Текст книги "Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII"

Автор книги: Дмитрий Быстролетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Альдона, хромая, уходит. Она одета в зеленое пестрое платье. Ганс со вздохом кладет пистолет рядом с собой и закуривает.

– Если услышишь выстрел внутри, значит я завалился, и ты убирайся с Апьдоной к выбранному месту в горах. В случае необходимости мне смываться до срока – гудок!

Смотрит на часы.

– Сейчас Грета даст сигнал из окна. Сигнал!! Внимание! Я пошел!

Сергей выскакивает из машины.

Альдона в кустах смотрит на часы. Шепчет:

– Пять минут.

Ганс нервно играет пистолетом.

– Полчаса! Скоро конец операции!

Лицо Апьдоны в окне.

– Сорок пять минут. Включи мотор, Гансик!

Взволнованное лицо Апьдоны.

– Слуги возвращаются! Гудок! Скорей!

Ганс хватает пистолет, дает короткий гудок и смотрит на часы.

– Сорок восемь минут! Черт знает что! Неужели провал?! Альдонка, на место! Прикрывай калитку!

Большой хорошо, но несколько старомодно, обставленный кабинет полковника. Прямо – стена, в которой две двери – одна широкая и высокая посредине, другая маленькая и незаметная, оклеенная обоями, справа, у боковой стены. Справа вдоль стены до самого потолка – застекленный книжный шкаф, в который с ближнего к зрителю конца вделаны шкафчик-бар и сейф, оба закрытые деревянными дверцами. Со стороны зрителя виден край большого письменного стола, освещаемого светом из большого окна, зрителю невидимого. Слева у задней стены в углу – торшер и кресла. В этой левой боковой стене – большие окна, прикрытые легкими гардинами. На полу ковер. Средняя дверь открывается, в нее вбегает Грета в длинном утреннем домашнем кружевном платье. Она волнуется, комкает в руках платочек. Останавливается перед маленькой дверью, которая осторожно приоткрывается. В кабинет боком осторожно входит Сергей.

– Привет, Сергей!

– Привет, Грета!

Мгновение они колеблются. Потом торопливо обнимаются.

– У нас час времени?

Грета смотрит на часы.

– Теперь меньше минут на десять-пятнадцать.

– Гаэтано так точен?

– Как часы! Как наш немецкий профессор!

– Быстро покажи все комнаты!

Грета открывает большую дверь и оставляет ее открытой. Позади – коридор. Они быстро проходят по коридору, удаляясь от зрителя. Голос Греты делается глуше. Она скороговоркой вполголоса:

– Впереди входная дверь с парадного крыльца. Оттуда скоро войдет Гаэтано, я должна его встретить на крыльце. Здесь, слева, его спальная комната. Под подушкой у него пистолет. Рядом на тумбочке сигнальный звонок в полицию. Дальше моя комната, справа – столовая, прихожая, где раздеваются гости, оттуда, видишь, дверь в ванную. Из столовой дверь в кухню. В окна столовой видны: слева домик прислуги, гараж и дорожка к ним, а справа, между высокими кустами, дорожка из кабинета к гаражу, к задним воротам и железной калитке. Она почти никогда не запирается, вот тебе Два ключа от двери кабинета и железной калитки. В случае бегства постарайся запереть за собой оба замка – это задержит Гаэтано. Это важно! Ну, вернемся в кабинет. В начале работы не забудь выдернуть из розетки штепсель телефона, а потом его вставить. На столе второй звонок тревоги в полицию. Вот он. Вот сейф. Я открываю деревянную дверцу. Смотри: вот три круга. Для того чтобы открыть сейф, нужно набрать цифры 5834, 6001 и 1904. Положи эту бумажку в карман – на ней эти цифры. Вот ключ, попробуй открыть.

Сергей по бумажке устанавливает круги и открывает сейф.

– Прекрасно.

– При закрывании не забудь поставить круг в исходное положение!

– Ладно! Что за бумаги в сейфе?

– Не знаю. Их вчера вечером привез Гаэтано.

Сергей в черных перчатках. Он ловко и осторожно берет верхушку стопки. Его движения профессиональны, он похож на фокусника или хирурга. Просмотрев два-три документа, он быстро скользит к столу, становится к зрителю спиной, снимает с плеча кожаный футляр, устанавливает аппарат с осветителем, прикрывает их бархатной тканью и начинает фотографировать.

– Что ты? Зачем? Времени мало!

– Не могу – такие документы нельзя выпускать из рук!

– Но ты же сказал, что придешь только для первого знакомства?

– Не могу! Надо прихватить что успею.

Грета нервничает, поминутно смотрит на часы. Воцаряется напряженная тишина. Становится слышным чириканье птиц и быстрое щелканье аппарата:

Клик! Клик! Клик!

Стопка несфотографированных материалов тает, стопка обработанных растет.

– Осталось пятнадцать минут! Сергей, прошу тебя!

Клик! Клик! Клик!

– Сергей, умоляю!

Далекий короткий гудок. Сергей отрывается от работы.

– Что это?

– Они возвращаются!

Грета в отчаянии.

– Мы пропали! Я говорила…

Портал небольшого собора. Полковник выходит, смотрит на часы, на солнце, на голубей, клюющих зерна перед собором, и бодрым шагом военного отправляется домой.

Сергей плавными, но точными и быстрыми движениями складывает все стопки в одну и аккуратно укладывает ее на место. Складывает аппарат. Закрывает дверцу сейфа и хочет поставить круги в исходное положение, но входная дверь в глубине коридора открывается. Входят слуги. Грета в отчаянии. Мария проходит в столовую и идет дальше в кухню, а ее муж Пьетро тихонько идет к открытой двери кабинета. Грета подходит к цветам на столике у торшера, Сергей, спрятавшись в коридорчике, дверь в который открыта, вынимает пистолет, а рукавом левой руки вытирает с лица пот.

Пьетро:

– Простите, мадонна. Вчера Мария забыла спросить, как синьора пожелает кушать мясо: под немецким соусом, мучным и пресным, или под нашим, итальянским?

Грета едва владеет собой.

– Э-э-э… Я-я…

Бар отеля «Империал». У стойки Гаэтано и Джованни. Они опрокидывают по стаканчику.

– Чао, Джованни!

– Ну подожди еще минутку!

– Нельзя, супруга ждет и волнуется. Опоздаю на минуту – она оскорбится!

– Ох, уж эти мне молодожены! Ну ладно, привет синьоре Маргарите! Чао!

– Синьора, итальянский соус – это не немецкая болтушка из муки, пусть синьора меня извинит, это чудо-соус: томаты тушатся с черносливом в вине и уже на столе в соус добавляют щепотку тертого пармезана!

Пьетро складывает три пальца и, улыбаясь, с шутливосладострастным видом их целует.

– Стуффато ди манцо алла лугарнезе!

Грета бессильно опускается в кресло. Сергей рукавом руки с пистолетом опять вытирает пот, потом смотрит на часы.

Полковник ускоренным шагом спешит домой. Пригорок. Кусты. Слева неясно виден автомобиль. Справа в кустах Альдона.

– Да, это лучше, милый Пьетро! Идите!

– Благодарю, синьора!

Слуга щелкает по-военному каблуками и уходит, закрыв за собой дверь. Сергей, как тигр, прыгает к сейфу.

Калитка. Полковник берется за ручку. Проходящий мимо сухощавый старик останавливается и почтительно приподнимает шляпу.

– Доброе утро, синьор полковник!

– Доброе утро, синьор адвокат! Извините, мне некогда.

Полковник хочет войти, он видит, что на крыльце нет жены и хмурится.

– Синьор полковник, одно слово.

– Я очень спешу, синьор адвокат!

– А у меня важное для вас дело!

Полковник смотрит на часы и на крыльцо. Пожимает плечами. Приоткрывает калитку.

– У меня есть сведения, что банк откажет вам в ссуде, синьор полковник!

Полковник поражен. Он закрывает калитку и берет адвоката за плечо. На крыльце появляется Грета.

– Банк полагает, что для покупки или строительства большой виллы поручительства синьора Руффо маловато. Желательно еще и письмо из Рима.

– A-а, ну письмо будет! В какой форме вы его себе представляете, синьор адвокат?

– Вас ожидает синьора Мональди. Разрешите зайти через час?

– Прошу!

Полковник широко распахивает калитку и входит. На крыльце Грета уже раскрывает ему объятия.

– Ну, знаешь ли, Сергей, это свинство! Просто хамство какое-то!

Альдона возмущенно сверкает глазами. Молчаливый Ганс смотрит в сторону и платком вытирает потное лицо.

Все трое в машине, которая плавно поворачивает на набережную. Альдона прячет оружие под сиденье.

– Так бессовестно играть на нервах – это просто черт знает что такое! Ты не уважаешь людей, которые тебя любят!

Сергей на заднем сиденье. Шляпа у него помята, из-под нее торчат слипшиеся волосы. Лицо лоснится. Глаза закрыты. На губах блаженная улыбка.

– Апьдонка, если бы ты знала, какие документы у меня на пленке! В Центре будут слюнки глотать!

– Какие документы?! Ты имел разрешение только на первый осмотр дома!

– Не удержался! Уж больно хороши – прочел и не удержался.

Альдона хмурит брови.

– Плохо, товарищ начальник! Очень плохо! А еще любите читать нам лекции о дисциплине.

– Альдонушка!

– Плохо! Не ожидала! Безобразие!

Заросли цветущего олеандра. Сергей и Иштван встречаются в кустах.

– Привет, Сергей. Ну как?

– Привет, Иштван. Дом осмотрел. Он очень удобен для работы. Но снимать придется вечером, когда Гаэтано уходит в бар к приятелю, а полицейские еще не на посту. Это бывает не каждый день, и время отлучки всегда разное. В этом и кроется риск.

– Иди на риск. Ничего не поделаешь, такое время!

– Ладно. А теперь получи пленку.

– Какую?

– Я не удержался и снял кое-что.

Иштван вынимает папиросу изо рта и швыряет ее прочь.

– Чекист работает так же точно, как отрегулированная машина. Отсебятина – путь к провалу. Она удесятеряет риск. Нет, брат, не ожидал от тебя. Давай фильмы. Ого, четыре? Успел накрутить больше сотни! Молодец! То есть, я хочу сказать, очень плохо! Не ожидал от тебя, Сергей!

Улица в центре небольшого городка. Много прохожих и автомобилей. Нижние этажи – только торговые предприятия: витрины и вывески, среди них, ничем не отличаясь от других, небольшая аптека и аптекарский магазин – две витрины, между ними входная дверь, над ними вывеска: «Apotheke – Drogerie».

Внутренний вид аптекарского магазина. Задняя стена – шкафы со множеством банок, пузырьков и коробочек. Рекламные плакаты. Стойка с лекарствами. Перед стойкой шесть покупателей. За стойкой владелец магазина и его жена. Оба в белых халатах и шапочках. Когда четыре покупателя выходят, то двое – высокий и плотный – быстро ныряют за стойку и в дверь, ведущую во внутренние комнаты.

Расфасовочное и рецептурное отделение. Столы, плитки с колбами и белыми сосудами, весы. Большая мойка. Плотный и высокий моют руки и быстро скользят дальше.

Гостиная квартиры аптекаря. Не столе все приготовлено для чая. Вошедшие садятся за стол.

– Ты его выругал, надеюсь, Иштван?

– Да.

– Как следует?

– Протер с песком!

– Правильно. Нарушение указаний – преступление. Но молодец парень. Ничего не скажешь, оперативно сработал. Далеко пойдет…

– Если не…

Иштван делает выразительный жест.

– Да.

Входит жена аптекаря, говорит:

– Здравствуйте, товарищи! – жмет обоим руки и разливает чай.

– Кстати, Иштван, пошли Сергея на день в Амстердам. Работа с полковником входит в опасную фазу. Все может случиться. Ты меня понимаешь? Сергей может выбыть из строя, и его место в фирме временно должен занять ты. Пусть он подготовит твой приезд!

Торопливо входит аптекарь.

– Я на минутку, товарищи! Забежал пожать всем руки: нельзя же так… Мы же все люди…

Степан и Иштван крепко жмут старику руку.

– А магазин? Смотрите не…

– Минуточку. Вы заметили в расфасовочной стулья, ведра в углу и зонды? Ведь фармацевт – я, а моя Кэтль – медицинская сестра и лаборантка. Теперь она берет кровь, желудочный сок и мочу на анализ: если, не дай бог, полиция заметит, что кто-то заходит за стойку и остается у меня на полчаса, то будет разумное объяснение!

Он счастливо улыбается.

– Ловко? Это мы придумали, Кэтль и я!

Новые улыбки и рукопожатия.

– Кэтль, запиши посетителей в журнал и получи деньги!

Все смеются. В магазине хлопает входная дверь с колокольчиком.

– Бегу! До счастливого свидания, товарищи.

Солидная дверь в огромном деловом доме. На двери медная доска с надписью: «SA RISEL EXPORT & IMPORT».

С сигарами в зубах Сергей и герр Капельдудкер сидят в глубоких кожаных креслах. Через открытую дверь слышится дробь пишущей машинки, видны занятые делом молодой человек и девушка.

– Хе, герр Люкс, вы не поверите, когда я вам скажу: старый герр Капельдудкер вступил в боевую организацию и уже борется с проклятыми гитлеровцами!

Сергей неприятно поражен.

– Вот это мне совсем не нужно, герр Капельдудкер! Я человек мирный, политикой не занимаюсь и вовсе не хочу, чтобы нашу фирму полиция взяла под наблюдение как антигитлеровское гнездо. Мне нужны деньги и только деньги. Ну рассказывайте скорее, что вы тут натворили!

Герр Капельдудкер самодовольно улыбается. Он не спешит с ответом и, видимо, смакует эти минуты.

– Сурочка Френкель, идите себе сюда!

Входит прехорошенькая рыжеватая девушка и скромно останавливается у двери.

– Смотрите, герр Люкс! Вы ничего не замечаете?

– Гм… Нет.

– Хорошенькая?

– Очень.

– Так вы слушайте дальше. Сурочка, вы можете уходить. Сюда из Берлина прибыл штурмфюрер Зигфрид Лёльке с заданием переписать всех евреев, сбежавших сюда из Германии. Мы заочно приговорены к смерти. Лёльке начал втираться в нашу среду. Заявил, что женат на еврейке, она уже будто бы посажена в лагерь, что он сам наполовину коммунист, наполовину сионист. Но Амстердам город не очень большой, и уже через неделю связь герра Лёльке с гитлеровским консульством была установлена. Вы меня поняли, герр Люкс? Тогда наша организация решила действовать!

Улыбаясь, герр Капельдудкер блаженно закрыл глаза и пустил облако дыма.

– Вы застрелили этого мерзавца? Черт знает что! Я требую…

– Хе, зачем стрелять? Сурочка Френкель, очень честная еврейская девушка, заманила герра Лёльке в бар, а хозяин бара, герр Френкель, папа Сурочки, совершенно бесплатно напоил герра Лёльке до бесчувствия. Потом Сурочка затащила совсем пьяного штурмфюрера в одно частное заведение, которое я вам не назову. Сурочка принесла в номер еще бутылку шнапса и влила его в рот этому коммунисту и сионисту. Когда Сурочка стала медленно раздеваться, то герр Лёльке уже смертельно спал. Вот тогда настала минута мщения!

– Не тяните, repp Капельдудкер! Вы его задушили?

– Чтобы он задушился сам, герр Люкс! Сурочка оделась и вышла, а в комнату вошел очень уважаемый у нас раввин реб Пинкус Шмохес. Я спрашиваю: что делали в одной комнате молодой штурмфюрер и старый раввин? Так они приятно провели время: штурмфюрер спал, а раввин сделал ему обрезание! Одно мгновение, когда было больно, штурмфюрер заворочался на постели и пробурчал «Гайль Гитлер!», но опять заснул, а реб Шмохес поставил ему в паспорте на первой странице, как раз под германским орлом и свастикой, штамп: «Обрезан по иудейскому обряду»!

Герр Капельдудкер залился счастливым смехом.

– Что вы думаете, герр Люкс? Все наши евреи имели веселые дни! И теперь мы вспоминаем и смеемся. Что делать, теперь такое время! Жизнь – это борьба, герр Люкс!

– Но не такая. В этой истории главное то, что вы тронулись с места. Скоро нащупаете правильный путь. Как вы из-за такого пустяка поставили под угрозу фирму, себя и нас?

Сдерживая смех, Сергей делает недовольное лицо.

– Объявляю вам строгий выговор, герр Капельдудкер, предупреждаю, чтобы больше этого не повторялось. Я вас потом научу, как надо мстить. А пока займемся делом: времени у меня мало.

Поздний вечер. Машина Сергея. Почти темно – чуть светят далекие фонари и луна. Нервный шепот Альдоны:

– Сергей, ты надел тапочки и перчатки?

– Все на месте.

Спокойный голос Ганса:

– Камфарой смазал?

– Все в порядке!

Голос Ганса:

– Не приведи нам сюда полицейского.

Невеселый смех. Голос Сергея:

– Приготовиться! Оружие?

– В руках.

– Глушители?

– Надеты.

Голос Ганса:

– Ни пуха, ни пера!

Голос Сергея:

– Ладно. Сигнал! Внимание! В случае чего стреляться под подбородок!

Два голоса:

– Вечные напоминания… Знаем сами…

Сергей выскальзывает вон. За ним Альдона с пистолетом в руке. Громкий шепот Альдоны в темноту:

– Сергей, береги себя!

Кабинет Гаэтано. Темно, только полосы неяркого лунного света протянулись из окон на ковер. Две темные фигуры: посветлее – Греты, потемнее – Сергея. Он весь в черном, чтобы скорее и легче скрыться в темноте.

– Здравствуй, дорогая наша птичка в клетке.

– Здравствуй, Сергей! Почему ты говоришь «наша»? Хоть раз ошибись и скажи «моя».

Он молчит. Открывая сейф, быстро целует ей руки.

– Ну, наконец-то!

Сергей быстро устанавливает штатив и аппарат, покрывает их бархатом и начинает работать.

Клик! Клик! Клик!

Между складками бархата щель, и каждый раз при вспышке вспыхивает белая черточка.

– Что ты?

– Поправляю бархат.

– A-а. Спасибо.

Клик! Клик! Клик!

– Проклятое кликанье! Этот звук действует мне на нервы!

– А мне?! Оно снится по ночам.

Грета смотрит в окно. Лучи света в окнах едва видны и заметно изменили направление. Движение на улицах становится глуше.

– Луна заходит, скоро полицейские займут свои места. Пора заканчивать.

– Знаю.

Клик! Клик! Клик!

– Ты опять тянешь, как в первый раз.

– Ты знаешь, я здесь предпоследний раз!

– Удивительно, ты это помнишь? Как мало в тебе человеческого. Сергей, ты – машина. Чекист.

– Вот когда-нибудь поедем вместе в Москву, тогда узнаешь, какой я. Там я дома. Свободен! Понимаешь, Грета? Свободен! Чекист – самый человечный из людей.

Она смотрит в окно.

– Скорее, вспышка из машины! Гаэтано возвращается! Ну, заканчивай!

Сергей быстро убирает документы в сейф, складывает аппарат.

– Ой, вторая вспышка. Он у ворот! Запирай же!

– Дверца не закрывается!

– Скорей же, бога ради!

– Что такое? Не понимаю!

Сергей возится с дверцей сейфа.

– Какая-то веревочка высунулась! Все в порядке! Исчезаю!

Грета зажигает свет в коридоре. Закрывается маленькая дверь кабинета и одновременно отворяется наружная дверь. Исчезает Сергей, и появляется Гаэтано. Грета медленно идет по освещенному коридору навстречу мужу, снимает с него шляпу и вводит в спальню. Зажигает там свет и тушит его в коридоре.

Воцаряются тишина и мрак. Издали слышатся смех и голоса Гаэтано и Греты.

Машина мчится по улице. Снопы света уличных фонарей скользят по потному лицу Сергея. Ганс у руля. Спокойно говорит:

– Ну как?

Сергей устало:

– Едва не засыпался.

Альдона тревожно и быстро:

– В чем дело?

Сергей не сразу:

– Какой-то шнурочек из сейфа свесился наружу… Створки точно притерты… Не мог закрыть…

Ганс спокойно:

– Я уже решил оставить машину Альдоне и бежать на помощь.

– Через заднюю калитку?

– Да.

– Правильно. Ну ничего. Обошлось!

– На этот раз.

– Да. На этот.

Молчание. Они выезжают за город. Автомобиль набирает скорость. Свист ветра и воздуха. Полная темнота. Ганс включает фары.

Голос Альдоны:

– Ты очень боишься, Сергей?

– Во время операции – нет. Некогда. Я работаю. Потом, на следующий день, на меня находит страх. Утром после такой ночи проснусь и страшно.

– Тяжелая работа.

– Да. Меня изнуряет кликанье аппарата. А у вас что всего хуже?

– Все. Страх за тебя, Сергей. Кажется, было бы легче лезть в дом с тобой вместе. Ждать вдали с пистолетом в руке и не знать, что с тобой делается, – это ужасно!

Сергей устало:

– Включи радиоприемник, Альдонка. Это дает нам силы выносить все это.

Музыкальная передача из Москвы.

Комната аптекаря. Сидят в креслах Иштван и Сергей.

– Ну как Грета?

– Держится. Пока…

– Боится?

– А как ты думаешь, Иштван?! Еще год на государственную работу, и я – врач! Еще одна специальность!

– Трудно при наших условиях учиться?

– Еще бы! Я мечтаю о минуте, когда перед отъездом в Москву прокрадусь на берег какого-нибудь озера и швырну пистолет в воду! Вот будет славно. В Москве мы заживем неплохо, будем вспоминать и смеяться над этими каторжными годами.

– Я, Сергей, хотел бы быть лингвистом. Сидел бы себе с книгами и работал! Хорошо!

Иштван хохочет.

Лето. Советские дети собирают ромашки и васильки на лугу под березками. Рожь. Простор. Серебристо-голубой цвет. Незатейливая и бесконечно родная картина. Родина.

Горная тропинка. Чужой приторно-красивый пейзаж. Снег, луга, цветы, коровы, толпы иностранных туристов. Затерявшись среди них, идут два туриста, обвешанные биноклями, фотоаппаратами и флягами. У них в руках палки, на носу черные очки. Это Степан и Иштван.

Степан:

– Сегодня твоя тройка, Иштван, идет на последнюю операцию с полковником. Центр считает, что Гаэтано скомпрометирован достаточно, пора перестать рисковать и переходить к мирному сотрудничеству. Грета пусть предупредит, что к ней приедет двоюродный брат. Перед вашим отъездом Грета подготовит торжественный ужин. Вы с Лёвушкой за столом покажите полковнику фотографии его документов и объясните, что вы – агенты японской разведки и вербуете его для работы на Токио. Если почувствуете, что выгоднее сослаться на советскую разведку, то используйте этот вариант, на месте вам будет виднее. В дальнейшем материалы станет получать Лёва или кто-нибудь из его эксплуатационной бригады, скажем, Петр. А твоя бригада, Иш-тван, получит новое назначение. Пусть сегодня Сергей договорится с Гретой о секретном свидании за городом и там подготовит с ней передачу.

– Как быть с Гретой?

– Свою судьбу пусть она решит сама: хочет покоя и довольства – пусть живет с полковником. Откажется от спокойного житья, значит, наш пример ее кое-чему научил. Кадры нам нужны.

– Понятно. Когда будет почта? Мы два месяца сидим без писем из дома!

– Писем нет. Надо ждать. Я сам волнуюсь: дома у меня заболел сын!

Ночь. Идет дождь. Машина Сергея.

– Раз Гаэтано дома, не в «Империале», то как же ты пойдешь, Сергей?

– Надо. Это – последняя вылазка.

– Но…

– Без «но», Альдона. Осталось три минуты. Мой пистолет. Все. Теперь вы. Пистолеты?

– Все в порядке.

– Ганс, прикрой меня по второй схеме.

– Есть прикрыть по второй схеме.

– Сигнал! Внимание!

Две темные фигуры выходят из машины.

Темный коридорчик в доме полковника.

– Здравствуй, птичка!

– Здравствуй! Тише! Ко мне нельзя, Гаэтано дома!

– Знаю. Что он делает?

– Выпил за ужином и спит.

– Прекрасно. Впусти меня.

– Нельзя. Он услышит. Умоляю, будь разумным!

– Иди вперед, Грета.

Кабинет. Мрак. Чуть синеют окна. Сквозь щель в бархате вспыхивает тонкая полосочка света. Две темные фигуры.

– Скоро?

– Осталось минут на десять. Больше здесь ты меня не увидишь.

– Господи… Я умираю от страха…

Клик! Клик! Клик!

Вдруг в коридоре хлопает дверь спальни и распахивается дверь кабинета. Входит одетый в щегольскую пижаму полковник, останавливается в дверях, зажигает свет, закидывает руки на глаза и сладко потягивается. Видны только его белые зубы и черные закрученные кверху усы.

– Ох, и сладко же я заснул, моя куколка! А-а-х!

Он все еще потягивается и ничего не видит. Перед ним стоит Сергей с маской на лице и с пистолетом в руке. Грета прислонилась спиной к стене, в руках у нее дрожит зачем-то взятый со стола газетный лист. Полковник опускает руки, делает шаг вперед и вдруг замечает все. Видит открытый сейф, кипу документов и фотоаппарат.

– Руки вверх! Входите и ложитесь на пол!

– А-а-а… – левой рукой Гаэтано хватается за сердце, а правой за горло. Дергается. Хрипит. Медленно и шатаясь движется вперед. Вдруг молниеносным прыжком в бок летит к боковой двери, распахивает ее и с налета натыкается головой в грудь Ганса, который в правой руке держит пистолет, а левой сильно толкает полковника обратно в кабинет. У Ганса на лице тоже маска. Полковник поражен.

– Немцы!!!

Он отступает к середине комнаты, поворачивает голову то к Сергею, то к Гансу. Люди в черном стоят неподвижно.

– Ничего не понимаю! Что это?!

И вдруг, поняв, что он погиб, в ярости кричит:

– Пррроклятье!

– Ложитесь лицом вниз! Ну, быстро! – командует Сергей.

– Пошли к черту! – отвечает полковник, падает в кресло, роняет голову на руки и застывает в позе злобного отчаяния.

Тишина. Ганс в дверях стоит как изваяние. Грета трепе-Фот с нелепой газетой в руке, потом, по кивку Сергея, запиРает дверь в коридор на ключ и кладет его на стол. Задергивает занавески на окнах. Полковник временами трясет головой и сквозь пальцы тихонько шепчет:

– Погиб… Погиб… Конец…

Задумывается.

Сергей выходит из-за стола и мягко говорит:

– Вы напрасно волнуетесь, синьор полковник! Ваше дело далеко не потеряно: все может остаться так, как было, за исключением вашего заработка, он станет больше!

Полковник вяло поднимает голову:

– Что? Как вы сказали? – он трет лоб.

– Мы – не немцы. Я – представитель японской разведки. А японцы молчат и хорошо платят. Будем работать вместе! Договорились?

Лицо полковника отражает вихрь мыслей – надежду, радость, отчаяние.

– Не верю! Вы испытываете мою верность? Сволочи!

Он роняет голову на руки и судорожно рыдает.

– Ни одному слову не верю! Слишком хорошо вас, немцев, знаю…

И вдруг принимает решение. Опускает руки, закуривает. Резко кричит Сергею:

– Чин?

– Что? Не понимаю!

– Воинское звание, черт побери! Надеюсь, что говорю с офицером?

– Я – подполковник.

Гаэтано Мональди несколько раз глубоко затягивается и швыряет на ковер тлеющую сигарету.

– Синьор подполковник, я признаю себя побежденным. Опустите пистолет. Он уже не нужен. Я погиб. Я не верю ни одному вашему слову.

Горький смех.

– Ну да, и вы не немецкая графиня, а японка, ха-ха! Проклятье! Сейчас, женщина, накиньте на себя меховое манто. Как есть, в манто и белье, садитесь в свою машину и уезжайте освежиться после бурной сцены ревности со стороны пьяного мужа. Вернетесь часа через два-три. Я приведу кабинет в порядок, оденусь… Возьму бутыль виски и стакан, и в своей машине уеду в горы. Знаю недалеко очень крутое место… Выпью бутылку… Когда почувствую, что алкоголь проник в мозг, спущу машину и себя под откос. Вскрытие покажет, что всему виной не самоубийство, а нетрезвое состояние.

Полковник снова уронил голову на руки и застыл в позе примирения с судьбой: он как будто бы осел в кресле, ушел в него.

Грета вышла, в кабинет донесся звук мотора. Не поднимая головы полковник слабым голосом сказал:

– Женщина убралась. Теперь ваша очередь, господин подполковник, чтоб вас черти взяли!

Тихо. Полковник расплылся в кресле, Сергей не спеша собирает свои вещи.

Ночь. Дождь. Из машины выходит Грета в меховом манто. Громкий шепот:

– Альдона?

Из темноты ответный шепот:

– Грета?

– Да.

– Что случилось? '

– Что-то ужасное! Провал!!

– Как Ганс и Сергей?!

– Оба живы! Гаэтано приказал мне удалиться на два часа! Они его убьют?

– Нет. Поезжай по дороге в горы и остановись за мостом. Жди нас.

– Они…

– Выполняй распоряжение, Орленок!

– Но…

– Не разговаривай. Живо к мосту!

Кабинет полковника. Он сидит в кресле, зажав голову в руках. Две черные фигуры терпеливо ждут. Тишина.

– Вдвое? – вдруг резко бросает полковник сквозь пальцы рук.

– Что вдвое? – настораживается Сергей.

– Мои доходы должны возрасти ровно вдвое?

– Вот вы о чем… Наконец-то…

Сергей делает успокаивающий жест Гансу.

– Господин лейтенант, заприте дверь на ключ и положите его в свой карман. Вот так. Теперь станьте за спиной господина полковника и займитесь его затылком. Ганс приставляет ствол пистолета к затылку Гаэтано. Тот вздрагивает, съеживается и опускает руки с лица.

– Я же сказал, что сдаюсь! Что вам от меня надо? Два пистолета против одного безоружного. Сила на вашей стороне, господа!

Сергей вынимает из кожаной сумки круглые кассеты.

– Наша сила не в пистолетах, господин полковник. Смотрите – видите эти кассеты с лентами пленок? Тут ваши документы. Вы в наших руках не потому, что здесь нас двое и мы с оружием, а вы один и без оружия, а потому, что в Токио лежат сотни таких вот снимков. Сотни! Вы связаны ими по рукам и ногам.

Неожиданно полковник вскакивает и бросается к Сергею с протянутыми в отчаянии руками. Ганс вскидывает пистолет:

– Я жить хочу! Жить! Мне сорок два года! Я полон сил. Не хочу умирать, слышите?! Мое тело требует жизни! Я не могу покончить с собой! Не могу…

Он падает в кресло. На его лице – отчаяние.

Сергей делает знак рукой.

– Успокойтесь, господин полковник, и давайте без драмы поговорим всерьез, – он делает паузу для того, чтобы полковник пришел в себя. – Вот вы сказали, что хотите жить. Правильно! Все живое хочет жить, и за такое желание вас никто не упрекает. Но как жить, господин полковник?! На каком уровне?! Я отвечаю: уж если жить, то жить хорошо! А что для этого нужно? Ответ: деньги и еще раз деньги! Мы пришли сюда именно для того, чтобы предложить вам больше денег. Мы обеспечим вам не просто жизнь, а жизнь в свое удовольствие.

Пауза. Сергей:

– Как идут дела с новой виллой?

– А? Что? Виллой? Фундамент выведен, но…

– Но не хватает денег. Сколько процентов требует банк? Три с половиной?

– Четыре с половиной или пять.

– Господин полковник, вы – не деловой человек, а старая шляпа! Как вам не стыдно! Мы вырвем вас из лап этих грабителей! Слушайте: я предлагаю вам одну тысячу долларов за документы Рима и Дортмунда с добавкой со стороны вашей дочери. Итого две тысячи долларов в месяц, поскольку вы делаете обычно два рейса в месяц. Ну как? По рукам? Двадцать четыре тысячи долларов в год – это не мало.

Лицо полковника заметно оживилось.

– А если я сделаю три-четыре рейса в месяц?

– То возбудите подозрение эсэсовцев и умрете ужасной смертью в застенках гестапо! Не делайте такой глупости, господин полковник, жадность – опасный порок!

– я… кажется… согласен… Вы прижали меня спиной к стене… Я…

– Значит – «да», без «кажется»?

– Да!

Сергей берет со стола ручку и лист бумаги, подкладывает под него книгу и подает полковнику.

– Что еще?

– Сейчас увидите, пишите! «Я, полковник Гаэтано Мональди…» Написали? Дальше: «настоящим подтверждаю, что обязуюсь передавать иностранной разведке документы, которые я…» Ну что же вы?

– Глаза устали… без очков… ничего не вижу!

– Ну это дело поправимое! Господин лейтенант, слегка стукните господина полковника по голове!

Ганс выполняет приказание.

– Так лучше?

Молчание.

– Еще раз и посильнее!

Ганс выполняет приказание.

– Диктуйте дальше, – кисло тянет полковник.

– Прекрасно, мы люди гуманные, но не злоупотребляйте нашим терпением. Пишите: «которые я доставляю из Рима в Дортмунд и обратно, за сумму в одну тысячу американских долларов». Дата. Написали? Теперь подпись! Ну что же вы медлите? Лейтенант… Ну ладно, ладно, все в порядке. Спасибо!

Сергей внимательно читает подписку и собирается спрягать ее в карман. Вдруг Гаэтано вскидывает голову:

– Там неясно получилось – тысяча в месяц или за каждый рейс?

– За рейс!

– Тогда разрешите уточнить.

– Пожалуйста. Так. Спасибо.

Полковник исподлобья смотрит на Сергея.

– А сколько с меня сдерете вы?

– За что?

– Комиссию.

Ганс не может удержаться от смеха и хохочет, пистолетом поправляя маску на своем лице. Сергей отвечает серьезно:

– Один японский философ, Фелио Дзердзи, сказал, что у нашего разведчика должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки. Мы взяток не берем. Все деньги будут ваши. Основа нашей совместной работы – доверие, взаимное уважение и дружба. Это надежная основа. Завтра к вам прибудут два гостя – родственники синьоры Мональди. Вот я разрываю лист бумаги, одну половину беру себе, вторую оставляю вам. Вот здесь, на столе! Храните ее до завтра – это явочный документ для сверки. Вы договоритесь о порядке дружеского сотрудничества. Умно, что вы выслали синьору: нам лишний свидетель не нужен. Мы вас поймали на затруднениях при оплате счетов за платья. Если желаете – живите с ней и дальше. Если она не захочет, подготовьте почву для развода. Ну, что же, уже начало двенадцатого. Нам пора! Честь имею кланяться!