Текст книги "Комплот детей (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

   – Какого? Специалиста по семейным отношениям?

   Игорь прекрасно видел разворот страницы на коленях мальчика, мог прочитать его так же легко, как надписи на многочисленных постерах на стене. Комиксы лежали кверху ногами и повествовали о похождениях девочки Дороти и её верного пса Тотошки. Для Кирюхи все они ходили как мухи по потолку, кверху тормашками, и изъяснялись сочетаниями незнакомых символов. Строчки убегали прочь, к широкоплечему мужчине в дверях; вытянув шею, он следил за полётом обезьян, которые, набрасываясь на Страшилу и железного дровосека, растаскивали их на части. Эта картина настолько поразила Игоря, что вряд ли он сейчас смог бы сделать даже шаг.

   Сам он книгами, мягко говоря, не увлекался. Считая их занятием для женщин и детей, он подчас очень удивлялся, когда слышал, что большая часть этих кирпичиков с вдохновляющими заголовками создана мужчинами. Он оставался приверженцем сюжетов, рассказывающих историю микроволновки и стиральной машины, инструкций, в деталях показывающих из чего состоит велосипедная каретка и как она дошла до такой, скрипучей во всех отношениях, жизни. Только такие книги Игорь признавал.

   Лена повернулась к Игорю и смотрела с испуганным выражением на лице, которое вот-вот готово было рухнуть в бездны паники. Кто бы смог предположить, что бы произошло тогда? Голова Кирилла могла лопнуть ворохом разноцветных конфетти. Осыпаться осколками на раскрытые страницы. Почему бы и нет?

   Мальчик вдруг встал, мягко отстранив мать. Книга сползла на пол, закрылась, заставив Игоря моргнуть: в его взгляде вновь появилась осмысленность. На обложке красовалось поле огромных, как солнца, маков, между которыми брели герои... казалось, растения качаются, уворачиваясь от столь же гигантских пчёл.

   – Куда ты? – взвыла Ленка.

   Кирилл не ответил. Он прошёл мимо отца и исчез в зале. Было слышно, как там шелестят занавески, будто их пропускают между пальцев снова и снова. Лена была уже там: её увещевательный тон гремел военными барабанами. Слова проплывали мимо как гружёные углём корабли. Игорь не обращал на них внимания. Он не мог сдвинуться с места.

   Когда сын проходил мимо, их руки соприкоснулись, и Игорь вздрогнул. Он готов был обозвать себя чересчур впечатлительной девочкой, но при этом мог бы поклясться, что руку обожгло как горячими углями. Так и есть: кожа там покраснела, будто от чесотки; казалось, ещё немного – и она вздуется волдырями.

   Прошло немного времени. Игорь и Лена наблюдали за сыном, как за только что купленным хомяком. У них в квартире будто поселилось некое эфимерное существо, состоящее из горячего пара и двух огромных стеклянных глаз, которые поворачивались в орбитах так, будто следили за чем-то невидимым. Оно бродило из комнаты в комнату, окунало бледные пальцы в любую поверхность, как в воду. Знакомые вещи кочевали на этих ладонях с места на место – он брал их и ставил очень аккуратно, успевая быстро, мимоходом, но очень внимательно рассмотреть. Керамический совёнок-солонка взгромоздился на цветочный горшок, компьютерная мышка укрылась в кастрюле, к стенкам которой пристала со вчерашнего вечера гречневая каша. Одна из хитрых деталей велосипедного механизма, которые Игорь приносил в карманах, спряталась в маминой подушке. Казалось, любую из этих вещей Кирилл легко может поставить на стену, на покатую поверхность туалетного бачка, а если залезет перед этим на табуретку, то и на потолок; и только некое шестое чувство, смутная догадка о земном притяжении не позволяли ему этого сделать.

   Ленка уже взяла себя в руки, Игорь же чувствовал себя так, будто плавает в очень солёном и очень горячем море. Он повторил шутку про семейного психотерапевта, забыв, что она уже потеряла свежесть.

   – Мы не в Америке, Гошик. Сами разберёмся.

   Прижимая трубку к уху, она куда-то звонила. Игорь нахмурился, когда, заглянув в газету в руках жены, понял, что на том конце провода действительно частная психотерапевтическая служба.

   – Скажешь им, что сын видел нашу семейную ссору?

   Лена бросила на него укоряющий взгляд.

   – Скажу, Гошик. Но не бойся, мамку твою они не отнимут. Мамка имеет свою голову на плечах и способна дать отпор любому вежливому психиатру, который захочет уничтожить наш семейный покой. А если он будет настаивать, ты просто набьёшь ему морду. Прямо как мне. Ведь правда?

   Этот укол Игорь предпочёл пропустить. Он бы, конечно, предпочёл, чтобы уколы были вещественными, а не словесными. Да хоть прямыми в челюсть, в самом деле! Он вполне их заслужил.

   – Может, это просто жар?

   – Я померила ему температуру, пока ты наматывал на кулак сопли. Тридцать шесть и семь, всё в пределах нормы. Но в поликлинику на всякий случай тоже позвонила. Сказали, что педиатр подойдёт к вечеру. Слишком много сегодня вызовов.

   Игорь потёр обожжённое запястье. Красноты там уже не было, волдыри так и не вскочили. Но всё же. Всё же...

   – Тогда я, наверное, пойду в сервис. Ты же знаешь, как я не люблю врачей. Мужчина должен зарабатывать деньги, и всё такое.

   Лена не стала говорить что-то вроде: «ты мог бы взять выходной», она нетерпеливо махнула рукой, мол – иди давай – и Игорь вдруг почувствовал обиду. Лицо женщины выражало крайнюю степень озабоченности, жилка на шее трепетала. Ссадина на щеке казалась росчерком нагретого металла в темноте. Какая же она сейчас красивая!

   – Держи меня в курсе, – сказал Игорь и вышел, хлопнув дверью.

   В подъезде он долго стоял, наблюдая, как из-под носа вырывается еле заметное облачко пара. Что бы ни случилось с пацаном, это случилось в момент, когда костяшки руки отца коснулись щеки матери. Внезапно Игорь подумал, что Кирилл каким-то образом знал, что отец оставит их с матерью в трудный момент. Хлопнет дверью, скажет: «держи меня в курсе» или что-то в этом роде, и преспокойно, как будто бы ничего не случилось, пойдёт на работу. Пацан просто смертельно обиделся, вот и все его проблемы. Педиатр тут не поможет. Поможет только хороший подзатыльник, или...

   У Игоря закружилась голова. Он внезапно вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел. По дороге, на углу Димитрова и Московского шоссе торгуют прекрасной шаурмой. Как один мужчина может понять другого, если первый, тот, что помладше, жрёт как комар? Простая, вкусная, жирная пища – вот то единственное, что объединяет мужчин по всему миру. Ну, и ещё выпивка, но малой не дорос пока даже до пива. Может, в будущем они отлично поладят, пропуская по кружечке каждый вечер... в будущем – но не сейчас. Сейчас он, Игорь, должен тащить на себе эту неспособность поладить с сыном в одиночку.

   Игорь нажал на кнопку вызова лифта и не отпускал до тех пор, пока двери не разъехались. Внутри его ждала прекрасная компания: Семён Владимирович с девятого этажа, потный усатый мужик с вечно багровой шеей и не выдерживающей давление живота рубахой. Сейчас, зимой, живот напирал на куртку, наверное, пятьдесят второго размера, делая её похожей на хорошо накачанный мяч. Жена всегда покупала Семёну Владимировичу одежду на пару размеров меньше в надежде, что он сядет на диету. Игорь сам видел, как сосед недели две назад относил эту самую куртку в ремонт – молния лопнула, не выдержав напора, а Семён Владимирович не лопнул – всё ещё держится и поглощает в немеренных количествах свиные рёбра. Игорь был страшно рад соседству. Вот уж кто непременно поймёт и, возможно, даже успеет выслушать за секунды, остающиеся до выхода...

   Он открыл рот чтобы поздороваться, и только тут понял – случилось что-то серьёзное. Шея здоровяка была как снег, а взгляд... взгляд – натурально бешеный.

   – Владимирович... ты в порядке? Что? Сердце?

   Игорь сорвал шапку и стал торопливо нагонять воздуха в лицо соседа, но тот отстранил руку с головным убором.

   – Нет, Игорёк. Всё кончено. Иринка...

   Ага, значит, дочь. Ох уж эти детки. Какие-то проблемы. Серьёзные? Игорь вгляделся в лицо Семёна и понял: серьёзнее некуда.

   – Она погибла. Выбросилась из окна сегодня ночью, пока мы... пока нас не было дома. Разбилась насмерть. Сейчас едем в морг.

   – Хочешь, напьёмся? – спросил Игорь, шевеля пересохшими губами, но Семён Владимирович, дыша так, как будто у него в животе огромный износившийся уже порядком паровой механизм, вышел из лифта.

   Игорю расхотелось куда-то идти, но он, стиснув зубы, пошёл. У подъезда, конечно же, толпа народу. Бабки, которых выносит из жилого дома при любом мало-мальски значимом событии, подобно дерьму из прорванной канализации. Плачущие родственники, возможно, какие-то официальные лица, расхаживающие, подоткнув в карманы руки и под мышки чёрные планшетки, с подозрением вглядывающиеся в каждого встречного. «Мужчина, позвольте и вам пару вопросов? Не слышали ли чего подозрительного?» Чуть не ляпнул: «Не знаю, я с женой ссорился, с беременной, влепил ей пару пощёчин...» Игорь зажмурился яркому, отражающемуся от снега солнцу. Наибольшим сюрпризом стала почти такая же толпа у подъезда дома напротив. Таджик-дворник со смуглым, непроницаемым лицом под оранжевой шапкой, ворошил на пятачке газона снег, словно не слишком представляя, что с ним делать. Приглядевшись, Игорь увидел красные пятна.

   – Такие молоденькие...

   – Бедняжки... и родителей жалко...

   – Я слыхала, в сто пятьдесят четвёртом вроде парень себя зарезал... может, это они друг из-за друга? Любовный треугольник это называется, как в сериале.

   – А я знаю, что...

   Гул голосов звучал странно, будто доносился из шахты вентиляции. Игорь немного потолкался, махнул участковому, который всё равно стоял к нему спиной, и, подняв воротник пальто, исчез за углом.

   На работу Игорь ходил пешком. У него не было машины, да и до сервиса не так далеко, а пешие походы успешно заменяли фитнес-клуб и походы в лес на лыжах. На улице было неожиданно тихо. На шоссе, там, где обычно в это время стояли в пробках на всех трёх полосах автомобили со злыми скучающими водителями, сейчас со свистом проносились редкие, как кометы, машины. Игорь поборол искушение протереть глаза. Как на севере во время одной из беспокойных белых ночей, которые всем там давно уже опостылели и которыми не устают восхищаться туристы и заезжие поэты.

   Игорь свернул на нужном перекрёстке, перешёл дорогу, рассеянно поправил шарф, взглянув на своё отражение в витрине продуктового магазина. Зачем-то оторвал лепесток с номером телефона с объявления «Продаётся гараж». Зашёл во дворы, всегда шумные, крикливые (из-за футбольного поля, окружённого шестью жилыми домами – места тусовок местной молодёжи, которое зимой превращалось в каток), сопровождаемый воем и лаем собак, спустился в неприметный подвал одного из домов под вывеску «Ремонт спорт-инвернтаря».

   Дверь оказалась закрыта. Игорь постучал ногой, обивая снизу наледь, выругался. Ключи у него были, но почти всегда оставались дома: коллеги не могли назвать мастера ранней пташкой. Обычно он с порога погружался в запах свежесваренного кофе вперемежку с запахом смазки, в болтовню Машки-приёмшицы с кем-то из подмастерий, стрекот цепей, которые прочищали от грязи.

   Ладно хоть мобильник сегодня дома не оставил... так, что тут у нас? Пришло сообщение: «нагрузки на сеть... бла-бла-бла... возможны перебои связи», одно из тех, что рассылались абонентам в дни крупных праздников. До Машки, полноватой девицы с двумя косичками в стиле Астерикса и Обеликса, всегда пунктуальной и приветливой, Игорь не дозвонился, Вадим же взял трубку почти сразу.

   – Шеф, – зашептал он. – Я попался.

   Парень казался крайне возбуждённым.

   Игорь сказал:

   – Оправдает тебя только одно: ты попался в охотничий капкан, и сейчас сидишь посреди тайги и ждёшь помощи.

   Вадим учился в школе, но был заядлым прогульщиком. Кроме того, он был заядлым велолюбителем. Игорь рискнул взять его работать посменно – и свою смену он ни разу не пропустил... до сегодняшнего дня. Родители, похоже, отчаялись перевоспитать мальчишку или просто смирились: приносит домой деньги, и ладно. У Вадима были золотые руки, кроме того, он был деятельным, как сквозняк, что врывается в раскрытую форточку и мечется по помещению, внося собственные коррективы в сиюминутные планы его хозяев. Это был хороший, добрый ветер. Созидательный. Велосипедами он просто бредил – по собственным словам, в детстве, за одно лето притащив со свалки три разноразмерных агрегата, мальчишка собрал один успешно функционирующий со всеми «вкусностями» – ободные тормоза, пусть и тросиковые, но вполне добротные, два десятка скоростей, педали-"топталки" (от разных велосипедов), и прочая, и прочая.

   – Ше-еф, – протянул Вадим и засмеялся. Игорь едва удержался от того, чтобы не сбросить звонок. Пьяный он, что ли? – Я тебя почти не слышу. Этот шум в голове... они заперли меня и врубили помехи. Страшный шум. Как будто от испорченного радио, только вот... радио никакого нет. Удивительно, что я услышал твой звонок. Я не могу выйти. Не могу, понимаете? Не могу. Я заперт. Предки думают, что я сошёл с ума.

   Он внезапно всхлипнул. Игорь быстро произнёс:

   – Ладно, я понял. Ты болеешь. Отдыхай. Приходи послезавтра... или как поправишься.

   Палец вдавил в аппарат кнопку сброса вызова. А Маша? До неё по-прежнему не дозвониться.

   Игорь внезапно вспомнил, что у неё маленький ребёнок. Неизвестно с чего – просто вспомнил, и всё. Наверное, приболел, вот и осталась Машка дома. Но можно было, в конце концов, позвонить. Интересно, а как её муж? Пошёл ли сегодня на работу? Помнится, Маша говорила, что тот в сыне души не чает – заливалась прямо соловьём, а Игорь изображал сурового начальника и рявкал на неё: «Машка! Распелась, разбойница... вон, у тебя бумаги на столе лежат не разобранные, а ещё нужно приёмные листки на завтра подготовить».

   Так и живём.

   Игорь пнул напоследок дверь и пошёл домой.

   Что-то происходило. Пока неуловимое, оно щеглами носилось в воздухе и пучилось над лучистым, играющим в окнах многоэтажек, солнцем очертаниями тяжёлых, тёмных туч. Проходя мимо автобусной остановки, Игорь спросил у скучающих, подмёрзших граждан:

   – Давно нету транспорта?

   – Чёрт-те-чё, – буркнул мужик с сосульками в бороде. – Газельки вообще не ходят. Вот так вот, ругаемся на чурок, что заполонили всё, а исчезнут все – что мы будем делать? Мы тут, братец, все на таджикской игле сидим.

   Он подумал, и прибавил нелицеприятное слово. Парень лет двадцати рядом приплясывал, запихав руки в карманы. В ушах – нитки плеера, музыка грохотала так, что её слышно даже за несколько метров. Сумка на ремне через плечо расстёгнута, оттуда торчат какие-то бумажки, так, будто их просто сгребли в охапку и запихали как ворох листьев в мешок. Из-под ворота куртки совсем уж неряшливо выглядывает воротник рубахи.

   Игорь дотронулся до локтя парня, показал ему на расстёгнутую сумку, но добился только пустого, почти кошачьего взгляда. Мимо пронеслась жёлтая скорая помощь. На кольце кто-то в кого-то вмазался, и теперь там, как цветки кувшинок на спокойном полотне пруда, расцветали истерические вопли.

   – Бесполёзно, – пробурчал бородач. – Уже пытался ему объяснить... молодёжь – она такая. Заткнёт уши и ходит, как шпалой ударенная.

   Игорь пошёл дальше, думая, что, если бы привычный мир вдруг в одночасье сошёл с ума, вряд ли подавляющее большинство людей это заметили. С утра стылые глотки подъездов точно так же отрыгнули бы толпы сонных потенциальных работников и работодателей. Если бы солнце вдруг не взошло, они бы заметили это только во время ленча, бросив задумчивый взгляд в так и не посветлевшее окно. Если бы все дороги внезапно стали трещинами к земному ядру, всё равно кто-то бы торчал на автобусной остановке. Рука сама потянулась к мобильнику, набрала в браузере: «Что происходит?» Так... «Со мною вот что происходит» – это кино. А ты что думал – ответ на все вопросы?

   Игорь почувствовал на губах холодную усмешку. Домой не хотелось, но смутное беспокойство заставляло его переставлять ноги всё быстрее.

   «Что происходит на Украине?» «Что происходит с моим ребёнком?»

   Чертовщина какая-то. Так и не открыв ни одну ссылку, Игорь убрал мобильник в карман и свернул за угол на тропинку между домами.

   Его грубо оттолкнули. Пытаясь удержаться на льду, Игорь выпростал руки из карманов. Грязный подросток в съехавшей на бок шапке стоял и каким-то детским, недоумённым взглядом из-под очков глядел на Игоря, который в свою очередь растерянно поправлял шапку. Судя по лицу незнакомцу лет пятнадцать-шестнадцать. Из губы, не то прокушенной, не то разбитой, струилась кровь, собиралась каплями в жидком пушке на подбородке. Куртка расстёгнута, концы шарфа полощутся на ветру. Свитер весь в снегу, в какой-то застывшей жидкости – Игорю подумалось, что это может быть слюна.

   – Заткнись, – выкрикнул парень, и швырнул в Игоря хурмой. Подмёрзший плод с громким шлепком влетел мужчине в живот и скатился на снег.

   Рука нырнула в карман и спустя мгновение явила пред очи Игоря ещё один фрукт. Этим парень не захотел делиться, а сунул его в рот и попытался надкусить. Игорь видел, что хурма твёрдая как камень: такие гладкие увесистые булыжники он видел в дни своей юности на Байкале, когда они с друзьями сорвались в безумное путешествие по стране на полуразвалившемся уазике.

   И подобно камню замёрзшая хурма легко одолела кость. Зубы захрустели, с новой силой потекла кровь (на этот раз изо рта), и юноша продемонстрировал Игорю окровавленную ухмылку. Нескольких передних зубов у него не было – они торчали из оранжевого бока фрукта, как будто тот захотел отомстить за путешествие из тёплой страны в локальный российский, ледниковый период, и сам отрастил зубы, имея целью укусить первого, до кого дотянется.

   Игорь потерял дар речи.

   – Замолкни, – прошипел парень. У него получилось «заволфни». – Иди кува фол. Я фебя не флыфу.

   Он размахнулся, и очередной плод эбенового дерева отправился в полёт. На этот раз Игорь был готов. Он отбил хурму, однако растерянные, заторможенные мысли не дали ему среагировать на последовавшую атаку. Хурма у паренька кончилась. Зажав между ладоней собственную голову, будто хотел оторвать её и бросить, парень бросился вперёд. Удар в подбородок смягчила шапка, которая всё ещё каким-то чудом цеплялась за волосы нападавшего. Игорь отшатнулся, сделал шаг влево и ударил просто и безыскусно в подставленное ухо. Подросток рухнул, как подрубленный, и больше не пошевелился.

   Вытянув шею, Игорь разглядывал спину недавнего соперника. В груди шумно ухало, по затылку пробегал холодок. Он хотел бы с чистой совестью обозвать этого придурка наркоманом, вызвать скорую и пойти дальше, но что-то смущало. Одежда, пусть и грязная, но не дешёвая. Хорошая обувь на толстой подошве. Очки эти, опять же... больше всего парень походил на свихнувшегося за решением формул ботаника, чем на бомжа и юного беспредельщика.

   Изо рта мальчишки струилась кровь; снег пузырился и таял с тихим шипением. Лапка очков погнулась, вылезла из-за уха и ногой мёртвого кузнечика смотрела вертикально вверх. Где-то кричали, но, оглядевшись по сторонам, Игорь не увидел свидетелей. Он достал телефон, набрал «02», потом сбросил и набрал «03». Потом снова «02», потому что в скорой никто не ответил.

   После того как автоответчик в третий раз сообщил, что все операторы заняты и попросил оставаться на линии, Игорь сунул мобильник в карман и побежал. Растолкал людей у подъезда, которых стало только больше (участкового, однако, нигде не было видно), взлетел по лестнице, не дожидаясь лифта, ворвался в квартиру, кашляя и роняя с рукавов пальто хлопья снега. В прихожей за спиной разваливалась стойка с обувью, о которую он споткнулся.

   – Что случилось? – спросила Лена, выглянув из зала.

   – У вас всё в порядке?

   – Врач не приехал. Позвонили из поликлиники, сказали, что слишком много заявок на сегодня, возможно, подойдут только послезавтра. А в детской психиатрии не отвечают.

   Она выглядела... нет, не расстроенной, но до крайности растерянной. Игорь почувствовал, как в животе всё сильнее ворочается что-то нехорошее.

   – Как Кирюха?

   Взгляд сделался осуждающим. Она пожала плечами.

   – Всё так же... постой-ка. А с тобой чего?

   Игорь пощупал подбородок. Ссадина.

   – Да так, споткнулся. В порыве самобичевания растянулся на льду, и это немного... – Игорь проделал вращательные движения пальцем возле виска, – вправило мозги. Послушай, не стоило мне поднимать на тебя руку. Я готов пойти прямо сейчас на кухню и отрезать её ножом для мяса. Только ведь проблема не в руке. Рука – только разносчик, курьер... знаешь, как курьер по доставке пиццы? В общем, такого никогда не повторится. И... я рад, что с вами всё в порядке.

   Ленка стояла, по своей новой привычке опустив испачканные в муке руки на живот. Одета в потёртые джинсы, подчёркивающие умопомрачительные икры, топ и белый передник с кружевами по краям. Волосы забраны в высокий хвост, а возле рта – озабоченная складка. Но...

   Не разуваясь и оставляя за собой мокрые следы, Игорь прошёл по коридору и заключил её в объятья.

   Глаза её немного потеплели. Или показалось? Игорь весь обратился в слух и попытался уловить голос той лодки, что отчаянно скрипела минувшей ночью. Сейчас он готов был поплевать на руки и взяться за долгую кропотливую работу – той заплатки, которую он поставил сейчас, явно недостаточно.

   – Постарайся его полюбить, – прошептала она, прижимаясь щекой к пуговице прямо под воротником. – Полюби его, пожалуйста. Мне не хватает только этого.

   Глава 3. Хождение кругами.

   Первые полчаса Игорь и Лена были почти счастливы.

   Потом крупицы информации, как почуявшие тухлятину мухи, начали слетаться в квартиру номер двести девяносто восемь, в двести двадцать пятом доме по Ново-Вокзальной улице. У Игоря было такое чувство, будто что-то, что ты долго и упорно не замечаешь, собирается постучать в стекло.

   Поколебавшись, он рассказал о встрече с чокнутым подростком. Эта тропинка была прекрасно видна из окна возле лифта, на лестничной площадке, и Игорь, вышедший выбросить мусор в мусоропровод, увидел, как парень бредёт по ней, пошатываясь и размахивая руками. Кажется, он что-то кричал: нижняя челюсть беспрестанно двигалась, но нет таких звуков с улицы, которые можно расслышать сквозь урчание мусоропровода и заблудившегося в лифтовой шахте эха. Очков на нём не было: наверное, остались лежать там, посреди кровавого пятна.

   – По телевизору городят какую-то чушь. Мол, за ночь в городе покончило с собой несколько тысяч человек. Говорят о коллективном самоубийстве и что виновата какая-то секта. – Лена говорила с таким возмущением, будто эти события призваны были разрушить её, именно её душевный покой. – Там прямо паника. Вроде, есть даже кто-то из нашего дома.

   – Иринка, – сказал Игорь, – Филиппова. Встретил Семёныча в лифте – белый, как снег.

   – Господи.

   Ленка начала креститься, но остановилась на полдороге, будто так и не смогла объяснить себе, зачем это делает. Не сказать, чтобы она была слишком религиозна, но что-то такое просыпается внутри тебя, древнее, дремучее, как капище, обнаруженное строителями во время перекладки асфальта. Что-то внутри обязательно меняется, когда узнаёшь, что смерть гостила где-то совсем рядом, и ты, возможно, слышал её шаги, приняв их за вой ветра в вентиляции или журчание воды в трубах. Когда понимаешь, что через одно рукопожатие, которым каждый день обменивался на улице, ты уже с ней знаком.

   – А что в интернете?

   Лена взглянула на него снизу вверх.

   – Не успела посмотреть. Я усадила Кирюху смотреть телевизор – должны были идти мультики. Но там эти страшные новости. По местному телевидению – везде, а по федеральным показывают какую-то чушь – типа, фильмы и фильмы. Новостей нет, хотя в программе должны быть. Мы поглазели пять минут, а потом я включила для мелкого дивиди.

   Игорь понял, что жена до смерти боится того, что может увидеть в интернете, а врачей ждёт как небесных ангелов. Наверняка пока его не было, она успела обзвонить все психологические клиники в городе. Конечно, без толку. По какой причине, Игорь ещё не знал, но Ленка всегда делилась с ним хорошими новостями. Плохие же предпочитала держать при себе.

   Он вздохнул.

   – Давай посмотрим.

   Лена всполошилась.

   – Не хочешь сначала перекусить? Я сбегаю, посмотрю как там Кирюха, и...

   Игорь ухмыльнулся. Он не жрал со вчерашнего вечера, а эта коза ещё спрашивает... да и то, из трусости.

   – Думаю, что вся эта чертовщина расстроила мне желудок настолько, что он способен переварить разве что манную кашу. Давай сначала посмотрим, что происходит вокруг. Знаешь, будет обидно, если о чём-то значительном мы узнаем позже всех остальных только потому, что в тебе внезапно проснулся инстинкт жены.

   Ленка огрызнулась:

   – Зато инстинкт мужика в тебе просыпается в последнее время с потрясающей регулярностью. Удивительно, что мы всё ещё не живём по Домострою.

   Игорь только развёл руками. Лена скорчила недовольное лицо, но принесла ноутбук.

   Первым делом Игорь набрал в поисковике «что происходит?». И сразу же всплывающей строкой высветился вопрос – «что происходит с моим ребёнком????», и за этими дополнительными вопросительными знаками слышалась чья-то истерика. Слышно было, как Ленка рядом задержала дыхание. Волосы её щекотали Игорю щёку, казалось по скуле бегут маленькие приятные паучки.

   Вопрос был задан в «вопросах и ответах» Яндекса и за короткое время (за одно утро) набрал бешеную популярность и сотни, тысячи комментариев.

   – Мой ребёнок замолчал, – прочитал вслух Игорь. – Ещё вчера болтал без умолку... лежит... ходит... как будто подменили.

   – Ничего не ест, – прочитала Ленка, прикрыв рот ладонью. – Как зомби.

   Ближе к концу темы температура накалялась так, что, казалось, из монитора пышет настоящим огнём. Каждое слово как уголь. Материнский инстинкт – что-то невообразимое, даже сухие строки, загнанные в строгие рамки программного кода, превращённые в биты и байты, они, казалось, смогли бы взорвать летящий к земле астероид.

   – Мне кажется, тебе не нужно это читать, – робко сказал Игорь. Попытался загородить от жены монитор, но та достаточно больно шлёпнула его по руке.

   – Я должна знать, что с моим ребёнком!

   И тут же закрыла лицо руками. Она сильная, Ленка, как и любая женщина. Тем сильнее, чем больше любит своих детей. Но здесь кто-то специально метил в самую болезненную точку. Пышущие страхом строчки светили с экрана настоящим криптонитом для мамаш. Даже тех, кто твёрдостью характера вполне мог посоревноваться с героями каких-нибудь комиксов.

   Игорь закрыл тему и пролистал страницу с результатами поиска вниз. Весь интернет сошёл с ума. Все хотели знать, что с их детьми, и спрашивали у источника информации, которому они привыкли доверять. Все эти люди писали теперь в надежде, что ответ будет дан какой-то высшей силой, ответ единственно правильный, который сразу повернёт всё вспять, но снова и снова натыкались друг на друга. Паника рвалась наверх сотней пузырьков в кипящей воде.

   – За границей всё то же самое, – сказал Игорь, изучив блюда, что предлагал Гугл. – Весь мир кипит, осталось только посолить.

   – Может, это из-за самоубийств? Дети же чувствуют... всякое.

   Игорь поморщился.

   – Я тебя умоляю, только коллективное бессознательное сюда не примешивай. У нас им обладает разве что Путин. Не представляю, как у него сейчас болит голова.

   Он чувствовал необходимость подбодрить жену – но в первую очередь взбодрить себя. Игорь был готов представить жене собранные им сведения в обобщённом виде. Когда он открыл рот, какой-то звук отвлёк Лену. Она подняла голову, радость, вспыхнувшая было в глазах, секунду спустя сменилась ужасом.

   – Кирилл!

   Она вскочила, бросилась в прихожую. Игорь повернулся и увидел, как сын, распахнув входную дверь, стоит на пороге. Сквозняк шевелил его волосы, пальцы босых ног касались бетона. Лена за шиворот оттащила сына от двери, как будто там, по другую сторону, водились крокодилы, и захлопнула её, накинув цепочку.

   – Куда ты собрался, Кирюха?

   Она опустилась на корточки так, что её глаза оказались на уровне глаз мальчика. Живот причинял неудобства; Игорю вдруг вспомнился фильм, который они смотрели втроём почти неделю назад – «Лабиринт Фавна», там была жаба, страшное существо с набитым слизью брюхом. Кирилл тогда спросил – «мама, она что, тоже беременна как ты»? Лена хотела засмеяться, но смогла только икнуть, а Игорь отчего-то разозлился. Он сказал тогда: «Нет, сын, она не беременна. У неё в животе только дерьмо, а у твоей мамы – твой брат. Он прекрасный человек. Лучше его не будет на целом свете».

   Кирилл ничего не ответил тогда, ничего не сказал он и сейчас. Он стоял боком к гостиной, его профиль был виден чётко, словно на монете.

   Кирилл никогда не был шумным. Он любил не по-детски взрослые фильмы – не такие, которые смотрел его отец, с кровищей, перестрелками и полными зубов пастями, которые пожирают молоденьких героинь, а другие. Те, в которых подолгу никто ничего не предпринимает. Те, в которых разговаривают вроде ни о чём, в которых не могут двадцатью секундами экранного времени объяснить даже простые вопросы. Игорь на таких засыпал – что в кинотеатре, что дома в кресле. Через полчаса он откидывал голову и начинал храпеть. Лена тоже быстро теряла интерес и принималась ковыряться в мобильнике. А Кирилл... Кирилл будто вёл сам с собой диалог, задавал вопросы, на которые нет и не может быть ответа. Да, он иногда устраивал весёлые проделки, но выглядел всё время так, как будто он, великий учёный, ставит эксперименты над жизнью, пробует её на прочность, раскачивает, как лодку, снедаемый интересом – в какой момент движение будет уже невозможно предотвратить?

   И вот сейчас он выглядел как человек, который всё-таки ту лодку перевернул. Если бы подобная неприятность случилась с одним Кирюхой, то Игорь бы сказал жене что-то вроде: «я всегда знал, что у него что-то не так с головой». Но в нынешней ситуации лучше сидеть и помалкивать. Возможно, была какая-то большая, общая лодка, вроде библейского ковчега, в которой плыли все ребятишки, а взрослых туда не пускали...

   Волосы закрывали кончики ушей пацана, шея казалась такой тонкой, что её можно было переломить двумя пальцами. Ленка избегала смотреть ему в глаза, и Игорь понимал почему. Они были как навесные замки.

   Кирилл стоял как восковая фигура, как мотылёк, зажатый между двумя ладонями, но стоило отпустить, как он тут же начинал двигаться, всегда по направлению к двери, безошибочно поворачивая туда голову, переставляя ноги с плавностью подвешенной на ниточки и ведомой искусным кукловодом куклы. Кажется, в коленных и локтевых суставах тихо шуршали какие-то шарнирчики.