Текст книги "Цена твоего прощения (СИ)"
Автор книги: Дина Сдобберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 34.
Сабир.
Кира шипит рассерженной кошкой, к себе не подпускает, рядом находиться не хочет. Даже в машине старается отодвинуться как можно дальше. Это больно. На душе от самого себя противно.
Я ведь с самого начала знал, что Кира если что-то решит, то переубедить её будет невозможно. Да она даже в своих отчётах, прежде чем поставит точку, пять раз всё перепроверит. А я и так косячил не мало. Но она оставалась со мной, оттаивала, принимала со всеми моими закидонами.
Сейчас смотрю и не знаю как подступиться, как разговорить хотя бы. Не слышит, и слушать не хочет, не верит, насторожилась. А меня без всяких преувеличений потряхивает всего. Нервы натянуты до предела, толком прийти в себя и осознать, что она жива, времени не было.
Срать мне на документы, какое бы имя там не значилось, она под любым именем будет моей женой! Пытаюсь вновь и вновь донести до неё хоть что-то из того, что чувствую, а она любое слово выворачивает, притягивает свою работу.
Она моя мания, мое сумасшествие, она мой воздух. Её запах наполняет грудь. Не духов, не всяких бабских пшикалок и мазилок, а её, тёплый, солнечный, такой, что аж полон рот слюны. Как будто вышел жарким днём на поляну спелой земляники. И прогретый солнцем воздух наполнен ароматом ягод и трав. Было и такое в моих воспоминаниях. Не всегда я был великовозрастным придурком.
Вот и сейчас втягиваю воздух до предела, руки жжёт от воспоминаний, как только что прикасался к ней, ощущал её, что вот она рядом, живая. Небольшая округлость манит прикоснуться, словно я под гипнозом. Протягиваю руку, понимаю, что сама Кира мне бы этого не позволила, не разрешила бы своими лапищами прикасаться к драгоценности, но в машине места мало, поэтому пока есть возможность, прикладываюсь. Когда ещё мне позволят это повторить.
Никогда не думал, что простой факт беременности твоей женщины и ощущение живота под ладонью могут вызвать столько восторга. Вдруг под ладонью ощущается такой толчок, словно там изнутри что-то лезет прямо сквозь кожу. Кира говорит мне, что это ребёнок так шевелится. Ничего себе шевеления! Да он там лягается, как жеребёнок задними копытами!
– Ну, не мне одной видимо не нравится, когда ко мне прикасаются чужие люди. – Говорит она и отваривается к окну.
Её слова. как удар наотмашь. Вот кто я для неё теперь. Чужой. Заслужил, сто процентов заслужил. Но, даже понимая это, хочется выть в голос и крушить все, что попадётся под руку. Смотрю на её профиль, на забранные в объёмный пучок волосы, и глаз отвести не могу.
А ведь в первый раз. как её увидел, даже и не заметил какая она красивая. Прокручиваю в голове весь разговор снова и снова. А память зараза подкидывает воспоминания. Словно издевается, мол, смотри, как девочка хотела раньше и что теперь, радуйся. Помню, наш разговор в кабинете, когда только речь зашла о возможной беременности. И как Кира переживала, что не сможет правильно ребёнка научить, потому что сама этих законов не знает. Вопроса, в каких традициях должен быть воспитан ребенок, перед ней не стояло от слова совсем. А сейчас даже фамилию мою давать на хочет.
Тычет мне моими словами, напоминает о том, что и так забыть невозможно. Задели её мои слова, сильно ранили. Говорят, одно дурное слово сотню добрых перечеркивает. Сколько мне сказать надо, чтобы она забыла о том вечере? Сколько сделать?
Ничего. Главное она жива, скоро моей будет. А там у меня вся жизнь впереди, чтобы её обиды развеять. Любящая мать, всегда примет того, кто любит её ребёнка. А то, что Кира будет самой лучшей мамой, я не сомневаюсь. И тахмировский мелкий к ней прикипел. Да и Амиран не просто так сказал, что видно уж очень она этого ребёнка хочет, раз даже в том, кошмаре, что ей устроили я и моя мать, она смогла сохранить беременность.
Сейчас бы только эту свадьбу пережить, а потом окружу её заботой и покоем, никаких волнений, никаких тревог. Пусть начало было отвратительным, оставшееся время беременности пройдет, как и должно было изначально. В неге и радости.
Под свадьбу занял недавно открытый музей. Помню, как Кира восхищённо рассматривала фото отреставрированной усадьбы. Хочу, чтоб красиво было, чтобы достойно её.
Любопытство и восхищение пробиваются даже сквозь её настороженность. На минуту исчезает женщина, перенесшая сильную боль, и появляется моя прежняя девочка. Жаль, нельзя её сейчас поймать в объятья и не дать уйти обратно. Тем более, что нам предстоит ещё один очень непростой разговор.
Кира не собирается соглашаться, о чем прямо и говорит. И хоть я к этому был готов, всё равно кипятком обдаёт. Только я хорошо знаю Киру, и знаю, что сейчас я поступлю низко, воспользуюсь её незнанием и благородством. Но выбора у меня нет, как бы не повернулось, я не смогу отойти и оставить её. Только если сдохнуть.
Тахмировы помогли в тот вечер ей, сегодня помогут мне. Стоило только упомянуть о возможных проблемах, что появятся у братьев, если она откажется, как я понял, что выиграл. Моя девочка никогда не подставит тех, кого приняла, как близких. О себе и о собственном благе она будет думать в конце.
Я победил, и пусть победа отдает горечью, она растворяется в ощущении лёгкого прикосновения её пальчиков к моей руке, в тихом "да", что словно бабочка порхнуло с её губ. Во всём её облике столько света и нежности, что мне казалось, я захлебываюсь своей никому не нужной любовью. Ей не нужной.
Я намеренно отказался от свадебного марша. Мне он показался грубым. Да и хотелось напомнить Кире о других моментах нашей жизни, а не только о том вечере. Когда мы были на Урале и решали вопросы с заключением договоров, возвращаться на базу каждый вечер стало неудобно. И мы сняли особняк. Там в гостиной стоял белый рояль. Однажды утром я застал её гладящей клавиши, вспомнил, что она училась играть на фортепиано, и попросил сыграть что-нибудь.
Вот тогда она и играла этот самый "Вальс цветов". И когда я готовил эту регистрацию, я подумал, что это будет лучшей мелодией для того, чтобы сопровождать один из самых важных моментов в нашей жизни.
И я очень ждал, когда я смогу вновь одеть ей на пальчик кольцо. Я помнил, что в тот момент у неё пошла кровь, видел подушку, что вместе с тестами и записью её голоса и сейчас лежали в моём сейфе. Но даже и не представлял, что настолько сильно повредил ей руку. На пальчике, на суставе было два светлых шрамика. Пьяная тварь! Не удержался, целую ей руку, прижимаясь губами к этим отметинам.
Сам себя спрашиваю, на что я надеюсь? Никто бы не простил. Не важно, из какого народа и семьи. Подобного не прощают. А я мечтаю. Надеюсь, что вернётся ко мне. У Киры светлое сердце, но всему есть предел.
Взгляд падает на её кулон, что как всегда на её шейке. Пусть её боги дадут ей сил, чтобы перешагнуть через мою вину. Я любую цену готов заплатить за её прощение.
Веду её на середину зала. Она часто напевала эту песню во время того, как колдовала на кухне. И услышав её на днях в машине, посчитал это добрым знаком. Да и слова там такие... Символичные.
Сложнее было научиться танцевать за два дня. Это Кира у меня получила прямо дворянское воспитание, бабушки, что говорится, постарались. Благо вовремя вспомнил, как Влад несколько раз танцевал в кабаках для наемников, поражая этим местных девок, что ошибались возле таких заведений, желая подзаработать.
Когда я его спросил, он сказал, что в детском доме научили, пока старая директриса была у власти. Потом-то новый директор пришёл, который готов был и еду совсем не покупать, лишь бы в карман побольше набить. Вот Влад, после того как перестал ржать, и учил эти два дня.
Ощущение её тела в моих руках пьянило. Забываюсь, подбрасываю её вверх, удерживаю на вытянутых руках и делаю то, о чём так долго мечтал. Целую её животик, всё равно, что все видят. и что мелкая вредина изнутри отвечает ударом. Моя! Теперь уже всё равно, под каким именем. Она моя! О чём и заявляю и в зале, где проходила регистрация и своим людям.
Но на том крыльце происходит что-то непонятное, если до этого Кира просто злилась и отталкивала меня из-за обиды, то сейчас она вся просто закаменела. Эта идеально ровная спина, холодная полуулыбка... Такой я её видел только после того разговора на балконе.
Дома она поднимается по лестнице, придерживая длинные юбки. Вот словно на казнь идёт. И не обернется, не посмотрит. Я всё время сравнивал две наши свадьбы. И хоть на первой не было вообще никаких церемоний, это по-прежнему один из самых лучших дней в моих воспоминаниях. Вторая... Даже говорить и думать не хочется.
Спускаться, и вообще ужинать, Кира отказалась. Видно сильно переволновалась, потому что уверен, намеренно отказываться от еды и вредить себе и малышу, она не будет.
– Здравствуй, дед! – говорю, как только слышу в телефоне его голос.
– Как Кира? – вместо приветствия отвечает он. Пересказываю ему все, что знал сам, не скрываю ничего.
– Значит, Тахмировы её признали сестрой. Это хорошо. – В голосе деда слышится облегчение, понимаю, что он тоже переживал за Киру. – Но не для тебя.
– Это в каком смысле? – удивляюсь я.
– Хорошо, что рядом с ней оказались нормальные люди и позаботились о девочке. – Как всегда не церемонится дед. – А вот то, что они теперь с тебя и спросить могут, для тебя не очень хорошо. Ты привык, что Кира сирота, а что Амиран, что Тайгир с твоим статусом считаться не будут. Младший вообще может вместо разбирательств просто пристрелить.
– Дед, ты с чего это взял? – ничего себе предположения.
– Ну, потому что я бы пристрелил.– Просто отвечает он.
– Как мать? – спрашиваю перед тем, как закончить разговор.
– Бог покарал. – Говорит дед.
– В смысле? – не понимаю его слов.
– Обездвижила. Ниже пояса вообще ничего не чувствует, руки еле слушаются, даже ложку не в состоянии удержать. – Перечисляет дед. – И речь пострадала. Нет, она говорит, но с трудом. Её родственница приехала, чтобы ухаживать. Твоя мать говорит, что это Кира её прокляла.
– Что? – чуть не подскочил я. – Это Кира что ли виновата? Новые обвинения?
– Остынь. Твоя мать знает, в чём виновата. – Слышу в ответ, и после долгой паузы. – Привези девочку.
– Я попрошу, дед. Обязательно. Давить не буду.
Разговор закончился. Понимаю, что дед доволен и рад. К Кире он привязался. И переживал за нее сильно, я помню, как он резко постарел, после признания матери, словно все его годы разом решили показаться. Горе действительно старит.
Но у меня предстоит ещё одна встреча. Влад уже сообщил, что гости пожаловали. Выхожу за границы своей территории, оставляю за воротами и охрану и оружие. Да и негоже родственников жены встречать с оружием в руках.
– Здравствуй, Амиран. – громко говорю, останавливаясь в двух шагах от очень злых братьев.
– И тебе не хворать, с@ка! – прилетает кулак поддых от Тайгира.
– Будем считать, обмен приветствиями завершён. – С трудом перевожу дыхание, всё-таки удар у младшего Тахмирова тяжёлый. – Киру не верну.
– Ты хоть понимаешь, в каком состоянии девчонка? Что не в её состоянии вот все эти приключения? В твоей башке вообще мозг есть? – Очень спокойно говорит Амиран, но от того его слова звучат ещё весомее. – Хоть какие-то остатки совести есть? Вообще понимание, чем рискуешь, присутствует?
– Я смогу обеспечить её и заботой, и уходом. Любой каприз, любую прихоть. Даже те, которые она никогда не выскажет. – Смотрю прямо в глаза Тахмирову-старшему. – В моем доме, моей жене больше ничего никогда угрожать не будет. Сомневаешься?
– А у меня недостаточно для этого оснований? Ты говоришь о заботе и защите, но при этом похищаешь её из больницы, не даёшь пройти обследование, которое важно для неё и её здоровья! Хотя я буквально несколько дней назад рассказал, что не всё хорошо! – упрекает Амиран.
– Как ты её заставил выйти за тебя замуж снова? – рычит младший, далеко не такой сдержанный, как Амиран.
– Не заставлял, Тайгир. Просто пообещал устроить вам проблемы по поводу смерти моей жены. – Признаюсь, отслеживая Тайгира, и только благодаря этому вовремя уворачиваюсь от очередного удара.
– Шантаж это тоже принуждение, Агиров. – вставляет Амиран.
– Смысл сейчас об этом спорить? Факт, что Кира, теперь Карина Тахмирова, моя жена. И мне важно, чтобы она верила, что ей ничего не грозит. Чтобы видела, понимала и знала, что я в лепешку разобьюсь, но сделаю так, что бы ей было хорошо и комфортно. Или ты думаешь, что я всегда позволяю в своем присутствии кулаками махать? – спрашиваю в ответ и ухмыляюсь. – Как вы думаете, ей склоки между двумя семьями, особенно если она будет считать себя причиной конфликта, много спокойствия принесут?
– И поэтому мы должны оставить девочку тебе, и не мешать тебе творить, что душе угодно, да? Ты уже жену не защитил и не уберёг. – Не унимается Тайгир, ну сам напросился.
– А ты свою хорошо защитил? Уберёг? – Тайгир осекается, глаза темнеют.
– Что? – вижу, что он готов бросится на меня.
– Про тебя ходит много слухов. Говорят даже, что ты душу заложил за силу и ярость в бою. Только вот смотри, какая история. Несколько лет назад одна семейка очень настаивала, желая видеть тебя мужем своей дочери. Тем более, что они достаточно часто проворачивали слишком грязные дела вместе с вашим братцем, Расимом. – Говорю, а сам очень внимательно наблюдаю за Тайгиром, пытаясь понять, верны ли мои предположения или нет. – Амиран тогда решал проблемы на родине жены, а на тебя серьёзно давили. Однако, ты долго и упорно отказывался. А потом, то ли ты сам неудачно появился с девочкой там, где ошивались братья навязываемой невесты, то ли они тебя выследили. Но девушка из того ресторана исчезла. А со следующего дня. началась та самая, трехдневная резня, после которой тебя держат за пугало и отморозка. Говорят, Тахмировы что-то не поделили с зарвавшимися пособниками. Но я думаю, там была месть, Тайгир. Только смущает, что никто ничего не знает о твоей личной жизни. Ни одной любовницы или болтливой шлюхи. Вот и спрашиваю, твоя женщина от тебя сбежала или ты её не уберёг?
– Не твое дело! – рычит Тайгир.
– Я к тому, что я свою женщину терять на собираюсь. И ты, как никто должен бы понимать, в какой тяжёлой ситуации сейчас и я, и Кира! – говорю, открыто глядя ему в лицо.
– И нахрена тебе мое понимание? – спрашивает всё ещё мрачный Тайгир.
– Чтобы вместо того, чтобы трепать нервы моей жене, попробовать решить вопрос? В конце концов, переживать будет не только Кира, но и ваш сын и племянник! – вот сейчас всё зависит от их решения.
Я предложил, и очень надеюсь на рассудительность Амирана. Думаю, Кира будет рада спокойно побыть в обществе близких для неё людей. А и Тахмировы, и Гараевы для неё именно близкие люди.
– Агиров, ты собираешься...
– Я сказал, и мои слова не будут расходиться с делом. Тем более, что насколько я знаю, у твоего сына скоро ещё один курс лечения. Думаю, Кира себе места не найдет, как он там и как справляется. Так может мы, и будем вести себя, как родственники? – предлагаю открытым текстом. – Наведаетесь в гости дня через три-четыре, навестите сестру, мальчишку привезёте.
– В гости? Агировы же никого не пускают на свою территорию. В гостях у своего побратима, о чем ты в прошлый раз напоминал, наш отец ни разу не был.– Уточняет Амиран.
– Я не мой отец. – Развожу руками. – А жена гостям будет рада. Только предупреждаю, могут быть ещё и Гараевы. У Киры там тоже семья, люди простые, но очень достойные. И ещё одна подружка. Мдаа...
– А что не так с подружкой? – спрашивает Амиран, но по общей расслабленности я понимаю, что мое предложение принято.
Осталось только выдержать подобный же разговор со второй семьёй.
– У Киры две подруги. Одна – Зарина Гараева, вторая – некая Оксана, медик, обещает применить скальпель к моим яйцам, если я обижу Киру.
После пары секунд молчания мы все трое заржали.
– Слушай, а мне она уже нравится! – улыбаясь, заявляет Тайгир. – Прям чувствую родственную душу.
Разошлись мы, договорившись о звонке, и визите всех Тахмировых к нам с Кирой на днях. Также Тайгир обещал решить вопрос с гинекологом. По иронии судьбы, он оказался дружен с той самой врачихой, к которой я привёз Киру после нашей ночи. Сейчас эта Алина Андреевна и вела беременность Киры. Прямо здесь и сейчас Тайгир и договорился о визите на послезавтра.
Уезжая, Амиран очень внимательно посмотрел на меня и тихо, но очень серьезно пообещал, что сейчас они уедут. Но если, он заподозрит, что я девочку принуждаю и продолжаю шантажировать, то он найдет способ избавиться от меня так, чтобы моя жена особо не волновалась. И что мы, мол, хоть теперь и родня, но он родня со стороны жены, то есть тот самый геморрой, который портит жизнь любому женатому мужику.
Вернувшись в дом, я постоял немного возле её двери. Закрытой для меня. Проворочавшись пару часов, я уселся на пол у стены в углу. Со стороны спальни Киры это место выглядело, как обычная стенная панель, со стороны моей комнаты – это была межкомнатная дверь. Мне нужно всего лишь повернуть ручку, и я смогу пройти к ней. Посмотреть, как спит, не холодно ли...
До утра я просидел облокотившись на стену. А утром нужно было доехать до деда, и до Гараевых. По приезду к деду первым делом я пошёл к Князю. Пёс встретил меня рычанием.
– И что? Даже не встанешь? Так и будешь задницей ко мне лежать и рычать? – говорю собаке, понимая, что сейчас я его расшевелю. – А я-то старался, вон у Киры рубашку спёр!
Подсовываю сквозь прутья решётки блузку, в которой вчера была Кира. Князь подошёл и осторожно принюхиваясь, продолжал буравить меня взглядом.
– Жива твоя хозяйка, мелкого нам вынашивает. Как только смогу, привезу. – Пёс схватил рубашку и потащил к себе в будку.
Иду в дом, и застаю деда за телефонным разговором.
– Да нет, я-то понимаю. – Говорил кому-то дед. – Да молодой ещё, за всё переживает, перестраховывается! Конечно, скажу. Да, дорогой, здоровья!
Деду пришлось рассказать всё подробно. Какая-то девица несколько раз пыталась подсунуть то чай, то кофе.
– А где Тамия? – спросил у деда.
– На кухне. А это какая-то дальняя родственница твоей матери, прислали, чтоб ухаживала. К матери подымешься? – спрашивает дед.
Молча иду в женское крыло. В доме деда это деление дома условно, но всё же есть. Мать выглядит ужасно. Но при новости, что Тахмировы Киру признали, как сестру и ввели официально в семью, она начала улыбаться.
– А что... Что с беременностью? – спрашивает, замявшись.
– Сам завтра узнаю, но Амиран говорит, что всё не очень хорошо. Но уже шевелится, точнее пинается.– Отвечаю ей.
– Она тебе позволила? – радостно удивляется мать.
– Нет. Сам урвал. Кира не позволяет к себе прикасаться, и даже фамилию мою ребёнку давать не хотела. – Мать закусывает губу и отваривается к стене.
– Попроси её приехать ко мне...
– Каким образом? Она не хочет иметь с нами ничего общего. И её сложно осудить за это.– Говорю, как есть.
– Сабир, ты же видишь в каком я состоянии, и как бы не пыталась меня обнадежить врач, я не верю, что долго протяну. Да и это не жизнь. Мне нужно успеть поговорить с твоей женой. В просьбе умирающему не отказывают. – Просит она прерывающимся голосом.
– Я передам, но настаивать не стану и давить на жену не стану. – Предупреждаю её я.
Жена почти не выходит из комнаты и кажется, что она бледная и невыспавшаяся. На следующий день я везу её к врачу. И выслушиваю от той такую тираду, что ощущаю, словно меня кнутом отходили. Каждое слово, как удар. Когда она, как огнем по открытой ране, говорила про состояние Киры.
И мне хотелось её придушить, заткнуть эту женщину, которая вдруг произносила мне те самые слова, которые и я говорил себе. Но сомневаться во мне имела право только моя жена. Видно что-то такое отразилось на моем лице, потому что Кира кинулась между нами. Её испуганный голос и мое имя, которое она впервые произнесла с того вечера, меня мгновенно отрезвляют.
Я выхожу из кабинета, только потому, что она попросила. Страшнее всего были те слова, которые я услышал сидя под дверью кабинета. Слова о том, что говоря о состоянии Киры, врачиха не преувеличивала, чтобы напугать меня.
Слова о стационаре я воспринял, как обязательные к исполнению. Если другого выхода не будет, я поселюсь с ней в этом центре, выкуплю палату. Всё что нужно!
Этой ночью я всё-таки прошёл к ней. Окна закрыты, в комнате очень душно, сама Кира лежит, скрючившись, одета в толстые шмотки с кучей застёжек. Мне показалось, что даже живот как-то меньше выглядит. Осторожно протягиваю руку и понимаю, что это штаны, застегнутые на десяток крупных пуговиц, как на джинсах, её перетягивают.
Что? В чем дело, зачем? Я не понимаю вообще ничего, пытаюсь вглядеться в её лицо и замечаю блеск фольги. Приподнимаю край подушки. В руке Киры сжат блистер с хорошо известным мне названием.
Какого хрена? Зачем? Я всё готов ради неё сделать только скажи, намекни просто. А она спит с этой дрянью! Да не дай бог каким-нибудь образом эта отрава попадет в пищу или в воду!
Кира просыпается от моего вопроса, и я вижу, что тот срыв, о котором говорила врач, вот он. Наступил. После её слов о том, что это её единственная защита, я окидываю комнату другим взглядом. У двери какие-то городушки. Но при попытке открыть комнату грохот будет стоять такой, что мертвого подымет. Окно закрыто, видимо, чтобы в него не пролезли. Сама так одета, чтобы выиграть время, если нападут.
– Чего ты боишься? Кто тебя может обидеть в нашем доме? – рычу на неё, не от злости даже, а от собственного бессилия и страха.
Моя жена, чего-то боится, боится настолько, что не выходит из комнаты, не открывает окна и ждёт нападения каждую минуту. Но настолько мне не верит и не доверяет, что мне этого не говорит. Её защита, это вот эти гребанные таблетки. Таблетки! А не я!
– Кто? Ты издеваешься? – смотрит она на меня так, словно я действительно над ней насмехаюсь. – Люди, которые мне с первого дня угрожают изнасилованием, которые решали "нагнуть" ли меня прям в том кабинете, где нашли или сначала тебе показать, которые вытащили меня в чём была из этого дома и отвезли в притон, демонстративно ходят под окнами и вокруг дома, а ты меня спрашиваешь чего я боюсь? Я каждую минуту жду, что они ворвутся в эту комнату! Судя по их довольным рожам, ты прекрасно в курсе их планов и действий.
– Чего? Ты почему молчала про это всё? – рычу, чувствуя, как глаза застилает кровавой пеленой.
Какой же с@ка дебил! Долбо@б конченный! Даже ни разу не уточнил, а кто отвозил Киру. Понятно, что мать и по её приказу, но кто! Тупорылый муд@к!
– А ты не знал? Или думал я сама туда поехала? От радости не успев обуться? – не верит, ни единому слову не верит, ну, вот как можно быть таким идиотом.
– Кира, почему ты раньше ничего не сказала, о том, что они планировали сделать? Что не просто схватили и притащили ко мне? – прекрасно понимаю, о ком идёт речь. – Я клянусь тебе, богом, кровью, чем скажешь, я не знал!
– И того что твои охранники потом приходили в клуб Амирана и искали меня там, очень настойчиво расспрашивая обо мне и где меня можно найти, тоже не знаешь? Тебе рассказать с какой целью я им понадобилась, или сам догадаешься? – выпаливает она, вижу слёзы застывшие в её глазах, чувствую тот страх который она переживала с того момента, как увидела этих двух возле крыльца и не выдерживаю, притягиваю её к себе. – Пусти!
Она пытается вырваться, слёзы проливаются градом по щекам, маленькие кулачки лупят меня по плечам и спине. А я только крепче её прижимаю. Пускай. Пусть бьёт, ей сейчас это важнее и нужнее всех слов на свете. Потихоньку она успокаивается, только редкие всхлипы раздаются в тишине.
– Шрам откуда? – спрашиваю её про тонкую полоску, почти у самых волос, которую заметил ещё на росписи.
– Слишком медленно садилась в машину. – Отвечает она.
Подхватываю её на руки и несу в свою комнату, где моя жена должна была быть ещё в ноябре! Просто рву на ней все эти тряпки, пуговицы летят в разные стороны.
– Что ты делаешь? – от удивления она даже всхлипывать перестаёт.
– Прекращаю твои издевательства над собой и нашим ребёнком. Снимай эти обрывки. И бельё тоже! – отвечаю ей.
– Ззачем? – вытараскивает она глаза. Не понимает, что происходит, но хоть не испугалась.
– Кирра, не зли! – достаю из шкафа свою футболку, которая ей с успехом заменяет ночную рубашку, и одеваю на неё. Укладываю её в свою постель, а сам задвигаю тяжёлый комод так, чтобы он полностью перекрывал межкомнатную дверь.
– Эта дверь открывается только из этой комнаты, но чтоб тебе было спокойнее, пусть будет так. – Поясняю свои действия, все никак не перестающей удивляться жене и достаю телефон. – Влад, бери десяток парней из особых и бегом сюда, пятерых ставишь под окно моей комнаты, с остальными в дом.
Ставлю Влада с парнями и приказываю, чтобы близко к комнате никто не подходил, все, что попросит Кира, чтобы тут же приносили. Мало ли, воды понадобиться. Сам иду в общежитие бойцов.
– Шасим где? – спрашиваю первого попавшегося.
– В зале. – Отвечают мне.
Отлично. Замечательное место, чтобы порвать осмелившегося раззявить пасть на моё муд@ка. В зале Шасим не один, с ним его вечный приятель и напарник, который был с ним и в том офисе. В углу лупит грушу Измаил. Мне всё равно, у меня другая цель.
Эти двое понимают, зачем я пришёл, без всяких слов. Напарник Шасима попытался прорваться мимо меня, мой кулак настигает его, прилетев ему в висок. От силы удара его заносит и, не устояв на ногах, он падает на собранную кем-то штангу. Громкий хруст лучше слов говорит о том, что он уже никуда не убежит.
Шасим такой глупости на делает, стоит и ухмыляется, сжимая в руке ствол. Вскинуть руку он не успевает. Я выламываю её в обратную сторону. Но даже воя от боли, Шасим пытается сопротивляться. В его ладонь из рукава скользит нож, который я выбиваю ударом ноги. И придавив пальцы к полу, ударом второй ноги, ломаю ему и вторую руку.
– Это за то, что осмелился протянуть руки к моей жене! – говорю ему холодно, хотя в душе бушует желание превратить его в фарш.
– Жене. – Смеётся он. – Интересно, носился бы ты с ней так, если бы мы её отымели в том кабинете, где нашли, а не потащили бы к тебе?
– Открою тебе тайну. – Говорю ему после двух ударов в лицо. – В тот вечер, я пошел вас искать и не дошел буквально десятка шагов до того кабинета, когда открылась дверь, и вы направились в кабинет крысятника. Реши вы напасть на Киру, я услышал бы шум борьбы. И вся разница в этих двух сценариях заключается в том, что вы бы сдохли там и тогда, а не сейчас. А жену мне пришлось бы нести до раковины на руках.
После этого я несколько раз пнул тварь упавшую на колени, еще, когда я ему сломал первую руку. Хруст его рёбер был музыкой для моих ушей.
– Я предупреждал, что порву пасть любому, кто осмелится раззявить рот на моё? – я зажал половину его лица одной рукой, а второй разжал челюсть, которую он пытался удержать на месте.
Перехватив руками верхнюю и нижнюю челюсть, я просто вырвал ему нижнюю челюсть. Скулящий, просто скулящий кусок мяса с переломанными костями. Подняв его же ствол, выстрелил в залитый кровью лоб.
– Убрать это дерьмо. И так, чтобы жена даже при всей её внимательности ничего не заметила. – Кинул тем, кто столпился в дверях.
Сожаления, кстати, на лицах не увидел. Шасима и его дружка не любили среди бойцов, но на грязную работу они годились.
– А ты уже закончил? – спрашивает за моей спиной Измаил.
– А есть ещё с кем? – смотрю на него, пытаясь понять он к этой истории, каким боком.
– Я искал твою жену в клубе Тахмировых примерно неделю спустя после ее исчезновения. – Вдруг выдает он.
– Что? – спрашиваю тихо, но готов убивать.
– Подслушал разговор этих... – презрительно кивнул в сторону двух трупов Измаил. – А у меня достаточная сумма скопилась, думал даже выкупить и отвезти к своим. Мать и сестра живут одни, воспитывают моего племянника. Там бы она залечила раны и то, что пережила за ту неделю, как я думал.
– Зачем? – спрашиваю у него, пытаясь понять это желание у постороннего Кире мужика.
– Потому что это подло и мерзко! Если стала не нужна, просто отсели, или расстанься! А не вот эта мерзость! – говорит зло, откровенно и своего неприятия не скрывает. – Большей дури, чем обвинить эту девушку в измене и придумать сложно. Она всё время, без преувеличения, или с тобой была или при охране, дом, работа, рынок, чтобы купить продуктов для того, чтобы тебе же пожрать приготовить. Никаких странных исчезновений, никаких примерок платьев не выходя по два часа из примерочной, никаких странных процедур, когда по три часа нельзя заходить в кабинет, где находится охраняемая.
– И ты, значит, решил восстановить справедливость? – спрашиваю его.
– А я не прав? – дерзко отвечает.
– Не прав. Во всём не прав. Вот с этими словами, нужно было ко мне подойти сразу. – На самом деле жалею, что он не сделал этого. – Как только услышал разговор этих двух гонд@нов, нужно было бежать ко мне. Но... Спасибо, что сейчас не промолчал.
Возвращаюсь в дом, отпускаю охрану, Влад внимательно смотрит на мои руки и одежду, но вопросов не задаёт. Душ принимаю внизу, в тренажёрном зале, чтобы не пугать жену. Прежде чем войти в комнату, предупреждаю, что это я. Ложусь за её спиной и прижимаю к себе.
– Теперь я твоя таблетка. – Шепчу ей.
– На тебя тоже разовьётся аллергия? – сонно язвит Кира.
– Нет, я твоя защита на все случаи жизни. – Шепчу, целуя в висок. – И ты зря думала на Измаила, он собирался тебя выкупить и спрятать от скота-мужа у своих, Кира. Вокруг тебя очень много хороших людей, моя солнечная.
– А ... – она хочет спросить, и я понимаю о чём.
– Не переживай, больше они тебя никогда не побеспокоят. – Отвечаю на невысказанный вопрос.
– Ты их отослал? – разворачивается и смотрит на меня, но замечает мои кулаки с темными из-за содранной кожи костяшками. – Далеко?
– Глубоко. Так глубоко, что никогда не выберутся! – заверяю её.
– Надо лёд приложить, – говорит она.
– Обойдусь. Спи, моё солнце. Теперь ничто и никто не потревожит твой сон.
