Текст книги "Следствие по-русски 2"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Сокровищ? – насторожился я. – Настоящих сокровищ?

– Золото, жемчуга, бриллианты?

– Этого не знает никто, – покачал головой иерей. – Клад и клад, а что в нем… Не хочешь поучаствовать в романтическом Предприятии?

– Хочу ли я найти сокровища?! – возмутился я. – Ты спрашиваешь меня, хочу ли я найти настоящие сокровища? А что я, по твоему, здесь делаю?..

– Дурью маешься! – отрезал иерей. – Получаешь удовольствие от самого процесса, прекрасно понимая, насколько мизерны шансы найти что-нибудь ценное. Самое большее, что тебе светит, – находка ржавого утюга или не менее ржавого ухвата. А я предлагаю не только процесс, но и надежду на весьма ощутимый результат.

– А с чего это ты вдруг решил заняться кладоискательством? – запоздало насторожился я. – Что-то мне с трудом верится в то, что какая-то старуха открыла тебе «тайну золотого ключика». Скорее, дело пахнет «тремя картами»… Что это за сокровища и откуда ты о них узнал?

– Самые настоящие сокровища, – невозмутимо отозвался иерей. – Клад, спрятанный в конце девятнадцатого века одним, из весьма удачливых предпринимателей. И, судя по всему, клад немалый… Мне на днях одна женщина телеграмму прислала. Дело в том, что она моя бывшая прихожанка.

– Вот! – торжествующе заорал я. – Вот оно! Именно этого я и ждал. Все самые мерзопакостные события начинаются именно с этой фразы. Ничего не хочу слушать! Не буду слушать!

– Тогда читай, – легко согласился иерей, извлекая из складок рясы бланк телеграммы. – Кроме того, что там написано, мне ничего не известно.

Еще несколько секунд я боролся с искушением, но любопытство победило благоразумие, и я взял телеграмму.

– «Отец Владимир, – прочитал я вслух. – Я уверена, что следствие пошло по ложному пути. Витю убили из-за клада, а не из– за работы. Незадолго перед смертью он сказал мне, что почти нашел эти сокровища. Мне не верят. Помогите. Дарья Михайловна». Ничего не понял, – признался я. – Кого-то сгубили сокровища, и Дарья Михайловна просит о помощи… А кто такая Дарья Михайловна?

– Это и есть моя бывшая прихожанка, – пояснил Разумовский. – Насколько мне известно, ее предки до революции были весьма удачливыми предпринимателями. Как-то раз в одной из бесед она говорила мне, что ее сын Виктор одержим идеей отыскать спрятанный их дальним предком клад, легенды о котором ром передаются из поколения в поколение. Сама она в это не особенно верила, но ее сын (кстати, тоже очень удачливый бизнесмен – видимо, это у них наследственное) с детства увлекся

поисками легендарных сокровищ и был уверен в правдоподобности и этих слухов. Видимо, у них случилось какое-то несчастье…

– Древний род? – задумался я. – Семейные легенды? Таинственные сокровища? И ты уверен, что этот купец был удачлив И богат?

– Очень богат, – с чувством сказал Разумовский. – Сказочно богат

– Хм… Но ведь ты-то едешь туда не на поиски сокровищ?

– Я еду туда, потому что меня просят о помощи. А так как на то, чтобы уговорить тебя составить мне компанию, уйдет не менее двух часов, то я просто пытаюсь сэкономить время, предложив: тебе возможность согласиться под благовидным предлогом.

– Это крайней мере честно, – усмехнулся я. – Но звучит заманчиво. Значит, богатый купец и сокровища… Если он был действительно богат, то эти сокровища не должны ограничиться Горшком, набитым медными монетами? Это должно быть нечто более весомое… Как ты полагаешь?

– Куда более весомое, – охотно подтвердил иерей. – Несравнимо весомое.

– Так что же мы тут делаем?! – возмутился я. – Почему мы полчаса назад не выехали в город? Ты сидишь тут уже сколько времени и занимаешься разной ерундой вместо того, чтобы…

– Ну ты и нахал! – с долей восхищения признал Разумовский и поднялся.

– Стой, – скомандовал я. – Ну-ка, батюшка, вспомни молодость. и прикинь, сможешь ли ты перевернуть этот проклятый булыжник? Или разжирел на деревенских харчах?

Склонив голову набок, иерей задумчиво посмотрел на огромный валун, торчащий из земли наполовину, кивнул и, поплевав на ладони, ухватился за подрытый мной угол. Даже сквозь рясу было заметно, как вздулись мускулы на могучих руках Разумовкого. Мгновение камень стоял неподвижно, словно иерей только делал вид, что хочет его поднять, и вдруг с громким чмокающим звуком оторвался от земли и словно нехотя отвалился в строну. Иерей с усмешкой посмотрел на меня.

– О человеческое тщеславие! – патетически провозгласил я, лопатой ковыряя спрессованную землю. – Вот что не изживаемо даже в лучших из нас… Нет ничего. Значит, она под одним из трех оставшихся камней. Отложим меньшее ради большего… Но насчет процесса ты все же неправ. Результат – это, конечно, хорошо, но сам процесс меня интересует куда больше. Обожаю Стивенсона! Таинственные карты, далекие острова, хитроумные приметы, романтика моря, дыхание парусов… А пираты будут?

– Типун тебе на язык! – сказал иерей.

Забросив лопату на плечо, я бодрым шагом направился к дому, во все горло распевая про «пятнадцать человек на сундук мертвеца и бутылку рома». Если б я подозревал, что ждет нас впереди, то предпочел бы остаться на поляне и выкорчевывать неподъемные валуны в поисках ржавой монетки…

– Если бы ГИБДД вдруг с понедельника перестала брать взятки, то во вторник утром во всей России остались только одни права, да и те – конституционные. А они, как известно, в этой стране стоят куда дешевле водительских, – сообщил я, пряча отощавший бумажник обратно в карман. – Придется отнести это в счет вынужденных затрат на поиски клада.

– Мы еще до центра города не доехали, а нас уже дважды остановили. – Разумовский мрачно смотрел вслед уходящему инспектору и был настроен куда менее оптимистично, чем я.

– Это что, очередная облава или операция «Перехват»?

– Газеты читать нужно, – наставительно заметил я. – Или, на худой конец, радио слушать. Со вчерашнего дня все штрафы увеличены в пятьдесят раз. Разумеется, «по просьбам трудящихся». Наш сознательный народ требует, чтобы штрафы росли каждый год. Я лично требовал увеличения квартплаты, повышения стоимости проезда в метро и автобусах, платы за электроэнергию и телефонные переговоры и так далее и так далее. И я хочу… Нет, я требую, чтоб правительство увеличило стоимость всего этого еще втрое! Я хочу снять с себя последнюю рубашку, отдать любимым политикам и ходить голым. Я так выгляжу привлекательнее…

– Такова экономическая необходимость, – неуверенно пробормотал иерей, осторожно трогая машину с места и затравленно оглядываясь по сторонам. – Да и аварий будет куда меньше

– Я тоже хочу, чтобы аварий было меньше, – согласился я. – И мне– очень хочется, чтобы наша страна имела здоровую экономии’ Ноя хочу дожить до этого и хочу хоть что-то решать в этой стране. Насколько я помню, «демократия» переводится как «власть народа». А когда правительство принимает все решения вопреки желанию этого самого народа, то такая форма правлении называется несколько иначе. Что же касается всех этих грабежей, столь красиво завуалированных сладкоголосыми речами Вынужденной необходимости» и «первом шаге к выходу из тупика», то я скорее поверю багдадскому вору, стащившему у меня кошелек и заявившему, что эти деньги в моих интересах будут им вложены в очень выгодное дело. В прогнившей системе не быть здоровых отраслей. А от рака мозга пурген не помогает….

Разумовский едва успел затормозить, двух шагов не доехав до внезапно возникшего инспектора ГИБДД. С приветливой улыбкой Чикатило инспектор ткнул себя пальцем в висок, имитируя отдание чести.

– Капитан Тырбырдищенский! Ваши документы.

Проводив печальным взглядом промчавшиеся мимо нас на скорости двести километров в час два шестисотых «мерседеса», Разумовский протянул инспектору права.

– Куда направляетесь? – бдительно спросил капитан Тырбырдищенский, явно находя подозрительным подлинность документов.

– В Главк! – четко отрапортовал я. – Для подачи заявления о поступлении на службу. – Он хочет быть инспектором ГИБДД, – ткнул я пальцем в иерея, – а я мечтаю об инспекции налоговой… то же клад, – добавил я, подумав.

Инспектор смерил меня с ног до головы рентгеновским взглядам, и я понял, что в его глазах какой-нибудь маньяк выигрывает ни сравнению со мной.

– Что у вас в аптечке? – продолжал допрос инспектор.

– Бинт, йод, пластырь и двадцать презервативов, – уверенно Перечислил я, покосившись на еще один «мерседес», проносящийся мимо нас с такой скоростью, словно вот-вот собирался убрать шасси и взмыть в небо.

Впервые на лице инспектора появилось некоторое подобие человеческого выражения, отдаленно напоминающее удивление. Некоторое время он молчал, потом все-таки решился:

– А презервативы зачем?

– Дарить, – ответил я и расплылся в приветливой улыбке.

Уточнять кому и зачем, он не стал, что навело меня на мысли о том. что в его кругах тоже изредка рассказывают анекдоты. Затем на его лицо враз вернулась все та же многозначительная улыбка.

– А что у вас в багажнике? ласковым голосом спросил он, принципиально поворачиваясь спиной к появившейся на шоссе веренице иномарок, явно тренирующихся для принятия участия! в «Формуле-1»

Я посмотрел на наручные часы, вздохнул и полез за бумажником…

– Надеюсь, ты уже понял, что из причитающейся нам с тобой суммы за обнаружение клада я получаю шестьдесят процентов, а ты сорок? – спросил я Разумовского. – Все расходы в этом предприятии пока что несу я.

– Это шкура неубитого медведя, – заметил иерей. – И не забывай, что главное в этом деле…

– Я помню, помню, – заверил я. – И все же предпочитай» мечтать о кладе. Конечно, моя «золотая лихорадка» не так сильна, как у нашего правительства или, к примеру, у некоторых инспекторов ГИБДД, да и в отличие от них меня интересует не столько результат, сколько сам процесс, но… Хорошо, согласен на пятьдесят пять процентов.

– На тебя город оказывает совершенно негативное влияние, Я укоризненно сообщил иерей. – Как только ты приезжаешь сюда, то превращаешься в циника и зануду. Мы приехали, вот здесь и живет Дарья Михайловна.

Я посмотрел на указанный дом и присвистнул:

– Хорошо живет эта Дарья Михайловна. Чтоб я так жил.! Ничего, как только отыщу эти сокровища, куплю себе пятикомнатную квартиру в таком же доме… Нет, лучше шестикомнатную! чтоб еще и атлетический зал был. Да, двухъярусную шестикомнатную квартиру… В том смысле, что шесть комнат на первом этаже и шесть на втором… И не смотри на меня так, я не жадина. Если б я жадничал, то возжелал бы по семь комнат на каждом этаже, а это непозволительное излишество. Я вполне могу довольствоваться и шестью. Это удовлетворяет мои минимальные потребности.

Нужная квартира располагалась на третьем этаже, отгороженная от мира массивной железной дверью, чем-то напоминающей банковские сейфы. На звонок к нам вышла молодая миловидная девушка в джинсах и клетчатой рубашке навыпуск.

– Вы отец Владимир? – спросила она, рассматривая иерея. – Дарья Михайловна ждет вас. Я ее сиделка. После смерти сына у нее отказали ноги, и она не встает с постели.

– А что с ним произошло? – спросил я.

– Убили. Застрелили, когда он возвращался из офиса. Это произошло неделю назад.

Мы прошли подлинному коридору к спальне хозяйки квартиры. На широкой кровати из мореного дуба лежала в окружении груды подушек пожилая, грузная женщина с круглыми совиными глазами и крючковатым носом на суровом волевом лице. Над тонкими, плотно сжатыми губами пушились старческие усики. окончательно делающие ее похожей на какую-то огромную, диковинную, но подраненную птицу.

– Спасибо, что откликнулись, батюшка, – сказала она басом – сумели выкроить время и приехать…

– Я не мог не откликнуться на вашу просьбу, – сказал иерей, поздоровавшись. – Хотя и не знаю, смогу ли быть чем-то полезен вам. Разрешите представить вам моего друга – Николай Куницын.

– Очень приятно, – сказала старуха и посмотрела на меня так, что я невольно вытянулся по стойке «смирно». – Придвиньте кресла поближе и присаживайтесь… Света! – крикнула она в коридор. Принеси гостям кофе.

Словно ожидавшая этого распоряжения за дверью, девушка вкатила в комнату сервировочный столик с прозрачными чашками и огромным кофейником, из которого доносился дивный аромат.

– У меня беда, батюшка, – сказала Дарья Михайловна, дождавшись, пока сиделка разольет кофе по чашкам и выйдет из комнаты. – У меня погиб сын. Убили неделю назад… застрелил! Его нашли в машине, возле офиса. Два выстрела в грудь из пистолета… Милиция считает, что это последствия каких-то разборок с бандитами или месть конкурентов. Но это не так, я в этом уверена. Он был достаточно удачливым предпринимателем, но каких бы то ни было конфликтов за последние полгода у него не возникало. Это я знаю наверняка. Более того, он хотел расширять свое дело, его предприятиями заинтересовались даже иностранцы, обещали дать кредиты. Хотели вложить деньги в его предприятия. А с бандитами, или как их там теперь именуют, «Крыша»? Да, так вот с ними у него проблем не было. Человек который обеспечивал ему охрану… в общем, и был этой самой «крышей», он был Витиным армейским товарищем. Он приходил ко мне после смерти Виктора. Помог организовать похороны, подыскал мне сиделку… Я по глазам видела, что он не им» отношения к этому зверству. По иной причине его убили.

Старуха говорила медленно, словно отстраненно, но ее круглые глаза смотрели на нас требовательно и пронзительно.

«Сильная женщина, – подумал я. – Но именно такие особенно тяжело переживают горе, храня его в себе. Живут с ним, не допуская к себе ни жалости, ни сочувствия. Зачем же тогда ей нужен Разумовский? Неужели попросит его о помощи в поиске убийц? Это не в правилах иерея. Он берется за дело только в том случае, когда речь идет о спасении чьей-то жизни или свободы, расследованием в целях наказания преступников он не занимается. М-да, не лучшая ситуация».

– Я попросила приехать вас по двум причинам, – сказал; старуха и, дотянувшись до прикроватного столика, взяла лежащие на нем бумаги. – Это дарственная. На все имущество… А теперь и имущество Виктора, перешедшее ко мне, – она на мгновение запнулась, но справилась с собой и продолжила, – па наследству… Я завещаю вашей церкви. У меня нет наследников, больше нет. Я пережила собственного сына. Хотя, надеюсь, и не надолго… Это страшно – пережить своих детей. Я знаю, что вы сумеете правильно распорядиться этими деньгами. Сейчас очень много пенсионеров осталось без жилья, без денег. Пусть эти деньги помогут им. Возражать смысла нет, благодарить тоже. Документы уже составлены. Это первое. Теперь второе…

Я заметил, как невольно напряглись плечи иерея. «Сейчас она попросит об этом, – подумал я. – А он откажется. Что же делать? Может быть, мне предложить свои услуги? Надо как-то выручать Разумовского из этой ситуации….

– Я не стану просить вас заниматься поисками убийц моего сына. – словно прочитав мои мысли, расставила акценты Дарья Михайловна. – Это занятие не для священника, да и наказание за грехи лежит куда выше человеческого закона и желания отмщения… Но я хочу, чтобы сокровища моего пращура, из-за которых погиб мой сын, не достались его убийцам. Так уж получи что теперь на кладе моего предка кровь, и добра это не принесет. Вы же, батюшка, сумеете и отыскать этот клад, и распорядиться им так, чтобы гибель моего сына не показалась столь трагически-нелепой… Да, нелепой, потому что я, обладая достаточным состоянием и зная, что такое обеспеченность, могу с уверенностью сказать – из-за денег убивать так же глупо, как быть убитому. Они того не стоят… Может быть, это старческая сентиментальность, но я хочу, чтобы клад, из-за которого погиб мой сын, принес пользу конкретным людям. Мне так будет спокойнее да и Виктору, я думаю, тоже… Я не знаю, что представляет собой этот клад, но думаю, что спрятанные моим предком сокровища – далеко не безделушки, сокрытые ради шутки или тщеславия. Мой предок был умным и эрудированным человеком. Он много ездил по миру, встречался с самыми выдающимися людьми своего времени и умел вложить деньги в выгодное предприятие. Я уверена, что стоимость клада огромна, что бы там ни оказалось…

– Но почему вы так уверены, что мы сможем найти его? – тротил иерей. – Ведь сама легенда о сокровищах может оказаться не больше чем легендой. А если они и есть, то их уже вполне могли забрать преступники.

– Если след к сокровищам сумел отыскать Виктор, то сможете отыскать и вы, – твердо сказала она. – И сокровища эти не выдуманы, они реальны – в этом я уверена, а я далеко не доверчивая и простодушная особа. Так же я уверена и в том, что эти мерзавцы не успели отыскать клад. У меня есть основания думать так! Недавно они были у меня.

– Вот как? – удивленно поднял брови Разумовский. – И кто же это?

– Не знаю. После известия о смерти Виктора у меня отказал ноги. Когда-то я умела повелевать другими, а теперь оказалocь, что одолеть саму себя мне уже не под силу. Ноги не хотят меня слушаться… Через три дня после того, как я оказалась прикована к кровати, кто-то проник в мою квартиру. Я услышала, как открывают входную дверь, заходят… Сиделки у меня тогда еще не было, и мне показалось… Впрочем, это неважно. Я едва не лишилась от ужаса чувств. А это со мной бывает нечасто… Кто-то вошел в мою квартиру, прошел в комнату Виктора. Телефон бы рядом со мной, и я пыталась вызвать милицию, но они отключи ли связь. Позже милиция сказала, что были перерезаны провод. Минут через десять они ушли, так и не зайдя в мою комнату. Потом мне удалось вызвать соседей, а они позвонили в милицию. Все в комнате было перевернуто, бумаги рассыпаны по пол одежда выкинута из шкафов, а сейф, в котором Виктор храни документы, оказался распахнутым. Я тут же позвонила следователю, который ведет дело о гибели моего сына, и узнала, что пропала связка ключей, находившаяся у Виктора. В замке зажигания машины их не было, в карманах тоже… Деньги, золотые безделушку радиотелефон не тронули, а ключи забрали. А из моей квартиры после того посещения, не исчезло даже клочка бумаги, хотя там было что брать, уверяю вас. И тогда я поняла, что они искали. После этого случая Витин друг, тот самый, про которого я вам говорила подыскал мне сиделку и даже попытался было поставить вози дверей какого-то верзилу в качестве охранника, но я отказала Я не хочу на старости лет чувствовать себя как в тюрьме, а смерти я уже давно не боюсь… А искали они фотографию.

– Фотографию? – удивился иерей.

– Фотографию моего предка. На ее обороте было написано несколько строк, относящихся к спрятанным сокровищам. Ну, что вроде «ключа» к их поиску. Но фотография хранилась не у Виктора. Он, как и каждый член нашей семьи, знал эти строки наизусть. Фотография была у меня. Она лежит в ящике вон того стола. Позже вы ее посмотрите… Моего предка, положившего начало этой истории, звали Кирилл Юрьевич Игонин. Он был владельцем нескольких продуктовых и мебельных магазинов, Имел две мастерские по пошиву одежды, несколько питейных заведений, занимался разведением лошадей и даже владел небольшим пароходом. Благодаря тому что он любил оказывать довольно ощутимую помощь театрам, поэтам, художникам, его дом посещали очень известные и талантливые люди. Тогда еще считалось честью оказывать помощь людям, составлявшим гордость государства Российского, в их стремлении продвинуть науку и искусство на высоты необычайные. Конечно, не все это делали, но в отличие от современных «горпагонов», большинство состоятельных людей гордилось Россией и оказывало ей помощь, а не наживалось за ее счет… К чему я вам все это рассказываю? Ходят легенды, что мой прадед имел склонность к коллекционированию редких и дорогих произведений искусства, фотографий и автографов выдающихся людей. Поговаривали, что у него хранились рукописи и полотна уникальные, стоившие целые состояние. Но после его смерти не нашли ничего. Были, конечно, картины, скульптуры, автографы, но… Они явно не относились к той коллекции, о которой ходили легенды. Исчезло то, что он собирал долго и кропотливо. Весьма вероятно, что он продал все, но выручка должна была быть весьма заметной, а по финансовым документам никаких «всплесков» в те годы не прослеживалось. Значит, можно предположить, что он спрятал в этом кладе всю коллекцию либо вырученные за нее деньги. Почему так туманны сведения о коллекции, спросите вы? Дело в том, что мой прадед, пребывая уже в достаточно преклонных годах и будучи отцом троих детей, неожиданно без памяти влюбился в совсем еще юную женщину, владелицу небольшого шляпного салона. Скандал получился громкий. Его жена была женщиной строгой, властной и происходила из рода знатного, но обедневшего. А Игонин, хотя уже пребывал в годах зрелых, умудрился проявить по отношению к своей новой избраннице такой пыл и романтизм какой в других обстоятельствах сделал бы ему честь как щедрому и не лишенному авантюрной жилки любовнику. Не такими уж пуританскими были взгляды тех лет, но открытое проявление восхищения и страсти к любовнице все же не приветствовалось. Видимо, это была не просто страсть или вожделение, а нечто большее, потому что Игонин достаточно уверенно действовал вопреки общественному мнению и даже решился на разрыв с женой. В каком-то смысле это была трагедия наше семьи, но в жизни бывает и такое. Поэтому о последних годах Игонина его дети знали лишь в общих чертах. Но и Игонин не смог найти счастья со своей возлюбленной. Через год она скончалась от какой-то скоротечной болезни, а еще через несколько месяцев он последовал за ней, не сумев оправиться от такого удара судьбы. Свое состояние он завещал детям и перед смертью успел рассказать о тайнике, в котором он оставлял для своих внуков‘ часть того, что успел заработать. Видимо, окрылявшая в те год любовь толкала его на авантюрные и романтические поступки. А может быть, это был здравый смысл, построенный на холодном расчете. Не зря же он хотел оставить эту часть состояния именно внукам и правнукам, намекая на то, что за годы стоимость спрятанного увеличится многократно. При том богатстве, кот рым он обладал, Игонин мог это позволить, зарывая часть состояния словно бочонок коньяка, который от времени становит только лучше. Жить ему было на что, а спрятанное в тайнике давало не только еще один шанс семейству встать на ноги в случае каких-то непредвиденных обстоятельств, но и защитить скрытое в нем от искуса продать все разом, если подобное желание могло возникнуть у какого-нибудь мота… Тайник искали ей. его дети и внуки. А потом была революция. Мужская часть семьи погибла, сражаясь в армии Деникина, а из женской части уцелела только моя мать, вышедшая замуж за профессора зоологии Дудченко. Витя с детства был одержим идеей отыскать сокровища. Помню, еще мальчишкой он с друзьями целые дни проводил в старой части города, возвращался домой грязный, в паутин в пропахшей сыростью подвалов одежде. И даже в зрелом возрасте, когда, казалось бы, пора остепениться, он, как мальчик носился с этой идеей, консультируясь у профессоров-историков, профессиональных кладоискателей и археологов. В последние три дня перед смертью он ходил веселый, шутил, говорил, что прадед, когда писал о человеке, который сумеет найти его тайник, имел и виду его. Дело в том, что на обратной стороне фотографии говорится о качествах человека, который сумеет отыскать сокровища. Несколько странно и напыщенно, но, видимо, служит «ключом», потому что эта запись несет в себе какой-то тайный смысл. Из полунамеков, шуток и двусмысленных обещаний Виктора я поняла, что он нашел этот тайник или путь к нему.

– Если он нашел сокровище, то почему не забрал сразу? – спросил Разумовский. – Обычно у людей не хватает терпения отложить такое дело даже до следующего дня. – Вы уверены в своих Подозрениях?

– Да – твердо ответила старуха, – уверена. Я хорошо знала своего сына. Может, он нашел путь к сокровищам, но еще не успел отыскать сам тайник, а может быть, что-то мешало ему это сделать, ведь неизвестно, где именно он был устроен. Как видите, у меня нет убедительных аргументов для подтверждения всей истории. Одни легенды, предположения, домыслы и догадки Поэтому милиция не захотела меня слушать и пошла по пути поиска заказавших убийство конкурентов или бандитов. В милиции работают люди, мыслящие логически и рационально, но ведь бывают вещи, выходящие за пределы рационализма. А ведь мифы и легенды о кладе вполне могли оказаться правдой и послужим. причиной корыстного убийства. Возьмите фотографию в нижнем ящике серванта.

Разумовский подошел к серванту и заглянул внутрь.

– Вы имеете в виду это? – спросил он, вынимая две большие фотографии.

– Да, это современные копии той самой фотографии. Сам оригинал давно истрепался и пришел в такое состояние, что разглядеть. на нем что-либо уже невозможно. Я еще лет двадцать назад заказала с нее две копии – лицевой части и оборотной, С надписью.

Разумовский долго рассматривал снимки, потом протянул их Мне на фотографии немолодой уже мужчина в старомодном черном сюртуке с бархатным воротником и в белых брюках стоил около окна, облокотившись о широкий подоконник. Умное, ироничное лицо украшали густые усы и пышные бакенбарды.

У его ног в нише подоконника стояла большая напольная ваза с прислоненным к ней длинным чубуком – видимо, художественная выдумка фотографа. На другой копии была отпечатана тыльная сторона фотографии. Несколько строчек на иностранно! языке и подпись: «К. Ю. Игонин. 1907 г.» В нижней части виднелась наклейка: «Фотограф К. К. Булла. С.-Петербург, Невский проспект, дом № 48, здание Пассажа, телефон за номером 1700»

– Что здесь написано? – спросил я. – Похоже на французский!

– Это и есть французский, – подтвердила Дарья Михайловна. – Тут сказано: «В напоминание о том, что найдет человек догадливый, увидит внимательный, поймет образованный, получит проницательный и оценит эрудированный». Мы не сумели найти ключ к разгадке, хотя перебирали значение слов неоднократно, искали схожесть с названиями улиц и проспектов, переставляли фразы и составляли аббревиатуры. Но если ответ нашел Виктор, найдете и вы. Вы принимаете мое предложение?

Разумовский некоторое время молчал, задумчиво покручивая ус.

– Даже если вы откажетесь, я не обижусь, – сказала старуха. – Но будет жаль, если сокровища попадут в грязные руки Ведь это нужно не мне и не вам. Это может принести пользу тем, кто в ней нуждается.

– Я попытаюсь, – сказал иерей. – Ничем подобным я не занимался и, признаться, не уверен, что у меня что-нибудь получится.

– Мы попытаемся, – поспешно сказал я. – По крайней мы попытаемся. Пойдем, батюшка, – поторопил я его, опасаясь, иерей передумает. – Дарья Михайловна устала, ей нужно отдохнуть. Я правильно понял, Дарья Михайловна?

– Правильно, – подтвердила старуха, и на ее лице впервые появилось какое-то подобие улыбки. – Устала. Заходите еще, батюшка. Я целыми днями дома и все, чем могу помочь, – связи, деньги…

– Пока нет необходимости. Мы еще должны поговорить с друзьями вашего сына, с его коллегами.

– Фирма еще работает, – сказала Дарья Михайловна. – Дела ведет коммерческий директор, школьный друг Виктора – Крутин Толя.

– Очень положительный молодой человек. Запишите адрес офиса.

Завтра мы зайдем к вам, – пообещал Разумовский, и мы вышли.

– Не слишком-то мне это по душе, – заметил иерей, когда сиделка закрыла за нами дверь. – Ты ведь понимаешь, что она просто завуалировала свое желание найти убийц ее сына? Милиция, не хочет отрабатывать это направление, кажущееся им бес– почвенным и нерезультативным, а она уверена в обратном. Но доля истины в ее доводах есть. Убийцей мог быть кто-то из его окружения. Во всяком случае, они знали, что Дарья Михайловна дома, и не постеснялись проникнуть в квартиру средь бела дня. Она просто не стала заострять на этом внимания, полагая, что это и так ясно. Да и к себе в машину убиенный не стал бы сажать незнакомого человека или тех, от кого можно ожидать неприятностей. И все же мне это не слишком нравится.

– Смотри на эти вещи проще, – отмахнулся я. – Ведь ты лично ничего с этого не получаешь, правильно? А эти деньги и впрямь могут быть жизненно важны не для одного десятка человек. Тебя назначили душеприказчиком, просто часть ее имущества

еще необходимо отыскать. Может быть, мы вообще не встретимся с убийцами этого коммерсанта. Как, вполне возможно, не найдем и сам тайник. Или найдем, но все, что там было, уже испортилось, истлело, не представляет ценности. За столько лет это вполне возможно.

– Ладно, поехали в фирму Дудченко, – решился иерей. – Посмотрим, есть ли у нас хоть один шанс осуществить эту авантюру.

Я сел в машину и, предусмотрительно достав бумажник, зажал его в кулаке.

Как оказалось позже, это было излишним позерством: за те двадцать минут, пока мы добирались до офиса Дудченко, инспектора а ГИБДД останавливали нас всего три раза. Причем один раз нас отпустили, едва заметив рясу Разумовского, что убедило меня в лживости утверждений прессы об «окончательном падении нравов работников с больших дорог». Еще бы, ведь я лично видел инспектора, который, прекрасно зная о том, что «нет машины, у которой не было бы хоть одного недостатка», не стал демонстрировать свои познания владельцу старой «пятерки».

Офис фирмы «Светоч» занимал весь первый этаж красивого, вызывающего ностальгию по талантливым архитекторам прошлого, дома недалеко от станции метро «Выборгская». Один из дежуривших на входе охранников провел нас в просторную приемную и попросил подождать.

Ждать пришлось недолго – минут через пять из кабинета к нам вышла симпатичная, длинноногая девушка, чем-то очень похожая на Брук Шилдс, и, вручив нам с иереем по сто долларов, попросила расписаться в какой-то ведомости. Ошарашенный иерей молча расписался, а я искренне восхитился стилем работы фирмы, способной с порога вызвать у посетителей расположение и хорошее настроение. На повторную просьбу вызвать директора секретарша кивнула, скрылась в кабинете и через пару минут появилась вновь, вручив нам еще по сто долларов. Мне это понравилось, и, пока Разумовский расписывался в ведомости, я попросил вызвать директора еще два раза. Так же равнодушно кивнув, девушка исчезла за дверью. На этот раз ожидание несколько затянулось, но за долготерпение мы наконец удостоились возможности пройти в кабинет.

– Меньше чем на семьсот долларов не соглашайся, – шепнул я Разумовскому.

– В рублях тоже бери.

За массивным старомодным столом сидел светловолосый, хорошо одетый мужчина лет тридцати с небольшим, с волевым, мужественным лицом и ярко-синими глазами. Именно таких парней американские кинематографисты обожают снимать в вестернах и мелодрамах в качестве до отвращения положительных! героев. Имидж таких героев просто не предусматривает зубной боли, пятен соуса на галстуке и забытых дома ключей. Такие парни всегда изящно одеты, гладко выбриты, знают не меньше трех иностранных языков, имеют пару высших образований хорошо зарабатывают, да и вообще представляют собой картину образцово-показательного мужчины. В общем, это полная моя противоположность.