Текст книги "Следствие по-русски 2"
Автор книги: Дмитрий Леонтьев
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
– Как деды завещали. С тех пор ничего не изменилось. Нужно вести здоровый образ жизни, принимать то, что полезно, и отворачиваться от «яда в красивой обертке». От алкоголя, от наркотиков, курения, стрессов, переутомления… Я бы даже телевизор рекомендовал смотреть пореже…
– А также вредны катастрофы, войны, перевороты, перестройки и тупые правители, – иронично продолжил я. – Нет, Кирилл Григорьевич, от вас я ухожу еще более растерянным, чем пришел. Я ждал конкретики.
– Так всегда бывает, когда сталкиваешься с наукой, – развел руками профессор. – Влияет не один какой-то фактор, а множество. Мы живем в очень нездоровое время. В больное время, чтобы ни говорили нам вожди. Приносите мне вашу кассету, и я постараюсь сделать все от меня зависящее. А вот это вам, – он протянул мне учебник «Психиатрия». – Полистайте на досуге. Найдете ответы на многие свои вопросы. Я не прощаюсь. Жду вас вечером.
* – Что у нас плохого? – поинтересовался Разумовский, тщательно изучив выражение моего лица, когда я вошел я квартиру.
– Ужас! – я швырнул на стол толстый учебник. – Пока ехал сюда, пробежался по главам и нашел у себя две трети всех описанных заболеваний, включая шизофрению, ипохондрию и маниакально-депрессивный психоз. А уж о депрессиях, стрессах, нарушениях личности, эмоциональных и волевых расстройствах даже говорить не приходится. Все есть: тоска, рассеянность, импульсивные влечения… И точно так, как описано, – приступами. Но я заметил последовательность. Все это начинается тогда, когда появляешься ты. Отсюда вывод: ты – угроза моему психическому здоровью. Без тебя я живу правильно и размеренно, но как только ты появляешься…
– А что ты узнал про этого подонка?
– Психически больной человек. Запущенная форма. Причины болезни неясны. Возможно, наследственное, но до времени скрытое. Какая-то психологическая травма выявила и обострила болезнь. Может быть, даже такая примитивная, как увольнение с работы, развод. Ничего конкретного. Но, судя по выбору пути к цели, он был раньше связан с киноиндустрией. Профессор попросил посмотреть кассету. Может быть, удастся найти более конкретные оценки. Есть у него и несколько «слабостей»: большое самомнение, тщеславие. Нужно иметь это в виду, может пригодиться. Знаешь, что страшно? Он «соревнуется» с самими известными маньяками, пытаясь обогнать их в популярности и жестокости. Ему нужно, чтоб его узнали люди, как можно больше людей. Узнали, удивились и ужаснулись… вот так: у них тоже идет своеобразное соревнование.
– Стало быть, он мало чем отличается от пары десятков известных мне писателей и режиссеров. Те насилуют и убивают воображение, стремясь обогнать своих коллег в жестокости и в откровенности секса, а он воплощает это наяву.
– Да, и точно так же хочет стать известным, – подтвердил я. – Только он уже успел перешагнуть грань, а эти еще «кокетничают». Он воплотил в жизнь описанные ими мечты. Вседозволенность. Возможность сделать все, что хочется. Запретов нет. Полная свобода. Он стремится к такой «свободе» и будет ее защищать. Сам он не остановится. Но очень плохо то, что вычислить его привычки, характер, просчитать образ и стиль мышления можно, только сопоставив несколько совершенных им убийств. И в этом особенность раскрытия всех серийных убийств, изнасилований, краж… А что у тебя?
– У меня еще меньше, – вздохнул Разумовский. – Для создания мини-студии требуются один-два человека и видеокамера. Большинство частных студий занимаются изготовлением порнофильмов. Те, которые занимаются этим профессионально, предпочитают официально не регистрироваться. На поиск и проверку всех действующих киностудий и недавно уволенных сотрудников уйдет не одно десятилетие. Отсюда лучше не заходить.
– Тогда придется ехать к Ракитину и решать, как выгодней использовать телефонный номер, оставленный в кассете. И делать это нужно срочно. Мы в городе уже сутки, а практических результатов – ноль. Сутки на проверку – это много. В нашем случае это на сутки больше, чем нужно. Поехали.
Мрачный, как грозовая туча, Ракитин положил перед нами кассету и сообщил:
– Просмотрел. И уже созвонился со спецотделом. Ребята обещали помочь. Оказывается, таких порностудий в городе – пруд пруди. А в спецслужбе всего двенадцать человек, включая прикомандированных. Но этой кассетой займутся. Я думаю, все же надо возбуждать дело по факту. Хуже, чем есть, не будет. Я сделал две копии. Директор фирмы, в которую я устроился, спонсировала меня двумя чистыми кассетами. А ребята из спецслужбы будут здесь через час. Тогда и начнем.
– Что это за студии? Как они функционируют? На кого работают?
– Конкретного организатора нет. Появился спрос – появилось предложение. Несколько группировок налаживает профессиональную цепь порнобизнеса. Но есть и «одиночки». Огромные деньги. Народ словно обалдел, как будто у нас в стране секса и впрямь не было. На эти «запретные плоды» набросились с таким энтузиазмом, что первые сутенерские конторы и порностудии успели заработать миллионные прибыли. Сейчас все это находится в стадии отлаживания. К примеру, в Венгрии порнография стала одним из динамично развивающихся секторов экономики. У нас это – сверхприбыль. Наиболее дорогостоящие кассеты со всяческого рода отклонениями – гомосексуализм, зоофилия, педофилия, некрофилия. В Кельне кассета с детской порнографией стоит двенадцать тысяч марок. В Скандинавию, Германию и Польшу они идут из России по двадцать-двадцать пять тысяч долларов, там тиражируются и поступают в продажу едва ли не в два раза дешевле местного порно. У нас очень дешевый рынок. Дешевые девушки, дешевые парни, и очень легко и безбоязненно можно найти для съемок детей. До нас такими «плантациями дешевого продукта» были юго-восток Азии, Тайвань, Филиппины. Там ребенок стоит пятнадцать долларов за «сеанс». У нас это несколько дороже, но… Судите сами: существуют специальные агентства, предоставляющие толстосумам экзотический товар: несовершеннолетних мальчиков, девочек, девственниц и даже животных. Годовой доход таких агентств превышает триста-четыреста тысяч долларов, а агентств – десятки. Не считая частных сутенеров. Доходит до того, что детьми торгуют даже родители-алкоголики. Но тем выше риск для детей. Клиенты, видя незащищенность ребенка, способны на нарушение этого сомнительного «контракта». А если учитывать то, что к подобной «сфере услуг» обращаются преимущественно люди с нездоровой психикой, то последствия бывают особенно трагические. Их услуги стоят двести-триста рублей за ночь, а при наличии видеосъемки цена увеличивается на сто рублей, в то время как услуги взрослого «актера» стоят от двухсот до трех тысяч долларов в сутки – в зависимости от сложности работы. Сами понимаете, насколько это выгодно дельцам порнобизнеса. А уж если на кассетах присутствует запись убийства или изнасилования… К примеру: кассета с записью группового изнасилования малолетних девочек во время войны в Боснии стоит на «черном рынке» семь-восемь тысяч долларов. Детей даже не надо похищать. Их увозят с вокзалов, с уличных «точек», от продающих их родителей, и о том, что происходит потом, можно только догадываться. Вернется живой – повезло… Так что «рынок» у этого подонка есть.
– Господи, что же происходит?! – закрыл глаза ладонью Разумовский. – Ведь за деньги! За паршивые, никчемные и грязные деньги! Как остановить все это?! Как образумить?!
– Очень сильной правоохранительной структурой с одной стороны, и мудрым, сильным образованием – с другой, – сказал Ракитин. – Сейчас и то и другое слабосильно. А ведь только так можно остановить и вал преступности, и всю эту машину эротомании. У нас сейчас секс ставится как вершина и цель не только в любви, но и в самой жизни. Это словно ведущая цель, смысл существования. А на самом деле это обычный сатиризм и нимфомания. Мне удалось узнать, что в Москве и Петербурге проводятся съемки целого «сериала» с участием несовершеннолетних детей. Он называется «Малый возраст». Говорят, что съемки глубоко профессиональны. Но вот с кассетами, подобной вашей, ребятам из спецслужб сталкиваться еще не приходилось. Это аномалия… Если такое сравнение применимо к порнографии вообще и детской проституции в частности.
В дверь громко постучали, и в кабинет вошли трое молодых, крепких парней. Остановились, настороженно глядя на нас с Разумовским.
– Это свои, – успокоил их Ракитин. – Я рассказывал вам – это они принесли кассету. Знакомьтесь: Куницын Коля, отец Владимир, а это – ребята из спецслужбы: Виктор, Толя и Сергей.
Пожав нам руки, оперативники обступили стол.
– Ну что ж, начнем с телефонного номера? – предложил черноволосый парень, представившийся Сергеем. – Мы пробили адрес – частная квартира. Скорее всего, диспетчерская. Но, на наше счастье, действующая. Будем вызывать?
– Они совмещают студию с «девочками по вызову»? – удивился я.
– Да, почти всегда, – подтвердил Сергей. – Видимо, для толстосумов есть в этом какой-то шик – переспать с актрисой, пусть даже и из порнофильма.
– А почему так долго адрес не меняли? Не может оказаться так, что там уже другая контора или же ее нет там вообще?
– Нас всего двенадцать человек по городу, – напомнил Сергей. – Мы просто физически не можем гонять их так, как требуется. На время проведения операций дают кое-какие вспомогательные силы, но это же кошкины слезы… Не трогаем их, они и работают: чего зря с места на место бегать? Телефон кое-какую известность приобрел, звонят уже постоянные клиенты… Выгодно.
– Я вот чего боюсь, – признался я. – Стоит ли вызывать проституток? Они могут и не знать о студии. А заказывать девочку, снимавшуюся в фильме, мы не можем – не знаем не только как выглядят актрисы, но и самого содержания.
– Придется положиться на большой и печальный опыт, – отшутился Сергей. – Откуда будем звонить и куда вызывать? Из отдела нельзя – у всех контор есть свои «черные списки».
– Можно из моей квартиры, – предложил я. – Она сейчас свободна. Жена на юге отдыхает.
– Подойдет, – кивнул Сергей. – А то пока квартиру снимешь, столько времени пройдет, да и деньги опять же… Поехали.
* – Привет, сестренка, – голос у Сергея был благодушным, гуляющим. – Тут вот какое дело… Загуляли мы с другом, орнамент застолью требуется. В том смысле, что любой стол украшают только девушки. Как у вас с этим? Только нам симпатичные нужны. А то я в прошлый раз заказал одних, когда привезли – чуть со страху не помер… Больше туда не звоню, решил в другом месте счастья попытать… Если у вас тоже мымры, то лучше сразу скажите, мы в другом месте себе утешение найдем… А брюнетки есть? С длинными волосами?.. Шикарно! Щас, подожди, – он чуть отстранился от трубки и, подмигнув нам, крикнул в глубь квартиры: – Костя! Тебе какие правятся?.. Понял… Ему уже все равно, лишь бы симпатичными были. Вишь, как завелся мужик… Да знаю я расценки, знаю… Нам часика на четыре… Сколько?! Нуты, мать, загнула! Ну ладно, по рукам… И вот что еще, слышь? Есть у вас что-нибудь заводное, кассетка с фильмом каким?.. Да не с улицы же я позвонить зашел, слышал о вас, наверное… Друг ваш телефончик дал. Он в прошлый раз остался доволен… Да откуда же я знаю, с какого адреса он звонил и на сколько персон заказывал? Ну ты, сестренка, и конспиратор! Зорге, а не баба… Ну а если уж совместить сможете, чтоб и фильм, и девочки были в одном лице, то вам просто цены не будет… Что? Есть цена?.. Сколько?! Нет, подруга, это ты что-то совсем уж загнула… Я же не Мэрилин Монро заказываю… Ну ладно, ладно, уговорила. Давай своих девчат и пару кассет. Записывай адрес. Только побыстрее – горю! Горю и пламенею! Давай, не томи… Чао!
Он положил трубку на рычаг и повернулся к нам:
– Вроде прошло. Девчонка, судя по голосу, молодая… Но с проверкой приедут опытные ребята, так что вы уж не подкачайте. Мы остаться не можем – не исключено, что нас знают в лицо… Я так полагаю, что охрану и сутенеров в этот раз лучше не трогать? Может быть, по-хорошему с девочками удастся договориться? Только вот на чем их брать? У нас же ответственности за проституцию нет как таковой… Каждый имеет право на коммерческую деятельность. Они тоже торгуют. Только собой.
– Речь-то не о проституции, а о серийных убийствах, – напомнил Ракитин. – Можем провести их как подозреваемых в соучастии. Они же связаны с порностудией. Возьмем в разработку, а там… Не таких кололи. Хотя, с другой стороны, хуже нет с женщиной работать. Я лучше с матерым рецидивистом до седьмого пота биться буду, чем с одной истеричной дилетанткой…
– Ну, на этих особ у нас зубы наточены, – заверил Сергей. – С какого конца грызть, знаем…
– Нет, ребята, все время полагаться на удачу тоже нельзя, – сказал я. – Фортуна – она женщина разборчивая, любит, когда за ней ухаживают, когда ее добиваются… Главное, добраться до этой студии, а там уж и до нашего клиента рукой подать. Нужно действовать наверняка. Нельзя просто «хватать и колоть», могут оказаться крепкие орешки. У нас, кстати, время-то есть?
– Есть, – сказал Сергей. – Они сейчас наш номер по черным спискам искать будут, затем какое-то время на подбор кассет потратят, потом за «актрисами» съездят… Только другой возможности у нас все равно нет. На роль сутенера себя не предложишь. Охранником, и то не возьмут…
– Сутенером? – задумался я. – Охранником?.. Слушай, а это мысль! Не мытьем, так катаньем!.. Есть у вас возможность достать удостоверение журналиста? Есть у вас такое прикрытие?
– Нет, – отозвался удивленный Сергей. – Мы же не контрразведчики, чтоб такими «легендами» нас обеспечивали… А зачем это?
– Нужно попробовать подобраться к ним как журналистам, – предложил я. – Если правильно разыграть карту, то пустят даже в студию. Еще как пустят! Для них это реклама. А реклама – дорогого стоит… Да и какому же засранцу, работающему в подобном деле, не будет приятно, если его (хоть и инкогнито) упомянут в газете как талантливого режиссера или сценариста?.. Во всяком случае, шансов куда больше, чем при попытке раскола. А если они опомнятся и к хозяевам с повинной побегут? Мы же не можем брать их студию прямо сейчас. Вряд ли там кто-то есть, кроме охранника. Пара видеокамер, тахта да пустые бутылки – вот и все, что мы там сейчас застанем. А наутро будет уже поздно. А если их задержать, то дело точно на провал обречено.
– Доля рационализма в этом есть, – согласился Ракитин. – Но как быть с документами? Лично у меня нет возможностей журналистскую «ксиву» достать. А времени в обрез.
– Значит, будем искать настоящего журналиста, – решил я. – Сергей, у вас есть знакомый журналист? Желательно из газеты попохабнее? Что-нибудь совсем бульварное, но достаточно известное, чтобы подозрений не возникало? У вас же наверняка есть какие-то контакты с теми газетами, которые телефоны этих агентств печатают?
– Есть, – не стал темнить оперативник. – Есть один неплохой парнишка, работающий как раз в такой газетенке… Даже не знаю… Рискнуть, что ли? Эх, где наша не пропадала! Рискнем.
– Только вот что, – предупредил я. – Вы его внизу встречайте. Назначьте место и встречайте. Неровен час, эти, из «бюро добрых услуг», раньше приедут, что тогда сказать? Купите ему пару бутылок вина подороже. Если вопрос возникнет, я всегда смогу сказать, что он на минутку до магазина отлучился.
– Застать бы дома, – пробормотал Сергей, накручивая диск телефона. – Алло, Саша? Это Соколов беспокоит. Как жив-здоров?.. Ну и хорошо. Хочешь нескучный репортаж получить? Одна очень насущная проблема. Да, прямо сейчас, причем срочно. Тут от тебя кое-какая помощь потребуется. Захвати удостоверение и срочно подъезжай по адресу… – он продиктовал адрес. – Внизу есть парикмахерская, буду ждать тебя у входа.
– Если у нас ничего не выйдет, тогда по вашему сценарию работать будем, – сказал я. – Если дело в тупик не зайдет, я на балкон выйду – покурить или рубашку мокрую просушить повесить… Вина-то в достатке будет, найду, чем залить… И вот тогда вы уж не оплошайте. И проинструктируйте журналиста хорошенько. Ну что ж, не будем терять время. По местам?
* Журналист все же успел прибыть несколько раньше припозднившегося эскорта. Это был невысокий, полноватый парень лет двадцати восьми-тридцати, с забавными усами под носом-пуговицей. Внешне он очень напоминал кота – домашнего, откормленного, ленивого, но хитрого.
– Успел, – констатировал он, протягивая мне для приветствия ладошку. – Игнатьев Саша.
– Коля, – представился я. – Вовремя ты подоспел. С минуты на минуту должны быть. Во всяком случае, полтора часа уже прошло. Пора бы…
Но прошло еще пятнадцать минут, прежде чем в дверь позвонил невзрачный на вид мужичок, которого и при изощренном воображении нельзя было назвать охранником. Как я узнал позже, охрана тоже была. Здоровенный, широкоплечий детина дожидался у подъезда, следя за ночной улицей. Осмотрев квартиру и получив от нас деньги, «разведчик» со слащавой улыбкой пожелал нам доброй ночи и скрылся, уже на пороге успев всунуть нам в руки пару видеокассет. Минут через пять появились и «ночные мотыльки».
Не скрою – я был даже удивлен. Те путаны, которых мне доводилось видеть до этого дня, мало чем отличались от того стереотипа, который возникает в воображении человека, знающего подоплеку жизни путан. Не драматизированно-слезливую мишуру, надежно вбитую в головы обывателей сентиментальными романами, и не восторженно-экзотическую, бытующую в воображении у подростка, а подлинную, ничем не приукрашенную жизнь «ночных бабочек». Люди, которым в силу тех или иных причин приходилось сталкиваться с проститутками, понимают, о чем я говорю. Подобная жизнь накладывает на этих девочек совершенно недвусмысленный и глубокий отпечаток. В большинстве своем «жриц любви» можно узнать, выделив по этому «отпечатку», даже среди разномастной толпы. Я даже не говорю о некоторой запущенности, проглядывающей через подчас очень дорогие тряпки и украшения. Есть что-то в глазах, в манере держаться, говорить, во всем облике, что-то выдающее их с головой – какая-то физически ощутимая, серая опустошенность, надломленность, прикрытая нарочито вульгарными манерами. Они могут быть умны, симпатичны, обладать вкусом и опытом, но они никогда не смогут быть обаятельны и романтичны. В них нет той загадки, которая манит к женщине, будит воображение, поощряет и провоцирует. Их загадка давно нашла свой ответ и стала лишь тайной. Грязной, стыдящейся самой себя, и тем заметной. Понять их можно, простить… наверное, даже нужно, но вот не заметить этот нестираемый отпечаток – нельзя.
Но те двое, что пришли к нам этим вечером, не были похожи на большинство своих товарок. Скорее всего, срок их работы исчислялся если не днями, то неделями. Совсем еще молоденькие, очень симпатичные, ухоженные… Только глазенки выдают затаенный страх, словно зверек, выглядывающий из норки и не знающий – выходить на свет или обратно спрятаться. Скоро это выражение пропадет, и они замкнутся в своем безразличии к миру, в котором правят «самоуверенные и похотливые самцы-толстосумы».
– Привет, – сказала брюнетка с распущенными по плечам волосами. – Я Света, а это – Таня. Что празднуем, мальчики?
– День рыболова, – заулыбался Игнатьев, помогая им снять легкие плащи. – У нас в стране что ни день – праздник… Ух ты, какие симпатичные! Где ж вас, таких красивых, нашли?
– Где нашли, там уже не растут, – отозвалась русоволосая Таня. – Ну так что, к столу пригласите или уж совсем невмоготу стало?
– К столу, к столу, – заторопился Игнатьев. – Проходите, располагайтесь.
А ты чего такой молчаливый? – подтолкнула меня локтем в бок Света. – Недобрал? Или уже перебрал? Как веселить-то нужно: догонять или поскучать до открытия «второго дыхания»?
– Лучше, конечно, поскучать, – признался я. – Что будете: водку, вино, ликер?
– Водку, – взялась за рюмку Света. – После нее наутро голова не болит.
– А болит у того, кто не пьет ничего, – фальшиво пропел Игнатьев, наполняя бокалы. – А мы сейчас с вами пропустим по маленькой и…
– Ну так, – самодовольно улыбнулась Света, вытягивая в мою сторону длинные стройные ноги, затянутые в чулки-»сетку». – Приятель, ну что ты как тоскливый удод сидишь? Хочешь, вмиг развеселю? Я умею…
– Это точно, – подтвердила ее подруга. – Верный способ знает. Ты всегда такой? Или только пока пьешь? У меня был знакомый: как выпьет – мрачный, как туча, становится, а трезвый – веселее не придумаешь. Кассеты вам уже передали?
– Передали, – сказал Игнатьев. – Вот как раз и оценим, что вы умеете и на что способны.
– Да разве ж так оценивать надо? – усмехнулась Света. – Это для импотентов да стариков развлечение, а вы – парни молодые, видные. В этом фильме мы только эпизодические роли играем. А вот сейчас фильм снимаем, там такое будет… Режиссер обещал из нас суперзвезд сделать, покруче чем на Западе.
– Я вот о чем вас попросить хочу, – сказал я, пресекая попытки Светы залезть ко мне на колени. – Мы вам эту ночь оплатили, а уж чем теперь заниматься будем: сексом или разговорами, это наше дело, не так ли? Мы с другом журналисты…
– О-о! – обрадовалась Света. – Обслужим, как журналистов. Опыт есть.
– Я о другом. Мы специально вызвали именно вас, потому что вы принимали участие в съемках фильма, – я кивнул на экран телевизора, в котором переплетались немыслимым клубком несколько обнаженных тел. – Мы хотим сделать репортаж о съемках. Наша газета, «Счастье эротомана», хочет напечатать серию репортажей о порнобизнесе в России…
– Нет-нет-нет! – решительно запротестовала Света и даже отступила от меня на шаг. – Это совершенно исключено. Даже разговора быть не может. Приехали делом заниматься, давайте заниматься, а нет – значит, нет.
– А ты не торопись за своего начальника решать, – остановил ее я. – Я думаю, реклама в виде интервью вам совсем не помешает, так? Имена и адреса мы называть не будем, а вот название студии можем упомянуть. Сделка взаимовыгодная. Посуди сама: мы не менты, потому как, если б хотели вашу студию накрыть, то выпасли бы вас всех дня за три-четыре и взяли всех без особых хлопот. Согласись: зная телефон фирмы, это несложно, дело лишь во времени. А мы обращаемся к вам, спрашиваем. Последнее время о русском порнобизнесе говорят как о каком-то страшном разврате, а мы заинтересуем читателя, осветим вашу точку зрения, распишем про то, что настоящие режиссеры и актрисы – это не те, которые «Гамлета» могут поставить да Офелию сыграть, это и детишки в школьном драмкружке могут, а вот попробуй чувства изобразить в постели перед камерой, да так, чтоб зритель поверил. Работа-то не из легких: не каждая может выдержать шесть-восемь часов беспрерывного секса… Вы подумайте. Я понимаю, что вы еще молодые актрисы и на первых порах побаиваетесь своего режиссера, ну а как вдруг ему это нужно? К тому же мы вас не задаром помочь просим. Бесплатно сейчас даже в туалет не пускают. За попытку поговорить с шефом кладем вам по сто баксов, а если дело выгорит, получите еще по двести… Ну как?
– Триста баксов? – задумалась Света. – Хм-м…
– Да нечего здесь думать! – решительно заявила Таня. – Попробовать-то можно. Язык, небось, не отвалится.
– Главное, чтоб он работал, как надо, – заметил я. – Тогда мы вам еще один подарочек сделаем – на эту ночь свободны… Выгодно ведь, а?
– Мы должны посоветоваться, – решилась Света и, поманив пальцем подругу, исчезла на кухне.
Через несколько минут я услышал, как тоненько звякнула трубка снимаемого телефона. Еще минут через десять в комнату вернулась Света.
– А удостоверения у вас есть? – с подозрением спросила она.
Игнатьев протянул ей документ. Внимательно осмотрев удостоверение со всех сторон, она повернулась ко мне:
– А твое?
– Я начальник, – высокомерно ответил я. – Мне нет необходимости носить его с собой. Ты наверняка слышала мою фамилию и читала мои публикации… Я не думаю, что в городе есть человек, который их не читал. Я – Эдвард Апельсинов… Это псевдоним такой.
– Ну, тогда… Тогда пойдем, шеф поговорить хочет.
Я прошел на кухню и снял трубку:
– Доброй ночи. Я представитель газеты «Счастье эротомана» Эдвард Апельсинов.
– Да слышал я, слышал, – ворчливо отозвался в трубке гнусавый голос. – Что это вам в голову взбрело таким образом к нам подбираться?
– А как иначе? – поинтересовался я. – Объявление дать: «Хочу сделать репортаж о съемках эротического фильма»? Или по городу бегать, расспрашивая?
– А почему именно про порнофильмы?
– Актуально. Современно. Пош… э-э… Модно.
– Как узнали о нас?
– Знакомый как-то раз ваших девочек заказывал, вместе с видеокассетами. Вот это меня и натолкнуло на мысль встретиться с вами и поговорить о возможности сделать репортаж.
– Что я буду с этого иметь?
– Не деньги же тебе предлагать, – усмехнулся я. – Будешь иметь… Рекламу будешь иметь. Известность. Правдивый и романтический взгляд на «закрытое искусство». Имен и адресов называть не будем, а вот название студии можем упомянуть.
– Знаешь, что с тобой будет, если подставишь?
– У нас все честно. Газета такой направленности просто не может лгать. А что касается милиции… Я уже объяснял твоим девочкам: вас можно выпасти в пару дней. Сам понимать должен. Милиция так не работает. Я не Шарапов, ты не Горбатый, и у вас не «Черная кошка», чтоб я к вам внедрялся.
– Ладно, слушай сюда. Завтра в десять утра будь у кафе «Снежинка», это в центре, знаешь? К тебе подойдет одна из тех девочек, что сейчас с вами. Проверит. Но учти…
– Я понял, – заверил я и положил трубку. – Вот и все, – сообщил я, вернувшись в комнату. – Завтра будем делать репортаж.
– Зря ты про «Черную кошку» да про Горбатого упомянул, – со смешинкой в голосе сказала Света. – Котя наверняка обиделся.
– Это почему?
– Он горбатый, – пояснила она. – Маленький и горбатый… Противный, просто бр-р!.. Где наши бабки?
Я отсчитал им данные мне спецслужбой деньги и простился:
– До завтра.
– Точно ничего не хотите? – недоверчиво спросила Таня. – А может…
– Пойдем, пойдем, – потянула ее за руку подруга. – Чао, мальчики. Спасибо за приятные беседы. До завтра.
– Зря ты так, – обиженно сообщил мне Игнатьев, когда двери за девушками закрылись. – Деньги уплачены. Могли бы и поглубже узнать эту сторону вопроса. Подойти, так сказать, с профессиональной точки зрения. Что за «облико-морале»? Конец двадцатого века на дворе, не пуритане же…
– Как тебе сказать… Видишь ли, я очень люблю свою жену.
– Не понял? Ее же здесь нет?
– Дело в том, что я ее люблю, даже когда ее здесь нет, – пояснил я. – Саша, а зачем ты всем этим занимаешься? Грязная ведь работа. Если умеешь сочинять, то разменивать себя на такую дешевку просто глупо. Карьеры на этом не сделаешь, денег тоже, а прочие вопросы… Они далеки от настоящей литературы.
– Есть еще Эммануэль Арсан и Шодерло де Лакло, – напомнил Игнатьев. – А они ведь не о трепетном чувстве первой любви писали.
– Лакло другие цели преследовал. Это был для него способ выразить свое отношение, оптимальный вариант показать эту сторону жизни. Ты же помнишь, как заканчиваются «Опасные связи» и какая окраска выбрана для всего повествования. Лакло, Бунин, другие мастера их уровня способны заинтересовать, увлечь, заставить думать и чувствовать одновременно, а все, что выливают на нас сейчас, способно вызвать лишь гадливое отвращение. По мне, так «Унесенные ветром» во сто крат эротичнее всех этих польских и голландских секс-эпопей. Секс – это естественная часть культуры, а вот голый зад голубого на обложке журнала – это как-то… «по-голубому».
– Скажу я тебе одну вещь, – кивнул Игнатьев, и его лицо стало каким-то другим. Исчезли наигранность, нагловатость, слащавость. Передо мной сидел серьезный, неглупый и, видимо, очень усталый человек. – Писать можно по-разному, – сказал он. – Можно и дьявола положительным героем сделать. Если есть силы и желание, можно много и успешно работать в жанрах фантастики, мистики, детектива, историческом и авантюрно-приключенческом. Можно описать секс как грубую и ничем не прикрытую похоть, а можно описать истинную, тяжелую, сложную, многогранную, но такую прекрасную любовь. Можно вызвать смех, а можно отвращение или слезы. Нет, Коля, за эту похабщину сейчас деньги платят. И ее берут. А «Братья Карамазовы», «Игрок», «Идиот», «Белая гвардия», «Война и мир», «Анна Каренина» и подобные им шедевры принадлежат узкому кругу читателей. Россия всегда была самой читающей страной. Сейчас она стала самой «листающей» страной. И знаешь, что? Может быть, так и надо. Может быть, это и правильно. Может быть, даже надо еще больше этого дерьма, сделать его еще вычурней, рельефней, пахучей… Накормить им досыта, до отвращения, до омерзения. Вот ты им уже наелся, а сотни и тысячи таращатся на него, как на диковинку, как на «запретно-сладкое», стремясь налопаться им до отвала – а вдруг опять отберут?
– Вроде все правильно говоришь, – сказал я. – Но есть еще один момент. Вот те девочки, что сейчас ушли. Им ведь тоже тяжело. У них мало возможностей честно зарабатывать деньги, достаточные для жизни, а кругом столько красивого и манящего… И они решили выбрать этот путь. Но ведь есть и те, которые не пошли на панель, даже в нищете и голоде. Есть такие, ты не можешь этого отрицать.
– Дело лишь в цене, – сказал Игнатьев. – Значит, их не устраивает двести долларов за ночь. Предложи миллион баксов, и они переспят даже с каннибалом из племени «няу-няу». Смотрел «Непристойное предложение»?.. Дело лишь в цене.
– Для тех, кто имеет цену, – заметил я. – А для «бесценных» полно других соблазнов, других слабостей. Они достаются бесплатно…
Нашу беседу прервали вернувшиеся в квартиру Ракитин, Разумовский и ребята из спецслужбы.
– Насколько я понимаю, все получилось? – спросил Сергей. – Удалось назначить встречу?
– Завтра в десять, – сказал я, – нас отведут на съемки.
– Обрати особое внимание на наркотики, – сказал Ракитин. – Там должны быть наркотики. Им требуется допинг для такого секс-марафона. Попытайся выяснить, где лежат отснятые кассеты… Не оплошайте, ребята. От вас сейчас многое зависит. Может быть, все.
– Постараемся, – заверил я. – Сделаем все возможное и невозможное. Если только не заставят сниматься в массовках. Тут я могу быть на грани провала.
– Что ж, – вздохнул Игнатьев и выпрямился с героически-пафосным блеском в глазах, – тогда я прикрою тебя. Если надо… Я пожертвую собой.
* Ракитин достал ключи и, осторожно придерживая локтем букет роз, открыл дверь.
– Привет, – сказал он, проходя на кухню, где жена готовила ужин. – Это я.
– Вижу, – холодно отозвалась она. – Уже смутно, но все еще помню, что ты вроде как живешь в этой квартире. Даже на правах мужа.
– Это тебе, – сказал Ракитин, протягивая букет. – Чайные розы, как ты и любишь.
