Текст книги "Комплот детей (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ахметшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)
– Пакетик нужен? Салфеток нет.
– Пакетик полтинник?
– Бесплатно.
– Нет, спасибо. Ну, бывай.
И Игорь побежал дальше, на ходу откусывая от хот дога. Подумать только, какие люди изворотливые твари! Мы греемся друг об друга ночами, ходим на двух ногах и умеем провести языком по внешней стороне губ так, чтобы было щекотно, но даже не подозреваем, что в каждом из нас живёт ящерица с холодным склизким брюхом и расчётливыми мыслями. Те, кто не умеет выпускать свою анаконду на свет, однозначно плохо кончит... причём – Игорь вдруг понял это с необыкновенной ясностью, – кончит в самые ближайшие дни, если только это не репетиция апокалипсиса. Неизвестно, что будет дальше, но ясно одно – правительство, привлеки оно хоть миллион волонтёров, ничего не сможет исправить в человеческих сердцах. В умах, которые, охлаждаясь, внезапно понимают, что своя шкура всяко ближе к телу.
Что укрепляло Игоря в его странном фатализме – так это многочисленные тревожные знаки. Пятно крови на асфальте, замёрзшая лужица – тело куда-то оттащили, а может, оно в одном из этих сугробов, ждёт подальше от глаз честных людей приезда скорой или лета.
Свободно бегали собаки – нюхали всё вокруг, рылись в мусоре, скалили друг на друга зубы. Пытались лизать снег вокруг замёрзшего кровавого пятна, скребли его когтями. Игорь никогда бы не мог подумать, что в их районе столько бродячих собак. На тебя косились с каким-то человеческим выражением, человеческими глазами – как будто все, кто умер позапрошлой ночью, перевоплотились в хвостатых бродяжек. Игорь не знал, что сталось с тем подростком, которого ему не посчастливилось повстречать вчера, но подумал что вон той, рыжей с белым, тонконогой собачонке вполне подошли бы его очки. Идеально подошли бы.
Чьи-то растоптанные, измятые вещи – шапка и шарф, и даже варежки, как будто бы детские. Выглядели они, словно их долго топтали противники ношения шарфов, и шапок, и варежек, и другой одежды, надев ради этого случая берцы. Игорь носком ботинка подцепил шапку и перевернул, но не стал смотреть (а вдруг там чьи-то мозги?), а просто прошёл дальше, чтобы заглянуть в окна машины с разбитым боковым стеклом. Кажется, там кто-то спал. Не выносить сор из избы... это, конечно, можно, но что если мешок в который прячут весь этот сор скоро возьмёт и порвётся? Тогда ничего уже нельзя будет поделать.
Тут-то Игорь вдруг заметил, что они не единственные вышедшие на дорогу в неизвестность этим утром. Сначала нахлынуло облегчение, а потом кровь в венах на мгновение застыла, заставив кожу покрыться холодными мурашками. Они появлялись как будто из-под земли, точно злобные карлики, напялившие белые неподвижные маски. Здесь, там, ещё там. За забором мелькает чья-то весёлая шапочка в виде хрюшки из игры Angry Birds. Кто-то на глазах Игоря перелез через балкон на втором этаже и упал в сугроб... поднялся, не отряхнувшись и загребая руками, принялся выбираться на твёрдую поверхность. До того непривычно было видеть подобную картину, что голова Игоря как будто обрела возможность вращаться вопреки всем законам анатомии. Стало немного страшно.
Между тем ветер пригнал стада туч и начал их доить, пролив на землю первые капли зимнего молока. Игорю вдруг захотелось стука дождя, но был только снег, много снега, целый мир снега, который, падая с неба, заполнял собой всё свободное пространство, как большой пушистый кот. Колесо обозрения – сахарный бублик, маячивший над тощими руками деревьев – почти полностью утонуло в его шерсти.
Игорь обнаружил, что они уже у входа в парк Гагарина. Индийская тропа, ступая на кошачьих лапах, пробиралась среди деревьев и становилась в их тени по-настоящему дикой, необузданной. Кажется, стоит отвернуться лицом к какому-нибудь дереву, скажем, вон к тому дубовому стволу, досчитать до десяти – и обнаружить себя посреди настоящей лесной чащи.
– Эй, пацан! – рявкнул Игорь, больше чтобы немного себя подбодрить.
Стоп... а где пацан? Снег застилал Игорю глаза, ветер пел над ухом что-то из репертуара Black Sabbath. Он бросился вперёд, размахивая рукавами. Увидел возле кормушки для птиц, в стороне от центральной аллеи, фигуру, с воплем облегчения подскочил, развернул... белое лицо уставилось на него стеклянными глазами. Губы казались изгибами церковного колокола – такие же холодные и звонкие на морозе. Игорь отшатнулся, едва не свалившись в сугроб. Постарался истерически захохотать (рассудив, что всё лучше, чем позволять нижней челюсти трястись в приступе ужаса), но горло соглашалось только на икоту. Все они чем-то похожи теперь друг на друга, и всё же Ленка не очень обрадуется, если муж приведёт не того ребёнка.
– Прости малыш... ты не видел тут... а, ладно.
Мальчик – теперь можно было заметить, что он выше Кирилла на полголовы – отвернул лицо и побрёл по своим делам, чем дальше, тем больше проваливаясь в снег. Такое чувство, что он... что они потеряли связь со своими глазами, что смотрят они теперь не наружу, а вовнутрь.
Выбравшись обратно на дорожку, Игорь задумался. Кирилл был одет в тёмно-зелёную куртку и чёрную шапку – то есть ровно в такую одежду, в которую одевают своих подрастающих чад девяносто процентов серьёзных родителей. Какие же дураки! Игорь сейчас созерцал, по меньшей мере, полдюжины тёмных шапок. Все куда-то брели, разными дорогами, но в одном направлении. Далеко впереди, между киосками, мелькало несколько фигур цепляющихся друг другу за куртки на манер паровозика или змейки – ноги они переставляли с пугающей синхронностью. Игорь шарахнулся от какой-то девочки, нижняя губа которой лоскутами свисала на подбородок – кажется, это не доставляло ей никаких ощутимых неудобств, – побежал вперёд, заглядывая в лицо каждого, кто встречался на пути, потом назад: Кирилл вряд ли успел уйти далеко, и может, даже ждал папку, нарезая круги вокруг какого-нибудь дерева. Кое-кто действительно так делал: вокруг иного ствола образовались чёткие, идеально круглые тропинки, и некоторые дети, завидя такое чудо, вдруг меняли направление (но не меняли выражение лица), чтобы добавить десяток своих следов. Потом, как бельчонок, обнаруживший, что его дерево отнюдь не единственное, переходили к соседнему и нарезали круги уже вокруг него. Постепенно восьмёрки замыкались в цепочки, которые грозили соединить в единое целое весь парк – если конечно снег не застелет всё это своим покрывалом. Игорь начал думать о старинных ритуалах, которые частенько показывали в фильмах по Стивену Кингу, но быстро решил, что спокойнее будет не заморачиваться, а полностью сосредоточиться на поисках сына.
Он начал продвигаться к центру парка, и возле неработающего фонтана увидел как ручейки детей, стекаясь сюда, превращались в речку. Бордюр фонтана служил как будто звёздочкой, вокруг которой наматывалась цепь, и каждым звеном цепи было ребёнок. Они обходили кругом, почтительно и молчаливо, как паломники, как ирландские призраки, что лунной ночью кружатся вокруг места захоронения, и текли дальше. В уши как будто набили ваты. Умом Игорь понимал – это всё снег, если бы не он, были бы слышны все эти шаги, и шарканья, и прочее. Зато в голове почти явственно был слышен голос: – «тебя не должно тут быть. Ты здесь лишний. Уходи».
И он, развернувшись, побежал. Выскочил за ограду, упёршись ладонями в колени, кашлял и плевался. Сгущалась темнота, в парке стали видны фонари. Не то чтобы они только что зажглись – скорее всего, горели весь день, но стали заметны только сейчас. Они мерцали в волнах снега, будто маяки посреди бури.
Нелегко признавать своё поражение перед сборищем детей, но Игорь был готов сделать это с радостью. Кем бы они ни были... кем бы они ни стали... вряд ли они принадлежат миру людей в том его понимании, к которому все мы привыкли. И вряд ли остаётся какой-то смысл их задерживать.
С этой мыслью Игорь отправился домой. Остаётся объяснить это жене – а вот это уже задача совершенно другого порядка.
Глава 4. Встречи.
На третий день телевидение пропало совсем – будто схлопнулось от стыда оттого, что в кои то веки не может решить проблемы на него возлагающиеся. Лёжа на диване и разглядывая бороздки на потолке, Игорь думал: очнутся ли теперь люди от своего цифрового сна? Выйдут ли на улицу? Перед глазами всё ещё стояли пустынные дворы и редкие следы на заснеженных тротуарах, каждый из которых смотрелся как истаивающий след верблюда между грудей великой пустыни цвета жжённого сахара. Город-миллионник вымер.
Снегопад не прекращался второй день, и не похоже было, что он прекратится в ближайшее время. Ленка была в комнате Кирилла. То ли спала, то ли просто лежала, отвернувшись к стенке. Она перебралась туда, как только Игорь вернулся с дурными известиями. Вряд ли стоит говорить о тех выражениях, которыми она высказывала всё, что думает о муже. Игорь же не мог отделаться от воспоминаний. Взрослых людей он всё-таки увидел. Двадцать минут назад он стоял в очереди, состоящей из хмурых стариков и старух. Она выстроилась к «газику», с которого продавали хлеб и ещё кое-какую снедь. Странно, что никто не кричал и не ссорился, как то привычно было видеть в архивных съёмках начала девяностых. Хлеб продавали только по две буханки в одни руки, муку – только по одной пачке, но спор по этому поводу вёлся вяло, и звучал как будто из старого магнитофона, убавленного на минимум. Через сорок минут, еле передвигая замёрзшими ногами, Игорь добрался до импровизированного прилавка и получил своё – два мёрзлых «кирпичика» хлеба по тридцать пять рублей.
Уже у самого дома что-то заставило Игоря зайти в распахнутую настежь заднюю дверь мини-магазина, где он увидел четырёх в усмерть пьяных мужиков, ползающих по полкам и сгребающих всё, что попадётся под руку, в мешки. Свет они включить не догадались и потому шарили почти вслепую, при помощи одного лишь фонарика на брелке. Игорь нашёл над дверью автомат, включил его и, как только зажглась тусклая лампочка, взял то, что ещё не обрело хозяев – пятилитровую бутылку питьевой воды, пачку гречки и несколько тюбиков зубной пасты только потому, что она прекрасно входила в карманы. Мародёры смотрели на него тусклыми коровьими глазами как на пустое место, или как на человека, которого привыкли видеть по пять раз в день. Фонарик никто даже не подумал выключить, луч его, едва различимый в свете лампы, сверкал на банках с консервами. Консервы Игорь тоже с удовольствием бы прихватил, но руки, увы, уже были заняты.
Вот и весь его день. Смиренно сложив к ногам своего божества дары и прочие припасы, он столь же смиренно выслушал вопли и слёзы, и в одиночестве отправился спать. Ленка, конечно, порывалась идти искать сына чуть ли не в халате, но Игорь, вспомнив диковинные узоры на снегу в парке, которыми дети будто выписывали витиеватое «ужас», её не пустил.
Если бы он мог, то пролежал бы так без движения весь день. Сон то приходил, то улетучивался, прятался от доносящихся откуда-то с улицы криков под кровать. Но, в конце концов, всегда приходит понимание: если ты не встанешь сегодня, не сделаешь что-то, то завтра будет хуже. На круги своя уже ничего не вернётся, и в твоих силах разве что только замедлить своё персональное падение в пропасть.
Это мифическое что-то и погнало его на улицу. Это что-то он и увидел, не доходя даже до первого этажа. В подъезде пили какие-то личности, и Игорь, так, будто был невидимкой, ангажировал у них заполненную на две третьих бутылку коньяку. Впрочем, судя по счастливым лицам прощелыг и безобидным разухабистым песенкам, которые они распевали в контрасте с пятью звёздами на этикетках, думалось, что коньяк ворованный, и, скорее всего, ворованный целыми ящиками. В чём Игорь чуть позже и убедился, заглянув в открытую дверь квартиры. Воистину, что для одних – стремительный полёт человеческой цивилизации в мусорное ведро, для других – рай на земле.
Точно. Каждый уважающий себя мужик в трудной ситуации должен хотя бы раз напиться, чтобы усугубить её, и под громовые аплодисменты таких же, как он, вылезти из вырытой более чем наполовину собственными усилиями ямы. Игорь не был уверен, удастся ли ему выбраться, но исправно сел в сугроб под детскую горку – пить. Где-то там должна быть скамейка, но откапывать её не было никакого смысла. Снег и не думал прекращаться.
Полицейские пересели на снегоуборочный комбайн, на который установили матюгальник. Он двигался по шоссе с вальяжностью бегемота, двигая впереди себя настоящую гору снега. Запись, которую крутили через громкоговоритель, была длительностью около сорока секунд. Неведомый диктор на фоне завывания сирены призывал сохранять спокойствие, не отпускать от себя далеко детей, а также надиктовывал номера телефонов экстренных служб, большая часть которых не работала – по крайней мере, до той поры, как «Мегафон» у Игоря не перестал брать сигнал. Теперь же он молчал, как рыба, уже десять часов, и Игорь, выскочив на улицу, даже не взял с собой телефон.
Устав сидеть, он поплёлся шататься по окрестностям – просто так, без цели и без определённого смысла. На автобусной остановке торчали две фигуры. Неужели кто-то настолько наивен, чтобы ждать общественного транспорта? Игорь стоял в некотором отдалении, глядя на них и ухмыляясь, а потом, когда понял, что незнакомцы собираются, по крайней мере, проторчать здесь весь день, медленно погружая ноги в снег, принял решение приблизиться. При ближайшем рассмотрении это оказалась женщина близкого к пожилому возраста, укутанная в чёрную шаль, и паренёк, раскорячившийся на костылях, как огромный паук. Озабоченные складки на лице женщины, которые ввиду их количества и глубины сложно было назвать морщинами, контрастировали с плоским лицом подростка, и всё же было понятно, что это мать и сын. Необычным было уже то, что парень выглядел вполне нормальным... насколько может быть нормальным человек с явными, пусть и не очень бросающимися в глаза физическими отклонениями. Во всяком случае, он не торопился кидаться на первого встречного, размахивая зажатыми в руках фруктами... ну, или костылями. Лицо у него было чересчур угловатым, будто картонная маска, из-под шапки свешивались на лоб чёрные, мокрые от пота пряди. Игорь подошёл и встал рядом, не переставая ухмыляться.
– Давно ждёте?
– Порядочно, – с нотками враждебности ответила женщина. Она тряхнула рукавом – видно, хотелось посмотреть на часы на запястье. На морозе – не слишком приятное занятие. – Что случилось?
– Случилось когда? – Игорю вдруг захотелось поразглагольствовать. – Конкретно сейчас мы наблюдаем паршивую реализацию принятия правительством мер на случай че-эс.
Он сделал драматическую паузу. Женщина смотрела на него круглыми глазами. Игорь подумал, что в том, чтобы быть гонцом, приносящим большие вести, есть некоторый шарм.
– Это всё из-за снегопадов?
– Из-за снегопадов? – Игорь сплюнул себе под ноги и смотрел, как слюна медленно мутнеет на морозе. – Вы что, телевизор не смотрите?
– У меня его нет. Володе полезнее книги.
– Книги, – подтвердил подросток, и лицо его дёрнулось как будто под ударом тока.
Игорь ухмыльнулся и сделал движение с целью потрепать пацана по шапке, но остановился и отступил под градом артиллерии, которую обрушила одним лишь своим взглядом и наклоном уголков губ женщина. Тогда он сказал:
– Моя жена тоже читает эти чёртовы книги. И сына подсадила. Эти фантасты – сущие дармоеды. Наобещали нам пришельцев с бластерами, а имеем чего?
– Чего? – спросил мальчишка, глядя на мужчину наивными чистыми глазами. Он как будто не замечал алкогольных паров, на которых, как сёрфингист на гребне волны, парил Игорь.
Он внезапно растерял всю свою смелость. Смотрел на пацана, хрипло глотая воздух, после чего робко спросил:
– Читаешь?
– Читаю.
– Ясно, – Игорь снова обратился к женщине. – Так что, и с соседями не общаетесь?
Кажется, ей была не очень приятна компания незнакомца с торчащей из кармана бутылкой, но на фоне города, который вдруг посреди бела дня решил спрятаться в свою бетонную раковину (именно так он для неё выглядел), пьяненький мужик – самое обычное явление для нашей средней полосы – уже не казался таким отвратным.
– Стараемся не общаться. Во дворе эти противные дети, они постоянно дразнят Володю. Я должна всё время быть с ним. Отец-то бросил нас, когда узнал что ребёнок неполноценный, так что – у него осталась только я.
Она посмотрела на Игоря с робкой мольбой, которая просыпается, когда собственные усилия, казалось, вот-вот канувшие в пустоту, в последний момент вызывают волшебного джина. Пусть даже такой непритязательной наружности.
– Так что нам делать? Нам нужно поликлинику. Может, лучше позвать такси?
– Такси не поможет, дамочка. Теперь можете не бояться детишек во дворе, и смело отпускать вашего Володю гулять... кстати, ты себя нормально чувствуешь, парень? Не пойми неправильно, я спрашиваю потому, что ребята твоего возраста, о которых я слышал и с которыми общался за последние несколько дней, либо бросались на меня с кулаками, либо выпрыгивали из окон.
Парень почесал затылок, улыбнулся своей щенячьей улыбкой.
– Ну, несколько дней у меня болит голова. Шумит, знаете... как будто там сломалось радио. Я пью таблетки, но оно всё равно шумит. И как будто кто-то говорит что-то сквозь шум, но я не понимаю ни слова. А мне хотелось бы понять. Ведь интересно же, что говорит. Это мужской голос («это, должно быть, папаша его, – тут же вставила мать, – он в юности в церковном хоре пел, пока за пьянство не выгнали»), и очень приятный.
– Потерпи, сынок, – в голосе женщины слышалось скучное, закостеневшее участие. – Видишь, мужик, потому нам и нужно к врачу.
Женщина тряхнула сумкой, в которой, видно, у неё лежал кирпич медицинской карточки сына. Большую часть высказываний Игоря она пропустила мимо ушей, в отличие от Володи, который смотрел на него взглядом ребёнка, что наблюдает в зоопарке за кушающим морковку слоном.
Игорь вытащил из кармана бутылку, опрокинул большую часть её содержимого в себя. Коньяк был чертовски вкусным. Как свежий фруктовый плод... нет, нет, не хурма, к хурме он теперь навечно проникся отвращением. Скорее, слегка перебродивший апельсин.
– Он у вас нормальный, – сказал он, утирая губы. – Возможно, единственный нормальный на всей планете. Так что идите-ка домой, запритесь... а по дороге постарайтесь раздобыть больше еды. И чего-нибудь греющего.
Игорь отсалютовал мамаше, шутливо отдал честь подростку, и побрёл прочь, наискосок через шестиполосное шоссе, думая, что неплохо было бы раздобыть ещё выпивки. Оборачиваясь, чтобы помахать рукой своим неожиданно приятным собеседникам, он ловил непонимающий взгляд. Кажется, он представал пред взглядом мамаши этаким современным Иисусом, гуляющим по шоссе как по воде. Ох, и сложно же будет ей, поросшей корой, пустившей корни под линолеум своей тесной, холодной, тёмной квартирки!.. Но мальчишка отличный. Игорь от души надеялся, что он выкарабкается.
Его волновала одна вещь. Паренёк говорил про голос и шум в голове. «Заткнись» – вот что сказал очкарик, который размахивал хурмой. Он сказал это явно не Игорю – тот тогда даже рта не успел открыть. Какая-то связь в этом явно была... а может, всё гораздо прозаичнее. Лет, скажем, двести назад говорили бы о мерзких существах, что брали контроль над функциями тела, выедая мозги. Во второй половине прошлого века это могла быть радиация, и только она. А что сегодня? Ведь ясно же, что в современном насквозь процифрованном мире это могут быть только сигналы! Передаваемые по вай-фай или что-то вроде того. Только эти невидимые сигналы могли засорить мозги детям. Только они могли найти лазейку в и без того покорёженный мозг.
И всё же этот голос... Какой-то частью разума Игорь подумал, что стоит, наверное, вернуться и спросить у этой женщины адрес, чтобы потом как-нибудь зайти, проведать мальчишку. Узнать, не подкрутил ли он ручку своего воображаемого приёмника.
Все эти мысли, однако, выветрились из головы, когда он стал свидетелем ещё одной сцены из жизни нового мира. Цедя коньяк и перебирая в голове стучащие, как камешки, мысли, Игорь забрёл на автостоянку супермаркета «Самолёт» (так и не открывшегося с утра) и увидел там женщину с ребёнком. На этот раз ребёнок был совсем маленький – несколько месяцев, не более. Содержимое пронзительно-синей коляски едва можно было разглядеть с расстояния, которое Игорь избрал для наблюдения: малыш возлежал в ней, как ком соли. Некоторое время Игорь думал, что там нет никакого ребёнка, а женщина таким хитрым способом приспособилась возить продукты. Выглядит молодой, невысокая, в высоких коричневых сапогах, в цветастой смешной шапке и коричневом пальто напоминает молодую осинку, только что сбросившую на зиму листву. Лицо её трудно было разглядеть, да Игорь и не пытался. Он смотрел на коляску.
Сомневаться пришлось ровно до той поры, пока не появились другие люди. Сложно не почуять недоброе, когда видишь в руках у кого-то в руках кочергу. Ещё там были палки, осколки кирпичей, и даже громоздкий медный плафон, обладатель которого явно не слишком понимал, что тот делает у него в руках. Их было около десятка, мужчины и женщины примерно поровну, и они, подойдя к женщине, пинком свалили коляску. Та в последний момент успела схватить содержимое на руки – это и в самом деле оказался свёрток с младенцем.
Увидев разъярённую толпу, Игорь сделал из бутылки большой глоток, воткнул её в сугроб и, запихав в карманы руки, прогулочным шагом стал приближаться. Никогда не знаешь, чего ожидать от алкоголя – он может подставить тебя, связав шнурки, а может, напротив, унять дрожь в коленях и заставить идти в направлении почти верного сотрясения мозга, весело посвистывая.
Когда ноги вдруг запутались в чьём-то брошенном свитере, уже порядком заиндевевшем на морозе, в голову Игорю пришла идея. Он подхватил предмет одежды, придал ему необходимую форму. Впереди валялось несколько кирпичей, которые использовали для разграничения места на парковке. Игорь поднял и их тоже.
Все эти люди были не в себе. Разного возраста, начиная лет от двадцати – столько на вид было лысому парню с дрянной татуировкой вокруг уха и пронзительно-синими прожилками у основания шеи – и до шестидесяти-семидесяти: у тощей, поджарой, похожей на волчицу старухи с дрожащими губами и кухонным ножом в руке, трудно было доподлинно установить возраст. Собственно, так же не в себе была и молодая мать – прижимая ребёнка к груди, она идеально круглыми глазами смотрела на обидчиков. Представив на её месте Ленку, Игорь почувствовал почти физическую боль.
– Что вы хотите? – закричала молодая мать.
– Всё нормально, – зашамкала старуха, и складки на шее её затряслись. – Ты можешь отдать его нам. Мы о нём позаботимся.
Все взгляды – и взгляд Игоря в том числе – были на младенце. Он не плакал. Даже самые маленькие дети способны уловить разлитую в воздухе агрессию; но этому младенцу, словно потомственному герою боевиков, было на неё плевать. Глаза его казались до крайности огромными и словно округлёнными от удивления. Он не сосал соску, не моргал, не делал то, что предстало делать младенцам – он как будто пытался проглядеть в низких тучах дырку, и... улыбался! Лицевые мышцы грудных детей ещё не работают, удивительно даже то, что у них получается моргать как надо, что уж там говорить обо всём остальном? Но это была именно улыбка, пусть слабая, пусть лишь подобие, изогнутый в нужную сторону мазок пурпурной краской, сделанный рукой робкого художника.
Старуха всё ещё протягивала руки (нож она весьма неосмотрительно запихала под мышку), и опустила их только когда молодая мамаша отвернулась, прижимая к груди чадо.
– Тогда ладно. Как пожелаешь, милочка.
Старуха вновь взяла за рукоятку нож, обращаясь с ним бережно, как с опасной змеёй. На левой руке звякнули многочисленные браслеты.
– Да кто вы такие?
– Санитары нового века, – сказал усатый господин с седой гривой волос, спускающихся из-под фетровой шляпы до самых плеч. Он напоминал не то слегка свихнувшегося профессора, не то постаревшего и обрусевшего графа Дракулу, вампира из румынских легенд. Он влез в разговор деликатно, но освоился сразу, будто всегда здесь присутствовал. – Доктора по неизвестным болезням. Сейчас объясню: знаете, есть разные теории. Но все они сводятся к тому, что нам с вами пора поменять взгляды на современный мир, на общество, ну и так далее. Вот мы – уже поменяли. Что бы не произошло с вашим ребёнком (вирус, чужеродное вмешательство?), правды мы всё равно, скорее всего, никогда не узнаем, вряд ли ему теперь полезны прогулки на свежем воздухе.
– А что полезно?
Девушка не плакала, но была очень близка к этому. Она чувствовала себя как кролик перед удавом.
Усач погладил собственный подбородок. Кажется, он на полном серьёзе обдумывал, как точнее донести до постороннего человека свою мысль, не понимая при этом, что гнилые плоды вряд ли приживутся в хорошей земле.
– Послушайте, милая, те, в кого превратились наши дети – да, я тоже не далее как позавчера потерял ребёнка, – действуют разумно и слажено. Они действуют ради чьей-то цели, выполняя чью-то волю, и эта воля не может быть благом. Много ли насаждаемой сверху доброй воли вы встречали в жизни? Вот то-то и оно. Их нужно помещать в специальный изолятор... но поелику на изоляторы не приходится даже рассчитывать, мы, санитары нового века, завтрашнего дня, берём на себя ответственность за их жизни... и их смерти, конечно же.
Игорь думал, что молодая мамаша парализована страхом. То, что профессор незаметно подобрался так близко к женщине с ребёнком, было уже само по себе чудом. Пора было что-то предпринять. Но девушка сглотнула и прошептала:
– А как же божья воля?
У усатого вампира не было на виду оружия. Большой вопрос, был ли он главарём шайки, но её идейным вдохновителем, даже, вернее, оправдателем – был совершенно точно. Он привык говорить свою речь, потом отходить в сторону и ставить блок, но сейчас задержался. Склонил голову к плечу, словно говоря: «продолжайте».
– Насаждаемая воля, как вы сказали... – девушка посмотрела на младенца. – Я вовсе его не хотела. Это получилось случайно. Но от аборта я могла умереть, и поэтому... поэтому он родился. И – знаете что? – он вернул меня к жизни. Божья воля подарила ему жизнь и спасла мою. Это, наверное, примерно то, о чём вы говорили. И она совершенно точно добрая. Я знаю, и теперь я никому его не отдам.
Игорь не стал ждать дальнейшего развития событий. Он видел, как нетерпеливо закачалась толпа, как в её недрах, словно в осином гнезде, в которое ткнули палкой, зарождалось сердитое гудение. Алкоголь стучал в висках и просился наружу.
– Эй, ребята! – воскликнул он хриплым вороньим голосом. Все как по волшебству обернулись к нему. У двух мужчин, стоящих сзади, на лицах было щенячье удивление – как это кто-то смог к ним подобраться незамеченным? – Я слышал, вы санитары? А где же ваши белые халаты?
– Время такое, – буркнул парень с квадратным, похожим на каменный блок, лицом. – Не до халатов... Чего тебе?
– А у меня вот, – сказал Игорь, показывая свёрток. Кирпичей не было видно. – Васька. И, кажется, он болен. Может, заберёте?
– О, конечно! – старуха протиснулась к нему, выставив вперёд руки, и Игорь просто и без изысков бросил свёрток ей в лицо.
К счастью, девушка сразу поняла, что нужно делать. Прижав ребёнка к груди, бросилась бежать со всех ног. Игорь опасался, что сапоги у неё будут на высоких каблуках, и она обязательно обо что-нибудь запнётся, но к счастью, это оказалось не так.
Пользуясь всеобщим замешательством, он выбросил вперёд руку, схватив за грудки румынского эмигранта, притянул его к себе и прямым ударом выбил ему несколько зубов. Возможно, теперь его внешний вид и голос будет не так гипнотически действовать на милых, беззащитных кроликов. После этого мир исчез – его заслонили безмозглые, бездушные машины, в каждой из которых пыхтел котёл ярости.
Его не убили, хотя, как позже на протрезвевшую голову рассудил Игорь, вполне были способны. Когда устали бить и пинать, кто-то предложил сцедить с одной из припаркованных машин бензин, облить жертву и поджечь. Старуха что-то нечленораздельно, но воинственно мычала, импозантный румын блеял. Кажется, он плакал. Стали думать, где взять шланг, но так и не придумали. Тогда решили затащить Игоря под машину и поджечь уже её, кинув сигарету в бензобак. Подтащить-то действительно подтащили, но затем у ребят возникла серьёзная дилемма: кто останется поджигать? Так ничего не решив, они попинали Игоря напоследок и убрались восвояси.
Чуть позже Игорь смог оценить масштаб повреждений. Один глаз не открывался. Несколько зубов осталось лежать в луже смешанной с кровью слюны. Летящий снег остужал разведённый на лице костёр. Где-то вдалеке, со стороны шоссе, выли полицейские сирены. Потом этот звук затих вдали спустя пару минут. Тучи казались совершенно неподвижными, они были как офисное мусорное ведро, бездонное офисное мусорное ведро, из которого уборщица вытряхивает и вытряхивает бумажки. Определить сколько времени прошло не представлялось возможным.
Спустя какое-то время Игорь услышал шаги. Сначала он подумал, что это вернулась молодая мамаша, потом – что это пришёл закончить кровавое дело отряд санитаров. Но это оказался другой санитар, настоящий. У него была болотного цвета куртка (казавшаяся Игорю огромным зелёным пятном), нервное полное лицо и шумная одышка, напоминающая пыхтение старого автобуса.
– Увидел тебя из окна, – сказал он. – Вот, принёс аптечку...
Он промокнул лицо Игоря тампоном и долго, шумно проводил с ним какие-то операции, пыхтя и ругаясь под нос.
– У тебя что-нибудь сломано?
– Может быть, челюсть.
– А ну, подвигай... да нет, всё нормально. Можешь встать на ноги?
Оказалось, что серьёзных повреждений, как ни старался, Игорь себе сегодня не заработал. Верхняя одежда серьёзно смягчила удары. В боку ныло, но острой боли, как при переломе рёбер, он не чувствовал. Заплывший глаз мало-помалу открылся, хотя мир по-прежнему был немного перекошен.
– Повезло тебе, – сказал мужчина.
Он предложил отправиться к нему домой и оценить масштаб повреждений, но не спросил, за что Игорь их получил. Логика проста – а у Игоря сейчас получалось мыслить только простыми абстракциями – значит, он видел из окна гораздо больше, чем утверждает. Игорю стало противно. Много ли таких, которые стояли с чашками остывшего чая возле окон вместо того, чтобы спуститься и помочь – если не ему, то молодой дурочке, которой явно грозила опасность? Кроме того, незнакомый санитар (или кто он там?) не выглядел пьющим, поэтому Игорь отказался.
