Текст книги "Комплот детей (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ахметшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
– У меня жена, – достаточно туманно сказал он. Поднялся и, прихрамывая, побрёл прочь – проверить, не осталось ли в бутылке, оставленной в сугробе, хоть капли горячительного. Толстяк, прижимая обеими руками к животу картонную коробку с нарисованным на ней красным крестом, смотрел на Игоря как на товарища по песочнице, который в один прекрасный момент заявил: «Не хочу с тобой больше играть».
Бутылка была почти пуста. На донышке оставалось совсем немного. Допив остатки, Игорь огляделся. Теперь окрестные ларьки представляли для него большой интерес. Некоторые взяла под охрану полиция, а в других совсем не было алкоголя. После бесплодных поисков Игорь отправился в свой подъезд. Из квартиры на первом этаже жильцы куда-то свалили, оставив валяться пустую тару и лужу блевотины возле окна. Игорь превратился в огромный нос, такой, что впору писать про него отдельную, эпическую повесть. И этот героический нос, будто к нему привязали верёвочку, исправно потянул за собой.
Коньячный родник был обнаружен в одной из квартир на третьем этаже. В буквальном смысле родник – на пороге стоял мужик и мочился. Выпускал один-в-один похожую по цвету и консистенции на «Арарат» струю. Сигарета в уголке его рта вяло дымилась. Игорь вдруг вспомнил, что не курил уже несколько дней, хотя на нервной почве эффект, вроде бы, должен быть прямо противоположный. Вот он, идеальный способ бросить – всего-то думать за весь мир о том, что с этим миром теперь делать.
– Третьим будешь? – довольно непонятно выразился Игорь. Лёгкое мозговое сотрясение в сочетании с алкоголем ударили по сознанию мужика с силой парового молота.
– Буду, – мужик икнул. – А что у тебя?
– Коньяк, – хмуро ответил Игорь и показал на прихожую за спиной мужика. – Там вот забыл.
– А, так проходи! Ух ты! Кто это тебя так отделал?..
– Там война, – сказал Игорь и, натолкнувшись на непонимающий взгляд, пояснил: – Человек воюет с человеком. Нет, по телеку не объявляли. А ради чего?.. Как обычно – чёрт его разберёт.
Глава 5. О переключателях в голове, и о том, что осталось в прошлом.
Первое время получалось отмалчиваться. Игорь спокойно попивал в уголке коньяк, а когда к нему обращался кто-то из пьянчужек, обосновавшихся в квартире (их было человек пять или шесть), ни слова не говоря, внушительно принимался раскуривать сигарету, и каждый понимал: этого парня вопросами лучше не донимать. И только когда из пенат туалета выполз в засаленном махровом халате хозяин, Гришка, похожий на длинного земляного жука с вечно деловым видом и внушительными, громко щёлкающими суставами на его жучиных пальцах, сказал:
– Это ребята, которые не сидят без дела.
Усы соседа воинственно топорщились.
– Спасу от них теперь нет... куда ни зайдёшь, везде теперь либо мародёры, либо мусора.
Неожиданно для себя Игорь почувствовал на Гришку обиду.
– То не мародёры. Это вы мародёры. А те парни, что меня отделали – что-то вроде общественного движения. Партии, у которой есть чёткие взгляды на современную жизнь, и заметь, на то, что же нужно предпринимать в текущей ситуации. Они делают ужасные вещи – с этим я не собираюсь спорить. Но может, эти ужасные вещи приведут к чему-то хорошему в будущем?
Гриша подошёл к Игорю и с грохотом уронил свой тощий зад прямо на пол. Словно любопытные, но трусливые кутята, к ним несмело начали сползаться остальные пьянчужки. Все они молча ждали продолжения. Игорь, не смачивая свои краски водой красноречия, расписал им, как он спасал младенца и как его втаптывали в грязь. Пьянчужки охали и ахали, словно тётушки на званом вечере, посреди которого вдруг раскрылась чья-нибудь личная тайна.
– Не повезло тебе, друг, что все порядочные люди собрались сейчас здесь, – воскликнул кто-то. Следом, конечно же, раздался горестный перезвон бокалов.
Гриша, большой любитель порассуждать на отвлечённые темы, сказал:
– Порядочность – она не такая. Кусает, только если в ответ, да и то не всегда. Любит свой тёплый угол. Если ты причисляешь себя к порядочным, то сиди дома от греха. А знаешь, почему?
– Почему? – послушно переспросил Игорь.
Гришкин палец назидательно продырявил воздух.
– Ты хоть раз слышал, чтобы один человек заразил другого порядочностью? Вот то-то и оно! Вот мы – свинтили ящик коньяка. А кому от этого плохо стало? Абдулла, который тем магазинчиком владеет, живёт на Зубчаниновке, то есть ему через целый город ехать, чтобы вывезти своё добро. У него таких магазинов в одной Зубчаниновке – три штуки! И зачем, спрашивается, он сюда поедет? Вот мы и реквизировали добро, чтобы не пропадало. Я, если хочешь знать, записочку ему оставил под прилавком – мол, такой-то такой-то арендовал ящик «Командирского» с целью растравить душу и провести время. Денег не оставляю – украдут, да и курс сейчас непонятно какой у коньяка к рублю, а вот адресок – пожалуйста. Только, пожалуйста, не присылай своих чернявых мордоворотов, а приходи сам – разойдёмся по-доброму. Конец цитаты... С другой стороны, сволочизм и подлость любит компанию. Они распространяются от человека к человеку как грипп. Они стремятся собрать своих сторонников вместе как можно большим числом, натравить их на то или на это.
– Это всё глубинные инстинкты человеческие, – прибавил Гришин приятель. Звали его не то Андрей, не то Алексей – Игорь так и не запомнил. Запомнил фамилию – просто потому, что её трудно было не запомнить. Люди с фамилией «Героический» встречаются не каждый день. Внешность у него была типичного теоретика, теоретика жизни, если уж на то пошло – закрывающая лоб чёлка, близорукий взгляд, невыразительное лицо, выражение на котором не поменялось даже когда он начал понимать вместе со всеми остальными, что всё-таки произошло.
– Они нам, человекам, вообще-то, выживать помогают, – продолжал Андрей, либо Алексей, взяв назидательную интонацию. Игорь подумал, что он, возможно, ещё и поэт. – Вообще-то, к сведению, только такие люди, наглые люди, люди, которые не думают и ни с кем не советуются, берут и меняют мир так, как им нравится.
– Что меняют? – переспросил Игорь.
– Всё меняют, – безапелляционно заявил Героический. Он был тощим, с грязью за ушами и под ногтями, с проглядывающими сквозь тонкую рубашку рёбрами, и в общем вызывал почти осязаемое отвращение.
– Мы динозавры, а это наш астероид, – выдал неловкое сравнение Гриша.
– По-вашему, – Игорь уже ничего не понимал, – лучше порядочное безделье, чем, если кто-то умный (в уме румынского вампира он отчего-то даже не думал сомневаться) захочет что-то сделать? Что-то, что может показаться вчерашнему человеку дикостью или даже жестокостью? Люди же тогда просто перемрут... или же их вывезут на плечах те, кто не боялся делать другим людям больно. Тебе – вот тебе, Гришка! – не стыдно будет въехать в новый мир на шее у истеричной бабы с ножом, которая резала младенцев?
Распалившись, Игорь вскочил. Лицо его горело. Гриша только грустно покачал головой.
– Скорее всего, я никуда не въеду. Если так дальше пойдет, и никто по-настоящему умный и смелый ничего не придумает, эта квартира станет одним большим склепом для всех, кто в ней находится. Во всяком случае, мы умрём не трезвыми.
– А я нет, – Игорь задыхался. Стены, казалось, пульсировали – то придвигались, то отдалялись. Было странно видеть, как держатся на них картины – заключённая в пластиковые рамки безвкусная мазня – и кактусы в горшочках на подоконнике. – Я хочу умереть, попытавшись что-то сделать. Вернее, я вовсе не хочу умирать, но если вдруг придётся...
– Смотри не подхвати грипп, – сказал Гриша.
– Да пошёл ты, – сказал Игорь.
Он хотел уйти, по-девчачьи хлопнув дверью, но здесь ещё оставалась выпивка. В конце концов, что он теряет, участвуя в заседании порядочных людей? В их обществе хотя бы можно спать, не опасаясь, что тебе попытаются обчистить карманы или просто наступить на голову.
К своей квартире Игорь подполз только следующим утром. Он боялся, и больше всего, наверное, боялся увидеть жену в той же позе что и накануне – на остывшей постели, подтянувшей, насколько это возможно, колени к подбородку. Внезапно что-то схватило его за горло и сжало, так, что он едва мог дышать. Ленка... тебе нельзя впадать в уныние или тем более изнурять себя голодом. У нас же будет сын! Ключ в руках прыгал так, что его никак не получалось вставить в замочную скважину, и Игорь готов был уже завопить от отчаяния, когда кто-то открыл замок с той стороны, и впереди Ленки перед Игорем возникла её брезгливая, подозрительная гримаса. Как всегда, когда он возвращался откуда-нибудь после затяжной пьянки. Некоторые вещи не меняются, и сейчас Игорь был до ужаса этому рад.
– Ну, что с тобой на этот раз случилось? – спросила она, пропуская его внутрь. Обогнала, пока он пытался на ходу стащить ботинки, и проследовала на кухню, неся впереди себя живот. Оттуда доносились восхитительные ароматы. Это был её способ привести себя в чувство: Ленка занималась рутинными делами, вроде готовки и уборки, и тем самым немного уменьшала газ в своём сердце. И сейчас она была похожа именно на шарик, наполненный газом.
– Да так, спасал жизни... Как твоё пузо? – неуклюже спросил Игорь. Если бы у него был хвост, он бы неуклюже попытался им повилять. – Всё ещё пышет жаром?
– Моя голова им пышет. Но я прикладывала лёд и успокоилась. Знаешь, какого рода лёд?
– Ну, наверное, из морозильника.
– Не угадал. Лёд понимания. Прости мне эти ублюдские метафизические термины, но по-другому и не скажешь. Я осознала... донесла до себя, что всё, что пишут в этих дурацких психологических книжках феминистически настроенные домохозяйки – правда. Что женщины на самом деле сильнее мужиков, и любая экстремальная ситуация уничтожит вас, оставив только женщин. Вы – вымирающий вид. Вы не умеете адаптироваться к изменяющемуся миру.
– Только сегодня видел группу таких... адаптировавшихся... или подожди, это было вчера? – пробурчал Игорь. – Мужиков там было много. Мне они не понравились.
– Вот видишь? – Ленка победно упёрла в бока кулаки. – Кто-то способен, а ты нет. Не расстраивайся, таких как ты – абсолютное большинство. Поэтому будущее за матриархатом. Вас нужно держать в загоне и использовать только как племенных жеребцов.
– Я буду твоим племенным жеребцом, – покорно сказал Игорь. – Где мой загон?
– Ха! – победно вскричала Ленка. – Хрен тебе, а не «моим»! Тобой будут пользоваться все, кто пожелает. Твой генотип будет вывешен на дверях загона, что-то вроде: «самец, целыми днями пялится на тёлек, не общается с сыном, но здоровый как чёрт, и дед до девяноста дожил – наследственность хорошая». И я буду пускать всех – всех! – кто сочтёт тебя полезным.
Кажется, эта идея слегка остудила её пыл. Поглаживая себя по животу, Ленка задумалась, а потом сказала:
– Хотя в нынешней ситуации это идея не такая уж хорошая. Если все дети будут такими как сейчас, никто не захочет их заводить. Всё катится в тартарары. Мы вымрем все, как динозавры. Малыши ведь, наверное, ничего не едят там... где бы они сейчас не находились. Кто им готовит?
Она примостилась на краешек стола. В уголке глаз медленно наливались соком слёзы. Игорь подошёл и сорвал их, как гроздья винограда. Попробовал на язык. Солёные. Он заключил жену в объятья, и она с готовностью уткнулась носом ему в ключицу.
– Я думаю, мы все тихо умрём здесь, каждый в своей квартире.
– Сегодня ночью мне это уже говорили, – прошептал Игорь. – Я не стал спорить. Но тебе я вот что скажу: мы с тобой не умрём. Они – пускай умирают, но мы с тобой выкарабкаемся. Кем бы ты меня не считала, я не дам тебе и нашему сыну умереть.
И, ощутив в желудке сердитое сопение, робко попросил:
– Дай что-нибудь перекусить, а? Кажется, я не ел целую вечность.
– Я видела нашего пацана, – сказала Ленка, наблюдая как Игорь счищает с костей судака белое мясо.
Она была удивительно спокойна. Игорь чувствовал себя так, будто кто-то ласково подтыкает ему одеяло, а потому не придал особенного значения её словам.
– Кажется, ещё несколько рановато, – сказал он. – Кроме того, мне кажется, что тебе не хватит гибкости вот так извернуться и заглянуть...
– Кирилла. Я видела Кирилла.
Игорь откинулся на спинку стула. Голова кружилась после наполненной излияниями ночи. Рыба была неимоверно вкусной, но в желудке будто бы шла гражданская война.
– Он что, приходил забрать вещи?
Ленка подалась вперёд через стол. Тяжёлые волосы, кое-как заплетённые в косу, были похожи на лошадиный хвост. Округлые черты лица как будто стали угловатыми, а кончик носа побелел от какого-то неведомого напряжения. Игорь застыл на долгую секунду: он вдруг понял, чего стоило ей легко и размеренно дышать и не поддаваться панической жажде деятельности.
– Я видела его в интернете, – очень спокойно сказала Ленка. – Я ждала тебя, стараясь не думать о нём и ничего не предпринимать. Знаешь, что он делает? Он ворует младенцев.
Интернет, как ни странно, всё ещё работал. Возможно, он держался на вере некоторых людей в то, что такая вещь берётся ниоткуда – просто появляется в их компьютерах как паутина, которую вроде бы никто не плетёт. Не просто же так она называется «всемирная паутина»... нет, серьёзно, так и есть.
Игорь вдруг почувствовал некую торжественность. Казалось, над головой вот-вот зазвучат фанфары. Он заставил своё непослушное тело выпрямиться; мышцы ныли и отзывались так, будто их заполнили ртутью или залили густым, вязким оловом. Помассировал синяки на лице, чтобы привести в чувство мозги.
– Зачем? Он что, убивал их?
– Нет, как тебе такое в голову могло прийти! Ну, в смысле, я понятия не имею. Просто крал. Иди сюда, посмотри сам.
На ноутбуке у Ленки уже был открыт ютуб. Видео с камеры видеонаблюдения, на котором была запечатлена чужая квартира. Детская комната – минимум мебели, кровать с бортиками, яркие обои с мультяшками – в такой обстановке легко повредиться умом и начать разговаривать со стенами. Люди-то в большинстве своём серые как мышки. Хотя, если они растят юного аутиста-гения, подход вполне оправдан. Игорь знал, что многие родители сейчас ставят камеры в спальнях своих чад. Теленяня, что ли, называется... главное, чтобы это дерьмо убрали из твоей комнаты до того, как ты начнёшь лимонить письку – так считал Игорь. Они с Ленкой были приверженцами старинного как мир способа, полного примет и суеверий: например, если ребёнок затих и довольно долго из комнаты не доносится ни звука, значит всё далеко от идеального положения дел.
Малышу, похоже, едва исполнилось полгода – Игорь заметил его не сразу. Он лежал в кровати полностью раздетый и походил на чью-то злую шутку, пластиковую куклу величайшего человеческого подобия. Кажется, если разрешение у камеры было бы лучше, Игорь разглядел бы швы на месте стыков ручек и ножек с телом. Он лежал совершенно неподвижно, нелепо, как это бывает у детей, растопырив конечности, и как будто бы спал. Но Игорь знал, что глаза его открыты, а рот изогнут в слабой улыбке. Здесь же, на кресле, сидела и читала книгу с видом заточённой в башню девицы простоватая женщина средних лет с забранными в косу волосами и большими ладонями. Когда она поднимала взгляд на ребёнка, то начинала походить на затравленное животное.
Но вот она встала, отложила книгу и вышла. Камера звук не передавала, и Ленка сказала, что это, должно быть, постучали в дверь.
– Сейчас будет, – зашептала она.
И действительно, в области обзора камеры вдруг появился мальчишка. Игорь с трудом узнал сына. Плечи его, всегда стремящиеся вверх, будто две ракеты, раздираемые духом соперничества, теперь безмятежно покоились там, где им положено. Снег в волосах, кажется, даже не начал таять: будто не человек, а призрак прошёл там, по ту сторону экрана, оставляя мокрые следы. Рука Ленки подползла к руке Игоря и обхватила её, заставив его вздрогнуть. Лицо мальчика едва различимо, и всё же оба они точно знали каким-то неуловимым родительским чувством, что это Кирилл. Мальчик поднял на руки младенца, споро укутал его в лежащую здесь же простыню. Женщина застыла за его спиной, в дверях, как гигантский столб дыма, обретший вдруг твёрдую текстуру. Кажется, она никак не могла решить, то ли схватить своими огромными ладонями незнакомого мальчишку, то ли грохнуться в обморок. Так ничего и не придумав, она опустилась на диван, в то время как Кирилл повернулся и вышел с малышом на руках. Его появление на экране казалось лоскутом сна, залепившем прореху в измученном сознании.
– Кто это? – спросил Игорь, не вынимая вилку изо рта. – Мать?
– Нянька. Соседка. Её попросили присмотреть за ребёнком.
– А куда, интересно, делись родители? – спросил Игорь.
Возмущение в голосе было настолько искренним, что Ленка взглянула на него с удивлением.
– Откуда я знаю? Может, думали как добыть средства к существованию. Кто-то, знаешь ли, сейчас этим озабочен.
– Куда он его понёс?
Ленка показала на описание видео, заголовок которого гласил: «Подросток похищает младенца».
– Никто не знает. Его пока не смогли найти. Но подобных видео сотни. Тысячи. Я просматривала их одно за одним, пока не наткнулась на Кирилла. На них всех примерно одно и то же – дети постарше – с подростками они, конечно, загнули, Кирюхе всего-то восемь, – молча берут на руки младенцев и тех, кто не может ходить самостоятельно, и уносят. Ни слова не говоря. Если их хотят остановить, то пытаются снова и снова с тупым упорством. Там есть такое... какой-то озверевший отец проломил незнакомому ребёнку голову. В комментариях пишут, что он потом повесился.
– Тебе нельзя такое смотреть.
– Однако я смотрела. А ещё, гляди-ка, есть такие кадры.
Она пощёлкала по вкладкам браузера и продемонстрировала Игорю нечто, отчего у него в животе вдруг начали копошиться пауки.
– Это началось со вчерашнего вечера, почти повсеместно и одновременно. Они стучатся, звонят в двери, влезают в окна первого этажа или забираются по пожарной лестнице. Смотри. Это частный дом, не в Самаре, нет – где-то во Владивостоке. Фотографии вчерашние. У мужика дома двое младенцев-близнецов, и забаррикадировался он достаточно основательно.
Фотограф стоял за баррикадами из перевёрнутого дивана, стола и стульев. В кадре – широкие окна гостиной, а за ними, утопая по колено в снегу, стояли дети примерно Кирюхиного возраста и чуть помладше. Шесть, нет, восемь детей, пол которых определить было сложно из-за одинакового выражения на лицах – выражения холодного, застывшего восторга, которым, бывает, грешат изготовители некоторого реквизита для витрин магазинов одежды. Манекены там выглядят так, как будто открыли для себя платье, которое хотят носить всю жизнь. На каждом из этих детей могло стоять клеймо «made in china», и Игорь бы тому не удивился. Кажется, стёкла прогибались от давления ладоней, а кое-где щёк и носов.
Следующий кадр демонстрировал детей уже внутри – они пробирались через разбитые окна и семенили к баррикадам, словно бросившиеся на врага солдаты-смертники. В изодранной одежде, с оставленными стеклом алыми полосами на открытых участках тела. У кого-то насквозь рассекло щёку.
Лена пролистала ещё несколько картинок – будучи из разных источников, они демонстрировали нечто примерно одинаковое – как будто каждый дверной глазок, каждое окно поменяло свой жанр на «фильм ужасов». Везде были одни и те же лица, словно говорящие: «время вечного счастья наступило! И я могу стоять здесь и ждать вечно. Я не боюсь ни холода, ни голода, ни твоих палок, газовых пистолетов и ножей. А ты – ты можешь сидеть там вечно?»
Где-то, кажется, в Питере сумели отследить детей до их убежища. Это оказалось несложно – учитывая, что стекались они в старинную пожарную часть со всего Васильевского острова, а на Васильевском острове, конечно, хватает любопытных глаз. Коричневое, обветшалое здание напоминало сочную внутренность хвойного дерева. Плоскую, обнесённую ржавой оградой макушку колокольни облюбовали вороны. Там не было никакого снега – в Питере лил дождь, и мокрые, нахохлившиеся птицы казались на фотографиях неприятными клочками сажи.
Здание было заброшено. Вместо стёкол кое-где темнели картонки или листы фанеры. Местные называли «пожарку» гнездом и предлагали установить круглосуточную слежку, зачистить, держаться оттуда подальше, натравить полицию, детских психологов, и прочая, и прочая. Но каланча, похожая на грозящий небесам перст, реяла над ними по-прежнему непреступная.
– Ты доел? Тогда собирайся, – сказала Ленка. Сквозь бумажное бесстрастие пробивалось всегдашняя её нервная деловитость. – Пойдём искать. У наших тоже должно быть где-то такое убежище.
– И где ты думаешь его найти?
Ленка пожала плечами.
– Их может быть много, на самом деле, Самара не такой маленький город.
Она ткнула пальцем в монитор. Её маникюр, прежде безупречный, теперь потрескался и пострадал от зубов.
– Сначала навестим этих горе-родителей... хотя, как я могу их осуждать, когда мы сами ничуть не лучше? Они могут что-то знать. Может, они уже видели гнездо.
По счастью, в описании того видео был указан адрес, жили эти люди совсем недалеко – на углу Кирова и Стара-Загоры, насколько Игорь понял по карте, в новостройке возле скучных озёр, где родители часто гуляют с детьми, а в девяностых периодически находили утопленников.
Ленке было не по себе вне стен дома – она ведь ни разу не выходила на улицу с тех пор, как всё началось. Игорь подумал, что может теперь-то она изменит свои взгляды на его ночные и дневные похождения, поймёт, что отныне выход из дома действительно можно приравнять к подвигу. Но жена, кажется, ни о чём подобном не помышляла. Она смотрела по сторонам, пальцы на локте Игоря холодны как лёд и прочны как сталь. Людей сегодня больше, чем обычно – видно у одних начала кончаться еда, а другие, высидев, возможно, свою решимость, взяли её под контроль и ступили на холодные подъездные ступени, ведущие в реальный мир. Во дворах пилили и рубили деревья. Игорь подумал, что они с женой, возможно, одни из немногих счастливчиков, у которых осталось отопление, вода и газ. Вокруг детей, иногда показывающихся на глаза, тут же на десятки метров возникала зона отчуждения; они же спешили куда-то по своим делам, нимало не заботясь о том, какой эффект производят на окружающих. Также они не заботились и об открытых частях тела – головах, шеях, иногда руках или ногах. Кажется, раз по какой-то причине раздевшись, дети не в состоянии были произвести обратную процедуру. Раны их вызывали сосущее чувство под ложечкой. Иногда они были просто ужасны, и каждый раз их замечая, Ленка бледнела, хоть старалась и не прятать глаза.
– Помнишь тот фильм про зомби? Ну, тот, смешной, где их в конце приручили и поставили служить на благо обществу?
– А, это британцы снимали. У них вечно получается какая-то ерунда.
– Что-то здесь есть... похожее, правда? Они не монстры – они как из другого мира, который вдруг объединился с нами. Мы их пока не понимаем, но может, потом, позже, нам придётся научиться жить вместе? – она вздохнула. – Хотя я бы отдала многое, чтобы всё вновь стало по-старому. Но если вдруг по-старому не будет... у меня сердце сжимается при мысли о том, через какую кровь придётся пройти, прежде чем всё устаканится. Кровь будет точно. Она бывает всегда.
Игорю захотелось её немного приободрить. Он залез на крышу автомобиля, который едва был виден из-под сугроба и, сев на задницу, с воплем съехал вниз, но Лена только грустно на него посмотрела.
Новостройка у озёр производила впечатление чего-то печального, вроде одинокой старости или глинистого берега у реки. Домофон не работал. Как и, похоже, всё остальное. Батареи в подъезде едва-едва теплились, новые пространства уже начал обживать холод, развешивая по стенам свой холодный белый мох и взращивая сталактиты сосулек. Света тоже не было. Заблудившиеся его крохи бродили по лифтовой шахте, а ещё, казалось, там кто-то храпел. Сквозь залепленные снегом окна просовывались белые лучи света солнечного, но они были настолько слабыми, что походили на руки исхудалых детей, что тянутся за едой сквозь решётки клетки. Немного погодя это место превратится в пещеру, в которой будут жить, разве что, дикие звери.
Лена сказала, зябко трогая себя за плечи:
– Я написала им на электронную почту, но никто не ответил. Похоже, здесь дела идут не больно хорошо.
– Может, мы никого и дома не застанем, – сказал Игорь голосом ненавидящего свою работу коммивояжёра из американских фильмов про семидесятые.
Но хозяева были на месте. Дверь их – тучная, массивная и похожая на крышку сейфа – была приоткрыта.
– Привет, – сказала Лена, заглядывая в щель и пытаясь сделать её пошире одними ногтями.
Дверь распахнулась, едва не заехав Ленке по лицу. Игорь успел отдёрнуть её в последний момент. На пороге стоял тощий мужчина в очках и с нервным лицом: разглядеть его удалось далеко не сразу из-за слепящего луча фонаря. Игорь был выше на полголовы и ощутимо шире в плечах, но ему захотелось прямо сейчас закрыть дверь и уйти – хозяин разглядывал их, как ворона может разглядывать червяка. Он был в тёплой куртке и огромных меховых тапочках. Женщина, что выскочила откуда-то из недр тёмного дома, держа перед собой подсвечник с толстой свечой, была, напротив, одета чересчур легко для тёмной пещеры, в которую превратилось жилище. Джинсы, похоже, прежде очень строгие, теперь висели лохмотьями, будто она как заправский, только слегка пьяный йог, ползала по углям. Выше – пухлый вылинявший свитер с горлом.
Там, откуда вышла хозяйка (кажется, это была кухня), что-то горело: красноватые всполохи иногда освещали стены, сразу после этого слышался треск и шипение, какое бывает, когда огонь пытается разгрызть какую-то слишком уж специфическую для него пищу. И – да – в воздухе витал запах гари. Ленка закатила глаза – должно быть, представила, во что у них должны теперь превратиться потолки.
– Я только хотела сказать, что это наш сын унёс вашего малыша, – сказала она.
Женщина, похоже, потеряла дар речи. Она хватала ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег.
– Так, и где же он сейчас? – спросил мужчина. – Ох, что же это я! Где мои манеры? Подождите-ка минуту, я кое-что найду...
Он выключил фонарик и, повернувшись к гостям спиной, принялся обшаривать карманы многочисленной верхней одежды на вешалке.
– Если бы я знала где, мы бы сюда не пришли, или пришли бы с вашим малышом... я, кстати, Лена, а это мой муж Игорь.
Мужчина и не думал представляться. Спина его в свете неверного света свечи (тем более неверного, что свеча в руке его жены ощутимо дрожала) производила, тем не менее, впечатление спины по-настоящему делового человека, топ-менеджера крупной компании, который отворачивается от тебя только чтобы поправить галстук или промокнуть платком нос. Эта спина слегка расслабила Игоря – непозволительная для нынешних времён роскошь.
– Верните его. Верните его, сейчас же! – подала голос женщина и затрясла свечой перед их лицами. Игорь поморщился, учуяв резкий запах ванили. Голос у неё оказался очень звучным, такого типа, который всё время нужно держать в узде. Он, казалось, бесконечно возвышался, перерастая все рамки.
– Если бы мы могли, милая, – сказала Лена. – И мы хотим это сделать, как только узнаем, куда они могли направиться. Слушайте, что я узнала: все эти дети собираются в одном месте. Если бы мы нашли это место...
– Это не такая большая проблема, – подал голос мужчина. – Сейчас мы с вами сядем в мой джип и прокатимся по району.
Он выпрямился, продвигал плечами, а когда повернулся, в руках у него оказалось нечто, что плохо вязалось с гостеприимством и дружелюбием. Пистолет. Не то, чтобы Игорь в них разбирался, но это была большая пижонская хромированная штука, из тех, с которой в компьютерной стрелялке можно пройти, по крайней мере, первых два уровня. Ленка ойкнула и спряталась за спину мужа.
– Сейчас вы, ублюдки, повернётесь и медленно пойдёте по лестнице вниз. Рядом. Я должен видеть обоих.
– А что потом? – спросила Ленка, неосознанно прикрывая ладонями живот.
Подбородок хозяина как будто налился свинцом.
– Не заставляйте меня повторять. Мы сядем в мой джип и поедем на поиски этого осиного гнезда. Давайте, вперёд!
– Мы не виноваты, мужик, – сказал Игорь, чувствуя как в пересохшем горле скребут мыши. – Все они... Все они как будто сошли с ума.
Мужчина просто и безыскусно ткнул стволом в ноздрю Игоря. И он пошёл, взяв за руку Лену и глотая злые сопли. А что ещё оставалось делать?
– Я помогу тебе! – завопила его жена. Причёска её накренилась на одну сторону, словно Пизанская башня. – Мы разыщем нашего сыночка и накажем всех мразей... всякую мразь, которая встанет на нашем пути.
– Оставайся дома, стерва, – не оборачиваясь, бросил ей муж.
– Но Петя! Я не хочу здесь оставаться. Здесь холодно и так одиноко! Ты же знаешь, я верна тебе до смерти, и я тоже хочу разыскивать малыша, и мой дом там, где мой муж и сын, и... я докажу тебе, что это так, несмотря на то, что ты мне говорил! Да, я шлюха, но я верная шлюха! Я твоя шлюха!
Он повторил свои слова, и она бросилась обнимать его за ноги, вопя что-то вроде: «ты или не пойдёшь вообще, или пойдёшь со мной». Игорь обернулся, думая, что самое время что-то предпринять. Чужая семейная драма ему сейчас как раз на руку. Однако дуло пистолета по-прежнему неподвижно смотрело в лицо. У очкарика, несомненно, неплохо получилось бы брать банки.
– Хорошо, Мила. Только не мешайся под ногами.
Она взвыла, победно и радостно, как собака, которую хозяин выпустил из сарая после трёх дней заточения. И все вчетвером они двинулись вниз по лестнице. Игорь с Ленкой шли впереди, держась за руки, как влюблённые или детишки из детского сада, очкарик с женой, прыгающей вокруг как собачонка, следовали за ними.
За углом и в самом деле обнаружился тёмно-красный «Фольксваген Тигуан». Его держали в относительном порядке: снег вокруг убран, тот, что успел нападать на ветровое стекло, чокнутая Мила легко смахнула рукавом свитера – она даже не удосужилась одеться, только влезла в дорогие сапоги из коричневой кожи, чем-то напоминающие о временах дикого запада.
– Залезайте, – Пётр махнул пистолетом. – Ты, дядя, садись вперёд. Водить умеешь? Не обольщайся, свою малышку я тебе не доверю. На пассажирское. Мила, сядешь с этой беременной шалавой сзади. Да смотри, приглядывай за ней хорошенько.
