Текст книги "Следствие по-русски 2"
Автор книги: Дмитрий Леонтьев
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
– Я постараюсь договориться с врачами и успеть повидать ее до отъезда… Только видишь ли в чем дело… Теперь для нее мы будем ассоциироваться с этими событиями, а следовательно, будем невольными «раздражителями». Со временем это пройдет, но пока…
– Я почему-то думаю, что и со временем мы все равно останемся для нее «раздражителями», – сказал я. – Поэтому лучше нам с ней больше не встречаться. Лично я ее просто… кх-м… очень не хочу расстраивать. Но один раз повидать просто необходимо. Ты постарайся добиться разрешения на встречу… А сейчас извини, у меня дела, – и не обращая внимания на возмущенные возгласы иерея, я положил трубку.
– Отвратительный день, – пожаловался я Лене. – Отвратительный день, и отвратительное настроение… Как ты думаешь, можно заставить женщину полюбить?
– Нет, – уверенно ответила она. – Можно заставить ее делать многое, но заставить полюбить – нельзя.
– А имитировать любовь?
Лена долго молчала, размышляя над такой возможностью, и нехотя призналась:
– Наверное, можно… Часто имитируют. Причем так, что и отличить невозможно. Любящий человек склонен идеализировать предмет своего обожания, «обелять» его, и может не заметить таких тонкостей, какие заметит человек, рассудительный в своем хладнокровии…
– Так в чем же разница?
– В чистоте. В искренности. В любви. И неизвестно, сколько времени можно имитировать любовь. Это очень нелегко. Это бьет в первую очередь по самому лжецу, словно расплата за ложь. Любящий человек при некоторых обстоятельствах до конца жизни может не заметить обмана, но вот сам обманщик… Расплата за такую ложь – жизнь под маской. Тяжелой маской, железной маской… Для этого должен быть очень серьезный стимул…
Я еще раз потрогал лежащую во внутреннем кармане кассету и вздохнул:
– Насильно мил не будешь… И если бы у меня было не столь дурное настроение, я бы добавил: «А придется».
* – …Окончание вашего плана угадать несложно, – закончил я свой монолог. – Дорохов должен был заманить каким-то образом Зимина на квартиру Лопотова, там он застрелил бы его из этого злополучного ружья, а с вернувшимся Лопотовым разделался бы каким-нибудь иным способом… Во всяком случае, это поставило бы точку под всей этой затянувшейся историей. Все выглядело бы весьма правдоподобно, а с учетом наших с Разумовским показаний было бы просто бесспорно. Мы ведь должны были подтвердить, что Зимин прятал Дорохова у себя, а следовательно, верил ему… Но «негодяй» Лопотов успел выстрелить в Зимина раньше, чем Дорохов ему помешал. Нанимать профессионального убийцу вы побоялись – лишний след… Чуть позже вы получили бы возможность встречаться с Дороховым открыто, а денег, выманенных у Зимина, хватило бы не только вам, но и вашим детям…
– Что ты хочешь? – с опаской косясь на двери, спросила Оксана. – Сколько тебе нужно?
– За кассету? Возьми ее… У меня еще есть. На случай, если со мной «что-нибудь случится». А хочу я много. Очень много. Я хочу, чтоб Зимин никогда ничего не узнал. Ты смогла его обманывать в течение года, значит, сможешь обманывать и дальше. Разница лишь в том, что помимо «денежного стимула» у тебя появится еще один, и весьма весомый. На тот случай, если тебе придет в голову неожиданно «овдоветь»…
– Ты не можешь так со мной поступить, – убежденно заявила она. – Это… Это подло!
– Странно, но то же самое мне не так давно говорил Тавхаев, – припомнил я. – Вы вспоминаете об этом, когда дело касается вас лично… Знаешь, что было бы «не подло» и сняло бы с меня ответственность за подобный выбор? Сдать вас, к чертовой бабушке, в угрозыск и навсегда забыть о вашем существовании. Это самый простой и, может быть, самый безболезненный способ – переложить ответственность на других. Но тут есть один маленький момент…
– Зимин? – догадалась она. – Но ты же его почти не знаешь… То, что ты задумал, – блажь. Самодурство и блажь. А я предлагаю тебе деньги и…
Она многозначительно посмотрела на меня. После подобных взглядов сомнений обычно не остается. Но ведь я и не сомневался. И она поняла это.
– Это блажь и самодурство, – повторила она.
– А это – тюрьма, – указал я на кассету.
– Я все равно не понимаю, – сказала она. – Тебе-то что от этого? Зимин будет наслаждаться своим «телячьим счастьем»… Да, предположим, что я могу ему это устроить… Я буду при деньгах, в золоте, при «тачке», буду не вылезать из-за границ и менять шубы раз в неделю, даже летом… Знаешь, я особо страдать не стану. Я хотела все это получить, стремилась к этому, и вот… получила. Пусть даже и с «нагрузкой». Все довольны… А ты?
– А я буду просто счастлив от того, что у моего знакомого есть любящая, заботливая, верная, преданная жена! – отчеканил я.
На слове «верная» она заметно погрустнела, а на «преданной», кажется, наконец осознала, что «имитация искренней любви» будет полной.
– Ну ты и подонок! – с чувством сказала она.
– Да, – улыбнулся я. – Но я – «подонок с кассетой». А ты – «стерва без кассеты»… Честно говоря, если б я тогда мог хотя бы предположить, что ты доберешься до ружья… Но сделанного не вернешь. А отсчет с этой точки выглядит несколько иначе, чем с той, на которой у меня только-только зародились подозрения… Может быть, я ошибаюсь, но я все же возьму этот грех на душу.
– Хорошо, – глухо сказала она. – Только… Спрячь эту кассету подальше. И еще одно… Скажи, в чем я просчиталась? Я ведь очень тщательно все продумала. И играла я тоже хорошо. Я знаю Зимина лучше, чем он сам себя знает. А у других не было оснований подозревать меня. Все прекрасно понимали, что эти деньги и так принадлежат мне… Ну а то, что я не люблю ни Зимина, ни Дорохова и не могу с ними жить – кроме меня не знал никто… Где я ошиблась? Что дало для тебя основания подозревать меня? Что я недодумала?
– Взгляд, – сказал я и поднялся. – Я знаю, какие глаза у любящей женщины. А у тебя они были холодные и жесткие. Словно через прицел автомата смотрела…
– И это все?! – по-моему, она даже обиделась. – Глаза – и все?..
Я посмотрел на нее, пожал плечами и вышел…
* – Теперь, когда ты отдохнул, – с широкой и сладкой улыбкой на лице Никитин «наградил» меня пачкой дел, – и, полный сил, можешь приступить к работе, – он поднатужился и положил сверху еще одну такую же «пирамиду» материалов, – я с огромной радостью постараюсь использовать твои свежие силы на благо родного розыска, – и, подпрыгнув, он забросил на эту «Эйфелеву башню» еще с десяток дел. – Знал бы ты, как я тебя ждал! – со страстью нетерпеливого любовника в голосе сообщил он. – Ну ничего, скоро узнаешь… Я от всей души поздравляю тебя с возвращением в наш славный отдел… Но для себя я поставил «галочку» напротив твоей фамилии: «Склонен к побегу». Еще одна попытка дезертировать – и я буду стрелять без предупреждения. А такое желание у тебя скоро появится – это я тебе обещаю…
Обнадеженный такой перспективой, я кое-как добрел до кабинета, пошатываясь под тяжестью многопудовой ноши, ногой открыл незапертую дверь и…
– И тебе долгих лет, – кротко сказал иерей, когда эхо с мучительным трудом закончило перечисление всех известных мне ругательств.
Я посмотрел на разлетевшиеся по всему кабинету бумаги, на приветливо улыбающегося Разумовского и вздохнул:
– Хорошо… Начнем все сначала… Пойми, наконец, что я – обычный маленький служащий маленького территориального отдела. Без связей, без денег, без каких-то особых способностей. Отнюдь не энтузиаст и не считаю себя «карой небесной» для преступников. Я не спортсмен, способный левой рукой раскидать дюжину головорезов, а правой из дробовика бить белку в глаз. Я и из пистолета толком стрелять не умею. Я загружен делами до предела и не могу заниматься еще и «общественной нагрузкой». Я даже не буду напоминать тебе твои клятвенные обещания раз и навсегда закончить с «крестовыми походами» в защиту твоих прихожан – наверняка в ответ у тебя приготовлена целая речь из аргументов и нравоучений. Я просто хочу, чтобы ты наконец понял, что на все твои бесконечные просьбы «последний раз помочь» я буду принципиально и твердо отвечать: «Не-е-ет!..»
1997 г. С.-Петербург.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ