Текст книги "Следствие по-русски 2"

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как во время рыбалки, на которую мы с иереем взяли с собой Наташу, она упросила нас порыбачить с острова и, пока мы раскладывали снасти, отвязала лодку… Пять часов мы провели на острове настоящими робинзонами, пока иерей не добрался до берега и не пригнал лодку обратно.

– Я хотела, чтоб все взаправду было, – насупилась Наташа. – А если бы у нас была лодка, какими бы мы были робинзонами?.. Дядя Коля, а почему у вас с тетей Леной до сих пор нет своей дочки? – строго спросила она меня, по своему обыкновению резко меняя тему разговора.

Я несколько раз молча открыл и закрыл рот, посмотрел на Разумовского, покосился на Лену и Алену и, не найдя у них поддержки, пожал плечами:

– Это… Аист… Еще не принес.

– Такой большой, а в сказки веришь, – укорила меня Наташа. – Ты еще про капусту расскажи.

– И это меня обвиняют в развращении детских умов, – повернулся я к иерею. – Ты чему дите учишь, батюшка?!

– Если б только я, – вздохнул иерей. – Телевизор да радио помогают. В какое время ни включи: политика – секс, политика – секс, вот и все, что там можно услышать. Я-то, что могу – делаю, но в наше время для нормального воспитания мало в деревню уехать, для этого нужно отшельником стать… Вы готовы? Автобус скоро отходит, мы можем опоздать.

Вопрос был обращен укладывающим чемоданы женщинам.

– Это вам достаточно в дипломат пару рубашек бросить, – парировала Алена. – А нам на сборы куда больше времени требуется. Все же целый месяц, да еще на юге – это требует определенного подхода…

– Вот это-то меня и настораживает, – шутливо нахмурился я.

– А чтобы подобные мысли тебя не тревожили, – улыбнулась мне жена, – я составила для тебя небольшой список работ по дому. За работой месяц пролетит – оглянуться не успеешь.

Она легко коснулась губами моей щеки, одновременно впихивая в руку два тетрадных листа, исписанных красивым убористым почерком.

– Небольшой?! – возмутился я, пробегая глазами по строчкам. – Да на одну ограду уйдет не меньше недели! А замена пола в бане?! А утепление чердака?! А… Это что – трудотерапия? Слышал, батюшка?! Вот это и называется: эксплуатация женщиной человека!.. Жены – на юг, мужья – за работу… Этого нет даже в самых абсурдных анекдотах!.. «Жена неожиданно возвращается с юга, а муж дома один и чинит ограду…» Где справедливость?!

– Дядя Коля, хочешь, я с вами останусь? – спросила Наташа. – Чтоб вам не скучно было?

– Нет уж, – быстро отреагировал я. – Лучше я буду чинить ограду… А вы ведь и впрямь имеете шанс опоздать: до отбытия автобуса в райцентр осталось пятнадцать минут.

– Мы готовы, – сказала Лена, закрывая чемодан. – Вроде ничего не забыли… Ну что, в путь?

К нетерпеливо урчащему автобусу мы успели за считанные секунды до отправления.

– Я буду скучать без тебя, – шепнула мне Лена, целуя на прощание. – Жаль, что вы не можете поехать с нами. Время пролетит быстро, но я все равно буду скучать. А потом я вернусь красивая, загорелая, истосковавшаяся, и… И мы уже не будем скучать…

– Только этим себя и утешаю, – улыбнулся я. – Беги, а то автобус уедет без тебя и нам вообще не придется скучать. Я люблю тебя.

– А я – тебя, – она вошла в салон и помахала рукой на прощание. – До встречи!

Двери закрылись, и, поднимая клубы густой дорожной пыли, автобус исчез за поворотом узкой поселковой дороги.

– Только мучает меня нехорошее предчувствие, что скучать-то мне как раз и не придется, – проворчал я, поворачиваясь к сидевшему за рулем машины Разумовскому. – Ну, разлучник, жены ты меня лишил на целый месяц. А теперь попытайся объяснить, зачем ты это сделал.

Не надо было быть тонким психологом, чтобы понять, что священник чем-то сильно расстроен. С той самой минуты, как он приехал к нам, с его лица не сходило отрешенно-мрачное выражение. На мои вопросы он отвечал невпопад, витая мыслями где-то далеко от окружающей его реальности.

В таком состоянии я видел его впервые. Даже в те времена, когда я еще работал в уголовном розыске и настырный батюшка в качестве «общественной нагрузки» мучил меня криминальными проблемами своих прихожан, он был куда более собран и напорист.

То, что священник находится в шоке, я понял еще вчера, во время нашего с ним телефонного разговора. И именно вчера интуиция, еще не успевшая задремать после моей отставки из угро, шепнула мне: «Как ты относишься к неприятностям? Впрочем, это неважно – они уже начинаются».

И зная батюшку, я подозревал, что одними неприятностями мы не обойдемся. Иначе чего ради иерею потребовалось срочно отправлять наших жен подальше от дома, залегендировав их отъезд невразумительными пояснениями о «пропадающих путевках в пансионат отдыха на берегу Черного моря»? В наше время такие путевки не могут пропадать, а уж тем более не могут они стоить так дешево, как предложил их нам Разумовский. В отличие от обрадованных такой возможностью девушек, я это понимал хорошо… Нет, если бы я ехал вместе с ними, то тоже с удовольствием принимал бы желаемое за действительное, но так как я оставался… Да и рефлекс, выработанный у меня иереем, безошибочно указывал на стереотипное начало надвигающихся проблем.

Дело в том, что бывший офицер спецназа, а впоследствии и уголовного розыска, Разумовский, приняв рукоположение, свое призвание «духовного поводыря» трактовал непозволительно вольно для священнослужителя православной церкви, так и не сумев искоренить в своей душе нетерпимость к людской жадности и подлости. Тридцатитрехлетний священник относился к той категории мужчин, у которых призвание оберегать и защищать существовало на «генном уровне»…

Может быть, это и хорошо, но беда заключалась в том, что защищал и оберегал своих прихожан он отнюдь не теми способами и средствами, которые находились в арсенале священнослужителей, а переносил их в настоящее из своего «спецназо-розыскного» прошлого. Но так как испокон веку одному в поле быть воином сложно, то я состоял при нем в роли недобровольного Алеши Поповича.

Началось это мучение несколько лет назад, когда я опрометчиво способствовал раскрытию кражи икон из церкви, где нес службу Разумовский, По моим самым скромным подсчетам, с тех пор мы с отцом Владимиром раскрыли около двух дюжин уголовных дел, попутно нарушив около половины статей уголовного кодекса и добрую половину церковных заповедей. Но если еще год назад, когда я носил погоны капитана и обладал некоторыми возможностями оперативного уполномоченного, эта «халтура» была хотя и обременительной, но вполне естественной, то теперь, когда я с женой жил в ста километрах от ближайшего города и зарабатывал себе на пропитание сугубо гражданской работой на компьютере, мне было даже интересно – о какой же помощи можно просить человека, давно отошедшего от дел криминальных?

Сказать по правде, подобные авантюры были мне не слишком-то по душе, но так уж получалось, что до сей поры мне не удавалось найти убедительных доводов, чтобы отказаться от сумасбродных просьб батюшки. Не потому, что я альтруист или идейный борец с преступностью, отнюдь нет. Просто так уж получалось, что Разумовский обращался ко мне за помощью, предварительно влипнув в дело «по уши», а бросать друзей в беде было не в моих правилах. Да и преступления бывают такие, что нормальный человек не в силах спокойно закрыть на них глаза, тем более если он чем-то может повлиять на исход событий… Только почему-то мне такие дела подворачивались чересчур часто. Как говорят индусы – карма… Или все же последствия деятельности неугомонного иерея? Слаб я в философии. Но причинно-следственную связь выявил точно. Причина – иерей, следствие – неприятности.

– Батюшка, ты в приметы веришь? – поинтересовался я. – Например, если вам перебежала дорогу черная кошка – ждите неприятностей. Или, если к вам обращается с просьбой отец Владимир – готовьтесь к проблемам. Ну и так далее…

– У тебя психика крепкая? – спросил Разумовский. – Кошмары по ночам не мучают?

– Многообещающее начало, – насторожился я. – Даже боюсь отвечать… Полагаю, что оптимальным ответом для меня будет: нежная, слабая и легко травмируемая… А что?

– Сейчас узнаешь, – пообещал иерей. – Садись в машину, поехали. У тебя видеомагнитофон работает? Ехать придется к тебе – за моим домом установлено наблюдение. И не исключена возможность покушения.

– То, что ты вляпался в какую-то гадость, я уже понял. Ты нашел поименные списки масонской ложи в России или откопал пропавшее золото партии?

– Смейся-смейся, до дома доедем – не до шуток будет. Покажу тебе одну кассету, отечественного производства. Полюбуешься, какие сказки сейчас смотрит «новая» Россия… Месяц назад в деревушке, что находится в трех километрах от моей церкви, поселился мужчина, представившийся мне Игорем Николаевичем. Мне показалось, что он был чем-то сильно напуган. И как показали дальнейшие события – не напрасно… Оставил мне на хранение видеокассету. Попросил спрятать ее как можно надежнее и ни в коем случае не смотреть до той поры, пока с ним не случится какое-нибудь несчастье. А если таковое случится, то отнести ее, не мешкая, в Федеральную службу безопасности. Три дня назад дом, в котором он снимал комнату, сгорел, а на пепелище обнаружены человеческие останки. Как ты понимаешь, чей это труп – гадать не приходится… А еще через день я обнаружил у себя дома следы плохо замаскированного обыска. Из вещей ничего не пропало, но перерыто все с завидной тщательностью… Алене я ничего не сказал, чтобы не пугать, но кассету все же просмотрел… И тут же позвонил тебе.

– Компромат на кого-то? – предположил я. – Если на политиков, можешь выкинуть ее в пруд. В России компромат на политиков не проходит, у нас каждый ребенок понимает, кто такие «политики России». Они это тоже знают, так что пытаться выкрасть ее или отнять никто не будет. Выкини ее или отнеси в ФСБ – результат все равно один и тот же.

– Это не компромат. Посмотришь – поймешь. А потом определимся: нести ее в ФСБ или нет… Но, в любом случае, рисковать жизнью своей семьи я не стал. Потому и воспользовался старыми связями, достал путевки в пансионат, придумал легенду о случайно подвернувшейся возможности отдохнуть на юге и отправил жену с дочерью подальше от дома…

– А заодно и мою, – кивнул я.

– Да, потому что не исключено, что и у тебя теперь могут появиться некоторые проблемы…

– Страшно-то как! – «испугался» я. – Тогда лучше не нести ее в ФСБ, а то жизнь всех сотрудников комитета может повиснуть на волоске… Кончай тень на плетень наводить, объясни толком – что на кассете и почему ты не захотел сразу отдать ее в разработку?

– Потерпи немного, – попросил иерей, притормаживая возле дома. – Сейчас сам все увидишь. Объяснить это трудно. Слов не хватает…

– Что ж, посмотрим, – согласился я. – Тем более что отказываться уже поздно. Прошу в видеосалон.

Я взял у Разумовского кассету, прошел в дом и вставил ее в стоящий на телевизоре видеомагнитофон. Подкатил кресло на колесиках поближе, сел в него и, забросив ноги на журнальный столик, нажал кнопку на пульте дистанционного управления.

– Я желаю вам удовольствий и исполнения любых ваших желаний, – сказал появившийся на экране человек в черной кожаной полумаске. – И в этом я постараюсь вам помочь… Мое лицо, как и мое имя, вам знать еще рано. Настанет время, когда я открою их, но сейчас важно не это. Важно то, что фильм, который вы увидите, сделал я. Через минуту я покажу вам, что такое настоящее, подлинное, натуралистическое искусство…

– Давай, – согласился я и кивнул присевшему на подоконник иерею: – Что ты забился в угол, батюшка? Проходи, устраивайся поудобнее…

– Спасибо, я уже насмотрелся, – отказался Разумовский. – Теперь твоя очередь.

– …настоящее, захватывающее кино, равного которому вы не видели и не могли видеть, – продолжала «маска». – То, чем вас пичкали до этого, – лишь жалкие потуги бездарных выдвиженцев, одержимых жаждой наживы. Я же предлагаю вам то, что так долго было скрыто от вас, то, чего кроме меня не сможет дать вам никто…

– Странное начало, – пожал я плечами. – Посмотрим, насколько содержание соответствует амбициям предисловия… Ого! Это что – «чернуха»? Ну, батюшка, у тебя и прихожане – настоящие извращенцы… Да и сама идея подкинуть священнослужителю порнографическую ленту с участием ребенка – это нужно додуматься… Гадость какая… Зачем ты мне ее притащил? Она уже три дня как должна лежать в ФСБ… Все настроение испортил. Да еще и спецэффекты какие-то дикие… Интересно, как им удалось добиться такой правдоподобности со съемками расчленения? Это можно назвать «пособием для маньяков». А это что такое?.. Это же… О, Боже!

Едва не перевернув кресло, я бросился на улицу и только успел выскочить за порог, как меня согнуло в приступе рвоты. Несколько минут я пытался прийти в себя, стараясь отдышаться и унять нервную дрожь в руках. Вышедший на крыльцо Разумовский протянул мне стакан воды.

– Не надо, – хрипло сказал я. – А то меня опять… Это же не спецэффекты! Это же на самом деле!..

– Да, – мрачно подтвердил иерей. – Это и есть «черное порно». И изнасилование, и расчленение – все натурально… Пойдем в дом.

– Не пойду! – отказался я. – Мне отдышаться нужно… Ты бы хоть предупреждал!

– Пойдем, – повторил иерей. – Я выключил телевизор…

Открыв погреб, я достал бутылку вина и, сорвав пробку, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Прикурил сигарету, достал стакан, наполнил его до краев вином, выпил и только после этого опустился на стул.

– В жизни ничего подобного не видел, – признался я. – А видел я немало. На этом что, теперь деньги зарабатывают?

– И очень большие деньги.

– Кто же это смотрит?! Я не слабонервный, и то до сих пор руки трясутся…

– Неудивительно. Когда в Швеции полиция накрыла фирму, занимающуюся подобными съемками, то полицейским, которые просматривали эти кассеты, потребовался недельный курс психологической реабилитации у профессиональных психологов. А тем, кто занимался этим делом вплотную, пришлось пройти более серьезный курс.

Я выпил еще один стакан вина и протянул бутылку иерею. Он отрицательно покачал головой:

– Сегодня я был готов к этому. А вот когда смотрел впервые…

– Если у тех, кто это смотрит, «крыша съезжает», то что же творится с теми, кто это снимает?!

– Это не люди, Коля, – убежденно сказал Разумовский. – Им даже названия нет… Давай, бери себя в руки, и надо досмотреть пленку до конца.

– Даже под пытками не буду! – заявил я. – Словно свидетелем становишься. Ох, попадись этот парень мне в руки!.. Вот тогда бы я и использовал эту кассету как «техническое пособие»… Я слышал о «черном порно», но всегда полагал, что это записи сексуальных извращений гомосексуалов, зоофилов… Я и не смотрел их никогда.

– То, что ты перечислил, называется «жесткое порно». А то, что ты видел только что, – «черное порно». Изнасилования, пытки, расчленения, некрофилия и прочая мерзость собраны воедино под этим названием. Практически во всех странах мира создание подобных «фильмов» ставится в разряд самых тяжелых преступлений. И не только потому, что в процессе их создания совершаются убийства и изнасилования, но и потому, что даже сам их просмотр наносит ущерб психике любого нормального человека.

– Это уж точно, – согласился я. – У меня, как и у каждого русского человека, психика очень крепкая, закаленная самим бытом нашей жизни, а «порог чувствительности» занижен постоянными стрессами и неврозами, и к тому же как бывший офицер уголовного розыска я психологически готов ко встрече с коррупцией, предательством, смертью… Но это… Ведь это были натуралистические съемки… Как же они не боятся? Ведь эта кассета – зафиксированное совершение преступления! Никаких других доказательств для здравомыслящего человека не требуется… Нет, для наших судов нужны другие доказательства, но я имею в виду обычных, здравомыслящих людей…

– При чем здесь «боятся» или «не боятся»? – поморщился иерей. – Это дело десятое. Сам видишь, о чем речь идет. При чем здесь страхи преступников?

– Это-то я понимаю, но после такого просмотра тяжело мысли и чувства воедино собрать. Вместо того чтобы в одном направлении идти, они в разные стороны расползаются. Остаются одни инстинкты. В моем случае это инстинкт оперативника. Впрочем, нет. Это уже не инстинкт оперативника, это уже «подстатейные желания» побыть наедине с этим парнем хотя бы полчасика. Почему ты до сих пор не отнес ее в ФСБ?

– Хотел сперва поговорить с тобой, а уж потом решать: относить или…

– Какое «или»?! – возмутился я. – Конечно, относить. Причем – срочно!

– Можно, конечно, и отнести, – каким-то странным голосом согласился Разумовский. – Над этим я тоже думал…

– «Тоже»?! – переспросил я. – Батюшка, я, кажется, начинаю догадываться, что ты хочешь сказать… И знаешь, что… На этот раз я, пожалуй, согласился бы приложить все силы и умение в поиске этих мерзавцев, если б это было практически выполнимо. Но в данном случае мы ни в коем случае не должны заниматься самодеятельностью. В делах подобного рода необходимо действовать с максимальной эффективностью, с использованием всех возможных методов и средств, с привлечением к работе профессионалов высокого уровня, а это как раз под силу ФСБ или спецслужбам. Упустить этих «кинематографистов» – такое же преступление, как быть их сообщниками. И я повторю, что, если б у меня был реальный шанс способствовать скорейшей поимке этих ублюдков, я бы его реализовал, но в данном случае все, чем мы можем способствовать, – отдать кассету в ФСБ… А я в это время поживу у тебя, на тот случай, если те, кто следил за тобой, решат предпринять более активные меры к возвращению кассеты…

– Я думаю, что они уже далеко от этих мест. Едва потеряв меня из-под своего контроля, они должны были решить, что я отправился с этой кассетой в милицию, и сейчас торопятся обратно, в город, чтобы в срочном порядке принять меры к эвакуации студии и ликвидации возможных улик.

– Тем более нужно поторопиться, – я поднялся и подошел к шкафу. – Сейчас я переоденусь и…

– Подожди минутку, – остановил меня Разумовский. – А что бы ты сказал, если б у нас был существенный шанс найти эту студию?

Я недоуменно пожал плечами:

– А какой в этом смысл? Чем мы, люди гражданские, предпочтительней официальных сыщиков? У них для расследования есть все возможности, а у нас кроме энтузиазма – ничего.

– А разве энтузиазма мало? В наше время – это одна из основных причин. Я бы даже сказал, что это – основная причина, по которой работают современные сыщики.

– У любого, кто посмотрит такую кассету, энтузиазм появится на пятой минуте просмотра. Не темни, батюшка, говори начистоту.

– Меня вот что тревожит. Ведь это – целое направление преступного бизнеса. Огромное и очень доходное. В Америке, Швеции и Польше оно хорошо отлажено и развернуто. В Америке сейчас идет настоящий бум в потреблении, а следовательно и выпуске, порнографических лент. Один только рынок «черного порно» приносит там несколько десятков миллиардов ежегодно. Теперь эта зараза вползает в нашу страну. А ведь это миллионы и миллионы долларов. Неужели ты думаешь, что те, кто решит заняться этой «отраслью» вплотную, не обеспечат себе надежный тыл в лице каких-нибудь высокопоставленных чиновников МВД и ФСБ?

– Все, что ты перечислил, – лишь попытка склонить меня к этой авантюре. А если вдуматься, то и доводов-то никаких серьезных нет.

– А так ли нам нужны эти самые доводы? – невинно поинтересовался Разумовский. – Ты видел кассету. Детоубийцы и извращенцы, воспевающие детоубийц и извращенцев. Это нужно остановить.

– Это новый взгляд на «непротивление злу насилием»? Батюшка, а что нужно для того, чтобы ты никогда больше не находил никаких кассет, не встречал на улице бездомных девочек и вообще не занимался проблемами своих прихожан настолько буквально?

Иерей подумал и неожиданно обиделся:

– Даст Бог, я еще долго проживу.

– Не понял?.. Ах, в этом смысле… М-да… Нет, батюшка, сдается мне, что в рай мы с тобой не попадем. Да и в ад могут не принять – им же дороже выйдет. Меня-то, может, еще и оставят истопником при котлах с политиками, а вот тебе точно придется бродить по земле в виде «тени отца Владимира».

– Не кощунствуй, – предупредил меня иерей. – Ты знаешь, как я отношусь к подобного рода шуткам. Последний раз добром спрашиваю: поможешь мне по собственной воле?

– А если я откажусь?

– Я тебе откажусь!

– Ну вот, так бы сразу, а то все намеками, намеками.

Разумовский еще раз укоризненно посмотрел на меня, подошел к телевизору и вставил в паз злополучную кассету.

– А без этого нельзя обойтись? – попытался воспротивиться я. – Не можешь ты вкратце рассказать содержание и на том успокоиться? Сам же говорил: полицейским после просмотра подобных видеокассет требовались психологическая реабилитация и собеседования с психиатрами. А у меня знакомый психиатр только в городе, за несколько сотен километров отсюда. Свихнусь – что делать будешь?

– Лечить! – прорычал доведенный моим занудством иерей. – Причем своими методами… Надо досмотреть, Коля. Нам с этим работать. А кассета – наша отправная точка. Может быть, ты свежим глазом и найдешь что-то, что я пропустил.

Но ничего, способного подсказать путь к изготовителям ленты, я отыскать не смог. Когда иерей извлек кассету из видеомагнитофона и вопросительно посмотрел на меня, я беспомощно развел руками.

– Я ничего не вижу. Наверное, отвык. Эмоции все равно берут верх над логикой. Лицо человека закрывает маска. Среднего роста, среднего телосложения, волосы черные, глаза какие-то желтоватые, скорее всего русский, предположительно лет тридцати пяти. Особых примет нет. Речь правильная, но с несколько странными оборотами. Но это уже по части лингвистов, психиатров и отдела аналитических исследований ФСБ. Происходит действие в каком-то помещении без окон, возможно в подвале. Девочке лет двенадцать-тринадцать. Судя по виду и одежде – из неблагополучной семьи. Нет, признаюсь честно: мне сейчас сложно анализировать увиденное. Требуется время для адаптации. Единственное, что могу сказать наверняка, – это какой-то псих. Нормальный человек такого не сможет. Но, судя по его комментариям, – вменяемый. Я не психиатр и не разбираюсь в маньяках, могу только предположить, что его психика находится в «пограничной зоне»… Нет, не берусь судить. Нам нужно будет получить профессиональную консультацию. Есть у меня один знакомый профессор – Ушаков. К нему и обратимся. Думаю, не откажет в помощи… И я заметил, что камера, снимающая все это, была не закреплена. Кто-то весьма профессионально снимал весь процесс, выбирая наиболее благоприятные ракурсы и освещение… Кстати, очень интересно: неужели в одном месте могли собраться и успешно сотрудничать двое и более душевнобольных? Или все же человек способен выплюнуть свою душу, заморозить чувства и опуститься до уровня шизофреника, когда дело касается денег?.. Во всяком случае, оператор, снимающий это действо, был профессионалом. Третье: нужно искать каналы, по которым осуществляется рынок сбыта. Такие каналы не могут быть закрытыми. Сомневаюсь, что при определенном желании в городе нельзя было бы достать, продать или заказать какую-нибудь особенную видеокассету. Значит, нужно искать на них выходы. Четвертое: личность человека, который принес тебе кассету.

– Здесь дело обстоит не лучшим образом, – признался Разумовский. – О нем нет никакой информации. Приехал, снял комнату у старухи, из дома почти не выходил, ни с кем не разговаривал. С трудом его квартирная хозяйка припомнила, что постоялец упоминал о своей матери, живущей в соседней области. Два раза он ездил к ней. Последний раз – за день до гибели. Возможно, его выследили. В день, когда он погиб, хозяйка дома уезжала к дочери в город. Преступники – а я не верю, что это был несчастный случай, – воспользовались этой возможностью. Можно сказать, ей повезло – неизвестно, как все сложилось бы, будь она дома. Беда в том, что никаких документов после него не осталось.

– Подожди-подожди, – нахмурился я, – что-то здесь не сходится. Человек скрывается от кого-то, опасаясь за свою жизнь… И как впоследствии оказалось – не зря опасаясь. Предвидя возможность неблагоприятного исхода, подстраховывается тем, что отдает кассету в ближайшую церковь с просьбой после его смерти передать ее в ФСБ. Его находят, убивают, а за тобой устанавливают слежку… Значит, он признался своим убийцам, что кассета у тебя… Но я не понимаю, какой смысл вообще отдавать кассету, ведь кроме констатации факта, что в России налаживается выпуск «черного порно», она не дает никакой конкретной информации? Он отдавал ее с тем расчетом, что после его смерти она «ударит» по убийцам, а значит, в ней должна быть какая-то информация, конкретная информация, позволяющая выйти на эту студию… Да, так и должно быть. Иначе смысла нет. Значит, что-то мы в ней пропустили. Может быть, дело все же в личности убитого? Он работал на каком-то предприятии, которое параллельно занималось выпуском «черного порно»?

– Может быть, – подтвердил иерей. – Даже наверняка так оно и было. Его личность рано или поздно установят, но до этого момента пройдет немалый отрезок времени. Сам знаешь, сколько месяцев, а то и лет, неопознанный труп может оставаться без идентификации. А ждать мы не можем. В это самое время в руки гаденышей могла попасть новая жертва. Жадность, готовность на все ради денег толкает людей на самые страшные преступления. Их нужно остановить.

– Да я-то «за»!.. Но меня мучает вопрос целесообразности. У сотрудников ФСБ есть то, чего лишены в настоящее время мы, – возможности, спецсредства, власть…

– А у нас есть опыт и желание, – упорствовал иерей. – Главное, чтоб у тебя было желание, а возможности я тебе сейчас обрисую. Твоя догадка верна: в этой кассете действительно есть подсказка. Я тоже подумал о том, что этому несчастному не было нужды оставлять у меня кассету, не таись в ней ключик к разгадке. Нашел я его не сразу. Пришлось просматривать ее несколько раз, и все же… Ты заметил, что видеофильм наложен на какой-то другой, записанный ранее?

– Да, – кивнул я, – из того же репертуара. Одна мерзость записана поверх другой. Экономили деньги на чистых кассетах.

– Если в той записи, которую мы просмотрели, отсутствуют какие-либо титры, знаки фирмы и телефоны, то в ленте, которая была на кассете ранее, знак студии и контактный телефон сохранились. Кстати, для чего это делается? Ведь это наикратчайший путь от оперативников угро к преступникам.

– Жадность, – пояснил я. – Она всегда заставляет пренебрегать осторожностью. У студии должен быть рынок сбыта. Они должны иметь своих клиентов, заказчиков, актеров. Те каналы, которыми они пользуются, еще не дают таких возможностей, каких им хотелось бы. Лично мне известны по городу только две такие точки. А на этом телефоне все равно сидит бабушка – божий одуванчик. И не пришьешь ты ей торговлю девочками или кассетами. Вообще, я сомневаюсь, чтоб этот телефон имел какое-то отношение к производителям фильмов. Не настолько же они глупы, чтоб оставлять подобные улики? Скорее всего, это попытка навести нас на ложный след. Не исключена и попытка устранения конкурентов.