Текст книги "Следствие по-русски 2"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Получится, – заверил Котенков. – Еще как получится. я уже устал препираться с тобой, и, насколько понимаю, разумных предложений ты слушать не хочешь. Ты, видимо, из тех ребят, что предпочитают силу разуму. Что ж, сейчас я замолчу, и тобой займется Вадим. Он человек вспыльчивый, к тому же у него

накопилось немало обид на тебя. А с тем, что от тебя останется, я поговорю через полчаса. И думаю, что эта жалкая кучка дерьма будет просто умолять меня выслушать ее признания в том, куда делись микросхемы и кто навел на нас.

– И все же – почему вы не хотите просто отдать иерея?

– Да потому, что его у нас нет! – заорал Потапов. Нет у нас никакого священника, извращенец ты полоумный! Нет! Нет! Нет!

– Осторожнее, Вадим, – предупредил Котенков. – Ты ему сейчас горло проткнешь, а это еще рановато. Через пару секунд у тебя появится шанс убедить нашего упрямого друга в том, что никаких попов радом с нами сроду не крутилось. У нас со священниками несколько разный род деятельности. Они облегчают душу, мы – карманы. Последний раз спрашиваю: отдашь микросхемы добровольно?

– Дай мне подумать несколько секунд, – попросил я. – У меня появилась одна идея, думаю, она придется вам по вкусу. Я отдам вам микросхемы. Если вы поклянетесь, что со священником все в порядке. Что вы его даже пальцем не…

– Он издевается! – снова взвился Потапов. – Кирилл, он издевается! Я его, гада, сейчас…

– Подожди! – прикрикнул на него Котенков. – Мы куда больше времени и нервов потеряем на мордобои. Послушай, парень, – повернулся он ко мне, – ты уже и сам должен был понять, что мы твоего священника в глаза не видели. Ну хорошо, хорошо, если у тебя на этом бзик, так и быть. Я клянусь тебе, что ни я, ни мой друг даже пальцем к священнику не прикасались. Нам вообще ничего неизвестно о том, кто это такой и где он находится. Но в любом случае, мы ему вреда не причиняли. Доволен?

– Не то чтобы очень, – признался я. – Но какие-то надежды на благополучную развязку у меня появились. Хорошо. Поговорим. Только скажи этому перекачанному «подсолнуху», чтоб он убрал финку от моего горла.

– Придется потерпеть, – сочувственно вздохнул Котенков. – А то у тебя могут появиться несбыточные мечты на сопротивление или бегство. Окончатся они все равно плачевно, а вот время мы потеряем. К чему нам это? Рассказывай.

– Я живу за городом, в другой области, – начал я. – И два дня назад я случайно заметил грузовую машину, остановившуюся возле дома, где живет старуха по прозвищу Усычиха. Вам это мало о чем говорит, но это мать Семена Усачева.

Я почувствовал, как дрогнула державшая нож рука, и поморщился:

Ты там потише переживай, а то и впрямь прирежешь ненароком. А мне еще иерея живым и здоровым увидеть надо.

– Да заткнись ты со своим иереем! – прикрикнул Потапов. – Что дальше-то было?

– Прижали мы с другом вашего Усачева…

– «Друг» – это и есть твой пропавший иерей? – догадался Котенков.

– Да, – подтвердил я. – Догадываетесь, что прятал Усачев в сарае под сеном?

– Сволочь! – процедил Потапов. – Крыса жадная!

– Ну хорошо. Убери нож, Вадим, – распорядился Котенков. – Убери, я сказал! Дело поворачивается интересной стороной. Не думаю, что он убежит. Мне кажется, что мы и впрямь нужны ему не меньше, чем он – нам. Продолжай, парень, продолжай.

– Продолжать особо нечего, – потер я занемевшую шею. – Прижали мы вашего дружка, он и раскололся: что, кто, когда и от куда… Видимо, понимал, что с нами ему теперь куда выгоднее иметь дело, потому как если мы его вам сдадим… Сами пони– маете. Договорились все, что он в грузовике привез, поделить поровну, без обид. А хорошо подумав, решили, что неплохо было бы еще и долю Усачева у вас попросить. А то уж больно нас сомнении мучили, что вы захотите так легко с ней расстаться.

– Вот гад! – с чувством сказал Потапов. – Порешу ублюдка! Глазюки его завистливые выколю да руки загребущие отрежу!

– Приехали мы в город, – продолжал я. – Показал он нам нишу квартиру и сказал, что до завтрашнего дня вас в городе не будет. А после этого разыскивать пропавшие микросхемы, бегая по городу, вы не решитесь.

– Но почему же вы их не взяли, пока нас не было? – подозрительно прищурился Котенков. – Они ведь даже без охраны лежали заходи и бери.

– Мы так и хотели сделать, – вздохнул я. – Но тут пропал иерей, и очень много времени ушло на его поиски. Мы не знали, что случилось, и не могли рисковать. Вполне могло оказаться, что Усачев вновь блефует. Кто мог дать гарантию, что, продав единожды, он не продаст и вторично? А во-вторых, тот шанс, что микросхемы окажутся в квартире, был весьма невелик. Обычно так краденное не хранят. А вы, обнаружив взломанную дверь, молниеносно сделали бы ноги.

– Подожди, подожди, – досадливо поморщившись, остановил меня Котенков. – Что-то ты нагромоздил здесь совсем несусветное…

«Было у меня время отрабатывать эту версию, – подумал я. – Ничего, проглотишь и в таком виде. Главное, чтоб ты хотел верить в это, а значит, согласишься и с неувязками».

– Так как ты сумел вытащить эти ящики и где они? – спросил Котенков.

– Под окном меня ждал Усачев с машиной, – сказал я. – Пришлось ваши коробки сбрасывать. Заметили – балкон был немного приоткрыт? Признаюсь, некоторая часть микросхем могла пострадать, но их большая часть цела и невредима. Сейчас эти ящики находятся в одном подвале, где дожидается меня Усачев.

– Так ты ему и доверил коробки, – недоверчиво усмехнулся Котенков.

– Этот подвал – склад одной фирмы, где по ночам дежурит сторож. Это мой приятель, и он присматривает за Усачевым. Он; мужик безобидный, забулдыга, но вряд ли в его присутствии Усачев решит выкидывать фортели. Ну что, теперь – все?

– У меня стойкое ощущение нечистой игры, – мрачно глядя на меня, заметил Котенков. – Как-то не так все это выглядит… Не слишком убедительно.

– Что «не убедительно»? – оскорбился я. – То, что я разбомбил ваш «джип»? Или то, что похитил коробки с микросхемами? Или то, что я вместо того, чтобы уехать с Усачевым делить микросхемы, остался освобождать иерея? Так что вызывает у вас сомнения?

– Белиберда какая-то, – проворчал Котенков. – В жизни не слышал ничего глупее. Такая красивая была операция, а ваше вмешательство превратило ее черт знает во что…

– Время идет, Кирилл, – напомнил его рыжеволосый напарник. – Уже светает, а мы все еще красуемся тут посреди улицы, как три тополя на Плющихе. Не веришь – давай я им займусь. он мне всю правду выложит.

– Не нравится мне все это, – проворчал Котенков, пристально глядя в мои честные глаза. – Ох как не нравится… А если там засада? Мы приедем, а там…

– Если б милиция хотела вас задержать, то вы сейчас не сидели бы здесь, – заметил я. – То же относится и к «крыше» фирмы. А ящики и без того у нас. Так какой в этом смысл? А сдавать вас кому-то, у нас просто нет надобности. В этом случае мы теряем детали, что свалены в сарае у Усачева. А мне в данной ситуации проще потерять эти микросхемы, но сохранить здоровье и целый грузовик комплектующих. Нет, хотелось бы и микросхемы тоже получить, но раз уж ничего не вышло, – вздохнул я – отведу вас к этому подвалу. Но обещайте, что не тронете Усачева– Я не хочу связываться с «мокрухой». Да и вам она ни к чему Разобрались и разбежались, идет?

– Посмотрим, – так же мрачно отозвался Котенков. – Там видно будет. Хорошо, мы сейчас поедем в этот подвал, но если там что-то пойдет не так, ты сдохнешь первым. А если ты решил с нами поиграть и потянуть время, то… Лучше молись, чтоб твои дружки дождались тебя там.

– Знал бы ты, как я искренне этого желаю, – с чувством признался я. – Потому что если их не будет…

Вот-вот, – подтвердил Котенков и повернул ключи в замке зажигания.

– Вроде есть кто-то, – сообщил Потапов, возвращаясь в машину. – Я внутрь заглядывать не стал, просто послушал. Но вроде кто то есть – сопит, ворочается. Что делать будем?

Котенков молчал, угрюмо глядя перед собой. Пред утренний туман клубился за окнами машины, напоминая, что до восхода солнца остались считанные минуты.

– Пойдем в подвал, – наконец решился Котенков. – На засаду вроде не похоже. Нет смысла устраивать столь странное шоу, если б захотели нас прижать, то сделали бы это куда раньше, причем без всякого шума. Но если что-то пойдет не так…

– Ребята, – попросил я, – теперь, когда микросхемы почти у вас в руках, может, все-таки скажете, где священник?

– Ты что – дурак? – удивился Котенков. – Я тебе сотый раз говорю: не видели мы твоего священника. Может быть, он просто уехал от вас, а может, тебе надо получше Усачева расспросить. Не думаю, что ему пришлось по душе то, что вы «вписались» в долю. Он труслив, но уж очень жаден. Ну все, кончай базар, пошли.

Мы вышли из машины и направились к дверям подвала. Рыжеволосый Потапов одной рукой крепко держал меня за локоть, не вынимая другую из кармана.

– Только попробуй дернуться, – предупредил он меня. – Я буду даже рад этому. Усек?

– Да понял я, понял, – успокоил я его. – Мне их звать?

– Не надо, – сказал Котенков. – Дверь, как я вижу, не из швейцарского банка. Давай, Вадим.

Одним мощным ударом ноги Потапов выбил дверь и втолкнул меня вовнутрь. Тусклая лампочка все так же уныло освещала серые стены подвала.

– Ну, и где твои дружки? – угрожающе придвинулся ко мне Котенков. – Я ведь предупреждал тебя.

– Саша, – позвал я. – Где Усачев? Тут ребята за ящиками пришли… За теми, что он сегодня привез.

Взъерошенная голова Гаранина поднялась над грудой мешков, и, зевнув, он пожал плечами:

– Вышел Усачев. Сказал, что за тобой поехал. Разминулись, что ли?

– Это тот самый сторож-алкаш, про которого ты рассказывал? – несколько успокоено спросил Котенков. – А где коробки?

– Куда он коробки поставил? – спросил я у Гаранина.

Тот махнул рукой в глубь склада и снова завалился на мешки.

– Врываются ни свет ни заря, – проворчал он. – Дверь испоганили… Чинить кто будет? Опять же мне придется.

– Ты покряхти там еще! – огрызнулся Котенков. – Вадим, сходи проверь.

Потапов оттолкнул меня к стене и быстрым шагом направился за штабеля ящиков. Через несколько секунд он появился обратно… Но уже пятясь задом и держа руки вытянутыми высоко над головой. В двух шагах за ним следовал Агафонов, мрачным и взглядом буравя непрошеного гостя через прицел «Макарова».

– Это еще что?! – взревел Котенков, пытаясь вытащить из-за пояса брюк пистолет.

– Стоять! Убью!

И замер, расслышав над головой сухой щелчок взводимого курка.

Не думаю, что эта идея увенчается успехом, – заявил Гаранин, указывая стволом пистолета на стол. – Оружие!

Котенков бросил в его сторону ненавидящий взгляд и полоши на столешницу небольшой самодельный револьвер.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Гаранин, спрыгивая вниз с груды мешков. – А теперь…

Договорить он не успел – ударом ноги толкнув на него разделявший их стол, Котенков бросился к выходу. Он уже выскочим на улицу, когда, догнав его в два прыжка, я повис у него на и мечах.

– Отпусти, сволочь! – хрипел Котенков, изо всех сил пытаясь стряхнуть меня. —

Отцепись от меня!

– Отдай иерея! – не сдавался и я, мертвой хваткой вцепившись в его куртку. – Где иерей?!

Собрав последние силы, Котенков рванулся, едва не выскользнул из куртки, но споткнулся о поребрик, и мы покатились по земле. Отчаяние удвоило силы бандита, и мне стоило больших трудов прижимать его к асфальту, уворачиваясь от мелькавших перед моим лицом кулаков.

Уйди от меня, полоумок! – голос Котенкова сорвался на хрип. – Уйди, псих ненормальный!

– Отдай священника! – рычал я в ответ. – Отдай по-хорошему!

Чтобы оттащить меня от Котенкова, потребовалось вмешательство двух оперативников сразу. Пока Агафонов надевал на Котенкова наручники и отводил его к украшенному такими же «браслетами» напарнику, Гаранин удерживал меня, не позволяя броситься в подвал, вслед за преступниками.

Уймись ты наконец! – прикрикнул он, встряхивая меня. – Уймись же, ну!

Верните иерея! – неистовствовал я. – Куда они дели священника?! Что они сделали с Разумовским?! Отдайте иерея!..

– Если ты сейчас не угомонишься, я посажу тебя в камеру и буду держать там до тех пор, пока мы не закончим с ними работать, – предупредил меня Гаранин, выпроваживая из своего кабинета двумя часами позже. – Ты не только их до сумасшествия довел, но и меня уже до самых печенок достал! Ты же видишь: они все свои дела за последние три года перечислили, лишь бы ты их в покое оставил. Ну не знают они, где твой иерей!

– Врут! – уверенно заявил я, пытаясь проскользнуть мимо него в приоткрытую дверь. – Не мог же он в воздухе раствориться? Он же священник, а не святой.

– Если они хоть что-то знают о судьбе священника, то это будет известно и мне, – заверил Гаранин. – Но ты сейчас для них стращней электрического стула. И пока ты будешь висеть дамокловым мечом над их головами – результатов не жди. Если они и расскажут что-то, то только тогда, когда тебя не будет в радиусе трехсот метров… По крайней мере, вне зоны их видимости.

– Дай мне с ними поговорить!

– Вот! – Гаранин показал мне кукиш и с треском захлопнул дверь перед моим носом.

В бессильной ярости я несколько раз пнул ее ногой и, гневно сопя, уселся на скамеечке в коридоре. Не успел я выкурить сигарету, как из ведущей в дежурную часть двери выглянул молодой сержант и поинтересовался:

– Вы Куницын? Вас к телефону дежурного.

Отбросив окурок в заполненную бумагами мусорную корзину, я поспешил в дежурку.

– Сергеев тебя разыскивает, – сообщил мне майор, протягивая трубку. – Говорит – срочно.

– Слушаю, – сказал я, чувствуя, как вновь заполняют душу нехорошие предчувствия. – Говори, Витя. Что с Разумовским? Что с ним?!

– Не ори так, – недовольно заворчали на другом конце провода, – совсем оглушил. Он тебя разыскивает, звонил к тебе домой, но не застал, звонил в отдел, но там постоянно занято – сам знаешь, в будние дни вообще дозвониться сложно, а уж по междугородке… Он уже выехал.

– Кто звонил? – опешил я. – Кто выехал?

– Как кто? Разумовский, конечно. Он сказал, что ты вроде как ищешь его, и попросил меня дозвониться и передать, чтоб ты беспокоился, он был у умирающего прихожанина и не знал, что жена приедет раньше срока, а она…

– Так он жив? – хмуро уточнил я. – Здоров, и ему ничего не угрожало?

– Да, с ним все в порядке.

– Все равно ненавижу! – заявил я после некоторого молчания.

– Почему? – удивился Сергеев, – Что-нибудь случилось?

– Естественно: он жив и здоров… Я как чувствовал, что и на этот раз он принесет мне одни неприятности.

– Ты знаешь, что я выпустил книгу? – похвастался Сергеев. – Толстенный детектив. И догадайся – про кого?

– Не знаю, – буркнул я. – Про сыщиков. Когда Разумовский приедет?

– Чaca через три должен быть в городе, – несколько обиженно отозвался Сергеев.

– Я думал, что тебе будет интересно…

Я про вас с Разумовским написал.

– Что? – испугался я. – Ты спятил?! Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты представляешь, чем мне это грозит?

– Чем это может грозить? – удивился Сергеев. Я хотел ответить, но перехватил странный взгляд дежурного, рассматривающей! что-то за моей спиной, и, повернувшись, едва не застонал: возле дверей стоял мрачный, как грозовая туча, Гаранин и, засунув руки в карманы, исподлобья наблюдал за мной.

– Витя, – заторопился я, – давай поговорим позже… Приходи через полчаса в кафе, что в моем доме, там и поговорим. Я сейчас занят. Мне некогда. Пока.

Я положил трубку и улыбнулся как можно приветливее:

Бывший напарник звонил. Работали мы с ним здесь когда– то,„М-да.

– Ты зачем корзину с мусором в коридоре поджег? – звеневшие в голосе Гаранина ледышки заставили меня улыбнуться еще доброжелательнее и теплее.

– Корзину с мусором? – я вспомнил злосчастный окурок, пущенный мной впопыхах, и моя улыбка стала «голливудской. – Не нарочно. Случайно. В смысле, без злого умысла.

– Случайно, – многозначительно повторил он, медленно приближаясь ко мне. – А что, ты говоришь, там с иереем?

– С Разумовским-то? – жизнерадостно переспросил я, мысленно прикидывая расстояние между Гараниным и входной дверью. – Да что с ним станется? Жив, курилка. Сюда едет… В гости.

– Петрович, – попросил Гаранин, – дай-ка мне ключи от камеры.

Не дожидаясь развязки, я метнулся к выходу и, ужом проскользнув мимо оперативника, выскочил во двор.

– Не друг ты мне более! Не друг! – с пафосом воскликнул я, обиженно отодвигая от себя подаренную Сергеевым книгу с изображением священника на обложке.

– Не понравилось? – растерянно спросил Виктор. – Да, я немножечко утрировал. Но я же написал в предисловии, что все это – шутка и ее не следует воспринимать серьезно.

– Какого лешего ты вообще полез в литературу? Ты юрист, а не писатель, вот и занимался бы юриспруденцией. Писать и без тебя есть кому. А то взяли себе манеру заниматься не своим делом… Один, будучи священником, преступления раскрывать пытается, другой, будучи юристом, в писатели лезет. Вот от этого и случаются все неприятности.

– А кому же писать про сыщиков, как не сыщику? – удивился Сергеев. – Нужно знать, о чем пишешь, а то в последнее время… Да если вдуматься, из юристов получилось немало хороших писателей. Эта работа приучает делать выводы, а не слепо верить тому, что говорят, думать самостоятельно, дает знание законов, десятки интереснейших дел, учит разбираться в людях… Ведь юристами были Лев Толстой, Островский, Зощенко, Александр Блок, Бальмонт, Петрарка, Мопассан, Густав Флобер, Стивенсон, Гёте, Жюль Верн, Гейне, Франц Кафка, Бальзак, Гофман. Шекспир служил в нотариальной конторе, а Шарль Перро, Монтень, Лафонтен и Бэкон были адвокатами. И это далеко не полный перечень. Дюма очень любил брать в основу романов реальные уголовные дела, вспомни хотя бы «Графа Монте-Кристо». Нет, ты не прав, я взял за основу…

– За горло ты меня взял, а не за основу, – перебил его я.

– Ты понимаешь, что это не книжка, а реклама для Разумовского и надгробие для меня? Ты памятник мне воздвиг, к которому не зарастет из бабушек и дедушек тропа! – Мне конец.

– Да ладно тебе, – поморщился Сергеев. – Никто и не поверит

Я возмущенно фыркнул и, осторожно оглядевшись, шепотом сообщил Сергееву, указывая на сидевшую за соседним столиком женщину лет пятидесяти пяти:

– Вот, уже началось! Она нас слушает! Я тебе точно говорю. Ты же написал про это кафе, а человеку внимательному не так уж сложно вычислить, где оно находится. Я теперь из деревни даже на время выбираться не смогу. Похоронил ты меня… Заживо!

– Знаешь, что, – рассердился Сергеев, – у тебя мания преследования. И последнее дело это наглядно доказывает. Да никому и в голову не придет… Тем более что у тех людей, которые обращаются за помощью к твоему иерею, денег на книжки, как правило, нет.

– Он будет им дарить их, – уверенно сказал я. – Ты бы хоть предупредил меня перед тем, как подобную пакость затевать.

– И я бы сказал тебе – нет!

Тогда зачем предупреждать? – усмехнулся негодяй. – Я хотел подарок тебе сделать.

– Сделал! – кивнул я. – Уж такой подарок! Да и получился я у тебя…какой-то… вредный и занудливый.

– С натуры писал, – пожал плечами Сергеев.

– Да? А почему же у тебя Разумовский положительным героем оказался?! – возмутился я. – Это же исчадие сыска! Террорист! Ужас одиноких оперативников! И, если вдуматься глубоко, Миру житель церковных уставов! А дела, которые ты описал? Это пособие для прокуратуры! И это сбывшаяся мечта всех засранцев, задавшихся целью накопать побольше материалов, послуживших бы основой новой серии «Волосатые руки». А все эти бабушки и дедушки, у которых накопилась груда проблем выстой с пик Коммунизма? Теперь-то они знают, где нас искать. Нет, Сергеев, это не мания преследования, это – гигантский опыт за плечами. Печальный опыт. В общем, ты меня угробил. Меня будут бить, сажать и убивать, а ты будешь получать за это свои

авторские тридцать сребреников. Вот она – цена истинной мужской дружбы! Вот оно, хваленое братство офицеров! Завтра я смогу с полным основанием сказать своей жене, что она уже вдова. Спасибо! От меня спасибо, от моей жены, от жены Разумовского! Последняя будет тебе особенно благодарна. Знал бы ты, каких нам трудов стоит хоть как-то удерживать Разумовского от его «крестовых походов»!

– Не надо удерживать, – подозрительно быстро ответил Сергеев. – Он, это… людям помогает.

Я с подозрением посмотрел на него. Сергеев чуть заметно покраснел и принялся рассматривать на свет рубиновое вино в бокале.

– Ты сейчас над новой книгой не работаешь? – вкрадчиво спросил я. – О чем она?

– Я? Над этим… Любовный роман пишу.

– Сергеев, – мрачно предупредил я. – Еще один рассказ про попа – и ты покойник! Нам и этого дела до конца жизни хватит. Его жена чуть с ума не сошла, не зная, где его искать – то ли в морге, то ли в больнице.

– Вот я и говорю: у страха глаза велики, – сказал Сергеев. – ; Разумовского вызвали в соседнюю деревню к умирающему старику, и ему пришлось поторопиться. Он же не предполагал, что жена вернется на два дня раньше. Вчера он приехал и, как только узнал, что все так обернулось, принялся названивать тебе. Но не застал.

– Естественно, – подтвердил я. – Я в это время мерз в засадах, обивал пороги кабинетов и бегал за бандитами. Меня постоянно мучили предчувствия, что произойдет что-то нехорошее. И точно: он жив и здоров!

– Зато какое дело раскрыли, – улыбнулся Сергеев. – И похищенное удалось вернуть почти полностью. Только скажи мне, когда ты успел те ящики с микросхемами из квартиры вынести?

– Никуда я их не выносил, – проворчал я. – Вышел на балкон и перекинул ящики к соседям. Там они до прибытия оперативников и лежали. У Котенкова с Потаповым ума не хватило на соседний балкон заглянуть. Да и мои звонки им мешали, отвлекая. Они уже не микросхемы искали, а меня. Едва не прирезали, – пожаловался я. – И вот что, Витя… Не вздумай ему проболтаться о твоей свинской шутке с книгой. Береженого Бог бережет. Чем меньше иерей знает, тем я лучше сплю.

Я посмотрел на часы и ужаснулся:

– Сейчас Разумовский должен подъехать! Все, Витя, шагай отсюда, а то, неровен час, проболтаешься. Ох и напакостил ты мне со своей книгой… Чтоб тебя всю жизнь редактировали!

– Зануда, – повторил Сергеев и встал из-за стола. – Ладно, будешь в городе – звони, мне интересно, что вы еще начудите.

– Не дождешься, – проворчал я ему вслед. – Хватит с меня и одной книжки.

Едва дверь за Сергеевым закрылась, как женщина за соседним столиком обернулась ко мне.

– Простите, вы Куницын? – с какой-то потаенной надеждой им >лосе спросила она. – Я случайно услышала часть вашего разговора, Я понимаю, что это совсем безумная надежда… Но у меня случилось огромное несчастье.

– К сожалению, вы неправильно поняли смысл нашего разговора, – быстро сказал я. – Дело в том, что все написанное в книге – вымысел, а я сердился на своего знакомого как раз за то, что доверчивые люди могут принять это за чистую монету. Это – шутка. Да и я уже давно не оперативник и даже не живу в городе. Я здесь проездом.

– А священник? – расстроилась она. – Священник тоже больше не занимается… то есть…

– А священник вообще вымышленное лицо, – нагло соврал я – Литературный персонаж. – Образ. Вы же понимаете: в жизни такого не бывает.

– Жаль, – печально вздохнула она. – Так хочется, чтобы был кто то, похожий на него. Такой вот священник.

– Жаль, – подтвердил я. – Очень жаль.

– Что же мне делать? Мне никто не в силах помочь… Дело невероятно запутанное и даже немного неправдоподобное. Я надеялась, что только такие люди, как вы, поверите мне и постараетесь помочь. На адвокатов и этих, как же их… сыщиков у меня нет денег.

Я с тревогой посмотрел на наручные часы и перевел взгляд на окно – иерея еще не было. Но рисковать мне не хотелось. И, в конце концов, в соседнем отделе работали весьма приличные оперативники, а взваливать все беды на хрупкие плечи деревенского жителя Куницына было бы по меньшей мере несправедливо. Легкий укол совести я мужественно стерпел.

– Что ж, извините, – сказала женщина и встала. – Это была глупость с моей стороны. Что-то вроде детской веры в сказки. До свидания.

Она направилась к выходу, а я с облегчением перевел дух. И в это время, сияя ослепительной улыбкой, в кафе вошел Разумовский. Я быстро перевернул лежащую на столе книгу лицевой стороной вниз. Подумал и положил ее на стул рядом с собой. Подумал еще немного и сел на нее сверху.

– Здравствуй, Коля, – приветливо пробасил подошедший иерей. – Что это ты смотришь на меня так испуганно? Неужели Сергеев не смог до тебя дозвониться?

– Э-э, – промямлил я, искоса поглядывая на застывшую в дверях женщину, – смог… дозвониться…

– Ты уж извини, что все так получилось, – сказал иерей, присаживаясь за стол. – Я просто физически не имел возможности сообщить о своем местопребывании. Ты же знаешь, как обстоит дело с телефонной связью в заброшенных деревеньках. Когда Алена рассказала, что своей тревогой за меня она подвигла тебя на эту поездку в город, я срочно выехал следом. Но, как вижу, все в порядке. Правда, у тебя какой-то испуганный вид, – встревожился он. – С тобой все хорошо?

Я поймал на себе возмущенный взгляд женщины и скромно потупился.

– A-а, я догадался! – лукаво улыбнулся Разумовский. – Ты боишься, что я, как обычно, попрошу тебя оказать мне помощь в расследовании какого-нибудь загадочного случая из жизни моих прихожан? Нет, Коля, могу тебя обрадовать – в этот раз нет. К счастью, вот уже два месяца, как подобные беды обходят моих друзей стороной. И у нас с тобой есть несколько спокойных и приятных часов, чтобы, никуда не спеша, отдохнуть, наслаждаясь беседой. Давненько не удавалось нам с тобой просто посидеть и поговорить, а?

Посмотрев на решительно направившуюся к нашему столу женщину, я вздохнул, достал презентованную Сергеевым книгу и, открыв ее, отрешенно углубился в чтение…

ЗОЛОТАЯ ЛИХОРАДКА

И что душа? Прошлогодний снег!

А глядишь, пронесет и так…

В наш атомный век, в наш каменный век – на совесть цена пятак!

И кому оно нужно, это «добро», Если всем дорога – в золу…

Так давай же, бери, старина, перо!

И вот здесь распишись, в углу.

А. Галич Я вытер струящийся со лба пот и еще раз налег на шест, стараясь сдвинуть камень с места. Но булыжник не поддавался. Я выпрямился и огляделся. Мой выбор остановился на березовом чурбане, сидя на котором Разумовский с интересом наблюдал моими мучениями.

– Дай-ка мне свое «кресло», – потребовал я и, подкатив обрубок поближе к камню, приладил на него шест. – Сейчас постараемся сдвинуть его с помощью рычага, это старое… Проклятье!!!!!

С громким сухим треском шест переломился, и, потеряв равновесие, я едва не растянулся на земле.

– Вот ведь гад! – рассвирепел я, пнул камень ногой, сморщимся от боли и пнул его еще раз. – Вот тебе!.. Ну, я до тебя доберусь!

– Помощь нужна? – участливо спросил иерей, на лице которого появилось некое выражение, отдаленно напоминающее сострадание. – Мне даже смотреть на тебя больно. За те полчаса, пока я жду…

– Не мешай! – заявил я, вновь берясь за шест. – Она – моя!

– Да кто «она»?! – не выдержал Разумовский. – Что ты вообще делаешь?

– Клад ищу, – пояснил я, поднимая с земли лопату и с трудом ворочая ею в каменистой почве. – На этом самом месте стоял до революции большой зажиточный дом… Видишь камни? Это фундамент.

– А с чего ты взял, что там есть клад? – полюбопытствовал! иерей. – Судя по тому, что дом стоял среди леса, это вполне могла быть сторожка лесника.

– Это не столь важно. Меня интересуют традиции… Два дня! назад к старушке, у которой я беру молоко, приезжал родственник из Москвы. Ученый. Он-то и рассказал мне, что в этих местах полным-полно кладов. Просто на каждом шагу – клад. Meста, видишь, какие? Два озера, лесное и долинное, в двух километрах – река. В таких местах издревле люди селились. Здесь десятки заброшенных деревень и усадеб. Вон тот холм видишь, на берегу озера? Пятнадцать лет назад там был интернат. А он, в свою очередь, расположен в бывшем барском имении. Говорят, красивейшие хоромы были. С удивительным мастерством созданные и украшенные. Все уничтожили… Но среди местных старожилов до сих пор ходят легенды о спрятанных в окрестностях сокровищах. Археологи этими местами еще лет сто не заинтересуются, а для местных жителей какой-то клад искать, вместо того чтоб делом заниматься, – признак душевного расстройства. Но – я-то верю, что клад есть… А вон те курганы видишь? На вершине! каждого из них выложены огромные круги из могучих валунов. Не знаю, что это, но тот ученый говорил, что, судя по форме, месторасположению и каким-то «топографическим признакам», они очень напоминают могильники… А вон там, где сейчас проходит дорога, после дождя на поверхность вымывает медные и серебряные монеты середины прошлого века. Я лично нашел две монеты. Видимо, где-то захоронен клад… А вон там, за лесочком, я нашел несколько окопов. Во время войны в деревне стоял немецкий штаб, и взвод гитлеровцев остался прикрывать эвакуацию документов. Сами они погибли и захоронены в братской могиле метрах в ста от места схватки. Но на месте боя я нашел несколько подсумков, зарытых в изголовье окопов. Мало что! сохранилось, но все равно интересно.

– И много ты таких «кладов» нашел? – усмехнулся иерей. Я

– Десятка два монет будет, – похвастался я. – Самая старая – конца восемнадцатого века. Остатки кухонной утвари, пара полусгнивших шкатулок, две иконы в хорошем состоянии… Правки, с немецкими штампами на обратной стороне. Видимо, для какой-то коллекции взяли, да с партизанами договориться забыли. Ну и тому подобная дребедень.

– Каждый сходит с ума по-своему, – философски заметил Разумовский. – Если человеку время некуда девать… У тебя ведь много времени?

В другой раз я, может быть, и заметил бы несколько двусмысленный оттенок этого вопроса, но сейчас я был слишком увлечен.

– Не так уж и много, – отозвался я, неустанно работая лопатой – Но в промежутках между работой… Уж больно это захватывает. Места здесь глухие, все равно никто не увидит, так почему бы и не подурить? Жалко, металлоискателя нет, я бы здесь такие раскопки устроил! Приходится только на собственную логику полагаться, да знание истории да на местный фольклор. Раньше в этих краях существовал обычай: под одним из краеугольных камней, на котором строился дом, закапывали монету. На счастье, для «привлечения в дом богатства». Вот ее-то я и пытаюсь, вырыть. Только вот под каким из трех булыжников искать,? Но ничего, я до нее доберусь!

– Понятно, – кивнул Разумовский. – А то я, признаться, немного удивился, когда Лена мне сказала, что ты пошел в лес на раскопки… Нет, если вдуматься, то некоторое удивление не покидает меня до сих пор. Но во всем этом есть кое-какие положительные моменты. Ведь я приехал к тебе фактически по этому Поводу. По поводу поиска сокровищ…