о цветах, Вера знакомила Коваля с последними событиями.
Слушая, Андрей засмотрелся на девушку.
– Трудно вам? – участливо спросил он.
Вера промолчала, сорвала пунцовую розу.
– Возьмите.
Коваль взял розу, простился, направился к калитке. Тревога за девушку охватила его. Не ошиблись ли товарищи, справится ли она, устоит ли? Такая нежная…
Проводив гостя, Вера заглянула в домик Кузьмича, где устроила спасенного юношу – красногвардейца Леньку Клеста.
– Лучше тебе, Леня? – спросила Вера.
– В лучшем виде все заживет, – весело отозвался Ленька Клест.
Пришедшая к раненому Агния Ильинична выпроводила дочь за дверь и стала кормить бойца бульоном.
ГЛАВА 32
На рассвете пробуждается городская тюрьма. Скрипят двери, из камер в коридор, из коридора на крутые винтообразные лестницы тянутся озябшие, исхудавшие арестанты с ведрами и ушатами.
Суханова поместили в тесной одиночной камере. Через несколько дней сюда же посадили Маслова – молодого рабочего с минного завода. Суханов хорошо знал его.
Маслов искоса посматривал на председателя Совета. Болезнь его быстро развивалась. «Удивительный человек», – подумал Маслов. Он не видел его унылым, опустошенным: все время находит для себя занятие. Вот сейчас собирается кормить голубей.
– Дай-ка хлебца.
Маслов не без сожаления протянул кусочек овсяного хлеба, треть их запаса до следующего утра.
– Гули, гули, гули! – позвал Суханов.
С крыши слетела голубка, стала склевывать крошки из протянутой за решетку руки.
– О себе бы подумал, – проворчал Маслов.
– А тебе, Гриша, крошек жалко?
– Не о себе думаю…
– А ты полагаешь, единственное счастье в еде? – поглядывая на сидящую на подоконнике голубку, спросил Суханов. – Счастье и в смехе, и в песне, и вот в голубях…
– Ну, пошел философствовать! – буркнул Маслов. – Оплошал ты. Без тебя трудно сейчас на воле…
Суханов закашлялся, сплюнул в парашу сгустки крови.
– Кусочек бы льда – горит внутри, – простонал он, растирая ладонью грудь.
Маслов уложил его на доски железной кровати, скатав пальто, подложил под голову. Затем подошел к двери, постучал:
– Эй, кто там?
Приоткрылся волчок.
– Передай начальнику, если сейчас же здесь не будет доктор, – объявим голодовку.
Только к вечеру появился доктор, осмотрел больного, покачал головой. С этого дня положение арестованного несколько улучшилось: появилось молоко, лекарства, по утрам забегал фельдшер.
Как-то вечером завизжал в ржавом замке ключ, распахнулась обитая железом дверь.
– Суханов, на свидание!
Его ввели в комнату для свиданий.
– Костя, родной мой! – Золотоволосая девушка, которую Суханов видел впервые, покрыла его лицо поцелуями. – Меня звать Наташа, – одними губами шепнула она.
– Близко стоять нельзя! – крикнул надзиратель.
Наташа сунула Суханову носовой платок.
– В теплой воде смочите.
В камере Суханов положил платок в миску с теплой водой. Маслов спиной заслонил волчок. Медленно проступали фразы, написанные бисерным почерком. Суханов перечитывал, запоминал каждое слово, каждую фразу. После этого вынул из воды платок и, по мере того как тот подсыхал, фразы одна за другой исчезали.
– Техника… – рассмеялся Суханов.
Маслов сел на кровать. Суханов вполголоса передал ему текст письма. В нем сообщалось о мерах, предпринимаемых подпольем для их освобождения, и самое важное: фамилия коммуниста, работающего в тюремной прачечной, – Цао Ди-сю и пароль.
И оттого, что с волей, наконец, установлена связь, оба повеселели. Настала ночь, но сна не было.
– Знаешь, Гриша, давай воззвание писать к владивостокской молодежи. Кстати, испытаем связного.
Суханов достал кусок графита, стал царапать на носовом платке.
Взвешивая каждое слово, экономя место, он писал «Воззвание Владивостокского Совета к русской молодежи Дальнего Востока».
Буква за буквой, слово за словом рождался призыв.
«Товарищи! Революционная молодежь Приморья! Ваша задача – разрушать тыл интервентов. Вы должны мешать продвижению поездов с войсками…»
Тихо, без обычного грохота открылась тюремная дверь. Вошел молодой казак в папахе с желтым верхом, в погонах подхорунжего, с четырьмя георгиевскими крестами. Из руки Суханова выпал графит. Маслов скомкал в пальцах носовой платок.
Подхорунжий усмехнулся.
– Нужна помощь? На меня рассчитывайте.
Он говорил горячим быстрым шепотом.
– Ты что, сдурел, паря? – озлился Маслов, сжимая кулаки.
– Не бойтесь, спят все – самое время.
Маслов оглядел статного подхорунжего.
– Волчья душа в тебе. Сам суди: порядочному человеку разве место в тюрьме? Знаем мы вашего брата!
– Ранен я был, вот начальство и послало сюда. Охрану несет команда выздоравливающих, а скоро на фронт… Документы уже готовят…
– Проваливай, проваливай, паря, – угрюмо посоветовал Маслов.
Подхорунжий невольно сделал шаг назад: столько презрения и гнева увидел он в его глазах.
– Не верите? Ведь я тоже русский…
Горло подхорунжего перехватила спазма.
Суханов вглядывался в лицо казака.
– Не обижайся, сам знаешь, какое время.
– Оно так, но доносчиком никогда не был. Все-таки поимейте в виду. Борис я Кожов – из Гленовской станицы. Пригожусь. Который день прислушиваюсь к вашим разговорам, тоска гложет, очи на лоб вылазят.
Рука подхорунжего сжала эфес клинка.
– Сестренку Нинку японцы повесили…
– За что?
Подхорунжий пожал плечами, не ответил.
– Эх, уж теперь-то моя шашка умоется в их крови…
Глаза казака зловеще сверкали.
Суханов переглянулся с Масловым, сказал:
– Вот если бы в баню, заела вошь… ну и бумаги бы…
– Устрою, завтра сведут. Все сделаю.
Подхорунжий захлопнул двери, забренчал ключами.
Вечером он повел арестованных в баню. В раздевалке их встретил старый китаец с седой косой. Он вполголоса сказал:
– Моя Цао Ди-сю! Вошка надо жарить?
Суханов показал глазами на гимнастерку. Китаец кивнул головой и, забрав грязное белье, ушел.
На следующую ночь подхорунжий снова пришел, принес бумагу и карандаш. Он рассказал о забастовке. Бастующие требовали освобождения депутатов Совета.
– Что делается во Владивостоке – не рассказать: как в котле бурлящем все прет через край. Попы молебны служат, а японцы на улицу нос боятся высунуть.
Казак вынул из кармана пачку махорки. Курили жадно, пока цигарки не стали жечь пальцы.
– Ухожу я, невмоготу, а следа нет… – сказал Кожов.
– Ищи и найдешь! По готовому следу настоящий охотник не ходит, – заметил Суханов.
– Это верно! Ну покедова, жив буду – встретимся.
– Помни одно: хочешь служить народу – действуй с умом и пользой. А так сгинешь без толку.
Через несколько дней правительство Дербера обнародовало решение об освобождении председателя Владивостокского Совета Суханова. Подкошенный туберкулезом, почти умирающий большевик не казался оккупационным властям опасным. Вместе с тем власти сочли нужным пойти на этот шаг, чтобы не вызывать излишнего озлобления у населения города.
ГЛАВА 33
Утренний ветерок рассеял туман, накрывший скалистые берега, брызнули лучи яркого летнего солнца.
Андрей, сидевший на берегу, отложил книгу. Огляделся кругом, поразился произошедшей вокруг перемене. Недавно еще хмурое небо теперь сияло нежной голубизной.
Сбросил на камни одежду, растянулся на горячем песке. Он ждал.
С отвесной скалы покатился гравий. С обрыва, цепляясь за карнизы и уступы скал, спускался какой-то человек, одетый в бархатную поддевку, как приказчик. Андрей увидел его, но не переменил положения, не поднялся навстречу. Только придвинул к себе брюки, где в кармане лежал браунинг.
– Здравствуй. Ты молотобоец? Нож не откуешь? – спросил незнакомец.
– На заводе запретили ножи ковать, – ответил Андрей. – Вот держи мой складешек, сгодится.
Андрей протянул незнакомцу свой перочинный нож. Незнакомец осмотрел нож и, оглянувшись по сторонам, сдернув с головы парик, вынул крохотный восковой шарик.
– Здесь моя явка.
– Из Москвы? Кушнарев? – спросил Коваль.
– Тише.
Кушнарев сжал ему руку. Они легли рядом.
– Вот разные бумаги. Тут же и проект Устава и программы Российского Коммунистического Союза Молодежи, – Кушнарев протянул книгу Толстого «Князь Серебряный», – вечером расшифруем.
Андрей не сводил с Кушнарева глаз.
– Сам понимаешь, – рассказывал курьер Центрального Комитета РКП (б), – ни через Пекин, ни через Нью-Йорк такие документы послать нельзя. Долго решали, как быть… В Москве сейчас ведется подготовка к Всероссийскому съезду коммунистической молодежи. Решено послать специальных агентов и на Дальний Восток. А ты представляешь, как это сделать? Три тысячи верст железнодорожной магистрали захвачены врагом. Двое погибли в пути; один курьер схвачен сразу за Уралом, другой добрался до Иркутска и там его на конспиративной квартире предали… Кострова я видел в Никольске-Уссурийске, он дал пароль и указал на квартиру Чубатого. Ну вот, под видом скупщика кож для американской фирмы и разыскиваю тебя.
– У Фрола Чубатого был?
– С него и начал. Да старик хитер – ничего от него не добьешься. Другие подсказали. Сегодня с утра слежу за тобой.
Перед ними, под пологим скатом прибрежной полосы, плескалось море.
– Давай выкупаемся…
Андрей заплыл далеко в море, а Кушнарев хлюпался около берега, с опаской поглядывая на сизых крабов, щелкающих клешнями.
– Теперь все ясно, – одеваясь, радовался Андрей, – даже Устав и программа есть. Удачный денек! Здесь останешься? Работы позарез!
– Нет, не могу. Меня ждут с докладом о положении на Уссурийском фронте и еще с кое-какой информацией. Я зря времени не терял, остановка только за тобой.
– А как будешь добираться?
– Ничего, теперь обвык.
Фрол Гордеевич, узнав от Коваля о приезде Кушнарева, расстроился.
– Старый хрыч, язви тя, – весь вечер ворчал он, – дряхлеть стал, волчья сыть! Ведь толковал он мне про Митрича, да нет, думаю, травленого волка на стрихнине не проведешь.
Ночью пришел Кушнарев. Стали листать страницы «Князя Серебряного». Кушнарев расшифровывал, Андрей записывал.
На рассвете Кушнарев попрощался с Ковалем.
– Ну, спасибо тебе! Вооружил ты нас отличным оружием. Теперь легче будет, а то как в потемках, – взволнованно говорил Андрей, обнимая Кушнарева.
– Дело общее. Одним воздухом дышим…
Для Андрея настали горячие дни. Разрозненные союзы и кружки молодежи оккупированного Приморья объединялись в единый молодежный коммунистический союз.
Много раньше, до приезда Кушнарева, решение VI съезда партии «О работе среди молодежи» всколыхнуло города и села обширной дальневосточной окраины России. Возникали различные кружки и союзы: «Красные коммунисты», «Молодые коммунары», «Союз по уничтожению контрреволюции и прочей гидры», «На страже революции». В отличие от буржуазных объединений молодежи эти часто обособленные, стихийно возникающие в самых отдаленных уголках организации, не имея еще программы, единодушно признавали Октябрьскую революцию и советскую власть. В кружках изучались проникающие через линию фронта статьи Ленина.
Андрей стал собираться в дальнюю дорогу. Надо было проехать по деревням всей приморской полосы. В первую очередь ему предстояло провести съезд сельскохозяйственных рабочих в Казанке. В этом селе находился наиболее крупный союз молодежи. Туда после сдачи Владивостока отступил и Тихон Ожогин со своими бойцами. Но вскоре, после того как он появился в селе и был создан союз «Молодых коммунаров», кто-то предал их. Начались аресты. Молодые коммунары ушли в тайгу. Так образовалась первая в крае таежная коммуна.
