Текст книги "Весло Харона"

Автор книги: Дмитрий Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Бармен с ловкостью хамелеона убрал грязный бокал, одним движением протер стойку перед клиентом, возвратным движением смахнув кружок-салфетку с эмблемой бара на прилавок. Не прошло и полминуты, как Серп уже потягивал следующую порцию, стараясь не обращать внимания на косые взгляды бармена. Будь это обычный бар, халдей давно уже огреб бы кожаным ботинком промеж ушей и отправился отдыхать под стойку.

Серп посмотрел на часы. Курьер-то запаздывает. Если только Серпа не кинули самым нахальным образом. Курьер опаздывал уже на двадцать четыре минуты. И будь они неладны, эти шесть баксов, которые пришлось отдать за второе пиво, оказавшееся еще большей дрянью, чем первое!

Чтобы не распаляться из-за наглого бармена, Серп вернулся к своим ставкам. Он как раз начал обдумывать систему премирования в случае выигрыша, когда бармен снова прервал его:

– Извините, вы… – Он замялся на секунду, и по лицу его пробежала тень брезгливости. – Вы не Серп?

– Ну… – Серп, поднявший было бокал, дабы продемонстрировать, что трапеза его еще не окончена, поставил пиво на место.

– Вас к телефону. – Бармен протянул ему трубку радиотелефона, с явным сожалением отдавая гладкую японскую игрушку патлатому рокеру с огромными клешнеобразными лапами.

– Меня? – Серп неуверенно взял трубку. – Алло! – произнес он, поднеся напичканный электроникой боб к уху.

– Это я.

Боб сразу узнал голос. Никакого другого он, собственно, и не ожидал услышать. Ну а кто еще мог позвонить ему в этот дурацкий бар, кроме таинственной и чрезмерно информированной дамы?

– Слушаю. – Серп уселся поудобнее на высоком табурете.

– Прийти я, к сожалению, не смогу. К тому же не хочу вводить тебя в искушение своей осведомленностью. Поезжай на тот же вокзал, открой ту же ячейку. Код прежний, только последняя цифра увеличилась вдвое. Там возьмешь деньги и новый контракт. Подумай. Я позвоню тебе вечером в бар напротив. Если надумаешь, то получишь еще заказ. Если нет, можешь просто не приходить.

– А когда вечером? – воскликнул Серп, боясь, что женщина сейчас повесит трубку и ему, в случае чего, придется торчать в этом баре целую полярную ночь.

– Между девятью и половиной одиннадцатого. Все, пока.

Трубка запикала. Серп вернул ее бармену и вытащил из кармана джинсов клубок купюр.

– Уже заплачено, – подавшись вперед, чуть слышно сообщил бармен.

– Кем? – Серп замер с протянутой рукой.

Бармен зыркнул по сторонам и наклонился еще ближе, делая вид, что старательно протирает стойку.

– Заплачено, и все. До свидания, – промычал он, едва разомкнув губы, и тут же, улыбнувшись, убрал почти полный бокал.

Пожав плечами, Серп слез со стула и, незаметно окинув маленький зал взглядом, покинул бар.

Выйдя на улицу, первым делом посмотрел по сторонам. Что касается бара напротив, двух мнений, кажется, быть не могло. Что ж, уже хорошо.

Затем, не тратя попусту времени, Серп отправился на вокзал. Мысли о подвохе, засаде или бомбе в чемоданчике промелькнули, но почему-то не задержались в голове надолго.

Приехав на вокзал и войдя в камеру хранения, Серп открыл ячейку и обнаружил там маленький полиэтиленовый пакет. Пакет был легким и по форме очень напоминал пачку бумаги того самого размера.

Чтобы не привлекать к себе внимания, Серп поспешил ретироваться, но нетерпение взяло верх, и он зашел в туалет, где, закрывшись в кабинке, развернул пакет. В пакете лежали пачка новеньких стодолларовых банкнот, аккуратно перехваченная банковской лентой, и листок бумаги с напечатанным на принтере текстом.

Серп не счел нужным пересчитывать деньги, а сразу взял записку. Там было всего несколько строчек. Едва Серп начал читать, брови его удивленно поползли от переносицы вверх. Задание походило больше на хулиганство, чем на серьезную работу.

Прочитав, он разорвал записку, бросил клочки в очко и нажал кран спуска.

В записке было следующее:

«Нужно всего лишь подрезать шланги машины, номер которой, местонахождение, как и время операции, я сообщу дополнительно. После аварии ты получишь еще столько же. Независимо от того, погибнет водитель или нет. Записку разорви, брось в очко и не забудь спустить воду».

ГЛАВА 14

Москва, 1991

Хильда приняла предложение Кирьянова.

Не потому, что испугалась, и даже не из-за денег. Гораздо ценнее была, хоть и с оговорками, гарантия выезда из страны. Плюс к тому – нечто новое, неизведанное, правда сопряженное с известной порцией грязи.

Хильда осталась в институте, но теперь периодически занималась тем, что поручал ей Кирьянов. Время от времени народный избранник даже срывал ее с работы для своих нужд. Как ни странно, никто не обращал на эти отлучки внимания. Более того, Хильде вообще перестали задавать вопросы по поводу отсутствия и планов на будущее.

Работа, которой Кирьянов щедро загрузил Хильду, поначалу мало отличалась от той, которой она занималась в Институте Сербского. Разница заключалась в отношении к ее работе. Если то, что она делала в стенах института, в лучшем случае принималось к сведению, а по большей части просто хоронилось заживо в архивах и папках, то у Кирьянова было иначе. Каждая строчка, отпечатанная ею на новеньком американском компьютере, изучалась и анализировалась. Если доживающие до пенсии профессора подмахивали любую халтуру, едва пробежав оглавление или первую страницу, то люди, работающие с Кирьяновым, относились к делу иначе. Науки давались Хильде легко, и со времен университета она уже отвыкла от мысли, что может ошибаться. Теперь же ей приходилось спорить, отстаивая свою точку зрения, спорить с не менее сильными профессионалами-практиками. Но это ей и нравилось.

Задача Хильды состояла в том, чтобы дать характеристику определенному человеку, нарисовать его психологический портрет, предсказать, каким образом будет действовать он в той или иной ситуации. Наибольший интерес для Кирьянова представляла информация о слабых местах этих людей, о том, как можно повлиять на них: деньги, родные, азарт, страх… В большинстве случаев у нее была возможность пообщаться с объектом. Как правило, ее выдавали за секретаря или партнера Кирьянова.

Насколько Хильда понимала, подобным составлением характеристик занимались и другие сотрудники, с которыми ей приходилось сталкиваться. И вряд ли все ограничивалось простым накоплением папок с досье: скорее это была лишь подготовительная работа для тех, кто делал что-то более значительное. Что именно, Хильда могла лишь догадываться, но зато она точно знала, что, собрав портреты, скажем, всех сотрудников какой-нибудь конторы, можно было достаточно точно спрогнозировать, что произойдет в этой конторе в результате тех или иных событий. Интересно, как друзья Кирьянова собирались этими данными воспользоваться?

Через некоторое время задачи усложнились. Хильда не знала, связано ли это с ее повышением или с тем, что просто работы прибавилось. Ей уже поручали не только составить портрет человека, но и смоделировать ситуацию, попав в которую, он сделал бы нужный шаг. Хильда составляла подобные модели четыре раза и ни разу не имела возможности убедиться в правильности своих прогнозов. Однако, судя по всему, ее работой были довольны, ибо не только задачи усложнялись, но и объектами становились все более влиятельные люди.

У Хильды появился свой кабинет – небольшая комнатка с единственным окном, выходящим на окна соседнего здания. И все же он появился сразу, а не через пять лет, как в институте.

Хильде нравилось иметь собственный кабинет, куда никто не совал нос, и поэтому она была неприятно удивлена, застав там в один из осенних дней человека, вальяжно устроившегося в ее кресле. Довольно пожилой, лет шестидесяти, почти лысый мужчина в сильно потертом пиджаке разительно отличался от лощеного, всегда с иголочки одетого Кирьянова, и потому поведение непрошеного гостя казалось еще более возмутительным.

– Чем обязана? – с порога ощетинилась Хильда, смерив посетителя испепеляющим взглядом.

Мужчина довольно умело изобразил на лице дружелюбие, вскочил и двинулся навстречу Хильде. Он оказался еще ниже ростом, чем можно было представить.

– Харитон Игоревич. – Он протянул ей сразу обе руки.

– Хильда Арвидасовна. – Хильда нехотя вложила руку между его ладошками.

– Да-да. Очень рад, коллега. Очень! – Харитон Игоревич столь энергично затряс протянутую ему руку, что Хильде захотелось уточнить, правда ли он психиатр, а не хирург.

– Вы… ко мне? – многозначительно спросила Хильда, выказывая желание узнать о цели визита коллеги.

– Да. Изволите видеть, к вам, голубушка, – как бы извиняясь, развел руками гость.

– Если можно, – обойдя визитера, Хильда направилась к своему креслу, – мне хотелось бы остаться Хильдой Арвидасовной.

– Конечно. – Харитон Игоревич довольно улыбнулся. Улыбка у него была, мягко говоря, нефотогеничная: он чуть высовывал кончик языка, закрывая верхние зубы, и без того мелкие. В первый момент Хильде даже показалось, что верхних зубов у гостя вообще нет.

– Так я и думал, – продолжал демонстрировать свою беззубую улыбку Харитон Игоревич. – Именно так я и думал.

– Извините, у меня много работы. – Хильда села за стол и открыла ежедневник. – Нельзя ли сразу к делу?

Харитон Игоревич развеселился еще больше. Улыбка так сморщила его лицо, что он стал похож на отмытого добела бушмена.

– Положим, Хильда Арвидасовна, что работы-то у вас сейчас нет ровно никакой. Последнее задание вы вчера закончили…

Хильда захлопнула ежедневник. Упершись рукой в край стола, она откинулась на спинку кресла и одарила «коллегу» недобрым взглядом. Незваный гость вел себя просто по-хамски. Но, с другой стороны, он был, судя по всему, хорошо осведомлен о ходе дел в этой конторе.

– Я полистал ваше заключение. – Харитон Игоревич убрал улыбку с лица и сделался задумчивым. – Неплохо. Очень неплохо. Есть, конечно, некоторые огрехи, но в целом…

– Прошу прощения, вы прибыли меня учить?

– Отнюдь. – Гость уселся на стул для посетителей и закинул ногу на ногу. – Я пришел потому, что нам нужно срочно слепить две достаточно серьезные работы.

– Нам с вами? – с сарказмом спросила Хильда.

– Нам с вами.

– А как же быть с упомянутыми огрехами? Не испорчу ли я все дело?

– Так я и думал, – повторил Харитон Игоревич, но на сей раз без улыбки. – Колючий вы товарищ.

– Какая есть. – Хильда ощутила некоторую неловкость, но решила, что в конце концов они квиты.

– Тогда к делу. – Харитон Игоревич взял лежавшую на столе газету, которую, очевидно, принес собой, и вытряхнул из нее тонкую папочку. – Вы газеты читаете?

– А что?

– Вчера ушел из жизни один мой ровесник в широких лампасах…

– А, это из штаба…

– Именно. Обстоятельства смерти, скажем так, странные. Нам нужно накрапать нечто, чтобы уверить прихотливую публику, будто он сделал это сам.

– То есть сфабриковать анамнез?

– Можно выразиться и так, – пожал плечами Харитон Игоревич. – Сфабриковать анамнез. Но это только для разминки. Главное, чтобы никого из его сослуживцев не удивил подобный поступок.

Харитон Игоревич замолчал, предоставив Хильде возможность переварить услышанное.

– Нельзя ли менее витиевато? – произнесла она после минутной паузы.

– Может статься, что покончит с собой еще один сотрудник штаба. Наша задача – обставить все таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что он сделал это сам.

Снова пауза.

– Но ведь он покончит с собой? – Хильда понизила голос.

– Покончит.

– А что, точная дата уже есть? – спросила Хильда, пристально глядя Харитону Игоревичу в глаза.

– Разумеется, нет. Он ведь сам это сделает. Как же мы можем знать, когда это произойдет?

– Но в том, что это произойдет, вы ведь уверены?

– Хильда Арвидасовна, – Харитон Игоревич тоже понизил голос, – давайте перестанем играть в кошки-мышки. Вы прекрасно все понимаете.

– Не совсем. Что я должна прекрасно понимать?

– Что наша задача заключается в том, чтобы этот суицид органично увенчивал череду нервных срывов. А вот наложит клиент на себя руки или нет – не наше дело. Так же не интересует меня, будут ли этому генералу помогать. Я вообще не люблю генералов.

Хильда молчала. Она не сомневалась, что генералу «помогут». Выходит, ей предлагают стать соучастницей убийства, использовать свои знания для того, чтобы убить человека. Нечего сказать, интересный заказ подбросил ей Кирьянов! Хорошая практика!

– А как же клятва Гиппократа?

Харитон Игоревич шумно втянул носом воздух.

– Хильда Арвидасовна, клятва Гиппократа тут ни при чем. Мы не собираемся отправлять человека на тот свет. Наша задача как раз оградить его родственников от сомнений, а людей, которые имели мотивы для убийства, – от необоснованных подозрений и нервотрепки. И давайте закроем тему моральных устоев, религии, пацифизма и прочего. Или мы работаем, или мы не работаем.

– Работаем, – со злостью бросила Хильда. – Конечно, работаем. Подводим человека к последней черте и отходим в сторону, предоставив другим подтолкнуть его вниз.

– Послушайте…

– Нет, это вы послушайте! – перебила она его и в запале даже вскочила. – Значит, мы, врачи-профессионалы, должны представить дело таким образом, что человек за здорово живешь сиганул с моста. А те, кто ему помогал, останутся в стороне…

Харитон Игоревич тоже поднялся и стоял, дожидаясь, когда появится возможность вставить хоть слово в монолог хозяйки кабинета.

– А вы сядьте, сядьте! – продолжала Хильда. – Я отнюдь не отказываюсь. Нет, отчего же? Мне обещали интересную, неординарную работу. Я очень довольна. Только непонятно, отчего такие профессионалы, как мы, должны отдавать все лавры каким-то душегубам. Они ведь наверняка будут выкручивать генералу руки, прежде чем сбросят его с балкона. Это возмутительно! Неужели мы сами не в состоянии довести дело до конца, поставить точку?

Хильда наконец-то сделала паузу, чтобы перевести дух.

– У вас что, истерика? – с беспокойством спросил Харитон Игоревич.

– Почему истерика? Ничуть не бывало! – ответила Хильда, успокаиваясь, и села. – Я просто считаю, что раз уж надо прикончить этого бедного генерала, то давайте сами доведем дело до конца.

– То есть? – Харитон Игоревич взглянул на нее с тревогой.

– Ну, доведем его до нужной кондиции. Чтобы он сам пустил себе пулю в лоб.

– Вы или продолжаете иронизировать, что совершенно не ко времени и не к месту, или не совсем понимаете, о чем говорите.

– Я прекрасно понимаю, о чем говорю. – Хильда уже приняла решение, что делать с этим заказом.

– Серьезно?

– Абсолютно.

– Погодите-погодите… – Харитон Игоревич поднял руки, прося дать ему возможность сосредоточиться. – Вы предлагаете довести клиента до такого состояния, чтобы он сам решил прибегнуть к суициду?

– Правильно.

– Но… – Глазки Харитона Игоревича сузились, – это ведь нарушение клятвы Гиппократа да плюс к тому – уголовная статья. Как же быть?

– Но мы ведь, – в тон ему ответила Хильда, – договорились, что не обращаем внимания на подобные мелочи.

– Верно, – кивнул Харитон Игоревич. – Только мне не вполне понятно, как вы собираетесь добиться такого результата.

– Ну, раз есть соответствующая статья в кодексе, то, надо полагать, прецеденты уже были.

– Логично. Но я, к сожалению, не могу на это пойти.

– Хорошо. Я сделаю это одна.

– Одна?

– Одна.

– И сколько же, позвольте узнать, времени вам понадобится?

– Два-три дня.

Харитон Игоревич удивленно поднял брови.

– Два-три дня, – уверенно повторила Хильда.

– Хм. – Харитон Игоревич прошелся по комнате. – Два-три дня не вызовут возражений. Попытки такие имели место быть, и не все они оказывались безуспешными. Но дело это кропотливое, так просто не выгорит. А что, если у вас ничего не выйдет?

– Выйдет. Я не сомневаюсь.

Харитону Игоревичу явно не понравились такие метаморфозы. Минуту назад человек и слышать не хотел об участии в проекте, а теперь сам рвется в бой, и как рвется!

– Что ж, я доложу о вашем… служебном рвении. Пока же можете начинать работать. Анамнез я беру на себя. Материалы вам занесут.

Через три часа Хильде позвонил Кирьянов и сообщил, что срок три дня его устраивает. Еще через пятнадцать минут в кабинет принесли две толстые папки и коробку с дискетами – исчерпывающая информация о приговоренном генерале.

А еще через час Хильда, стоя у таксофона на станции метрополитена, набирала номер генерала.

Да, она знала, что работа, которую предложит ей Кирьянов, не будет пахнуть лавандой. Она знала, что иначе он не стал бы давить на нее и брать за горло, прежде чем предложить взяться за дело. Но такое! Это было слишком. Всему есть предел. Становиться на одну доску с убийцами она не желает. Будь что будет, но она сорвет этот план.

Генерал согласился встретиться на удивление быстро и легко. Хильда выложила ему почти все, что знала о готовящемся покушении. Тот слушал не перебивая, не задавая вопросов, лишь кивал в конце каждой фразы. Выслушав, спокойно поблагодарил и ушел. Хильда испугалась даже, что он принял ее за сумасшедшую.

Но генерал воспринял все более чем серьезно. Придя домой, он вытащил из ящика стола аккуратно свернутый парашютный строп. На конце стропа генерал сделал петлю. Сняв с крюка люстру в кабинете, он закрепил на нем строп. Потом побрился и, даже не смыв остатки пены, вернулся в кабинет. Встав на стул, он просунул голову в петлю, затянул ее, неумело перекрестился, закрыл глаза и оттолкнул стул.

О том, что генерал отнесся к ее предупреждению серьезно, Хильда узнала на следующий день от Харитона Игоревича и Кирьянова, примчавшихся к ней в институт. Они восхищались ее работой, говорили что-то о даре видеть людей насквозь, а Хильда чувствовала, как земля медленно, но верно уходит из-под ног.

Вечером того дня она впервые в жизни напилась. Напилась до тошноты, но не до беспамятства: мысль о том, что она убила человека, не желала отключаться вместе с нею.

Москва, октябрь 1998

Насоныч приехал ни свет ни заря, в половине шестого утра.

Валю и Ольгу разбудил громкий стук в дверь. Вадим сообщил им, что Насоныч просит спуститься Валю вниз. Девушки спустились вместе.

В комнате на первом этаже сидели несколько мужчин, среди которых были Насоныч и водитель, который вез Валю из отделения милиции. Остальных девушки не знали.

Насоныч поднялся с подоконника.

– Ситуация развивается чрезвычайно быстро, – произнес он убитым голосом.

Валя и Ольга ждали, что последует за столь своеобразным приветствием.

– Вы готовы? – Насоныч взглянул на Валю.

– Готова, – кивнула она. – Когда?

– Через час выезжаем.

– Через час?! – Валя окончательно проснулась.

– Через час. Сейчас мы введем вас в курс дела. Все, собственно, уже спланировано. Вам остается лишь в точности выполнить инструкции…

– А оружие? – Валя сжала ладонями виски. – И деньги? – вспомнила она.

– Деньги здесь. – Насоныч указал на «дипломат», который держал один из мужчин. – Оружие вам выдаст Вадим. Сядем. Не стоит терять времени.

В «дипломате» действительно оказались тридцать тысяч долларов. Вадим принес оружие – автомат неизвестного производства. Валя, научившись стрелять, не стала тем не менее специалистом по оружию, иначе поняла бы, что эта хорошо смазанная рухлядь может благополучно отказать после первой же очереди. Курносый, с длинным магазином автомат казался ей последним достижением милитаристской мысли.

Против присутствия Ольги на инструктаже никто особенно не возражал.

Покушение должно было состояться через два часа у подъезда дома, где Бобров недавно купил квартиру. В восемь-восемь десять Бобров в сопровождении охраны выходит из подъезда. Без четверти восемь Валя с детской коляской должна войти во двор. В коляске будет лежать автомат. Подойдя к скамейке возле второго подъезда, Валя сядет, достанет книжку с заложенным между страницами куском зеркальной пленки и будет ждать Боброва.

Во дворе в это время пусто, и одинокая мамаша не привлечет внимания охранников. Пропустив группу мимо, Валя должна будет выхватить автомат и открыть огонь, прежде чем жертва дойдет до машины. Стрелять нужно в спину и в голову. После нескольких попаданий следует бросить оружие на землю и бежать к углу дома. Уходить через стройплощадку. Телохранители вряд ли попытаются преследовать ее: зачем им рисковать? Но если погоня все-таки начнется, то Валю прикроет снайпер, который засядет на верхних этажах недостроенного дома. За стройплощадкой будет ждать машина, которая привезет ее сюда, на дачу, где будет ждать Ольга в обнимку с «дипломатом».

Выслушав инструкции, Валя долго молчала, рисуя ногтем на крышке стола.

– Что-нибудь смущает? – осторожно спросил Насоныч.

– Да. – Валя оторвала взгляд от стола. – А если я не успею добежать?

– То есть?

– Ну, если мне пальнут по ногам и скрутят тут же?

– Пальнут? – Мужчины переглянулись. Первым нашелся тот, что держал «дипломат». – Не пальнут. У охраны только газовое оружие.

– А автомат?

– Какой автомат?

– Ну, тот, который я брошу. Они его подхватят и… – Валя сделала жест, словно нажимала на спусковой крючок.

Мужчины снова переглянулись.

– Резонное замечание, – заметил Вадим. – Но это не кино. Первая реакция человека, по которому палят из автоматического оружия, – сложиться впятеро и забиться в какую-нибудь щель. Не сомневайся, охранники так и поступят. – Он бросил взгляд на Насоныча и продолжал: – Сколько от скамейки до угла дома? Метров двадцать пять-тридцать, так? За сколько ты пробежишь это расстояние?

– Ну… – Валя принялась высчитывать. – Если стометровку я бегала за двенадцать и три, то…

– То четырех секунд тебе хватит за глаза, – подвел за нее итог Вадим. – Правильно?

– Правильно.

– Значит, у самого отважного охранника будет максимум четыре секунды, чтобы понять, что стрельба стихла, поднять голову, убедиться, что это так, вскочить, увидеть автомат…

– А если он вообще не испугается или догонит меня на стройке?

– Но ведь снайпер… – включился в разговор Насоныч.

– А если он успеет прострелить мне ногу раньше, чем снайпер его снимет?

– Ну, – развел руками мужчина с «дипломатом», – без риска тут… дело такое…

– Подожди. – Насоныч поднял руку, прося слова, и обратился к Вале: – Что ты сама предлагаешь?

– Я… – Валя убрала руки со стола и сжала их в кулаки, чтобы унять дрожь. – Я не хочу, чтоб меня взяли живой.

– Что? – Насоныч подался вперед.

– Валя! – Ольга закрыла ладонью рот, с ужасом взглянув на подругу.

– Я не хочу, чтобы они взяли меня живой, – повторила та.

– Ну и что ты предлагаешь? – Насоныч достал портсигар.

– Дайте мне гранату.

– Что-о?!

– Дайте мне гранату. Я взорвусь, если меня ранят.

– Ты что, фильмов про партизан насмотрелась? – Насоныч, открывая портсигар, даже выронил несколько сигарет. – Какую, на хрен, гранату? Какое «взорвусь»?!

– Тогда дайте мне пистолет, – невозмутимо предложила Валя.

– Пистолет! У нас что тут, тульский завод? И зачем тебе еще и пистолет?

– Я положу его в карман и застрелюсь, если не смогу убежать.

– Нет, – Насоныч в сердцах хлопнул ладонью по столу, – ты точно кино насмотрелась! Последний патрон – для себя! Может, тебе еще, как профессору Плейшнеру, ампулу дать?

– Дайте мне пистолет. Можно с одним патроном, – упрямо повторила Валя.

– Сумасшедший дом! – Насоныч патетически взмахнул руками.

– А ведь есть там какой-то пугач, – произнес один из мужчин, до этого молча следивший за происходящим. – Парабеллум, кажется.

– Какой парабеллум?! – взревел Насоныч.

– Ну, у копателей брали осенью. Те-то стволы загнулись, а парабеллум стрелял…

– Действительно, – поддержал его тот, что с «дипломатом». – Что тебе, ствола жалко для хорошего дела?

– Да не жалко мне, – сразу сник Насоныч, – просто с таким настроением на серьезное дело идти…

– Настроение у меня бодрое, не сомневайтесь. – Валя выпрямилась, скрестив руки на груди. – Если хотите, я могу этот пистолет купить.

– Купить! – хмыкнул Насоныч. – Еще чего. Вадим!

– Да?

– Принеси пистолет. Жив он еще?

– Был где-то в подвале, – пожал плечами инструктор. – Можно поискать.

– Так ищи.

Вадим ушел.

– Ну, повторим все еще раз. – Насоныч склонился над столом.

– Сколько у нас времени до выезда осталось? – перебила его Валя.

– Минут пятнадцать.

– Тогда не будем ничего повторять. Я все поняла. Мне нужно еще попрощаться с подругой и сходить по одному делу.

– По какому еще делу? – простонал Насоныч.

– По маленькому, – усмехнулась Валя, вставая из-за стола.

Москва, октябрь 1998

Ноги отказывались служить, и Макс тяжело облокотился о крышу машины. Все тело охватила непонятная слабость, к горлу подступила тошнота. Это от страха или это уже симптомы болезни?

Макс открыл дверцу машины и, бросив сумку на правое сиденье, сел за руль. Его трясло. Хотелось завыть, разбить что-нибудь, сломать, взорвать. Но кого? Кого винить? Кого выдернуть из вереницы смазливых мордашек, чтобы стереть в порошок, смешать с пылью? Некого.

Макс взял сумку и вытащил оттуда ворох бумажек. Больше половины того, что ему понадавали в этом центре, были всякие буклеты и листовки, призывающие вести здоровый образ жизни, отказаться от наркотиков и обратиться к разным богам от Христа до Бугушатты. Вот на этих буклетах Макс и начал отрываться, методично изничтожая их и выбрасывая за окно. Многие из них были отпечатаны на хорошей бумаге, и требовалось приложить изрядные усилия, чтобы разодрать их, так что Макс имел возможность хоть немного отвести душу.

Но и тут его ждала неудача. Макс успел порвать всего три или четыре буклетика, как был прерван легким постукиванием в стекло задней дверцы.

Он повернулся и увидел двух сотрудников ОМОНа.

– Чего?! – огрызнулся Макс. Он готов был сделать с ними то же самое, что и с листовками, проповедующими правильный образ жизни, но выработанный годами рефлекс отступать перед мундиром удержал его. Да и начавший брать свое здравый смысл настойчиво напоминал, что жизнь еще не кончена, и тем более грустно было бы провести ее остаток в зоне все равно какого режима. – Что случилось? – переспросил Макс более вежливо, прежде чем стражи порядка успели принять заданный тон.

– Нехорошо. – Один из омоновцев указал концом дубинки на кучку рваной бумаги, которую уже начал рассеивать по асфальту легкий осенний ветерок.

Макс высунул голову из окна и с досадой посмотрел на устроенный им беспорядок. Не хватало еще, чтоб менты потребовали от него собрать мусор.

– Беда у меня, мужики, – сказал Макс убитым голосом, то ли оправдываясь, то ли пытаясь найти сочувствие.

– Понимаю, – кивнул омоновец, посмотрев на фасад здания, где находилась клиника. – Но с нас тоже спрашивают. Ехать-то можешь?

– Могу. – Макс с готовностью положил руки на руль.

– Да ты не спеши, посиди, если что, – спохватился омоновец. – А то один тут с разбегу в столб… Кровищи!.. На «ровере», кстати…

Макс посмотрел на столб. Глубокая вмятина красноречиво подтверждала рассказ.

«А что, – мелькнуло в голове, – это выход. Разогнался – и все».

– Сразу не умер, – словно прочитав его мысли, продолжал мент. – Вырезали его из машины. Одну ногу так в салоне и оставили. Кровищи было…

– Да уж, – встрял в разговор второй. – Прикинь, участковый пришел с бригадой отмывать. А бригада – три путанки! И вот они на шпильках, размалеванные такие…

– Ладно, – оборвал его первый, – пошли.

Они двинулись вдоль здания. Первый омоновец что-то объяснял второму, красноречиво постукивая концом дубинки по голове.

Макс посидел еще немного и завел двигатель. Он не представлял, куда ехать теперь, но тронул машину и покатил в центр.

«Вот такая подлая штука жизнь, – думал он, то еле волочась в правом ряду, то вдруг топя педаль и принимаясь обгонять всех подряд. – Живешь себе так хорошо, и вдруг… Вдруг все проблемы с наездами, деньгами, бабами и необеспеченной старостью становятся сущими пустяками».

Как-то незаметно для себя Макс выехал на Садовое, промчался по нему и уверенно свернул, все еще не очень понимая, куда едет, словно кто-то вел машину за него. Остановился он только тогда, когда впереди заблестели на солнце купола Елоховской церкви.

Макс заглушил двигатель и сел, навалившись грудью на руль и подложив под подбородок кулак.

Почему именно он? Не наркоман, не педик. И баб он, как-никак, выбирал. Со всякой падалью не шлялся. И вот – на тебе! За что, Господи? Ответь, если ты есть! Почему эту гниль бандитскую, бомжей, изъеденных вшами и заразой, мусоров поганых ничего не берет? Чем он, Максим Андросов, так провинился? Никого не убивал… Какие там еще грехи есть? Не воровал. Не потому, правда, что сильно идейный, а потому, что боялся попасться. Но какая разница? Попы, положим, тоже водяру жрут по-черному, и ничего – попы. Так где же справедливость?

В полемическом задоре Макс выудил из оставшихся книжек брошюру православной общины.

– Сейчас посмотрим, что у вас там, – кивнул Макс куполам, разворачивая брошюру.

Из брошюры выпал сложенный вчетверо листок.

Макс отшвырнул его в сторону и углубился в книгу.

Москва, октябрь 1998

– Я понял, – повторил Шала в третий раз, словно Жора продолжал что-то говорить.

В действительности все донесение Жоры состояло из одной-единственной фразы. Жора сообщил главное и теперь ожидал дополнительных вопросов, на которые ему очень хотелось бы ответить, дабы выслужиться перед вором. Но, увы, ответа на самые очевидные вопросы Жора не знал. Да, он первым сообщил о смерти Жука, но больше ничего интересного рассказать не мог.

Шала нервными движениями мял резиновое кольцо-эспандер, хотя лицо его оставалось невозмутимым.

Жору уже начала томить затянувшаяся пауза, когда вор произнес первую фразу:

– Это та тварь.

Жора переступил с ноги на ногу, не зная, что сказать и стоит ли вообще комментировать замечание Шалы.

– Насоныч. К-козел…

Жора снова промолчал. Он не знал, кто такой Насоныч. Слышал имя несколько раз, но понятия не имел, кто это такой.

– Найди Вартана и свистни ребятам, да?

– В кафешку? – Жора резко дернулся, словно собирался сорваться с места, но остался стоять, где стоял.

– Да. Там. Гуза, Ося, Серп… – Шала покачал головой. – Кого найдешь. Всех ко мне. Всем дело будет. Давай, Жора, давай, дорогой…

Дождавшись, когда за Жорой закроется дверь, Шала уселся в кресло и включил телевизор. Сообщение его абсолютно не взволновало. Жук был уже приговорен, так что невелика беда, если кто-то прикончил его на неделю раньше. Так даже лучше. Хуже другое: кто-то осмелился расправиться с его бойцом. Кто? Собственно, кроме Насоныча, других вариантов и не было. Вряд ли Жук так сильно мешал еще кому-то, кроме рекламщиков. Но Насоныч тоже не совсем подходил на эту роль. Ни к чему это Насонычу.

Еще полгода назад Шала и Насоныч задумали потеснить мелкие рекламные фирмы, собрать их под одной крышей. Начинать открытую войну было рискованно. Каждая такая контора кормила своих бандитов. Это были мелкие группировки, но воевать против всех одновременно тяжело. Тогда Шала решил действовать хитрее, убив сразу двух зайцев. С одной стороны, разобраться с рекламщиками, загребая жар чужими руками. С другой стороны, его начинал беспокоить бобровский клан: ребята богатели, борзели и могли оборзеть вовсе и выйти из повиновения.