Текст книги "Нелюдь"

Автор книги: Дмитрий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Она сказала это нерешительно, просто как бы тоном любезного приглашения. Но сказала, и это опять потрясло Леву.

Нет, он понимал, что прошло время и можно уже простить его предательство. Он понимал, что Хельга теперь может быть одинока… Но…

К нему пришло очередное озарение. Ну, конечно… Он зря беспокоился о том, что Хельга может не забыть ему обиды. Хельга не могла испытывать никакой обиды. Она не понимала, что это такое. Просто сначала ее бросили – это был негатив. Теперь Лева появился и сделал хорошее предложение – это позитив…

– Нет, спасибо, – пробормотал Лева, беря в руки пиджак. – У меня еще деловая встреча.

Он торопливо засобирался. Хватит с него Хельги. В последнее время вся его половая энергия уходила в деловую активность.

Договорившись с Хельгой, Лева отправился к Василию в морг.

– Ты должен быть великим хирургом, – говорил Лева санитару. – Здесь ты никогда не пробьешься, – добавлял он с жаром, и санитар понуро кивал головой.

– Но я помогу тебе. Ты заработаешь кучу денег.

Василий был согласен на все. Заработать кучу денег, потом уехать с ними на Запад и стать там великим врачом. О, он будет делать волшебные операции!

– Но для этого ты должен сначала заработать эти деньги, – напомнил Лева прагматично. – А заодно, – добавил он, хитро прищурившись, – попрактикуешься. Ты ведь должен показать себя на операционном столе.

Договорились, что Василий вспомнит пройденное в институте, прочитает все, какие надо, учебники и будет сам изымать органы у людей, которых будут привозить в морг.

– Аркадий Моисеевич не помешает? – спросил Лева.

– А, он все равно по вечерам уходит домой, – ответил Василий, махнув рукой.

Потом подумал и добавил:

– Можно было бы и его привлечь… Но нельзя. Он – не такой человек. Ему только намекни. Узнает – убьет.

– Прямо убьет? – засмеялся Лева, как бы подбадривая санитара.

– Убьет, – с убежденностью кивнул Василий.

Лева и сам вспоминал Аркадия Моисеевича – этого старика. И подсознательно понимал, что санитар прав. Аркадий Моисеевич ни на какие деньги не позарится. И на такое дело не пойдет.

Лева, как всякий подонок, все прекрасно про себя знал. Подонки ведь только делают вид, что ничего про себя не знают. Поэтому и держатся бессовестно, нахально, прут вперед… А на самом деле все они понимают. И в глубине души каждый такой гнус знает, что он – дерьмо. Настоящее и законченное. Он не уважает себя и знает, за что…

Но это, конечно, в самой глубине души. Или как это у них называется… Зато они, как правило, чувствуют настоящих людей. У подонков развит инстинкт самосохранения, так что они кожей ощущают опасность, исходящую от людей порядочных.

Лева, например, точно знал, что Аркадий Моисеевич – настоящий человек. Не ему чета… Другое дело, что у Левы не было никаких оснований бояться старого Аркадия.

А бандитов найти вызвался сам Василий.

– У меня знакомства есть, – сказал он таинственно.

И действительно нашел троих удалых молодцов, которые за доллары, или как они их называли, за «зеленые» были готовы на все. На каком-то этапе Лева даже удивился, как много вокруг оказалось людей, готовых на все…

Раньше он этого не замечал, а сейчас ему вдруг даже стало неприятно. Он радовался тому, как сравнительно легко у него все получалось, но было и тревожно на душе – неужели он и прежде всегда жил с людьми, которые с такой легкостью, даже не задумываясь, согласны на страшные злодеяния?

Самому Леве в некотором отношении было легче. Он был просто организатор и вдохновитель. Но ему же не приходилось самому хватать на улицах живых, здоровых и ни в чем не повинных людей, а потом превращать их в трупы…

Может быть, он сам бы даже и не смог этого сделать – был трусоват. А эти люди, которые согласились сотрудничать с ним, от Хельги до Василия и его товарищей, прекрасно понимали, что им предстоит делать, и все равно за деньги соглашались…

И дело постепенно пошло на лад.

Лева спокойно сидел у себя дома в Германии, под крылышком у папы с мамой и ждал. Он знал, что в это время в далеком Петербурге идет напряженная работа. Разъезжает по темным безлюдным улицам машина с тремя людьми в поисках подходящих жертв, зажигается свет в операционной морга…

Задача стояла так: нужны были только органы молодых людей, не старше двадцати пяти лет. Чтобы больше было гарантии их здоровья.

Лева иногда как будто даже видел все это в своем воображении. Яркий свет в ночной операционной, фигура Василия в белом халате, последний предсмертный пот жертвы, которая только сейчас поняла, что выхода не будет и что это – смерть.

Лева думал об этом и содрогался.

«Как они все только могут», – почти что с восхищением думал он о Хельге с Василием…

Потом следовал звонок из Петербурга, и Хельга сообщала, что все приготовлено. Это означало, что они там уже распотрошили достаточно людей.

Лева летел в Питер либо из Германии, либо предварительно ехал в Италию и летел оттуда. Не следовало привлекать к себе внимание слишком частыми одинаковыми рейсами.

Он приезжал, забирал органы, укладывал их в контейнеры с заморозкой из азота и мчался в аэропорт. Он приезжал как раз к окончанию регистрации пассажиров и сразу же проходил в самолет.

В римском аэропорту он брал такси и ехал в заветное место – к кафе на Виа Аурелиа. Место оказалось весьма удачным, сравнительно недалеко от аэропорта, так что органам уже недолго оставалось лежать в контейнерах.

А возле кафе уже стояла машина Марко, который тут же перекладывал контейнеры в установленный в машине холодильник. Вот и все. Тут же производился и денежный расчет. Они с Марко договорились, что расчет будет всегда только наличными – это устраивало обе стороны.

Два раза Леву досматривали в аэропорту – один раз в Питере, и один – в Риме. Оба раза таможенники заглядывали в чемодан, видели там среди белья и специально взятых с собой папок с бумагами контейнеры и интересовались, что в них.

– Специальное питание, – отвечал Лева и показывал медицинскую справку о тяжелой болезни и специальном питании.

Оба раза его заставили открыть контейнеры и показать, что там такое.

Оба раза при этом Лева чувствовал, что сейчас умрет от разрыва сердца. Но ничего не произошло. Он продемонстрировал человеческую почку в растворе и сказал, что это – сырая пища, которая ему предписана.

Русский таможенник после этого даже сказал: «Извините», а итальянский только мрачно пожал плечами и посмотрел на Леву с презрением здорового человека к больному.

Поскольку Лева был бережливым человеком, он сразу же отвозил полученные от Марко деньги в некий банк, который он давно для себя присмотрел, и клал там на депозитный счет.

Тут тоже была своя проблема, над выбором банка следовало долго размышлять. Требовался такой банк, чтобы в нем не задавали лишних вопросов. Это в России в коммерческом банке примут ваши деньги без всяких вопросов и уточнений. А в уважающем себя банке на Западе у вас немедленно самым строгим образом начнут допытываться об источнике вашего дохода, о его законности, попросят показать кучу документов в подтверждение легальности вашего бизнеса… Это была такая морока, что Лева понимал – ему ее не пройти. А если он сунется в какой-нибудь такой банк, это может для него плохо закончиться.

В конце концов покладистый и нелюбопытный банк был найден, и отныне все, что платил Марко за органы, делилось на две сугубо неравные части. Меньшую Лева отвозил в Петербург и отдавал Хельге с Василием в уплату за услуги. А те уж сами рассчитывались с бандитами за их нелегкий труд. Лева даже не интересовался подробностями.

Он не интересовался подробностями по двум причинам. Во-первых, это в самом деле было для него не столь уж важно, коли дело шло. А во-вторых, ему было неприятно вообще думать о подробностях, об умирающих на столе операционной людях… Нет, он предпочитал просто складывать деньги на счет в банке и тихо радоваться тому, как он растет.

– Что ты потом станешь делать со своими деньгами? – однажды спросил Лева у Хельги во время очередной недолгой деловой встречи.

– Накоплю побольше и уеду в Эстонию, – ответила она. – У меня там уже открыт небольшой счет в Таллине, так что по возвращении на родину у меня будет капитал, я стану очень уважаемая дама.

Василий же мечтал только об одном – о карьере хирурга на Западе. Он считал, что с деньгами, «честно заработанными» в Питере, он сумеет все устроить. Да и практику он получал неплохую…

В те ночи, когда была «работа», Василий занимался «клиентами» первым и удалял у них все, что было нужно, кроме глаз. И только уже потом, когда почки и прочее бывало изъято, входила Хельга и вынимала глаза. Это была тонкая работа, нельзя было повредить хрусталик и нервные окончания, так что делать ее должен был только специалист.

Несколько раз, когда Лева приезжал за «товаром», Хельга довольно недвусмысленно давала ему понять, что могла бы простить ему то, что было, и вновь стать его женой. Но Лева был не такой человек.

Во-первых, все было уже «отрезано». А во-вторых, теперь – в особенности теперь! – Хельга стала неприятна Леве.

«Зачем мне она? – думал он с оттенком брезгливости. – Зачем мне эта холодная красавица, да еще и злодейка вдобавок… Нет уж, когда я окончательно разбогатею и начну заниматься приличным бизнесом, я просто женюсь вновь, на тихой и спокойной молодой женщине. Желательно выбрать немку, чтобы уж окончательно „натурализоваться“, и она родит мне детей».

Лева хотел иметь детей. Ему так и виделось, как он прогуливается по тихой немецкой улочке с двумя своими детьми. Они красиво одеты, ухожены, наверное, он ведет их в школу. По дороге они старательно рассказывают ему о своих делах, о том, какие задания они приготовили к школе, а он, Лева, дает им рассудительные отеческие наставления…

«Семья будет полная чаша, – мечтал он про себя. – И в семье будет мир… А детям обязательно нужно дать хорошее образование и непременно религиозное воспитание…» Он еще не решил, какое – протестантское или иудейское, но твердо знал, что обе религии имеют свои преимущества в смысле жизненного устройства, поисков поддержки и прочего…

В этот раз Хельга позвонила ему, как обычно, и сообщила, что товар можно забирать – все готово.

– Я буду пятнадцатого, – ответил Лева и тут же заказал билет на самолет из Рима до Петербурга.

Он собирался провести в Питере всего один день, как всегда, и тут же улететь.

Марко иногда провожал его в аэропорту – демонстрировал, наверное, товарищескую поддержку…

Хлопнув Леву в последний раз по плечу, он посмотрел, как тот спускается вниз к автобусу на посадку в самолет. Завтра Марко будет встречать Леву возле кафе на Виа Аурелиа, и холодильник в машине будет пуст и готов к приему «товара».

* * *

Мы вновь все втроем собрались вместе – Скелет, Геннадий Андреевич и я. Мы сидели на кухне Хельгиной квартиры за маленьким столиком и молчали.

– Все-таки я не удержался и сказал дома, что мы поймали подонков, – сообщил Геннадий.

– Зачем? – спросил отрывисто Скелет.

– Пусть порадуются, – ответил Геннадий Андреевич. – Я ведь прекрасно могу себе представить, каким испытанием является каждый день для Юли… Каждый день, проведенный в слепоте… Пусть теперь скорее узнает, что скоро это закончится. Мы достанем деньги и сделаем ей операцию.

– Вы уверены, что это нам удастся? – покачал головой Скелет. – Нет, – добавил он тут же. – Я понимаю, что это ведь я сам предложил… Так что все правильно. Но, может быть, у нас этого и не получится, мало ли что может сорваться. Вот я и подумал что, может быть, вы напрасно пока что посеяли надежду у вашей дочери.

– Нет, не напрасно, – ответил Геннадий и упрямо сжал кулаки, лежавшие на столе. – Каждый день, проведенный в слепоте и отчаянии, убивает ее, и мое сердце разрывается. А деньги мы теперь точно достанем, я уверен.

– Ну хорошо, – согласился Скелет спокойным голосом. – В конце концов, это ваше дело – говорить или не говорить. Только я хотел бы оговорить сразу одну вещь.

Он умолк, и Геннадий сразу же догадался, о чем тот хочет сказать.

– Вы хотите оговорить вашу долю? – спросил он.

– Мои деньги, которые я заработал на поимке вот этих, вы мне отдали. Дело закончено. Я имею в виду то первое дело, для которого вы меня нанимали и о плате за которое мы с вами договаривались.

Скелет чуть запнулся, а потом все же решил сказать и промолвил с затаенной гордостью:

– Согласитесь, что дело я провел неплохо и результата добился быстро и качественно, – он кивнул в сторону комнаты, где находились обездвиженные Хельга с Василием.

– Совершенно верно, – кивнул Геннадий. – Все хорошо. Но теперь я хочу, чтобы вы помогли нам и дальше. Нужно выколотить деньги. Сколько вы хотите за это? Какой процент?

Скелет не думал ни минуты, он, кажется, заранее уже все обдумал.

– Я хочу не процент, – ответил он. – Мы выйдем вместе на их главного, организатора, у которого и есть основные деньги. Отберем их, потом отберем то, что есть у вот этих… Пятьсот тысяч долларов – ваши, как вы и хотели. А все остальное – мое. Все, что сверх пятисот тысяч.

Геннадий задумался ненадолго. В общем-то это было выгодное предложение. Сверх пятисот тысяч там могло оказаться очень мало, копейки… Сумма-то огромная… А могло, конечно, быть и очень много. Но не наживаться же на несчастье.

– Хорошо, – согласился Геннадий. – Договорились. Сколько сумеем вынуть из них сверх полумиллиона – будет ваше.

– Тогда давайте приступать, – ответил Скелет решительно и поднялся из-за стола. – Не так уж у нас много времени. Утром им обоим нужно быть на работе, в больнице. Василия наверняка сразу же начнут искать, как только обнаружат трупы в морге… Ну, положим, здесь его искать не станут. А Хельгу могут хватиться.

– Но до утра еще много времени, – сказал Геннадий, поглядывая в сторону двери комнаты.

Ему не терпелось приступить…

– Посмотрим, хватит ли нам времени, – возразил Скелет. – Нам предстоит многое у них выяснить.

Мы все втроем прошли в комнату, где, привязанные к стульям, сидели напротив друг друга Хельга с Василием. Я вошел и сразу столкнулся взглядом с Хельгой.

С этой женщиной я спал совсем недавно. Ее тело я ласкал и целовал, в ее глаза заглядывал…

Теперь монстр сидел напротив меня. «Дух, полный разума и воли, лишенный сердца и души…»

Я отвел глаза, я не мог смотреть на Хельгу, на женщину-оборотня. То ли мне было мерзко, то ли я стыдился самого себя. Своей влюбчивости, своей доверчивости. Не знаю, чего.

Может быть, просто страшно смотреть в лицо персонифицированного зла, в лицо дьявола…

Хельга молчала, а санитар сразу же заговорил.

– Что вы от нас хотите? – тонким, неподходящим для его комплекции голосом произнес он. – Развяжите меня. Я же хирург, мне нельзя портить руки связыванием.

Но Скелета, да, как выяснилось, и Геннадия тоже, не так-то легко было пронять.

– Ах, ты хирург? – сказал Скелет мягким голосом, подходя к стулу, на котором сидел санитар. – А я думал, что ты – кандидат в покойники. Как ты думаешь, кто из нас прав?

Он склонился к санитару, а потом выпрямился и почти закричал:

– Рассказывай все, что знаешь… Когда начали этим заниматься, кто главный, где его найти? Все рассказывай!

Он обращался пока что только к Василию, подчеркнуто не обращая внимания на Хельгу.

Геннадий тоже подошел поближе и как будто даже отодвинул Скелета плечом.

– Кто главный у вас, и где его найти? – повторил он.

– А если я не скажу? – спросил санитар, глупо улыбаясь.

Наверное, он не улыбался, а просто губы растянулись в нервной судороге…

– Скажешь, – ответил Геннадий, вдруг наливаясь спокойствием и какой-то монументальностью. – Я тебя заставлю, и ты все скажешь.

Он стоял перед стулом санитара, неожиданно крепкий, коренастый, как будто подобравшийся. Я понимал его, он все время сдерживался, крепился, чтобы не убить обоих на месте, без всяких разговоров.

– Как? – спросил, внезапно наглея, санитар. – Как заставите?

Видимо, он еще не вполне понял ситуацию и хотел выяснить, в чьи руки он попал и что ему грозит…

– Как? – переспросил Геннадий.

Потом задумчиво пробормотал:

– Как заставлю?

Он чуть покачался на своих коротковатых ногах и вдруг изо всех сил ударил кулаком санитара в солнечное сплетение.

– Как завещал великий Ленин, – пробормотал он на выдохе.

Потом опять нагнулся и ударил второй рукой в живот скорчившегося на стуле Василия:

– Как учит коммунистическая партия, – добавил он.

Я вспомнил, что все это слова из какой-то партийной присяги…

Василий мычал, согнувшись на стуле, и тяжело дышал открытым ртом. Лицо его сразу сделалось мокрым от пота, а глаза вылезали из орбит.

– За что? – простонал он, таращась бессмысленно в пол.

Видно, он еще на что-то надеялся.

Геннадий отошел на шаг назад и тихо рассмеялся. Потом вновь приблизился и размахнувшись, ударил кулаком снизу в челюсть санитара.

– За нашу Советскую Родину, – с чувством произнес он при этом, крякнув в момент удара.

Санитар отлетел со стулом назад и ударился головой о стенку. Ножки стула подломились, и он упал на пол с окровавленным лицом.

– Тише вы, – произнес Скелет. – Вы же убьете его раньше времени… Он еще ничего не успел нам сказать важного и хорошего, а вы его уже хотите прикончить.

Я больше не смог переносить всю эту картину. Мне показалось, что я задыхаюсь и сейчас потеряю сознание. Отвращение ко всему происходящему, страх и ужас сделались для меня невыносимыми. В душу заползала черная тоска и безысходность.

Мне было стыдно за себя. Взрослые мужчины делали тут хорошее нужное дело, они совершали акт справедливости и возмездия, а я оказался слабаком, слишком чувствительным. А ведь только такими методами, наверняка, и можно было добиться результата от этих подонков… Ради Юли. Ради всех остальных.

Я встал и вышел из комнаты. Но и на кухне до меня долетали звуки – крики Василия, топот ног и еще какие-то странные хлюпающие стоны…

Скелет вышел следом за мной. Он поглядел, как я пью воду из-под крана и, улыбнувшись, озабоченно сказал:

– Эх, боюсь, убьет он их обоих прямо так. Глаз да глаз нужен… А вам плохо, доктор?

Я ничего не ответил, а только неопределенно помотал головой.

– Понимаю вас, – деликатно сказал Скелет. – Искали мучителей вашей невесты, да сами же и связались с главной мучительницей… Понимаю, как же. Называется – неразборчивость в половых связях.

Я взглянул на Скелета – не шутит ли он так неудачно. Но нет, он был серьезен и назидателен. Он и впрямь именно так оценивал мое поведение.

– Я поеду, – сказал я, вставая на почти негнущиеся ноги.

– Куда? – поинтересовался Скелет.

– К Юле, проведаю ее, – ответил я. – Я ненадолго, только проведаю и обратно. Договорились?

Я хотел чего угодно, лишь бы не присутствовать при допросе, который уже начался.

– Проведать невесту? – переспросил Скелет и усмехнулся. – Конечно, очень трогательно… Быстро у вас все получается.

Он покачал головой.

– Что вы имеете в виду? – спросил я почти запальчиво.

Еще не хватало, чтобы наемные сыщики учили меня морали.

– Ничего не имею, – ответил Скелет, поскучнев. – Называется – активная жизненная позиция. Вы скоро вернетесь? Потому что события развиваются быстро, и может потребоваться ваша помощь.

Я пообещал, что скоро вернусь, и выскочил из квартиры. Из квартиры, где еще недавно занимался любовью с женщиной-оборотнем, и которая теперь превратилась в такое ужасное место…

Для начала я нашел в себе силы подъехать к моргу, где была оставленная мною машина. Мне повезло – было раннее утро и никто еще не обнаружил, что морг завален трупами, и отнюдь не теми, что умерли своей смертью на больничных койках…

Наверняка утром, стоит только кому-то из больничного персонала зайти сюда, появится толпа милиционеров, все будут бегать взад и вперед, снимать фотоаппаратами со вспышкой и успокаивать собравшихся, что преступники скоро будут найдены…

Тогда и меня бы прихватили с моей машиной, стали бы допрашивать и «шить дело». А почему бы и нет? Кого-то же надо поймать, в конце концов. А доктор, занимающийся частной практикой – вполне подходящая кандидатура, чтобы спокойно обвинить его во всех смертных грехах и гордо, под барабанный бой передать дело в прокуратуру. И что же? Общественность охотно поверит. Злодей-убийца, криминальный доктор, буржуй… Убивать таких надо… Вот так настроено общественное сознание.

Но, к счастью, ничего этого не произошло, и здание морга стояло тихим, спокойным. Я взглянул на него, представил себе, что там внутри сейчас, и содрогнулся… Долина смертной тени.

Осторожно завел мотор, тихонько отъехал и нажал на газ, чтобы поскорее уехать с этого проклятого места.

Людмила и Юля не спали, они сидели в комнате и как будто специально ждали моего появления.

– Мы уже все знаем, – сказала Людмила, встретившая меня.

Она была мрачна и все время куталась в шаль, накинутую поверх халата. Когда-то она готовилась к моим визитам, а если я приезжал неожиданно, бросала торопливо: «Подожди, я сейчас», – и убегала переодеться, накраситься, причесаться…

Теперь все было не то, жизнь изменилась. Она спокойно смотрела на меня, не пытаясь отвернуть свое помятое лицо, скрыть растрепанные волосы, или хотя бы сменить халат на платье.

– Вы еще ничего не можете знать, – ответил я.

– Почему? – передернула Людмила плечами. – Геннадий уже был тут и все рассказал.

– Вы не можете ничего знать потому, что мы сами еще толком ничего не знаем, – ответил я. – Некоторых подонков мы поймали на самом деле. Но мы хотели бы большего.

– Чего, например? – поинтересовалась Юля, неожиданно вступая в разговор.

Она сидела в кресле прямая, выгнув спину и схватившись за подлокотники. Юля была напряжена.

Я смешался и не знал, что ответить. Мне не хотелось заранее обнадеживать Юлю. Вдруг у нас не получится вытащить из монстров такую огромную сумму?

Воцарилось молчание, после чего Юля, вероятно, решила прийти мне на помощь и сказала:

– Папа говорил, что тебя чуть было не убили. Это правда?

– Это правда, – ответил я, вспомнив события прошлого вечера. Юля протянула руку и сжала мою ладонь.

– Это была та самая женщина? – спросила она тихо.

Я сразу понял, что она имеет в виду. Ведь не случайно Юля предупреждала меня о грозящей опасности…

– Та самая, – сказал я. – Ты была совершенно права. Когда ты звонила мне, я на самом деле был в опасности.

– Я не могла ошибиться, – произнесла Юля спокойно. – Ведь не случайно со мной случился почти что обморок тогда, в филармонии. Просто я не хотела тебе говорить.

– Почему? – спросили мы почти одновременно с Людмилой.

Та тоже вытаращилась на дочь, потому что впервые об этом услышала.

– Когда та женщина дотронулась до меня на лестнице, – сказала Юля. – Меня словно прошибло током… Как будто это был электрический разряд… Я поскользнулась и чуть не упала, и женщина схватила меня за руку. Вот тогда я и почувствовала, кто она такая.

– Кто? – не удержалась Людмила, чуть не подпрыгнув на месте и с ненавистью глядя на меня. – Кто она такая?

– Это была та самая женщина, которая вырезала у меня глаза, – тихо ответила Юля и добавила: – Я не могла ошибиться. Когда все это происходило, я не знала, мужчина это или женщина. Я просто ощущала прикосновение рук к моему лицу, к голове… Может быть, я и подумала, что это женщина, но тогда не придавала этому никакого значения. К чему? Какая была разница – женщина это или мужчина? Я ощущала только прикосновение рук к своему лицу… А сейчас, когда та женщина дотронулась до меня, это было как удар грома, как молния в самую глубину сознания. Я сразу все вспомнила… Я узнала это прикосновение, это был тот же самый человек.

– Так вот отчего ты упала в обморок? – спросил я и метнул взгляд на Людмилу, которая онемела в своем кресле и испепеляла меня взглядом.

– От этого, – подтвердила Юля.

– Почему же ты мне сразу не сказала об этом? – спросил я недоуменно. – Ведь у тебя была такая возможность… Сказала бы.

– Нет, – покачала головой Юля. – Дело в том, что мои подозрения ведь ни на чем не основывались. Это были просто мои ощущения, вот и все. Образы моего больного сознания. Я сказала бы тебе, и как бы я могла это подтвердить?

– Сказала бы просто так, – ответил я растерянно.

На это Юля усмехнулась.

– Просто так? – спросила она. – И ты поверил бы мне? Я сказала бы тебе, что та женщина, с которой ты пришел в филармонию и от которой ты без ума, – убийца и монстр? Сказать про нее такое и в качестве подтверждения своих слов сослаться на внутреннее чувство? Да ты никогда бы не поверил мне. Просто подумал бы, что во мне говорит ревность и обида. Вот и все, чем бы это могло закончиться.

Так вот в чем было дело… Вот отчего Юля стала так неразговорчива после своего обморока. Она была просто парализована страхом, своими ужасными воспоминаниями, подозрениями и полной невозможностью поделиться ими с кем-то… Даже со мной.

Можно представить себе ее отчаяние в те минуты и часы… Если бы она честно сказала бы мне о том, что она чувствует относительно Хельги, я и вправду подумал бы, что это голос ревности… Она совершенно права…

– Но я не могла просто промолчать потом, – сказала Юля вдобавок. – Меня все сильнее и сильнее охватывало чувство, что ты можешь попасть в беду, что тебе грозит какая-то опасность. И вот я решила позвонить тебе и предупредить… Излишне говорить о том, что я понимала – опасность исходит, конечно же, от этой ужасной женщины… Я все это понимала, но не могла тебе сказать. Ты только раздражился бы внутренне на меня, даже если бы ничего не сказал.

И это было чистой правдой. Но все-таки Юля спасла меня. Ведь именно после ее тревожного звонка я решил предупредить Скелета.

Я так доверял отчего-то Хельге, что мне бы и в голову не пришло подстраховаться и рассказать Скелету о том, что меня зовут на встречу. Я просто пошел бы, как баран, и был бы убит. Тоже как баран…

Удивительное дело – отчего мы всегда так безоглядно доверяем людям, с которыми переспали? Может быть, человек вообще так глупо устроен? Стоит тебе полежать в постели с женщиной, и тебе уже кажется, что ей можно доверять и что она не способна ни на какую пакость в отношении тебя… Очень глупо получается.

На самом же деле, как говорила одна моя случайная знакомая, секс – не повод для знакомства…

А очень затягивает, между прочим. Желание доверять телесно близкому человеку очень заманчиво. Были ведь времена в истории нашей славной родины, когда обычным делом были доносы жены на мужа, а мужа – на жену. Очень даже просто – написал донос в НКВД, и все… Можешь считать, что ты свободен и руки у тебя развязаны. Человек, с которым ты до этого делил постель, прочно сидит, если вообще еще жив, а ты можешь делать все, что угодно.

Такое бывало сплошь и рядом. Тоже, кстати, тема для отдельных размышлений, потому что это ведь были не единичные случаи…

В такую же психологическую ловушку попал и я. Кто же мог подумать, что Хельга окажется убийцей и монстром? Уж только не я.

А Юля и вправду сделала все, что только смогла в той ситуации. Она точно знала, кто такая Хельга, и точно знала, что она задумала в отношении меня. Но не менее точно Юля знала, что ей никто не поверит. В первую очередь я сам. Поэтому она пыталась просто как-то дать мне понять, чтобы я был поосторожнее. Это меня и спасло.

«Как интересно получается, – подумал я. – Я все делал для того, чтобы спасти Юлины глаза, чтобы отомстить за нее, вылечить, а на деле вышло, что это она спасла мою жизнь».

– Мы поймали ее, – сказал я, и почувствовал, как пальцы Юли сжали мою руку.

– Она теперь в надежном месте, – добавил я.

– Геннадий поехал туда? – спросила вдруг Людмила тревожно.

– Да, он еще должен сделать там кое-что, – ответил я лаконично, не желая вдаваться в подробности.

– Он скоро вернется? – настаивала Людмила.

Никогда бы прежде не стала она так беспокоиться о своем муже… Что-то разительно изменилось вокруг меня.

– Ему ничего не угрожает, – успокаивающе сказал я. – Он хочет кое-что узнать, так что все теперь будет хорошо. Кстати, мне пора.

Я встал, и Юлина рука бессильно упала обратно к ней на колени.

– Скоро я вернусь, и мы будем всегда вместе, – добавил я, заглядывая Юле в лицо так, словно она могла что-то прочитать в моих глазах.

Может быть, она и поняла что-то такое, потому что улыбка чуть тронула ее губы и она прошептала:

– Ну да… Ну да…

– Жди меня, все будет хорошо, – сказал я Юле и вышел.

Людмила выплыла в прихожую следом за мной.

– Надо полагать, что теперь ты будешь поумнее, – мрачно сказала она. – Не будешь связываться со всякими гадинами, – она повела плечами, как будто поежилась.

– Не буду, – заверил я ее. – Более того, может быть, нам удастся сделать так, что Юля снова сможет видеть.

– Я знаю об этой идее, – отозвалась Людмила. – Мне сказал об этом Геннадий. Только упаси вас обоих Бог сказать об этом самой Юле. Нельзя давать такую надежду до тех пор, пока нет полной уверенности.

– Конечно, я не скажу, – ответил я и потом добавил: – И, когда у нас все получится, мы с Юлей поженимся. Если, конечно, ты не будешь против.

– Я не буду против, – ответила Людмила спокойно. – С чего ты решил, что я была бы против?

Она пожала плечами…

– Ну, я просто подумал, – ответил я неохотно. – Учитывая разные обстоятельства…

– Какие глупости, – произнесла недовольно Людмила.

Она даже, казалось, была огорчена тем, что я напомнил ей о прошлом.

– Ты хотел сказать, что мы с тобой когда-то были близки и поэтому… Ерунда все это. Вот уж о чем я действительно стараюсь не думать, так это об этом. И вообще, меня все это перестает интересовать.

– В каком смысле? – не понял я.

– В прямом, – сказала Людмила.

Она стояла передо мной, и руки ее вяло теребили свисающие концы теплой шали.

– Если у вас все получится и Юля снова станет видеть, я просто-напросто смогу уйти.

– Как уйти? – с недоумением спросил я. – Куда уйти?

– Я уже все обдумала, – ответила женщина. – Я уйду в монастырь. Просто я не могу себе этого позволить до тех пор, пока Юля нуждается в моей помощи и поддержке. Это был бы грех – уйти в монастырь и оставить ее здесь беспомощную. Батюшка мне так и сказал: нельзя проявлять эгоизм и думать только о себе. А теперь, если все получится хорошо, то я уже решила все и непременно уйду в обитель. Ты удивлен?

Она смотрела на меня спокойно, и я не узнавал свою старую любовницу и предполагаемую тещу…

Был ли я удивлен? Не знаю… Наверное, я утратил способность удивляться. Мы попрощались с Людмилой, и я поехал обратно, на квартиру к Хельге, где все это время происходило невообразимое…

Людмила собирается уйти в монастырь… Я рассмотрел это событие с двух сторон. Для меня и для Юли это было бы, наверное, как раз неплохо. Если мы поженимся и будем жить вместе, то зачем нам присутствие Людмилы – бывшей возлюбленной молодого мужа? И матери юной жены? Это бы только смущало всех нас и было, так сказать, привходящим обстоятельством.