Текст книги "Нелюдь"

Автор книги: Дмитрий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Он перехватил пакет снизу и тут же почти отдернул руку. Взглянув на пальцы, Скелет содрогнулся. Пальцы были алые от крови.

Из пакета сочилась кровь… Скелет не боялся крови, он в достаточной степени привык ее видеть. Но всему свое время и место, и сейчас он был просто не готов к этому. Причем тут кровь?

Скелет оглянулся вокруг. Неприятно стоять посреди двора теплым летним вечером, держа в руках пакет, из которого течет кровь…

Он еще раз заглянул внутрь. Увидел спутанные волосы, тоже перемазанные кровью, и понял страшное – это отрезанная голова.

Но чья? Для этого нужно было поднять голову за волосы и заглянуть в лицо несчастному.

Делать такие вещи не входило в скелетовский кодекс поведения настоящего мужчины. Странно и дико. Потом он вспомнил картинку с тремя богатырями на распутье, вспомнил дикое поле вокруг них, их суровые лица и подумал: «Добрыня Никитич, наверное, делал это не раз…» Сам усмехнулся своим детским мыслям, но тем не менее, они его успокоили, придали сил.

Он осторожно засунул руку в пакет и стал тащить голову за волосы. В пакете хлюпнула натекшая кровь…

Скелет не дотащил голову до конца, как уже узнал того, кому она принадлежала.

Это был Клоун. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что этот пакет брошен Скелету не случайно. Это своего рода послание по адресу. Как бы письмо. Оно что-то означает.

Никакой загадки тут не было, все было предельно понятно. Скелету давали понять, что Клоун казнен и что это произошло по его, Скелета, вине. Из-за него.

Клоун ведь предупреждал Скелета о том, что не имеет права показывать ему трупы, о том, что это очень для него опасно. Ну да, конечно, он ведь на том и стоял, что никому не разглашал ничего и ничего не показывал. А Скелету показал.

Теперь он убит, и его мертвая голова находится в руках виновника его гибели.

Убит за предательство. Это Скелет виновен в его смерти. Ведь он «выкрутил руки» Клоуну и буквально заставил его, шантажировал… Как тот не хотел, чуть не плакал…

Что теперь следовало делать, было ясно. Никакой самодеятельности, никакой конспирации. Так много свидетелей. В данном случае для Скелета это даже хорошо.

Он подозвал пацанов, которые охотно приблизились вновь.

– Вот, – сказал он им. – Я кладу этот пакет обратно в машину и иду звонить в милицию. Постойте тут и посмотрите, чтобы никто тут ничего не взял. Идет?

– Идет, – ответил старший мальчик и, шмыгая носом, спросил взволнованно: – А там что, бомба?

– Если бы там была бомба, я не просил бы вас стоять тут, – раздельно ответил ему Скелет и пошел к себе в квартиру.

– А что там? – вдогонку ему крикнул мальчик.

– Отрезанная голова, – спокойно ответил Скелет и больше ничего не добавил. Теперь мальчишки, наверняка, посмотрят сами в пакете. Ну и пусть, подумал Скелет. То, что случилось – это жизнь, какая бы она ни была. А детей можно защитить от смерти, а не от жизни…

Он позвонил в милицию и сообщил о том, что в своей машине обнаружил голову человека.

Потом спустился вниз и закурил сигарету. Ему уже скоро надо было выезжать в больницу, и оставалось только надеяться, что по «убойному» вызову милиция приедет быстро.

Мальчики явно посмотрели в пакет, пока Скелет звонил по телефону. Теперь их трясло от возбуждения, но они не уходили, молчали, иногда перешептывались.

Скелет думал о двух вещах одновременно. Во-первых, ему было жалко Клоуна. Он ощущал свою вину за его гибель. Он заставил Клоуна отступить от правил. Кстати, Клоун мог его убить тогда, в котельной. Он не сделал этого. «У него осталось двое детей», – вспомнил Скелет. Навестить их и отвезти им денег?

Нет, это глупо, опасно и ненужно. А деньги у семьи Клоуна есть и свои. Наверняка, большие деньги. А заменить двум детям отца Скелет все равно не мог.

Кто-то проследил за действиями Клоуна. Видимо, те самые монстры следили за тем, как ночью Клоун приехал по их вызову и забирал оставленные ими трупы. Они увидели, как приехал Скелет, как Клоун ему все показал и как Скелет поехал следом в котельную.

И монстры поняли, что Клоун предал их. Что он продал их Скелету. Потом они выследили самого Скелета и, вот, дали ему понять, что его игра раскрыта…

Итак, что означает это послание? Что должен понять Скелет? Что он «раскрыт». Что за ним следят, и про него все известно – где живет, какую имеет машину. И что он интересуется трупами. Одним словом, что про него все известно.

Заодно, голова Клоуна служит предостережением. С ним самим сделают то же самое, если он будет продолжать вмешиваться в это дело.

Приехала бригада милиции в «рафике». Трое мужчин, из которых один был в форме и двое в штатском.

Скелет предъявил им пакет, и один из оперативников взял его. Поднялись в квартиру Скелета. Одного из мальчишек послали за сбежавшим соседом, мальчик знал, из какой тот квартиры.

– Пойди, скажи, что милиция приехала, – объяснил ему Скелет. Сосед был нужен в качестве свидетеля того, что Скелет не имеет к пакету никакого отношения.

Явился сосед, глаза его бегали из стороны в сторону. Скелет сидел на кухне, и оперативник перед ним заполнял протокол опроса.

– Вы знаете этого человека? – оперативник кивнул на пакет.

– Нет, – отрезал Скелет.

– Вы никогда не встречали его раньше?

– Не помню, но думаю, что нет.

– Почему голову подбросили именно вам в машину?

– Не знаю, – пожал плечами Скелет.

– Где вы работаете?

– В охранной фирме, – Скелет сказал название фирмы. Оперативник задал ему еще много вопросов и лишь через полчаса своих усилий понял, что раскрыть дело «по горячим следам» не удастся.

Скелет на все отвечал лаконично «Нет» и «Не знаю»… Сосед и оба мальчика рассказывали, что пакет действительно подкинули в машину и Скелета при этом не было.

Оперативник вышел в комнату, оставив Скелета одного, потом вернулся. Наверное, он сверил его показания с показаниями других свидетелей. Все совпадало.

Оперативник был уже не очень молодой, и ему было совершенно понятно, что Скелет много знает и много мог бы рассказать о деле. Во всяком случае то, что голова оказалась в его машине не случайно было очевидно для офицера.

Но никаких «зацепок» не было.

– Я уверен, что вы знаете, кто это, – сказал наконец оперативник, пристально глядя в лицо Скелету. Но это не подействовало. Тот просто пожал плечами и сделал непонимающее лицо.

Разговор был неприязненным. Оперативник понимал, что Скелет многое скрывает, а Скелет понимал что оперативник это понимает… Как в старом еврейском анекдоте: «Рабинович делает вид, что делает вид».

Тот факт, что Скелет сам вызвал милицию свидетельствовало в его пользу, как и все остальное. Было ясно, что во всяком случае, непосредственного отношения к убийству он не имеет.

«Опять эти мафиозные разборки, – с тоской подумал пожилой оперативник. – У них сам черт ногу сломит, кто их разберет… Кто кого и за что. И кому подкинули…»

Оперативник любил вызовы на другие убийства, на те, к которым он привык в молодости. Те убийства он «раскручивал» за один час. Муж и жена – алкоголики выпили две бутылки политуры, после чего жена оказалась убита ударом пустой бутылки по голове… Кого хватать? Мужа, потому что кто же еще мог это сделать? Два часа допроса, отпечатки его пальцев на горлышке бутылки и показания соседей о том, что в комнате раздавались дикие крики семейной ссоры… Вот и все. Признание на столе, и все подписано дрожащими с похмелья руками…

Раскрываемость – сто процентов. Любо-дорого. Вот такие убийства любил пожилой оперативник. А сейчас такая свистопляска пошла – какие-то головы, машины, сотрудники охранных фирм. Нет, то ли дело раньше были времена.

Бригада уехала только через час, пообещав, что еще могут вызвать на допрос для дачи дополнительных показаний.

– Пожалуйста, – ответил Скелет вежливо. Ищите, голуби, ищите…

Он собрался и поехал к больнице. Все мысли его были полны раздумьями о том, что же теперь будет происходить. Знают ли бандиты о том, что он караулит их по ночам?

Вообще-то все развивалось как положено. То, что убили Клоуна и голову бросили в машину Скелета, говорило о радостном – о том, что он не ошибся, что он был прав и что он идет по верному следу. Иначе его бы не пытались запугать.

Если бы бандиты получили профессиональную консультацию у психолога Виктора Васильевича, то он сказал бы им, что они сделали глупость. Не стоило пугать Скелета.

Многие люди бояться угроз. Но только не Скелет, не его психологический тип. Угрозы действуют на нормальных людей. А Скелету нужно было все время ощущать свою полноценность, и для этого он просто настоятельно нуждался в том, чтобы совершать все время какие-то геройские поступки. Риск и опасность были необходимы ему как воздух.

Чем страшнее опасность, которую нужно преодолеть, чем гибельнее обстоятельства, чем безрассуднее выглядят его поступки, тем комфортнее ощущал себя Скелет. Это было условием его существования. Он был как бабочка – чем ярче огонь, тем охотнее он летел на него…

Лена и Гриша приехали поступать в Университет. Они познакомились на третий день, после того, как их в качестве абитуриентов поселили в студенческом общежитии.

Лена закончила школу в своем Пскове, и родители насилу отпустили ее в Петербург одну. Мама, впрочем, обещала к началу экзаменов приехать, ей обещали дать отпуск на работе.

Скорее всего, шансов поступить у Лены было очень мало, она и сама это понимала. Во-первых, девушек вообще не любят принимать в вузы, а в престижные – особенно. Во-вторых, она выбрала себе филологический факультет, где очень высокий конкурс.

Но ей очень хотелось попробовать свои силы, попробовать что-то сделать перед тем, как сдаться и поступить в местный педагогический институт. У нее была серебряная медаль за окончание школы, но Лена и ее родители прекрасно понимали, что псковская серебряная медаль – это детские игрушки, а приемные экзамены в Петербургский университет – это настоящая реальная жизнь.

– Отчего же не попробовать, – в конце концов сказал папа, вздохнув. – В наш педагогический ты всегда успеешь поступить.

И Лену снарядили сдавать экзамены в университет.

Она поселилась в общежитии и стала готовиться, ходить на консультации. И на третий день встретила Гришу. Она заваривала себе чай на большой студенческой кухне в конце коридора, а он вышел туда с половником лапши.

Гриша приехал из Пятигорска и поступал тоже на филологию. Только он был постарше Лены, уже после армии.

Где еще и знакомиться двум молодым людям, как не на кухне студенческого общежития, и когда же еще, как не летом, во время подготовки к вступительным экзаменам?

– У тебя больше шансов поступить, – завистливо сказала Лена. – Ты – мужчина, и ты после армии.

Гриша засмеялся и ответил, что обе эти вещи – не его заслуга… И мальчиком он родился не по собственной воле, и в армию его «забрили» не по его желанию…

– Ты уже видела, как разводят мосты? – спросил он Лену. Последние две минуты он лихорадочно соображал, какой придумать предлог, чтобы погулять с этой красивой девушкой…

– Нет, – призналась Лена и, потупясь, добавила. – Я бы очень хотела посмотреть. Говорят, что это очень красиво.

Она все ждала, когда Гриша придумает предлог, и вот теперь обрадовалась, что он не растерялся и придумал такой замечательный повод погулять вдвоем по романтическим местам Питера…

– А ты не боишься ночью гулять? – спросила Лену подружка-соседка по комнате, когда девушка стала собираться.

– Нет, конечно, – ответила Лена и с гордостью добавила: – Этот Гриша такой сильный. Он же в армии служил.

Молодые люди доехали до Невы и остановились на Стрелке. Благоухала свежеподстриженная зелень, как будто нехотя сворачивались на ночь лепестки роз на кустах.

Грозно смотрели на молодых людей обшарпанные морды античных богов с Ростральных колонн.

– Мосты будут попозже разводить, – сказал Гриша. – Давай пока пойдем вот туда. – И он повел Лену через мост Строителей на Петроградскую сторону.

– А как мы будем добираться потом обратно? – спросила Лена. – Ведь уже почти час ночи, метро не ходит.

Кругом сгущалась мгла, но они знали, что скоро начнет рассветать. И в лучах солнца будут особенно красивы и величественны разведенные половинки мостов через широкую Неву…

– А нам и не нужно, – ответил залихватски Гриша. – Мы спокойно дождемся утра и поедем в общагу.

– А что мы будем делать так долго? – поинтересовалась Лена. Она на самом деле не понимала, что можно делать всю ночь, если не спать. Ведь посмотреть на разведенные мосты можно за двадцать минут…

У Гриши воображение было больше развито. Да он ведь был и постарше.

– Мы будем целоваться, – сказал он и хитро взглянул на Лену. Та зарделась, хотя он этого и не заметил. Было темновато. Лена промолчала. Если быть совершенно откровенным, то ей и в самом деле хотелось целоваться.

Теперь, когда Гриша произнес это вслух, она вспыхнула, но явственно ощутила, что он выразил и ее желание.

Да и то сказать… Она скорее всего не поступит, и скоро ей придется ехать обратно в скучный Псков, к папе и маме. А тут есть возможность получить приятные воспоминания на всю жизнь.

Она будет вспоминать это очень долго. Как была теплая летняя ночь в волшебном Петербурге, и где-то недалеко от невской глади она целовалась всю ночь напролет с красивым интересным юношей.

Потом она приедет сюда через много лет, наверное, с мужем и детьми. Они будут гулять по городу, ходить по музеям, а она, Лена, иногда втайне от всех будет вспоминать эту сказочную ночь.

– Мосты будут разводить через полчаса, – сказал Гриша. – Есть предложение купить бутылку лимонада и пойти посидеть где-нибудь на лавочке. А потом мы сразу пойдем к мосту и будем глядеть.

Лена поняла, что он имеет в виду, когда говорит «посидеть на лавочке», но не стала возражать. А маме об этом можно и не рассказывать. Просто скажет, что ходила смотреть, как разводят мосты, и все…

В киоске, работающем всю ночь, они купили бутылку пепси-колы, а стоило им пройти еще пятьдесят шагов, как Гриша указал на скамейку, которая одиноко стояла у самого края тротуара. Но на проезжей части было совершенно пустынно, и никого не было вокруг.

Они сели на лавочку, и Гриша ловко открыл зашипевшую бутылку о железный край скамейки. Он даже подумал, что было бы очень эффектно открыть бутылку зубами и тем поразить воображение девочки, но потом передумал. Вдруг он порежет губу, а ведь ему еще предстоит целоваться?

Лена отпила глоток и уже хотела передать бутылку Грише, как он тут же обхватил ее руками и, крепко прижав к себе, со всего размаху, молодецки поцеловал в губы…

Это было немного слишком неожиданно, и в таком поцелуе не хватало романтичности, однако Лена не стала возражать и нерешительно обвила его за шею руками.

До этого ей приходилось целоваться только один раз, да и то с собственным одноклассником, которого она знала Бог знает сколько времени. Это было совсем не интересно, и Лена рассматривала тогдашние робкие неумелые поцелуи просто как пробу сил. Или «пробу пера», как говорят писатели. Она ведь собиралась стать филологом и знала подобные выражения…

Мысли все равно не оставляли ее. Уж очень она была рассудочная девочка. Во время поцелуев она думала о том, какой на самом деле это волшебный вечер. «Я в Петербурге, – думала она. – Здесь ходили по улицам Достоевский и Гончаров, Пушкин и Гоголь… Сколько героев и героинь русской литературы проходили по этим улицам. Наверное, где-то тут жила Неточка Незванова, где-то здесь князь Мышкин гулял с Настасьей Филипповной…»

Знала бы она, что почти напротив того места, где они целовались сейчас с Гришей, находится Лебяжья канавка, в которой, как известно, утопилась Лиза из «Пиковой дамы»…

Лена этого не знала и так и не успела узнать никогда. Потому что внезапно над ними с Гришей раздался мужской голос:

– Тихо. Встать.

Лена открыла глаза, которые по всем правилам девичьих поцелуев держала закрытыми, и увидела прямо над собой нависшую мрачную фигуру. Гриша отпрянул от нее и вскочил.

Он решил, что сейчас произойдет обычная история. Он целовался с девушкой на скамейке, и подвалили местные хулиганы. Сейчас будет «разборка», то есть драка руками и ногами.

К таким вещам Гриша был вполне привычен и даже рассматривал подобные драки как наилучший способ доказать девушке свою силу и мужественность.

Он знал это по опыту – когда девушка видит, как ты мастерски и бесстрашно бьешь двоих, а то и троих пьяных хулиганов, она влюбляется в тебя бесповоротно.

«Только бы у них не было ножей», – подумал Гриша машинально. Он служил в десантных войсках, а до этого ходил в секцию карате, так что и ножи ему были не очень страшны, но все же…

Рядом со скамейкой стояла машина. Дверцы ее были открыты. В машине сидел водитель, а двое мужчин стояли рядом с лавочкой и спокойно смотрели на молодых людей.

Гриша уже приготовился к драке и слегка развернул корпус, чтобы сразу ударить ногой. Но оба мужчины явно не собирались его задирать и вообще применять физическую силу.

– Садитесь в машину, – сказал одни из них. Только сейчас Гриша заметил, что это не юноши, а совершенно зрелые мужики довольно солидного вида. Такие обычно не затевают уличные драки.

– Зачем? – спросил Гриша в наступившей тишине. И решительно добавил: – Никуда мы не сядем. Мы не сделали ничего плохого. Ни вам, ни вообще.

Последние слова он сказал на тот случай, если эти мужики – милиция в штатском… Он готовился к конфликту. Но ничего такого не произошло.

Мужики, казалось, были готовы ко всему, ко всем неожиданностям.

– Садитесь, – твердо сказал первый мужчина, и в руке у него появился пистолет. Он поднял его и направил ствол прямо в лицо Грише.

«Это не газон, а настоящий, – сразу понял юноша. – А даже если и газон, то с такого близкого расстояния выстрел будет почти смертельный…» Он беспомощно оглянулся вокруг. Улица была пуста, как и прежде. Но подъехавшие были торопливы.

– Быстро, кому сказано, – прикрикнул второй мужчина и схватил за руку сжавшуюся на скамейке Лену. Девушка была ни жива, ни мертва. Она только пискнула и задохнулась от страха. У нее даже не хватило сил закричать.

Второй мужчина тоже поднял руку, и в ней также оказался пистолет.

– Мозги вышибем, – прошипел он. Теперь Гриша остался один на один с двумя направленными на него пистолетами. Драться в таких условиях он не мог. Это была не просто драка, в которой можно показать свою удаль. С пистолетами не подерешься.

Лену уже тем временем заталкивали в машину, на заднее сиденье. Она молчала.

Эх, если бы хоть кому-то показаться в тот момент на улице… Они бы оба закричали, и одному Богу известно, что бы тогда произошло. Может быть, мужики и не решились бы затевать на улице стрельбу и потасовку. Может быть, они бы тогда просто вскочили в свою машину и уехали.

Но была ночь. Скоро должны были разводить ближайший мост через Неву. С соседней улицы доносилось пьяное пение. Это какая-то компания направлялась к набережной.

Гриша вздохнул и покорно полез в машину. Ему почему-то показалось, что с этими мужчинами лучше не связываться. Только он не мог понять, что им от него нужно.

Если они хотят поймать и изнасиловать девушку, то зачем им тогда нужен Гриша? Если бы они хотели просто побить их, то зачем куда-то везти? Ограбить их? Но они явно очень молодые люди, небогато одетые, и что с них могут получить трое людей с пистолетами и на дорогой машине?

Гришу и Лену посадили на заднее сиденье и тесно прижали друг у другу. Они почти слепились телами, потому что по бокам их сдавили севшие мужики. Машина рванула с места и помчалась.

– Все в порядке? – спросил тот, что сидел за рулем.

– Нормально, – односложно ответил другой. Машина неслась по спящим улицам города. Выскочили на мост, пересекли Неву. Перед глазами юноши и девушки промелькнула панорама невской набережной.

– Куда вы нас везете? – спросил сдавленным голосом Гриша.

– Уже недалеко, – ответил один из мужчин и вдруг хихикнул странно. – Все скоро закончится. Не волнуйтесь. Это будет недолго.

– Что будет недолго? – спросила вдруг Лена. Она уже тысячу раз пожалела, что пошла гулять по ночному красавцу-Петербургу, а не осталась в общаге учить экзаменационный материал.

– Все будет недолго, – ответил один из похитителей. – Глазом моргнуть не успеете.

Наступила тишина, ничего было непонятно. Куда их везут? Зачем?

– Вот что, ребятки, – вдруг обратился к ним один из мужиков. – У вас как обстоит дело со здоровьем? Не жалуетесь на здоровье? – Голос его был спокойный, и вопрос о здоровье звучал даже очень дружелюбно. Во всяком случае заинтересованно.

«Если бы хотели убить, то не спрашивали бы о здоровье», – промелькнула надежда у Лены. И она ответила, стараясь говорить ровно:

– Не жалуюсь. Все нормально.

– А у тебя, парнишка? – спросили Гришу. Он ничего не ответил, промолчал.

– А почки у тебя здоровые? – поинтересовались у него. – Не болят? Если болят, то ты скажи лучше.

– Что вам мои почки? – ответил наконец Гриша. – Что вам от нас надо?

– Если больные почки, то ты скажи, мы тогда подумаем, – посоветовал ему водитель со своего места.

– Здоровые почки, – отрезал Гриша. – Я только что из армии.

– Ах, ты из армии? – засмеялся один из мужиков сбоку. – Это хорошо. Здоровый, значит, парень. Молодец.

Потом он взглянул на Лену опять:

– А как у тебя с глазками, красавица? Зрением не страдаешь? Что-то у тебя очков нету. Сейчас многие девушки в очках ходят…

– Мне не надо очков, – с достоинством произнесла Лена. – Я все хорошо вижу.

– Ну и тем лучше, – удовлетворенно вздохнул мужчина. Потом помолчал и добавил: – Глазки у тебя красивые. Как будто мы специально выбирали.

– Что выбирали? – не поняла Лена.

– Да глазки такие. Прямо как василечки, – сказал мужчина. Больше Гришу с Леной ни о чем не спросили. Они сидели, прижавшись друг к другу, и ждали, когда же их привезут на место, куда там их хотят отвезти… Привезут, и тогда хоть что-то проясниться.

На широкой и длинной улице их машину вдруг остановил патруль ГАИ, неизвестно откуда выскочивший. Он обогнал машину и приказал остановиться. Улица была пустынная, и ГАИ на всякий случай тормозило едущие редкие машины.

– Если пикните – сразу перо в бок, – пригрозил один из мужчин и продемонстрировал длинное и очень острое лезвие, которое уперлось в бок Грише. Со стороны Лены показалось почти такое же лезвие…

– Молчите, понятно? Тогда вам потом ничего не будет, – добавил мужчина мрачным тоном.

Юноша и девушка промолчали. Все было достаточно красноречиво. Гаишник вылез из машины, подошел к водителю, заглянул в салон и потребовал права.

Водитель вылез со своего сиденья, они несколько минут о чем-то говорили с сержантом, отойдя на несколько шагов.

Гаишников было двое. Один топтался возле своей машины и пытался прикурить. Спички у него все время гасли, не хотели загораться, и он был полностью поглощен этим занятием.

Сержант, проверявший документы у водителя, был немолодым человеком с неприятным замкнутым лицом. Гришу все время подмывало крикнуть что-нибудь, позвать на помощь. Он хотел крикнуть, что они в опасности, что их схватили и везут неизвестно куда…

Лена смотрела на Гришу и все ждала, закричит он или нет. Ей очень хотелось, чтобы все закончилось, чтобы их отпустили. Они же не сделали ничего дурного.

Вот сейчас милиционер что-нибудь заподозрит, попросит всех выйти из машины, и тогда можно будет что-нибудь сделать. Попытаться привлечь к себе его внимание, или убежать, например…

Но милиционер спокойно о чем-то говорил с водителем и не обращал больше внимания на тихо сидящих в машине людей.

Если крикнуть ему из машины, подумал Гриша… Что крикнуть? Например: «Помогите!» Или: «На помощь!»

Что тогда будет? Будет «перо в бок». Причем немедленно. Гриша ощущал, как сквозь куртку ему в бок тычется заостренное лезвие. А милиционер? А что милиционер? Он может вообще не услышать крика, не обратить внимания…

В крайнем случае, если даже он спросит, что это за крики из машины, его собьют с ног и уедут. Пока он поднимается, пока его напарник заведет мотор…

Нет, кричать нельзя. А так хотелось. Спустя полминуты водитель вернулся в машину и, криво улыбаясь, сказал:

– Пересядь на переднее сиденье, – обращаясь к одному из сидящих сзади мужиков.

– Зачем? – подозрительно спросил тот, не двигаясь с места и все по-прежнему тыча свое шило в бок Лене.

– Я говорю – пересядь быстро, – повысил голос водитель, и стало ясно, что он очень взволнован. Мужик пересел. Машина тронулась, быстро набирая скорость.

– Ну, что? – спросили у водителя его товарищи.

– Оштрафовал на десять тысяч, – отрывисто произнес водитель и захохотал негромко и нервно. – За то, что четверо на заднем сиденьи сидят.

– И все? – уточнил один из мужчин.

– Как видишь, – ответил водитель и снова засмеялся. Шея его вспотела от напряжения.

– Ну, теперь все, – облегченно сказал мужик, сидевший рядом с Гришей. – Теперь уже почти приехали.

Машина действительно ехала по тенистой улице, засаженной деревьями, свесившими свои кроны над проезжей частью, и притормаживала.

– Глаза будем завязывать? – спросил водитель, кивая на Гришу и Лену.

– Зачем? – вяло ответил один из мужиков. – Они ведь ничего и никому потом не расскажут. Правда? – он взглянул на молодых людей и засмеялся жизнерадостно.

Их вывели из машины и ввели в здание, которого они не успели рассмотреть. «Боже, – подумал Гриша, увидев темный сводчатый коридор и осклизлые стены. – Почему я не закричал тогда, в машине, когда рядом был милиционер?» Теперь ему стало ясно вдруг, что ничем хорошим эта поездка не закончится. Лучше уж было рискнуть и кричать, чем сейчас быть просто так убитым в этом вонючем коридоре.

Додумать до конца эту мысль он не успел, и может быть, к лучшему. Потому что почти тотчас же его ударили сзади по затылку чем-то тяжелым, и он потерял сознание.

Лена, шедшая сзади, увидела, как мужчина, сопровождавший Гришу, чуть отступил и, пропуская его вперед, размахнулся и изо всех сил ударил его по голове дубинкой, которую мгновенно выхватил из-за пазухи…

Лена закричала, невольно сделала шаг вперед и споткнулась о тело лежащего на каменном полу Гриши.

– Не кричи так громко, – сказал мужчина, твердо беря ее за локоть. – Ты ведь будешь послушная девочка, правда?

Он заглянул ей в глаза и добавил весело:

– Какие у тебя красивые глазки, деточка.

– Что вам надо от меня? – спросила его Лена, едва выговаривая слова, потому что ее колотил озноб от накатившего на нее страха.

Ее затащили в комнату, где она увидела два стоящих рядом операционных стола.

– Ложись вот сюда, и все будет хорошо, – приказали ей, но Лена, уже ничего не соображая, металась раненым зверем и пыталась вырваться из державших ее рук. Чувство отчаяния охватило ее. Так кричит пойманный зверь, когда он уже осознал шестым чувством, что спасения нет.

Лену повалили спиной на стол и, мгновенно закатав рукав джемпера, сделали укол в вену. После этого девушка затихла.

Ярко горела лампочка под потолком. Двое мужчин стояли рядом со столами. Гришу положили на второй стол, рядом с Леной, с его несостоявшейся подругой. С той, которая могла бы стать его возлюбленной, его невестой, его женой, матерью его детей…

Ему тоже сделали укол, но он уже был без сознания и этого не понял. Вошел человек в белом халате, осмотрел лежащие тела людей и хмыкнул.

– Двое? – спросил он отрывисто и деловито.

– Двое, – подтвердил один из мужчин. – Говорят, что здоровы. Мы спрашивали.

– А справку они не предъявляли? – захохотал человек в белом халате. Потом насупился и, доставая из кармана купюры, произнес:

– Вот вам за двоих. Когда будет нужна следующая порция, я вам позвоню.

– Здесь все? – спросил один из мужчин, пересчитывая деньги.

– Вы не в церкви, вас не обманут, – ответил ему человек в белом халате словами Остапа Бендера и опять засмеялся. Смеялся в этой комнате он один…

Люди ушли, и в комнате остались три человека. Один из них в белом халате и докторском белоснежном колпаке, а двое – лежали на операционных столах.

Тот, что был в белом халате, надвинул на глаза колпак, потом деловито наклонил над столом бестеневую лампу и подошел к зеркалу. Вглядевшись в свое отображение, он, казалось, остался удовлетворен увиденным.

– Здравствуйте, доктор, – сказал он своему отражению. – Готовы ли вы к ответственной операции?

И ответил себе же:

– Да, я готов. Все будет хорошо. Мои пациенты останутся довольны. – Потом поклонился зеркалу и, проигрывая стилетом, зажатым в руке, подошел к первому столу.

Держался он важно, старательно выпячивал вперед нижнюю губу, как, он прежде замечал, всегда делали известные хирурги.

Два человека ждали его, лежа на операционных столах. Комната была пуста, в ней были покрашенные казарменной зеленой краской стены и давно не беленый потолок. Голос человека в белом халате звучал гулко, как будто это был голос последнего человека в мире.

И на самом деле, он чувствовал, что один на всем белом свете. Человечества больше не осталось. Оно вымерло или погибло. Он не знал, что там точно случилось, но точно знал, что он – последний человек, оставшийся в живых. Последний великий хирург.

И он готовился к своей операции в полном одиночестве. Он сделал первый продольный разрез на белом обнаженном теле. Выступила кровь, хирург погрузил руки внутрь, ловко и небрежно, как хиропрактик. Быстро вытащил почку и бросил этот бурый комок в приготовленный контейнер с раствором. Потом проделал то же самое с другой почкой.

Он манипулировал с изяществом, наслаждаясь мощью и грациозностью своих движений. Он был один тут – царь и бог медицины, и никто не мог ему помешать.

Потом он перешел к следующему столу и с той же грацией проделал то же самое.

Затем быстро зашил сделанные разрезы. Он спешил, потому что с минуты на минуту должен был прийти окулист за глазами этих людей. У окулиста – особая специальность. Великий хирург хотел завершить свою часть работы в одиночестве, чтобы никто не помешал его величию, не поломал законченности процесса.

– Все ли прошло хорошо, доктор? – спросил он себя, подходя к зеркалу и снимая колпак.

– Операция прошла успешно, – ответил он себе же с легким полупоклоном. – Можете передать родственникам, что хирург доволен своей работой.

Потом человек в белом халате вдруг улыбнулся своему отражению и, глядя себе в глаза, раздельно и внятно произнес с убежденностью:

– Вы – великий врач, доктор.

И ответил на это с достоинством:

– Благодарю вас…

Тела лежали на столах безмолвно, быстро умирая от произведенного вмешательства и переставая быть людьми. Окулисту нужно торопиться, пока они еще люди. Через пятнадцать минут они уже станут не Леной и Гришей, а двумя холодными трупами.

Лена не поступит в университет. И не поступит в педагогический институт у себя в тихом Пскове. И не выйдет замуж, и не родит детей. Она не будет изменять мужу и ссориться со свекровью. А также не будет учить школьников русской литературе.