Текст книги "Цена твоего прощения (СИ)"
Автор книги: Дина Сдобберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Закономерный итог не заставил себя ждать. Некоторым правила жать стали. Крысы оскалиться решили. Ну-ну.
Я обещал Кире, что сегодня точно едем за шмотьём, и больше она меня не отговорит. Снег уже лег, а у неё в шкафу вещей, по пальцам пересчитать. Но один звонок с сообщением, что трое бойцов ранены, и один уже не жилец, резко перечеркивают планы. Скотов уже вычислили и надо только додавить. И я должен там быть, показать, что бывает, когда твари забываются и напомнить, кто держит этот город за жабры.
Что делает любая баба из тех, что пачками пытались повиснуть на моей шее, точнее на кошельке, на всех этих "вечерах", если ей пообещали шопинг и отменяют его из-за дел? Правильно, обиды, сопли, слюни и упрёки. Что делает моя жена? Просто молча, не обращая внимания на то, что ответил ей гораздо грубее, чем собирался, подходит и обнимает.
– У нас проблемы? – вот и всё.
Моя девочка. Чистая, нежная, одним вопросом озверевшего мужа мурчать заставляет. От неё отрываюсь через силу, еле-еле заставляю уйти, о делах вспомнить.
Машины выезжают с парковки, и на повороте, я чисто случайно поднимаю голову вверх, где я знаю находиться окно моего кабинета. И как удар поддых, её фигурка в окне. Провожает, волнуется. Ну, моя же! Моя.
Часа через четыре на телефон приходят несколько сообщений. Понятно, Кира и покупки, вещи не совместимые. Приеду, посмотрю, чего она там купила на эти копейки. Следом падают ещё несколько оповещений, смотрю, названия знакомые, значит, по дороге домой за продуктами заехала.
Мысли о жене настраивают на миролюбивый лад, поэтому уродов кончают быстро. И так завтра город всколыхнет волна сплетен и пересудов. Меня никто в открытую не посмеет обвинить, но урок надолго людям память освежит, заставит вспомнить давние страхи. Все должны уяснить и помнить, что на мое покушаться нельзя, если не хотят кишками наружу светить. Особенно сейчас, когда у меня появилось нечто очень дорогое и хрупкое!
Домой возвращаюсь хорошо за полночь. На территории сталкиваюсь с Измаилом, надёжный парень, проверенный. Поэтому его на охрану Киры и поставил. Явно меня ждёт.
– Что случилось? – сразу хочу суть проблемы услышать.
– С вашей женой за покупками ходил. Сопровождал. На неё Рубина Багоева с подругами налетела. – От этой фразы я похолодел, но уже следующие фразы доклада, хоть и не сильно, но успокоили.
Кто бы сомневался, что капризная, избалованная с@ка, не упустит шанса плеснуть грязью. Пользуется давним отношением нашей семьи к своему отцу и тем, что я с бабами никогда разборок не веду. Но зря надеется, что я проигнорю её нападки на Киру. Скинул деду сообщение, он в семье старший, может и посетовать, что ай-яй-яй, как нехорошо, некрасиво и просто невоспитанно.
И придётся девке собственной злобой давиться и улыбаться. И ведь знает, что мне даже приглашения не пришлют, максимум телефонным звонком отделаюсь, а всё равно постаралась кипятка плеснуть, намекнуть на мужские развлечения, от которых девушек из "достойных семей" подальше держат.
В дом захожу, стараясь не шуметь, только бестолку. Кира не спит, встречает у порога. Смотрю на часы, почти полвторого ночи. Но от её "тебя ждала" всё сразу становится не важным, проблемы, разборки, возомнившие о себе курицы.
Ловлю её в объятья и понимаю, что всё, вот он мой предел. Надо девочку отпускать. Сейчас. Пусть в свою комнату идёт, но от меня подальше, иначе не сдержусь. Не смогу больше. Только обижать её не хочется, хочу, чтобы поняла, почему решил на расстоянии держаться.
Честно говорю, признаюсь как на духу. А мне в ответ, что больше и не надо. Вот только поужинаю и можно не сдерживаться. Серьёзно она это? Или издевается? Какой ещё ужин?
На руки её подхватываю, самую ценную мою добычу, и как дракон тащу драгоценность в логово. До порога её комнаты, в которой мы теперь спим, я ещё способен помнить, что нельзя напугать, нельзя ещё раз обидеть, боль причинить, аккуратно нужно, осторожно.
Но стоило опустить свою ношу на постель и мозги вырубились. Совсем. Как разделся, сам не помню, как рвал на ней одежду, всплывает обрывками. Чуть действительно её не сожрал заживо. Помню только мягкое тепло её кожи под своими губами, как мои руки жадно обследовали это тело, запоминая удовольствие от того, как она выгибается. Не вспомню, что в башке перемкнуло, но в ушах стоит её стон в мои губы, от того, что во время поцелуя, я массирую её голову. Знаю ведь, что ей это нравится.
– Больно? – выдыхаю вопрос в широко распахнутые глаза.
– Нет, совсем нет. Просто... Просто много там... Давит. – Дыхание сбито, лицо пылает, глаза отливают ведьминской зеленью, волосы водопадом по подушкам.
Ничего охренительней этой картины не видел, и представить не могу. Моя, до капли, до вздоха, жизнь твою забрал, тело твое дождался и душу заберу! Не оставлю выбора! Меня любить будешь, сама мне сердце отдашь.
Каждым движением её присваиваю, к себе приучаю. Тону в каре-зелёных омутах, себя не помню, ничего важней искр в этих глазах нет и быть не может. Слушаю её сбившееся дыхание, как музыку, выпиваю её стоны, что пьянят покрепче односолодового вискаря. Чувствую, как напрягается всё её тело в моих руках.
– Сабир... – не понимает, что с ней, не знает, во мне опору ищет. Даже сейчас.
Приподнимаю её бедра, крепче к себе прижимаю, ускоряю темп, словно стараюсь за боем собственного сердца успеть. Запечатываю поцелуем её рот на вскрике, ловлю её дрожь всем своим телом. Сжимаю руками выгнувшееся от удовольствия тело так крепко, что, кажется, сейчас сломаю. Чувствую её коготочки, что царапают спину и затылок, чувствую, как жадно меня стискивает внутри неё, и от этого удовольствие кипятком плещет по позвоночнику, вырывая из глотки звериный рык.
– Кусай, Кирра! Сильнее! – рычу, прижимая её голову к своей груди, и сам впиваюсь зубами в девичье плечо.
С@кааа! Как же вкусно! Как охренительно размазывает судорогой, спазм за спазмом. Кипятком, живым огнем по бёдрам и венам! Ловлю затихающую дрожь её удовольствия своим оргазмом, семенем заливаю её пламя, безумный голод утоляю её кровью. И как сумасшедший начинаю зализывать прокушенную собственными зубами кожу на её плече. У неё кровь идёт, а я совсем крышкой поехал, ни капли упустить не хочу.
Заваливаюсь на спину, укладываю её голову на своей груди, устраиваю её тело поверх своего. Кира приподнимается, рассматривает рану на своем плече и вдруг улыбается, шально и пьяно, и тыкает пальцем в кровоподтёк на месте своего укуса, мою шкуру она прокусить не смогла, и с довольной моськой заявляет.
– Мой!
– Весь твой! – соглашаюсь с ней я, снова целуя её глаза и губы и ловлю её ответные поцелуи.
Глава 26.
Сабир.
Пара месяцев проносится, как один безумный день. Всё ночи и выходные заполнены нашей страстью. И меня всё никак не отпускает мое наваждение, все никак насытиться не могу. Может, потому что себя сдерживаю, не всё себе позволяю, фантазии в узде держу, что-то так навсегда и останется только в мыслях. Потому что даже в страшном сне, не позволю себе подобное предложить жене.
Часто ездим к деду с матерью. Дедов ветеран, кроме как на Князя уже и не откликается. Когда бы мы ни приехали, он уже стоит у решётки и ждёт. Словно издалека приближение Киры чует.
– Пропал пёс, совсем пропал! – шутливо сетует дед, наблюдая, как ветеран собачьих арен, что и противников и псарей рвал только в путь, подпихивает голову Кире под руки, подставляет горло, как только можно показывает, что доверяет.
Как взрослый, матерый пес, словно щенок на пару с моей супругой носятся по сугробам и долго обнимаются перед каждым расставанием.
Дед со смехом рассказывал, как приехав на день рождения Зафара, прямо при подлетевшей Рубине, начал сетовать, что так и так, мол, внук отойти от жены не может. Обхаживает и задабривает разобиженную Рубиной супругу, все капризы выполняет. И про присланную мной после свадьбы простынь не забыл упомянуть, от чего девку перекосило так, что дед испугался, что лицо у гадины сведет, да так и останется.
– Удивительно, здесь девки себя не берегут, рано знать обо всём начинают. – Плюнул ядом Зафар.
– Так на рано о таких вещах знающей девке мой внук и не женился бы. К чему ему супруга, что про супружескую постель не от него узнала? – ответил дед, тот ещё хитрец.
Вроде и слова хозяина вечера повторил, и в тоже время ткнул, что Рубина то, о том, что в постели происходит, прекрасно знает, раз не стесняется посреди магазина об этом говорить.
– Ну, всё дед, ты теперь официально самый нелюбимый гость Багоевых. – смеялся я, когда дед в красках рассказывал, как умыл стерву.
– Да наоборот, зазывают, чуть ли не каждую неделю, скоро отказывать неудобно станет. – поморщился старик.
На работе Кира землю роет, проверяет филиал за филиалом, одну компанию, входящую в холдинг, за другой. Видно, что уже устает девочка. С осени ведь почти не прекращая, копается во всех этих завалах. И такое откапывает, что только диву даёшься наглости некоторых. Они себя бессмертными считают или что? Хотя сдается мне, что это меня за дебила держат, верят, что не узнаю.
Но мне и на крыс похрен, когда начинаю замечать темные круги под глазами, бледность, да и уставать девочка стала сильнее и быстрее. Утром может щебетать птичкой, а уже после обеда еле глаза открытыми держать. Вчера вечером не выдержал, сказал, чтоб даже близко к своим цифрам не подходила.
– Не могу, ты же знаешь, что я веду покупку того химического завода, с которого взрывоопасную смесь поставили для взрыва. – Спорит со мной Кира.
– Что там вести? Всё уже куплено, Влад сегодня за документами поехал, вывезет весь этот архив к нам. Там не торопясь разберём. А ты отдыхай. – Настаиваю я.
Наш спор прерывает телефонный звонок, заставивший меня потеряться на несколько минут. Звонил один из бойцов сопровождения, машина, на которой Влад должен был везти все документы из архива, была взорвана почти перед самой отправкой. Влад в тяжёлом состоянии направлен в реанимацию, и не факт, что довезут. В момент взрыва он был на расстоянии двух шагов от машины.
– Кира, езжай домой и никуда из дома! Поняла? – прошу её после того, как в двух словах сообщил, что случилось и куда я срываюсь.
– Да, как скажешь. – Без споров, без истерик, без идиотских фраз типа "ну есть же охрана", она собирает свои вещи за секунды и идёт вместе со мной из кабинета.
Первым делом проверяют машину, на которой поедет она. Отправляю её с Измаилом, сам лечу в больницу. Сижу в коридоре, жду, когда закончится операция, и мысль, что только бы выжил этот ехидный чертяка, меняется другой.
Кира и в этот раз была права. Значит, был в тех бумагах ответ на мой вопрос.
От операционной передвигаюсь к реанимации. Оперирующий хирург выдал, подойдя ко мне.
– Состояние очень тяжёлое. Но стабильно тяжёлое. – охренеть как обнадежил.
Не успел я открыть рот, чтобы нарычать на врача, чтоб он тогда не рядом со мной стоял, а делал что-нибудь, чему его там учили, чтобы состояние стало лёгким! Чтобы Влад на хрен из этих бинтов выпутался и пошёл на своих двоих! А не лежал, напоминая мумию.
Как заметил идущего по коридору Измаила со свертком в руках. Кира передала, значит, или ночью не спала, или утром встала до рассвета, но приготовила и собрала мне поесть. Сама из дома даже не дёрнулась, понимает, что не просто так дом под усиленную охрану встал, а заботу проявила. Обо мне подумала, поддержала, как смогла, даже так, на расстоянии.
Домой возвращаюсь только на третьи сутки. Не выспавшийся и злой, как чёрт. Может и не хозяйское дело, за каждым бойцом, что на койку больничную попал, лично следить. Только это не просто боец. Это Влад, с которым мы не раз и не два друг друга вытаскивали из-под обстрела. И из плена. И на заданиях вместе глубину жопы, в которую нас кинули, мерили. Влад мне стал тем самым братом, которого не смогла сохранить мать. И мне важно было там быть. И никто этого не понял. Никто кроме Киры, которая просто писала сообщения, не требующие ответа, и присылала свежую одежду и домашнюю еду.
Жена встретила, как всегда, сразу у двери. Каждый раз, когда мы возвращались не вместе, она выходила в коридор, слыша щелчок дверного замка, а я каждый раз, раскрывал для неё объятья. Как и сегодня. Только сегодня я сам нуждался в её тепле и понимании, которого она для меня не жалела, пока я ждал результатов операции и первых дней в реанимации.
– Кир, пойдём спать?– проведенные в полудрёме часы, только, казалось, ещё больше вымотали. – Я так устал, что просто бы вытянуться бревном.
– Главное, что жив. Он живучий и сильный, выкарабкается. А ты поможешь. Мы поможем. И всё будет хорошо. Правда? – мудрая моя девочка, знает, когда промолчать, а когда слово необходимо.
Замираю на мгновение внизу лестницы, наблюдая, как она поднимается, оборачивается, улыбается. И взгляд такой, мягкий, полный тепла и понимания, поддержки. Моя удивительная девочка. Уже сотни таких моментов в сердце, и в каждом ты.
Прижимаю её к себе, как привык за эти месяцы, вдыхаю запах её волос, чувствую её дыхание на своей груди и понимаю, что если со мной что-то случится, если я, как Влад, окажусь на койке в реанимации, мне будет ради кого и ради чего вернуться даже с того света. С этими мыслями я и уснул.
Чтобы проснуться от стона Киры.
– Кира? Ты чего? Что случилось! – она вся белая, лоб в испарине, лежит скрючившись.
У меня сон как водой смыло. С такой скоростью я не подскакивал с кровати и не одевался даже в армии.
– Тошнит... – стонет моя девочка.
Не мешкая, подхватываю её с кровати и несу в ванну, стоило ей только склониться над унитазом, как её начинает выворачивать. Я не знаю, чем помочь, держу волосы, целую затылок, глажу по животу, подсовываю полотенца. А у самого паника. Заболела? Или отравили? Подсунули что? Переутомление? Загнал девчонку! Точно. Там двадцать лет пи@дили и живые, и мертвые, а она одна разгребает! Она умывается, на меня не смотрит.
– Уйди, пожалуйста. – Просит, чуть не плача.
– Не понял? С херов ли я уходить должен? – доходит, как до жирафа, что видимо это из-за того, что тошнота по утрам не самое красивое зрелище. – Кир, если помнишь, мы почти что именно с этого и начали наше знакомство. Детям будем рассказывать, что когда познакомились, папа у мамы рвоту вызывал... Кииир... Кира, а когда у тебя последние женские крови были?
– Ну... – стоит, глазами на меня хлопает и отвечает еле слышным шёпотом. – Перед свадьбой... Я и внимания не обратила, что их нет. Думаешь, мы... Того?
– Сейчас узнаем.
Минут через сорок взмыленный Измаил с бешеными глазами притаскивает из ближайшей аптеки штук восемь разных тестов, и всё-таки выгнав меня из ванной, Кира запирается там минут на пять, которые мне показались вечностью. Удержаться и не вломиться к ней, было с моей стороны просто эталоном терпения и выдержки.
– Кира, что там?– смотрю на бледную мордашку и распахнутые глаза, когда она всё-таки открыла эту чёртову дверь.
Все восемь тестов лежат, аккуратно разложенные на бумажном полотенце, и все дружно мигают двумя сплошными. Смотрю на тесты, смотрю на жену, опять смотрю на эти тесты. Поворачиваюсь к жене. Подхватываю её и кружу, подбрасываю и ловлю. Ой, дебил! Ей же плохо, тошнило только что, а я её трясу со всей дури.
Смотрю на неё и набрасываюсь с поцелуями. Для полного счастья, мне не хватает только одного, трёх банальных слов от собственной жены. Но они будут, точно будут впереди. И тогда... Я не знаю, что будет тогда! Потому что сейчас я понимаю, что значит "за спиной выросли крылья".
– Кира! Ты отдыхай! Приеду, отпразднуем, я быстро заскочу в больницу и к деду с матерью. Повышу им статус. Из дома никуда! Хорошо? – дожидаясь кивка, целую её в мягко улыбающиеся губы и буквально бегу к машине.
Хочу побыстрее закончить все дела и вернуться к своей чернобурке. Интересно, кто у нас будет первым? Пацан или девочка?
В больнице провел буквально десять минут. Расспросил врача и зашёл к Владу. Он всё ещё был без сознания. Но я, наклонившись к самому его уху, прошептал самую важную новость.
– Выкарабкивайся, брат! У меня скоро будет ребёнок, представляешь? Ты первым узнал! Сразу после меня и Киры! – мне показалось, что у Влада дёрнулись ресницы. Но в себя он, к сожалению, не пришёл даже от этой новости.
До дома деда не ехал, а летел. Всё представлял выражение лица деда, когда сообщу, что он скоро станет прадедом. Специально звонить не стал. Забегаю в дом, в гостиной мама сидит, что-то вышивает.
– Ты чего такой радостный? – спрашивает с улыбкой.
– Дед где? – хочу сразу всех собрать.
– Так нет его. Третий день у Багоевых, на этот раз не отвертелся. – Смеётся мама.
– Ну, значит, сам виноват. Ма, ты скоро станешь бабушкой, а я отцом! – выпаливаю и смотрю, как с лица матери буквально стекает радость от встречи и улыбка.
– Ты с чего это взял? – мать задаёт странный вопрос.
– В смысле? Кира беременна! – никак не могу понять, что за странная реакция у матери на эту новость.
– Ты уверен, что она беременна? – продолжает настораживать мать.
– Да! Да в чем, в конце концов, дело? – не выдерживаю происходящих непоняток я.
– Потому что это не может быть твой ребёнок, Сабир. Ты не можешь иметь детей. – Убивает меня мать.
– В смысле? Что за бред? – отказываюсь верить своим ушам я.
– Я всю жизнь скрывала, боялась, что не дай бог, где всплывёт. Ты не знаешь, каким был твой отец. Он просто вычеркнул бы из своей жизни ставшего неполноценным сына! – мать еле сдерживает слёзы. – Ты совсем мелким переболел, опасной для мальчиков болезнью. Температура держалась пять дней. Отец твой дома мог неделями не появляться, и я всё скрыла. Сказала, что обычная простуда. Но... Это был приговор, Сабир. Я поэтому и была против, чтобы тебе невесту по договору искали. Через год-другой родня невесты поставила бы вопрос ребром, и вскрылось бы всё. Я бы и дальше молчала, если бы не эта новость...
Иду к бару по памяти, ослепший и оглохший. Беру вискарь и лью в глотку прям из горла. У меня мир рухнул за минуту. Не слышу, что говорит мать. Не помню, сижу я или стою. Сколько бутылок выпил? Одну? Две? Три? Без разницы.
На кого променяла? Перед кем ноги раздвинула? Собираюсь с силами, поднимаюсь и иду к машине. Посмотреть в эти лживые глаза! Чувствую, что всё вокруг плывёт, как после контузии. Не могу понять, это уже на улице стемнело или у меня в глазах темно. Вроде мать пытается остановить. Нет. Я хочу увидеть эту с@ку! Сам хочу спросить...
– Сабир...
– Явилась, бл@дь! С кем ебл@сь? – хватаю её за плечи и трясу, пытаюсь вытрясти из этой лживой девки всю правду. – Сколько у тебя мужиков за это время было? От кого выродок?
– Сабир! Ты что несёшь? Какие ещё мужики? – пытается отпираться до конца.
– Те, чьего ублюдка ты пытаешься на меня повесить! С@ка! Я детей иметь не могу, стерилен, как мерин! Не ожидала? – убью сейчас, заношу руку, чтобы врезать по этим лживым губам, но вспоминаю, что обещал ей, что не трону, даже если будет виновата. А я не она. Я не лгу. – Убирайся обратно. И сиди дома. Чтобы глаза мои тебя не видели.
– Сабир! Что случилось? Ещё утром все было по-другому. Боги, да кто у меня мог быть, кроме тебя? Сабир, я тебя люблю и никогда бы...
– Заткнись! – те слова, что я так ждал, сейчас как злобная насмешка.
– В конце концов, можно же проверить! – нагло упирается, даже когда ей доказательствами в нос тычут.
– Не х@й проверять! Не испытывай судьбу. Проваливай. – Еле сдерживаюсь, чтобы не придушить дрянь.
– Да что за дичь! Я твоя жена... – всё последняя капля, черту она перешла.
Хватаю её за руку, сдираю плотно сидящее кольцо, обдираю палец в кровь, но мне всё равно. Кольцо летит в сторону сада и похрен мне, что там с ним будет.
– Хочешь продолжения? – мотает головой, сглатывает слезы, разворачивается и бежит назад.
А я делаю несколько шагов назад и сажусь на ступеньки крыльца. Сердцу больно, душу рвёт на клочки. Мать что-то говорит, тянет куда-то. Как в детстве послушно иду за ней. В себя прихожу только на третий день, мать, молча, кладет передо мной комплект ключей от дома.
– Твоя жена сбежала. Видно, когда не получилось, ушла к своему любовнику.
Со всей силы кулак летит в стену, и мне даже не важно. Это хрустят деревянные панели, которыми оббит весь дом, или кости моей руки.
Глава 27.
Кира.
Домой возвращаюсь ни жива, ни мертва. Я весь день готовила и пыталась восстановить документы, чем занималась уже три дня, с момента, как стало известно о взрыве. Когда и поздним вечером Сабир не вернулся, поехала сама домой к его семье, боясь, что я просто не знаю, что ещё успело случиться за это время.
Но реальность была страшнее самого лютого кошмара. Кто этот зверь? Что за бред про бесплодие и мои якобы измены? Несправедливые обвинения жгли калёным железом.
Дома моих сил хватило только доползти до дивана и, уткнувшись в подушку, разрыдаться. Даже палец не забинтовала, и теперь пачкала кровью диванную подушку. Свет я не включала, ревела до тех пор, пока не начала заикаться. Щелчок дверного замка почему-то напугал. Но ещё страшнее стало, когда в комнату вошла Дамира, а за её спиной маячили уже знакомые мне Шасим и его дружок, которые даже не скрывали мерзких, сальных усмешек.
– Шлюха не будет жить в доме моего сына, и пачкать имя моей семьи. – Выплевывала в мою сторону Дамира. – Поедешь туда, где тебе место. А своему сыну я найду приличную девушку, а не ту, что будет раздвигать ноги перед чужими мужиками.
– Вы же знаете, что это не правда! Это легко проверить! – кричу ей я, в панике, потому что понимаю, что ничего хорошего меня не ждёт и защититься мне нечем. Ни себя, не своего малыша.
– И так всё ясно. В машину. – Шасим хватает так, что, кажется, рука сейчас оторвётся, в машину я буквально влетаю, больно ударяясь головой.
Всю дорогу Дамира молчит. Мы приезжаем на закрытую площадку. Трехэтажное здание, два одноэтажных в стороне, высокий забор. Охрана, дорогие машины и куча девиц, чей вид не допускает сомнений, куда меня привезли.
Встречает нас двое мужчин. Несмотря на небольшую разницу в возрасте очень похожих между собой.
– Это теперь твой дом и твое место работы, там, где и место таким, как ты, а не в приличном доме. – Шипит при всех Дамира. – Забирайте эту бл@дь. Хотите под клиентов отправляйте, хотите на торги выставляйте. Она моему сыну не жена.
– Дамира! – пытаюсь достучаться до неё. – Вы понимаете на что обрекаете моего ребёнка? Это же смерть, вы...
– Меня не волнует судьба этого ублюдка и такой шлюхи, как ты! – выдает с брезгливостью, и я понимаю то, что так долго не хотела замечать.
Ничего не было, Кира. Ничего. Ты всё себе сама придумала. Свадьба? Свадьба, на которой тебя даже не было. Разве кому-то тебя представили, как жену. Кому-то из своего круга? Из тех, чье мнение значимо? В тебя поиграли, а когда наигрались, выкинули на помойку. А нет, в бордель. Где ты сдохнешь. Если повезёт, то сразу от кровотечения при первом изнасиловании. Если нет...
Не зря Шасим довольно протянул, выдергивая меня из машины, что "скоро встретимся, мышка". Агировым всё равно, правда или ложь, и даже жизнь ребёнка их не волнует. Они нас приговорили. К самой мерзкой смерти, которую только можно придумать. Интересно, а я первая такая "жена" у Агирова?
– Дамира!– говорю так громко и твердо, как только могу, и она оборачивается на звук моего голоса, хотя уже почти дошла до машины. – Вы знаете, что все ваши обвинения, ложь от первого и до последнего слова! Но, тем не менее, обрекаете и меня и моего ребёнка. Ребёнка от вашего сына. Я всех богов прошу о справедливости и проклинаю вас. Чтоб ты точно также, день за днём, была беспомощна и гнила заживо! Я сказала, вы услышали.
На мгновение мне показалось, что Дамира дёрнулась в мою сторону и побледнела, но лишь показалось. Она надменно мне улыбнулась, садясь в машину. Один из мужчин, что нас встречали, старший по возрасту, сказал второму.
– Отведи в административный корпус, пусть осмотрят.
" Боги, просто дайте мне и ребёнку спокойно умереть, не проходя через всю эту грязь". Моя единственная молитва, с которой я шла к дальнему одноэтажному зданию.